вы люди взрослые и понимаете...

Не могу сказать, что замполит нашего корабля страдал слабостью лексического запаса, но многие свои беседы он косноязычно начинал словами: «Вы люди взрослые и понимаете...». Далее, уже не косноязычно, могло следовать что угодно, в зависимости от темы беседы.

Эти вступительные замполитовские слова в масштабе корабля стали крылатыми. Например, когда в кубрике появлялось, только что прибывшее пополнение из учебного отряда, кто-нибудь из старослужащих мог сказать: « Вы люди взрослые и понимаете, что коек не хватает, и первый год службы придется спать на рундуках, а мы будем спать на койках». Салажата, конечно, не могли оценить юмор, иронию и сарказм этой фразы, поскольку не знали еще замполита, но других старослужащих это веселило.

Развлекались мы такими шутками в 68-ом году, когда я служил срочную и
был матросом противолодочного корабля.

Однажды стоял у трапа командиром вахтенного поста. В мои обязанности входило не спать и прикладывать кончики вытянутых пальцев к бескозырке, приветствуя покидающих корабль или заходящих по трапу на борт офицеров. Эта временная должность и называется «командир вахтенного поста». Мне до сих пор не понятно, почему «командир» и как можно командовать постом - небольшой площадью верхней палубы.

Мы были ошвартованы кормой к причалу в устье Ингула, который, сливаясь вскоре с Южным Бугом, уже совместно с ним тащит воду вначале в лиман, а затем и в Черное море.

Был март. Ингул совсем озверел, совместив во времени ледоход и половодье. Обычно медленное его течение превратилось в ревущий грязный поток, покрытый льдинами. С шумом сталкиваясь, наползая одна на другую, ломаясь, они неслись к Южному Бугу. Попадались льдины размером с волейбольную площадку и, иногда, на них были видны обрывки зимних дорог -две колеи, наезженные машинами зимой по льду. Корабль слегка вздрагивал, когда по корпусу ударяла особенно большая или набравшая уж очень большую скорость льдина. Дул шквальный ветер, шел снег с дождем. Мой овчинный тулуп плохо спасал от пронизывающего ветра.
   
Ниже по течению метрах в шестидесяти, тоже ошвартованный кормой к причалу, стоял другой  противолодочный. Корабли были совершенными двойниками и отличались только бортовыми номерами. Между ними ничего не было, кроме беснующихся воды и льда. Здесь почему-то особенно сильно разгулялась стихия. Часть несущихся по основному руслу льдин загягивало в пространство между кораблями, и они образовывали сумасшедшую карусель, совершая круговое движение. Какие-то из них, завершив круг, уходили снова в основной поток, продолжая целеустремленное движение к Бугу, а какие-то задерживались и совершали второй, третий, четвертый короткие круги от борта одного корабля до другого. Здесь скорость движения льда была даже больше, чем в основном потоке, поэтому они особенно яростно сталкивались и крошились.

Мне было немного холодно, но скучно не было. Я с удовольствием наблюдал за этой вакханалией.

С корабля-близнеца на причал сошла команда матросов во главе с мичманом. Все в оранжевых спасательных жилетах. «Куда это интересно?» - подумал я. Звякнула корабельная рында, отбив десять часов, тридцать минут.

Вскоре из-за носа соседнего противолодочного появился крохотный тихоходный катерок, могущий вместить, ну самое большое, человек восемь, а в нем та самая группа в спасательных жилетах.

Стало интересно: узнаю я, что их позвало в это ледяное месиво или отдам тулуп сменщику и пойду греться в кубрик. Посмотрел на часы. Десять, сорок пять - до теплого кубрика пятнадцать минут.

Катерок начал пробираться от носа корабля к бочке - стальному цилиндру диаметром метра три и высотой метра полтора. Цилиндр плавает на поверхности, как поплавок, и надежно, надолго, на всю жизнь закреплен стальным тросом на дне реки. А сверху на нем специальное кольцо, чтоб корабли к нему привязывались. Фиксируются, а по нашему, швартуются, корабли с помощью этой бочки. Два капроновых каната (швартовы называются) на две бочки, а еще два на причал - один из вариантов швартовки.

Лавируя между льдинами, сталкиваясь с ними, катерок медленно, но настойчиво, против потока льда продвигался к стойко переносящему удары льда ржавому стальному цилиндру, озабоченно урча слабеньким дизельком.

Стало понятно, что хотят ребята. Дежурный по кораблю-близнецу, видимо, решил подстраховаться и завести дополнительный швартов конец на пустующую бочку. Дежурного офицера не видно, но он, конечно, наблюдает за катером через иллюминаторы ходовой рубки. В подтверждение моей догадки по корабельной трансляции близнеца прозвучало: « Баковым на бак. По местам стоять. Правый носовой дополнительный швартов заводить».

