Сказка о Принцессе и Железном Дровосеке
1995 год. Апрель.
У Бориса Петровича Дунаева было две страсти в жизни - дочь Ирина и работа. Причем, как он искренне полагал, именно в такой последовательности. Потому что в начале девяностых годов вполне рядовой, хотя и старший научный сотрудник столичного НИИ бросил родной коллектив и с головой нырнул в пучину бизнеса отнюдь не для того, чтобы просто разбогатеть. Главной целью, которую он ставил перед собой, было обеспечить дочь - для начала просто всем необходимым, ну, а уж там как получится. Получилось неплохо, и к девяносто пятому году производственный кооператив, созданный Борисом Петровичем, крепко встал на ноги, а сам он, еще недавно живший вместе с дочкой в девятиметровой комнатке общежития, переехал сначала в однокомнатную, а потом и трехкомнатную квартиру, обзавелся машиной, нанял домработницу - в общем, превратился если не в зажиточного в полном смысле этого слова, то, во всяком случае, в обеспеченного человека.
С женой Борис Петрович расстался, когда Ирине едва минуло пять лет. Не выдержав нищеты и убогости существования, супруга завела роман на стороне с известным актером, имевшим определенные дивиденды от своей популярности. Борис Петрович, тогда еще научный сотрудник, ради дочери долго закрывал глаза на похождения жены, потом не выдержал и выставил ее из общежития, запретив приближаться к дочке на пушечный выстрел. С того времени смыслом его жизни стала Ирина…
И вот теперь Борис Петрович пожинал плоды своих «трудовых успехов». Десятилетняя дочка не вернулась из школы, а через некоторое время Лизе, домработнице, которая жила в их доме уже почти год и не только готовила обеды, следила за порядком, но и присматривала за девочкой, позвонил друг Дунаева … Друг, вместе с которым в свое время Борис Петрович учился в институте, потом работал в НИИ, потом начинал свое дело, поставил условие: Ирина в обмен на бизнес. И дал лишь несколько часов - даже не на раздумье, думать, в общем-то, было не о чем, а на документальное оформление сделки. Борис Петрович выполнил все, о чем его просили, и примчался домой, чтобы самому поговорить по телефону с теперь уже бывшим другом.
А телефон молчал. Молчание бывает разным - пустым и равнодушным, радостным и волнующим, а еще бывает тяжелым, напряженным, наполненным тревогой и страхом. Но в этом молчании таилась неизвестность… Что может быть хуже неизвестности и неопределенности? В такие моменты люди и ждут звонка, и одновременно боятся его…
Борис Петрович ждал и боялся. Он сидел на диване и неотрывно смотрел на аппарат, в котором сейчас для него сконцентрировался весь мир. Домработница Лиза - молодая, сдобная, мягкая женщина, на которую трудно было смотреть без того, чтобы не облизнуться - такая она вся была аппетитная, суетно ходила из угла в угол, растирая по лицу беспрестанно текущие слезы.
- Лиза, сядь, пожалуйста, не маячь! - раздраженно прикрикнул на нее Дунаев.
Лиза, шмыгнув носом, покорно присела на краешек дивана.
- Ну, почему, почему они не звонят? Господи, бедная девочка!
- Все будет хорошо, все будет хорошо, - раскачиваясь взад-вперед, Дунаев повторял эти слова, как заклинание. - Он не тронет ее … Ее жизнь ему не нужна… А я все ему отдам, все отдам…
- Борис Петрович, - лицо у Лизы, и без того круглое, распухло от слез, - может, все-таки в милицию…
- Какая милиция! Я хочу увидеть свою дочь… Живой…
Звонок, такой долгожданный, прозвучал, как это часто бывает, неожиданно. Вздрогнув, Дунаев торопливо снял трубку.
- Борис?
Он узнал бы этот голос из тысячи голосов. С человеком, который разговаривал с ним сейчас, они были знакомы без малого двадцать лет. Он считал его своим братом, он готов был поделиться с ним последним. Он и теперь готов был отдать ему все…
- Алло?... Да, я все сделал… Да, как договорились - генеральная доверенность на право распоряжения всем имуществом… Николай, где Ирина? Да, я понял, выезжаю!
Он сорвался с места, уже в дверях повернулся к Лизе.
- Я поехал… Если через два часа не вернусь - звони в милицию и все им расскажи. Но не раньше, Лиза, не раньше…
Серые сумерки плыли над дорогой. Две машины приткнулись у обочины, словно огромные жуки, заблудившиеся в тумане. Дунаев увидел их издали, сбавил скорость, остановился, не доезжая нескольких метров. Возле одной из машин тут же выросли два здоровенных лба в кожаных куртках, китайских спортивных штанах и ботинках. Из второй вышел мужчина в плаще, посмотрел в сторону Дунаева, открыл заднюю дверь своего автомобиля.
С Иришкой все было в порядке - Дунаеву хватило лишь одного взгляда на дочь, чтобы понять, что с ней все в порядке. Она попыталась было побежать к нему, но мужчина крепко держал ее за руку. И девочка, притихнув, послушалась. Они медленно шли по направлению к Дунаеву, и он тоже шел к ним навстречу.
Они сошлись так, как сходятся дуэлянты. Только вместо оружия у одного из них в дрожащей руке был лист бумаги, а у второго - маленькая детская ладошка. Они обменялись ими, как ценными подарками.
У Бориса Петровича хватило сил лишь на то, чтобы подхватить девочку на руки и прижать ее к себе. Он не видел, как, заглянув в бумагу, его бывший друг махнул парням в спортивных костюмах и быстро вернулся к своей машине. Он только слышал, как взревели двигатели. Затем две машины, развернувшись, скрылись в опустившейся на шоссе темноте.
- Девочка моя... Доченька моя… Все хорошо… Все хорошо…- Дунаев плакал, не стесняясь, и целовал Иришку, а девочка отстранялась от него удивленно, не понимая, почему ее строгий отец вдруг расплакался, словно маленький ребенок.
- Папа, почему ты плачешь? У меня ничего не болит…
Десять лет спустя
У Вадима было хорошее настроение, несмотря на слякотную погоду, моросящий дождь и хмурые лица водителей встречных машин. Он соскучился по Москве за два месяца бесконечных поездок по городам Америки, похожим друг на друга, словно близнецы: один отель за другим, один спортзал за другим, поклонники, автографы, приемы в мэриях - скучные, сверкающие улыбками, бриллиантами и голыми женскими спинами, с обязательными хвалебными речами и торжественным вручением символических ключей от городских ворот.
Два года назад Вадим Русаков, когда-то подающий большие надежды, но после тяжелой травмы закончивший карьеру гимнаст, подписал контракт с владельцем спортивно-развлекательной компании «Шоу звезд» и теперь, как и еще два десятка спортсменов из разных стран, несколько месяцев в году участвовал в показательных выступлениях, которые проходили в Европе и в Америке. Его все устраивало - и деньги, которые он зарабатывал, и то, что мог заниматься любимым делом, которому отдал большую часть своей жизни, и даже бесконечные поездки. Вот только скучал по дому, так и не сумев стать «гражданином мира», как, шутя, называли себя его соратники по команде…
Откуда взялась женщина на дороге, Вадим так и не понял. Она выскочила,
размахивая руками, то ли из-за кустов, то ли из-за столба с рекламным щитом. Вадим увидел ее в последний момент и, не успев затормозить, резко вывернул руль влево, подставляя машину и себя под удар мчащегося по соседней полосе автомобиля. На скользкой дороге его понесло обратно, и только благодаря этому водитель «десятки», возмущенно сигналя, успел отвернуть и промчался мимо.
Вадим с трудом выровнял машину, выехал на обочину и остановился. Его прошиб пот: он ясно осознал, что от столкновения и неминуемой гибели его спасло только чудо. Перед глазами вдруг пронеслась картинка: удар, две машины, словно трансформер, складываются в груду искореженного металла, а от людей остается кровавое месиво…
Откинувшись на спинку сиденья, Вадим перевел дыхание, машинально бросив взгляд в зеркало заднего вида. И не поверил своим глазам: женщина, которая только что чуть было не стала виновницей аварии, бежала к нему!
Вадим завелся мгновенно. Вообще-то он умел контролировать свои чувства - в спорте без самодисциплины никак нельзя, но эта сумасшедшая заслуживала того, чтобы сказать ей все, что он о ней думает.
Вадим выскочил из машины, схватил ее за руку - грубо и, наверное, больно. Но в эту минуту ему было не до церемоний.
- Вы в своем уме?! Жить надоело?!
Женщина была молода - на вид не больше тридцати лет, хороша собой - рыжеватые вьющиеся волосы, зеленые глаза, белая кожа лица. На ней был легкий кожаный плащ, высокие светлые сапоги, в руках - мокрый зонтик. Ни на самоубийцу, ни на девушку легкого поведения, каких немало встречается на дорогах, она не походила. Похоже, женщина так и не поняла, что едва не угробила, как минимум, двоих человек, потому что искренне обрадовалась Вадиму.
- Ой, спасибо вам большое! Спасибо! Хоть кто-то меня пожалел, остановился… Торчу тут уже битый час, замерзла, как собака, и хоть бы одна сволочь… Ой, простите, это я не про вас! - она выпалила все это без остановки, на едином дыхании.
Вадим решил, что рехнулся он, а не она.
- Это вы что, так голосуете?! Это у вас такой оригинальный способ машину ловить?! Да я же вас чуть не сбил! Я же чуть в аварию из-за вас не попал! Вы совсем чокнутая?!
- Ну, не попали же! Все же хорошо! - женщина прижимала к груди зонтик и смотрела на него просящими щенячьими глазами. - Я, знаете, вообще везучая… Вот кто со мной ездит - еще ни разу в аварии не был!
Она даже сплюнула через левое плечо.
- Психопатка! - уже повернувшись к машине, бросил ей через плечо Вадим. Злость моментально улетучилась. Что толку злиться на человека, который не осознает степень своей опасности!
- Так вы меня подвезете? Ой, я так и знала! Такой галантный кавалер… - рыжая радостно побежала за ним, и Вадим снова разозлился.
- Да не собираюсь я вас никуда подвозить! Я вам что - такси?! Нет, совсем бабы ошалели: сначала под колеса кидаются, а потом подвози их! Может, еще и похороны за мой счет?
- Не надо похороны… - сложила она ладошки лодочкой и прижала их к груди. - Зачем похороны? Вы меня только подвезите… до метро…
- До метро? - Вадим даже остановился. - А кофе в постель и ключ от квартиры?..
Она как-то странно переступила с ноги на ногу и неуверенно посмотрела ему в глаза.
- Ну, это как договоримся…
Вадим сначала решил, что ослышался, потом - что она пошутила, но женщина была серьезна, и щенячье выражение не исчезало из ее глаз. И тогда он захохотал.
И, глядя на него, женщина тоже осторожно захихикала.
- Ну, пожалуйста! Понимаете, машина, чтоб ей провалиться, не завелась, а мне на работу… Я Машке говорю: Машка, отвези! А она: у меня заказчик в десять. Мне раньше ехать не резон. Нет, понимаете, я опаздываю, а ей - не резон!
- Машка - это кто? - перебил ее Вадим, хотя его совершенно не интересовало, кто такая эта неизвестная Машка. Но нужно же было как-то остановить поток слов.
- Машка? Это моя подруга… Мы у нее на даче вчера… Ну, в общем, девичник… А машина не завелась…
- Девичник, значит? Понятно… - он еще раздумывал минуту, потом, словно смирившись с тем, что просто так она его не отпустит, махнул рукой. - Ладно, поехали!
Она села, подобрав полы плаща, захлопнула дверь - аккуратно, как человек, который знает, как действует водителю на нервы пассажир, без ума хлопающий дверью, повернулась к Вадиму, внимательно за ней наблюдающему.
- Спасибо вам большое! Я заплачу, вы не переживайте…
Вадим, хмыкнув, тронулся с места, посмотрел на нее искоса.
- Да я и не переживаю.
Какое-то время они ехали молча.
- А вы из аэропорта? - наконец, не выдержала рыжая. По всей видимости, молчать больше пяти минут она просто не умела.
- Да, - коротко ответил Вадим. Он не был настроен вести с ней беседу.
- Ой, я так люблю на самолетах летать! - женщина оживилась. - Небо синее-синее! Облака белые-белые…
- Солнце красное-красное…- насмешливо продолжил Вадим.
- Точно! Только я уже тысячу лет не летала! Последний раз мне было… Пятнадцать… Да, пятнадцать лет!
- Ну, в таком случае вы неплохо сохранились…
В машине было тепло, и женщина быстро согрелась. Щеки порозовели, а нос, до этого имевший синеватый оттенок, напротив, побелел. Замерзшие губы оттаяли, и вдруг оказалось, что у нее очень живая и красивая улыбка. И сама она была красивая, только очень разговорчивая.
- А знаете, больше всего я люблю в самолете обедать. Ну, вот когда приносят вот такую коробку, а там вилочка, ложечка, салфеточка… Шоколадка такая маленькая, салатик, колбаска… И все так красиво упаковано…
- Послушайте, вы не могли бы немного помолчать? - ее болтовня начинала действовать Вадиму на нервы. - Я восемь часов провел в самолете, у меня голова кругом идет…
- Ой, простите, пожалуйста!
Женщина замолчала, какое-то время смотрела на дорогу, потом закрыла глаза.
«Странный все-таки народ - женщины, - думал Вадим, время от времени бросая взгляды на задремавшую пассажирку. - Сидит в машине у незнакомого мужчины, совершенно не контролируя ситуацию. Вот увези ее сейчас куда-нибудь - никто и следов не найдет. Что за потрясающая беспечность? Или это непонятная, непоколебимая вера в людскую порядочность, сломать которую не могут никакие рассказы про маньяков и убийц?»
Он остановил машину у ближайшей станции метро. Женщина так сладко спала, что Вадиму стало жалко ее будить. И все же он слегка потряс ее за плечо.
- Эй, э-эй, просыпайтесь, приехали.
Она встряхнулась, посмотрела на него сонными непонимающими глазами.
- Что?
- Приехали, говорю. Метро…
- Ой, да, да… Спасибо вам огромное… А… сумочка моя где?
- Какая сумочка? - у Вадима екнуло сердце. Он давно уже не страдал ни наивностью, ни излишней доверчивостью - жизнь научила. Но неужели эта рыжая самоубийца обвела его вокруг пальца, как пятнадцатилетнего мальчишку? Сейчас она скажет, что у нее была сумочка, а в ней деньги и драгоценности, позовет милицию, и ему придется доказывать, что он не вор и не насильник. - Какая сумочка? Не было никакой сумочки.
- Ой, мамочки! - рыжая смотрела на него огромными зелеными глазами. - Я ж ее в машине оставила!
- В какой машине?
- Да в своей! В своей машине! Я ж за руль села, а сумку рядом бросила, а потом выскочила, побежала… Ой, у меня ж там и деньги, и документы, и помада…
- Ну, да, самое главное - помада! - Вадим перевел дух. Слава Богу, никто не собирается обвинять его в краже. - Да не надо мне от вас никаких денег! Идите уже!
- Куда ж я пойду? У меня же ни копейки нет! - она опять заскулила, как час назад на дороге, когда он подобрал ее, промокшую и замерзшую. - Как же я до работы доберусь? Мне ж еще через весь город пилить!
- Ну, это уж я не знаю, как вы будете пилить! Просили метро - вот вам метро, а мне в другую сторону.
- Ой, а в какую? Может, нам по дороге, а?
«Еще не хватало!» - с раздражением подумал Вадим, а вслух сказал:
- Нет, нам не по дороге!
- А, может, все-таки по дороге? Подвезите, ну, что вам стоит! Вы же никуда не опаздываете! А я у девчонок денежку перехвачу и заплачу вам, заплачу! Вот видите, даже стихами заговорила! Ну, пожалуйста…
Может быть, Вадим ни за что не согласился бы ее подвозить, но ему вдруг стало стыдно за свои подозрения. Раскаяние - великая вещь.
- Гос-споди! Ну, что за наказание на мою голову!
Еще час они пробирались по городу, застывшему в бесконечных утренних пробках, пока, наконец, не остановились у высокого крыльца, где над стеклянными дверями горела огромная вывеска: Галерея современного искусства «Эвридика».
- Ну, что, сюда? - Вадим повернулся к своей рыжей спутнице.
- Вы - мой спаситель! - женщина вцепилась в рукав его куртки. - Я успела! Только благодаря вам! Теперь меня не выгонят с работы! Я просто обязана отблагодарить вас!
- Я же сказал, мне ничего от вас не нужно! - Вадим попытался освободиться из ее рук. - Я с женщин денег не беру. Будем считать, что за честь подвезти вас вы сполна отблагодарили меня своей болтовней.
- Вашу дерзость я вам, так и быть, прощаю, - теперь, когда расстояние от кольцевой дороги до места назначения было успешно преодолено, рыжая явно чувствовала себя более уверенно, - но просто так вы от меня не отделаетесь. Пойдемте!
- Куда?
- Туда! - кивнула она в сторону крыльца.
- Слушайте, - Вадиму в голову вдруг пришла сумасбродная на первый взгляд, но не такая уж и невероятная мысль, - а может, это у вас такой способ знакомиться с мужчинами?
Идея пассажирке понравилась. Во всяком случае, на мгновение она задумалась.
- Н-н-нет… Но, знаете, пожалуй, надо взять его на вооружение! Так вы идете со мной или нет?
- Ну, иду уже, иду! - он заглушил мотор, выдернул ключ из замка зажигания, открыл дверь. - Когда я только научусь отказывать женщинам…
За стеклянными дверями оказалось просторное фойе. На стенах - репродукции картин, фотографии, афиши. Слева от входа - напротив гардероба - стол с табличкой «Администратор», за ним восседала женщина вполне почтенного возраста с высокой прической и со следами былой красоты на лице. Влетев в фойе, спутница Вадима с разбегу бросилась к ней.
- Антонина Васильевна, здравствуйте!
И, наклонившись, что-то быстро начала шептать ей на ухо. Антонина Васильевна, кивая, с откровенным любопытством рассматривала томящегося в стороне Вадима, потом открыла лежащую перед ней папку, достала оттуда два небольших прямоугольных листочка бумаги и протянула их рыжей. Та взяла и подошла к Вадиму.
- Ну, вот, деньги вы не берете, возьмите хотя бы билеты.
- Зачем? Не нужны мне никакие билеты!
- Возьмите, возьмите, - она толкала разноцветные листочки ему прямо в руки, и Вадим взял, еще не понимая, для чего он все-таки это делает. - У нас открытие выставки в четверг! Будет весь бомонд! Приходите со своей девушкой…
- Нет у меня никакой девушки… - Вадим повертел билеты в руках, соображая, оставить их у себя или все-таки вернуть обратно. - Да и не понимаю я ничего в ваших выставках!
- Ну, так надо приобщаться к искусству, - рыжая улыбнулась ему очаровательно. - А если девушки нет, приходите с другом… У вас найдется такой же красивый и сильный друг?
И вдруг прижалась грудью к плечу Вадима, заглянув ему в глаза. Усмехаясь, он отстранился.
- Найдется…
Сунул билеты в карман и, не прощаясь, пошел к выходу.
- Ну, так я буду ждать! В четверг! Не забудьте!
Вадим обернулся. Рыжая помахала ему рукой.
- Не, не придет… - убежденно сказала Антонина Васильевна:
- Приде-е-ет… - прищурилась рыжая. - Другой на его месте убил бы меня прямо там, на дороге, а этот… Придет!
Девушки у Вадима, действительно, не было. Мимолетные, недолговечные знакомства в счет не шли. Не так часто, но они случались. Наверное, было бы странным, если бы молодой и здоровый мужчина двадцати восьми лет не интересовался женщинами. Он интересовался. Но в большинстве своем это были поклонницы, фанатки или просто чокнутые, для которых знакомство со спортсменом было чем-то вроде хобби или счастливого билетика в иную, непохожую на серую и скучную обыденность жизнь, жизнь - праздник, жизнь - фейерверк, жизнь - успех. Многие ли из них знали или хотя бы подозревали, что скрывалось за цветами, аплодисментами, шампанским и бешеными, на первый взгляд, деньгами, которые им платили за выступления? Бесконечные переезды и перелеты, тренировки, травмы, усталость, казенные кровати, ресторанная еда, тоска по дому…
Вадим к девушкам, готовым на любые приключения, относился спокойно. Если не брезгливо, то уж, во всяком случае, равнодушно. Быстротечные романы, любовь на один день - новая в каждом новом городе - все это мало привлекало его. Ему и в голову не приходило осуждать своих друзей по команде, которые стремились взять от жизни, все, но для себя он установил определенные границы и переступать их не собирался. И даже отшучивался, когда кто-нибудь из ребят, слегка расслабившись после очередного выступления, начинал доставать его: «Я жду большое и светлое чувство!». Пожалуй, только один человек в команде - Димка Медведев, Димон, давний друг еще по сборной, с которым жизнь его развела много лет назад, а потом снова свела в шоу «Парад звезд», знал истинную цену этой шутке.
Именно Димон настоял на том, чтобы пойти в «Эвридику» на открытие выставки. Несколько месяцев спустя, вспоминая об этом, Вадим думал: что это? Случайность? Или все-таки судьба? Или есть в этом мире высшая справедливость, веру в которую к тому времени он уже почти потерял?
Парковка возле галереи была заставлена машинами. Рыжая незнакомка не обманула - похоже, что в этот вечер в «Эвридике» собрался цвет столичного бомонда. Возле каждой иномарки - одна круче другой - с серьезными физиономиями прохаживались широкоплечие дубообразные секьюрити - кто с наушниками от сотовых телефонов в ушах, а кто - даже с рациями, в которые время от времени они говорили какие-то слова, понятные лишь тем, кто их слушал. Вадим едва нашел место, чтобы припарковаться, с трудом протиснувшись между двух машин под неласковыми взглядами водителей и охранников.
- Черт, понаехали, любители искусства! И мы с тобой туда же… в калашный ряд…
Аккуратно открыв дверь, он выбрался из машины боком, думая лишь о том, чтобы случайно не поцарапать соседний сверкающий джип.
- Да брось ты, первый раз, что ли? - жизнерадостному Димону, похоже, мысль о предстоящем вечере была по душе
- Ты же знаешь, не люблю я все эти светские тусовки. У меня от них челюсти сводит. Ладно, когда еще свои, а когда все эти нувориши новоявленные…
- Ты такими словами не бросайся - олигарх какой-нибудь обидится. И вообще не ной! Что нам современное искусство! Программа-минимум - познакомиться с твоей рыжеволосой фурией, ну, а программа-максимум…
- Тебе что, поклонниц не хватает? - засмеялся Вадим.
Димон даже остановился и, подняв вверх указательный палец, произнес назидательным тоном:
- Вадик, запомни: женщин, денег и славы много никогда не бывает!
Секьюрити на крыльце - в черном костюме с непременным галстуком - смотрел на него, открыв рот.
- Правильно я говорю? - повернулся к нему Димон. Тот, кажется, мало что понял, но на всякий случай кивнул. - Вот! Пошли, красавчик!
Фойе, как ни странно, было пустынно, хотя и ярко освещено. За столом с табличкой «Администратор» все так же монументально, словно застывшая в бронзе, восседала Антонина Васильевна. Вадим смущенно поздоровался. Ему почему-то казалось, что эта гордая, словно орел на вершине Кавказских гор, женщина должна непременно посмеяться над ним. Еще бы! Отказывался от этих чертовых билетов что было сил, а чуть только время подошло - и примчался. Но Антонина Васильевна царственно кивнула ему головой, и Вадим так и не понял - узнала она его или просто приняла за одного из прибывших на светскую тусовку гостей.
Они поднялись на второй этаж, прошли по пустынному, гулкому коридору, неожиданно закончившемуся ярко освещенным залом, по которому чинно гуляла публика - женщины в вечерних платьях и бриллиантах, мужчины в скромных на вид костюмах - и Вадим, и Димон хорошо знали цену этой так называемой скромности.
Мимо них резво пробежал официант с подносом в руках. Димон успел схватить его за рукав.
- Тормозни, братан! Вадик, тебе коньяк или виски?
- Мне - воды… Ты жаргон свой прибереги для другого случая.
- Я тебя умоляю! Да здесь половина, если не три четверти, еще не так говорят.
- Димон, я тебя знаю, если тебя не придержать, ты в разнос пойдешь. Не позорь советский спорт!
- Ну, не буду, не буду, чего ты! - коротко хохотнул Димон.
- И не глазей по сторонам, - ткнув друга в бок, вполголоса сказал ему Вадим. - Попробуй хотя бы сделать вид, что ты рассматриваешь картины.
Но он и сам больше приглядывался к женщинам, чем к полотнам, висевшим на стенах, пытаясь найти ту, ради которой они пришли сюда сегодня.
О случае на дороге он рассказал Димону в тот же вечер. Тот загорелся: «Рыжие - моя страсть! Ты не представляешь, какие это женщины! Сексуальные, темпераментные, чувственные… Нет, ты должен, ты просто обязан меня с ней познакомить!». И вот теперь они ходили по галерее в поисках Димкиной мечты.
- Ну, и где твоя рыжеволосая?
- Откуда я знаю? Может, она мне билеты всучила, а сама не пришла…
- Ну, не-е-ет, так неинтересно…
- О, кого я вижу! Мой спаситель!
Они оба обернулись на голос и обомлели. Это были не просто девушки, это были сказочные девушки, которых невозможно встретить на улице, в магазине или в метро. По одной простой причине: бывая в общественных местах, они почему-то прячут свою красоту за скромной, неброской одеждой, волосы - под вязаными шапочками, а глаза - за темными очками. И только в театрах, картинных галереях или на светских тусовках позволяют себе быть красивыми, не боясь, что кто-то сглазит или оскорбит грубым словом их совершенную красоту.
Если рыжеволосая пассажирка Вадима в момент их знакомства была хороша, то сейчас - ослепительна: медного цвета волосы уложены в замысловатую прическу, обнаженные плечи сверкали белой кожей, неимоверно блестящие тени оттеняли зеленые глаза, стройная фигура, обтянутая куском черной ткани, казалась, была выточена из камня рукой гениального скульптора. Вадим не успел ничего сказать, только услышал, как поперхнулся, подавившись собственными словами, Димон. Вторая девушка, на первый взгляд, была не такой яркой, как ее подруга; у нее были темные, гладко зачесанные волосы, резко очерченный овал лица, удивительно синие глаза, слегка великоватый, но очень чувственный рот. Можно называть такую красоту скромной, но при ближайшем рассмотрении она, как правило, оказывается совершенством, которое не нужно лишний раз подчеркивать.
- Ну, вот, Маш, а ты говорила - не придет! У молодого человека неудержимая тяга к прекрасному. Здравствуйте, мальчики!
Рыжая протянула руку Вадиму, но Димон, бесцеремонно отодвинув друга локтем, перехватил ее и, склонившись, галантно поцеловал.
- А вы еще прекраснее, чем я предполагал! Между прочим, Дима. Друг вот этого тюфяка, который по странному стечению обстоятельств носит имя лермонтовского героя - Вадим. Если бы вместо него в машине оказался я, мы познакомились бы с вами еще два дня назад.
Рыжая посмотрела на него с откровенным интересом.
- М-м-м, ну, и сегодня еще не поздно. Вера… А это Маша…
- Та самая Маша? - улыбнулся Вадим и протянул руку.
- Что успела вам наговорить про меня эта болтушка?
Девушка, чуть улыбнувшись, подала ему узкую ладошку, и Вадим слегка сжал тонкие, длинные пальцы.
- Ничего, кроме того, что вы отказались везти ее в город на своей машине…
- Чему я очень рада, - не дала ему договорить Вера, - потому что тогда я не бросилась бы вам под колеса, вы бы не привезли меня сюда и…
- Вера, - остановила подругу Маша, - обрати внимание на своего кавалера.
Потом они бродили по галерее, Маша рассказывала ему про картины и художников, Вера и Димон куда-то исчезли, но Вадиму было все равно. Впервые за последние месяцы, даже годы он вдруг почувствовал настоящую симпатию к девушке, с которой познакомился менее часа назад. От нее веяло удивительным достоинством и спокойствием, уверенностью в себе, в ее словах и движениях не было суеты, она не старалась ему понравиться - и, наверное, поэтому как раз и нравилась. Время от времени Маша раскланивалась с какими-то людьми, останавливалась, перебрасывалась с ними фразами по поводу картин, и Вадим понимал, что она - не случайный человек в этой галерее.
- Вадим, вам интересно то, что я рассказываю? - она посмотрела на него с улыбкой, и он поймал себя на мысли, что ему нравится ее улыбка. И губы тоже нравятся. Такие губы хочется целовать… Он чуть было не произнес эти слова вслух, но сдержался.
- Конечно, интересно! Еще как! - наверное, в его ответе было слишком много энтузиазма, и она это почувствовала
- Если нет, остановите меня. Я - хоть и не Вера, но иногда тоже могу говорить без остановки. Во всяком случае, о том, что люблю.
- Мне очень интересно! Правда, я мало, что в этом понимаю…
- Как и большинство из присутствующих! - засмеялась Маша. - Только у них не хватает смелости в этом признаться.
- Машенька! - пожилой мужчина с седой бородкой, в старомодных очках с коричневыми пластмассовыми дужками шел к ним через зал, раскинув руки, словно весь мир хотел заключить в объятия. - Как я рад вас видеть!
Обнять Машу он так и не решился, зато в обе ладони взял ее руку, поцеловал сухими старческими губами.
- У Черновых имел удовольствие любоваться новым портретом вашей работы! Вы совершенствуетесь год от года! Техника изумительная! А краски! Я всегда говорил, что вы, Машенька, - настоящий представитель школы русского портрета.
- Вы мне льстите! - Маша даже слегка покраснела от удовольствия. - Но не буду кривить душой - все равно приятно! Спасибо большое!
- Вам спасибо, Машенька! Когда планируете провести персональную выставку?
- Ой, что вы! До персональной, наверное, еще не скоро доживу, а вот выставку современного портрета планируем открыть перед Новым годом. Так что приходите непременно.
- Приду, приду, обязательно приду! - он кланялся ей так, как умеют кланяться только чудом дожившие до начала нового века старые русские интеллигенты - с уважением и достоинством, без тени подобострастия. - Вы же знаете, Машенька, какой я ваш преданный поклонник! Всего вам доброго!
И ушел в сторону, не забыв перед этим так же церемонно раскланяться с Вадимом.
- Так вы - художник? - Вадим удивленно посмотрел на свою спутницу.
- А что, не похоже?
- Черт, даже как-то не по себе… Никогда не был знаком с настоящими художниками, тем более с художницами.
- Вадим, - она поманила его к себе пальцем, и он послушно наклонился к ней. -Уверяю вас, я устроена так же, как любая другая женщина!
И засмеялась, довольная произведенным эффектом.
- Ну, а чем занимаетесь вы, таинственный незнакомец?
- Ничего таинственного. Я - спортсмен.
- Да-а-а? - она отодвинулась на мгновение, оглядела его критически. - Кстати, из спортсменов получаются отличные натурщики. Так кто вы - хоккеист, футболист или … как там… биатлонист?
- Все гораздо проще. Спортивная гимнастика. Турники, козлы и маты. - засмеялся Вадим, - После травмы ушел из большого спорта, а два года назад пригласили в шоу «Парад звезд». Американский продюсер, лучшие спортсмены всех стран.
- А вы…- она взглянула на него с лукавой улыбкой, - лучший?
И снова он подумал о ее губах. Они возбуждали его. Вадим вдруг вспомнил, как сказал однажды… когда-то очень давно… другой девушке, совсем не похожей на Машу: «Какие у тебя сладкие губы!». Никому больше он не говорил ничего подобного. А сейчас так подумал… Ну, или примерно так. Пауза затянулась, но Маша ждала ответа. И он ответил. Вполне серьезно. Глядя ей прямо в глаза.
- А что? Не похож?
Было уже поздно, когда Вадим привез ее домой. Вера и Димон и потерялись где-то на просторах «Эвридики», но ни Вадим, ни Маша не стремились их отыскать. Скорее всего, они сбежали еще в самом начале вечера - замечательного, по мнению Вадима, вечера. Он ни минуты не жалел, что поддался уговорам друга и все-таки поехал в галерею.
Маша жила в обыкновенной московской хрущевке. «Странно, - пришла Вадиму в голову мысль, - разве такие девушки, как она, могут жить в хрущевках? Они должны жить во дворцах. Ну, или в теремах… В боярских хоромах… Но представить себе такую красоту в мрачном подъезде, где на исписанных местными графоманами стенах облупилась краска, почтовые ящики искорежены, а на лестнице валяются шприцы - нет, это уже за гранью возможного!»
- Спасибо за приятный вечер и безопасную транспортировку! - Маша подала ему руку, и Вадим осторожно пожал ее, задержав в своей ладони. - А то пришлось бы ехать на такси. Ужасно не люблю и просто боюсь!
- Я готов работать вашим личным таксистом - только скажите, - Вадиму не хотелось отпускать ни руку, ни саму Машу. Да она и не торопилась уходить.
- Боюсь, вы дорого попросите за свои услуги.
- Ничего, как-нибудь договоримся! Не хотите для начала угостить меня чашечкой кофе?
Маша посмотрела на него внимательно. Вадим постарался сделать честное и наивное лицо.
- Ну, во-первых, кофе на ночь - это вредно. Уснуть не сможете…
- Уснуть сегодня я и так вряд ли смогу. А во-вторых?
- А во-вторых, у меня ужасно консервативные родители. Особенно папа. Он считает, что привести в дом мужчину я могу только в качестве потенциального мужа и только для того, чтобы попросить родительское благословение.
- Ох, уж мне эти папы… - усмешка у него получилась ненатуральная. - А где же вы, в таком случае, работаете с натурщиками?
- А-а-а, для этого существует мастерская!
- Так, может, мы и кофе в мастерской попьем? - предложил Вадим.
Она разглядывала его так, словно раздумывала, стоит ему доверять или нет. Вадим ждал. Он не стал бы настаивать. Он не попросил бы даже телефона - в этом не было большой необходимости: он знал, где работает его новая знакомая, и совершенно точно знал, что сегодняшнее знакомство не окончится одним вечером. Но Маша, наконец, решилась.
- Ну, поехали…
В старом, еще дореволюционной постройки четырехэтажном доме не горело ни одно окно. По обшарпанной, исхоженной за век сотнями ног лестнице с расшатанными и отчего -то изогнутыми перилами, словно кто-то специально пробовал на них свою силу, они поднялись на третий этаж. На просторную и, наверное, когда-то светлую площадку - сейчас большое подъездное окно было покрытым толстым слоем пыли и копоти, а из лампового патрона торчали осколки стекла и проволоки, - выходила почему-то только одна дверь, из дерматиновой обшивки которой торчали клочья серого ватина.
- Не пугайтесь, - Маша достала из сумочки ключи и отомкнула дверь. - Этому дому в обед сто лет. Ремонтировать уже не имеет смысла - вот-вот должны снести. Жаль только, что мастерскую придется перевозить куда-нибудь на окраину - в центре жилье не дают.
Длинный коридор был заставлен всяким хламом, наверняка, сохранившимся еще с позапрошлого века: старое потемневшее зеркало в рассохшейся раме, картины, подрамники. Вадим в темноте зацепился за комод, и на него тут же с грохотом полетели какие-то деревяшки
- Осторожно, - Маша подхватила его под руку. - Здесь полно всякого барахла… Ногу сломаете, придется потом вам больничный оплачивать.
- Ага… - потер ушибленное место Вадим. - И еще неустойку моему продюсеру.
- Ну и ну, - Маша тихонько засмеялась, - это у вас там такие нравы?
- А вы как думали? - развел руками Вадим. - Капитализм. Черт! А что, если свет все-таки включить?
- Нет света. Лампочка давно перегорела, а новую вкрутить - руки не доходят. Я тут ориентируюсь свободно, а чужие по ночам не ходят.
- А если попробовать всю эту рухлядь выбросить?
- Не-е-е, она мне дорога, как память. - Маша остановилась посреди темного коридора. - До революции здесь какой-то промышленник жил, его то ли расстреляли, то ли уехать успел. Квартиру на комнатки разделили. Дед говорил, до войны в ней семей двадцать жили. А в шестидесятых коммуналку расселили, а квартиру архитекторам и художникам отдали. Вот эта часть деду досталась - кухня, комната и половина коридора. С той стороны, - она коснулась рукой стены, - вторая половина коридора и еще две комнаты, только поменьше. Коридор разделяет гипсовая перегородка.
- А ваш дед тоже был художником?
- Нет, архитектором. Хотя и живописью баловался, и скульптурой немного. Мне его мастерская по наследству досталась.
- А почему мы шепотом разговариваем?
- Ну, я же говорю, перегородка - гипсовая. Чуть погромче - и в том коридоре все слышно будет.
- А-а-а! А в комнате - такая же слышимость?
- Нет, дверь закроем и можно нормально разговаривать.
- Ну, и на том спасибо.
Дверь, ведущая в комнату, тоже была старой - высокой, массивной, украшенной резными завитушками. Но открылась она на удивление легко и тихо - без малейшего шума. Вадим вошел первым, огляделся. Комната, действительно, была большой, хотя и основательно заставленной - картинами, этюдниками, столами и этажерками. На стенах - по всему периметру - висели полки, на них - вперемешку с книгами - гипсовые головы, скульптуры, посуда и много чего еще, не поддающегося описанию. Посреди мастерской стоял старый диван, рядом - кресло и журнальный столик, застеленный газетой, на нем - чашки, электрический чайник, блюдце с надкушенным бутербродом. В огромные - без занавесок - окна, за которыми спал ночной город, светила луна, придавая комнате фантастический вид.
Маша вошла вслед за Вадимом, закрыла за собой дверь. Повисла пауза. Она стояла слишком близко, чтобы не обнять ее. Наверное, она этого ждала, и Вадим не мог, да и не хотел обмануть ее ожидания. Он обнял Машу за плечи, коснулся губами ее прохладной щеки.
- Сначала - кофе или… - похоже, она все-таки немного нервничала, потому что голос прервался.
- Или… шепотом ответил ей Вадим.
Диван был древний, как и все в этой комнате, продавленный и скрипучий. Он кряхтел и охал, как будто старый дед, которому умелый массажист решил размять все косточки. Луна выглядывала из-за угла дома, словно любопытная соседка. С высокой этажерки на Вадима взирала сурово не то глиняная, не то гипсовая мужская голова. Он сразу вспомнил легенду о том, как Екатерина Вторая хранила у себя в комнате бутыль с отрубленной головой своего любовника Монса.
- Жутко тут у тебя, - Вадим лежал на спине, обняв одной рукой Машу и легко поглаживая ее по обнаженному плечу. - Как будто в кунсткамере. Головы какие-то, руки обрубленные… Тебе самой не страшно?
- Я привыкла, - она приподнялась, села, прикрывая простыней грудь. - И потом… Я редко бываю здесь по ночам. Тем более, одна…
- Понятно… - усмехнулся Вадим.
Маша, склонив голову, внимательно посмотрела на него.
- Тебе неприятно? Извини… Но мне нечего скрывать. Ты же не думал, что я до тридцати лет девственницей дожила?
- А тебе уже тридцать? - Вадим погладил ее по руке. - Ну, по сравнению с Верой ты просто ребенок! Ей, по ее словам, тысяча пятнадцать лет. Успокойся, ничего я не думаю. Твоя жизнь - это твоя жизнь. Ты сама себе хозяйка. Ну, что, кофе в этом доме мне кто-нибудь нальет? Или искать другое пристанище? И, знаешь, я бы уже чего-нибудь съел. А то эти ваши фуршетные бутербродики…
- Э-э-э, вот они, мужчины, - Маша укоризненно покачала головой, - им предлагаешь искусство, а они просят еды!
Она поднялась, не стесняясь своего обнаженного тела, пошла через всю мастерскую к старому шкафу, который сиротливо сутулился в углу. У нее была красивая, гибкая фигура и каждый шаг как будто отрепетирован. Она шла, словно модель на подиуме, словно хотела продемонстрировать ему свое тело. Вадим наблюдал за ней с откровенным интересом. Маша открыла шкаф, достала длинный халат, накинула на себя. Повернулась к Вадиму и хитро улыбнулась.
Три месяца спустя.
У Вадима было достаточно времени, чтобы подумать о своих взаимоотношениях с Машей. Они встречались уже три месяца, если считать еще и ноябрь, который он провел вдали от Москвы. Но при современных средствах общения расстояние - не повод для расставания.
Вадиму казалось, что вот теперь, после знакомства с Машей, в его судьбе, наконец, наступил перелом. Эта необычная во всех отношениях женщина внесла в его жизнь ясность и определенность, которых не было до этого момента, и от отсутствия которых он, даже не признаваясь себе в этом, безусловно, страдал. Маша упорядочила и как будто разложила по полочкам сумбур, царивший в его голове. Она нравилась ему, и не только потому, что была умна и красива - в ней он, как ему казалось, почти нашел то, чего ему так не хватало в других женщинах и в самом себе - состояние покоя.
Нет, она не была равнодушна, могла вспылить, повысить голос и даже поссориться с Вадимом из-за какого-нибудь пустяка, но уже через минуту успокаивалась, возвращалась в состояние абсолютного душевного равновесия. Вадим и сам относился к таким людям, но если у него умение держать себя в руках и контролировать эмоции выработалось за годы бесконечных тренировок, то у Маши все получалось естественно и без каких-либо усилий.
Она вообще была очень естественной, говорила то, что думала, даже если и неприятные для собеседника вещи. Причем получалось у нее это совсем не обидно. С ней не нужно, точнее, нельзя было притворяться - фальшь она чувствовала сразу, как музыкант, который услышит искаженную ноту даже в огромном оркестре. Вадим и не пытался фальшивить. Он принимал их отношения такими, какими они были - ровными, спокойными, уважительными. Единственное, чего, может быть, не хватало им обоим, - это страсти. Нет, в постели у них тоже все было замечательно, но…
Уехав из Москвы на месяц, Вадим понял, что его беспокоит: он не скучал по Маше так, как следовало бы скучать по любимой женщине, роман с которой еще только начался. Он был бы рад ее увидеть, но не страдал от ее отсутствия. Маша была одновременно нужна ему и не нужна. Он не был привязан к ней в такой степени, чтобы постоянно ощущать эту привязанность. Он по-прежнему чувствовал себя свободным. Пытаясь разобраться в своих чувствах, Вадим понимал, что Маша нравится ему, но не настолько, чтобы сказать, что он любит ее. И в то же время искренне хотел полюбить…
Такое раздвоенное состояние не то, чтобы мучило его, но временами раздражало. Иногда, засыпая в номере отеля, Вадим вдруг ловил себя на мысли, что не думает о Маше. То есть он думал о ней, но именно так, отвлеченно, словно укоряя себя за свою забывчивость и невнимательность. С утра, движимый раскаянием, начинал звонить в Москву, но это было всего-навсего раскаяние и ничто другое. «Нет-нет, - спохватывался Вадим, - конечно, она мне нравится. Мне хорошо с ней. Она нужна мне - вот такая, красивая, умная, талантливая. Мечта любого мужчины. С ней я забуду обо всех своих печалях. Я уже не думаю ни о чем и ни о ком, кроме нее». И тут же забывал о своих мыслях.
В Москву Вадим вернулся лишь в начале декабря. Почти месяц он провел в Австрии, последнюю неделю - в Вене, и вот теперь, когда в Европе наступила предрождественская лихорадка, наконец, вернулся домой, где его ждал снегопад - первый этой зимой, обильный, сразу же сковавший жизнедеятельность и аэропорта, и большого города. Вылет из Вены по метеоусловиям Москвы задержали почти на два часа. Вадим с Димоном, вдвоем возвращавшиеся в Россию, маялись в аэропорту, выпили не по одной чашке крепкого кофе, даже побаловались коньяком, чтобы скрасить время ожидания, успели немного вздремнуть в самолете, прежде чем оказались во Внуково и, наконец, вдохнули свежий в полном смысле этого слова воздух Родины.
Едва сев в такси, Вадим позвонил сначала матери, потом - Маше. Она взяла телефон сразу, как будто ждала только его звонка. На самом деле - Вадим представил себе это отчетливо - телефон на длинном красном шнурке всегда висел на гвоздике, вбитом в оконную раму, под рукой у хозяйки.
- Маша? Маш, привет, это я…
- Вадик! - ему показалось, что она искренне обрадовалась. Наверное, так оно и было на самом деле. - Здравствуй, милый! Ты уже прилетел?
- Полчаса назад. Рейс задержали - снегопад.
- Я рада… Соскучился?
- Конечно, соскучился… А ты? Хотя… когда тебе скучать?.. Выставки, презентации, фуршеты… Богема!
- Только не делай вид, что ты ревнуешь! - рассмеялась она, и Вадим ясно представил себе ее белозубую, манящую улыбку. - Приедешь?
- Сегодня не могу. Сыновний долг зовет. День отлета - день прилета принадлежат моей маме. Тем более, что дома дел накопилось. Поскучаешь до завтра?
- Придется…
Они поболтали еще немного, поговорили о предстоящем вернисаже, где Маша собиралась выставлять свои картины, о планах на завтрашний вечер. Димон, улыбаясь, слушал их разговор. Его бурный роман с Верой закончился, едва начавшись. Расстались мирно, без взаимных упреков и обид и даже, кажется, вполне довольные друг другом. Так что теперь Вадиму приходилось бывать в «Эвридике» одному.
- Вадик, у вас что, все серьезно? - полюбопытствовал Димон.
Вадим не сразу ответил на его вопрос. Просто не знал, что отвечать. Что значит серьезно? Готов ли он жениться? Наверное, не готов. Хочет ли сохранить отношения с Машей на длительный период времени? Да, хочет. Означает ли это серьезность его намерений? Смотря, каковы намерения… Он и сам пока не знал этого. И все же ответил:
- Я на это надеюсь.
- Значит, с прошлым - все? Окончательно и бесповоротно?
Вадим не успел ничего сказать. Водитель вдруг чертыхнулся, и внимание пассажиров переключилось на дорогу. Впереди за поворотом хорошо просматривалась огромная пробка, где в нескольких рядах уже застыли машины. Водитель, бормоча ругательства себе под нос, осмотрелся по сторонам и перестроился в крайний левый ряд. В нескольких десятках метрах от них виден был поворот через встречную полосу - в этом месте дорога уходила в большой коттеджный поселок. Водитель машинально повернул, пересек встречку, но тут же понял, что его это не спасет, съехал на обочину и остановился.
- Ну и что теперь? - поинтересовался у него Димон.
- Да черт его знает! - пожал плечами водитель. - Ну, хотите, сейчас вернемся, будем в пробке стоять. Вариантов нет - что тут, что там.
- Поехали…- голос Вадима прозвучал неожиданно хрипло и напряженно. Димон оглянулся на него удивленно.
- Куда? Куда поехали?
- Вперед… Давай, давай…
- Зачем? - недоумевал Димон.
- Ты можешь не задавать вопросов? - раздраженно оборвал его Вадим.
«Ну, и куда ты собрался? Зачем? - думал он, пока машина, переваливаясь с боку на бок, медленно пробиралась по занесенной снегом дороге. - Разве только что ты не думал о том, чтобы порвать с прошлым - раз и навсегда? А сейчас снова пытаешься вернуться - туда, откуда ушел два года назад. Что там тебя ждет? Кто? Пустота и разочарование? Нечего искать, нечего ждать… Останови машину, пока не поздно, не рви душу, не сыпь соль на рану, которая и без того никак не хочет заживать. Останови…»
- Вадим, - толкнул его в плечо Димон, - ты можешь объяснить, куда мы едем?
Вадим бросил на него отрешенный взгляд.
- Что? А… тут знакомые у меня живут… Жили раньше… Заехать хочу…
Поселок казался пустынным. За высокими оградами молча высились громоздкие кирпичные особняки с темными окнами и крышами, занесенными снегом. На улицах не было ни души. Люди возвращались сюда лишь вечером - взрослые из банков и офисов, дети из элитных школ и вузов. По вечерам поселок оживал, загорались окна, в ухоженных дворах под присмотром нянь гуляли дети, молодежь, развлекаясь, носилась на крутых тачках по дороге меж домов под грохот рвущейся из окон музыки.
- На перекрестке налево, - сказал Вадим водителю. Тот послушно кивнул, завернул налево и остановился у высоких чугунных ворот. За витой оградой возвышался двухэтажный дом с крыльцом и верандой, засыпанной снегом. Просторный двор представлял собой одно большое белое поле - не было видно ни дорожек, ни лужаек. В доме явно никто не жил.
Вадим, проваливаясь по щиколотки в снег, подошел к ограде, зачем-то потрогал рукой замок, висевший на калитке. Он не был тут полгода - в последний раз приезжал еще летом. Тогда здесь тоже было пусто и тихо. Английская лужайка заросла обыкновенной луговой травой и мелкими желтенькими цветочками, названия которых он не знал, в пыльных окнах не отражались солнечные лучи…
Сердце вдруг сбилось с ритма, грудь сдавило так, что Вадим трудом перевел дыхание. Он осмотрелся. У дома через дорогу мужичок в меховой безрукавке чистил двор, ворота у него были открыты. Вадим направился к нему.
- Здравствуйте!
- Здорово, коль не шутишь…- мужичок, невысокого роста, с проплешиной на макушке, небритый - совсем простой на вид, был владельцем большой сети обувных магазинов. Вадим знал об этом.
- А что, Дунаевы давно здесь не были?
- Дунаевы-то? - мужичок задумался на мгновение. - Да поди что - с осени. Сам приезжал один раз с гостями, гулял тут пару дней - и больше не был.
- А дом не продали? Не знаете?
Мужичок, опершись на лопату, пожал плечами.
- Да вроде нет. Чужих никого не было - мы бы знали. А и продал бы? Зачем он ему? Дочь в Швейцарии третий год. А одному тут жить - тоска.
- Что, и летом не жили?
- Не, не видал. Как погорели - так и не жили. Видать, душа теперь к этому дому не лежит. А ты хозяина ищешь или… - он хитро взглянул на Вадима.
- А кого найду… Спасибо!
- Да не на чем…- мужичок вернулся к своему занятию. Владелец обувных магазинов чистил снег с таким азартом, как будто главное удовольствие всей его жизни состояло именно в этом. Похоже, крестьянская его душа жаждала простой мужицкой работы - ясной и понятной, результат которой виден сразу.
Вадим в последний раз бросил взгляд на закрытые ворота. Мимо. Опять мимо. В который раз. Загородный дом стоит пустой. Городская квартира продана. Где искать концы? И стоит ли? Его же никто не ищет… Два года его никто не ищет…
- Вот так, понятно? - сказал он сам себе. - Душа не лежит. А ты-то что, как привязанный?..
Вадим вернулся к машине, стряхнул снег с брючин, открыл дверь и сел рядом с Димоном, который все это время ждал его в салоне.
- Ну, что? Нашел что-нибудь?
- Поехали…
- Она здесь жила?
- Поехали, я сказал!
Димон вздохнул, пожал плечами и кивнул водителю, который молча наблюдал за ними в зеркало заднего вида.
Вадим жил вдвоем с матерью. Татьяна Михайловна работала медсестрой в больнице и много лет, пока Вадим не начал сам зарабатывать, тянула сына одна. Мать всегда была для него лучшим другом. Именно она привела его в спортзал, когда ему едва исполнилось четыре года, откладывала крохи из скудной сестринской зарплаты в самые трудные годы, когда государство махнуло на спорт рукой, и подающие надежды спортсмены ездили на сборы и соревнования только благодаря своим тренерам и родителям. Она радовалась его первым победам, старалась не пропускать ни одного соревнования, проходившего в Москве. Вадим привозил ей кассеты с записью своих выступлений, и она смотрела их по вечерам, когда сын уезжал на очередные чемпионаты.
Когда во время одного из них Вадим, уже титулованный спортсмен, победитель и призер, получил страшную травму, Татьяне Михайловне показалось, что мир рухнул. Все силы она вложила в сына, в его будущее - блестящее, победное, обеспеченное. Все закончилось больницей, операциями, крушением всех надежд...
Но Татьяна Михайловна была сильной женщиной. Она не сдалась сама и не позволила сдаться Вадиму. Впрочем, у него был материнский характер. Он не только поднялся на ноги, хотя врачи в один голос твердили, что передвигаться отныне ему придется только с палочкой, - спустя год после последней операции он вновь пришел в спортзал к своему тренеру, у которого начинал когда-то спортивную карьеру. Конечно, нечего было и думать о чемпионатах мира или олимпиаде, но становиться инвалидом в двадцать с небольшим лет Вадим не собирался.
- Мама, ма-а-ам, я приехал! - Вадим вошел в небольшую прихожую, бросил на пол сумку.
Мать выглянула из двери кухни, вытирая на ходу полотенцем руки, заспешила ему навстречу.
- Вадик, сыночек, ну, наконец-то! Я тебя уже два часа жду.
Она обняла его, расцеловала в холодные щеки.
- Не поверишь, вылет задержали на час, а в пробке на кольцевой в два раза дольше простояли. Хоть вертолет персональный заводи! Невозможно! М-м-м, как вкусно пахнет…
- Голодный?
- Как волк! И такой же злой…
- Ну, ладно, ладно, не наговаривай на себя! - она шутливо хлопнула сына полотенцем ниже спины.- Давай, раздевайся, умывайся, сейчас буду тебя кормить.
Татьяна Михайловна гордилась сыном. В последнее время у него все складывалось хорошо: заочно закончил университет, подписал контракт на участие в спортивном шоу, не вылезал из Европы и Америки. Вот только с личной жизнью, несмотря на двадцать восемь лет, никак не получалось, но тут мать ничего не могла поделать и ничем не могла помочь.
Вадим не заставил себя ждать - уже через несколько минут появился на кухне. Татьяна Михайловна оглядела его с любовью.
- Что-то ты похудел… Вас плохо кормили?
- Мам, не говори ерунды! Скоро трещать начну по всем швам. Так что не думай даже закармливать меня своими котлетами. Вот сегодня пообедаю в свое удовольствие - и на строгую диету.
- Ну, ты прямо как модель - на диету! Посмотри, у тебя жиринки лишней нет! - она ущипнула его за бок.
Вадим, отпрянув, рассмеялся.
- Больно, чего ты!
Мать налила ему суп, поставила перед ним тарелку, сама села рядом.
- А себе?
Она махнула рукой.
- Да я пока готовила да ждала тебя - перебила аппетит. Ты ешь, ешь… Отдохнешь, поедем в магазин за продуктами, а то я без тебя и не покупала ничего…
- Ну, а почему? - в голосе у Вадима прозвучал упрек. - Денег, что ли, нет? Мам?
- Да мне одной много ли надо? Кушай, кушай…
Она погладила его по голове, словно мальчишку.
- Устал?
- От дороги. Меня эти перелеты просто выматывают!
- Ну, так бросай, Вадик! - неожиданно предложила ему Татьяна Михайловна. - Сколько ты еще будешь мотаться по свету? Не двадцать лет. Может, хватит от себя бегать?
Вадим не ожидал от нее таких слов. Когда он подписал контракт с компанией Томаса Брайта и начал ездить с выступлениями по всему миру, Татьяна Михайловна радовалась, наверное, больше, чем он сам, хотя и скучала во время его долгих отлучек. Но это было возвращение - и не просто в спорт, это было возвращение в прежнюю жизнь - и для него, и для нее. Если бы не одно «но»…
Татьяна Михайловна знала своего сына лучше, чем даже он сам. Каждая его поездка, в действительности, была попыткой сбежать от преследовавшей его тоски. Он не выдерживал в Москве больше двух-трех месяцев. Начинал метаться, изводить себя ненужными мыслями, искать то, что было когда-то утрачено безвозвратно. Бывало, что, забывая о тренировках, Вадим целыми днями лежал на диване в своей комнате, бесцельно глядя в потолок и думая о чем-то своем. Она знала, о чем он думает, и это ее пугало. В такие минуты Татьяна Михайловна почему-то боялась, что Вадим сорвется и, не дай Бог, наделает глупостей. Ну, например, начнет пить. Сильные люди долго могут сопротивляться обстоятельствам, но зато ломаются враз. Примерно то же самое произошло когда-то с ее отцом, на которого был так похож Вадим: после смерти жены он долго крепился, а потом вдруг сорвался, запил и сгорел буквально за несколько месяцев. Поэтому Татьяна Михайловна радовалась, когда Вадим уезжал в очередное турне - там ему некогда было думать о своих проблемах. Но сейчас она вдруг пожалела своего мальчика. Ему было двадцать восемь. Все его одноклассники, старые друзья по дому давно уже создали семьи, обзавелись детьми, а у Вадима не было даже девушки. Она знала причину, хотя они практически не говорили с сыном на эту тему.
- Мам, не начинай, а? Не надо!
Татьяна Михайловна расстроено махнула рукой, встала, направилась к плите. Некоторое время оба молчали. Вадим ел, насупившись. Татьяна Михайловна положила в тарелку пюре с котлетами, которые он так любил - она специально готовила их к его приезду, поставила на стол.
- Вот подожди, женюсь, остепенюсь, осяду…- неожиданно прервал молчание Вадим. Говорил вроде бы, шутя, и в тоже время как о чем-то решенном. - Детей нарожаю… Ты еще не рада будешь, скажешь: хоть бы ты, сынок, улетел куда-нибудь на недельку, не маячил бы у меня перед глазами.
- Ой, напугал! На ком женишься-то, на ком?
Вадим усмехнулся.
- Или есть - на ком? - насторожилась Татьяна Михайловна. - Ну-ка, ну-ка, давай, рассказывай!
- Мам, ты только ничего себе не придумывай, хорошо? Никто еще жениться не собирается… Пока только конфетно-букетный период… Но познакомить тебя хочу. Учти - только познакомить.
- Ой, слава Богу…Слава Богу… Думала, что не дождусь уже… - она отвернулась к плите, вытерла ладонью внезапно намокшие глаза.
Вадим положил на стол ложку, отодвинул от себя тарелку, вздохнул.
- Мама, ну, я же сказал - не придумывай ничего. Я сам еще ничего не знаю. Не решил… И вообще… - он внезапно завелся с пол- оборота. - Не дергай меня, мама! Прошу тебя…
Аппетит у него сразу пропал, а настроение испортилось. Вадим резко поднялся, быстро вышел с кухни. Татьяна Михайловна печально покачала головой, достала из холодильника пакет с соком, налила в стакан и пошла вслед за сыном.
Он лежал в своей комнате на диване, отвернувшись к стене. Слишком часто за последние два года она видела его в такой позе. Татьяна Михайловна села на диван рядом с сыном, тронула его за плечо.
- Сок будешь?
Вадим повернулся, сел, взял у нее из рук стакан, сделал несколько глотков.
- Извини… Извини, пожалуйста, я не хотел…
- А котлеты вкусные…
- Я потом поем… Устал…
Комната у него была совсем маленькая. В углу у двери стоял старый шкаф с рассохшимися скрипучими дверцами. Татьяна Михайловна давно уже предлагала сыну поменять его на новый, но Вадим не соглашался. Он вообще был равнодушен к окружавшим его вещам, если только они не раздражали и не вызывали дискомфорта. Шкаф, по всей видимости, не вызывал. У окна стоял стол с компьютером - большой, удобный, Вадим сам выбирал и покупал его на одну из своих первых зарплат. Над столом - полки, заставленные спортивными кубками. На стенах развешаны медали и фотографии: юный Вадим на тренировках, на соревнованиях, на пьедестале почета… В этих медалях, кубках и фотографиях было все его спортивное прошлое. Впрочем, не только спортивное. На одной из полок в рамочке стоял снимок, на котором рядом с Вадимом была изображена молодая девушка, совсем еще девочка… На эту фотографию и смотрела сейчас Татьяна Михайловна.
- Вадик, милый, я знаю, тебе тяжело говорить на эту тему… Но я же вижу, ты продолжаешь мучить себя… Вадик, два года прошло…
- Два? - перебил ее Вадим. - Сколько лет назад вы разошлись с отцом? Разве ты до сих пор не задаешь себе вопрос: почему это произошло? Разве ты не хочешь получить ответ?
- Как ты можешь сравнивать? - даже удивилась Татьяна Михайловна. Никогда еще Вадим не задавал ей вопросов, касающихся ее взаимоотношений с мужем. Тот был военным. Вадик родился в дальнем гарнизоне, откуда до ближайшего населенного пункта нужно было добираться несколько часов. Татьяна Михайловна уехала с сыном к родителям, когда малышу было всего несколько месяцев: они вместе с мужем сочли, что жить с маленьким ребенком в военном городке, где не было порой света, воду нужно было носить из колодца, а греть ее на печке или круглой электрической плитке, - героизм, никому не нужный в мирное время. Пока она растила сына, муж встретил другую... Он приезжал несколько раз, чтобы увидеть мальчика, но так давно, что в памяти у Вадима эти встречи не сохранились. - Как ты можешь сравнивать? Мы были женаты… У нас был ребенок…
- Мама… - почти простонал Вадим, протянул ей стакан с недопитым соком, и Татьяна Михайловна взяла его машинально. - Какая разница?! Женаты… Ребенок… Я хочу понять… Я знать хочу… Может быть, если бы я знал правду, мне было бы в сто раз проще все забыть. Может быть, если бы она сказала, что ничего нет и ничего не будет, я бы успокоился, наконец… Все, что я хочу, - расставить точки. Но это же мука - жить в неведении!
- Жить в неведении… - Татьяна Михайловна усмехнулась печально и снова взглянула на фотографию.
Что он нашел в ней - в этой девчонке с челкой, упавшей на лоб, и с конским хвостиком на затылке? Чем она, на первый взгляд, такая обыкновенная, приворожила ее сына? Впервые увидев их рядом, Татьяна Михайловна ощутила странное, необъяснимое чувство - не ревности, нет, скорее, - страха. Вадим смотрел на эту девочку так, что матери стало ясно с первого взгляда: он принадлежит ей и только ей. Безраздельно и навсегда. Никому другому, быть может, такие мысли не пришли бы в голову, потому что Вадим ничем - ни словом, ни движением не выдавал своих чувств, но Татьяна Михайловна слишком хорошо знала своего сына, слишком долго они были единым целым, чтобы не понимать его с полуслова и полу-взгляда. Ей казалось, что он даже дышал через раз, когда разговаривал с этой девочкой, он обволакивал ее, словно коконом, своей любовью и своим обожанием. Да, в тот момент Татьяна Михайловна испугалась за сына. Испугалась того, что впоследствии и произошло: девочка разбила ему сердце…
С тех пор прошло два с лишним года. Другой бы забыл, а Вадим продолжал любить, хотя и уверял самого себя, что ему всего-навсего хочется знать правду.
- Жить в неведении… Если бы дело было только в этом! Ты, Вадик, меня можешь обмануть, девушку можешь обмануть, а себя … себя не обманешь…
- Я никого не обманываю, мам… Я просто пытаюсь начать все сначала. Я пытаюсь!
- Пытайся, сынок, пытайся! - погладила она его по плечу.
Два года назад
Вообще-то, по всем правилам, его не должны были брать в охрану банка «Проминвест», принадлежащего некоему Борису Николаевичу Дунаеву. Вадим не служил в армии - сначала у него была отсрочка, как у спортсмена российской сборной, а потом, после травмы, став белобилетником, он уже не подлежал призыву. Между тем служба в армии была одним из условий приема на работу. Но Вадим этого не знал, поэтому и пришел устраиваться в банк, случайно услышав объявление по радио. Собеседование с кандидатами проводил начальник службы безопасности Андрей Васильевич Ершов, военный - из тех, кого трудно назвать бывшими: они и на гражданке сохраняют выправку и любовь к дисциплине и порядку. Помимо этого у Ершова было еще одно несомненное достоинство: он хорошо разбирался в людях. Десятиминутного разговора с бывшим спортсменом оказалось вполне достаточно, чтобы принять того на работу. Так Вадим стал охранником в «Проминвесте».
За три месяца он освоился в коллективе, хотя близкой дружбы ни с кем не водил. Девушки - сотрудницы банка его любили, причем по большей части именно за то, что у него со всеми были добрые отношения, но при этом он никого не выделял особо. У начальства немногословный, дисциплинированный и ответственный охранник был на хорошем счету, так что впереди у Вадима, реши он остаться в службе безопасности надолго, была довольно хорошая перспектива. Наверное, поэтому, когда Ершову понадобился человек для выполнения особо важного задания, он выбрал именно Русакова.
Впрочем, сути этого задания Андрей Васильевич Вадиму не объяснил. Сказал только, что тот переходит в распоряжение Олега Романовича Зайцева, начальника личной охраны директора банка «Проминвест».
Пятнадцатого июня 2003 года - Вадим запомнил эту дату навсегда - он впервые приехал в дом Бориса Петровича Дунаева.
Утро стояло солнечное и, несмотря на ранний час, жаркое. Москва плавилась от духоты и смога, висевшего над дорогами. Вадим специально выехал пораньше, чтобы выбраться за город, пока утренние пробки еще не закупорили транспортные магистрали. Добираться до места пришлось около часа. Коттеджный поселок, как и многие другие поселки, облюбованные новыми русскими, располагался на месте бывшей подмосковной деревни, от которой не осталось уже ничего, кроме названия - Муравьевка. Дом банкира Дунаева на фоне соседних особняков и замков смотрелся весьма скромно - двухэтажный, без столь модных ныне башенок, куполов и колонн с пилястрами, с верандой, на которой стоял вполне дачный по виду круглый столик и несколько плетеных кресел. Просторный, ухоженный двор: у ворот - небольшой флигель, где, как выяснилось позже, ночевали охранники, парковка для машин, аккуратно подстриженные английские лужайки, цветочные клумбы, резная беседка. Уже через несколько дней Вадим убедился, что далеко не бедный Дунаев был, как ни странно, совершенно безразличен к роскоши, поэтому окружал себя вещами, в первую очередь, функциональными, хотя, конечно, не дешевыми.
Ворота Вадиму открыл охранник - молодой круглолицый парень в синей форменной рубашке с шевроном на рукаве «СБ «Проминвест».
- Кто такой?
- Я от Ершова… Вадим Русаков.
- А-а-а, - заулыбался парень, - понятно… А мы тут тебя ждем. Игорь…
И протянул Вадиму руку.
Из дверей дома вышел невысокий седоватый мужчина в джинсах и рубашке с короткими рукавами, быстро сбежал по ступенькам.
- Здравствуйте! - сказал ему Вадим, - меня Ершов прислал.
- Да-да, он мне звонил. Ну, что ж, будем знакомы: Олег Романович Зайцев, начальник личной охраны, - он внимательно разглядывал Вадима. - Обязанности свои знаешь?
- В общих чертах.
- Значит, так. В доме живут двое: Борис Петрович, наш босс, и его дочь Ирина. Ее, правда, сейчас нет - прилетает через два часа из Швейцарии. Вот ты и будешь ее личным телохранителем.
Вадим растерялся. Такого поворота он не ожидал. Телохранителем у девчонки? Это что-то новенькое! Наверное, смятение отразилось у него на лице, потому что Зайцев, наблюдавший за его реакцией, заулыбался. А у стоящего рядом охранника Игоря слова начальника охраны почему-то вызвали приступ веселья.
- Ты что здесь стоишь? - повернулся к нему Зайцев. - Где твое рабочее место? На воротах? - вот и иди.
- Да мне что? - смеясь, ответил Игорь. - Я и пойду.
- Мне рекомендовали тебя как серьезного, ответственного и порядочного человека. - Зайцев взял Вадима под руку и вместе с ним направился к дому. - Все эти качества понадобятся тебе в полной мере. Девчонке семнадцать лет, и характер у нее - не сахар. Взбалмошная, неуправляемая, дерзкая…
Он даже понизил голос и произнес доверительно:
- На месте отца я бы ее выпорол пару раз, но… Единственная дочка. Скажу честно, ни один телохранитель дольше месяца не выдерживал. У тебя задача - продержаться до сентября. В сентябре она снова уедет учиться. Но до этого времени - ее жизнь и здоровье в твоих руках. Так что не подведи.
- Постараюсь, - все так же растерянно ответил Вадим.
- Постарайся! - усмехнулся Зайцев. - За такую зарплату можно постараться. Пойдем, покажу тебе дом.
Они поднялись по ступенькам в дом, вошли в просторный холл. Направо и налево уходили два коридора.
- Там - твоя комната, - Зайцев показал налево, - в ней будешь ночевать, если вдруг придется задержаться допоздна. Потом посмотришь. Направо - кухня… Пойдем.
Они прошли по небольшому коридору, ведущему в кухню. У плиты суетилась молодая женщина лет тридцати, слегка располневшая, но все еще привлекательная.
- Это Лиза, наша кормилица и поилица, главный человек, без которого жизнь в доме просто остановилась бы …
Лиза с интересом посмотрела на Вадима, в ответ на слова Зайцева смущенно махнула рукой.
- Да что вы, Олег Романыч, разве я главная…
- Лиза работает у Дунаева уже много лет, - он не обратил внимания на ее реплику. - Его дочка, можно сказать, выросла у нее на руках. Так что она всегда поможет и подскажет, что и как. Ну, а со всеми остальными вопросами - ко мне. К Дунаеву сам не суйся, он этого не любит. Лиза, познакомься - это Вадим. Новый телохранитель нашей наследницы.
- Ничего телохранитель… - Лиза бросила на Вадима кокетливый взгляд. - Я бы сама от такого не отказалась.
- Ну-ну, - засмеялся Зайцев, - ты мне это брось, не смущай парня…
Лиза прошла мимо Вадима, задев его круглым плечом:
- Да он сам кого хочешь смутит… Ишь, красавчик!
- Завтраки, обеды и ужины - за счет хозяина, - продолжал объяснения Зайцев. - Рядом с домом - бассейн и тренажерный зал, можно заниматься - до или после рабочего дня. В общем, будем считать, что тебе очень повезло с работой… Идем, познакомлю с боссом.
Через кухню они прошли в гостиную. Это была довольно большая комната, в центре которой стоял овальный стол, окруженный стульями с высокими спинками, вдоль стены тянулся длинный диван с кучей разнокалиберных подушек. Под лестницей с деревянными резными перилами, уводившей на второй этаж, - небольшой телефонный столик на гнутых ножках.
Вадим не раз видел Дунаева в банке. Это был невысокий, но крепкий и хорошо сложенный, красивый мужчина, сорока с небольшим лет, с легкой сединой на висках. Он стремительно проходил по коридорам банка, не поворачивая головы, и не обращая внимания на окружающих. Когда с ним здоровались молодые сотрудники, которых он вряд ли знал даже по именам и которые были для него все на одно лицо, он кивал головой, почти не глядя. Зато непременно останавливался, если это был руководитель какого-нибудь отдела или просто сотрудник в возрасте, первым протягивал руку и обязательно задавал вопросы о семье или здоровье. В банке смеялись: надо заслужить, чтобы Дунаев тебя заметил.
Что касается охранников, то они для Дунаева просто не существовали. Всех их с успехом воплощал в себе начальник службы безопасности банка Андрей Васильевич Ершов, о котором ходили слухи, что ему единственному безнаказанно позволено перечить боссу.
И вот теперь Вадиму предстояло стать тенью дочери этого человека. А значит - его доверенным лицом.
Дунаев пил кофе и читал журнал.
- Борис Петрович, - обратился к нему Зайцев. - Познакомьтесь, пожалуйста: это - Вадим, новый телохранитель Ирины. Ершов прислал. Рекомендации - самые лучшие.
Дунаев отложил журнал, осмотрел Вадима с ног до головы. Наверное, ему не слишком понравилось то, что он увидел, потому что губы у него как-то странно скривились.
- Я надеюсь, что, помимо бицепсов, у него есть еще и мозги?
Зайцев растерялся, - он явно не ожидал такого вопроса.
- Хотите провести тест на IQ? - ответ Вадима прозвучал неожиданно дерзко.
Зайцев пихнул его локтем в бок.
- Ты что?!
Дунаев удивился. Телохранитель, который позволяет себе дерзить своему работодателю? - это что-то новенькое. Но, во всяком случае, реакция у парня хорошая, а, значит, можно рассчитывать, что в трудной ситуации он сумеет быстро сориентироваться.
- О! Ты такие слова знаешь? Уже внушает надежду. Ладно… - Дунаев снова взял в руки журнал. - Поживем - увидим. Олег Романыч, ты объяснил ему ситуацию?
- В общих чертах, Борис Петрович. Разберется по ходу дела.
- Ты думаешь? - Дунаев вновь перевел взгляд на Вадима. - Так, говоришь, Ершов рекомендовал? Ну-ну… Свободен!
- Ты с ума сошел?! Язык попридержи… - накинулся на него Зайцев, когда они вернулись на кухню. - Как разговариваешь? Забыл, с кем дело имеешь?
- А я, Олег Романович, никогда ни перед кем не лебезил и лебезить не буду, - спокойно ответил ему Вадим. - Ну, а если вас что-то не устраивает - так ведь я могу и уехать.
- Ну, парень… - покачал головой Зайцев. - Твое счастье, что босс твою кандидатуру одобрил. Иначе ты не то, что здесь, уже три минуты, как вообще бы не работал!
- Неужели? - усмехнулся Вадим. - Вот бы я расстроился!
Зайцев не нашелся, что ему ответить. Погрозил зачем-то пальцем и вышел с кухни.
Лиза молча слушала их разговор.
- Да ты, я смотрю, с характером, - сказала она, когда они остались вдвоем. - Не повезло Иринке, найдет, чувствую, коса на камень. Прежние-то боялись слово лишнее сказать, вот она и командовала, как хотела… А какому мужику понравится, когда им девчонка крутит? Завтракать будешь?
- Нет, спасибо. А вот соку стакан выпил бы… Если можно.
- Да можно, конечно, отчего же нельзя! Да ты садись, в ногах правды нет.
- А что, девчонка и впрямь такая мегера? - поинтересовался Вадим, когда Лиза поставила перед ним на стол запотевший стакан с соком.
Домработница села напротив, положила руки на стол.
- Да какая она мегера! Несчастный ребенок!
- Ну, уж - несчастный! - усмехнулся Вадим. - В таких-то хоромах да при таком отце…
- Да что хоромы, когда она в них - как в тюрьме. - Лиза, пригорюнившись, подперла рукой голову. - С десяти лет под охраной: школа - закрытая, колледж - с закрытым пансионом. Домой приедет - и здесь вечно под конвоем, как арестантка какая. Любой взвоет. А она ж молодая! Ей веселиться хочется! С девочками, с мальчиками… С нашим повеселишься…
- Что, такой строгий?
- Нет, Борис Петрович - нормальный мужик, без тараканов. Знаешь, типа: ты - прислуга, я - хозяин… Такого у него нет. Просто было время, когда он каждый день уходил из дома и не знал, вернется ли живой. Иринку, ей лет десять было, похитили - так он бизнес свой за нее отдал, заново потом начинал. Вот с тех пор у него крыша и сдвинулась - дочка-то одна! Боится… А Иринка… - Лиза махнула рукой, - Во всем остальном она из отца веревки вьет, ни в чем отказа не знает. Хотя, в общем-то, ничего особо и не просит. Да ты сам все увидишь.
Вадим допил сок, поставит стакан на стол.
- Понятно… А мать?
- Разошлись они… Иришка еще совсем маленькая была… Может, при матери все по-другому было бы. Ты постарайся к ней ключик подобрать. Она - девчонка хорошая…
Познакомившись с домом и его обитателями, Вадим два часа без дела слонялся по усадьбе в ожидании, когда привезут его подопечную. Лиза занималась обедом, охранник Игорь ушел в свой флигель, и вмешиваться в его дела Вадиму не хотелось, так что, погуляв по участку, он поднялся на веранду, сел в плетеное кресло и закрыл глаза, решив немного подремать. Именно в этот момент за воротами и просигналила машина.
Игорь открыл ворота, и во двор въехал дунаевский «Мерседес». Сначала Вадим решил, что вернулся хозяин дома, но тут же понял, что ошибся. Из машины, не дожидаясь, пока ей подадут руку, вышла девушка. Даже, скорее, девчонка. На ней была белая блузка, клетчатый короткий пиджачок, такая же клетчатая юбка чуть выше колена, босоножки на невысоком каблуке. Через плечо - маленькая сумочка на длинном ремешке. Темные волосы убраны в хвост на затылке, глаза закрывали черные очки.
Девушка по-хозяйски оглядела двор и направилась к дому.
Вадим поднялся с плетеного кресла, подошел к ступеням. Он стоял и смотрел, как к нему приближается та, кого в течение трех месяцев ему предстоит беречь, как зеницу ока. Девушка шла ровным, отрепетированным шагом, высоко, словно модель на подиуме, вскидывая коленки, и совершенно не смотрела себе под ноги.
«Сейчас упадет…» - почему - то подумал Вадим.
Она поднялась по ступенькам, на последней споткнулась и машинально, чтобы сохранить равновесие, выбросила вперед руку. У Вадима, действительно, была хорошая реакция. Он успел схватить ее за эту протянутую в пространство руку. Наверное, было бы слишком, если бы в первую же минуту знакомства Ирина Дунаева упала к его ногам...
Не удостоив телохранителя даже взгляда, девушка молча скрылась за дверью.
- Спасибо, Вадим Александрович! - насмешливо сказал сам себе Вадим. - Пожалуйста, Ирина Борисовна.
Он не пошел за ней - так и остался сидеть на веранде. Водитель, пыхтя, притащил чемоданы на крыльцо, бросил на Вадима страдальческий взгляд, но тот даже не пошевелился, и бедолаге пришлось самому нести багаж в дом.
Ирина вышла спустя полчаса. Она уже успела переодеться в джинсы и легкую блузку нежно голубого цвета, под которой отчетливо просвечивал узенький, едва скрывавший ее детские еще прелести бюстгальтер.
Вадим покосился на девушку, но ничего не сказал. За прошедшие минуты он успел определить для себя линию своего поведения: чтобы не случилось - спокойствие и только спокойствие. Не дать ей возможности вывести его из себя, почувствовать себя хозяйкой положения. Ситуацию, какой бы она ни была, будет контролировать он и только он. Сдержанность и холодный расчет - вот его козырь. У нее характер? Ну, что ж, он тоже не лыком шит.
- Эй, как там тебя?.. - подняв очки на лоб, девушка смотрела на него, прищурившись.
Вадим даже вздрогнул от такого неожиданного обращения.
- Это вас в швейцарском колледже учили говорить «эй» незнакомым людям?
Теперь настал черед Ирины удивляться. Телохранитель учит ее правилам хорошего тона?!
- Ну, извини… И как же тебя зовут?
- Вадим.
- Понятно… Будешь моим надсмотрщиком?
- Мы - не в тюрьме, - он посмотрел на нее, демонстративно отвернулся и устремил взгляд в небо, - я - не надзиратель, а ты - не арестантка.
- Да? - похоже, такое знакомство Ирине нравилось. Новый охранник ее забавлял. Он не знал, с кем имеет дело? Его не успели предупредить? Или не сочли нужным… - Ну, так я тогда пошла?
- Иди… - согласился Вадим.
Ирина спустилась с веранды, обернулась, словно проверяла - не направляется ли он за ней следом. Вадим не шелохнулся. Она хотела, чтобы он прошел проверку? Ну, что ж, он ее пройдет.
Помедлив, Ирина направилась к беседке. Вадим не видел, что она там делала, но через минуту девушка появилась с большим пляжным полотенцем в руках. Она расстелила его посреди лужайки, повернулась к Вадиму лицом и вдруг начала раздеваться - медленно, демонстративно, уже через минуту оставшись в купальнике, который представлял собой две узенькие полоски ткани. Опустилась на полотенце и легла, раскинув руки. Сердце у Вадима вдруг ухнуло куда-то вниз и закачалось, словно на волне, на уровне желудка. Девочка решила использовать запрещенные приемы? Ну-ну…
- Вот стерва маленькая! - насмешливо сказал охранник у него за спиной. - Это она тебя дразнит.
Вадим вздрогнул.
- Черт! Откуда ты взялся?!
Игорь мотнул головой в сторону заднего двора.
- Оттуда… Территорию обходил. Ну, и как она тебе?
Вадим пожал плечами.
- Пацанка… Тоже мне, устроила стриптиз…
- А по мне - так подросла за год… Я бы с ней очень даже не прочь…
- Ты этого не говорил, - недобро покосился на него Вадим, - я - не слышал.
- Как скажешь! - хохотнул охранник. - Ты же - телохранитель! Посмотрим, как через месяц запоешь…
Ирина села, прогибая спину, подставила лицо солнцу. Потом так же медленно, как только что раздевалась, встала, подняла полотенце, одежду и направилась к бассейну. Вадим поднялся с места, едва она скрылась из виду. Ноги у него были длиннее, да и шел он быстрее, поэтому встретились они у входа.
- В бассейн со мной пойдешь? - с издевкой спросила у него Ирина. - Хочешь посмотреть, как я плаваю? Или вместе поплещемся?
- Думаю, зрелище не для слабонервных… - он старательно смотрел ей в глаза, пытаясь не думать о том, что перед ним стоит практически обнаженная девушка.
- Что-о-о?! - возмутилась Ирина. - У меня, между прочим, по плаванию - первый юношеский!
- Ну, тогда можно не беспокоиться, что ты утонешь.
Он отступил в сторону, пропуская ее к бассейну. Ирина, гордо вскинув голову, прошествовала мимо. Вадим вернулся на веранду
- Ну, куда наша наследница направила свои стопы? - поинтересовался дожидавшийся его Игорь. Парню, видно, было скучно здесь одному, вот он и торчал возле дома в надежде поболтать с новым телохранителем.
- В бассейн…
- А, ну-ну… - засмеялся охранник. - Известный трюк…
- Что ты имеешь в виду? - насторожился Вадим.
- Там есть второй выход. Сейчас выскочит - и на задний двор. А там калитка на улицу. Знаешь, сколько раз она уже это проделывала?
Вадим оттолкнул его от себя так, что парень едва не упал, перепрыгнул через ступеньки крыльца и помчался за дом.
«Ах, вот ты как?! - он даже разозлился. - По - хорошему, значит, не хочешь? Ну, ладно… Придется по-плохому…»
Он успел как раз вовремя: Ирина стояла у ограды, густо обвитой темно-зеленым плющом, торопливо натягивая на себя джинсы. Вадим решил подождать. Внезапность - хорошая вещь. Сейчас ему не в чем ее упрекнуть. В самом деле, не пошла купаться, пошла гулять по саду. И что? Ее дело. А вот теперь пора - она попыталась открыть тяжелый засов на калитке, и у нее это получилось. Вадим осторожно, стараясь ступать как можно тише, подошел сзади и коснулся рукой ее плеча. Ирина, вскрикнув, отпрыгнула в сторону.
- Далеко собралась?
- Не смей меня трогать!
Ей шло, когда она злилась, - Вадим должен был это признать. У нее вообще было очень живое, подвижное лицо - на нем мгновенно отражались чувства, которые девушка испытывала в этот момент. Сейчас она злилась оттого, что ему удалось разгадать ее замысел: сжала в узкую полоску губы, прищурилась и грозила ему указательным пальцем.
- Ты не имеешь права меня трогать!
- Очень надо мне тебя трогать! - насмешливо ответил ей Вадим. - Было бы что - ни шерсти, ни вида…
- А ну, отойди от меня! - Ирина внезапно толкнула его в грудь. - Отойди, я сказала!
Вадим отступил, подняв руки, словно сдавался.
- Ладно, ладно, не кричи…
Зря он, конечно, это сделал. Потому что в ту же минуту Ирина развернулась к калитке, дернула ее на себя и попыталась выскользнуть в образовавшийся проем. И ей это почти удалось. В последнюю минуту Вадим успел схватить ее и втащить обратно. Девушка, визжа, извивалась у него в руках и отчаянно брыкалась. Он отпустил, но Ирина неожиданно набросилась на него с кулаками. Конечно, руками она размахивала, как попало, и увернуться от ее ударов ему не составляло никакого труда. Вадиму даже стало смешно, а Ирину его улыбка взбесила еще больше.
Наконец, ему надоел этот поединок - пришло время объяснить малолетней хулиганке, что терпеть ее выходки он не намерен. Вадиму хватило секунды, чтобы схватить Ирину в охапку, развернуть к себе спиной и прижать ей руки так, что она не могла ими даже пошевелить. Девушке оставалось только вертеть головой.
- Отпусти меня немедленно! Отпусти! - она попыталась пнуть его в колено, но у нее не получилось.
Вадим прижался щекой к ее разгоряченному лицу.
- Будешь еще драться? - он даже встряхнул ее, как драчливого щенка. - Будешь?!
Ирина растерялась. Поведение нового телохранителя выходило за рамки ее представлений о том, как он должен себя вести. Но в таком случае она и сама не знала, как поступить. Перестав сопротивляться, она почти повисла на руках у Вадима.
- Отпусти…
И, когда он бросил ее, словно куль с мукой, села на землю, изумленно посмотрев на него снизу вверх.
- Ты что?.. С ума сошел?.. Я папе скажу… Тебя выгонят сегодня же… Ты…ты что себе позволяешь?!
Вадим погрозил ей пальцем и перевел дух.
- Нет, это что ты себе позволяешь?! Ты такие спектакли сопливым поклонникам - малолеткам устраивай, а мне не надо! Ты в зеркало на себя смотрела? Тоже мне Мэрилин Монро!
Конечно, он не мог уязвить самолюбие девушки больше, чем проявив пренебрежение к ее внешности. Ирина, вскочив, разъяренно сжала кулаки, издала какой-то сдавленный вопль.
- Я тебя ненавижу! Ненавижу! Считай, что больше ты у нас не работаешь! Понял?! У тебя времени - до вечера…
Нет, девчонка с таким характером ему определенно нравилась. Скучно с ней не будет. Он ни минуты не сомневался, что отцу об этом маленьком инциденте Ирина не скажет ни слова. Пожаловаться - значит, признать свое поражение. А она не из тех, кто легко сдается. К тому же, и Вадим это прекрасно понимал, Ирина просто устроила ему маленькую проверку. Правда, вряд ли она ожидала такого результата… Ничего, переживет.
- Ты меня еще укуси…- неожиданно пошутил он.
Ирина зло сверкнула глазами, ринулась к дому, толкнув его плечом. Вадим догнал и сказал ей в спину уже совсем мирным голосом.
- А драться ты не умеешь. Хочешь, покажу пару приемчиков?
Борис Петрович Дунаев не видел дочь полгода. Он не смог встретить ее утром, как предполагалось, поэтому решил приехать домой пораньше, предварительно заказав столик в ресторане, взять Ирину и провести с ней вечер. Борис Петрович любил свою дочь. Точнее, он ее очень любил. Она была не просто его семьей - она была для него всем. Все, что он делал, он делал для нее, все, к чему он стремился, имело одну цель - сделать Ирину счастливой, дать ей все, что только может дать единственной дочери любящий отец.
Много лет назад в жизни Дунаевых произошло событие, о котором по молчаливому уговору старались не говорить, но не могли не вспоминать - каждый по - своему. Борис Петрович тогда едва не потерял дочь. С тех пор он боялся за нее панически. Он понимал, что с годами этот страх все больше напоминает паранойю, но не мог избавиться от ужаса, который пережил, когда однажды в доме раздался телефонный звонок и лучший друг потребовал от него бизнес и деньги в обмен на жизнь ребенка...