Катерок подошел вплотную к бочке и, связавшись фалом , они стали совместно раскачиваться и содрогаться от ударов льда.

С бака близнеца другой мичман с помощью простенького устройства запустил в сторону катера и бочки специальную ракету. Та пролетела много выше катера и шлепнулась в воду метрах в пятидесяти от него, а на катер лег линь - тонкий капроновый шпагат, который тащила за собой ракета, разматывая катушку в руках мичмана на баке. За линь моряки в катере потянули к себе фал - веревку толщиной в мизинец, а с помощью фала вытащили и сам швартов конец - капроновый трос толщиной в руку.

Один из матросов взял оган (петлю) швартова конца, перепрыгнул на бочку и наклонился, чтобы закрепить оган на кольце. Тут льдина средних размеров ударила по бочке. Моряк не устоял на сильно наклоненной поверхности и свалился в воду.
Боже, как он закричал. Наверное, это и называется «предсмертный крик». Как потом выяснилось, парень был эвен, вырос на севере и почти не умел плавать.

Чтобы оранжевый резиновый жилет стал спасательным, его надо надуть с помощью рта и легких. Не надутый - это кусок резины, тянущий человека на дно. У всей катерной команды жилеты оказались не надуты. Дежурному офицеру, видимо, в голову не могло прийти, что его приказ «надеть спасательные жилеты» выполнен формально.

Парня стремительно затянуло в круговерть между кораблями, и он стал приближаться к борту своего корабля, беспомощно барахтаясь и продолжая кричать. На корабле-близнице раздался сигнал «человек за бортом», следом на верхнюю палубу высыпали люди. В воду и на льдины полетели десятки спасательных кругов. Ни один не помог. Они падали между льдинами и, даже умеющему плавать человеку, было бы трудно до них добраться. Некоторые попали на лед. При попытке дотянуться до одного такого льдина перевернулась, а круг ускользнул. Да и видел-то парень всего два или три круга. Видеть мешали страх, холод и лед. Его протянуло метрах в пяти вдоль борта родного корабля, затем завернуло и понесло к нашему.

У нас на верхней палубе, кроме меня, никого не было. Только тут я пришел в себя. Метнулся к тангенте и дал сигнал «человек за бортом» - секунд десять
на это потратил. Затем рванулся снова к фальшборту, по пути сорвав спасательный круг. Когда опять увидел тонущего, он был метрах в пяти от нашего борта, но далеко от меня, намного ближе к носу, где-то посередине длины корабля. Я побежал по верхней палубе, пытаясь догнать его и бросить круг. На шкафуте столкнулся с нашим дежурным офицером. Он вышел выяснять чего это я даю сигнал «человек за бортом». «Товарищ старший лейтенант, человек тонет» - указал я рукой на тонущего. «Вы пост бросили...» - начал отчитывать старлей, но быстро сообразил, что не время сейчас. Посмотрел куда я показываю, увидел матроса, развернулся и помчался в рубку дежурного. Секунд через двадцать раздался повторный сигнал «человек за бортом», затем сигнал «аврал» и команда голосом по трансляции: «Аврал. Человек за бортом. Ютовым на ют. Баковым на бак. По местам стоять. Шлюпку левого борта на воду спускать. Главному боцману прибыть в рубку дежурного по кораблю. Личному составу форма одежды - рабочее платье, бушлат, спасательный жилет».

Я продолжал бежать вдоль корабля со спасательным кругом, пытаясь догнать уносимого водой матроса, но ничего полезного так и не сделал. На бегу скинул тулуп и, когда достиг места, откуда можно попытаться добросить круг, выяснилось, что мне еще надо секунд десять - фал круга намотался на штык-нож висящий у меня на поясе под тулупом. Эти десять секунд сделали бессмысленным бросание - далеко уже. Парня стало относить от нашего корабля и вновь приближать к борту корабля-близнеца.

Мичман в катере одним движением руки отвязался от бочки, сам встал за штурвал и принялся, явно превышая допустимые обороты дизеля, приближаться к своему тонущему подчиненному. Ох, и скверно же у него это получилось!
   
Катер носом смотрел в сторону от происходящих событий. Значит, прежде чем выйти на курс к событиям, надо обогнуть бочку. Как только завершился полукруг вокруг бочки, на винт намотался капроновый швартов конец, не закрепленный попавшим в беду матросом на кольце. Конец плавал между льдинами и, даже в спокойной обстановке, трудно было бы его заметить.

Дизель взревел, бросая катер вперед к тонущему, а швартов, наматываясь на винт, как на лебедку, стал подтягивать катер за корму к кораблю. Чем больше газовал мичман, не понимая что происходит, тем стремительней удалялся от нуждающегося в помощи матроса и приближался к носу своего корабля. Кончилось тем, что швартов принял почти вертикальное положение, слегка приподняв корму катера, а дизель заглох, не справившись с громадным клубком капрона на винте.