С тех пор Ирину всегда и везде сопровождал телохранитель. Пока она была маленькой, она молчала. Стала старше - и потребовала свободы. Борис Петрович понимал, что не имеет права контролировать каждый ее шаг, но ничего не мог с собой поделать. Несколько раз они ссорились - до крика, до слез, потом Ирина, казалось, смирилась, но это только так казалось. Протест проявлялся в том, что она, как могла, изводила своих телохранителей. Она заставляла их самих отказываться от этой, на первый взгляд, такой не пыльной и хорошо оплачиваемой работы - Дунаев не экономил на безопасности дочери.
Он позвонил домой заранее, предупредив, что выезжает из банка. Борис Петрович рассчитывал, что Ирина встретит его уже одетая и они, не теряя времени, смогут отправиться в ресторан. Однако ни во дворе, ни на крыльце никого не было.
- Ворота не закрывай, - сказал он охраннику в надежде, что дочь ждет в доме, но на всякий случай спросил:
- Где Ирина?
Тот молча показал на бассейн. Недоумевая, Борис Петрович отправился туда. В бассейне никого не оказалось. Дунаев уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг услышал голоса, доносящиеся из тренажерного зала.
- Ногу выше, выше ногу поднимай! Вот так, молодец! Носочек тяни, напрягись, напрягись…
Голос явно принадлежал мужчине. У Дунаева лоб мгновенно покрылся испариной. Почему-то на цыпочках он подошел к двери, ведущей в зал, приоткрыл ее и заглянул внутрь.
Они были там вдвоем - Ирина и ее новый телохранитель. В первый момент Борис Петрович не сообразил, что происходит. Понял только, что никакого криминала в их занятии нет: Ирина в тренировочном костюме, раскрасневшаяся от старания, пыталась дотянуться ногой до груди Вадима, а он держал ее рукой за эту самую ногу.
- Вот сюда бьешь, понимаешь? Вот в эту точку…
- Что… Что это такое?
Они повернулись к нему одновременно. Если учесть, что Ирина в этот момент стояла на одной ноге, то упасть она должна была неминуемо. Что, собственно говоря, и произошло. Правда, в последний момент Вадим успел подхватить девушку и поставить на ноги.
- Папа, привет! - Ирина радостно бросилась к отцу на шею. - Вадим мне приемчики показывает… Ну, для самообороны.
- Черт-те что… - Дунаев расцеловал дочь в обе щеки. - Я же позвонил, что еду. Лиза тебе не сказала? Давай, заканчивай, прими душ, переоденься, мы едем в ресторан.
И, бросив на Вадима странный взгляд, вышел из зала.
- Черт-те что… - Ирина, смеясь, передразнила отца. - Завтра продолжим?
- Конечно, - кивнул Вадим.
- Ну, пока!
Чего он не ожидал, так это того, что она подаст ему руку. Наверное, Ирина и сама от себя этого не ожидала. Вадим пожал тонкие пальчики - осторожно, словно боялся сделать ей больно, хотя уже в эту минуту знал - на глубинном, подсознательном уровне, что никогда в жизни не сможет и никому не позволит причинить боль этому славному человечку, который смотрел на него такими чистыми, ясными, доверчивыми глазами.
- До завтра! - сказал ей Вадим. И подумал, когда она вышла: «Один - ноль в мою пользу...»
Ирина терпеть не могла телохранителей. Всех до единого, не делая никаких различий. За семь лет столько их прошло у нее перед глазами, что она уже не помнила ни лиц, ни имен. Да, в общем-то, и не пыталась запоминать. Вадим не был похож ни на одного из них. Он понравился ей с первого взгляда. Она не могла сказать, что влюбилась, просто потому что еще не поняла, что влюбилась, но в ту минуту, когда, вернувшись домой, еще только шла к крыльцу и смотрела на него, благо черные очки позволяли делать это незаметно, она думала: кто этот парень? Что он делает в их доме? И когда чуть не полетела со ступенек, а Вадим подхватил ее, Ирина промолчала не из вредности и не из спесивости - она растерялась. Ей было ужасно неловко от того, что она едва не растянулась на глазах у симпатичного незнакомца. Растерялась и потом, когда Лиза сообщила, что с сегодняшнего дня у нее будет новый телохранитель. Об ее отношении к телохранителям знали все, но разве можно было относиться к Вадиму, который понравился ей еще до того, как она узнала, кто он на самом деле, так же, как к другим, столь ненавистным ей телохранителям?
Ирина была в смятении - впервые в жизни. Потому и устроила эту дурацкую проверку.
Ей было семнадцать лет. Конечно, и в школе, и в колледже в Швейцарии, где она училась уже год, у нее случались легкие романы, объятия и поцелуйчики, но все было так не серьезно, так по-детски… Школьные друзья остались в прошлом, в колледже она слыла прилежной студенткой примерного поведения, и дальше легкого флирта на вечеринках отношения с ребятами у нее не заходили. Она могла с чистой совестью сказать, что ее не касался еще ни один мужчина.
Когда Вадим обнял ее, хотя трудно было назвать это настоящими объятиями, Ирина вдруг поняла: ей совсем не хочется, чтобы он ее отпускал. У него были такие сильные, такие крепкие и надежные, и одновременно такие… нет, не то, чтобы ласковые, скорее, бережные руки… Но не могла же она, в самом деле, сказать ему об этом… И злилась не на него, а на себя - за свою глупость, за эту проверку, и еще за то, что ужасно хотела понравиться своему телохранителю, но совершенно не представляла, как это сделать.
Ночью она впервые в жизни плакала в подушку. «Ни шерсти, ни вида...» - сказал ей Вадим. Она знала продолжение этой фразы: «Подлость одна…». Это он о ней… «Тоже мне, Мэрилин Монро!»… Поклонники - малолетки…
Конечно, глупо надеяться, думала Ирина, что она может понравиться такому симпатичному парню, как Вадим. Наверное, у него есть девушка - красивая, умная… Зачем ему девчонка, да еще и дочь банкира?
Ирина решила, что будет лучше, если она возненавидит Вадима - так же, как всех тех, кто был до него. Она уснула с этой мыслью, успокоенная и почти счастливая, а утром, проснувшись, пришла в ужас от своего решения и, едва одевшись, помчалась вниз, чтобы убедиться, что машина Вадима уже стоит во дворе - как будто бы он мог прочитать ее мысли и не приехать! Машина стояла, а Вадим на кухне о чем-то разговаривал с Лизой - Ирина на цыпочках подошла к двери, прислушалась и, теперь уже совершенно счастливая, так же на цыпочках ушла наверх, в свою комнату.
У Вадима не было причин жаловаться на свою подопечную. После проверки, которую она устроила ему в первый день, закончившийся, кстати сказать, вполне мирно, никаких проблем у них больше не возникало. День начинался со спортивного зала и бассейна - Вадим специально приезжал часа на полтора раньше, чем просыпалась Ирина, занимался на тренажерах, плавал, потом Лиза кормила его завтраком и рассказывала о событиях прошлого дня, свидетелем которых он не был. Остальной распорядок зависел только от Ирины.
Она вставала часов в девять, иногда в половине десятого и долго бродила по дому сонная - Вадим подозревал, что по ночам она читает любовные романы и потому плохо высыпается. Он даже высказал однажды свои предположения вслух. Ирина в этот момент проходила мимо дивана, так что тут же, не задумываясь, запустила в него подушкой..
Утро пятницы не было особенным. Если, конечно, не считать таковым раннее появление Ирины в бассейне. Вадим не сразу заметил ее: он методично нарезал под водой круг за кругом, выполняя намеченную утреннюю норму, и только когда вынырнул у бортика и открыл глаза, увидел прямо перед собой пальцы ног с потускневшим розовым лаком на ногтях, босоножки, обтрепавшиеся кромки джинсовых брючин. Ирина стояла у края бассейна, держа в руке полотенце. Его полотенце.
- Доброе утро! - сказал он, вытирая ладонью мокрое лицо. - Что это ты - ни свет, ни заря?
- Вылезай, Лиза ждет нас завтракать.
- В доме пожар? Что заставило тебя в восемь утра выползти из своей комнаты?
- У нас сегодня много дел. Так что не умничай. Завтрак уже готов.
Вадим уцепился за поручни, ловко поднялся из бассейна. Поднял руки, провел ладонями по мокрым волосам. По загорелым плечам, по мускулистой выпуклой груди бежали струйки воды. Ирина застыла в странном оцепенении.
- Ты так и будешь здесь стоять или позволишь мне переодеться? - поинтересовался Вадим.
Ирина молча протянула ему полотенце, повернулась и вышла из бассейна.
Она всегда считала себя сильной. Она умела, во всяком случае, считала, что умеет справляться со своими эмоциями. А теперь не могла с ними справиться и почти ненавидела себя за свою неожиданную слабость. Так бесцеремонно пялиться на голого парня! Что он подумает о ней?! Правда, это был не просто парень, а ее телохранитель… И, кроме того, это был мужчина ее мечты… И больше всего на свете ей хотелось подойти к нему, прижаться щекой к прохладной груди, губами ловить капельки воды, словно ртутные шарики бегущие по его коже, почувствовать, как сомкнутся у нее на спине его сильные руки… От этих мыслей зашлось сердце, по телу пробежал странный озноб, и вдруг ослабли ноги.
«Глупости, - сказала она себе, - глупости! Ты не сделаешь этого никогда! Хочешь увидеть его насмешливую улыбку? Хочешь услышать резкую, как оплеуху, фразу «Ты в зеркало на себя смотрела?!» Нет? Ну и выбрось тогда его из головы!».
Вадим всегда был сдержан и вежлив. Он никогда не позволял себе вольностей - даже в шутку. Да, иногда смеялся, иногда становился похож на бесшабашного мальчишку, и тогда в сердце у девушки вдруг пробуждалась странная надежда, что он, наконец, посмотрит на нее другими глазами…
Наверное, думала Ирина, так бы оно и было, если бы она дала ему понять, что относится к нему совсем не так, как следовало бы относиться к телохранителю. Но она не могла этого сделать. Разве ее не учили с детства, что девушка ни в коем случае не должна вешаться парню на шею?..
В гостиной Борис Петрович Дунаев пил утренний кофе. Зайцев ждал босса, сидя на диване. Если бы Вадим знал, что они еще не уехали, он бы не пошел в гостиную, но ему и в голову не пришло, что Ирина проснулась в этот день так рано!
- Доброе утро… - Вадим остановился в дверях.
Дунаев оторвался от газеты, которую держал в руках.
- Доброе, доброе… Ты что-то хотел?
Вадим уже совсем было собрался извиниться и уйти, когда в зале появилась Ирина с двумя тарелками в руках.
- Вадик, садись быстрее! Нам некогда…
У Зайцева глаза увеличились вдвое. Он перевел взгляд на Дунаева, но тот приподнял брови и промолчал. В самом деле, не мог же он отправить Вадима завтракать на кухню, если Ирина позвала его в гостиную. Но это было невероятно: его дочь называла своего телохранителя Вадиком и приглашала его завтракать!
Дунаев не был ханжой, он не считал прислугу людьми второго сорта - домработница Лиза была полноправным членом семьи, и дело было не в том, что Вадим сидел за одним столом с ним, со своим работодателем. Дело было в том, что Ирина сидела за одним столом со своим телохранителем!
- Куда в такую рань? - Борис Петрович постарался, чтобы его голос звучал как можно более естественно.
- Развлекаться. Сначала - в салон, - Ирина поднесла к лицу руку, внимательно рассматривая ногти, - потом за покупками. Если удастся, то в кино… Ну, в общем, пока так…
- То есть сорить деньгами? - Дунаев достал из кармана бумажник, вынул оттуда две стодолларовых купюры. - Хватит?
- Угу, - откликнулась Ирина.
- Ну, ладно, развлекайся… Ты, Вадим, приглядывай за ней. У нее есть такая манера - исчезать. Кажется, только что рядом была, потом бегаешь и ищешь по всем углам. Кстати, дочка, к пяти часам постарайся со своими делами закончить. Я буду ждать тебя в нашем ресторанчике.
- По какому поводу? - удивилась она. - Ты меня не предупреждал.
- Вот теперь предупреждаю. Не опаздывай, пожалуйста. Поехали, Олег Романыч!..
- Так ты говоришь - самые лучшие рекомендации?.. - спросил Дунаев у Зайцева, когда они сели в машину.
- Борис Петрович, да что вы?! Даже и не думайте, и не сомневайтесь! Это Железный Феликс, а не человек!
День выдался тяжелым. Пока Ирина делала стрижку и маникюр в салоне красоты, Вадим ждал ее в машине и думал, что уже никогда не дождется. Потом они долго путешествовали по огромному торговому комплексу - из одного бутика в другой, и в каждом Ирина что-то смотрела, что-то примеряла и даже что-то покупала. Вадим покорно ходил за ней следом, хотя и не понимал, как можно убивать время на прогулку по магазинам. Ирине же этот процесс, похоже, доставлял настоящее удовольствие.
В парфюмерном салоне они застряли надолго. Продавец - молодая девушка, чуть постарше Ирины, выставила перед ней на прилавок десятки коробок с духами. Пока они ворковали на своем, понятном только им языке, рассматривая флаконы и нюхая пробники, Вадим, обреченно вздыхая, разглядывал витрины и краем глаза наблюдал за своей подопечной.
- Вадим!
Ирина с таинственным видом манила его к себе. Он подошел, ничего не подозревая.
- Ну, как? - наклонив набок голову, девушка зачем-то подставляла ему шею. Даже на цыпочки приподнялась, а Вадим, придя в замешательство, никак не мог понять, чего она, собственно, от него хочет.
- Да вы понюхайте! - пришла ему на помощь продавец. И только тогда, сообразив, наконец, Вадим склонился к Ирине. Наверное, он слишком долго принюхивался, потому что та переспросила его нетерпеливо:
- Ну, как?
- Хорошо… - у него даже голос сел от волнения.
- Приятный запах?
Вадим не мог говорить, только кивнул. Он вернулся к витрине и уткнулся невидящим взглядом в причудливые яркие флаконы. Вдруг закружилась голова, и все поплыло перед глазами - до такой степени, что ему пришлось взять себя в руки и сосредоточиться, чтобы предметы, окружавшие его, вновь приобрели четкие очертания…
Устав от магазинов, они сидели в кафе. Ирина рассказывала ему о колледже, о Швейцарии, об Италии, куда она ездила на рождество. Вадим слушал, кивал головой, улыбался, задавал ей вопросы. В общем, старательно делал вид, что не произошло ровным счетом ничего, что могло лишить его душевного равновесия.
Потом они смотрели американский боевик, названия которого Вадим не помнил уже на следующий день. Наверное, потому, что никак не мог сосредоточиться: вместо экрана он смотрел на Ирину. В самые напряженные моменты, когда главный герой попадал в переделку, и жизнь его в очередной раз висела на волоске, девочка доверчиво хватала его за руку, как будто он мог чем-то помочь незадачливому герою, и Вадим чувствовал, как дрожат ее пальцы. В смешных эпизодах, смеясь, поворачивалась к нему, словно призывала порадоваться вместе с ней. «Боже, какой же она еще ребенок! - думал он. - Что ты себе вообразил?! Опомнись! Ей же нет еще восемнадцати… И ты - ее телохранитель…». И понимал совершенно определенно, что взывать к собственному разуму уже бесполезно.
Ресторанчик назывался «Императрица Екатерина». Несмотря на столь громкое и помпезное название, он располагался в подвале старинного особнячка в центре города. Дунаев уже был здесь - водитель его «Мерседеса» помахал Вадиму рукой, когда они с Ириной подъехали к ресторану. По щербатым крутым ступенькам они спустились вниз, в небольшой, но очень уютный зал, отделанный в стиле 18 века - тяжелые портьеры, бронзовые подсвечники, стулья с гнутыми ножками, официанты в париках, камзолах и чулках. Борис Петрович ждал дочь за столом в глубине зала. И не один. Рядом с ним сидела, держа двумя пальцами высокий бокал с вином, эффектная жгучая брюнетка с тонкой талией, пышной грудью, длинными ногами и томными глазами. Ирина даже споткнулась и повернулась к Вадиму.
- Это еще кто?
- Не знаю, - пожал он плечами.
Дунаев, увидев их, поднялся с места, призывно махнув рукой.
- Давай, иди, - тихонько подтолкнул растерявшуюся Ирину Вадим. И смотрел, как она подходит к отцу, как тот целует ее, что-то говорит, показывая на брюнетку, Ирина кивает головой, а брюнетка улыбается ей узкими губами.
Кто-то дернул Вадима за рукав. Он обернулся. Олег Романович Зайцев сидел в углу в двух шагах от него.
- Так и будешь стоять столбом? Иди сюда…
Вадим сел так, чтобы видеть Ирину. От радости, которая переполняла ее еще несколько минут назад, не осталось и следа. Он даже отсюда чувствовал ее напряжение - оно было в неестественно прямой спине, в том, как скованно она держала руки, положив их на стол, как холодно и даже надменно вздергивала подбородок. Вадиму тоже стало не по себе.
- Не сиди просто так, - закурив, сказал ему Зайцев. - Закажи себе кофе или сок. Можешь даже чего-нибудь перекусить. Все включено. Сидеть нам тут часа два.
- Кто это? - кивнул Вадим в сторону брюнетки.
- Что, нравится? - Зайцев, прищурившись, пустил дым в потолок.
- Эффектная девушка…
- Н-ну! Эх, хороша Маша, да не наша… У нас, Вадик, даже на двоих с тобой нет таких денег, каких она стоит.
- Не понял…
- Ну, я к тому, - наклонился к нему через стол Зайцев, - что такой бриллиант требует соответствующей оправы, а мы с тобой оба столько не зарабатываем. Так что не заглядывайся.
- Что, наш босс жениться задумал?
- А почему бы и нет? Дочь выросла, дома не живет, того и гляди - сама замуж выскочит. А он - мужик еще молодой… Видно, к свадьбе дело идет, раз с Иринкой решил познакомить. Весной Диана у него в квартире, бывало, неделями жила. А вот в коттедж еще ни разу не привозил. Дом-то на Ирину записан… Вроде как - неудобно. Ну, а вы как сегодня время провели? Хорошо?
Вадим кивнул и снова посмотрел туда, где сидел Дунаев и две его женщины.
- Вадим, ты скажи мне, как на духу… - голос у Зайцева прозвучал вкрадчиво. - Ты… к Ирине ровно дышишь?
- Вы, Олег Романыч, в своем уме?!
На лице у Вадима были написаны и удивление, и возмущение одновременно, так что Зайцев даже смутился.
- Да мне-то, собственно, все равно… Папенька волнуется. Странно, но она хорошо к тебе относится.
- Так и я к ней вроде неплохо… Было бы лучше, если бы она от меня бегала? Железная у вас логика!
- Да ладно, ладно, не обижайся… - Зайцев примиряющее похлопал его по руке. - Только имей в виду… Дунаев - мужик вспыльчивый, если что - в цемент закатает.
- Может, мне уволиться, пока не поздно? - снова возмутился Вадим.
- Да верю я тебе, верю! Не злись…- рассмеялся Зайцев
- Я наверху подожду, - поднялся Вадим. - Свистните, если что.
Он спал в машине, прислонившись головой к прохладному окну. Спал чутко, так, как, должно быть, спит цепной пес в конуре - прислушиваясь к шорохам, анализируя их и решая, стоит открывать глаза или можно еще подремать. Он проснулся от звука шагов на несколько секунд раньше, чем понял, что они направляются к нему, и почти сразу услышал стук в стекло. Открыл глаза - перед ним стоял Зайцев.
- Просыпайся, сейчас поедем!
Вадим вышел из машины, сладко потянулся, раскинув руки, и повернулся лицом к ресторану. Именно в этот момент по ступенькам поднялась Диана. И в ее глазах Вадим неожиданно для себя прочитал откровенный интерес. Он даже усмехнулся и, выдержав ее взгляд, равнодушно отвернулся.
- Иришка, я подумал… - Дунаев поднимался вслед за Дианой, держа дочь под руку. Он не выглядел счастливым. Видимо, первое знакомство Ирины с будущей мачехой прошло не совсем так, как ему хотелось. Хотя… Стоило ли рассчитывать, что взрослая девушка, вокруг которой, как вокруг солнца, много лет вращался мир ее отца, вот так легко согласится делить его с другой женщиной? И все же Борису Петровичу хотелось завершить вечер на мажорной ноте. - Я подумал… Вадима можно отпустить, а мы вместе с тобой проводим Диану и поедем домой. Как ты считаешь?
- Ну, зачем же втроем на заднем сиденье тесниться? - Ирина решительно освободила руку. - Нет, папа. Я поеду с Вадимом, а ты проводи Диану. Так будет лучше всего.
Она расклеилась только в машине. Сидела, отвернувшись к окну, и хлюпала носом, стараясь сдержать рыдания. Впрочем, удавалось ей это плохо. Слезы бежали и бежали по щекам. Сначала Ирина просто вытирала их ладонью, потом достала платок, закрыла лицо, уже не сдерживаясь и не стесняясь присутствия Вадима.
Нет, к тому, что отец может жениться, Ирина была готова давно, хотя и не горела желанием видеть постороннюю женщину в качестве мачехи. Приезжая домой на каникулы, находила незаметные, на первый взгляд, свидетельства пребывания чужого человека в доме. Кроме того, и Лиза делилась с Ириной некоторыми подробностями частной жизни Бориса Петровича. Да, в общем-то, Дунаев и сам никогда и не скрывал своих матримониальных намерений. Но приводить в дом жену не торопился. И не только потому, что не было подходящей кандидатуры. Борис Петрович определил для себя совершенно четко, хотя никогда не озвучивал своего решения вслух: если он и женится, то лишь после того, как Ирина достигнет совершеннолетия. Через полтора месяца ей должно было исполниться восемнадцать лет, а это означало, что теперь Дунаев мог подумать и о себе. Потому и рискнул познакомить дочь с женщиной, которую собирался в ближайшее время назвать своей женой. И не угадал.
Ирина только с виду казалась избалованной девчонкой со скверным характером. Она хотела, чтобы о ней думали именно так. Так было проще - закрыться, спрятаться от чужих любопытных глаз, от зависти, от злорадства. Имея все, что только может иметь девушка в ее возрасте, она никогда не чувствовала себя действительно счастливой. Деньги, материальное благополучие не спасали от одиночества, а Ирина была по-настоящему одинокой. У нее не было матери, отца она видела лишь несколько месяцев в году, жила под постоянным контролем - и с годами этот контроль становился все более и более тягостным; она не имела рядом близких подруг, с которыми можно было бы поделиться радостями и печалями - разве что домработница Лиза, но и Лизе она не могла рассказать всего…
Диана не годилась не только на роль матери, но даже на роль подруги. Ирина поняла это сразу, потому и не могла ее принять...
День, начавшийся так замечательно, был испорчен окончательно и бесповоротно.
Вадим плохо переносил женские слезы. Впрочем, в этом он не был оригинален - наверное, нет ни одного мужчины, который может быть равнодушен к плачущей женщине. Особенно, если эта женщина ему не безразлична.
- Ну, что ты, малыш? - он сам не знал, почему сказал именно так, но это слово - малыш - было ласковым и нейтральным одновременно. - Ну, что ты, в самом деле?! Стоит ли так расстраиваться?
Ирина, всхлипнув, отняла платок от лица, совершенно не думая о том, как она выглядит, какие у нее красные глаза и распухшие губы.
- Ты не понимаешь… Она не любит его… Ей только деньги его нужны…
- Откуда ты знаешь? На лбу, что ли, у нее написано?
- Написано, написано! Только он не видит! - вместе с обидой на отца она, сама того не желая, выплескивала обиду и на Вадима, который тоже ничего не видел и ничего не понимал. - Вы вообще никогда ничего не видите! Понравилась она тебе, понравилась, да?!
- Да почему она должна мне нравиться? - пожал плечами Вадим. - Лишь бы твоему отцу хорошо было, а мне все равно…
- Тебе все равно, что мне плохо, да?
Это был удар ниже пояса. Вадим его не ожидал. Ему понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями.
- Если тебе плохо, то мне не все равно. Скажи, что я должен для тебя сделать? Я все сделаю…
Некоторое время оба молчали. Внезапно Ирина повернулась и, изогнувшись, с трудом достала с заднего сиденья пакет с покупками из того самого парфюмерного салона.
- Держи!
В руках у нее была коробка с мужским одеколоном. Он и не заметил, занятый своими мыслями, когда она выбрала его.
- Зачем?
- Это подарок, бери!
- Спасибо…
Вадим взял коробку и, подержав ее несколько секунд, положил перед собой на переднюю панель. Он был удивлен и смущен одновременно. Нет, девушки и раньше дарили ему подарки - на Новый год или 23-е февраля. Но сейчас разгар лета, и никаких праздников не предвидится...
Ирина тем временем достала из пакета вторую коробку, открыла окно и безжалостно выбросила ее наружу.
- Вот так! - и мстительно улыбнулась распухшими губами. - Пусть теперь Диана ему подарки покупает!
Вадим покачал головой. Ну и характер! Он почему-то подумал: а что, если вот также, не задумываясь о последствиях, эта девочка выбросит на полной скорости того, кто встанет у нее на пути или перейдет ей дорогу? А если это будет он?..
Ирина тем временем достала из сумочки помаду, пудру, подкрасила губы и припудрила нос. Вадим наблюдал за ней с растущим интересом. Она делала все это быстро, серьезно и деловито. От недавних слез не осталось и следа.
- Останови машину…
- Зачем?
- Останови!
Вадим перестроился в правый ряд, выехал на обочину и остановился.
- Ну?
- Я - красивая?
- Что? - не понял он.
- Я тебе нравлюсь?
Вадим молча смотрел на нее, пытаясь понять, чего она хочет. Ирина закрыла глаза, подвинулась к нему и подставила губы.
- Поцелуй меня!
Это было так неожиданно, что Вадим растерялся. Нет, конечно, ему ничего не стоило наклониться - немного, совсем чуть-чуть и коснуться ее губ… Тем более, что она сама об этом просила. И уж тем более, что ему очень хотелось это сделать… Но воспользоваться моментом, когда у девчонки на уме лишь одно желание - досадить отцу… Нет, это было бы слишком!
- Поцелуй, слышишь?! - сердито скомандовала Ирина и открыла глаза. - Я тебе приказываю!
- Если хочешь отомстить отцу, то при чем здесь я? - жестко усмехнулся Вадим. - Вот уж не думал, что ты такая…
- Какая?! Какая?! - закричала она на него. - Испорченная?! Дрянь?! Да, вот такая, вот такая!.. А Диана твоя лучше, да? Лучше?! Она же за деньги… понимаешь, за деньги… Может, тебе тоже заплатить?! Заплатить?! Да?! Сколько, скажи?! Я заплачу, я же банкирская дочка!
Конечно, это была обыкновенная истерика, но Вадим, растерявшись, не успел ничего сказать и ничего сделать. Ирина вдруг открыла дверь, выскочила из машины и бросилась бежать в поле - прочь от дороги.
- Ира! - только и крикнул он ей вдогонку. - Черт…
Зацепившись за кочку, случайно попавшуюся под ногу, девушка кубарем полетела на землю, да так и осталась лежать, уткнувшись лицом в землю.
Вадим, сидя в салоне, вполголоса ругался самыми страшными ругательствами, которые только знал. Потом вышел из машины, спустился с насыпи на придорожную поляну и подошел к Ирине. Та лежала в траве и плакала.
- Ира… - Вадим в полном отчаянии стоял над ней, глядя, как вздрагивают ее худенькие плечи. - Ира, ну, что ты…
Он опустился на колени, хотел повернуть ее лицом к себе, но у него не получалось - Ирина, сопротивляясь, свернулась в комок, словно ежик, прижав колени к груди и закрыв лицо руками. Он попытался приподнять ее - с трудом, но ему удалось это сделать. Продолжая рыдать, Ирина уткнулась в его плечо.
- Не плачь, слышишь, не плачь… - Вадим, обняв девушку одной рукой, второй гладил ее по голове. - Ну, что ты?.. Ну, зачем?.. Вот глупая… Маленькая глупая девочка… Вставай, пойдем… Мы с тобой тут - как на сцене… Кто увидит - Бог знает, что подумает! Вставай, моя хорошая…
- Ногу-у-у…- вцепившись в его рубашку, провыла Ирина. - Ногу подвернула-а-а…
- Бедная ты моя, бедная… - Вадиму стало и смешно, и жалко ее одновременно. - Держись…
До машины он нес ее на руках. Идти по кочковатому полю было неудобно: Вадим не мог смотреть себе под ноги и потому боялся оступиться и упасть вместе со своей ношей - это было бы совсем ни к чему, так что крепко прижимал Ирину к себе и, надо признать, ему это доставляло удовольствие. Обняв его за шею, она щекотно дышала ему в ухо, время от времени судорожно вздыхая и шмыгая носом. От нее пахло легкими цветочными духами - теми самыми, которые она купила утром в парфюмерном салоне, и от этого запаха у Вадима снова закружилась голова. А, может быть, не от духов, а просто от ее близости…
Вадим распахнул заднюю дверь, посадил Ирину на сиденье, и, стараясь не смотреть, чтобы не рассмеяться, на ее перепачканное землей лицо, опустился на корточки.
- Какая нога?
Ирина, всхлипывая, показала ему на правую ногу. Вадим осторожно ощупал опухшую щиколотку.
- Вывиха нет, небольшое растяжение или ушиб. До свадьбы заживет.
- До чьей свадьбы? - снова всхлипнув, подозрительно поинтересовалась Ирина.
- До твоей, - наконец, позволил себе засмеяться Вадим, - до твоей, конечно! Подожди, сейчас повязку наложу.
Он достал из багажника аптечку, нашел в ней бинт и аккуратно перебинтовал Ирине ногу.
- Вот так. Теперь устраивайся тут и постарайся успокоиться.
Ирина, шмыгая носом, послушно легла на заднее сиденье.
Борис Петрович ждал возвращения дочери на крыльце. Как он успел вернуться домой раньше - для Вадима осталось загадкой, но факт оставался фактом: увидев машину, Дунаев быстро спустился по ступенькам и направился к воротам.
Вадим припарковался, выключил двигатель и вышел ему навстречу. Ирина, успокоившись, уснула, и Вадиму не хотелось, чтобы разъяренный, а это было видно издали, Дунаев разбудил ее своим криком.
Борис Петрович уставился на него в полном недоумении.
- Это…что? - И ткнул пальцем Вадима в грудь.
Вадим взглянул туда, где буровил его дунаевский палец: светлая рубашка была безнадежно испорчена слезами, помадой и грязными разводами. Вадим пожал плечами. Вряд ли имело смысл оправдываться и рассказывать о том, что произошло с Ириной по дороге домой.
Дунаев подошел к машине, заглянул в салон и, оценив ситуацию, мгновенно успокоился. Мирно спящая Ирина с заплаканными глазами, как ни странно, сняла с Вадима все подозрения.
- Что у нее с ногой?
- Ерунда, легкий ушиб…
Дунаев помялся, видимо, не зная, как задать следующий вопрос, потом мотнул головой в сторону машины.
- Сильно плакала?
Вадим снова пожал плечами. Сильно она плакала или нет - ему не с чем было сравнивать. Да и вообще - как можно описать словами тот стресс, который он пережил час назад?
- Что? Будить ее? - неуверенно произнес Дунаев, и по его голосу Вадим понял, что он боится встречаться с дочерью - во всяком случае, сейчас. Боится ее слез, упреков, боится серьезного разговора, который рано или поздно должен состояться, но Борису Петровичу очень хотелось оттянуть этот малоприятный для него момент.
- Извините…
Отодвинув его в сторону, Вадим открыл заднюю дверь машины, откинул спинки сидений, чтобы не мешали, аккуратно и осторожно, стараясь не разбудить, взял Ирину на руки и пошел к дому. Уже второй раз за сегодняшний день он нес ее на руках. «К хорошему привыкаешь быстро, - посмеялся сам над собой Вадим. - Уверен, что завтра тебе позволят сделать то же самое?».
Борис Петрович поспешил вперед, открывая перед ним двери. Вадим прошел в зал, стараясь не споткнуться, поднялся по лестнице на второй этаж. Он еще не бывал в этой части дома. И не потому, что не разрешалось - просто не было такой необходимости.
- Сюда, - показал ему дорогу Дунаев.
В комнате Ирины стояла полутьма - видимо, утром, проснувшись, она не открыла шторы. Вадиму некогда было оглядываться по сторонам, но, тем не менее, он успел заметить, что никакой роскоши здесь, так же, впрочем, как и во всем доме, не было: широкая кровать, стол с компьютером, книжные полки, маленький телевизор на невысокой тумбе у стены.
Вадим осторожно опустил так и не проснувшуюся Ирину на кровать, укрыл ее краем покрывала и повернулся. Дунаев стоял в дверном проеме, наблюдая за каждым его движением.
Это было самое лучшее, хотя и самое необычное лето в жизни Вадима. Если бы у него спросили, за что он получает зарплату, он не смог бы ответить. И, более того, согласился бы ее вообще не получать, лишь бы ему разрешили каждый день приезжать в Муравьевку, чтобы он мог увидеть Ирину Дунаеву и провести рядом с ней несколько часов.
Для всех окружающих, да и для самой Ирины его отношение к ней было безупречным: дружеским, но без панибратства, сдержанным, но добрым, иногда даже нежным и одновременно насмешливо-грубоватым. На первый взгляд, он относился к ней, словно к младшей сестре, о которой нужно заботиться, но так, чтобы при этом не слишком избаловать. Он спокойно реагировал на капризы, которые, что скрывать, случались, но при необходимости, когда ее уж слишком заносило, мог осадить и, как ни странно, Ирина мгновенно притихала и даже старалась загладить свою оплошность.
Она и сама изменилась, потеряв, казалось, всякий интерес к тому, что происходило за пределами дома. Лучшим времяпрепровождением для нее стали разговоры с Вадимом: сидя на веранде или гуляя по усадьбе, они часами могли говорить о фильмах, о музыке, о книгах или событиях, которые происходили в мире. С удивлением Вадим открывал в Ирине качества, о которых не то, что не догадывался, - ему трудно было даже предположить, что совсем еще юная, несмышленая, на первый взгляд, банкирская дочка умеет не только слушать, но и слышать, не просто читать, но и понимать, умеет думать и сопереживать. И чем больше он ее узнавал, тем сильнее привязывался к ней, тем больше прикипал и тем больше боялся - и за себя, и за нее…
Перемены в Ирине заметил даже Дунаев, который практически не бывал дома. И совершенно справедливо связывал их с Вадимом. Только ничем не мог подтвердить своих подозрений. Ну, не мог же он, в самом деле, упрекать телохранителя в том, что тот хорошо справляется со своей работой!
Ирина, когда отец неуклюже пытался поговорить с ней о ее взаимоотношениях «с мальчиками», или отшучивалась, или просто замыкалась - она умела скрывать свои мысли. Тем более что отчетливо понимала: стоит отцу хотя бы на минуту предположить, каково ее истинное отношение к Вадиму, и она вряд ли увидит своего телохранителя снова. Расстаться же с ним было совершенно невозможно! Ирина уже сейчас, когда до отъезда в колледж оставалось еще много времени, с ужасом думала о предстоящей разлуке. И со свойственной девушкам в ее возрасте наивной храбростью решила для себя, что в последний день признается Вадиму во всем. Но только тогда… И, наверное, только по телефону… И сразу бросит трубку … Чтобы не видеть его насмешливой улыбки… Чтобы не услышать обидного: «Тоже мне, Мэрилин Монро!»
Диана после того, первого знакомства зачастила в Муравьевку. Она приезжала вместе с Дунаевым едва ли не каждый вечер, но, как правило, ночевать не оставалась - видимо, еще не считала себя вправе претендовать на место в чужом пока для нее доме. Ирина, хотя и фыркала, но с визитами будущей мачехи мирилась. Вадима все это касалось мало: рабочий день у него заканчивался тогда, когда Дунаев возвращался с работы. Правда, наутро он непременно встречал надутую Ирину и выслушивал колкости в адрес Дианы, так что был в курсе их взаимоотношений.
В пятницу вечером Диана в очередной раз приехала из Москвы вместе с Борисом Петровичем. И, судя по сумке с вещами, которую Дунаев сам лично достал из салона машины и принес в дом, на этот раз планировала провести с ним весь уикэнд.
Дунаев был хорошим отцом. Как бы он не был занят на протяжении недели, но выходные всегда принадлежали дочери: в субботу они вместе с Ириной завтракали, потом ехали в город за покупками или просто развлекаться. Могли пригласить к себе друзей или сами отправлялись к кому-нибудь в гости, причем иногда гостевание затягивалось до следующего дня, и домой они возвращались уже к вечеру воскресенья, усталые, но довольные. Лиза, ворча, разогревала обед, оставшийся с субботы, они вместе садились за стол, смотрели телевизор, Дунаев читал накопившиеся за неделю газеты, а Ирина могла уснуть прямо в гостиной на диване.
Так было всегда. Появление Дианы сломало сложившийся за долгие годы порядок. Ирине в эту минуту стало ясно, что следующие два дня, и, возможно, каждые выходные отныне, она будет предоставлена сама себе. И это, по ее мнению, было неслыханным и совершенно непростительным предательством.
Ни Вадиму, ни самому Дунаеву, честно говоря, такие мысли в голову даже не приходили. Поэтому, обменявшись лишь несколькими фразами, вроде «пост сдал - пост принял», они разошлись в разные стороны: Дунаев с Дианой - в дом, Вадим - к своей машине. Удивило его, правда, то, что Ирина, едва увидев подругу отца, развернулась и ушла, не попрощавшись, но, зная ее «любовь» к Диане, он решил не заострять внимания на такой мелочи.
Вадим уже выезжал со двора, когда охранник, придерживавший тяжелую створку ворот, стукнул костяшками пальцев по багажнику и показал ему куда-то за спину. Вадим обернулся: по дорожке от дома к воротам со всех ног бежала Ирина.
Честно говоря, он испугался. Фраза «на ней не было лица» как нельзя лучше подходила в этот момент. Вадим выскочил из машины и даже руки протянул навстречу - ему показалось, что сейчас Ирина просто-напросто бросится к нему на шею. Но она не бросилась. Остановилась, тяжело дыша, в шаге от него - с дрожащими губами и глазами, полными слез.
- Что?.. Что случилось?..
- Вадик… - Ирина прилагала все усилия, чтобы не разреветься - как в детстве, во весь голос, чтобы услышали, чтобы пожалели, чтобы успокоили. Конечно, это было глупо - рыдать из-за Дианы. Только поэтому она еще и держалась. - Вадик… Останься, пожалуйста…
Он смотрел на свою подопечную, стараясь понять, чем вызвана эта странная просьба. Диана приезжала не в первый раз, но никогда еще ее появление не вызывало такой неожиданной реакции. Вадим еще не понял, почему он согласился остаться, но уже согласился: просто потому, что не мог вот так взять и уехать, и оставить Ирину у ворот - потерянную и несчастную.
- Ну, что ты встал?! - неожиданно прикрикнул он на охранника, который в ожидании развязки прислушивался к их разговору, все так же придерживая створку ворот. - Отгони машину…
И пошел вслед за Ириной к дому. А она как-то сразу повеселела, распрямилась и даже вскидывала на него благодарно глаза, пока они шли к крыльцу. И совсем неожиданно, уже на ступеньках, вдруг осторожно и доверчиво сунула свою маленькую теплую ладошку в его ладонь, как будто боялась снова споткнуться и упасть.
У Вадима сердце сбилось с ритма. Если за секунду до этого он еще не был уверен, что правильно сделал, уступив ее слезам, то теперь это простое движение вдруг привело его в такой совершенный восторг, что он уже не сомневался ни в ее, ни в своей правоте.
Вадим держал ее за руку - что, казалось бы, может быть более невинным в отношениях между мужчиной и женщиной, но при этом все в нем клокотало так, что он боялся не удержать в себе свои чувства, боялся, что они выплеснутся, и тогда все и всем станет ясно - Ирине, Дунаеву, Лизе… Лиза пожалеет. Дунаев… Он будет в бешенстве и просто-напросто вышвырнет его с работы. А вот Ирина… Вадим больше всего боялся напугать и оттолкнуть ее. Зачем ей нужен влюбленный телохранитель? Нет уж, лучше он будет молчать. Молчать, пока хватит сил. Он скажет ей обо всем потом. Ну, допустим, перед ее отъездом в колледж…
Дунаев не сразу понял, что Ирина решила проигнорировать их с Дианой компанию. А когда понял - заглянул на кухню. Его дочь играла в карты с домработницей и телохранителем. Она отчаянно жульничала, Лиза ругалась, а Вадим, едва сдерживая смех, с серьезным лицом подыгрывал по очереди то одной, то другой, каждый раз выходя победителем - в картах девушки не понимали ровным счетом ничего.
- Что такое? - у Бориса Петровича даже лицо вытянулось от удивления. - Ирина! Что ты здесь делаешь?!
- Играю, пап, - Ирина со вздохом бросила карты на стол. Кажется, на этом партия закончилась.
- Тебе не кажется странным, что ты сидишь здесь… - Дунаев хотел сказать - с прислугой, но вовремя сдержался. Все-таки в душе он был демократ и с детства внушал Ирине идеи социального равенства. - …Сидишь здесь, когда мы ждем тебя в гостиной?
- Иду уже, иду! - в ее голосе была и досада на отца, и сожаление, что приходится бросать хорошую компанию. - Вам что, скучно без меня?
- Марш в гостиную и не разговаривай! - скомандовал Дунаев и, когда Ирина вышла, повернулся к Вадиму. - Почему ты не уехал?
- Ирина попросила остаться, - честно признался тот.
Дунаев смотрел на него со странным прищуром.
- А если бы она попросила тебя спрыгнуть с крыши, ты бы спрыгнул?
Наверное, Вадиму нужно было промолчать, но иногда у него это не получалось.
- Я бы подумал над ее предложением! - честно ответил он, глядя Дунаеву прямо в глаза.
Дунаев постоял минуту, словно размышлял над его словами, повернулся, чтобы уйти и уже в дверях сказал Вадиму:
- Сегодня можешь переночевать, утром уезжай. Нечего тебе тут делать в выходные. Ирине я скажу.
В тот день он впервые остался ночевать в дунаевском доме. Уснуть, конечно, не мог. Лежал с открытыми глазами, глядя в темный потолок, и думал о свалившемся на него - счастье? несчастье? Вадим никак не мог найти определение тому, что вдруг случилось с ним. Это было глупо, нелепо, смешно - влюбиться в семнадцатилетнюю девчонку, да еще и в дочку банкира, да еще и в собственную подопечную! «Оглянись вокруг! - уговаривал он себя. - Посмотри, сколько девушек! Ну, зачем она тебе? Вернее, зачем ты ей? Что ты можешь ей дать? Да ничего - ну, разве что свою жизнь. Спроси себя: нужна ли ей такая безделушка?». Он ворочался с боку на бок, то подтыкая подушку, то, наоборот, разглаживая ее блином. Матрац казался ему жестким и неудобным - у него даже свело плечи. Когда же, наконец, он нашел, как ему показалось, удобное положение и задремал, в дверь комнаты осторожно постучали.
Вадим открыл глаза. Сначала решил, что послышалось, но дверь тихо приоткрылась. Несмотря на темноту, он сразу узнал Ирину. Узнал и испугался. Приподнялся на локте, ощущая, как в полном смысле слова колотится в ребра сорвавшееся, словно пес с цепи, сердце.
- Вадик, ты спишь?
Глупо было задавать такой вопрос, когда телохранитель смотрел на нее в упор. Отвечать тоже было глупо. Да, если честно, Вадим и не в состоянии был ответить. Ему казалось, что он сошел с ума: Ирина… ночью… в его комнате…
- Вадик, - она, не двигаясь, стояла в узком дверном проеме. - Я хотела тебе сказать… Спасибо, что остался…
Вадим решил, что промолчать будет невежливо. Поэтому выдавил из себя шепотом.
- Да не за что…
- Спокойной ночи!
Дверь так же тихо закрылась. Вадим рухнул на подушку и даже руку положил на сердце, словно боялся, что грудная клетка сейчас не выдержит, взорвется и фонтаном выплеснется в потолок взбесившаяся в жилах кровь. «Никогда… - думал он, - никогда больше я не останусь здесь ночевать… Это невыносимо… Издевается, что ли, она надо мной?.. Или доверяет настолько, что ничего не боится…». Поразмыслив и немного успокоившись, Вадим пришел к выводу, что второй вариант более вероятен. И так и должно все остаться… По крайней мере, пока он - ее телохранитель.
….А в воскресенье вечером позвонил Ершов. Вадим к тому времени только что вернулся с тренировки, принял душ и, расслабившись от приятной усталости, разомлев от горячей воды, сидел на кухне в ожидании ужина. В открытое окно влетал вечерний прохладный ветерок, обдувая влажное еще тело, со двора доносились детские голоса, Татьяна Михайловна накрывала на стол, что-то негромко бубнил телевизор, и жизнь в эту минуту казалась Вадиму удивительно замечательной и прекрасной. Но так всегда и бывает – когда ты счастлив, обязательно случится нечто, что отравит тебе существование.
– Как жизнь молодая? - голос у Ершова звучал напряженно-сурово.
- Лучше всех, - насторожился Вадим.
- Ну-ну, - усмехнулся невидимый собеседник. – Стоишь? Сядь. Мне только что позвонил Дунаев. Сказал, что отказывается от твоих услуг… Больше ты у него не работаешь.
Минуту назад разгоряченное тело покрылось мурашками, словно на Вадима вылили ведро ледяной воды. Его даже затрясло от мгновенного пробежавшего по коже озноба.
- А … что случилось?
- Ты у меня спрашиваешь? – удивился Ершов. - Может, это ты мне объяснишь, что произошло?!
- Ничего… - Вадим так растерялся, что, похоже, утратил способность и говорить, и соображать. – Клянусь, ничего!
- Да? – недоверчиво хмыкнул Ершов. – Мне так не показалось. В общем, завтра в восемь у меня. И придумай какое-нибудь правдоподобное объяснение, чтобы я не уволил тебя по статье…
Первым желанием Вадима было швырнуть телефонную трубку об стену – со всего размаху, так, чтобы разлетелась на мелкие осколки, как будто именно она была виновата во внезапно обрушившемся на его голову несчастье. Он уже даже сделал движение рукой, но поймал удивленный взгляд матери и сдержался. Аккуратно, подчеркнуто аккуратно положил трубку на стол, выпрямился, прижался спиной к холодной стене и закрыл глаза. Бред! Ерунда! Не может быть!
- Вадик, - встревоженная Татьяна Михайловна потрясла его за плечо, - что-то случилось?
- А? – посмотрел на нее Вадим. – Нет, мам, ничего… Кажется, я остался без работы…
- Как? – она даже опустилась на стул. – Почему?
Вадим пожал плечами. Если бы он только знал ответ на этот вопрос!
- Ну, и не расстраивайся, - неожиданно легко махнула рукой Татьяна Михайловна, - велика потеря! Что, другую себе не найдешь?
- Да причем здесь другая! – вдруг сорвался на крик Вадим. - Причем здесь вообще работа, мама!..
Он вдруг испугался. Испугался по-настоящему. Ирина… Если он уволен, значит, теперь он по одну, а она - по другую сторону высокого забора, ограждавшего дунаевскую усадьбу от остального мира. Как он сможет увидеть ее теперь? А если не увидит - как будет жить…
Первой мыслью было спуститься вниз, сесть в машину и рвануть в Муравьевку. Но у Вадима хватило здравого смысла, чтобы отказаться от этой затеи. Биться в ворота, требовать объяснений? – это, по меньшей мере, смешно. А по большому счету - глупо и даже унизительно.
Позвонить? Он уже схватил телефон и начал набирать номер, но тоже остановился. Дунаев не станет с ним разговаривать и, разумеется, ничего не будет ему объяснять. Впутывать в их разборки Ирину - нет, это исключено. Скорее всего, что она вообще ничего не знает… И узнает не раньше завтрашнего дня. А вот что за этим последует?.. Он мог предположить ее реакцию…
Вадим почти не спал ночь, курил, хотя редко позволял себе такое сомнительное удовольствие, пил кофе, утром поднялся ни свет-ни заря и уже в восемь часов был в банке. Начальник службы безопасности приехал чуть позже, и Вадим ждал его - даже не в машине, а возле входа, нервно прогуливаясь взад и вперед.
- Явился? – недобро взглянул на него Ершов. – Ну, и устроил ты мне головную боль! Пошли!
Они поднялись в кабинет. Ершов тут же кому-то позвонил, кого-то обругал, кому-то велел зайти через пять минут и только потом, сев за стол, устремил на Вадима осуждающий взгляд.
- Ну, излагай свою версию.
- Какая версия? – пожал плечами Вадим. – Не о чем говорить, никаких грехов я за собой не знаю. Дунаев вернулся с Дианой, Ирина попросила меня остаться. Я остался. По-моему, Борису Петровичу это не понравилось. Вот и все.
Ершов смотрел на него молча, постукивая по столу ручкой.
- Что ты ему сказал?
- Кому? – не понял Вадим.
- Дунаеву! Может быть, ты что-то ему сказал? Ну, из-за чего-то же он на тебя взъелся?!
У Вадима похолодела спина. Он вдруг вспомнил короткий разговор с Дунаевым – его вопрос и свой ответ.
- Нет, ну, это же глупость…
- Что? – резко нагнулся к нему через стол Ершов.
- Сказал… Ну, ерунда… Сказал, что спрыгну с крыши, если Ирина меня об этом попросит… Вы что, всерьез думаете, что за это можно уволить?!
Ершов минуту разглядывал его в упор. Потом тяжело вздохнул и покачал головой.
- Ты что - идиот? Да я бы тебя после таких слов не то, что уволил, я бы тебя кастрировать приказал! Ну, ты и кретин!
Дверь открылась, и друг за другом в кабинет вошли три охранника. «Все равны как на подбор, с ними дядька Черномор» - пришли Вадиму в голову стихи. Они, действительно, походили друг на друга – все трое в черных костюмах, с квадратными фигурами, бритыми головами и кристально чистыми глазами, в которых не читалось ни одной мысли.
- Вызывали, Андрей Васильевич?
- Заходите! – махнул он им рукой.
Парни выстроились перед ним, сложив руки на животах.
- Выбирай! – предложил Ершов Вадиму.
- Что? – не понял тот.
- Выбирай! Кто тебе больше нравится? Я же должен кем-то тебя заменить.
Вадим уставился на него во все глаза. И неожиданно для себя и для Ершова, и уж тем более для бритоголовых охранников расхохотался. Ему стало вдруг легко и весело. В эту минуту он вдруг понял, что ни эти трое и никто другой не сможет занять его место, а, значит, быть ему без Ирины – самое большее до завтрашнего утра. Он не обольщался относительно себя, не думал, что он один может быть ее телохранителем, но рядом с Ириной должен быть человек, с которым она может разговаривать, которому она может доверять - полностью и безоговорочно, как доверяет ему. Те, кого сейчас предлагал ему выбрать Ершов, не тянули ни на первое, ни на второе.
- Что смешного? – разозлился начальник службы безопасности. – Через час у Ирины должен быть другой телохранитель! И если его не будет…
- Не будет! – отсмеявшись, прервал его Вадим. – Андрей Васильевич, ну, вы-то - нормальный, здравомыслящий человек, вы-то должны понять, что другого телохранителя не будет! Хоть этих троих вы отправьте, хоть роту солдат – не удержите вы ее, не удержите!
- Ты в другом месте советы давай! – прикрикнул на него Ершов. – А у меня приказ!
- Да делайте вы, что хотите, - махнул рукой Вадим. – Мне все равно. Но я вас предупредил…
Ирина встала, как обычно, в начале десятого. Ни отца, ни Дианы уже не было. Прямо в пижаме спустилась вниз, подошла к кухонной двери и, приоткрыв ее, сунула голову в образовавшуюся щель. Лиза сосредоточенно месила тесто. Кроме нее на кухне никого не было, и девушка смело вошла.
- Доброе утро! - жизнерадостно поприветствовала она Лизу.
- Доброе, доброе, - отозвалась та, не поднимая головы и не прекращая своего занятия.
- М-м-м, у нас сегодня будут пирожки? С чем? - Ирина ткнула пальцем в тесто. В другой раз Лиза хлопнула бы ее по руке, но сегодня почему-то не обратила на это никакого внимания.
- А с чем хочешь? - странно ласково поинтересовалась она. - Сладенькие, может?
- Сладенькие… - согласилась Ирина, посмотрев на домработницу с удивлением. - А что, сегодня какой-то праздник? Пироги по какому поводу?
- Да просто так, - так же ласково, словно тяжело больной, от которой скрывают правду о диагнозе, пропела Лиза. - Вот, побаловать тебя решила.
- А-а-а, понятно, - протянула Ирина, хотя ей было ровным счетом ничего не понятно, и взяла сушку с маком из стеклянной вазы, стоявшей на столе. Сушки любила Лиза - грызла их вместо семечек. Ирина подшучивала над ее пристрастием, но и сама время от времени не отказывала себе в этом бесхитростном удовольствии. - Вадим в бассейне?
Лиза сделала вид, что не расслышала вопроса. Об увольнении Вадима Дунаев сказала ей утром. Она ахнула, но спрашивать о причине не стала - хозяину виднее. Правда, о том, что сообщить эту новость Ирине, придется именно ей, подумала сразу. И решила подсластить пилюлю, чем могла.
- Лиза, ау! - окликнула ее Ирина. - Ты меня слышишь? Вадик приехал?
Лиза вздохнула.
- Нет, не приехал…
- То есть как? - удивилась Ирина. - Половина десятого…Где он? Позвонил, во сколько будет?
- Не приедет он, - Лиза сильным броском отправила тесто в миску и отряхнула руки от муки. - Не при-е-дет…
- То есть как это - не приедет? - еще больше удивилась Ирина. - Ты вообще думаешь, что говоришь? Как это он может не приехать?
- Уволил его Борис Петрович. - Лиза, снова вздохнув, взглянула в растерянные глаза девушки. - Ершов другого прислал, на веранде сидит.
- Другого?... - Ирине показалось, что она ослышалась, что Лиза шутит, пугает ее. Сейчас рассмеется и скажет: «Обманули дурака на четыре кулака…». Но Лиза, не глядя на нее, отошла к плите.
Тогда Ирина положила на стол надкусанную сушку, встала и вышла из кухни.
Новый телохранитель, действительно, сидел на веранде, так же как Вадим всего какой-то месяц назад. Месяц… Ирине казалось, что он был рядом с ней всегда. И будет всегда. А теперь ей предлагают другого?!
Когда она появилась на крыльце, молодой парень в черном костюме - широкоплечий, бритоголовый, поднялся с кресла и поздоровался с ней почтительно, Ирина промолчала в ответ и тут же вернулась в дом. Она чувствовала себя так, словно ее обманули. И не просто обманули, а еще и посмеялись при этом. Ее унизили, ей дали понять, что она - никто в доме, где не считаются и, главное, не собираются считаться ни с ней, ни с ее желаниями.
У Ирины, как у многих других женщин, в характере было две крайности. Она или обижалась и тогда плакала от бессилия, или злилась и тогда начинала бороться, причем самыми радикальными методами. Увольнение Вадима взбесило ее. И не только потому, что с его уходом она теряла, пожалуй, единственного друга, если не сказать больше - мужчину, в которого влюбилась с первой минуты их встречи безоглядно, хотя и, как она считала, безответно, но еще и потому, что отец уволил его за ее спиной, не дав возможности сказать хотя бы слово в его защиту.
Ирина решительно направилась в гостиную, взяла телефон и набрала отцовский номер.
У Дунаева шла утренняя планерка, но на звонок он все же ответил.
- Папа… - начала было Ирина, но он не дал ей договорить.
- Если ты по поводу своего телохранителя, то вопрос решен.
- Нет, не решен! - запротестовала Ирина. - Ты не можешь так поступить…
- Я плачу деньги, - прервал ее Дунаев, - и поступаю так, как считаю нужным. Извини, я сейчас занят.
- Час! - быстро сказала Ирина.
- Что - час? - не понял ее отец.
- Я даю тебе час, чтобы ты исправил свою ошибку! Иначе…
Он рассмеялся.
- Иначе - что? Не дури!
И положил трубку.
Ирина, как и обещала, выждала час. Когда она вышла из дома с полотенцем через плечо, охранник вскочил и, как и следовало ожидать, проводил ее до бассейна. У двери Ирина обернулась и окинула его жалостливым взглядом. Уже через пять минут выходила через черный ход в тренажерном зале.
Чтобы добежать до калитки, прятавшейся за деревьями, ей хватило минуты. Оглядываясь, чтобы не попасть впросак, как это было в столь памятный день знакомства с Вадимом, она осторожно открыла тяжелый засов, выскользнула за калитку и аккуратно прикрыла ее за собой…
…Вадим ждал в машине на дороге, в нескольких метрах от ограды. Он и не сомневался, что Ирина попытается сбежать из дома - хотя бы просто из чувства протеста. И потому нисколько не удивился, увидев, как из-за деревьев на дорогу выскочила девушка в джинсах и розовой кофточке, а просто посигналил и, перегнувшись через сиденье, открыл подбежавшей Ирине переднюю дверь.
- Привет! - не скрывая радости, она протянула ему раскрытую ладонь, и Вадим легко хлопнул по ней своей ладонью. - Как ты догадался?
- Ну, знаешь! - рассмеялся он. - Трудно было додуматься…
Ирина смотрела на него сияющими глазами. Он знал! Он приехал! Они по-прежнему вместе, и, значит, она может ничего не бояться - Вадим не даст ее в обиду.
- Тебе нужно вернуться, - опустил он на землю витающую в облаках от счастья девушку.
- Вернуться? - удивилась и одновременно возмутилась она. - Ни за что!
- Влетит! - убежденно сказал Вадим. - По первое число…
- Плевать! - с жаром ответила Ирина. - Я не позволю относиться к себе, как…
Она споткнулась, подбирая слова.
- … как к щенку, которого можно шлепнуть тапочком, когда он начинает тявкать в неподходящее время!
- Ты - не щенок,- не то вопросительно, не то утвердительно сказал Вадим, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
- Я - не щенок! - встряхнула головой Ирина.
- Ты - не щенок, - насмешливо и одновременно ласково подтвердил он и неожиданно для себя и для нее быстрым движением убрал упавшую ей на лоб прядку волос. - Ты - котенок, ты - маленький сердитый котенок!
Ирина от неожиданности уставилась на него во все глаза. В устах сдержанного, всегда ироничного, нередко строгого с ней Вадима такие слова и такая интонация были чем-то невероятным. Он и сам, по всей видимости, понял, что сказал лишнее. Не потому, что на самом деле так не думал - он думал о ней еще и не так, и не то еще мог бы сказать. Но - не мог…
Вадим не выдержал ее взгляда, отвернулся. А когда вновь посмотрел на Ирину, от его минутного смущения не осталось и следа.
- Если твой отец узнает, что я увез тебя, будет грандиозный скандал.
- Боишься? - хитро прищурилась Ирина.
- Я?! - усмехнулся Вадим и решительно повернул ключ зажигания. Машина завелась с одного оборота. Еще не хватало, чтобы девчонка обвинила его в трусости! Если он и боялся, то уж точно не за себя - его уже уволили, чего еще бояться? Ему не хотелось быть причиной раздора Ирины с отцом. Но, в конце концов, сегодня он - свободный человек и волен сам решать, с кем ему провести этот день. - Куда прикажете?
- Классно! - обрадовалась Ирина. - Тогда давай куда-нибудь, где можно спокойно перекусить. Ужасно есть хочется!
И быстро предупредила:
- Только у меня денег нет…
- Обижаете, мадемуазель! - укоризненно покачал головой Вадим. - До вчерашнего дня я зарабатывал достаточно, чтобы иметь возможность пригласить в кафе девушку… Ну, что? Вперед, на поиски приключений?
- Вперед! - восторженно согласилась с ним Ирина.
Сразу после планерки у Бориса Петровича началось важное совещание. Принадлежавшая ему финансовая компания, в которую входил и банк «Проминвест», собиралась провернуть крупную сделку с участием государства и иностранных инвесторов. Подготовка к ней велась в глубокой тайне, поскольку, помимо Дунаева, получить свой кусок пирога хотели бы и другие компании. На всех кусков все равно не хватало, поэтому действовать приходилось очень аккуратно, чтобы конкуренты не спохватились раньше времени и не начали ставить палки в колеса.
Ершов об этом совещании, конечно, знал - в его компетенцию входило обеспечение не только безопасности всех участников, но еще и строгая конфиденциальность: иностранных партнеров встретили в аэропорту и привезли сначала в гостиницу, затем в банк в обстановке совершенной секретности. У Ершова хватало забот в этот день, так что неожиданные проблемы с телохранителем Ирины были ему совершенно ни к чему. Но так совпало, что на него свалились еще и они.
Андрей Васильевич с трудом дождался, когда закончится встреча, последний высокий гость выйдет из кабинета Дунаева и под охраной сотрудников службы безопасности банка покинет его пределы. Деловой обед должен был состояться спустя час в ресторане, а пока у Ершова было немного времени, чтобы сообщить боссу нерадостные вести.
У Дунаева было хорошее настроение: переговоры прошли более чем успешно. Удалось договориться практически по всем пунктам, а те, по которым не удалось, были, в общем-то, не столь существенны и принципиальны. Унылая физиономия начальника службы безопасности Борису Петровичу не понравилась.
- Чем порадуешь? - он складывал в кожаную папку бумаги.
Ершов закрыл за собой дверь, подошел к столу, наклонился.
- Ирина сбежала…
Дунаев дернулся так, как будто его ударили.
- Что?!
Ершов не стал повторять, только кивнул: мол, да-да, вы не ослышались.
- Когда?
- Без малого три часа назад… Я ждал в приемной, но вы были заняты…
- …твою мать! - выругался Дунаев. Он редко матерился, но сейчас это было лучшим способом выразить свое отношение к сообщению Ершова. - А куда смотрели твои люди?
- Она через калитку ушла… - скорбно сказал Ершов. - А мои люди… Вы что, Ирину не знаете? Первый раз, что ли?
Дунаев сел, нервно запихнул в папку оставшиеся бумаги, застегнул ее на молнию. Он знал свою дочь. Разница была только в том, что раньше она убегала от охранников, а сейчас, по сути, сбежала от отца.
- Что делать? - посмотрел он на Ершова.
Тот пожал плечами.
- У меня есть предложение, но не знаю, понравится ли оно вам…
Дунаев понял его мгновенно.
- Звонить Вадиму? Ни за что! Еще не хватало…
- Есть варианты? - с той же скорбью в голосе поинтересовался Ершов. - Она ему доверяет, он может знать, куда девочка способна уйти… Ну, или ждите, пока сама вернется…
Ершов знал, на чем сыграть. Конечно, Дунаев не станет ждать - он слишком боится за Ирину, чтобы позволить ей бродить одной по Москве. Он начнет паниковать через минуту, едва только представит свою дочь, голосующей на дороге…
- Звони! - Борис Петрович подтолкнул к нему телефон так, что трубка жалобно брякнула. - Только громкую связь включи..
Ирина кормила голубей на площади у «Макдональдса». Вадим сидел за столиком под красным зонтом, ел разноцветное мороженое из высокой вазочки и наблюдал, как она подманивает к себе птиц, как они толкутся возле самых ее ног, склевывая хлебные крошки, вспархивают, когда Ирина делает слишком резкие движения, но тут же возвращаются обратно, чтобы успеть схватить самый большой кусок. Они были вместе уже три часа. Сначала поехали в парк кататься на каруселях. Каталась, конечно, Ирина - Вадим ждал ее за оградой. Впервые за прошедший месяц он чувствовал себя не телохранителем, а нормальным человеком, который гуляет по городу со своей девушкой. И это было необыкновенное чувство!
На «Чертовом колесе» Ирина уговорила его прокатиться вдвоем, как он не отказывался. Народу было немного - прямо под ними сидела бабушка с двумя внуками, один из которых - младший - заревел, едва кабинка поднялась в воздух, а второй то и дело норовил посмотреть вниз, и бабушка, не старая еще женщина, держала его одной рукой за пояс штанов, второй умудряясь вытирать слезы вопящему малышу; в кабинке напротив сидела компания молодых людей - они громко хохотали, пили пиво, взвизгивала девушка, и Вадиму казалось, что и эта компания, и бабушка с внуками - лишние в пространстве между небом и землей. Здесь должна была царить тишина - все располагало к этому: нежно-голубое, затянутое легкой, едва заметной дымкой небо, зелень раскинувшегося под ними парка, синяя лента реки. Вся суета осталась там, внизу, на земле, которая внезапно превратилась в расчерченное на квадратики игровое поле с домиками, серыми полосками дорог и игрушечными автомобилями.
Наверху гулял довольно прохладный ветер, Ирина, хотя и была в кофточке, съежилась, обхватив себя руками за плечи.
- Замерзла? - поинтересовался у нее Вадим, хотя это было очевидно.
Ирина кивнула и шмыгнула носом. Вадим испытывал странное ощущение неловкости. Он понимал, что должен что-то предпринять в эту минуту, чтобы согреть ее, но что? Если бы на нем был пиджак или куртка… Конечно, он мог бы ее обнять, прижать к себе, но боялся, что девушка неправильно истолкует его намерения.
Кабинка поднялась на самый верх. Здесь было еще холоднее. Нос у Ирины покраснел, а сама она начала трястись, хотя и старалась не подавать виду.
- Иди сюда… - решился Вадим и поднял руку, словно приглашал ее к себе в объятия. Ирина взглянула на него бешеными глазами и неожиданно, сжавшись в комочек, нырнула ему подмышку. Вадим обнял ее одной рукой, накрыл сверху второй и замер. Если бы он мог остановить время, он бы его остановил. Вместе с «Чертовым колесом». Он был бы счастлив, если бы сейчас сломалась какая-нибудь шестеренка, и кабина, где они сидели, повисла бы на самой верхней точке. Надолго, часа на два. На всю оставшуюся жизнь. И чтобы Ирина притихшей мышкой дышала у него под рукой…
Кабина опустилась вниз, Вадим разжал руки, выпустив Ирину на свободу, и она, отворачиваясь и пряча глаза, сказала что-то о ветре, и он согласился, что во всем виноват ветер, и оба сделали вид, что ничего особенного не произошло, и, с трудом преодолев смущение, отправились в «Макдоналдс», но прошло еще с полчаса, пока и тот, и другой смогли спокойно посмотреть друг другу в глаза.
Телефон на поясе запиликал, Вадим взглянул на определившийся номер и испытал странное чувство удовлетворения: он знал, что рано или поздно понадобится Дунаеву. То, что в трубке звучал голос не Бориса Петровича, а Ершова, ничего не меняло.
- Вадим, Ирина с тобой?
В первый момент он даже растерялся, услышав такой вопрос, но быстро пришел в себя.
- Ирина?! Как она может быть со мной, если я уволен?
- Она сбежала… - в голосе Ершова прозвучала неприкрытая досада.
- Я предупреждал… - осторожно, чтобы не выдать свое торжество, произнес Вадим.
- Да, предупреждал… Вадим, куда она может пойти? Есть предположения?
- Ну, даже если бы они у меня и были, - хмыкнул он, - почему я должен делиться ими? Я больше не телохранитель…
- Какого черта?! - ворвался в трубку голос Дунаева, и Вадим мысленно похвалил себя за то, что не сказал Ершову правду в первую же секунду. - Да он же просто издевается над нами!
- Борис Петрович, - попытался успокоить его Ершов, - он прав. Вы же сами отказались от его услуг. Он, черт возьми, вообще не обязан с нами разговаривать.
«Спасибо!» - так же мысленно поблагодарил его Вадим. Начальник службы безопасности явно был на его стороне.
- Никто его не увольнял! - снова взорвался Дунаев. Нет, он явно не мог быть спокойным в том, что касалось его дочери. Если для ее безопасности нужно вернуть телохранителя, чересчур много о себе возомнившего, он его вернет. - Мало ли что можно брякнуть, не подумав!
- Слышишь, Вадим, - окликнул Ершов, - никто тебя не увольнял. Это просто недоразумение… Ты по-прежнему работаешь, и твоя задача - найти Ирину и привезти ее домой.
- Да? - недоверчиво усмехнулся Вадим. - Это вы мне говорите, Андрей Васильевич, или…
- Это я тебе говорю, черт бы тебя побрал! - бешенство так и клокотало в горле у Дунаева. Если бы он сейчас находился рядом с Вадимом, наверное, попытался бы его задушить. - Найди Ирину и завтра с утра приезжай, как обычно.
- Хорошо, - согласился Вадим. - Я найду ее.
- Точно? - недоверчиво переспросил Ершов.
- Точно, - подтвердил Вадим.
- Когда?
- Ну, знаете, - Вадим сделал вид, что удивился, - Москва - не Муравьевка, время я вам не назову.
- Хорошо, - даже по голосу чувствовалось, что у Ершова гора упала с плеч. - Я тебе перезвоню.
Вадим положил телефон на стол. Ирина, улыбаясь, шла к нему.
- С кем ты разговаривал?
- С твоим отцом, - он подал ей салфетку, чтобы она могла вытереть руки.
- Да? - Ирина старалась быть равнодушной, но у нее это плохо получалось. В глазах мелькнуло беспокойство. - И чего он хочет?
- Хочет, чтобы я тебя нашел и привез домой…
- Будешь искать?
- Непременно, - подтвердил Вадим и засмеялся. - Только не сейчас. Позже. Сейчас я немного занят.
Ершов перезвонил уже через пятнадцать минут со своего сотового телефона.
- Вадим, скажи честно: Ирина с тобой?
Вадим не хотел говорить «да», но и сказать «нет» тоже не мог, поэтому промолчал. Но Ершов понял.
- Ну, и сукин же ты сын! Где ты ее нашел?
- Это было нетрудно. Я знал, что она уйдет, вот и ждал у калитки. Профилактика - лучший способ борьбы с преступлениями...
- Тебя же уволили! - подколол его Ершов. - Зачем ты поехал?
- Меня уволил Дунаев, а не Ирина… И сам себя я тоже не увольнял…
- Понятно… - ошеломленно произнес Ершов, хотя ему мало что было, действительно, понятно. Кроме одного: сегодня Вадим играет в свою игру, и счет пока в его пользу. - Ладно, привезешь ее домой, когда нагуляется. Дунаев, конечно, рвет и мечет, но безопасность Ирины для него превыше всего, так что можешь работать спокойно.
- Вы действительно думаете, что мне нужна эта работа? - окончательно добил его своим ответом Вадим.
В Муравьевку они вернулись уже ближе к вечеру. У Вадима не было большого желания видеться с Дунаевым, но Борис Петрович, как ни странно, примчался домой пораньше и, судя по всему, ждал возвращения дочери на крыльце. Во всяком случае, когда машина Вадима въехала во двор, Дунаев уже шел к воротам, и не встретиться с ним не было никакой возможности.
Ирина, впрочем, нисколько не растерялась. Увольнение Вадима было названо недоразумением, она провела день в обществе своего телохранителя и, по большому счету, ругать ее было не за что. Поэтому, недолго думая, подошла к отцу и чмокнула его в щеку:
- Привет, папочка!
Потом обернулась, помахала Вадиму рукой: «До завтра!» и легко пошла по дорожке к дому - так, как она умела ходить, вскидывая коленки и слегка покачивая узкими бедрами, обтянутыми джинсами.
Дунаев поманил Вадима к себе.
- Ну, что, доволен? - голос его не предвещал ничего хорошего. - Добился своего?!
И тут нервы у Вадима сдали. Он был на взводе со вчерашнего вечера. Он почти не спал ночь. Весь день в нем шла невидимая, но оттого не менее тяжелая борьба между чувством долга и желанием открыться Ирине. Он и так чуть было не сорвался - тогда, когда назвал ее котенком, и когда согревал ее в кабинке на «Чертовом колесе», и одному Богу известно, каких усилий стоило ему держать себя в руках. Выслушивать претензии Дунаева Вадим был уже не в состоянии.
- Что я делаю не так?! Что вам не нравится?!
Дунаев оторопел от неожиданности - никогда еще ни один телохранитель не осмеливался не то, что перечить ему, но даже позволить себе бросить косой взгляд в сторону босса. Что вообразил себе этот мальчишка? Что ему позволено все, потому что Ирина благоволит к нему? Борис Петрович уже совсем собрался поставить этого наглеца на место, и даже открыл рот, но сказать ничего не успел. Вадима понесло.
- Может быть, вам не нравится, что я - с ней, а не с вами, не на вашей стороне? Но кто-то же должен быть на ее стороне! Не могут же все быть против!
- Ты хочешь сказать, - выдавил из себя Дунаев, сам не понимая, почему он позволяет охраннику втянуть себя в разговор вместо того, чтобы просто обругать его, - что я против своей дочери?..
- Да ничего я не хочу сказать! - с досадой воскликнул Вадим. - Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у Ирины… Разве вы не видите, что ей плохо?! Понимаете? - плохо!
- Она ничего не рассказывает мне… - сдавленным голосом произнес Борис Петрович, снова задавая себе вопрос: почему он говорит это Вадиму вместо того, чтобы приказать тому замолчать.
- А вы спрашиваете? - горько усмехнулся Вадим. - Вы же - об колено ее, об колено! Как… как палку! Сломать хотите? Но ломается сухая ветка, а она… Она живая! Ей больно!
Дунаев смотрел на него и понимал, что этот парень, которого он неожиданно для себя приревновал - да приревновал, что там скрывать! - к своей дочери, говорит правду. Правду, о которой Борис Петрович догадывался, но старался не думать, с лихвой компенсируя, как ему казалось, недостаток внимания к Ирине деньгами и подарками. Месяц девочка живет дома, но они провели вместе лишь несколько дней. Все остальное время она была предоставлена самой себе, а он… Он занят делами и устройством личной жизни. Что удивительного, что дочка ищет понимания не у отца, а у своего телохранителя. И, судя по всему, находит...
Вадим сбросил пар и теперь ждал, что за этим последует. Он готов был ко всему, в том числе и к тому, что босс примет окончательное решение о его увольнении. Наверное, он был бы даже рад такому повороту. Но, к его удивлению, Дунаев молчал и, похоже, обдумывал услышанное. Наконец, глубоко вздохнул и совершенно неожиданно положил руку на плечо Вадиму.
- Ладно, езжай… Завтра как обычно.
Борис Петрович поднялся на второй этаж, подошел к двери в комнату Ирины и постучал.
- Можно! - откликнулась она.
Дунаев вошел. Ирина лежала на кровати с книжкой в руках, телевизор был включен и что-то негромко бормотал, и было не понятно - смотрит она его или читает, или просто думает о чем-то своем.
Борис Петрович сел на край кровати, взял дочь за руку.
- Иришка, я тебя чем-то обидел?
Ирина растерялась. Это он шел и думал, как начать разговор, а она и не собиралась разговаривать, поэтому оказалась не готова к такому вопросу.
- Пап, ты о чем?
- Ты сердишься на меня? Я тебя чем-то расстроил? Скажи, я должен знать… В конце концов, мы никогда и ничего не скрывали друг от друга. Я хочу, чтобы так было всегда…
Она колебалась, и Дунаев видел это.
- Папа, - наконец, решилась Ирина. - Мне не нравится Диана… Она… она чужая в нашем доме! Ну… как тебе объяснить? Она лишняя… Понимаешь? И ты… ты совсем забыл обо мне…
- Ну, что ты! - у Бориса Петровича даже слезы навернулись на глаза. Он с чувством погладил Ирину по голове. - Как я могу о тебе забыть? Ты - моя единственная, моя самая любимая девочка! Все, что я делаю, я делаю для тебя, ты же знаешь…
- Знаю… - вздохнула Ирина.
- Но пойми и меня… - Дунаев впервые разговаривал с дочерью на такую тему, слова подбирались трудно, но Вадим был прав: ему давно следовало обсудить этот вопрос с Ириной. Чем дольше он оттягивал разговор, тем тяжелее было его начать. Но теперь, когда начал, остановиться уже было нельзя, и приходилось искать слова, преодолевать свои мужские комплексы и объяснять девочке вещи, которые, по сути, должна была бы объяснить ей мать. Но матери у нее не было.
- Пойми и ты меня… Тебе скоро восемнадцать… Ты уже взрослая… Я жил для тебя все эти годы… Но я ведь тоже еще не старый, мне хочется - он с трудом выговорил эти слова, - чтобы меня любили, чтобы обо мне заботились… Понимаешь?
Ирина устало кивнула.
- Я не хочу сказать, что ты меня не любишь… Но это совсем другое… А ты скоро сама выйдешь замуж и тогда…
- Папа, - оборвала его Ирина, - да не мучайся ты так! Я тебя понимаю… Просто прошу тебя: пока я не уехала, обращай на меня немножко больше внимания! Пожалуйста! Если тебе нравится Диана - ну, пусть будет Диана. Только не заставляй меня любить ее! Вот и все…
- Хорошо! - облегченно вздохнул Борис Петрович, радуясь, что разговор прошел так легко и почти безболезненно. Он ожидал слез, упреков, даже истерики. Но, похоже, его дочка, действительно, уже выросла. - Давай, завтра вечером куда-нибудь сходим вдвоем? В ресторан или в ночной клуб?
- Давай! - согласилась Ирина.
- Отлично! - он поднялся, пошел к двери. Уже выходя, повернулся, подмигнул ей заговорщицки, и она тоже подмигнула ему: мол, все в порядке. А когда за отцом закрылась дверь, сползла с подушки, положила книжку на лицо и заплакала.
Идея устроить помолвку принадлежала Диане. Она как будто кожей чувствовала привязанность Дунаева к дочери и ее влияние на него. Несмотря на то, что Ирина вроде бы примирилась с решением отца жениться, Диана вполне справедливо опасалась, что Борис Петрович в случае чего может сделать выбор не в ее пользу. К тому же в глазах коллег и друзей она до сих пор была только его подругой. Помолвка же, по мнению Дианы, должна была узаконить ее в статусе невесты. После этого открывался путь в загс - регистрация и свадьба были уже лишь делом времени.
Вадим по такому случаю приехал в Муравьевку в воскресенье ближе к вечеру - нужно было помочь Лизе, на которую, конечно же, легла вся тяжесть приема гостей.
На английской лужайке уже накрыли столы. Лиза суетилась, пересчитывая тарелки и вилки, командовала официантами, которые лениво бродили меж столов.
- Вот сюда принесите еще приборы! Здесь не хватает. А почему посуда пальцами захватана? Что это? Кто с такими руками? Руки вымыть, фужеры протереть.
Один из официантов начал протирать посуду, но Лиза налетела на него, выхватив полотенце.
- Я сказала, руки сначала вымыть! Марш на кухню! Боже! Прислали на мою голову...
Ирина паслась возле нее, пытаясь под шумок стянуть что-нибудь со стола. Лиза шлепнула ее полотенцем по рукам.
- Ира, не таскай куски! Голодная - сядь, поешь. Что за наказание! Почему ты до сих пор не одета? Иди, иди, оденься, да покрасивше… Боженьки ж вы мои… Голова у меня кругом!
- Чего ты ко мне пристала? - возмутилась Ирина. - Чем я тебе не нравлюсь?
- Что ж в тебе может понравиться? Гости, дамочки будут расфуфыренные, а ты в штанах… как вождь краснокожих, честное слово… Платье надень… синее… Ну, такое красивое у тебя есть… Да вот с жемчугом сережки, которые папа тебе на тот день рождения подарил…
- Вот еще! - фыркнула Ирина. - Терпеть не могу весь этот выпендреж!
- Иди, иди, солнышко,- умоляюще пропела Лиза, - не мешайся под ногами!
На крыльце Ирина столкнулась с Вадимом, который нес большую чашку с маринованным мясом для шашлыков.
- Бедные коровки! - насмешливо пропела она. - Жили себе, не тужили, травку кушали и не думали - не гадали, что на роду им написано - окончить свои дни в животах у русских олигархов.
- Не умничай! - шутя, оборвал ее Вадим. - Куда идешь?
- Лиза переодеваться отправила… в жемчуга и соболя…
Они разошлись. Уже на ступеньках Вадим обернулся, окликнул ее.
- Ирина! Как настроение?
- Серединка на половинку… - скорчила она кислую мину. - Знаешь, помолвка отца - не самый радостный день в моей жизни.
- Держись! - Вадим перехватил таз одной рукой, вторую поднял вверх, сжав кулак. - Не дай ей почувствовать свое превосходство.
Ирина заулыбалась.
- Не дам!
Мангал установили возле сторожки. Вадим следил за тем, как прогорают угли, охранник Игорь, сидя на раскладном стуле, насаживал на шампуры мясо. Оба наблюдали за тем, как съезжались гости. Ворота не закрывались, и машины одна за другой парковались сначала во дворе, а потом выстроились в ряд вдоль дороги. Прибывших встречали Дунаев и Диана. Ирина не показывалась. Гости гуляли по дорожкам, официанты, проснувшись, бодро сновали между ними, разливая напитки. От гостей отделился Дунаев, быстрыми шагами направился к Вадиму.
- Где Ирина?
Тот пожал плечами.
- Вроде переодеваться пошла…
- Иди, посмотри, - обеспокоено оглянулся на дом Борис Петрович, - от этой девчонки всего можно ожидать…
Предчувствие - хорошая вещь. Вадим едва успел подняться по ступенькам на крыльцо, как навстречу ему с криком выскочила Лиза, захлопнула за собой дверь и подперла ее своим телом.
- Не пущу! Не позволю!
А за дверью кричала Ирина.
- Пусти меня немедленно! Лиза, открой! Открой, или ты мне больше не друг!
- Пусть не друг… - упрямо стояла на своем Лиза. - Не пойдешь! Вадик, ты хоть ей скажи…
- Дура! Все равно выйду! - Ирина вопила во весь голос. - Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!..
- Весело у вас тут, девоньки… - удивился Вадим и скомандовал Лизе. - А ну, отойди!
Лиза отскочила в сторону, дверь распахнулась, и прямо в руки Вадиму выпала Ирина. Он сразу понял, почему Лиза не выпускала ее из дома. На голове у девушки дыбом стояли начесанные и залитые лаком волосы, макияж на лице больше напоминал боевую раскраску индейцев. На ней была короткая кожаная юбка и такой же кожаный жилетик, не прикрывающий пупка. На груди угрожающе брякала настоящая железная цепь. Вадим ничего не оставалось, как только запихнуть Ирину обратно в дом и войти следом. Лиза с криком вбежала за ним.
- Ремня бы тебе! Что ж ты делаешь?! До инфаркта отца довести хочешь?!
Ирина приняла боевую стойку, как будто собиралась отражать атаку Лизы и ремня.
Вадим, едва сдерживая смех, сурово покачал головой, придержал Лизу за руку, взял Ирину в охапку, перекинул через плечо и пошел через холл в гостиную. С ним бороться было бесполезно, Ирина это знала, поэтому не сопротивлялась, только продолжала ругаться.
- Лиза, я тебе этого не прощу! Ненавижу тебя! Предательница! С завтрашнего дня ты у нас больше не работаешь!..
Вадим, не обращая внимания на крики, быстро поднялся на второй этаж, прошел по коридору, открыл дверь в ванную и безжалостно забросил туда Ирину.
- Пять минут! Поняла? Пять!
Она в ответ показала ему язык. Отчего-то он был фиолетового цвета. Вадим закрыл за собой дверь, прислонился к стене и, давясь от хохота, медленно сполз на пол.
Облокотившись о перила, Вадим стоял на веранде рядом с Лизой и издалека наблюдал за гостями. Вот они, новые русские, герои анекдотов и гламурных журналов, хозяева жизни - уверенные в себе, независимые, богатые, холеные, сопровождаемые женщинами, увешанными бриллиантами. Как ни странно, он не завидовал ни им, ни их богатству, ни их видимому благополучию. Он знал, что солидный счет в банке - еще не панацея от всех бед. Сколько их, не выдержавших испытания большими деньгами - тайных алкоголиков, психопатов, живущих на седативных препаратах, даже наркоманов. Сколько несчастных семей, униженных женщин, детей со сломанными судьбами…
Он почему-то подумал об Ирине и мысленно поблагодарил Дунаева за то, что тот смог уберечь дочь от соблазнов большого мира - может быть, благодаря тому, что держал ее, по сути дела, под замком. Но, скорее всего, просто потому, что сумел вложить в нее определенный заряд устойчивости. Бориса Петровича и самого не слишком волновала внешняя сторона богатства, а Ирина вообще была равнодушна к вещам, хотя, как любая женщина, обожала ходить по магазинам и делать покупки, которые, впрочем, тут же раздаривала близким ей людям.
Дунаев, стоя в окружении гостей, обнимал за талию Диану и время от времени бросал вопросительные взгляды на Вадима. Тот делал ему знак рукой: мол, все в порядке. После того памятного для обоих разговора у них установились на удивление спокойные отношения. Вадим даже был рад, что не промолчал и сумел хоть что-то донести до Дунаева, а тот, в свою очередь, хотя никогда бы не признался, испытывал странное чувство благодарности.
Праздник был уже в самом разгаре, когда, наконец, появилась Ирина. У Лизы вырвался вздох облегчения.
- Ну, вот! Совсем другое дело!
У Вадима же просто перехватило дыхание. Он впервые увидел Ирину, что называется, при параде и в полном смысле слова потерял дар речи.
На ней было облегающее фигуру синее платье из мягкой шелковистой, струящейся ткани, без рукавов и с глубоким декольте. Волосы тщательно зачесаны, собраны на затылке в пучок и украшены сверкающей заколкой. На шее - ожерелье из черного жемчуга, в ушах - такие же сережки. Легкий макияж подчеркивал и без того блестящие глаза. Ирина с равнодушным видом прошла мимо застывшего в восхищении Вадима.
- Красавица! Ну, чистый ангел! - с умилением пропела ей вслед Лиза.
В этот момент «ангел» обернулся, двумя руками сделал им нос и скорчил смешную рожу.
Шашлыками, пока Вадим караулил Ирину, занимался Игорь. Угли уже прогорели, он старательно размахивал картонкой, раздувая огонь. Вадим сменил его, разгоряченного и раскрасневшегося, у мангала и на какое-то время потерял Ирину из виду
Внезапно Игорь толкнул его в плечо: мол, смотри. Вадим обернулся. По дорожке по направлению к ним поступью модели шла Ирина. За ней - официант с подносом.
- Хороша, чертовка! - восхищенно произнес Игорь. - Все маленькая была, а посмотри, какая выросла!
Вадим бросил на него недовольный взгляд.
- Да я же просто так! - засмеялся охранник. - От чистого сердца! Мне такая не по зубам…
Ирина подошла, остановилась, кокетливо склонив голову.
- Мальчики, кушать подано!
И сделала шаг в сторону, пропуская мимо себя официанта. Тот поставил на стол поднос с закусками и бутылкой вина, церемонно поклонился и ушел.
- Зачем ты? - в голосе у Вадима прозвучал легкий упрек. - Совсем ни к чему… Что гости подумают?