Матрос снова оказался у борта своего корабля. На этот раз круги не полетели - они просто кончились, - а полетел «аварийный лес». Это такой деревянный брус, служащий для заделки пробоин в борту корабля в боевых условиях. Один длиной метра три шлепнулся совсем рядом и мог очень легко разбить матросу голову, но он упал одним концом на одну льдину, другим на другую. И не на краешки, а хорошенько оперся, перекрыв льдины своими концами. Средняя часть, та, что над водой, а не на льдинах, оказалась прямо перед лицом моряка. У того хватило бодрости закинуть вначале руку, потом другую на брус. Повиснув, как лягушка-путешественница, на прутике, он продолжил свое дрейфующее плавание.

 Его снова стало относить от борта корабля-близнеца и приближать к нашему. Повторялся тот же, только что пройденный круговой маршрут. Прежде чем оказаться вблизи нашего корабля, он должен был пройти недалеко от причала. Там уже были люди с длинными баграми, но как ни пытались зацепить его за «спасательный» жилет, тянущий его на дно, ничего не вышло - длины багров немного не хватало.

Дрейф снова пошел вдоль нашего корабля. Теперь с нашей верхней палубы полетели десятки пенопластовых спасательных кругов и капроновых фалов. Многие упали рядом, но матрос не решался оставить свой прутик-брус и попытаться дотянуться до круга или фала. Багры здесь помочь не могли - борт слишком высок.

Парень пошел на третий круг, снова к своему кораблю. Льдины, державшие концы бруса, стали расходиться и разошлись. Брус вначале встал вертикально, затем погрузился полностью в воду вместе с тонущим, затем выскочил из-под воды, но уже один, без матроса. Все притихли на верхней палубе и уставились на плывущую деревяшку, стряхнувшую с себя ненужного пассажира. Секунд через пять пассажир всплыл. Он уже не кричал, а дико вытаращил глаза и навалился животом на свою деревянную соломинку. Ни хрена она не держала на поверхности. Парень снова оказался весь в ледяной воде и к прежним пыткам холодам и страхом прибавилась пытка борьбы с кувыркающимся и выскальзывающим из-под него брусом.

До борта корабля-близнеца оставалось метров двадцать. Там не знали что делать. У них скрипели шлюпбалки, спуская на воду шлюпку -шестивесельный ял. У нас тоже шел этот процесс, и всем хотелось подогнать его, но лебедкам не передаются человеческие эмоции - медленно, не спеша, вращались барабаны. Да и мало на это весельное плавсредство было надежды - все смутно представляли себе, как гребцы будут управляться с веслами среди льдин. Наш красивый и мощный командирский катер неисправен, а на близнеце его не было на штатном месте - кто-то из начальства куда-то умотал на нем еще утром.

Минуты три назад, наблюдая битву катера с капроном, проигранную катером, я видел, как на палубе близнеца старшина первой статьи срочной службы поспешно обвязывал себя вокруг пояса фалом. Теперь он надул спасательный жилет, перешагнул через леера (перила такие страховочные, ограждающие верхнюю палубу), постоял несколько секунд, собираясь духом, и прыгнул с высокого борта в воду, метя между льдин. В свободном падении у него с головы слетела бескозырка и приближалась к воде отдельно, кувыркаясь в воздухе и отставая от хозяина все больше.

Промахнулся старшина - попал одной ногой на льдину. Его вытащили за фал на причал и увезли в госпиталь со страшным диагнозом корабельного врача: множественные переломы голени, бедра, таза и разрывы внутренних органов. Он стал инвалидом.

Старшину без сознания еще поднимали на причал, а в воду с той же палубы близнеца уже прыгнул штурман, старший лейтенант - известный всем мастер спорта по плаванью. Спасательного жилета на нем не было.

 Между тонущим и штурманом оказалось метра четыре воды, а льда не было.

 Очень грамотную тактику спасения избрал штурман. Он не стал сближаться с обезумевшим матросом, а заплыл так, чтоб между ними оказалась льдина средних размеров и страшно рявкнул могучей глоткой: «Лезь на лед! ! !». Когда загипнотизированный мощной командой матрос закинул руки на льдину, офицер стал уравновешивать ее с другой стороны, чтоб она не перевернулась. Парень вначале ногу на лед, затем с большим трудом, боком, боком, цепляясь ногтями и чуть ли не зубами, распластался на середине льдины, как прилип к ней, и продолжил свое дьявольское путешествие в относительной безопасности.

Через полминуты после старшего лейтенанта в воду прыгнул еще один офицер - капитан-лейтенант, начальник радиотехнической службы корабля-соседа-близница. Хорошо надутый спасательный жилет капитан-лейтенанта заалел рядом с несущей матроса льдиной. Он не просто сюда подплыл, а доставил фал, другой конец которого находился на палубе в руках моряков.