- А, мне все равно, что они подумают! - махнула Ирина рукой и присела на край стола. - Скукотища зеленая! Все такие важные: ой-ой-ой, вчера я делала маникюр, так мастер покрасил мне ногти не тем лаком… Ах-ах-ах! Я чуть не умерла от стыда! Что вы, милая, что вы, а я вот мыла машину, так мне стекло протерли не той салфеткой… Вот где ужас-то!
Она так живо изобразила тех, о ком говорила, что и Вадим, и Игорь, а вместе с ними и сама Ирина расхохотались.
- Подожди, - подколол ее Вадим, - пройдет несколько лет, и ты станешь такой же фальшивой и чопорной, как они. И тебя тоже будет интересовать только длина ногтей и объем талии.
- Меня?! - фыркнула Ирина. - Ну, вот уж нет! Я скорее повешусь, чем стану такой, как они! Свобода…
Она раскинула руки, словно хотела взлететь.
- Свобода - вот что главное в жизни!
- Хм, легко быть свободной, когда у тебя папа - банкир, - хохотнул Игорь.
- Какие же вы все скучные, - Ирина взглянула на него с сожалением, - не романтичные …
- Ты шашлычки отнеси… - обратился Вадим к Игорю.
- Что, сейчас? - возмутился тот.
- Сейчас, сейчас! - кивнул Вадим. - И шампуры там собери.
Игорь посмотрел на него, потом на Ирину и ухмыльнулся.
- Ну, ладно. Если я вам мешаю…
- Не мешаешь, - Вадим был абсолютно спокоен, - но лучше пойди, прогуляйся.
Игорь, улыбаясь, собрал шампуры с шашлыками и ушел на лужайку, где веселились гости. Вадим проводил его взглядом, потом повернулся к Ирине.
- Ну, а теперь серьезно. Как ты?
Ирина как-то сразу погрустнела.
- Она проходу мне не дает. Ирочка, Ирочка… - передразнила она сладким голоском Диану. - А у самой яд с языка так и капает!
В голосе зазвучали слезы.
- Ну, ты уж потерпи чуть-чуть… - ласково заглянул ей в глаза Вадим.
Ирина, вздохнув, кивнула.
- Да я и так терплю.
- Ну, иди… Иди… Не надо тебе здесь долго быть. Мы потом с тобой поговорим. Хорошо?
Ирина опять вздохнула.
- Хорошо… Пока!
Она уже пошла от него по дорожке, но вдруг обернулась.
- Вадик, давай уедем!
- Куда? - опешил он.
- Куда-нибудь… - пожала она плечами. - Покатаемся, пока все не разъедутся.
Вадим перевел дух - в этот момент он подумал совсем о другом.
- Нет, нельзя... У твоего отца праздник. Я думаю, ему приятно, что ты рядом с ним.
- Ну, почему, ну, почему ты всегда такой правильный?! - с досадой воскликнула Ирина.
Вадим подошел к ней почти вплотную, нагнулся к ее уху, не боясь, что их могут увидеть, и произнес вполголоса:
- Если бы я был другим, меня бы здесь не было. Иди…
Диана блистала. Одета она была на первый взгляд скромно, но каждый мало-мало сведущий человек представлял себе, сколько стоит эта скромность. Короткое черное платье, украшенное серебряной вышивкой, созданное игрой воображения самого дорогого кутюрье столицы, не скрывало длинные точеные ноги и подчеркивало осиную талию и высокую грудь. Колье с бриллиантами и такие же серьги подарил ей в честь помолвки Борис Петрович. Черный цвет, серебро и бриллианты удивительно подходили к ее смуглой коже, блестящим волосам и чувственным губам, чуть тронутым помадой, сверкающей перламутром. Диана знала, что красива, и держалась, словно королева. Дунаев завидовал сам себе. Он, действительно, был влюблен, не понимал, как Ирине может не нравиться такая идеальная, с его точки зрения, женщина, и страдал от этого. Поэтому когда дочь подошла к нему, искренне обрадовался, обнял ее за плечи, поцеловал в висок.
- Не скучаешь?
- Нет, папочка, мне очень весело! - он не расслышал легкого сарказма в ее голосе.
- Борис, а дочь-то как у тебя выросла! - восхитился один из гостей, совершенно седой мужчина лет пятидесяти. - И не узнать! Красавица! Скоро замуж - надо жениха ей хорошего подобрать.
- Подобрать? - невинно осведомилась Ирина. - А что, где-то в углу завалялся?
Дунаев, довольно улыбаясь, погладил Ирину по голове.
- Нет, о замужестве нам пока рано думать. Надо сначала образование получить. А потом и мужа искать. Нам богатый не нужен - лишь бы человек был хороший. Верно, дочка?
- Ирочка у нас девочка умная, - фальшиво улыбнулась Диана, - только скромная очень. Интеллигентным людям предпочитает домработницу и охранников. Ей с ними интереснее…
- Между прочим, моя бабушка в деревне живет… - едко заметила Ирина. - А кем были вы до девяносто первого года?
Дунаев и гости рассмеялись. Диана покраснела от злости, но не нашла, что ответить.
- Девочка права, - сказал седой мужчина. - Сегодня он - охранник, завтра - полковник ФСБ, а там и… - он поднял глаза вверх. - Россия - страна больших возможностей.
- Ну, так давайте выпьем за то, - поднял бокал Дунаев, - чтобы наши желания всегда совпадали…
- С возможностями наших друзей! - с улыбкой перебил его седой.
На минуту все замолчали, выпили, отошли к столу, выбирая себе закуски.
- Смотрите, какая туча! - громко сказала Диана.
Серое небо нависло над поселком, и яркий еще полчаса назад вечер сразу потускнел. Вечерний воздух спрессовался, сгустилась духота, листья на деревьях поникли в ожидании ветра.
Замечание Дианы вызвало волну спора - задрав головы, гости стали бурно обсуждать, будет дождь или туча пройдет стороной.
- Ужасно не люблю водить машину по скользкой дороге. - Диана взяла Дунаева под руку и прижалась к его плечу. - Милый, придется тебе осенью взять для меня водителя.
И добавила кокетливо:
- Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя будущая жена попала в аварию.
- Конечно, Дианочка, какой может быть разговор! - поцеловал ее в бархатную щеку Дунаев.
- Хотя… брать в дом чужого человека… - Диана сделала вид, что задумалась. - Сегодня так сразу и не угадаешь: по виду вроде порядочный, а на деле - рецидивист…
Дунаев подхватил на вилку пластик рыбы, отправил в рот.
- А зачем брать чужого? Вон… Вадим… - и показал вилкой в его сторону. - Ирина в сентябре уедет, Вадим останется. Вот тебе и водитель.
- Ну, не знаю … - Диана снова жеманно прижалась к его плечу. - Он хорошо водит машину?
- Ну, дорогая, - засмеялся Дунаев, - уж если я доверяю ему свою дочь, жену тем более смогу доверить.
У Ирины внутри все клокотало от злости. У нее хватало ума, чтобы понять: все это Диана говорит лишь с одной целью - вывести ее из равновесия. И улыбается при этом с откровенной издевкой.
Они стояли рядом - мирно, на первый взгляд, словно две подружки. Ирина ковыряла вилкой салат. Диана спокойно потягивала вино.
- Черта с два ты Вадима получишь! - Ирина говорила тихо, но в голосе у нее звенело бешенство.
- Получу, милая, получу, и даже раньше, чем ты думаешь! - Диана даже не смотрела на нее. - Твой Вадим - всего-навсего мужчина, а мужчины любят таких женщин, как я, а не зеленых малолеток, как ты.
И бросила на нее презрительный взгляд.
- Тебе что, отца моего мало?! - Ирина готова была зарыдать от бессильной злости. Конечно, разве могла она сравниться с Дианой! Вадим и тот сказал, что она красивая…
- Ты еще маленькая, тебе не понять… - Диана поставила фужер с недопитым вином на стол. - Твой отец - это деньги, а женщине для полного счастья нужно кое-что еще. Так что отойди, детка!
Толкнула ее плечом и ушла.
Дождь, как всегда, начался внезапно. Небо вдруг заволокло сплошной серой пеленой, и на землю обрушились потоки воды. Гости с хохотом и визгом бросились в дом. От мангала, где жарились шашлыки, поднялось облако белого пара. Вадим, пытавшийся спасти мясо, даже отскочил в сторону. Мимо него, почему-то прикрывая голову шампуром, как будто он мог спасти, пробежал Игорь и скрылся в сторожке. Вадим рванул за ним, спрятался под козырек крыши. А когда обернулся, увидел, что возле столов, по которым безжалостно плясал дождь, уже никого нет, и только одинокая маленькая фигурка в синем платье стоит, подняв к небу лицо, обхватив себя руками за плечи.
Вадим, чертыхнувшись, выскочил под дождь. Ему хватило нескольких секунд, чтобы добежать до нее и схватить за руку. Ирина повернула к нему застывшее лицо с синими трясущимися губами.
- Ты что?! - закричал он на нее. - Ты что стоишь?! Простынешь! Вот дура! Бежим!
И потащил ее за собой к дому.
Они оба промокли до нитки. В гостиную не пошли - там было шумно и весело, громко разговаривали женщины, обсуждая пострадавшие наряды и прически. Взяв Ирину за плечи, Вадим повел ее на кухню, но Лизы, которая могла бы принести им полотенца, там не оказалось.
Мокрая рубашка липла к груди, к рукам, противно холодила все тело. Он торопливо расстегнул пуговицы, сдернул с себя рубашку, оставшись в футболке. Футболка тоже была влажной, но раздеваться совсем Вадим не решился.
Ирину трясло от холода. Она обхватила голые плечи руками, стараясь сдержать дрожь, но это мало помогало. Вадим, растерявшись, зачем-то опустился на колени и стал отжимать подол ее платья, как будто это могло согреть девушку.
- Не надо, - неуверенно произнесла Ирина, отодвинулась в сторону и вытерла ладонью мокрое лицо. Эти движения привели Вадима в чувство
- Стой здесь! Стой!
Он подошел к двери, ведущей в гостиную, заглянул в комнату. Среди гостей, раздавая полотенца, суетилась Лиза.
- Лиза! Лиза! - позвал Вадим громким шепотом.
Домработница услышала и подошла к нему.
- Ну, что тебе?
Вадим молча показал ей на дрожащую Ирину.
- Ой, мамочки мои! - всплеснула руками Лиза. - Сейчас, сейчас…
Вадим так и не понял, куда она убежала. Он вернулся к Ирине, смотревшей на него с ожиданием, потоптался на месте, не зная, что предпринять, и вдруг, решившись, как тогда в парке, когда она мерзла в кабинке на «Чертовом колесе», обнял ее обеими руками и прижал к себе. Ирина ткнулась ему в грудь холодным носом, дернулась и затихла. Вадиму даже показалось, что она перестала дышать. Хорошо, что в этот момент на кухню не зашел Борис Петрович. Объяснить, почему его дочь обнимается с охранником, было бы довольно сложно - вряд ли он поверил бы, что тот просто пытается ее согреть.
Когда пришла Лиза, Вадим с явной неохотой выпустил Ирину из своих объятий и отошел в сторону, но домработница, похоже, не обратила на них обоих никакого внимания, протянула полотенце и снова убежала.
Они стояли и смотрели друг на друга. В глазах у Ирины Вадим увидел странное выражение - она как будто ждала, что сейчас на нее прикрикнут, одернут, обругают, и потому готова была заплакать. Вадим решительно не понимал: неужели это он так напугал ее? Чем? Только тем, что хотел согреть? Чего она боялась? Что он может причинить ей боль? Эти мысли мгновенно пронеслись у него в голове. Надо было спасать ситуацию.
- Ну, держись! - улыбнувшись через силу, но ведь это только он знал, что через силу, Вадим одним махом закутал Ирину в большое полотенце и усадил на стул. Опустившись на колени, снял с нее туфли и стал растирать холодные, мокрые ступни и пальцы. Он уже пришел в себя, делал все быстро, как будто всю жизнь только и занимался тем, что спасал пострадавших от холода. Ирина молчала и вздрагивала - он не мог понять от чего: то ли от того, что замерзла, то ли от непонятного испуга.
- Не смей меня бояться! - сказал он негромко, не поднимая головы. - Я никогда не обижу тебя. Поняла?
И скорее почувствовал, чем услышал, как она кивнула головой и прошелестела: «Да…»
Именно в эту минуту на кухне появилась Диана. Она уже успела переодеться, на ней был длинный шелковый халат, влажные волосы распущены, от макияжа не осталось и следа, но выглядела она все равно великолепно.
- О-о-о, какой тут у вас интим! - Диана с интересом наблюдала за тем, как Вадим растирает Ирине ступни. - А ты массаж всем женщинам делаешь или только избранным?
Вадим поднялся на ноги.
- А мы с вами переходили на «ты»?
Диана подошла к столу, села, встряхнув волосами, выгнула спину - точь в точь, как породистая, красивая кошка.
- Ну, не буду же я обращаться на «вы» к своему будущему водителю.
- К водителю? - Вадим открывал стенной шкаф, но, услышав эти слова, обернулся, удивленно посмотрел на Диану. - А кто вам сказал, что я буду вашим водителем?
Он отыскал взглядом бутылку коньяка, достал ее, взял с полки стакан.
- Можно сказать, что это вопрос решенный. Когда твоя подопечная, - Диана сделала акцент на этом слове, - уедет в Швейцарию, ты будешь моим водителем. Да, милая?
Наклонилась через стол к Ирине и ласково погладила ее по голове. Та отшатнулась, словно коснулась чего-то мокрого и гадкого, и что-то прошипела в ответ - Вадим не разобрал, что именно. Он удивленно покачал головой, но ничего не сказал. Налил в стакан коньяк и протянул Ирине.
- Пей!
- Я не пью! - девушка, кутаясь в полотенце, с отвращением посмотрела на стакан в его руке.
- Я тоже не пью, но сейчас - надо! - настаивал он. - Пей! Простудишься…
Ирина высвободила руку из-под полотенца, взяла стакан и выпила - мелкими глотками, словно противное лекарство, давясь и кашляя. Вадим смотрел на нее, и морщился, как будто сам пил какую-то гадость. Когда Ирина поставила стакан на стол, присел перед ней на корточки и участливо спросил:
- Ну, как, пошло?
Ирина потрясла головой, ее передернуло. Уже через минуту у нее посоловели глаза, а на щеках выступил румянец.
- Пошло! - почему-то весело констатировал Вадим. Здорово он придумал - с коньяком! Сейчас она не только согреется, но и расслабится, выбросит из головы черные мысли, если таковые были, и забудет о своем страхе.
Диана внимательно наблюдала за ними.
- Не могу понять, - негромко и даже задумчиво произнесла она, - чего ты с ней так носишься?
- И не пытайся - не поймешь! - все так же весело ответил ей Вадим, неожиданно для себя тоже перейдя на «ты», и обратился к Ирине. - Ну, что, поехали?
Та не поняла, что он имел в виду, но на всякий случай кивнула. Вадим поставил ее на ноги, поднял, перебросил, словно куклу, через плечо и пошел в комнату Лизы. Диана проводила их задумчивым взглядом.
В комнате домработницы обстановка царила спартанская. Деревянная кровать, плательный шкаф с зеркалом, в углу - небольшой стол, на котором теснились безделушки, подаренные ей в разное время разными людьми, но по большей части Ириной. На стенах висели фотографии и репродукции картин, вырезанные из журналов и вставленные в рамки, в красном углу - икона, украшенная вышитым полотенцем. Перед иконой - свеча.
Вадим подошел к кровати, придерживая одной рукой Ирину, второй сдернул покрывало и откинул одеяло. Осторожно уложил девушку, закутанную в полотенце, и укрыл.
- Спи! Сейчас согреешься, а завтра будешь - как огурчик.
- Вадик, ты не уходи, - неожиданно пьяно попросила Ирина, - посиди со мной!
Вадим присел на край кровати, приподнял руку, задержал ее на весу, потом легким быстрым движением провел по мокрым волосам Ирины.
- Я не уйду… Куда же я от тебя уйду…
Дождь никак не мог угомониться - хлестал по траве, жалобно вздрагивающей от безжалостных ударов, танцевал на крыше, словно целый ансамбль чечеточников. Временам налетал ветер, и тогда в оконное стекло словно бросали горсть гороха.
В комнате было темно. Ирина быстро уснула, и Вадим слышал, как она дышит - то ровно и тихо, то вдруг прерывисто вздыхает. Он сидел возле нее, смотрел на едва различимые в темноте картинки на стенах и думал о превратностях судьбы. О том, что все в этом мире предопределено, и у каждого человека свой путь, и надо было пройти через все, через что он прошел, чтобы однажды попасть в комнату, где, словно Спящая красавица, спит самая чудесная девушка на свете…
Вадим лег спать уже за полночь. Сначала, едва кончился дождь, помогал Лизе собирать со столов посуду и уносить ее в дом. Потом стали разъезжаться гости, и он уже из своей комнаты слышал, как они громко смеялись и разговаривали, прощаясь с хозяевами. И даже когда все уже стихло, еще долго не мог уснуть и ворочался с боку на бок.
Но потом все же уснул и не слышал, как открылась дверь, и в комнату на цыпочках вошла женщина в светлой ночной сорочке. И даже хорошо, что не видел и не слышал, иначе спросонья наверняка принял бы ее за привидение. Женщина осторожно подошла к кровати, приподняла край одеяла и тихонько легла рядом с Вадимом. В ту же секунду, словно напружиненный, он подскочил на постели.
- А? Что?
- Господи, напугал! Чего ты как ошпаренный?!
- Лиза? Ты что здесь делаешь?..
- Ну, ей-богу, ты как мальчик… - она взяла его за руку и потянула на себя. - Ложись…
- Да ты рехнулась! - возмутился Вадим.
- Ну, конечно, рехнулась! - Лиза, сев на постели, стала выговаривать ему с обидой в голосе.- Только-только последних гостей выпроводили. До трех часов ночи с посудой да с уборкой пурхалась. А в комнате моей, между прочим, Ирина спит. А мне куда? На веранду? Замерзай, Лиза, как собачонка паршивая! Ой, спасибо, какие вы все добрые!
- Ладно, не кричи, весь дом разбудишь, - отбросив одеяло, он перебрался через нее, встал, начал одеваться. - Спи тут, я в гостиную пойду.
- Вадик, ну, куда ты? - Лиза говорила шепотом, стараясь вложить в голос как можно больше чувства. - Все ж спят. Никто ничего не узнает. Ну, иди ко мне!
- Простая ты, Лиза, как три рубля! - усмехнулся Вадим. - Разве ж дело в том, что никто ничего не узнает? Спи.
Вадиму часто снился этот сон: большой спортивный зал, зрители на трибунах. Он выполняет упражнения на брусьях, делает заключительный поворот, прыгает, приземляется, и ногу пронзает острая боль. Он даже вздрагивал и слегка вскрикивал во сне. Потом его везут на каталке, укрытого простыней, он видит над собой белый потолок, лицо мамы. Она гладит его по плечу, говорит ему ласково: «Вадим! Вадим!»... Её лицо вдруг превращается в лицо Дунаева, который трясет его за плечо и говорит громким недовольным голосом: Вадим!
Вадим открыл глаза. Над ним действительно стоял Дунаев.
- Что ты здесь делаешь? Что это такое? Кто позволил спать в гостиной?
Вадим сел и протер рукой глаза.
- Извините, Борис Петрович… Так получилось…
- Как получилось?
- Ирина вчера у Лизы в комнате уснула, - Вадим встал с дивана. Он был выше Дунаева, и тому пришлось отойти на шаг, чтобы не задирать голову, заглядывая Вадиму в лицо. - …А Лиза поздно с уборкой закончила, будить ее не стала. Ну, вот, я Лизе комнату уступил, а сам…
Он показал рукой на диван.
Дунаев сверлил его взглядом, но видно было, что недовольство его проходит.
- Ну, хорошо, только убери здесь все. А Лиза, выходит, еще спит? А кто завтрак готовить будет?
Диана подошла к нему сзади, обняла, положила голову ему на плечо. Заговорила - словно замурлыкала.
- Милый, ну что ты, я сама приготовлю тебе кофе. А позавтракаешь в городе. Пусть Лиза отдохнет. У нее, действительно, вчера был тяжелый день.
- Заботливая ты моя! - Дунаев ласково похлопал невесту по руке.
Он уже вошел в кухню, когда Диана, следовавшая за ним, обернулась, оглядела Вадима с ног до головы и облизала губы.
Вадим не был наивным и невинным мальчиком. Он прекрасно знал, какое впечатление производит на женщин его накачанная мускулатура, тело, словно вылепленное скульптором, досконально изучившим анатомию человека. В шестнадцать лет такое внимание ему льстило, в восемнадцать стало надоедать, в двадцать он уже избегал слишком назойливых поклонниц. Неприятно было чувствовать себя лишь сладким куском мяса. Теперь, когда ему было двадцать шесть, Вадим давно научился игнорировать восхищенные взгляды любительниц тренированных мужских тел. Но в глазах Дианы было столько желания, что этого нельзя было не заметить. Ему даже стало не по себе. Диана, такая красивая, чувственная, наверняка, опытная, была ему не интересна. Он не любил этот сорт женщин - они коллекционировали мужчины, как племенных бычков. Но будущая жена босса явно положила на него глаз, и это сулило неприятности. Правда, в ту минуту Вадим не знал, что они уже начались.
Ирина проснулась тогда же, когда Дунаев обнаружил Вадима в гостиной. Если бы она сразу встала и вышла из комнаты Лизы, не произошло бы того, что произошло спустя некоторое время. Но Ирина любила, проснувшись, поваляться в постели, подумать и помечтать. Тем более, что ей было, о чем думать и о ком мечтать.
Вчерашний разговор с Дианой выбил ее из колеи. До той минуты она, по девичьей своей наивности, и не предполагала, что женщина, которая собирается замуж за одного мужчину, может одновременно думать о другом.
Если учесть, что Диана собиралась замуж за отца Ирины, а глаз положила на Вадима, то Ирина оказалась в сложной ситуации. С одной стороны, она прекрасно понимала, что не может соперничать с взрослой, опытной во всех отношениях и очень красивой женщиной. Во-вторых, ей было искренне жаль отца. Но рассказать ему о лицемерии Дианы, о ее намерениях Ирина тоже не могла. Что она скажет ему? «Папа, Диана хочет изменить тебе с моим телохранителем»? Диана сделает оскорбленное лицо и, в свою очередь, обвинит Ирину в ревности и в попытке поссорить ее с женихом. Отец поверит Диане, а Вадима уволит в тот же день.
Нет, такой вариант Ирину не устраивал. Но и ждать, когда Диана соблазнит Вадима у нее на глазах, тоже было невмоготу. Тем более теперь, когда между ней и ее телохранителем стали складываться странные, тревожащие и одновременно радующие Ирину отношения. В голосе Вадима, в его словах, в его взглядах порой проскальзывало нечто такое, что заставляло ее сердце вздрагивать и томиться в сладком ожидании.
Когда вчера он обнял ее, Ирина действительно испугалась, но только не Вадима. Она боялась самой себя. Ее захлестнула жаркая волна нестерпимого, острого, незнакомого ей до того момента желания. Ей хотелось, чтобы он сжал ее - сильно, до боли, до крика, поцеловал так, как никто и никогда еще ее не целовал… Ирина поняла вдруг, что именно в такие минуты девушки сдаются без боя, и она готова была сдаться. И от этого ей стало страшно.
Ирина поднялась с постели, подошла к зеркалу, осмотрела себя критически. Мятое платье потеряло свое былое великолепие, волосы растрепались, тушь размазалась…
Н-да, наверное, Диана ни за что бы не появилась в таком виде перед глазами у мужчины, которого она хотела соблазнить.
Ирина послюнявила палец и стала усиленно тереть нижние веки, чтобы хоть немного убрать черные разводы под глазами. Распустила волосы, взбила их руками, подумала немного и снова скрутила на затылке. Попытка разгладить на себе платье ни к чему не привела. Красавица сегодня из нее не получалась.
«О чем ты думаешь? - мысленно сказала Ирина своему отражению. - Что можешь понравиться такому парню, как Вадим? Худые руки, тощие ноги, талия…»
Она покрутилась перед зеркалом.
«… Талию нужно искать между бедрами и грудью. Кстати, о груди… Ну, разве это грудь? Два персика с изюминками. Теперь лицо…»
Ирина подошла ближе к зеркалу и чуть ли не уткнулась в него носом.
«… Глаза слишком маленькие, зато брови - как два беличьих хвоста… Нос вообще ни на что не похож - какая-то кнопочка. То ли дело у Дианы - гордый профиль…»
В общем, Ирина заметно приуныла и в таком нерадостном настроении, наконец, вышла в кухню.
За столом сидела Диана и, не торопясь, пила кофе.
- Доброе утро, детка! - нежно улыбнулась она Ирине.
- А где Лиза? - не поддалась та на ее ласковое приветствие.
- Лиза? - улыбка у Дианы была просто ангельской. - Поищи ее в комнате у Вадима. Кажется, она спала сегодня в его постели.
Глаза Ирины, слишком, по ее мнению, маленькие, стали огромными.
- Ты врешь! - с дрожью в голосе сказала она.- Ты все врешь!
- А зачем мне врать? - спокойно пожала плечами Диана. - Пойди, сама посмотри.
Лиза, действительно, спала в постели Вадима. Правда, его там не было, но разве это что-нибудь меняло? Крик Ирины был слышен даже на кухне. Диана приподняла брови, довольно усмехнулась и допила кофе.
Вадим вернулся из бассейна в хорошем настроении. У него всегда бывало хорошее настроение, когда с утра удавалось позаниматься на тренажерах и сделать пару десятков кругов в бассейне. Времени на тренировки у него почти не оставалось, а терять форму не хотелось.
На кухне уже во всю хлопотала Лиза. В первый момент Вадим не заметил ничего, что могло бы насторожить его.
- Доброе утро! Как спалось на новом месте? Жених приснился? - подколол Вадим домработницу. Та расстроено махнула рукой.
- Что случилось? - тут же встревожился Вадим.
- Ой, тут такое…- Лиза шмыгнула носом.
- Что?
- Ирка… В комнату к тебе заскочила… Орет, как бешеная… Шлюхой меня обозвала…
Вадим застыл в растерянности. Такого поворота событий он и предположить не мог.
- У себя закрылась… Я стучусь, а она меня всякими словами… За что?
- Ну, вот, - криво улыбнувшись, усмехнулся Вадим, - а ты говоришь: никто не узнает.
- Да что узнавать-то? Что? - вскричала Лиза. - Господи! Было бы что! А то ведь не было ничего!
- А ты теперь ей объясни! - Вадим посмотрел подозрительно на Лизу. - А зачем она ко мне в комнату пошла?
Лиза, охнув, опустилась на стул и вытаращила на него глаза.
- Ты думаешь, что…
- Ну, у тебя одно на уме… - поморщился Вадим, сообразив, о чем подумала домработница. - Кто знал, что ты там спишь?
- Кто?
- Дунаев и Диана.
- Откуда? - удивилась Лиза.
- Я им сказал.
- Зачем?
- Трудно с тобой, честное слово! - вздохнул Вадим. - Я же в гостиной спал, они меня разбудили. Пришлось объяснить, почему я на хозяйских диванах валяюсь.
- А Ирке-то кто сказал? - все еще не понимала Лиза.
Вадим сокрушенно покачал головой и покрутил пальцем у виска.
- Диана! Точно! - ахнула Лиза. - Она на кухне сидела, когда я пришла. Как ангелочек: «Лизанька, как спалось?». Вот стерва! С Иринкой - то что делать? Бесится же! Ой, это что ж получается? - она тебя ко мне приревновала?!
Лиза уставилась на Вадима так, словно увидела его впервые.
- Ну, что ты на меня так смотришь? - попытался привести ее в чувство Вадим. - Я -то тут причем?
- Околдовал девку! - почему-то всхлипнула домработница.
- Ну, ты и дура, Лиза! - вздохнул он. - Ладно, пойду, поговорю с ней…
И уже в дверях обернулся со странной улыбкой.
- Еще неизвестно, кто кого околдовал…
Диана сидела, поджав ноги, на диване в гостиной и листала глянцевый журнал. Она подняла голову на звук шагов, улыбнулась ему ослепительно, но Вадим, не говоря ни слова, прошел мимо и поднялся на второй этаж. Из комнаты Ирины слышались приглушенные рыдания. Вадим постучал.
- Пошла вон, дрянь! Потаскуха! - Ирина, забыв о хорошем воспитании, не стеснялась в выражениях.
- Ирина, это я. Открой!
Она помолчала лишь мгновение.
- Убирайся! Видеть тебя не хочу! Сволочь!
- Открой, пожалуйста, - Вадим старался говорить спокойно, хотя давалось ему это спокойствие с большим трудом. - Открой или я вышибу дверь!
Что она швырнула в ответ, он так и не понял, наверное, подушку, но дверь вздрогнула от глухого удара.
- Давай, вышибай! Безмозглый тупица!
Вот теперь Вадим, действительно, разозлился. Еще и потому, что из гостиной по лестнице поднялась Диана и остановилась в нескольких шагах от него.
- Что, проблемы с ребенком? - она поцокала языком. - Ай-я-яй, какая жалость! Надо сказать папе, пусть примет меры.
- Что тебе надо? Чего ты хочешь? - неожиданно перейдя на «ты», накинулся на нее Вадим.
Диана, не обратив ни малейшего внимания на его ярость, кокетливо повела плечом.
- Что я хочу? Мы еще поговорим на эту тему. Хорошо? А пока… - и указала на дверь рукой с зажатым в ней журналом…- Давай, воспитывай!
И, рассмеявшись, спустилась обратно в гостиную.
Вадим стоял перед дверью, ощущая свое полное бессилие. Ситуация внезапно вышла у него из-под контроля. Ирина, обычно вполне разумная и адекватная, словно сорвалась с катушек. Она не просто не слышала его, она не хотела слышать. Всхлипы перемежались воплями - она как будто выплескивала из себя свою злость, свое разочарование, свою боль. С ней случилась настоящая истерика, и это надо было прекратить.
- Ира, открой, черт тебя побери! - ударил он кулаком по двери. - Считаю до трех! Потом отцу будешь объяснять, почему у тебя дверь выбита! Один… два…
Щелкнул замок. Вадим сделал вдох, потом выдох - он всегда так делал на соревнованиях, чтобы утихомирить сердце, срывавшееся с цепи от напряжения и волнения, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Ирина сидела на кровати в мятом, окончательно потерявшем вид синем платье. Лицо было мокрым от слез и злым.
- Что случилось? Что произошло? - Вадим старался говорить как можно сдержаннее.
- Ненавижу тебя! Ненавижу! - она заикалась, словно маленький ребенок, захлебываясь слезами. У Вадима от жалости заныло сердце.
- За что?
- Иди, спи со своей Лизой! Иди! И с Дианой заодно! Она только и мечтает, чтобы ты ее трахнул!
Это было уже чересчур. Что за чушь пришла ей в голову?! Ну, ладно, Лиза, которая ночевала в его комнате, но причем здесь Диана? Вадим быстро подошел к Ирине, жестко взял за руку, резко притянул к себе.
- Что ты несешь?! Ты думаешь, что ты несешь?!
Ирина вырвала у него руку, вскочила на ноги прямо на кровати.
- Да она сама мне говорила! Вчера! Спроси у нее, спроси! Не прощу тебе, никогда не прощу!
Вадим смотрел на нее снизу вверх. Что себе вообразила эта пигалица? Что может разговаривать с ним в подобном тоне?!
- А мне твоего прощения не нужно, - медленно отчеканил он. - Я - не твоя собственность. Я - твой телохранитель! Охранник! Прислуга! Мне за работу деньги платят! Ясно?! А моя личная жизнь тебя не касается! И с кем я сплю, тебя тоже не касается! Истеричка!
Ирина на мгновение перестала всхлипывать, уставилась на него глазами в пол-лица и вдруг начала хватать ртом воздух, как будто не могла дышать. И тогда Вадим испугался.
- Ира, Ир, погоди… - мучимый мгновенным раскаянием, он уже протягивал к ней руки.
- Деньги?! - выдохнула Ирина. - Так ты, значит, за деньги?! Все - за деньги?!
И сорвалась на отчаянный вопль.
- Убирайся! Видеть тебя не хочу! Пошел вон! Не нужно мне от тебя ничего! Ничего не нужно!
Упав на кровать лицом в подушку, она рыдала так страшно и безысходно, что у Вадима у самого слезы подступили к глазам - от жалости к ней, от злости на себя, на свою несусветную глупость. Зачем? Зачем он все это сказал?!
- Ну, не было у нас ничего, не было! Клянусь! Я в гостиной спал, на диване…
Он попытался взять ее за плечо, но она вырвалась, села, попятилась от него, как от чужого человека, чье прикосновение неприятно и даже противно.
- Сколько это стоит? Сколько? Я заплачу! - хлестнул по его нервам крик.
Вадим резко выпрямился. Хотел что-то сказать, но вместо этого повернулся и быстро вышел из комнаты.
В доме Дунаевых установилось затишье - напряженное, наполненное сгустками электричества: они как будто витали в воздухе, создавая предгрозовую атмосферу.
Ирина почти не выходила из своей комнаты. Лиза даже носила ей туда завтраки и обеды, по большей части остававшиеся нетронутыми. Вадим приезжал, как обычно, с утра и проводил день, маясь от безделья и скуки, - торчал в сторожке у охранника, читал на веранде книжки или просто сидел с Лизой на кухне. Разговаривали вполголоса - так, как это бывает в доме, где есть тяжелобольной, и все вокруг стараются причинять ему как можно меньше беспокойства своим присутствием и разговорами. Говорили о чем угодно, но только не об Ирине и не о том глупом, необъяснимом с точки зрения разумного человека конфликте, который случился между ней и Вадимом, словно это была больная и даже запретная тема.
Их размолвка со стороны напоминала ссору двух влюбленных. Да она и была таковой на самом деле, хотя ни тот, ни другой не собирались ни друг другу, ни кому-то другому в этом признаваться.
Вадим изводил себя раскаянием. Он - взрослый мужчина, человек с железными нервами, поддался минутной слабости, позволил маленькой девочке вывести себя из равновесия, наговорил глупостей и теперь не знал, как исправить свою ошибку! Наверное, ему следовало бы подняться наверх, постучать в дверь и попробовать объясниться, но самолюбие не позволяло мириться первым. А, может, не самолюбие? Может, он просто боялся, что Ирина не станет с ним говорить? Прогонит его? Такого унижения он не перенесет… Хотя… он готов был простить ей все.
Вадим даже осунулся за эти дни. Возвращаясь вечером домой, он шел в свою комнату, ложился на диван и молчал. Татьяна Михайловна кое-что подозревала, пыталась задавать вопросы, но сын уходил от ответов, хотя никогда раньше у них не было тайн друг от друга. Ну, не мог же, в самом деле, он признаться матери в том, что влюбился в семнадцатилетнюю девочку, да еще и в свою подопечную, которую должен охранять, но никак не любить! Влюбился, как мальчишка - безрассудно, безоглядно, страдал и мучился от глупой ссоры, от того, что не видел предмет своей страсти вот уже несколько дней, не мог прикоснуться к ее руке, заглянуть в ее глаза, увидеть ее улыбку…
Вадим и сам не понимал, что с ним происходит. Наверное, Лиза подобрала самое точное слово: околдовала. Ирина его околдовала… Еще говорят: присушила. Вадим не верил в магию - ни в белую, ни в черную, и совершенно точно знал, что никаких магических обрядов Ирина не совершала и совершать не могла, но точно так же знал и другое: никогда и никого он не любил так, как любит эту девчонку - сумасшедшую, сумасбродную, избалованную, но одновременно такую милую, нежную и трогательную... И никогда и никого он уже не сможет так полюбить.
Ирина, в отличие от Вадима, хотя и страдала от неожиданной размолвки, но при этом еще и злилась, вынашивая планы мести. Она не видела своего телохранителя три дня, понятия не имела о его раскаянии и была уверена, что Вадим торжествует. Еще бы! Здорово он поставил ее на место! Что она себе вообразила? Что может претендовать на его сердце? Маленькая идиотка! А он просто отрабатывает свою зарплату… Как сказала Диана? Мужчинам не нравятся зеленые малолетки... Ну, так она докажет, что она не малолетка!
И все равно - чем больше Ирина злилась, тем больше понимала, что влюбилась в своего телохранителя, прилепилась к нему всем сердцем и уже никак не может отлепиться. Разве только оторваться - с кровью, с мясом, с болью… Но об этом страшно было даже думать. Ирине ужасно хотелось с кем-то поговорить, посоветоваться, кому-то рассказать о том, что с ней случилось, но не было рядом такого человека, и потому все это время она разговаривала мысленно лишь сама с собой и с Вадимом.
Три дня Ирина провела в добровольном заточении, и не было минуты, чтобы она не думала о нем. Почему, ну, почему ему не приходит в голову просто придти и предложить перемирие?! Она согласится и даже не потребует извинений! Она простит его в ту же секунду, как он постучит в ее дверь! Если честно, то она уже его простила…
Но Вадим не появлялся, Ирина бесилась от тоски и злости, и мечтала о реванше.
И случай такой представился.
С одноклассниками Ирина встречалась редко. Все учились в разных вузах, даже в разных странах и вместе последний раз собирались в зимние каникулы. Приглашение на вечеринку к однокласснице - дочери крупного промышленника было неожиданным. Но очень своевременным. Ирина сразу поняла, что это ее шанс, возможно, единственный, отомстить Вадиму за свое унижение, и нужно им воспользоваться. Правда, если бы она не была так зла, если бы у нее было время подумать над тем, что она хочет сделать и чем это может обернуться, она, быть может, оставила бы свою затею. Но…
…В восемь часов утра Вадим поднялся на веранду и неожиданно для себя увидел Ирину. Она сидела в кресле, закутавшись в плед - утро было прохладным, и читала книгу. Ну, или делала вид, что читает, - Вадиму было не до анализа ситуации. Он чуть не споткнулся на последней ступеньке и замедлил шаг. Вадим вдруг почувствовал себя верным псом, который, увидев любимую хозяйку, готов ползти к ней на животе, виляя униженно хвостом, валяться у нее в ногах и лизать руки, но не решается подойти, боясь сурового окрика или даже безжалостного пинка.
- Доброе утро, - сдержанно поздоровался Вадим.
Ирина дернула подбородком и отвернулась, не сказав ни слова. Вадим, вздохнув, вошел в дом.
Дунаев почему-то пил кофе на кухне. Рядом сидел Олег Романович Зайцев - в гостиной он себе подобного не позволял, но на кухне у Лизы царила вселенское равенство. С этим мирился даже Борис Петрович. Но у Вадима сейчас не было никакого желания испытывать на себе прелести демократии - встреча с Ириной после трехдневной ссоры выбила его из равновесия. Он поздоровался и остановился в нерешительности в дверях.
- Я, пожалуй, потом зайду…
Дунаев поставил чашку на стол.
- Задержись, Вадим. Ирина сегодня едет на вечеринку к друзьям. Если захочет, пусть остается ночевать. Я разрешил. Приглядывай там за ней.
Вадим кивнул.
- Кстати, какая кошка между вами пробежала? - внимательно посмотрел на него Дунаев. - Что-то вы не разговариваете…
- Мне платят не за то, чтобы я с ней разговаривал, - угрюмо ответил Вадим.
- Тоже верно…- согласился Дунаев. - Ну, ладно, иди.
И когда Вадим вышел, повернулся к Лизе.
- Кто-нибудь мне скажет, что происходит в моем доме?
- Да что вы, Борис Петрович, Ирину не знаете? - Лиза говорила таким доверительным тоном, что трудно было сомневаться в ее искренности. - Издевается, как хочет! А Вадик - парень с характером. Каково ему терпеть от девчонки?
- А вот за это ему как раз и платят…- философски заметил Дунаев. - …Чтобы терпел.
Ирина по-прежнему сидела на крыльце, и книга у нее была раскрыта на той же самой странице. Правда, об этом знала только она сама. Исподволь она смотрела на Вадима, который у ворот о чем-то разговаривал с Зайцевым. Дунаев подошел к дочери, наклонившись, обнял ее за плечи, со вкусом чмокнул в маковку.
- Во сколько собираешься ехать?
Ирина подняла голову, посмотрела на отца.
- Часов в пять.
- Я бы хотел, чтобы ты все-таки вернулась ночевать домой.
- Как получится, папа…
- Ирина… - Дунаев секунду помолчал. - Может, тебе телохранителя поменять?
- С чего бы это? - дочь подняла на него удивленные глаза.
- Ну, так ты же на Вадима волком смотришь. А он на тебя… Как я могу ему доверять?
- Больно много о себе воображает… - негромко проворчала Ирина, но Дунаев услышал.
- Он что, позволил себе что-то лишнее?
Ирина с возмущением взглянула на отца. Еще не хватало, чтобы он вмешивался в их отношения с Вадимом!
- Пап, ты вообще в своем уме?! Просто… - и внезапно начала импровизировать, - … просто Вадим считает, что Диана должна мне нравиться только потому, что она нравится тебе.
- Ну, в этом я могу с ним согласиться, - довольно хмыкнул Дунаев и, успокоенный, спустился с крыльца и пошел к машине.
За тот час, что они добирались до места, Ирина не произнесла ни слова. Она демонстративно села на заднее сиденье, чего не делала никогда, и всю дорогу смотрела в окно. Вадим бросал взгляды в зеркало заднего вида, надеясь хотя бы случайно увидеть ее глаза, но безуспешно. Операция под кодовым названием «Месть» уже началась. У Ирины, хотя и не искушенной в отношениях с мужчинами, все же было достаточно ума, чтобы понимать: Вадим переживает и хочет помириться. Но у него была такая возможность - и он ей не воспользовался. Ну, что ж, теперь она его проучит!
Вечеринка уже началась. На большой лужайке возле роскошного, не в пример дунаевскому дому, трехэтажного особняка, прямо на траве была расстелена скатерть, заставленная напитками и закусками. Гремела музыка. Около десятка молодых людей - и ребят, и девушек встретили Ирину радостными криками, объятиями и поцелуями. У Вадима при виде этой всеобщей любви вдруг беспокойно заныло сердце. Он не верил в предчувствия, но сейчас ему почему-то захотелось взять Ирину за руку, засунуть в машину и увезти как можно дальше отсюда.
Вадим сидел в машине, настежь открыв передние двери, и наблюдал за Ириной. На ней было короткое летнее платье - крупные красные цветы на нежном бежевом фоне, волосы распущены, босоножки она сбросила, оставшись босиком. Юная, яркая, безумно красивая, она смеялась, танцевала, обнималась с мальчишками, о чем-то шепталась с девчонками, а он мог только смотреть на нее издали и изводиться от тоски и ревности.
- Эй, чего скучаешь в одиночестве? - подошел к нему один из телохранителей, сидевших на траве возле машин, припаркованных во дворе. - Иди к нам, в картишки перекинемся.
Вадим вышел из машины.
- Михаил… - подал ему руку парень
- Вадим…
- Новенький?
- Да.
- Вот я и смотрю - зимой она вроде с другим была. Ну, тот просто рыдал от нее - такая редкостная стерва! А ты как?
- Да вроде пока держусь, - пожал плечами Вадим.
Он отвлекся на какое-то мгновение, а когда обернулся, чтобы посмотреть на Ирину, вдруг увидел, как высокий рыжеволосый парень, который несколько минут назад уж очень откровенно обнимал свою бывшую одноклассницу, разливает водку.
- Они что, пьют? - забеспокоился Вадим
- Да фиг с ними, - Михаил равнодушно посмотрел на ребят, - лишь бы не передрались потом…
Нет, он мог разрешить ей многое, но только не это. Если бы еще вино, но водка!
Рыжий парень с бутылкой в руке обнял Ирину за талию и что-то говорил ей на ухо. Девушка, покраснев, смеялась весело и смущенно одновременно. В руке у нее вздрагивал бокал. Вадим подошел и встал напротив.
- Ну, телок, чего надо? - рыжий парень говорил лениво, тянул слова, на лице у него было написано такое пренебрежение, что Вадима в какую-то секунду охватило бешенство, но он быстро с ним справился.
- Водку вылей! - стараясь не обращать на рыжего внимания, сказал он Ирине.
- Чего-о-о? - рыжий отпустил девушку и неожиданно пошел прямо на Вадима. Тот вытянул вперед руку, парень наткнулся на нее и остановился. Ребята с интересом ждали, как будут развиваться события.
- Руку убери! - Рыжий хотел сделать шаг вперед, но Вадим не пускал его. - Ты, телок, на кого тянешь?..
- Чей пацан? - Вадим повернулся в сторону охранников. - Уберите, а то задену ненароком.
- Э-э, давайте без глупостей! - один из телохранителей поднялся, торопливо подошел к ним и придержал рыжего за плечо.
- Валера, погоди, не вмешивайся…
Вадим убрал руку и снова повернулся к Ирине. Она стояла перед ним, держа бокал с водкой, и вызывающе улыбалась.
- Водку вылей!
Ирина упрямо помотала головой. Тогда он взял ее за запястье и начал медленно его поворачивать. Ирина стиснула губы, пытаясь сопротивляться, но это было глупо - соревноваться с железной хваткой Вадима.
- Пусти, - дернула она руку, - сама…
Вадим разжал пальцы. Ирина отступила на шаг и демонстративно вылила водку в траву. За ее спиной захихикали девчонки. Ничего, пусть не думает, что она так просто сдастся.
- Доволен? - голос ее был полон холодного сарказма. - Папе пожалуйся, он тебе за хорошую работу зарплату прибавит!
И взяла под руку рыжего парня.
- Валера, идем танцевать.
Лучше бы он этого не видел! Это был даже не танец - это была демонстрация презрения! Она буквально прильнула к рыжему Валере, а тот обнял ее так откровенно, что у Вадима скулы свело от ярости.
Он вернулся к машине. Лег на траву, закинув руки за голову. Солнце уже садилось, горизонт горел ярко-оранжевым пламенем, по небу медленно, лениво плыли легкие пушистые, розовые облака. Вадим закрыл глаза и решил, что не будет думать про Ирину. Эта девчонка сводила его с ума. Она знала, что делала: нарочно дразнила, флиртуя у него на глазах с бывшим одноклассником. Решила отомстить? Ну, что ж… Он переживет… Он просто уволится… Просто уволится…
Вадим не заметил, как задремал.
Проснулся он внезапно от дурного предчувствия. Поднял голову - Ирины и рыжего Валеры на лужайке не было. Вадим вскочил, как подорванный. Заполошно забилось сердце, во рту противно пересохло, голова вдруг пошла кругом. Он шел по мощеной красной плиткой дорожке, оглядываясь по сторонам, а кто-то из ребят, смеясь, махал ему рукой:
- Что? Не уследил?
Девушка с длинными черными косами, с крепкими, загорелыми руками и ногами, смеясь, показала в сторону дома:
- Они, наверное, уже в кроватке!
Сопровождаемый откровенным издевательским хохотом, умирая от унижения и непонятного страха, Вадим почти бежал к особняку.
Обстановка в доме не шла ни в какое сравнение со скромным домом Дунаевых. Огромный холл сверкал начищенной плиткой, зеркалами и хрустальными люстрами. Гостиная поражала роскошью: всюду висели картины русских художников - Вадим почему-то даже не сомневался в их подлинности, окна были декорированы тяжелыми богатыми шторами, стены обтянуты китайским шелком, диваны, золотые канделябры - комната была обставлена в стиле восемнадцатого века.
Вадим осмотрелся. Наверх, на второй этаж вела лестница с резными золочеными перилами. Вадим уже шагнул на ступеньку, но в этот момент услышал голоса и только тогда увидел в стене дверь, ведущую в соседнюю комнату.
- Перестань! - это говорила Ирина.
- Да брось ты! Маленькая, что ли? - слышался голос рыжего парня:
- Я же говорю, не надо!
- Ну, ты как в первый раз…
Вадим безжалостно пнул дверь и вошел. За дверью оказалась небольшая комната, скорее всего, курительная, судя по большому количеству пепельниц: белый кожаный диван, два таких же кресла, большой стеклянный стол, у стены - огромный телевизор во всю стену.
Судя по всему, он появился очень вовремя. Рыжий и Ирина сидели на диване. Впрочем, сидели - не совсем точное слово. Парень навалился на нее всем телом, запустив руку ей под платье, а Ирина тщетно пыталась освободиться.
- Отпусти, дурак, слышишь, отпусти…
Парень обернулся на звук открывающейся двери, отпустил Ирину и поднялся. Девушка, ойкнув, забралась на диван с ногами и попыталась натянуть на колени короткий подол платья. Она никак не ожидала увидеть Вадима. Она вообще не ожидала, что все пойдет не так, как задумывалось. Ей и в голову не приходило, что бывший одноклассник, которого она знала уже много лет, и которого никогда никак не выделяла, начнет всерьез приставать. Так что, с одной стороны, Вадим, действительно, появился очень вовремя, а, с другой, он увидел то, что никак не должен был видеть, потому что это не было запланировано, и для самой Ирины стало полной неожиданностью. Операция «Месть» срывалась...
- Ну, что ты все ходишь? Что ты все высматриваешь? - рыжий шел к нему навстречу, Вадим - к нему, и в момент, когда они сблизились, Вадим ударил его - коротким, но точным выбросом кулака. Зря, конечно, он это сделал - силы были явно не равны, но и сдерживать себя уже не мог. Парень, вскрикнув, отлетел в сторону, раскинув руки, упал прямо в кресло. Вадим быстро подошел к нему, левой рукой взял за рубашку, приподнял, а правой снова замахнулся. Парень закрыл лицо ладонями.
- Не надо!
- А когда тебе девушка говорит - не надо?
Он отшвырнул рыжего от себя, повернулся к Ирине. Та, сжавшись в комочек, сидела в углу дивана и растеряно смотрела на него огромными глазами.
- Иди в машину! - Вадим старался говорить спокойно.
Ей нужно было спасать ситуацию. С отчаянием смертника, который вот-вот кинется на пулемет, храбрясь из последних сил, Ирина попыталась оставить последнее слово за собой.
-Ты кто такой, чтобы командовать? - пролепетала она, чувствуя, как холодеет все у нее внутри. Она говорила и понимала, что с каждым словом еще более углубляет пропасть, которая и без того пролегла между ней и Вадимом. Но остановиться уже не могла. - Ты - охранник! Прислуга! И моя личная жизнь тебя не касается!
Вадим схватил ее за руку, сдернул с дивана и толкнул в сторону парня, который, ничего не понимая, так и лежал в кресле.
- Иди, иди к нему! Давай! - он впервые кричал на нее, впервые говорил так зло и презрительно. - Может, еще кого-нибудь позвать?! Может, тебе одного мало будет?! Ты скажи, я позову! Дрянь!
- Не смей так со мной разговаривать… - зашипела Ирина, приблизившись к нему.
Она даже размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но Вадим перехватил ее руку. Они стояли и с неожиданной ненавистью смотрели друг другу в глаза.
«Господи, как я люблю ее! - внезапно ударила ему в голову мысль. - Вот такую, бешеную, злую, готовую броситься в драку… Так бы схватил, обнял, зацеловал бы всю… За что, за что мне такая мука?!»
Он отпустил ее руку, развернулся и вышел из комнаты.
Ирина посмотрела на рыжего Валеру, который с изумлением взирал на нее и Вадима. То, что произошло сейчас у него на глазах, мало походило на деловые отношения между хозяйкой и ее телохранителем. Более откровенную сцену ревности трудно было даже представить.
- Лучше помалкивай, а то всем расскажу, как он тебе вмазал!
«Надо уходить! - думал Вадим, пока они ехали в машине обратно домой. - Я не могу так больше… Она издевается надо мной! Ну, не может же она, в самом деле, не видеть и не понимать, как я к ней отношусь… Специально злит меня… Зачем? Для чего? Что я, мальчик, в конце концов, что ли?.. Хватит испытывать судьбу… Надо уходить… Забыть, выбросить из головы… Выбросить… выбросить…Но как, черт побери?!»
Ирина сидела рядом с ним и молчала. Ей ужасно хотелось взять Вадима под руку, прижаться щекой к его плечу, всплакнуть и попросить прощения за свою глупую выходку. Если бы он сейчас сказал ей хотя бы слово, - пусть даже грубое, злое, у нее появился бы повод заплакать и покаяться, а у него - пожалеть и простить. И все бы стало как раньше. Но Вадим молчал, и Ирина каким-то шестым чувством ощущала стену, внезапно выросшую между ними. Ей стало страшно.
Машина въехала во двор усадьбы Дунаевых. Так и не сказав ни слова, Ирина вышла. Вадим не остановил ее.
- Вадим, погоди, - от ворот к нему шел охранник. - Босс просил тебя зайти, как приедешь.
- Зачем?
- Не знаю. Просто сказал: пусть зайдет, когда вернется. Может, сказать чего хочет.
- Может быть…
Дунаев с Дианой сидели в гостиной. Он смотрел телевизор, она со скучающим видом листала журнал. Ирина стояла у стола и, отрывая по одной ягодке, ела виноград из вазы. Увидев Вадима, растерялась и, забыв про виноград, направилась к лестнице.
- Хорошо, что не уехал! - Дунаев поднялся ему навстречу. - Нужно отвезти Диану в город, а водителя я уже отпустил.
При этих словах Ирина, уже поднявшаяся на несколько ступенек, застыла и уставилась на Диану в упор. Она одна знала, что может таиться за этой, на первый взгляд, совершенно безобидной просьбой. Диана же сделала вид, что увлечена фотографиями в журнале.
- Хорошо, - Вадим стоял, набычившись, как человек, который хочет сообщить о том, что принял какое-то важное, хотя и неприятное для всех решение.
- Подожди в машине.
- Борис Петрович, я хотел вам сказать…
Вадим бросил тяжелый взгляд на Ирину.
- Я больше не буду у вас работать… Я ухожу… Завтра...
Сцена, последовавшая за этим заявлением, была похожа на финальную сцену «Ревизора». Ирина от удивления открыла рот. Диана с трудом сдержала ироническую улыбку. Дунаев и тот пребывал в полной растерянности.
- Та-а-ак, очень любопытно. Ты, Вадим, все же подожди в машине.
И когда тот покинул гостиную, подошел к лестнице, посмотрел на Ирину снизу вверх.
- Что за фортель ты опять выкинула? Что на этот раз?
- Пап, да ничего я не сделала! Правда, ничего! - у нее не было сил даже оправдываться, из глаз сами собой потекли слезы. Такого поворота она не ожидала.
- Ты кого хочешь из себя выведешь! С тобой ни у кого никакого терпения не хватает! Ты… ты… - и, не найдя слов, отец закричал на нее. - Марш с глаз моих долой!
Ирина, всхлипнув, побежала наверх. И уже оттуда, перегнувшись через перила, крикнула напоследок.
- Он сам дурак! Шуток не понимает!
Дунаев повернулся к Диане, сокрушенно разводя руками.
- Ну, что за девчонка! Что за бес в юбке! Вот скажи мне, какой идиот возьмет эту мегеру замуж?!
Вадим ждал Диану в машине. Он чувствовал себя так, как будто его только что избил боксер - профессионал. Просто отметелил, как грушу, набитую опилками.
«Что же я наделал! - думал он. - Кто меня дернул за язык?! Да Дунаев будет только счастлив избавиться от меня… Придурок! Кому и что ты решил доказать? Себе - какой ты гордый?! Или этой девочке - что не позволишь взять над собой верх? Да уже позволил, уже! Признайся в этом хотя бы самому себе! И что теперь ты будешь делать без нее…»
Дунаев подошел к машине, постучал в окно. Вадим открыл глаза, опустил стекло.
- Вадим… - Дунаев говорил тихо и спокойно, без видимых эмоций. - Я понимаю, что моя дочь - не подарок. Но надо признать, тебе удается держать ее в узде… хотя и ценой героических усилий… Я не должен был бы тебе этого говорить, но скажу… Я не могу сейчас взять для нее другого телохранителя. Сейчас, как никогда, мне нужно, чтобы рядом с Ириной был надежный человек… Человек, которому я мог бы доверять.
Вадим молчал, глядя прямо перед собой. Дунаев просил его остаться?! Чего-чего, а этого он никак не ожидал.
- Поэтому я прошу тебя… Давай договоримся… Ты можешь отдохнуть день-другой, а потом возвращайся. Я постараюсь отправить ее за границу, как только смогу. Но на это нужно время. Согласен?
- Хорошо, - мрачно ответил Вадим.
Дунаев и представить себе не мог, какой подарок он преподнес сейчас телохранителю своей дочери.
- Спасибо…
Борис Петрович расщедрился даже на благодарность! Интересно, какую плату он потребует потом с Вадима за то, что уговорил его остаться?
- Поезжай, дорогая, - Дунаев подошел к Диане, стоявшей в двух шагах от него, поцеловал ее.
- До завтра, милый! - сев рядом с Вадимом, помахала она жениху рукой. - Не расстраивайся так… Все будет хорошо.
Они ехали молча. Вечерняя дорога была пустынна. Лишь изредка слепили фарами встречные машины - припозднившиеся жители загородных поселков возвращались домой с работы или, напротив, успев уже вдоволь развлечься и отдохнуть. Диана сидела в пол-оборота, лицом к Вадиму, закинув ногу на ногу, положив руку на подголовник кресла. Вадим не обращал на нее ни малейшего внимания, думая о своем. Он все никак не мог успокоиться после событий сегодняшнего вечера.
Неожиданно Диана кончиками пальцев осторожно прикоснулась к его затылку. Он взглянул на нее удивленно.
- Ты что?
Диана наклонилась к нему так, что в вырезе блузки он ясно увидел ее затянутую в бюстгальтер тугую грудь.
- Хочешь, скажу, почему Ирина бесится? - она говорила громким шепотом, заглядывая ему в глаза.
- Почему?
- Потому что она - женщина. Маленькая, но женщина. Ей хочется нравиться. А ты - привлекательный мужчина, который не обращает на ее прелести никакого внимания…
- Она - ребенок, а я - ее телохранитель… - он сам давно уже не верил в то, что говорил, но ничего другого сказать не мог. Не откровенничать же с этой хотя и очень дорогой, высокооплачиваемой, но все же, по большому счету, обыкновенной проституткой, которая нашла себе последнего клиента, обреченного теперь всю оставшуюся жизнь оплачивать ее услуги.
Диана прижалась грудью к его плечу, одну руку положила ему на колено, второй продолжала гладить его затылок. Зашептала в самое ухо:
- Но я -то не ребенок… И ты - не мой телохранитель… - кончиком языка она прикоснулась к мочке его уха, слегка прикусила ее зубами. - Ну же, будь смелее… Если женщина просит…
… Машина перестроилась в крайний правый ряд, проехала еще несколько десятков метров и остановилась на обочине.
… В огромном - во всю стену - зеркале отражалась комната. Вадим видел в нем себя, Диану, широкую кровать, на которой они лежали, сбившееся одеяло, разбросанные по полу подушки и одежду…
Зачем он это сделал? Для чего? Поддался на ее чары? Ерунда! Она была, безусловно, красива, сексуальна, опытна, но именно поэтому и не интересна. В ней не было свежести, нежности, трепетности, наивности - всего того, что он видел в Ирине, и о чем мечтал. Диана была слишком расчетлива, слишком стремилась получить удовольствие. Она занималась с ним не любовью - она занималась сексом. Вадим знал разницу между первым и вторым.
Почему тогда он здесь? Вадим знал ответ на этот вопрос. Потому что зол - на себя, на Ирину, на Диану… Надо признать, она очень умело воспользовалась ситуацией, которую сама же и создала. Вадим злился даже на Дунаева, который не дал ему уйти и разорвать все, что привязывало его к дому в Муравьевке.
Диана, прижавшись к Вадиму, легко и одновременно призывно царапала его грудь длинными ногтями.
- У тебя есть сигареты? - голос его прозвучал резко и даже грубо.
Она подняла голову, посмотрела на него удивленно.
- Ты куришь? Не замечала…
- Балуюсь иногда.
Диана встала, накинула на себя легкий халатик. В ящичке туалетного столика под зеркалом отыскала сигареты и зажигалку, взяла пепельницу и вернулась в постель. Вадим закурил. Диана лежала рядом, подперев рукой голову.
- Переживаешь? Не бойся, я никому ничего не скажу… Даже Ирине…
- Да я и не боюсь, - усмехнулся Вадим. - Бояться надо тебе.
- Чего? - фыркнула Диана.
- Что могу потерять я? Только работу. За которую, заметь, не держусь. А ты можешь потерять мно-о-ого больше!
- Ты бы и вправду ушел, - с любопытством спросила Диана, - если бы Борис тебя не остановил?
Вадим сбросил пепел с сигареты в пепельницу.
- Да.
- А как же Ирочка? - в голосе у Дианы прозвучала неприкрытая ирония.
- А никак… - Вадим пустил дым в потолок. - Взбалмошная девчонка!
- Но она тебе нравится?
- Послушай, - Вадим глянул на нее искоса, - что-то я никак в толк не возьму: чего ты от меня хочешь? Лежишь со мной в постели, а нахваливаешь другую… Или тебя это возбуждает?
- Я хочу, чтобы ты остался у Дунаева! - Диана погладила его по груди. - И ради этого пока согласна терпеть рядом с тобой эту маленькую дурочку.
- Да зачем я тебе нужен?
- Ну, ты странный! - весело расхохоталась Диана. - Какая же нормальная, молодая, красивая женщина откажется от молодого и красивого мужчины, да еще с таким телом!
- Ну, ты и дрянь! - удивился Вадим. - Дунаева с его деньгами, значит, тебе мало. Хочешь и рыбку съесть…
Диана прижалась к нему.
- М-м-м, обожаю грубых мужчин!
Вадим докурил сигарету, отодвинул от себя Диану, встал, начал одеваться.
- Вадик, ты куда?! - она надула губки, словно обиженный ребенок.
- Знаешь, у меня, кроме тела, - масса других достоинств. Впрочем, как и недостатков… Но мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Не провожай!
Вадим решил воспользоваться предложением Дунаева и взять небольшой отгул. Ему нужна была пауза - успокоиться, обдумать сложившуюся ситуацию. Он совсем запутался в своих отношениях с Ириной, и с трудом представлял себе, как можно привести их в норму. Все шло своим чередом, тикали размеренно часики, отсчитывая минуту за минутой, день за днем, и вдруг заскрежетал механизм, полетели шестеренки, остановились стрелки и теперь только вздрагивают беспомощно, пытаясь сдвинуться с места. Но часы можно отнести в мастерскую, отдать в руки опытного мастера, а кому доверить сломавшиеся отношения между двумя потерявшими разум людьми?
Вадим сидел на кухне за столом и задумчиво катал шарики из хлеба. Перед ним стояла тарелка с уже остывшим, подернувшимся тонкой пленкой жира супом - Вадим даже не прикоснулся к нему. Он катал между пальцев шарики, бросал их на стол и снова отщипывал податливую мякоть от куска хлеба.
Открылась входная дверь, брякнули ключи - Татьяна Михайловна, войдя, бросила их на тумбочку в прихожей.
- Вадик, ты дома, сынок?
Вадим пружинисто поднялся, вышел из кухни ей навстречу.
- Да, я дома!
Он поцеловал мать в щеку, принял у нее из рук увесистый пакет с продуктами.
- Ого! Что это ты набрала?
- Получила зарплату, будем пировать.
- Да уж, с твоей зарплаты напируешься…- засмеялся Вадим.
- А ты почему дома? Опять уволили? - пошутила она.
- Нет, у меня отгул.
- А-а-а…
Татьяна Михайловна вошла в кухню и остановилась, в удивлении глядя на стол, усыпанный хлебными шариками.
- Вадик, что это? Что это такое?
Вадим протиснулся мимо нее, поставил пакет на стул.
- Мам, я сейчас уберу, не ругайся…
Ладонью он начал сметать хлебные шарики, но они раскатывались по столу, мялись у него под рукой. Вадим, чертыхаясь, с трудом собрал их в ладонь.
- Да я не ругаюсь…- пожала плечами Татьяна Михайловна, наблюдая, как он воюет с хлебными шариками. - А почему ты ничего не ел?
- Аппетита нет…
- У тебя? - изумилась она. - У тебя нет аппетита? Ты не заболел?
- Мам, я не заболел…
- Значит, влюбился!
- Да ни в кого я не влюбился!
Татьяна Михайловна подошла к нему, прихватила пальцами кожу на щеке, слегка потеребила.
- Вадик, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Ты теряешь аппетит в двух случаях: или когда болеешь, или когда влюбляешься! Я давно заметила, что с тобой что-то не так… Признавайся!
- Мам, перестань! - сын отстранился от нее с досадой. - Выдумываешь всякую ерунду!
Он бросил хлебные шарики прямо в раковину и быстро вышел с кухни.
Вадим лежал на кровати, держа в руке телефонную трубку. Вот уже несколько минут он раздумывал - стоит звонить или не стоит. Позвонить хотелось - узнать, как обстоят дела в доме Дунаевых. И в то же время страшно было попасть на Ирину - он совершенно не представлял себе, как будет разговаривать с ней после вчерашних событий.
Вадим поднял руку, повертел трубку перед глазами, словно изучал расположение кнопок, и, решившись, набрал номер. «Два гудка… - подумал он, - я жду только два…Ну, хорошо, пять гудков - до телефона еще надо дойти». И тут же услышал голос Лизы.
- Иришка, я взяла! Алло?
- Лиз, Лиза, привет! - Вадим даже облегченно вздохнул. Хорошо, что он попал на домработницу.
- Кто это? - озадачилась Лиза.
- Своих уже не узнаешь?
- А-а-а…- обрадовалась она.
- Тихо! Никаких имен! - Вадим и сам говорил вполголоса, словно боялся, что его услышат.
- Молчу! - поняла его Лиза.
- Докладывай, как боевая обстановка?
- Противник занял круговую оборону на втором этаже и объявил голодовку.
- Ничего, пусть голодает. Скорее белый флаг вывесит.
- Вадик, - зашептала Лиза, - говорят, ты уходишь от нас?
- Кто говорит? - удивился он.
- Борис Петрович…
- А что он еще говорит?
- Ругается. Говорит, что если ты уйдешь, он собственноручно запрет Ирку в ее комнате, и до сентября она будет сидеть под домашним арестом.
- А она что?
- Молчит… И плачет. Но отцу и вида не подает. Вот характер!
Повисла пауза. «Да уж, характер! - подумал Вадим. - Женись на такой - всю жизнь из тебя веревки вить будет… А ведь женился бы!». Ему впервые пришла в голову эта мысль, но он почему-то отнесся к ее появлению спокойно, как будто речь шла о давно принятом решении, и сам удивился своему спокойствию.
- Вадик…- позвала его Лиза.
- Да…
- Не уходи! Мы будем по тебе скучать…
У Вадима вдруг запершило в горле.
- Я тоже… я тоже буду скучать…
Он отключил телефон, положил его рядом с собой, смежил веки. Конечно, он вернется. Завтра… Нет, послезавтра… Еще один день…Только день простоять да ночь продержаться…
- Вадик!
Вадим вздрогнул от неожиданности и открыл глаза. Прямо перед ним стояла Татьяна Михайловна.
- Мама, - сказал он ей с упреком, - ты меня напугала!
- Вадик, кто она?
Вадим молчал, не зная, что ответить. Татьяна Михайловна медленно опустилась на диван рядом с ним.
- Только не говори мне, что это Ирина Дунаева…
Вадим вновь промолчал, и Татьяна Михайловна поняла, что не ошиблась в своих предположениях.
- Вадик, милый, ты с ума сошел! Ты же сам говорил, что она ребенок… Господи… Это же твоя работа, просто работа…
- Я внушаю себе то же самое каждый день, - сумрачно улыбнулся Вадим, - только не помогает…
- А она знает? - почему-то шепотом спросила Татьяна Михайловна.
Вадим помотал головой.
- Почему?
- Потому что ей семнадцать лет, - вздохнул он, - потому что ее отец платит мне деньги, а еще потому, что через месяц она уедет, еще через два забудет обо мне и, может быть, мы больше вообще никогда не увидимся… Зачем лелеять призрачные надежды, которые вряд ли когда-то осуществятся? Так что…
Вадим засмеялся невесело, положил ладонь на руку матери.
- … ты не переживай. Я еще не скоро приведу тебе в дом невестку. По крайней мере, не в этом году…
- Вадик, - Татьяна Михайловна не надеялась, что он ответит на ее вопрос, но не могла не спросить. Все-таки сыну было не восемнадцать и не двадцать лет - в его возрасте мужчины, как правило, уже умеют разбираться в своих чувствах. - Ты …любишь ее?
Вадим посмотрел матери в глаза и кивнул. Она покачала головой.
- Ну, так скажи ей об этом! Я же вижу, как ты переживаешь! А как ты будешь жить, если она уедет, ничего не узнав?
- Хм, - усмехнулся Вадим, - а как я буду жить, если она узнает, но при этом ей будет все равно?
- Ты… Ты боишься? - удивилась Татьяна Михайловна. - Боишься и поэтому готов отступить? Я не узнаю тебя…
- Я сам себя не узнаю, мама! - вздохнул он.
Лиза положила трубку, покосилась в сторону лестницы и, почему-то перекрестившись, пошла на кухню. Дунаев ни словом не обмолвился ни ей, ни Ирине о своем разговоре с Вадимом. Напротив, весь вчерашний вечер убеждал дочь в том, что тот намерен выполнить свою угрозу и уволиться. Ирина пребывала в растерянности, граничащей с отчаянием. Ночью она пробралась к Лизе в комнату и рыдала у нее на груди, рассказывая, как хотела отомстить Вадиму, и что, в действительности, из этого получилось.
- Какая я дура! Он не простит меня никогда! - хлюпала носом Ирина и, комкая в ладонях подол ночной сорочки, вытирала им лицо.- Он будет думать, что я … что я дешевка, которая вешается на шею первому встречному…
- Ну, что ты, что ты, - гладила ее по голове Лиза, - разве можно так о тебе подумать? Ты у нас вон какая! Девочка-одуванчик… Красавица! Да нашла, о чем плакать! У тебя таких, как Вадик, столько еще будет…
- Не бу-у-у-дет…- подвывала Ирина. - Таких не бу-у-у-дет...
И, уже успокоившись, шептала, уткнувшись Лизе в плечо.
- Я так люблю его, Лиза… Так люблю… Как увижу его - и вот тут, - она прижимала ладонь к груди, - что-то сжимается, сжимается и ноет, и дрожит… А он не замечает ничего… Конечно, зачем я ему? У него, наверное, столько красивых девушек… А я - малолетка… Да еще и дочка богатенького папочки…Только разве я виновата? Разве меня спросили?..
Лизе было тридцать лет. Ее юность прошла в Богом забытой глухой деревушке, где мужики, которых можно было пересчитать по пальцам, пили все, что горит, а редкие трезвенники либо еще учились в школе, либо уже думали о душе, а не о женщинах. В Москву Лиза попала, когда ей едва исполнилось семнадцать, - дальней родственнице понадобилась в няни порядочная девушка. Когда ребенок пошел в школу, няню заменили гувернанткой с высшим образованием. Лизу, правда, на улицу не выгнали и назад в деревню, где к тому времени уже умерла, надорвавшись на работе, ее нестарая еще мать, не отправили, а передали из рук в руки Борису Петровичу Дунаеву, которому нужна была домработница. В его доме Лиза и жила уже без малого восемь лет. И Борис Петрович, и Ирина стали ей родными. Лиза себе и не представляла, что когда-нибудь она сможет расстаться с ними.
Но за все в этой жизни надо платить. За кров, хлеб и доброе отношение она платила одиночеством. Лиза, впрочем, как и любая женщина, все же надеялась встретить хорошего парня и выйти за него замуж. Несколько раз у нее даже случались быстротечные романы с охранниками, но дальше этого не шло: крутить любовь на виду у хозяина, да еще в доме, где подрастает девочка, с точки зрения Лизиной патриархальной, несмотря на двадцать первый век, деревенской морали было недопустимо.
Но за тем, как развиваются отношения Ирины и нового телохранителя, на которого она сама чуть было не положила глаз, да вовремя опомнилась, домработница наблюдала с интересом. Она единственная была свидетелем переживаний Вадима, которых больше никто не видел, и слез Ирины - и в то же время своеобразным буфером между ними.
В тот вечер откровенность Ирины напугала Лизу. Девочка выросла, стала девушкой. В ней вдруг проснулась ее женская сущность. Никто не знает, когда она просыпается - в четырнадцать лет или сорок пять. С Ириной это произошло сейчас. Может быть, потому что появился Вадим, в которого она влюбилась и - Лиза, в отличие от Ирины, знала совершенно точно - не безответно. Именно это и страшило домработницу. Она понимала, что, по большому счету, этих двоих нужно держать как можно дальше друг от друга, чтобы, не дай Бог, чего не произошло. Но как это сделать, если только не разлучить? И лучше ли будет, если все же разлучить?.. По крайней мере, сейчас они на виду у всех… И оба боятся показать свои чувства друг другу и окружающим. Лиза и хотела, чтобы Вадим вернулся - ради Ирины, и боялась этого - тоже из-за нее.
…Уйти на кухню она не успела. Ирина, мелькая босыми пятками, вихрем слетела по лестнице вниз.
- Лиза, кто звонил?
- А-а-а… портниха! - зачем-то соврала застигнутая врасплох Лиза.
- Какая портниха? - подозрительно прищурилась Ирина.
- Моя портниха… Я ей платье давала перешивать, вот она спрашивает, когда я смогу его забрать.
- Лиза, что ты врешь, нет у тебя никакой портнихи! - Ирина подошла к ней вплотную, ухватила двумя пальцами за пуговицу на блузке и начала крутить. - И платья у тебя никакого нет! Лиза, это Вадик звонил?
- Говорю тебе, портниха! - Лиза неестественно честно уставилась ей прямо в глаза. - Вот Фома неверующая! С чего бы вдруг Вадику звонить? Что ему делать нечего - звонить? Он, небось, ого-го… развлекается … с девушками…
Ирина взяла Лизу за руку.
- Не мучай меня, Лиза… Он вернется? Скажи, что он вернется…
Лиза жалостливо вздохнула. Ну, не могла она врать, когда на нее смотрели такие несчастные глаза, и когда от ее слов зависело счастье этой сумасшедшей влюбленной девчонки!
- Ой, девка, смотри, только глупостей не наделай!
Ирина, взвизгнув, бросилась к ней на шею, чмокнула в щеку и бегом умчалась на второй этаж. Уже через минуту она заглянула в кухню, держа в руке купальник и полотенце.
- Лиза, я - в бассейн!
- Противник вывесил белый флаг… - вздохнула Лиза. - Ой, что теперь будет…
Если бы озабоченность имела запах, то Вадим мог бы сказать, что дом Дунаевых пропах озабоченностью. С озабоченным лицом стоял на крыльце Олег Романович Зайцев. Он пожал Вадиму руку и велел подняться наверх - в кабинет к боссу.
Деловито сновала из кухни в гостиную Лиза, накрывая завтрак - увидев Вадима, она только помахала ему рукой и убежала, не улыбнувшись.
Сам Дунаев тоже был чем-то озабочен. Стоя у большого письменного стола, он просматривал бумаги и не сразу обратил внимание на вошедшего в комнату Вадима..
- Доброе утро, Борис Петрович! -
Дунаев поднял на него глаза.
- А, Вадим… Здравствуй… Поди сюда…
Вадим подошел к столу.
- Вам с Ириной нужно на несколько дней уехать…
Что Борису Петровичу нравилось в телохранителе дочери, так это его выдержка. Вот и сейчас если он и удивился, то ничем не выдал своего удивления - ни взглядом, ни жестом, ни даже движением бровей.
- … У меня серьезные переговоры, я говорил тебе… Есть люди, которым очень хотелось бы их сорвать. Давить на меня бесполезно, но Ирина… Это мое единственное слабое место. Поэтому держи…
Он взял со стола конверт, протянул его Вадиму.
- Здесь адрес, деньги и мой прямой телефон. О том, где вы находитесь, буду знать только я. Если вдруг сам на твои звонки не отвечу, звони Ершову - он человек надежный. Уезжайте сегодня же. Ирина в курсе. Да, только она не знает, с кем едет. Я не стал говорить ей, что ты возвращаешься. Так что свои проблемы решайте уж как-нибудь сами.
Вадим сидел на кухне и с удовольствием уплетал салат из свежих овощей. Дело, впрочем, было не в салате, а в хорошем настроении. Все складывалось, как нельзя лучше. Он вернулся в Муравьевку. Ему предстоит, наконец, помириться с Ириной - не могут же, в самом деле, они отправляться в дорогу, находясь в состоянии затяжной войны. Несколько дней они проведут вдвоем, хотя и под строгим присмотром матери Бориса Петровича, к которой он отправлял дочь с телохранителем. Жизнь была удивительна и прекрасна!
- Кушай, кушай…- Лиза подвинула к нему тарелку с оладьями, политыми сметаной, и стакан сока. Вполголоса она делилась с ним последними новостями.
- … А вчера приехал вечером чернее тучи. Заперся в кабинете, часа два кому-то названивал, ругался. Потом появился - мы с Иринкой на веранде сидели, ну, так, болтали о своем, о женском… А он говорит: Ирина, завтра ты уезжаешь. Та аж подорвалась: куда, зачем? А он: не спрашивай, так надо. На несколько дней, а там посмотрим. И пошел. - Лиза села на стул рядом с Вадимом, навалилась грудью на край стола. - А она с криком за ним. Не поеду! Возвращается смурная. У папы, говорит, проблемы, придется ехать. Смотрю, слезки на колесиках… А Олег Романыч молчит, я уж спрашивала. Только отмахивается, не твое, говорит, это дело. А как же не мое? У меня, кроме Иры с Борисом Петровичем, и нет никого...
Вадим слушал ее, кивая головой..
- Ничего, все обойдется.
- А ну, как убьют его? Вон, по телевизору показывают - каждый день кого-нибудь убивают. И не таких, как наш…
- Лиза! - Вадим даже поперхнулся. - У тебя в голове, кроме тараканов, бегает что-нибудь? Чего ты сама на себя страху нагоняешь? Ирине не брякни.
Ирина вошла в кухню именно в этот момент - босая, в широкой, не по размеру, пижаме, с заспанным лицом и растрепанными волосами. Увидев Вадима, на мгновение застыла на пороге, развернулась на одной ноге и исчезла за дверью.
- Ох, и норов! - вздохнула Лиза. - Наплачешься ты с ней, смотри!
До самого отъезда Ирина не сказала Вадиму ни единого слова. Ему было невдомек, что, поднявшись в свою комнату, она исполнила перед зеркалом восторженный танец индейского племени мумбу-юмбу, выразив таким образом свое отношение к возвращению Вадима. Чтобы случайно не выдать себя радостным криком, Ирина схватила подушку, вцепилась в нее зубами и только взвизгивала тихонько, подпрыгивая на месте и выбрасывая в разные стороны ноги в широких пижамных штанах. А потом со всего размаху бухнулась на кровать и терзала подушку, то подкидывая ее к потолку, то взбивая бедную кулаками.
Зато к завтраку вышла чинная и благовоспитанная девушка, не поднимавшая глаз и не разжимавшая губ. Лиза завернула им в дорогу бутерброды, всучила пакет Вадиму, как он не пытался отказаться, почему-то погрозила ему кулаком и расцеловала на прощание девочку.
Ирина бросила на заднее сиденье сумку с вещами, сама села вперед, процедив сквозь зубы: поехали! Вадим покачал головой, пожал плечами и ничего не сказал.
Какое-то время Ирина молча смотрела в окно. Потом забеспокоилась.
- Куда мы едем?
- Ко мне домой, - спокойно ответил Вадим. Он решил не поддаваться ни на какие провокации и вести себя так, как будто ровным счетом ничего не случилось.
- Зачем? - продолжала задавать вопросы Ирина.
- Надо взять кое-что из вещей. Меня же никто не предупредил, что я уезжаю на неделю.
- То-то ты расстроился! - съязвила она.
- Что ж ты такая… - Вадим взглянул на нее искоса.
- Не нравлюсь? А чего же ты вернулся? - подколола его Ирина.
- Ну, ты и язва!
- Сам дурак!
- Вот и поговорили…- разочарованно вздохнул Вадим.
Ирина вдруг прыснула, пытаясь сдержать смех, но у нее это плохо получилось. Она засмеялась - громко, искренне, радостно и так заразительно, что Вадим, поначалу смотревший на нее удивленно, тоже расхохотался. И, уже отсмеявшись, протянул ей открытую ладонь.
- Ну, что, мир?
Ирина шлепнула по ней своей маленькой ладошкой.
- Мир!
Татьяна Михайловна в этот день работала со второй смены. Если бы она ушла с утра, то еще долго не смогла бы познакомиться с Ириной Дунаевой, дочерью банкира, в которую так опрометчиво влюбился ее сын. Но она была дома.
- Вадик, что так рано? - вышла Татьяна Михайловна ему навстречу, услышав, как открылась дверь. И замолчала, увидев, что Вадим не один.
- Мам, привет! - он подтолкнул вперед растерявшуюся девушку. Ирина тоже оказалась не готова к этой встрече. - Знакомьтесь, это Ирина Дунаева. А это моя мама - Татьяна Михайловна.
- Здрасьте! - состроила из себя скромницу Ирина.
- Здравствуй…
«Так вот ты какая, - думала Татьяна Михайловна, разглядывая невысокого роста худенькую девочку в джинсах и белой футболке. - И не скажешь, что красавица…Что он в тебе нашел?»
- Мам, я уезжаю на несколько дней, - прервал ее мысли Вадим. - За вещами приехал…
Взяв Ирину за плечи, он повел ее к себе. Татьяна Михайловна проводила их задумчивым взглядом.
Пока Вадим собирал сумку, Ирина изучала его комнату. «Стена Славы», как в шутку называл Вадим свой фотовернисаж, привела ее в абсолютный восторг. Она рассматривала фотографии с восхищением и даже каким-то благоговением.
- Вадик, это все - твое?!
Вадим подошел к стене.
- Это - юношеское первенство в Праге. А это - Европейский кубок в Мадриде. Вот здесь я - в Берлине… А вот это… - он взял в руки фотографию в рамке, на которой были запечатлены несколько спортсменов, - …это мои последние соревнования. Чемпионат мира в Братиславе…
Протерев ладонью стекло, он поставил фотографию обратно на полку.
- А… что случилось? - поинтересовалась Ирина.
- Неудачно приземлился… - нехотя ответил Вадим, - …травма … Пять операций, год по больницам… Ногу собирали по частям… Теперь в ней столько железа, что через любой металлодетектор я прохожу со звоном.
- Значит, ты железный? - задумчиво произнесла она. - Тогда я буду звать тебя - Железный Дровосек.
- Тогда я буду звать тебя - Принцесса на горошине! - рассмеялся Вадим. - Привет, Принцесса!
- Привет, Дровосек! - подхватила Ирина шутку.
- Значит, ты совсем ушел из спорта? - она сидела, повернувшись к нему лицом, ветер раздувал волосы, стянутые на затылке в хвостик, так что они вставали дыбом над ее головой, а Ирина терпеливо возвращала их на место.
- Ну, - засмеялся он, - когда из двадцати лет жизни пятнадцать отдано спорту, совсем уйти очень трудно. Нет, я продолжаю тренироваться, но … для себя. С моим диагнозом участвовать в крупных соревнованиях невозможно - слишком высокая планка, слишком большие нагрузки. Да и цена - тоже высока. Еще одна такая травма… Врачи и без того говорили, что ходить я буду только с палочкой. Но я подумал, что становиться инвалидом в двадцать лет - это не для меня. Каждый день тренировался - сначала ходил пешком с первого этажа на девятый и пел песни, потом пришел в спортзал. Результат ты видишь.
- Пел песни? - не поняла она.
- Ну, да, - улыбнулся Вадим. - Чтобы не кричать от боли… Я маршировал по ступенькам и пел «Врагу не сдается наш гордый варяг…». Соседи сначала думали, что я сошел с ума, а потом прозвали меня певцом и сверяли по мне часы.
- Почему ты мне раньше не рассказывал?
Вадим посмотрел на нее с усмешкой.
- Ну, может быть, потому что ты не хотела знать…
Ирина помолчала и вдруг спросила совершенно серьезно.
- А что ты знаешь обо мне?
- Расскажи, - Вадим снова оторвал взгляд от дороги. - Я хочу знать о тебе все. Правда…
Ирина задумчиво смотрела на него, словно собиралась с мыслями. То, о чем она собиралась рассказать Вадиму, было семейной тайной. Никогда она не говорила об этом ни с отцом, ни с Лизой, которой строго-настрого было запрещено обсуждать личную драму Дунаева с кем бы то ни было, тем более с Ириной, чтобы не травмировать, как считал Борис Петрович, ее детскую психику. Но Ирина, как ни странно, многое помнила сама, а кое-что слышала от отца и бабушки.
- Когда мне было пять лет, мы жили в маленькой комнате, в общежитии. Она была такой маленькой, что там помещался только стол, моя кровать и диван родителей. Шкафа не было - вместо него кладовочка в стене. А на столе стояла плитка, круглая такая. Потому что кухня была одна на всех, в конце коридора, там было грязно и холодно, а по ночам бегали крысы. Иногда они даже забегали в комнаты, и поэтому мне не разрешали играть на полу, а только на диване. Но знаешь, мне сейчас кажется, что это было самое счастливое время в моей жизни, потому что мы жили там все вместе - мама, папа и я.
А потом… Я помню только, что мама и папа сильно ругались. И папа обзывал ее… плохими словами, все время говорил, чтобы она уходила, а мама называла его неудачником и ничтожеством. Ее часто не бывало дома по вечерам, и папа укладывал меня спать, читал книжки, рассказывал сказки.
Однажды я легла спать, но не спала, а укрылась одеялом с головой, только щелочку оставила, чтобы дышать, и ждала маму. А ее все не было. А папа сидел на диване, смотрел телевизор и пил чай. И когда он подносил чашку ко рту, рука у него дрожала… так мелко-мелко дрожала. А я лежала и смотрела… А потом пришла мама. И папа встал и бросил в нее сумку с вещами. Он, наверное, заранее их сложил, потому что сумка стояла у него возле ног, и он просто швырнул ее в маму. И сказал, что никогда не отдаст ей ребенка. А она взяла эту сумку и ушла…
Вадим искоса взглянул на Ирину. По щеке у нее ползла слеза.
- Ир, если не хочешь, не рассказывай… - произнес он неуверенно.
- Нет, я расскажу… Знаешь, я никому еще этого не рассказывала. Тебе первому… Последний раз я видела маму, когда мне было семь лет. Первое сентября. Я стою на линейке - в белой кофточке, черной юбочке, с цветами… Такая чудная первоклашка с белыми бантиками, я потом покажу тебе фотографию - и вижу маму. Она стояла вместе со всеми остальными родителями. Хотя… я даже не уверена, что это была она, потому что не видела ее с того самого дня, когда она ушла. Но я закричала «Мама!» и побежала к ней, а папа догнал меня, схватил на руки и отнес обратно… Я старалась не плакать, потому что был праздник, и никто бы не понял меня, если бы я заплакала. Я все искала маму глазами, но никого уже не видела.