Теперь вдвоем со штурманом они пытались дотянуться до ноги матроса, чтобы закрепить на ней петлю фала. Но льдина наклонялась и грозила перевернуться или сбросить матроса по скользкой наклонной плоскости опять в воду. Тогда штурман снова заплыл с другой стороны и стал уравновешивать лед, когда капитан-лейтенант лег на край животом, дотянулся до матроса и надежно закрепил петлю на матросской ноге.

Вдвоем офицеры стали успешно толкать льдину к причалу. Она и сама туда стремилась, повинуясь круговому течению. Другой конец фала, тем временем, переносили с борта на причал и, как только перенесли, так рванули, что матрос снова закричал, предпринял жалкую попытку уцепиться за кромку льда руками и оказался под водой, а его, привязанного за ногу, продолжали быстро тянуть человек восемь бравых молодцов, как загарпуненную акулу.

Офицерам стало нечего в воде делать. Причал недалеко, но плыть к нему, значит уже против течения, - пронесло мимо. До нашего корабля подальше, Но за то по течению. Они поплыли к нашему борту.
   
Метрах в пятнадцати от корабля старший лейтенант исчез с поверхности, а капитан-лейтенант увидел, что мы кричим и жестами показываем, чтоб он ухватился за один из многих фалов, опущенных в воду, а мы его вытащим. Он подплыл к борту и, держась одной рукой за сталь корабля, двигался вдоль до ближайшего фала. Добрался и взялся за него. В надутом спасательном жилете это было достаточно просто. Тут ему стали кричать и показывать, что прямо к этому месту несется большая льдина с намерением удариться о борт, а между бортом и льдиной находится голова капитан-лейтенанта. Он оглянулся, увидел, что льдина уже рядом, выставил руки вперед, как бы пытаясь принять льдину руками и оттолкнуть ее. Но никакой Илья Муромец не справился бы руками с полутонной убийцей, приближающейся с такой скоростью. Офицер понимал это, потому что одновременно с выставлением рук он набрал в легкие воздуха и погрузился под воду, чтобы переждать там удар льдины о борт. Потом она отскочит, потеряв скорость станет безопасной, и он вынырнет.

Все действия были правильными, но он не смог преодолеть
выталкивающую силу «спасательного» жилета и погрузиться достаточно
глубоко. Льдина-убийца, сговорившись с предателем-жилетом, все-таки прижала голову офицера к стальной обшивке корабля. Она ударилась о борт неестественно мягко, и мы увидели, что коричневая от грязи вода в месте удара стала бордовой.

Зазвонила рында. Это значит одиннадцать. С момента появления катера из за носа соседнего корабля прошло пятнадцать минут. А с момента падения матроса в воду до бордовой от крови воды у борта - минут пять.

Тело капитан-лейтенанта с деформированным черепом, а попросту со сплющенной головой, нашли водолазы на следующий день.

Старший лейтенант тоже погиб. Тело искали несколько дней и нашли метрах в ста от места, где его в последний раз видели на поверхности. В заключении судмедэксперта фигурировало слово «переохлаждение», а наш корабельный врач пояснил, что опытный пловец быстрей погибнет от переохлаждения. Он автоматически экономно расходует энергию, меньше совершает бесполезных движений, а, значит, и хуже греется. Так это или не так судить не берусь.

Матроса-звена вытащили за ногу на причал без сознания и с полными легкими воды. Несмотря на способ и скорость транспортировки, об лед его не убили. Обошлось несколькими пустяковыми ушибами. Врач принялся за свою работу и на следующий день матрос выглядел вполне здоровым человеком. Госпитализации не потребовалось.

Хоронили погибших в Севастополе. В команде, несущей гробы, был спасенный матрос, а я был в составе команды, палящей из карабинов в воздух.

Беременная жена старшего лейтенанта не смогла присутствовать до конца церемонии. Когда первые комья земли ударили по крышке гроба, ей стало плохо, и «уазик» командира дивизиона отвез ее в госпиталь.

На следующий день замполит начал беседу с личным составом такими словами: «Вы люди взрослые и понимаете, что рассказывать о случившемся нигде не надо». Затем красноречиво и убедительно раскрыл тему.

Через неделю газета «Черноморец» порадовала нас очерком. Там смелый и умелый старший лейтенант спасал матроса - представителя национальных меньшинств (такая вот применялась формула). Ни о капитан-лейтенанте, ни о старшине первой статьи, ни о том, что старший лейтенант погиб, спасая матроса - ни слова.

Замполит опять провел беседу: «Вы люди взрослые и понимаете, что так надо».

А в конце августа того же года он стал начинать свои беседы так: «Вы люди взрослые и понимаете, что мы спасаем чехословацкий народ от засилия антикоммунистов».
                Александр Румянцев