Во-о-от… А потом папа стал много работать и купил квартиру. Сначала однокомнатную, но нам она казалась настоящими хоромами! Потому что там была отдельная кухня, ванная и туалет! И папа говорил, что теперь мы живем, как белые люди… А еще через два года мы переехали в трехкомнатную квартиру - она и сейчас у нас есть, папа живет в ней зимой, когда я уезжаю. И у нас появилась Лиза, потому что папа хотел, чтобы за ребенком, то есть за мной, кто-то присматривал, кормил меня обедами и провожал в школу.
А когда мне было десять лет…Когда мне было десять лет, я еще училась в обыкновенной школе. Она была рядом с домом, и поэтому Лиза не встречала меня после уроков - я шла домой одна. И вот я выхожу из школы и вижу папиного друга, дядю Колю. Они вместе учились в институте, потом вместе работали и бизнесом заниматься тоже начали вместе. Он подошел ко мне и сказал, что папа просил меня встретить. Мы сели в машину и поехали кататься. Было так весело! Он повез меня в парк, катал на каруселях, кормил мороженым… А потом, когда уже стемнело, мы поехали за город… Я не испугалась, потому что это же был папин друг. Мы остановились на шоссе. Там стояла еще одна машина, а возле нее - два здоровенных таких парня. Мне стало страшно, я сказала, что хочу к папе, а дядя Коля ответил, что папа сейчас за мной приедет. И он приехал. Мы с дядей Колей вышли из машины, и папа тоже вышел из машины. И мы шли навстречу друг другу… Я хотела побежать, но дядя Коля крепко держал меня за руку. А папа шел и держал в руке какую-то бумагу… И рука у него тряслась… Как тогда, когда он ждал маму. Он подошел, протянул дяде Коле эту бумагу, а дядя Коля отпустил мою руку и подтолкнул к папе. И папа схватил меня на руки, прижал к себе и заплакал. Дядя Коля уехал, и те два парня тоже сели в машину и уехали, а папа все держал меня на руках и плакал. А я же не понимала ничего и говорила: папа, не плачь, у меня ничего не болит.
Потом мы приехали домой, и только через некоторое время Лиза рассказала мне, что дядя Коля меня похитил, и что папа отдал ему все - свою фирму и все деньги, только чтобы вернуть меня. У нас осталась только квартира, потому что папа купил ее на мое имя, и машина. Мы жили очень плохо, у нас иногда не было даже денег, чтобы купить мясо и молоко, и Лиза варила суп и кашу на воде.
- Лиза осталась с вами?
- Да! Папа сказал ей: Лиза, мне пока нечем платить вам зарплату, и вы можете уйти. Но если вы останетесь, я не забуду этого никогда! И она осталась. А потом папа снова встал на ноги, заработал много денег, и с тех пор у нас все хорошо. Но как только он разбогател, он отправил меня в закрытую школу. И каникулы с тех пор я провожу только в компании Лизы и телохранителя. Вот так. У меня нет ни сестер, ни братьев, ни друзей. У меня есть только папа и Лиза…
Вадим стало трудно дышать. Он слушал рассказ Ирины и думал: «Почему так бывает? Почему мы видим лишь внешние проявления характера и судим о человеке исключительно по ним? И почти никогда не задумываемся над тем, что у айсберга есть еще и подводная часть, которая определяет все - жизнь человека, его мысли, его поступки. Кто бы мог подумать, что за видимым благополучием скрывается настоящая драма, навсегда изменившая, даже искалечившая судьбу этого маленького человечка! Бедная, бедная моя девочка!».
А вслух он сказал.
- Теперь у тебя есть я.
Ирина посмотрела на него внимательно, серьезно, без тени улыбки и кокетства.
- А ты у меня - кто?
- Я у тебя - друг! - ответил он ей.
Пообедать они решили в небольшом, но очень уютном ресторанчике, расположившемся в старинной купеческой усадьбе на окраине большого села. Дом из красного кирпича - добротного, устоявшего под натиском времени, был окружен яблоневым садом. Сладкий аромат стелился над дорогой. Невозможно было проехать мимо и не остановиться, не полюбоваться на это чудо природы - тяжелые красные яблоки усыпали ветви деревьев, пригибая их к земле. Любой проезжающий мог, пообедав, сорвать себе в дорогу несколько яблок, каждое из которых тянуло как минимум на триста- четыреста граммов. Наверное, владелец сада мог хорошо заработать, собрав и продав урожай, но он не торопился - сад был своеобразной фишкой ресторана, его изюминкой, привлекавшей клиентов.
Посетителей в ресторане было немного. За одним из столиков сидели четверо мужчин, за другим - семья с двумя детьми. Остальные места оказались свободны. Ирину и Вадима встретил официант - молодой парень в расшитой русской рубахе.
- Прошу вас… Пожалуйста. Вот сюда, здесь вам будет удобно.
Он проводил их к столу, отодвинул стул, помогая Ирине сесть, с соседнего столика взял меню, протянул его Ирине.
- Прошу… У нас русский стол. Очень советую соляночку с грибами, расстегайчики…
- Спасибо, - прервал его Вадим, - мы сами справимся.
Официант отошел в сторонку и, сложив на животе руки, в позе, излучающей почтение, ожидал заказа .
- Я, пожалуй, возьму окрошку… - полистала меню Ирина. - И вот еще заливную рыбу… Салатик «Русский» … И мороженое…
- Ну, у тебя и аппетит! - рассмеялся Вадим и поманил пальцем официанта. - Слышали? Все два раз, кроме мороженого.
И крикнул вдогонку убегающему официанту:
- И двойной кофе!
Мужчина за соседним столиком оглянулся на звук его голоса, пригляделся, потом встал, резко, с шумом отодвинув стул, и направился в их сторону.
- Вадик! Русаков! Ты, что ли?
Вадим оглянулся и сорвался с места.
- Димон, вот это да! Здорово!
С Димой Медведевым, другом по сборной команде и одновременно соперником, их связывало давнее и славное спортивное прошлое. Они не виделись лет шесть - с того самого момента, когда Вадим так неожиданно и так драматично расстался с большим спортом. Вадим не обижался на бывших друзей: у них была своя жизнь - сборы, тренировки, соревнования, у него - своя. Он сам до минимума сократил общение и встречи с ними, чтобы лишний раз не сыпать соль на рану и не думать о том, что он потерял и чего не достиг. Но рана давно затянулась, и боль утихла, так что Вадим был искренне рад этой неожиданной встрече.
- Ты как здесь? Откуда? Давай, садись!
Медведев сел, поздоровавшись с Ириной.
- Да я - вот… - он махнул рукой в сторону своих спутников, - с гостями, показываю им достопримечательности. А ты -то как?
- Да мы заехали пообедать. Знакомьтесь - это Ирина. А это Димка Медведев. Мы с ним вместе в сборной были.
- А-а-а, девушка осведомлена о твоем славном прошлом? - засмеялся Медведев.
- В общих чертах…
- Слушай, как я рад тебя видеть! Ну, рассказывай, рассказывай. Где ты, что ты?
- Учусь, работаю…
- А как нога?
- Не жалуюсь…
- Ты в отличной форме! Здорово! Тренируешься?
- Немного… Да ты-то как?
- Ну… Из любительского спорта ушел. Давно. Молодежь поджимает - прыткая, черт! А я теперь… А ну, подожди!
Димон обернулся к своим спутникам.
- Томас, Томми! Подойди, пожалуйста, к нам!
Высокий мужчина с шевелюрой, которой, по всей видимости, уже не один год не касались ножницы парикмахера, вышел из-за стола и подошел к ним.
- Томми, разреши тебя познакомить. Это Вадим Русаков, мой старый друг, товарищ по сборной. Ты должен его помнить.
- О, да-да, конечно! - радостно заговорил Томми на ломанном русском. - Это же вы получили травму на том чемпионате мира?
- Мое имя останется в истории благодаря травме, - усмехнулся Вадим, - а не спортивным достижениям.
Медведев обнял его за плечи.
- О твоих достижениях тоже никто не забывает. Томми Брайт - продюсер. У него лучшее в мире, - он поднял вверх большой палец, - гимнастическое шоу «Парад звезд». Поездки по всему миру, полные залы, поклонники и поклонницы… Ты же знаешь, в Америке и Европе - культ здорового образа жизни. А для нас - это продление жизни в спорте. Слушай, а почему бы тебе не присоединиться к нашей команде? - он повернулся к американцу. - Томми, почему бы тебе не пригласить в наше шоу Вадима? Посмотри, он в отличной форме! А титулов ему не занимать…
- Это отличная идея! - радость так и переполняла Томми. Казалось, еще секунда - и он взорвется, словно бутылка шампанского. - Я думаю, это можно обсудить. Почему бы нам не встретиться в Москве - скажем, через недельку, после нашего возвращения из поездки?
- Ребята, - смущенно засмеялся Вадим, - вы меня ставите в неловкое положение! Я не знаю, что и сказать. Это так неожиданно. Я не думал о возвращении в спорт.
- А ты подумай! - посоветовал ему Димка. - Это отличное предложение. Дай-ка мне твой телефон. Я позвоню тебе через недельку.
- Ну, позвони…- пожал плечами Вадим.
- Здорово! - Медведев со всей силы хлопнул его по плечу. - Рад был тебя увидеть.
И вдруг обратился к Ирине:
- Девушка, скажите ему, что он должен согласиться!
Димон, а вслед за ним и Томас пожали Вадиму руку и вернулись за свой столик. Через пару минут мужчины поднялись и направились к выходу. Димон махнул Вадиму на прощание.
- Так я позвоню!
Вадим кивнул ему. Внезапно от компании отделился невысокий круглый человечек с фотоаппаратом на груди.
- Вадим, меня зовут Крис, - он говорил на хорошем русском языке, хотя и с легким акцентом, - я спортивный комментатор «Нью-Йорк Спорт Ревю». Я помню вас, видел ваши выступления, и я - ваш искренний поклонник. Очень рад, что у вас все в порядке. Вы же знаете, немногие достойно справляются с такими трудностями, которые выпали на вашу долю. Вы позволите мне дать несколько строк в газету и вашу фотографию?
- Да, пожалуйста… - совершенно растерялся Вадим.
Когда-то известность, внимание, даже обожание поклонников и поклонниц были для него обычным и привычным явлением. Он зачастую даже не замечал тех, кто кружил вокруг спортсменов, стараясь сфотографировать, получить интервью или просто автограф. Но это было давно, он успел отвыкнуть от внимания - порой навязчивого и доставлявшего неудобства. К тому же тогда для него была причина - сейчас ее не было.
Крису не нужно было много времени, чтобы сделать снимок, но Ирина все же успела вскочить с места и встать у Вадима за спиной.
- И меня …
Вадим, улыбаясь, взглянул на нее снизу вверх. Коротко сверкнула вспышка.
- Вот моя визитная карточка, - подал Вадиму картонный прямоугольник Крис, - будете в Москве - позвоните, я приготовлю для вас фотографии. Всего вам доброго!
Он уже отошел на несколько шагов и вернулся обратно.
- Вадим, я очень советую вам согласиться на предложение Томми. Такой шанс дается только однажды.
…Ирина смотрела на него так, как будто увидела впервые.
- Ты меня сейчас просверлишь насквозь своим взглядом! - заметил Вадим и подвинул ей тарелку с окрошкой. - Ешь!
- Вадик, ты согласишься?
- А должен? - он спокойно принялся за еду, как будто минуту назад не произошло ничего необычного.
- Конечно! - воскликнула Ирина.
- А зачем? - пожал он плечами. - Что мне это даст? Имя? Оно у меня есть. Славу? Она мне не нужна. Деньги? Я и сейчас зарабатываю достаточно, чтобы не чувствовать себя бедным.
- Ты не понимаешь, не понимаешь… - заволновалась она. - Это изменит все, все в твоей жизни!
- Что именно? Я стану умнее, добрее, порядочнее, чем сейчас? Что?
Ирина не нашла сразу, что ответить.
- У меня не так много друзей, - продолжал Вадим, - но тем, кто есть, а я говорю о настоящих друзьях, все равно - чемпион я или простой телохранитель. А кому не все равно…
- Мне все равно…- тихо сказала она.
- Так в чем же дело?
- Но это же твоя жизнь! - Ирина даже подскочила на стуле. Ей все равно, кто он, но есть люди, которые так не думают. И к таким, не в последнюю очередь, относился ее отец. Роман и, может быть, даже брак дочери с телохранителем - для него невозможен. А вот с известным спортсменом… Почему бы и нет?! Но не могла же Ирина объяснить это Вадиму открытым текстом!
- Ты же сам говорил, что уйти из спорта трудно, - волновалась она. - Так зачем уходить, если можно остаться?! И приносить радость людям… И самому радоваться…
- Ты так мечтаешь от меня избавиться? - пошутил Вадим.
- А я бы поехала с тобой! - внезапно ответила она. И улыбнулась лукаво, увидев его недоуменный взгляд. - А что? Телохранителем… Должен же кто-то спасать тебя от толп разъяренных поклонниц…
Екатерина Федоровна Дунаева жила в тверской глубинке всю жизнь и уезжать никуда не собиралась. Муж ее давно умер, дети - старшая дочь Вера и сын Борис - выучились, оба жили в столицах - она в Питере, он - в Москве и не бедствовали. По очереди звали мать к себе жить, но Екатерина Федоровна, приезжая погостить на несколько дней, тут же начинала скучать по родной своей деревне, где осталось не больше полусотни дворов, - и это по нынешним меркам было хорошо, скучать по старому дому, построенному еще отцом, вернувшимся с войны в 46-м году, - сын несколько лет назад нанял работников, дом раскатали, перебрали и заново сложили, заменив сгнившие венцы и перекрыв крышу, по корове Чернушке, которую на время «городских каникул», как любила говорить Екатерина Федоровна, она уводила квартировать к соседке Никанорихе. Скучала даже по этой самой Никанорихе, с которой была знакома с самого детства, всю жизнь прожила на одной улице, часто ругалась из-за пустяков - так, что потом по три дня не здоровалась и не разговаривала, но все равно скучала. Поэтому, пожив неделю - другую то у сына, то у дочери, баба Катя собирала вещички и, невзирая на уговоры, уезжала домой.
Дети мать не забывали, посылали ей прибавку к пенсии, подарки, а Борис Петрович даже договорился с сельским главой, чтобы тот прикрепил к бабе Кате какого-нибудь мужика - хозяйственного и непьющего: забор поправить, огород вскопать, дров наколоть. Да мало ли дел по хозяйству, требующих крепкой мужской руки. За это Дунаев не только «шефу» платил зарплату, но и подкидывал по мере возможности деньжат в скудный деревенский бюджет.
Маленькая Ирина проводила у бабы Кати каждое лето. Но потом подросла и в деревню уже не торопилась - молодежи здесь почти не было, а с теми, кто еще оставался, Ирине, столичной штучке, было не интересно.
Дунаев, отправив дочь к бабушке, позвонить той забыл, так что появление внучки стало для нее полной неожиданностью. Баба Катя была невысокого роста, сухая, но не худая старуха, с седыми волосами, аккуратно уложенными на затылке в странную зогогулину, скрепленную старыми шпильками с уже полустертой от времени краской, с благообразным белокожим лицом, почти нетронутым, несмотря на семидесятилетний возраст, морщинами. Вместе со своей закадычной подругой Никанорихой она сидела на завалинке возле дома в ожидании Чернушки, которая вот-вот должна была вернуться домой с пастбища. У Никанорихи коровы своей не было, молоком она разживалась у бабы Кати, за это помогала ей с Чернушкой - когда подоить, когда в стадо выгнать, если у хозяйки ломило поясницу, и она не могла подняться с постели. А часто две старухи просто скрашивали друг другу одиночество бесконечными разговорами - на завалинке, когда было тепло, или на кухне за чашкой чая в плохую погоду.
Машину Вадима первой увидела Никанориха.
- Глянь, - толкнула она бабу Катю локтем, - машина кака-то нова. Не видала никада таку. Кать, не к тебе гости из городу?
- Да не должны, - подслеповато пригляделась та. Очки лежали в комнате на столе, а без них вдаль баба Катя видела плохо. - Кабы мои, так Борька позвонил бы… Да у него и машина друга. У него черна, а эта кака-то сера.
В это время машина подъехала, остановилась, из нее выскочила Ирина и бросилась бабушке на шею.
- Бабушка, бабулечка, бабуленочек!
- Ой, Иришка, - баба Катя и руками не успела всплеснуть - Ирина затискала ее в объятьях. - Господи, вот гостья-то нежданна! А я смотрю, машина чужа, а это вот кто ко мне припожаловал!
- Ну, ладно, Катерина, - нехотя поднялась с завалинки Никанориха. Она была тучная, рыхлая, ноги несоразмерно короткие и круглые, словно телеграфные столбы. На них не налезала никакая обувка, поэтому Никанориха ходила до поздней осени в растоптанных безразмерных тапках, в сырую погоду прямо в них ныряя в огромные резиновые калоши. - Я, пожалуй, пойду, а ты гостей привечай. Загляну завтре.
Она еще надеялась, что ее остановят, пригласят в дом, и Никанориха прикоснется к чужой радости - своих детей и внуков у нее не было, а завтра в магазине расскажет деревенским, как выросла у Дунаевой внучка, да смотри-ка - заневестилась: ишь, какой видный парень с ней! Сразу видать, городской, приличный, местной шантрапе не чета. Но Екатерина Федоровна, занятая гостьей, не посмотрела на подружку, и та, разобидевшись, ушла через дорогу в соседний дом.
- Ну, задушила, задушила совсем… - оторвалась баба Катя от Ирины. - Зови кавалера в дом… Айда -те…
Вадим вышел из машины, с хрустом, со стоном потянулся, разминая спину и уставшие за долгую дорогу ноги.
Бабушка толкнула Ирину в бок.
- Ты где ж красавца такого отыскала? Звать-то кавалера как?
- Бабушка, это не кавалер, - засмеялась Ирина, - это Вадим, мой друг.
И повернулась к Вадиму.
- А это Екатерина Федоровна, моя бабушка. Просто баба Катя.
- Ну, кому просто, - проворчала та, - а кому еще поглядим. Что ж, так и будем на улке лясы точить? Давайте в дом.
Через темные прохладные сени Вадим вслед за Ириной, которая так и шла, прилепившись к бабушке, вошел в просторную кухню. Огляделся с интересом. Справа стояла старая, видно, самодельная, широкая деревянная кровать, накрытая покрывалом, сшитым из разноцветных лоскутков, которые когда-то, в прошлой жизни, служили рубахами и платьями. В изголовье теснились две огромные подушки в цветастых наволочках. Над кроватью низко нависали полати - три широкие плахи, задернутые голубенькой с красными цветочками занавесочкой. Сразу за кроватью низкие двери, выкрашенные в голубой цвет, вели в горницу. Над дверью висела большая рамка для фотографий, за стеклом - несколько снимков. На одном из них Вадим узнал Ирину - маленькую круглолицую девочку лет пяти с большим красным бантом на голове.
Слева полстены занимала русская печь, сверкающая свежевыбеленным боком. Рядом с ней Вадим с удивлением увидел обыкновенную газовую плиту с двумя конфорками. У окна стоял стол, застеленный новенькой клеенкой, на которой были нарисованы бананы, апельсины и прочие заморские фрукты. Над столом громко тикали старинные ходики с гирькой на железной цепочке. На стуле лежала белая с рыжими пятнами кошка и смотрела на вошедших круглыми желтыми глазами.
- Сидайте, сидайте…
Баба Катя бесцеремонно спихнула кошку на пол, и та, мяукнув, потянулась, выгнув спину, и потерлась пушистым боком о ногу Ирины.
- Ой, - сказала Ирина и даже попятилась, глядя на кошку с недоверием, - у нее, наверное, блохи?
- А кто ее разберет? - пожала плечами баба Катя. - Может, и блохи… По улице бегает, как блохам не быть?
- Ам! - весело сказал Вадим и двумя пальцами прищипнул Ирине руку выше локтя.
- Очень смешно! - она посмотрела на него жалостливо, словно на деревенского дурачка
Баба Катя торопливо собирала на стол, что-то приговаривая шепотом. Можно было разобрать только то, что она сетует по поводу внезапного приезда дорогих гостей - в доме ничего нет, и принять-то по-людски она их не может.
В доме, впрочем, были ватрушки с творогом и картошкой - Екатерина Федоровна достала их из печи. Из горницы принесла чашку с огурцами и помидорами, подала Ирине нож.
- На-ка, постругай на скору руку…
Посмотрела, как та режет неумело, и отобрала нож.
- Ох, уж мне эти городские!..
- Давайте я, Екатерина Федоровна…- усмехнувшись, протянул за ножом руку Вадим.
Он быстро очистил огурцы от кожуры, напластал их тоненько. Один за другим порезал помидоры. Баба Катя взглянула на него одобрительно.
- Вот, гляди, - усовестила она внучку, - а ты… неумеха!
- Баб, - пыталась оправдаться Ирина, - так меня же Лиза на кухню не пускает!
- А замуж выйдешь, кто твоего мужа будет кормить? Лиза? А ты тогда на что ему нужна?
- А я замуж и не собираюсь! - вздернула подбородок Ирина. - Очень надо!
- А тебя еще никто и не берет! - слегка шлепнула ее по спине баба Катя. - Кака свекровка таку безруку девку в доме терпеть станет? Глянет, как ты работаешь, и скажет: э-э-э, милая, я сыночка холила - нежила, а теперь тебе его отдай, так ты его либо голодом заморишь, либо вместо себя к плите поставишь?!
Вадим расхохотался.
- Бабушка, я еще маленькая, - начала дурачиться Ирина. - Я еще научусь!
- С парнями гулять - не маленька… - не умолкала старуха. - Отец-то знает, что ты с кавалером приехала?
- Знает, Екатерина Федоровна, - успокоил ее Вадим, - знает, конечно. Он сам меня и отправил - не отпускать же Ирину одну.
- А стелить-то вам как, - подозрительно посмотрела на него баба Катя, - вместе или поврозь?
Вадим хмыкнул.
- Бабушка! - возмутилась Ирина.
- Да что - бабушка? Я уж скоро двадцать лет, как бабушка! Кто вас, молодых, нынче разберет!
- Поврозь, Екатерина Федоровна, - сдерживая смех, успокоил ее Вадим, - поврозь!
Вадиму постелили в кухне - на деревянной кровати. Он долго не мог уснуть - давила непривычная тишина, от духоты, заполнившей пространство между полатями и кроватью, на висках и на лбу взмокли волосы. Ходики громко тикали, и жалобно скрипела цепочка, опуская чугунную гирьку. В горнице шумно вздыхала баба Катя - слышно было, как она поворачивалась с боку на бок, и пружины кровати испуганно всхлипывали. И снова становилось тихо.
Вадим поднялся с кровати, оделся и, тихонько ступая, подошел к двери. Он старался открывать ее как можно осторожнее, чтобы не разбудить и не напугать старуху и Ирину, но не удержал, и тяжелая, обитая дерматином дверь ухнула, ударившись об косяк.
Машина стояла во дворе. Вадим открыл ее, отыскал в глубине бардачка сигареты и зажигалку, сел на крыльцо, поежился от ночной прохлады. Ночь стояла лунная, на темном небе дружно высыпали звезды. Ветерок набегал волной, холодил лоб, мокрые волосы, проникал под футболку. Деревня спала, хотя по городским меркам было не так уж и поздно - не больше двенадцати часов. Не было слышно даже собак. Вадиму на какой-то миг вдруг показалось, что, кроме них, в деревне вообще больше нет ни одной живой души.
Позади него открылась дверь, Вадим обернулся: на пороге стояла Ирина - босая, в длинной ночной сорочке и теплой бабушкиной шали.
- Ты чего не спишь? - почему-то шепотом спросил у нее Вадим.
- А ты?
- Да так… Смена обстановки, чужой дом…
Он подвинулся, освобождая ей место. Ирина, кутаясь в шаль, села рядом.
- Ты зачем куришь? Разве спортсмены курят?
- Да это я не всерьез… - улыбнувшись, он потушил сигарету. - Так, балуюсь иногда.
Несколько минут они сидели, молча.
- Хорошо-то как! - заговорил Вадим. - Сто лет не был в деревне…
- Я сама уже три года здесь не была, - эхом отозвалась Ирина. - Папе все некогда, а одну он меня не отпускает. Бабушка к нам прошлым летом приезжала, пожила месяц, а потом сказала, что у нее от такой жизни давление скачет, и уехала…
- А у меня бабка с дедом тоже в деревне жили. Только давно это было - я уже и не помню ничего. Сначала дед умер, а потом бабушка. Мама дом продала. А лето я проводил на сборах и в спортивном лагере.
- Трудное у тебя было детство…- посочувствовала она.
- Нет, веселое! Тренировались, конечно, много, но и на баловство время тоже оставалось. Я свое детство вспоминаю с удовольствием.
Он опустил вниз глаза и вдруг увидел ее босые ноги. Ирина грела одну ступню об другую. Вадим соскользнул на ступеньку ниже, взял ее ноги, поставил на свое колено и прикрыл сверху ладонью. Ирина вздрогнула от неожиданности, попыталась отодвинуться, но он удержал ее.
- Не дергайся ты, замерзнешь…
Ирина замерла.
- Ой, смотри, смотри…
Вадим обернулся, вглядываясь туда, куда показывала ему Ирина, но ничего не увидел.
- Что там?
- Звезда… Звезда упала! - на лице у нее появилось мечтательное выражение. - Загадай желание! Надо обязательно загадать!
Вадим подумал, что ему и загадывать нечего, - у него было только одно желание…
- Загадал? - заглядывала ему в глаза Ирина.
Он кивнул.
- Какое?
- Ишь, какая хитренькая! - засмеялся Вадим. - Я тебе скажу, а оно не исполнится…
- Исполнится! - вдохновенно произнесла Ирина. - Обязательно! А знаешь, чего я хочу больше всего на свете?
Он смотрел на нее выжидающе.
- Хочу найти маму…
Глаза у нее стали грустными, как у ребенка, которого незаслуженно обидели.
- Скучаешь? - тихо спросил Вадим.
Ирина кивнула.
- Очень! У меня даже фотографии ее нет… И лица почти не помню… Но мне почему-то кажется, что если бы я ее увидела, - обязательно узнала бы! Обязательно!
- Мы найдем ее! - неожиданно пообещал ей Вадим. - Непременно найдем.
Он обнимал ее лодыжки и думал о том, что отдал бы все, если бы только ему позволили просто взять и прижаться губами к белой коленке, покрывшейся от холода пупырышками… Эти мысли сводили Вадима с ума.
- Иди спать… - он нехотя разжал руки, словно отпускал Ирину на свободу. - Иди, поздно уже…
- А ты?
- Я посижу еще пять минут - душно там очень…
Ирина встала, открыла дверь.
- Спокойной ночи!
- Спокойной ночи! - откликнулся он.
Вадим смог уснуть лишь на рассвете. Спал беспокойно, метался по кровати, мучимый духотой, открывал глаза, когда ходики на стене суматошно отбивали часы, и опять проваливался в жаркий, потный сон.
Утром первой поднялась баба Катя. Вадим слышал, как она ходила по кухне и вполголоса разговаривала с кем-то, кого он не видел и кто почему-то не отвечал ей ни единого слова. Потом за окном замычала Чернушка, баба Катя что-то ответила ей, и Вадим понял, что она разговаривала с коровой, которая вышла во двор и теперь звала к себе хозяйку. Тоненько брякнуло что-то металлическое - сквозь сон он не сразу понял, что это была дужка ведра, хлопнула дверь, и в доме стало тихо. Вадим снова уснул, а когда проснулся окончательно, утро уже было в самом разгаре. В кухне пахло жареной картошкой и свежим молоком. Дверь открылась, и из темных сеней потянуло прохладой. Чей-то звонкий голос громко и весело поздоровался с бабой Катей.
- Чш-ш-ш… - ответила она сердито. - Чего горланишь, словно петух на заре?! Парня разбудишь…
- Ой, - гостья, а это была женщина и, судя по голосу, молодая, убавила громкость, - никак к вам, Екатерина Федоровна, из Москвы пожаловали?
- Ой-ой-ой, - насмешливо протянула баба Катя, - а то дак ты и не знала… Никанориха-то, чай, уж по всей деревне растрезвонила… Вот ты и прибегла поглядеть…
- А вот и прибегла, - согласилась женщина и снова понизила голос. - Говорят, Иринка ваша жениха московского привезла… Вот энтот, што ли?..
Вадим, уже окончательно проснувшись, с трудом сдерживался, чтобы не открыть глаза и не улыбнуться.
- А тебе кака печаль? - напала на нее баба Катя. - Не твой, дак и не зарься… Я тебя знаю, тебе волю дай…
- Да ладно вам, Екатерина Федоровна, - рассмеялась переливисто женщина, - я ж только поглядеть… А ничего парнишка…
- Иди, иди с богом! - выпроводила ее за дверь баба Катя и сама вышла следом.
Они еще о чем-то говорили в сенях, потом вышли во двор, и Вадим уже не слышал их голосов. Он открыл глаза, сел на кровати, с силой потер ладонями лицо. Н-да, везде одно и то же… Везде одинокие молодые бабы, которым просто посмотреть на нормального мужика - и то уже в радость.
Он оделся, умылся из умывальника, висевшего в углу на гвоздике, разминая мышцы, сделал несколько взмахов руками, зацепил ребром ладони угол печки и, зашипев, подул на ушибленное место.
Со двора вернулась баба Катя.
- Проснулся? - улыбнулась она ему. - Вот и славненько. Сейчас Иринку позовем, завтрекать будем.
- А где она? - удивился Вадим. Он был уверен, что Ирина еще спит.
- А купаться пошла… - махнула рукой баба Катя, уже хлопотавшая возле стола.
- Купаться?! Да что ж вы меня не разбудили?! - провожаемый удивленным взглядом старухи, Вадим выскочил за дверь.
За домом раскинулся небольшой - соток десять, ухоженный огород - накануне вечером они с Ириной уже успели с ним познакомиться. По огороду пролегала дорожка к задней калитке, выходившей на невысокий берег реки. Чтобы попасть к воде, нужно было спуститься вниз на десяток метров - здесь в воду уходили мостки, с которых баба Катя и ее соседи полоскали белье, а ребятишки купались, прыгая с разбегу в глубину.
Вадим увидел Ирину еще от калитки. Она стояла на траве и, наклонив голову, сушила полотенцем мокрые волосы. Ее фигура - тоненькая, гибкая, словно облитая тканью купальника на фоне сверкающей и переливающейся перламутром реки казалась выточенной из куска мокрого дерева. Вадим даже зажмурился - от того ли, что солнце светило ему в глаза, от того ли, что не было сил равнодушно смотреть... Но когда он подошел к Ирине, на лице у него не отражалось ровным счетом ничего.
- Ты почему ушла одна?
- Доброе утро! - улыбнулась ему Ирина.
Вадим тоже хотел улыбнуться, но решил напустить на себя строгость. Так было легче смотреть на нее и разговаривать с ней.
- Доброе… Но больше так не делай. Ты должна была меня разбудить...
- Вадик, ну, не будь таким занудой! - Ирина положила ему на грудь ладошку. Вадим даже через футболку почувствовал, какая она прохладная. Сердце его заполошно торкнуло в ребра. - Что со мной здесь может случиться? Ну, кто меня украдет?
Он замешкался, не зная, что сказать, а Ирина вдруг деланно возмутилась:
- И вообще, что ты на меня смотришь?! Отвернись!
Вадим вспыхнул, отвернулся, успев только проворчать:
- Очень надо мне на тебя смотреть!
Ирина насмешливо закусила губу, обернула вокруг себя полотенце.
- Все, можно…
Вадим повернулся, чувствуя, как горят уши, и проклиная мысленно и себя, и ее. Она стояла перед ним, подбоченившись, зажмурив один глаз, сбросив на плечо вьющиеся мокрые волосы, и улыбалась торжествующе, сознавая, что хороша в этот момент, радуясь смущению Вадима.
- Идешь?..
- Иди… - справился он со своей растерянностью. - Я окунусь…
Ирина пошла вверх по тропинке, но, сделав несколько шагов, остановилась и окликнула его:
- Вадик, полотенце возьми!
Одним движением руки сорвала с себя полотенце, бросила Вадиму и, оставшись в ярком, разноцветном купальнике, с громким смехом побежала к калитке.
…«Что же это такое? - думал он, погружаясь с головой в теплую, не остывшую за ночь воду. - Что же она со мной делает?! Что же она меня дразнит? Терпение мое испытывает?! С огнем играет и сама этого не понимает… Смешно ей? Смешно…»
После завтрака баба Катя решила приобщить городских гостей к суровым реалиям деревенской жизни. Для начала на долю Вадима выпало натаскать воды в огромную ржавую ванну, сваренную, бог знает, в какие стародавние времена из нескольких листов железа и вкопанную посреди огорода. Вадиму такая работа была не в тягость. Он с удовольствием бегал с огорода на речку и обратно, играючи таскал ведра с водой и с залихватским уханьем, вызывая улыбку Екатерины Федоровны и смех Ирины, опрокидывал их в ванну.
Ирине повезло меньше - ее бабушка заставила полоть морковь. Непривычная к такому труду Ирина, скрючившись, ползла между грядками, дергая руками траву, и уже через пятнадцать минут заохала и застонала, дуя на исцарапанные пальцы.
- Ничо, ничо… - приободряла ее баба Катя, - а то, небось, думаешь, что морковка-то прям в магазине на прилавке растет.
- Бабушка, ничего я не думаю, - куксилась Ирина, - ты хоть мне перчатки дай…Руки жалко…
- Каки перчатки? - удивилась Екатерина Федоровна. - У меня перчаток отродясь не было. Варежки разве что… Хочешь? - возьми в шкапе.
Ирина закатывала глаза и ползла дальше, сопровождаемая ехидным смехом Вадима.
Когда ванна была наполнена, баба Катя разрешила ему малость передохнуть. Вадим устроился у ограды - снял футболку, бросил ее на траву, лег, раскинув руки в стороны, закрыл глаза и задремал.
Ирина подошла к нему на цыпочках с большой цинковой лейкой в руках. Глубоко вздохнув, зажмурилась и, решившись, наклонила лейку...
Вадим с криком вскочил. Выражение, которое мгновенно появилось у него на лице, не предвещало ничего хорошего. Бросив лейку, Ирина с визгом помчалась к бабушке, мирно возившейся у кустов с помидорами, и, спрятавшись за ее спину, дразнила Вадима, отплясывая непонятный танец и высоко подбрасывая грязные босые ноги.
- Ну, погоди! - Вадим погрозил ей кулаком. - Я тебе отомщу!
- Чисто дети! - смеялась Екатерина Федоровна. - Иришка, гляди, уронишь меня!
Крапиву он приметил не сразу. Она росла в палисаднике под окном - Вадим обнаружил ее, когда по просьбе Екатерины Федоровны поправлял покосившиеся ставни. Об этой крапиве он помнил весь день и весь вечер, вынашивая план жестокой мести и заранее представляя, как он будет торжествовать, и как будет просить пощады вероломная Ирина.
А она опасалась подвоха - держалась в стороне, шарахалась, едва Вадим делал подозрительное, по ее мнению, движение - в общем, была настороже, справедливо полагая, что он непременно нанесет ответный удар. Но Вадим делал вид, что ничего не происходит, что он уже все забыл и ей нечего бояться. И Ирина поверила…
На следующий день Вадим долго поджидал удобного момента. И дождался. Ирина, потерявшая бдительность, на коленях ползала вдоль грядки с клубникой, выискивая под листьями ягоды. Вадим вышел со двора, сорвал в палисаднике кустик крапивы и, обернув его листом лопуха, вернулся в огород.
Он понимал, что ведет себя, как мальчишка, но не мог удержаться: осторожно подкрался к Ирине сзади и крапивой пощекотал ей пятки. Ирина, не оборачиваясь, взбрыкнула ногой. Вадим, едва сдерживая смех, прикоснулся крапивой к ее ступням, на этот раз так, чтобы слегка прижечь. Ирина, ойкнув, пнула ногой воздух, едва не задев своего обидчика. Он отшатнулся, потерял равновесие и, сев на землю, не выдержал и расхохотался. Ирина обернулась, увидела крапиву и вскочила в гневе. Вадим, все так же смеясь, выставил перед собой руку с зажатой в ней обжигающей травой.
- Берегись!
- Так не честно! - она кричала на него голосом обиженного ребенка.
- Ну, да, а водой меня поливать - честно?!
- Ой, как больно! - Ирина, зашипев, схватилась рукой за пятку.
- Да брось, она и не жалится совсем! Смотри! - и, чтобы доказать ей это, Вадим, не долго думая, ладонью левой руки сжал жгучие листья. Рука сразу загорелась, но не мог же он показать Ирине свою слабость! Продолжая улыбаться, разжал ладонь и протянул ей крапиву, словно дарил дорогой цветок.
- Не жалится? - недоверчиво переспросила Ирина и неожиданно для Вадима, не успевшего отдернуть руку, тоже схватила крапиву…
На ее крик прибежала баба Катя. Ирина, не переставая стенать, дула на обожженную ладонь и приплясывала на месте.
- Да что случилось-то, господи?
Ирина показала ей покрасневшую ладошку.
- Ум - от у тебя есть? - покачала головой баба Катя. - Кто ж крапиву голыми пальцами-то хватат? Ох, уж мне эти городские…
Потом они стояли друг против друга у железной ванны, опустив в воду руки: он - левую, она - правую. И лениво переругивались, выясняя, кто виноват и кто первым начал.
- Смотри, что ты наделал… - Ирина протянула ему распухшую ладонь.
И тогда Вадим сделал то, чего не ожидал от себя сам, и чего уж совсем не ожидала от него Ирина. Он быстро наклонился и чмокнул ее в мокрую ладошку - весело, со вкусом, так как, жалея, целуют ушиб у маленького ребенка, чтобы утешить его и уменьшить боль.
- Так легче?
Глаза у нее стали огромными.
- Дурак! - Ирина с силой шлепнула ладонью по воде, окатив его брызгами, и убежала в дом.
- Почему я - дурак? - спросил у своего колеблющегося отражения Вадим и пожал плечами.
Борис Петрович позвонил на исходе третьего дня. Ирина с Вадимом уехали в соседнюю деревню, где работал клуб, - в кино. На дворе было пасмурно, накрапывал легкий дождик, и Екатерина Федоровна коротала вечером с закадычной подругой Никанорихой, рассказывая ей о сыне, о внучке, о московской их жизни.
Дунаев позвонил, словно почувствовал, что разговор идет о нем. Расспросил коротко о здоровье, позвал мать в очередной раз в гости, в очередной раз услышал отказ и только тогда поинтересовался Ириной.
- А в кино они уехали, - доложила ему Екатерина Федоровна. - Будут через часок -другой. Да ты не волнуйся, все хорошо. Худенькая она у тебя, так я ее ватрушками откармливаю… Ты бы к доктору ее сводил, што ли… Девке восемнадцать лет, а у нее - кожа да кости… Видано ли дело?! Может, больна чем…
- Здорова она, мама, здорова, - посмеялся Дунаев, - а что худенькая, так они все сейчас на диетах сидят… Ладно, скажу Лизе, чтобы следила за ее питанием. Как она там, не скучает?
- А чего ей скучать? - удивилась баба Катя. - Тут у меня речка - не твоя чугунна ванна в доме… И клубничка, и малинка… Да и не одна, чай, чтобы скучать… А парень-то хороший…
- Ты о чем? - не сразу понял ее Дунаев.
- Да я про Вадима, - охотно пояснила ему мать. - В общем, если что, ты знай: я даю свое благословение!
Она не поняла, что там, в Москве, ее сын в этот момент схватился за сердце.
- Мама… они… что?
- Не-не-не, - спохватилась баба Катя, - и не думай, никакого баловства! Что ты! Парень строгий, серьезный. Чтобы там себе что-то позволить - этого нет! За руку лишний раз не возьмет… Не то, что нынешние - при посторонних знай обнимаются да целуются! Тьфу! Противно смотреть! А Вадик - нет, не такой… И Иришка его слушает, а характер, сам знаешь, у нее… В общем, я против не буду.
- Ты напугала меня! - через силу рассмеялся Дунаев. - А что? Кто это такие разговоры ведет? Ирина или …
- Это я разговоры веду! - перебила его Екатерина Федоровна. - Девке скоро восемнадцать. Если есть хороший парень, дак чо ее держать? Замуж надо выдавать, пока мозги набекрень не поехали… А ну, как в мать пойдет?
- Ладно, мам, - окончательно успокоился Дунаев. - Скажи Вадиму, что через пару дней домой могут возвращаться… Ирину за меня поцелуй.
Ирина шла вдоль кустов малины, сосредоточено выискивая спелые ягоды, срывала одну за другой и тут же ела. Губы и даже щеки у нее были перепачканы малиновым соком. Она была так занята своим делом, что не видела, как по другую сторону малинника, прячась от нее, согнувшись в три погибели, пробирался Вадим. Оба дошли до конца малинового ряда - каждый со своей стороны, и в этот момент он с рычанием выскочил из-за кустов.
Ирина завизжала - скорее от восторга, чем от испуга, а Вадим, довольный произведенным впечатлением, громко расхохотался. Если бы она не набросилась на него с кулаками, Вадим не схватил бы ее в охапку, пытаясь защититься… И ничего бы не случилось… Но Ирина набросилась, а он схватил, прижал к себе и вдруг, перестав смеяться, замер... Его щека касалась ее зардевшейся щеки - он чувствовал ее тепло. Из перепачканных малиной, полураскрытых губ вырывалось горячее дыхание - Вадим ощущал его кожей. Маленькая грудь прижималась к его груди, и он чувствовал, как трепыхается, словно воробей, зажатый в кулаке, бьется торопливо и испуганно ее сердце. Он держал Ирину, и ее плечи вздрагивали у него в руках.
У Вадима помутилось в голове. В какой-то момент он просто потерялся во времени и пространстве. Он ничего не видел, ничего не чувствовал - только ее тело, ее дыхание, биение ее сердца …
Улыбка слетела у Ирины с лица. Она попыталась освободиться, но Вадим держал крепко.
- Отпусти…
Вадим, тяжело дыша, молчал. Впав в ступор, он просто не слышал ее. Ирина, вдруг перепугавшись, уперлась обеими руками ему в грудь.
- Пожалуйста, отпусти! - готовая расплакаться, умоляла его она. - Вадик, отпусти меня, пожалуйста…
Усилием воли Вадим заставил себя разжать руки и отошел назад. Побледневшая Ирина, не спуская с него глаз, перевела дыхание.
- Что же ты делаешь… - тихим, бесцветным голосом произнес он. - Что же ты со мной делаешь…
Он сделал шаг к ней. Ирина испуганно отшатнулась, но Вадим, кажется, даже не заметил этого, - прошел мимо, пересек огород, открыл калитку и по тропинке быстро спустился к реке. Ирина, всхлипнув, бросилась за ним.
Он сидел на берегу, там, где в воду уходили мостки, поджав ноги и обхватив их обеими руками. Ирина тихо подошла, тронула его за плечо.
- Вадик…
Он обернулся, вскочил на ноги. Выражение его лица напугало ее.
- Уходи… - он почти кричал на нее. - Уходи, слышишь, уходи! Я же не железный!..
До мостков оставалось два шага. Вадим, не глядя, ступил на мокрые доски, повернулся и прямо в одежде бросился в воду…
Ирина, расплакавшись, побежала к дому.
Баба Катя на кухне стряпала пироги. Пахло дрожжевым тестом, зеленым луком, перемешанным с вареным яйцом, от печки шел жар, и на лбу у бабы Кати выступили мелкие капельки пота. Она как раз вытирала лицо полотенцем, перекинутым через плечо, когда Ирина промчалась мимо и скрылась в горнице. Наверное, Екатерина Федоровна и не видела ее, потому что обернулась, только услышав сдавленные всхлипы.
- Иришка, Иришенька…Что такое? Господи, вот беда!
Она вытерла о передник руки, испачканные в муке, и направилась в горницу. Ирина лежала на железной кровати с круглыми хромированными набалдашниками, почти не потускневшими от времени, уткнувшись лицом в подушку.
- Что случилось? Что такое? - баба Катя опустилась рядом с Ириной, обняла ее за плечи. - Почему наши глазоньки плачут?
Ирина села на постели, обхватила бабушку обеими руками и, продолжая рыдать, уткнулась лицом ей в плечо.
- Поссорились, что ли? Ну, говори, говори уже… Обидел он тебя?
Ирина помотала головой.
- А что тогда? Что?
- Бабушка… бабушка... Он прогнал меня… прогна-а-ал… - рыдала Ирина.
- Охо-хо-хоньки мои… - баба Катя погладила ее по голове, - вот и выросла наша девочка… Выросла, влюбилась…
- Я не влюбилась! - запротестовала Ирина.
- Да ладно, чего уж там! - баба Катя махнула рукой. - Сама молода была, сама на парней заглядывалась… Теперь твой черед пришел… И рассказать-то тебе, бедной, об этом некому… Ну, ты мне расскажи, а я тебя послушаю, и все, что скажешь, на ключик в своем сердце закрою. Нравится он тебе?
Ирина, всхлипывая, кивнула головой
- А чего ж? И славненько… Ты только вот что… Ты себя соблюдай… Парней-то - их много, а ты у себя одна, вот и береги сердце свое, и душу, ну и все, что девушке беречь полагается… А парень тебе хороший попался, Вадик-то, добрый. Что строгий, что на расстоянии тебя держит - это хорошо. Дурочка, крепче любить будет!
- Он меня не любит… - Ирина всхлипнула. - Я для него маленькая…
- Вон чо, маленькая! - засмеялась баба Катя. - Ну, так годы - что дождь, пройдут - не заметишь. Вырастешь! А я вижу, какими глазами он на тебя смотрит… Ты держись за него, Иришка, правильный он. Только виду не показывай и воли ему не давай… Бедная ты моя, бедная… Женская доля наша такая... Ну, ты поплачь, это ничего. Это можно. Девичьи слезы - что вода весной, прольются - и в землю уйдут…
Вадим долго сидел на берегу. Рядом на траве сохла одежда, валялись мокрые кроссовки. Он пребывал в состоянии, близком к отчаянью. Все, к чему он стремился - полное доверие Ирины, ее доброе к нему отношение, их пережившая испытания дружба, - все рухнуло в одно мгновение! И почему? - потому что он не смог совладать со своими инстинктами! Как он теперь будет смотреть ей в глаза?!.
По тропинке к реке спустилась баба Катя, подошла и, кряхтя, села на землю рядом с ним. Вытянула ноги, расправила подол платья.
- Ну, герой-любовник, - насмешливо сказала она, - от девчонки прям в одежонке в воду сиганул?! Что, так не нравится она тебе?
Вадим бросил на нее сердитый взгляд. Ему было явно не до шуток.
- А ты стрелы - то свои в меня не мечи, - в голосе у Екатерины Федоровны по-прежнему звучала насмешка. - Не пугай, пуганая я… Да ладно, не сердись, шучу. Я тебе вот что, Вадим, скажу, а ты меня, старую, послушай… Ты Иринку не обидь. Грех это… Она и так жизнью обиженная. Про мать ее знаешь?
Вадим кивнул.
- Поскакала, задрав подол, какого-то счастья неведомого искать! Ну, и чего нашла? Муж-алкоголик спился, сама хлебает теперь нищету полной ложкой. А счастье - оно рядом ходило… Борька-то мой, дурачок, до сих пор ее любит, забыть не может…
- Так он вроде жениться собрался! - удивился Вадим.
Баба Катя махнула рукой.
- А-а-а… Ты еще молодой, не понимаешь… Можно с одной бабой жить, и в постели с ней спать, и детей с ней рожать, а любить всю жизнь другую… Вот если Ирка в отца характером пошла, если така же однолюбка… Ох, и тяжело ей будет, если к кому сердцем прикипит, а он ее обидит…
- Я не обижу…- тихо ответил Вадим.
В тот день они не обмолвились ни единым словом. Ирина сидела в доме, Вадим торчал на крыльце. За ужином баба Катя пыталась разговорить обоих, но без видимых успехов - Вадим отвечал односложно, а Ирина всем своим видом показывала, что ей нет до него ни какого дела. Она не дулась, не обижалась и как будто бы даже не сердилась. Она просто не замечала Вадима, как если бы его не было рядом. Она относилась к нему … как к телохранителю, присутствие которого приходится терпеть, а для этого не видеть в упор. Для Вадима, который давно уже не чувствовал себя просто телохранителем, это стало настоящим ударом. Сразу после ужина он ушел в машину и, устроившись в ней на ночлег, в доме больше не появлялся.
Уезжали они утром следующего дня. Ирина по-прежнему молчала. Баба Катя расцеловала обоих, перекрестила, прослезилась, Ирина тоже всплакнула и, сев на заднее сиденье, долго смотрела в окно на бабушку, которая медленно шла по дороге вслед уезжающей машине и махала внучке рукой.
Почти всю дорогу Ирина так и ехала позади - спала, смотрела в окно и думала о чем-то своем. Обедали они в том же самом ресторанчике в яблоневом саду, что и несколько дней назад, обмениваясь короткими, равнодушными, ничего не значащими фразами. И даже после этого, сев рядом с Вадимом на переднее сиденье, Ирина упорно продолжала хранить молчание: включила музыку и, подпевая, смотрела в окно.
Вадим извелся от тоски. Он не имел ни малейшего понятия, что ему сделать, чтобы вернуть ее былое расположение. За эти несколько часов он понял, как и почему во имя женщин совершают великие подвиги и великие же преступления - за одну только ее улыбку он сейчас готов был перевернуть весь мир. Только никто от него этого не требовал и никто ему не улыбался.
В Муравьевку они вернулись к вечеру. Вадим въехал во двор, остановился. Ирина открыла дверь машины и уже повернулась, чтобы выйти…
- Ира, подожди! - в отчаянии он схватил ее за руку. Она не могла уйти вот так, не сказав ему ни единого слова!
Ирина посмотрела на него с холодным удивлением, перевела взгляд на его руку.
- Прости меня… - он не готовился к разговору и с трудом подбирал слова. Почему ему не пришло в голову попросить у нее прощения еще вчера? Может быть, тогда не было бы этого выматывающего душу, изнуряющего молчания. - Пожалуйста… прости… Я не знаю, что на меня нашло… Но это больше не повторится… Никогда…Я…
Он хотел сказать: «я клянусь!», но не успел. Ирина освободила руку и процедила сквозь зубы:
- Никогда?
Вадим с трудом перевел дыхание и кивнул. Ирина вышла из машины, закрыла за собой дверь.
«Все, - тоскливо подумал он, - это конец… Застрелиться, что ли?»
Она нагнулась к открытому окну и улыбнулась ему лучезарно.
- Жаль!
И пошла по дорожке к дому.
Вадим оторопел. Жаль?! Что значит - жаль?! Жаль, что никогда не повторится?.. Он не ослышался? Он не сошел с ума?! Или это она сошла с ума?! Что она сейчас сказала?!
Вадим с размаху ударил кулаком по клаксону. Машина завопила возмущенно. Ирина, уже дошедшая до крыльца, обернулась и с улыбкой помахала ему рукой.
Вадим почти не прикоснулся к ужину, вызвав в очередной раз удивленные и даже подозрительные взгляды матери, ушел в свою комнату и, не раздеваясь, бухнулся на диван. Он был совершенно измотан. И не столько дорогой, сколько войной нервов - иначе назвать ситуацию, в которой он оказался, было нельзя. Вадиму казалось, что ни одно, самое тяжелое и ответственное соревнование в его жизни не выжимало из него столько душевных сил, как общение с Ириной. Он убеждал себя, что не нужно принимать все ее выходки близко к сердцу, что она всего-навсего избалованная девчонка, которая играет с ним, дразнит его, но при этом держит на расстоянии, не забывая и не позволяя ему забыть, что он - лишь телохранитель и не более того. Вадим чувствовал себя разноцветным шариком на резинке-авиационке - такие продавали бабушки у цирка и в парке культуры во времена его детства. Шариком, который можно притянуть и оттолкнуть, притянуть и оттолкнуть. А потом резинка рвется, и разноцветные бумажные мячики безжалостно втаптывают в грязь.
Вадим говорил сам себе, что надо взять себя в руки и разорвать болезненную, выматывающую привязанность к насмешливой колючке по имени Ирина Дунаева, которой доставляет удовольствие повергать его в отчаяние, чтобы потом осчастливить одним только словом, одной только улыбкой ! Он все знал, все понимал… Но ничего не мог с собой поделать! Эта страсть была сильнее его…
Телефонный звонок доносился откуда-то издалека. Вадим его слышал, но был не в состоянии заставить себя проснуться. В комнату вошла Татьяна Михайловна, включила свет и, когда заспанный Вадим оторвал голову от подушки, протянула ему трубку.
- Вадик, сыночек, это тебя…
- Вадик, сыночек… - насмешливо пропел в ухо мужской голос. Спросонья Вадим не сразу узнал Ершова. - Ты что, уже спишь?
- Пытаюсь, - пробормотал он, - с вашей помощью…
- Видно, сильно устал в командировке, - продолжал насмешничать Ершов. - Мне как эти дни считать - выходными или рабочими?
Вадим молчал, пытаясь понять, зачем же все-таки начальник службы безопасности позвонил ему посреди ночи, но Ершов понял его молчание по-своему.
- Шучу! А если серьезно - завтра с утра жду тебя в банке.Ты поступаешь в мое распоряжение.
- А … что случилось? - Вадим мгновенно проснулся.
- А ничего не случилось, - бодро ответил Ершов. - Красавица твоя через три часа в Болгарию улетает. На две недели. А ты, чтобы не болтаться без дела, пока у меня перекантуешься.
- Как - в Болгарию? - ничего не понял Вадим. - Почему?
- А потому что тебя забыли спросить! - хохотнул Ершов. Ему как будто доставляло удовольствие подшучивать над Вадимом. - Отец решил ее от греха подальше отправить, пока у него тут с делами все не уладится. Так что ...
- Куда именно? - не совсем вежливо перебил его Вадим. - Из какого аэропорта?
- Кажется, в Варну… Кажется, из Домодедово… Ладно, Дон Жуан, до завтра! Спокойной ночи!
Спокойной ночи… Как будто теперь он мог спокойно спать! Кажется, в Варну, кажется, из Домодедово… Нет, вряд ли Ершов произнес бы эти слова, если бы они не соответствовали действительности. Скорее бы сказал - не знаю…
Татьяна Михайловна выглянула из комнаты, услышав шум в прихожей: Вадим надевал кроссовки.
- Вадик, ты куда? - удивилась она.
- Мне надо… в аэропорт…
- Ночь на дворе, Вадим! Что-то случилось?
- Нет, мама, нет… Ничего не случилось… Ты не жди меня, ты ложись…
Он чмокнул мать в щеку и, оставив ее в недоумении, выскочил за дверь. Татьяна Михайловна слышала, как он бегом спускается по лестнице…
Дунаев сообщил дочери об отъезде за ужином - в тот самый момент, когда она весело рассказывала о том, как гостила в деревне. Ирина споткнулась на полуслове, открыла рот и… ничего не смогла ответить отцу. Предвидя возможные возражения, Борис Петрович положил ладонь на ее руку и проникновенно взглянул ей в глаза.
- Иришка, всего на две недели! Так надо, дочка! Я думаю только о твоей безопасности, ты же знаешь…
Ирина промолчала. В любое другое время она приняла бы такое предложение с радостью и даже энтузиазмом, но только не сейчас. Двухнедельный отдых на море, в первую очередь, для нее означал двухнедельную разлуку с Вадимом. Мысль об этом приводила ее в ужас!
После ужина Ирина рыдала на кухне у Лизы, которая мыла посуду и утешала ее, чем могла.
- Ничего, ничего, - говорила она голосом стодолларового психотерапевта, - зато у тебя будет время разобраться в себе, привести свои мысли в порядок. Оторвись от него, оторвись! Может, все не так. Может, познакомишься с мальчиком - своего возраста, своего круга…
- С ума сошла?! - возмущенно накинулась на нее Ирина. - Не хочу я ни с кем знакомиться! И вообще - почему все и всё решают за меня?! Куда ехать, с кем дружить, за кого замуж выходить… А меня кто-нибудь спросил?!
Ирина схватила со стола тарелку и от злости со всей силы швырнула ее в угол. Тарелка глухо ударилась об стену, упала на каменную плитку пола и звонко рассыпалась на десятки осколков.
- Ирина! - укоризненно воскликнула Лиза. - Что же ты делаешь?! Это ж сервиз! Фарфор! Тарелки здесь причем?
- Лизанька, прости, - Ирина, всхлипнув, покаянно сползла со стула на пол, опустилась на колени и стала собирать осколки.
- Веник возьми, - вздохнула домработница, - смотри, пальцы порежешь… Что ж теперь делать-то? Смирись…
На шум из гостиной заглянул Борис Петрович. Замер от удивления, увидев ползающую по полу Ирину.
- Что тут у вас?
Ирина сверкнула злыми глазами.
- У нас тут - война миров!
- Иришка, - Борис Петрович постарался вложить в голос как можно больше теплоты и дружелюбия. - Я понимаю, я должен был предупредить тебя, посоветоваться с тобой…
- Должен, папа… - вскинулась Ирина.
- Да, знаю… Но обстоятельства иногда бывают сильнее нас. Мне пришлось принять такое решение. Зато там ты будешь в полной безопасности. А это для меня сейчас самое главное. И потом - ты же мечтала о свободе!
«Не сейчас, папа! - хотела сказать ему Ирина, - сейчас я мечтаю совсем о другом», но вовремя спохватилась: было бы большой глупостью с ее стороны говорить отцу такие вещи.
…Вадим бежал по залу, лавируя между многочисленными, несмотря на поздний час, пассажирами и багажными тележками, осматриваясь в поисках электронного табло. Наконец, нашел, отыскал взглядом информацию о рейсе на Варну. Убедился, что еще не опоздал, если, конечно, Ирина уже не прошла досмотр и не села в самолет. Могло быть и такое.
Дунаева Вадим увидел у таможни, и за его спиной не сразу разглядел Ирину. Она стояла, понуро опустив голову, сведя плечи, словно маленький ребенок, которого незаслуженно, несправедливо обидели. Дунаев что-то говорил, пытаясь заглянуть дочери в глаза, но ее лицо не выражало ровным счетом ничего, кроме усталости и обиды.
Рядом с Дунаевым, оглядываясь по сторонам, переминался с ноги на ногу Олег Романович Зайцев. Чтобы не попасться ему на глаза, Вадим спрятался за колонну, на которой висел громоздкий рекламный плакат. Борис Петрович, наконец, закончил свои напутствия, наклонившись, поцеловал дочь и, когда она повернулась, чтобы уйти, слегка подтолкнул ее в спину. Ирина уже прошла через таможню, а он все стоял и смотрел, как она идет через большой пустынный зал. И Вадим тоже смотрел и мучился, понимая, что еще несколько минут, и он уже ничего не успеет ей сказать.
Дунаев, проследил, как Ирина прошла через турникет на посадку, словно хотел удостовериться, что теперь-то она уж точно не сможет никуда сбежать, и со вздохом облегчения - по крайней мере, так показалось Вадиму - направился к выходу. Вдвоем с Зайцевым они прошли мимо Вадима, вжавшегося в столб, пересекли зал ожидания и на эскалаторе спустились вниз - на первый этаж.
Вадим рванул к таможне. Ирина проходила досмотр: молодая женщина в форменной одежде что-то рассматривала у нее в сумочке, потом, кивнув, разрешила пройти.
- Ира! - громко позвал Вадим. - Ира!
Таможенник за стойкой взглянул на него сердито, но замечания делать не стал.
- Ира!
Какая-то девушка - там, в зале, в двух шагах от Ирины обернулась на голос, поняла, что ошиблась и что зовут не ее, поискала глазами человека, которого, по ее мнению, мог окликать парень, оставшийся по ту сторону границы, и безошибочно определила Ирину. Она указала Вадиму на нее пальцем, и, когда тот радостно закивал, подошла и тронула ее за плечо…
…Ирина бегом вернулась к турникету. Вадим даже испугался, что сейчас она перепрыгнет через него, и будет скандал. И охранник в синей форме, который ходил по залу, наверное, испугался того же, потому что рванулся к Ирине, но, убедившись, что прыгать девушка не собирается, успокоился и отошел в сторону.
… Они стояли друг против друга на расстоянии нескольких десятков метров. Их разделяла граница, которая пролегла невидимой чертой по большому пустынному залу.
- Летишь? - изобразил он рукой самолет, не заметив, что произнес это слово вслух.
Таможенник покосился на него подозрительно, но, похоже, парень, который не успел проводить свою девушку, не собирался нарушать государственную границу.
Ирина кивала головой и улыбалась.
- Ну, лети! - махнул ей Вадим. - Я тебя подожду..
Она не понимала, что он говорит, но все равно улыбалась. И вдруг на секунду закрыла руками лицо. Этот жест резанул его по сердцу - Вадим понял, что она заплакала. И погрозил ей кулаком. Ирина вытерла глаза и заулыбалась.
- Я люблю тебя! - сказал он, испытывая странную радость от того, что впервые произносит эти слова вслух, пусть даже она их и не слышит.
Таможенник заулыбался и уткнулся носом в очередной паспорт.
- Ты меня измучила совсем, но я все равно тебя люблю!
Ирина кивала, словно соглашалась с его словами. Тогда, решившись, Вадим поднес ладонь к лицу, легко прикоснулся к ней губами и послал воздушный поцелуй. Спустя секунду Ирина подпрыгнула, сделала движение рукой, как будто поймала мошку, и с размаху припечатала ладошку к щеке.
Вадим рассмеялся. И таможенник, наблюдавший эту картину, тоже хмыкнул, пытаясь сохранить на лице серьезное выражение.
«Ничего, - подумал Вадим, - две недели - не срок. Она вернется. А я подожду».
Работа в банке была не слишком обременительной физически, но изматывающей психологически. К восьми часам утра Вадим приезжал на развод, получал задание на день (ему, как работнику временному, чаще всего почему-то выпадало дежурить в операционном зале - на самом хлопотном, самом беспокойном месте), переодевался в строгий черный костюм с непременным бэйджиком на груди - «Служба безопасности» и спускался на свой пост. Народу через операционный зал за день проходило немало, каждый старался что-то спросить или уточнить, а поскольку кассиры справочную информацию давали только в порядке живой очереди, то отвечать на вопросы приходилось охранникам. Плюс к этому постоянно возникали какие-то нештатные ситуации в виде забытых сумок, каждую из которых полагалось проверять на предмет взрывчатки, утерянных документов или недовольных клиентов, которые начинали выяснять отношения с девушками - операционистками. К вечеру голова у Вадима, уже отвыкшего от постоянного общения с десятками людей, начинала гудеть.
В шесть вечера, после закрытия банка, он сдавал пост ночной охране и ехал в спортзал. Это было, пожалуй, единственное место, где Вадим чувствовал себя легко и свободно. Здесь все было просто - каждый стоил лишь столько, сколько он стоил. Здесь нельзя было притворяться и делать вид, что ты способен на большее, но при этом не добиваться большего, и поэтому каждый был самим собой. Здесь ты либо выкладывался по полной программе, без лицемерия, без фальши, без скидок на былые достижения и заслуги, либо тебе просто переставали подавать руку. И Вадиму нравились эти простые правила.
Он тренировался до полного изнеможения, и тренер, у которого он начинал заниматься еще мальчишкой и к которому вернулся после травмы и ухода из большого спорта, смеялся:
- Ты никак к Олимпиаде готовишься?
К Олимпиаде Вадим, конечно, не готовился, но только в спортивном зале он отвлекался от дневных забот, забывал на время о своих переживаниях. Здесь он снова был Вадимом Русаковым - спортсменом, чемпионом, победителем...
Диана появилась на третий день. Если честно, то за прошедшие недели - слишком суматошные и беспокойные, чтобы думать о чем-то постороннем, Вадим почти забыл о ее существовании. Во всяком случае, не вспоминал. Диана, по всей видимости, решила напомнить.
Она вышла из двери, ведущей во внутренние помещения банка. Вадим только потом, сопоставляя факты, понял, что Диана искала именно его, иначе вышла бы через служебный вход, как это делали все, кто был знаком с правилами внутреннего распорядка. Она даже была как будто бы удивлена, увидев его.
- Вадим? Вот ты где! А я-то уж было решила, что тебя уволили… А тебя, значит, в ссылку… Пока дитятко не вернулось… Скучаешь?
- Некогда, - сухо ответил он. - Работы много.
- Брось! - рассмеялась она. - Какая здесь работа? Стенки подпирать?
И понизила голос.
- Что же ты ко мне не заглядываешь? Или не понравилось? А?
- С огнем играешь…- усмехнулся Вадим. - Здесь же камеры кругом…
- Боишься? - Диана кокетливо прижалась к нему плечом. - А ты ко мне вечером приезжай… У меня камер нет… Впрочем, если хочешь, можно и камеру организовать…
И, прикусив губу, игриво посмотрела на него.
- Рисковая ты женщина! - покачал головой Вадим.
- Так я буду ждать!
Она произнесла эти слова шепотом, быстро пожала ему руку и вышла из зала.
- Ты ее знаешь? - к Вадиму подошел напарник с округлившимися от удивления глазами. - Это же невеста босса!
- Забудь! - посоветовал ему Вадим.
Андрей Васильевич Ершов, начальник службы безопасности, сам был хорошим человеком и любил хороших людей. Поэтому Вадим Русаков ему нравился. О его непростом отношении к дочке босса Ершов догадывался и даже сочувствовал ему, но не вмешивался, потому что вмешиваться, собственно говоря, было не во что: Вадим вел себя безупречно, и жалоб со стороны Ирины или самого Дунаева на него не поступало. А то, что происходило у него в голове или в сердце, - не входило в компетенцию Ершова. Но сейчас ситуация изменилась. Ему официально доложили о шашнях Русакова с Дианой, невестой Бориса Петровича Дунаева. Ершов расстроился, потому что это коренным образом ломало его представление о Вадиме, как о порядочном человеке, которому по его, ершовской, рекомендации доверили жизнь несовершеннолетней Ирины Дунаевой. И как не противно было Андрею Васильевичу идти с докладом к боссу, но пришлось. В качестве основной улики моральной нечистоплотности Вадима Русакова выступала видеокассета.
Дунаев просматривал бумаги у себя в кабинете, когда у него появился Ершов.
- Что такое, Андрей Васильевич? Что-то случилось?
- Борис Петрович, - смущенно кашлянул тот, - я хотел вам кое-что показать, а вы уж сами решайте, случилось или еще только может случиться…
Он подошел к большой видеодвойке, стоявшей у стены, вставил кассету и включил видеомагнитофон. На экране телевизора появилось изображение: Вадим и Диана в кассовом зале - Диана пожимает Вадиму руку; они же мило беседуют в коридоре банка - Диана смеется, берет Вадима под локоток, прижимается к его плечу грудью; наконец, та же парочка на улице возле машины Дианы. Она что-то говорит, Вадим согласно кивает головой, и на лице у Дианы появляется откровенная радость.
- Это снято три дня назад, это вчера, - комментировал показ Ершов, - а эта запись сделана полчаса назад.
Дунаев помрачнел.
- Мерзавец! Нет, каков мерзавец! Ты думаешь, они о чем-то договорились?
Ершов пожал плечами.
- Он еще в банке? - Дунаев едва сдерживал гнев. - Присмотри за ним. Только сам. Без лишних свидетелей…
Вадим приехал к Диане около восьми часов вечера. Он и не подозревал, что вот уже два часа, с того самого момента, как он вышел из здания банка «Проминвест», за ним неотступно следует машина Ершова. Наверное, будь он чуточку внимательнее, он сумел бы заметить наблюдение, но Вадим был слишком занят своими мыслями. И думал он, как ни странно, о Диане.
Она не собиралась оставлять его в покое - ему это было ясно. Она преследовала его - целенаправленно и открыто. Каждый день Диана приезжала в банк, входила через служебный вход, поднималась к Дунаеву, а через некоторое время спускалась на первый этаж и выходила на улицу через операционный зал, где дежурил Вадим. Он не мог от нее укрыться, даже если бы очень захотел - для этого ему пришлось бы оставить свое рабочее место, а такие вольности допускались лишь в строго отведенное для них время.
Но беспокоило Вадима не только назойливое внимание красотки к своей персоне. Беспокоило другое: Диана ненавидела Ирину! Стоило ей упомянуть имя будущей падчерицы, как она менялась в лице. Вадиму даже казалось, что, будь у Дианы больше денег и больше решительности, она убрала бы девочку с дороги… Конечно, думал Вадим, пока он рядом с Ириной, Диана не представляет для нее большой угрозы. Но ведь может так случиться, что его не окажется рядом в нужную минуту - Вадим прекрасно это понимал. И что сделает Диана тогда? Ему нужно было защитить Ирину… Он должен был сделать все, чтобы ни при каких обстоятельствах Диана не смогла причинить ей зло.
Накануне вечером Вадим долго размышлял над этой проблемой. Решение, к которому он пришел, ему не нравилось, но ничего другого он придумать не смог. И ехал теперь к Диане, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «I».
Ершов следовал за ним и до самого последнего момента надеялся, что между Вадимом и Дианой ничего нет. Если бы сейчас этот парень, к которому он испытывал искреннюю симпатию, вернулся домой, Ершов перевел бы дыхание и завтра с большим удовольствием доложил бы боссу, что они ошиблись - оба. Ну, мало ли о чем могли говорить двое знакомых между собой людей. В конце концов, разве Вадим виноват, что эта стерва заигрывает с ним?! Но Русаков приехал к дому Дианы.
- Останови! - мрачно сказал Ершов водителю. - Здесь подождем.
Он приготовился ждать долго - столько, сколько понадобится. Прислонился к оконному стеклу головой, закрыл глаза. Но не прошло и получаса, как водитель толкнул его в бок.
- Андрей Васильевич! Вот он!
Вадим вышел из подъезда. Ершов выскочил из машины и направился в его сторону…
Вадим достал из кармана ключи, открыл машину и сел на переднее сиденье. Захлопнуть за собой дверь он не успел - чья-то рука удержала ее. Вадим поднял глаза и с удивлением увидел Ершова.
- Андрей Васильевич?!
- Двигайся, - Ершов толкнул его в плечо, - двигайся, говорю!
Вадим послушно перебрался на соседнее сиденье. Ершов сел за руль.
- Что происходит?
- Это я у тебя должен спросить, что происходит! Ты, парень, совсем, видимо, мозги потерял… Или обнаглел от безнаказанности?
- Вы о чем? - не понял Вадим.
- О том! Что ты делал у Дианы?
Вадим растерялся. Дело принимало дурной оборот.
- Молчишь? - скривил губы Ершов. - Ну, молчи, молчи! Придумай какую-нибудь версию, пока мы с тобой к боссу едем. Эх, Вадик, Вадик, вот уж никак не ожидал от тебя такого…
- Все не так! - тихо произнес Вадим. - Я все объясню!
- А это ты Дунаеву будешь объяснять. Мне - не интересно.
Дунаев ждал их в городской квартире. Это была, если можно так выразиться, его зимняя резиденция - он жил в ней, когда Ирина уезжала учиться. Летом Дунаев лишь ночевал здесь иногда - когда дела задерживали в городе допоздна. В этой же квартире время от времени принимал гостей, которые не хотели светиться в банке. Сюда же Дунаев привозил и своих женщин. Но такое бывало не часто.
Сейчас в этой квартире должна была решиться участь Вадима…
Дунаев был в бешенстве. Он вспомнил вдруг все странности в поведении Ирины, ее ссоры с телохранителем, ее слезы, нежелание уезжать, и даже неожиданное благословение бабы Кати, которая готова была выдать внучку замуж за Вадима, он тоже вспомнил. Если он только узнает, что этот мерзавец прикоснулся к его дочери… А теперь еще и Диана… «Закопаю!» - скрипел зубами Дунаев, меряя шагами комнату.
Входной звонок прозвенел коротко и сердито. Открылась и закрылась дверь. Послышались голоса, шаги по коридору и в кабинет вошел Вадим, а за ним следом - Ершов.
Дунаев еще минуту молчал, стараясь утихомирить злость, которая кипела у него в груди, и сверлил Вадима недобрым взглядом.
- А с виду такой порядочный… Надо же, как я в тебе ошибся! - Борис Петрович повернулся к Ершову. - Так говоришь, самые лучшие рекомендации? Ну, если этот лучший, так чего же тогда ждать от других?
- Борис Петрович, все не так, как вы думаете… - попытался вставить слово Вадим.
- А я никак не думаю! - Дунаева затрясло. Он подошел к Вадиму почти вплотную. - Много чести будет - думать о тебе, негодяй! Ты… Что ты о себе возомнил, герой-любовник?! Я тебе доверил свою дочь… Тебе, значит, девочки мало показалось?! Ты заодно решил и мою жену соблазнить?
- Ирину сюда не путайте…- мрачно произнес Вадим. Да, ситуация опять выходила у него из-под контроля. Что-то часто в последнее время…
Дунаев истерически захохотал.
- О, какое благородство! Если ты Ирину хоть пальцем… хоть пальцем…
Задыхаясь от ненависти, он схватил Вадима за лацкан пиджака. Вадим резко вскинул руку и прижал ее к груди. Этот неожиданный жест отчего-то испугал Дунаева. Он отшатнулся, сделал шаг назад, бросил неуверенный взгляд на Ершова.
- Ты его обыскал?
Ершов отделился от дверного косяка, у которого стоял все это время, подошел к Вадиму, быстро обхлопал его ладонями. Из внутреннего кармана пиджака извлек небольшой аппарат, похожий одновременно на сотовый телефон и на радиоприемник.
- Что это? - не понял Дунаев.
- Похоже, диктофон, - пожал плечами Ершов.
- Мило, мило… - скривился Борис Петрович. - Это что сейчас мода такая - записывать на диктофон? На ночь потом слушаешь? Тебя это возбуждает, извращенец?! Возбуждает?!
Вадим растерянно молчал.
- Ну, давай и мы с тобой послушаем, - повернулся Дунаев к Ершову, - старые пни… Приобщимся, так сказать, к молодежной культуре.
Вадим сделал шаг по направлению к нему.
- Борис Петрович, не нужно этого делать …
- Стой, где стоишь! - закричал на него Дунаев и нажал кнопку воспроизведения записи. Вадим замер. Он уже ничего не мог изменить…
В диктофоне сначала послышался какой-то шум, потом голос Вадима.
- Раз, два, три… Раз, два, три… Господи, прости …
Раздался отдаленный звук звонка, потом поворот ключа в дверном замке, затем голос Дианы.
- Ну, наконец-то! Заходи, заходи…
Квартира у Дианы была небольшая, но очень уютная. Все здесь было отделано и обставлено хотя и с роскошью, но в то же время со вкусом. Вадим мог себе представить, сколько все это стоит - Диана вряд ли сама зарабатывала такие деньги.
Она встретила его в шелковом голубом халате - свежая, цветущая, красивая, пахнущая дорогими духами, повисла у него на руке, пытаясь поцеловать. Вадим отстранился.
- Ну, что уж так - с места в карьер!
- Какой ты неласковый! - Диана нарочито надула губы. - Долго же пришлось тебя зазывать!
- Ничего, - насмешливо произнес Вадим, - женщина, чем дольше ждет, тем крепче любит.
- О-о-о, насчет крепости даже не сомневайся! - заигрывала с ним Диана. - Ну, проходи, проходи!
В спальне Вадиму уже все было знакомо. Он вспомнил ту ночь, когда побывал здесь первый раз, и ему стало не по себе. Какой же он все-таки идиот! Во что вляпался…
- А у тебя уютно…
- Стараюсь… - Диана, завлекая его, прилегла на кровать и слегка оголила плечо.
- Может, ты меня чаем для начала напоишь? - усмехнулся Вадим. - Все-таки я с работы…
- Вадик, солнышко, конечно! - Диана неожиданно засуетилась. - Прости! Я голову потеряла, увидев тебя… Такой гость!
Стены маленькой, но очень чистой, ухоженной, даже сверкающей кухни были увешаны картинами и фотографиями, на полочке над столом стояли дорогие безделушки - фарфор, бронзовые статуэтки, вазочки с сухими цветами…
- Подарки на память? - Вадим рассматривал их с интересом.
- Что? Да! Каждый из моих мужчин старался оставить мне что-нибудь после себя. Ну, там телевизор, ковер, посудомоечную машину… Один даже решил что таким подарком должен стать ребенок. Слава Богу, я вовремя спохватилась!
- А теперь - остепениться решила? - засмеялся Вадим.
- Ты - о Дунаеве? - Диана быстро накрывала на стол. На нем появился коньяк, закуска, икра в стеклянной баночке, нарезной батон. Вадим даже подумал, что если бы Диана не была испорчена нездоровой страстью к богатству и к мужчинам, то из нее, наверное, могла бы получиться хорошая жена и хозяйка. Ему в какой-то момент стало жалко Диану - все-таки она была по-своему несчастна.
- Знаешь, наступает момент, когда каждая девушка должна проститься со своей свободой и прибиться к какому-нибудь берегу. Надежному берегу. Желательно с золотыми приисками.
- А ты откровенна!
- Ну, если бы я собиралась замуж за тебя, - Диана по-хозяйски оглядела стол, - я бы тебе этого не сказала! Но относительно тебя, милый, у меня несколько иные намерения.
- Интересно… Какие же?
- Вадик, ну, не будь таким занудой! Ты прекрасно знаешь, какие! - она подошла к нему и обвила его руками вокруг талии. - Иметь рядом с собой такого мужчину, как ты, и не воспользоваться этим… Знаешь, это надо быть полной дурой! Ну, или девственницей - как твоя малышка! Кстати, она еще девственница?
- Во-первых, она - не моя малышка, - после этих слов Вадим уже больше не жалел Диану. Он едва сдерживался, чтобы не оттолкнуть ее. - Во-вторых, ерунду не говори.
- Ах, да-да-да, - расхохоталась цинично Диана. - Вы же, Вадим Александрович, рыцарь печального образа… Этакий Дон Кихот в современном варианте. Э-э-э, как тот фильм назывался? А, «Усатый нянь»! Вот только усов у тебя нет… Да и девочка давно вышла из детсадовского возраста. А она ничего! Ну, признайся, признайся!
- Может, хватит? - Вадим посмотрел на нее с холодным бешенством.
- Ой, прости! - паясничала Диана. - И в самом деле - что это я все об Ирине да об Ирине? Соперница… А ловко я ее в Болгарию спровадила?
- Ты?! - удивился Вадим.
- Ну, я, конечно! - рассмеялась та. - А кто же еще? Надо же было мне заполучить тебя хоть на несколько деньков! Да, честно говоря, и на Бориса она тоже дурно влияет. У него параноидальная отцовская любовь. Он думает только о благополучии своей ненаглядной девочки.
- А тебе нужно, чтобы он думал только о тебе? - в голосе у Вадима прозвучал сарказм, но Диана этого не поняла.
- Ну, по крайней мере, как можно больше. Ничего, вот отправим ее в Швейцарию, в колледж… Как говорится, с глаз долой - из сердца вон. Вот тогда Дунаев от меня точно никуда не денется, я его быстро до загса доведу. Пусть потом доченька локти кусает… Ну, все, довольно о семейке Адамсов, давай уже о нас с тобой поговорим. Вадик, милый… - повернулась она к нему.
- Давай, поговорим, - перебил ее он, и его слова прозвучали жестко, даже зло. Вадим сделал паузу, переводя дыхание. Диана смотрела на него во все глаза, удивленная сменой тона. - Слушай теперь меня. Внимательно слушай. Твои отношения с Дунаевым меня волнуют меньше всего. Ему, слава Богу, не пятнадцать лет, пусть разбирается сам. А вот что касается Ирины…
Вадим хоть и волновался, но говорил тихо, с нажимом, даже с угрозой.
- …Оставь девочку в покое.
- Ты о чем? - удивилась Диана.
- О том самом. Не подходи к ней, не разговаривай с ней, не стой между ней и отцом, не вбивай клин между ними…
- Да ты никак глаз на нее положил? - прищурилась Диана. - Вернее, на дунаевские денежки? А-а-а, святого из себя строишь, а сам… Да ты, наверное, трахнул ее уже давно?! Ну, признавайся, признавайся, я никому не скажу!
- Ну, ты и идиотка! - взорвался он. - Что ж ты по своим меркам-то людей меряешь?! Да если бы я хотел ее, как ты выражаешься, трахнуть, я бы давно это сделал - возможностей для этого было, сама понимаешь, хоть отбавляй. И никуда бы ни она, ни папенька ее со своими денежками не делись! Только мне это не надо!
Вадим почти кричал на нее, едва сдерживаясь, чтобы не схватить эту фарфоровую куклу за плечи и не встряхнуть, как следует.
- Понимаешь ты это или у тебя в голове вместо мозгов доллары, пропущенные через мясорубку?!
- А чего же тебе надо? - Диана была потрясена. Она в самом деле ничего не понимала. В голове у нее давно и навсегда сложилось представление о мужчинах, как о самцах, которые только и думают, где бы найти красивую самочку, и получить от нее все, что только может получить животное одного пола от животного другого пола. Если бы Вадим признался, что он такой же, как все, что он только и мечтает, как бы затащить Ирину в постель, Диану это не удивило бы. Ее удивляло как раз другое: почему телохранитель до сих пор не воспользовался девчонкой, которая согласилась бы на все! Диана была не слепой, более того, она была слишком опытной, чтобы не видеть очевидного - того, во что никак не мог поверить сам Вадим: Ирина была влюблена в него!
- Чего же тебе надо?!
- Я уже сказал однажды - ты не поймешь! - Вадим обреченно махнул рукой. - В общем, так…
Он снова повысил голос.
- …Если я еще раз узнаю, что ты Ирину изводишь, еще раз увижу, что она плачет из-за тебя, если ты, не дай Бог, попытаешься поссорить ее с отцом…Или задумаешь что-нибудь еще… Я тебя уничтожу! Я по стенке тебя размажу… И не посмотрю, что ты женщина… Переступлю через свое хорошее воспитание… Ясно тебе?!
- И что же ты мне сделаешь? - насмешливо подбоченилась Диана
Вадим молча достал из кармана диктофон... Диана, задохнувшись от ненависти, с визгом бросилась на него.
- Сволочь! Ублюдок! Мерзавец!
Вадим перехватил ее руки, брезгливо оттолкнул ее от себя.
- Да, мерзавец! Потому что это единственный гнусный поступок, который я совершил в своей жизни. Одно меня оправдывает, по крайней мере, в моих собственных глазах: я делаю это не для себя! Теперь, даже если меня не будет рядом, ты не посмеешь сделать ей ничего плохого…
- Гад! Гад! - зарыдала она. - Я Дунаеву все расскажу… Я скажу, что ты меня изнасиловал…
- Да кто тебе поверит?! - расхохотался Вадим. - Кому нужно насиловать женщину, которая готова лечь под первого встречного мужика с крепкой задницей?!
- Зачем… - всхлипывала Диана. - Ну, зачем тебе это надо?! Ну, что тебе эта девчонка?! Я могу дать тебе гораздо больше!
- Ну, ты и дура… - Вадим, помолчав, покачал головой. - Я тебе все сказал. Считай, что я - просто верный цепной пес.
… Дунаев, набычившись, сидел за столом в большом кожаном кресле, кусая губы. Бледный Вадим все так же стоял посреди комнаты, а Ершов подпирал дверной косяк. В диктофоне раздался шум шагов, слышно было, как открылась и закрылась дверь. На этом запись закончилась. Дунаев провел рукой по лицу и тихим хриплым голосом произнес.
- Все вон! Вон отсюда!
Вадим и Ершов вышли в коридор, оттуда в прихожую.
- Ну, ты, блин, даешь! - Ершов все еще не мог придти в себя.
- Я уволен? - мрачно поинтересовался у него Вадим:
Ершов протянул ему ключи от машины.
- Езжай домой. Я позвоню.
Ершов вышел из подъезда спустя полчаса. Дунаев, по его мнению, сошел с ума: уже в третий раз он прослушивал запись, которая в одно мгновенье разрушила его личную жизнь. Ершов не мог понять, что еще он хочет услышать: лишние доказательства вины Дианы или же уличить во лжи Вадима?
Андрей Васильевич с удовольствием закурил. Огляделся по сторонам и вдруг увидел машину телохранителя: тот сидел в салоне, откинувшись на спинку сиденья, закрыв глаза, сложив бессильно руки на коленях. Ершов подошел ближе, наклонился, пригляделся внимательно к его лицу - в какой-то момент ему даже показалось, что парень не дышит, потом постучал пальцем в стекло. Вадим вздрогнул и открыл глаза. Ершов сел к нему в машину.
- Ты чего сидишь? Чего ждешь?
Вадим протянул перед собой руки - пальцы дрожали мелкой дрожью.
- Нда-а-а… - сочувственно протянул Ершов. - Ну, ты, парень, и влип… по самое некуда… Зачем? Ты же просто телохранитель! Что тебе их семейные дела?
Вадим молчал минуту, потом заговорил - медленно, с трудом подбирая слова.
- Мне двадцать шесть лет... Я кое-что повидал в этой жизни... Я знаю, что такое победа и что такое поражение... Я знаю, что такое слава и что такое забвение… У меня были женщины, и я думал, что знаю, что такое любовь… А оказалось, что ни черта не знаю!
Ершов внимательно слушал. Вадим смотрел прямо перед собой, говорил тихо и, казалось, безразлично.
- То, что происходит со мной сейчас, не поддается вообще никакому объяснению. Я живу в состоянии перманентного счастья и такой же перманентной тоски. Каждое утро я тороплю время, чтобы скорее увидеть ее, а вечером - стараюсь растянуть секунды до бесконечности, только бы не расставаться… Это даже не любовь… Говорят, любовь - слепа. Я все вижу, все понимаю, отдаю себе отчет в своих мыслях и поступках, выверяю каждое слово и каждый шаг, все держу под контролем - и в то же время ничего не контролирую, потому что ничего не могу с собой поделать!.. Не знаю, зачем я это вам говорю…
- Ну, кому-то надо было, наверное, сказать…- осторожно, чтобы не нарушить внезапно установившийся между ними контакт, произнес Ершов. - Нельзя же все таить в себе… Я подозревал нечто подобное… Не боишься сорваться?
- Глупо, наверное, звучит… - усмехнулся Вадим. - Как-то раз она спала, а я сидел рядом. Вы не поверите, я просто сидел рядом... И думал: господи, какое же это счастье - просто сидеть рядом! Чем я его заслужил? Слышать ее дыхание, видеть, как вздрагивают ее ресницы, как она улыбается во сне… И вот тогда я понял, что мечтать о любимой женщине и думать о том, как затащить ее в постель, - это не одно и то же. Диана этого не понимает… И мне ее жаль…
- Завидую я тебе… - вздохнул Ершов.
- Чему? - горько усмехнулся Вадим.
- Я женился поздно. Знаешь, сначала училище, потом дальние гарнизоны, горячие точки… Не до личной жизни. А потом задумался: вот поймаю пулю где-нибудь, и ничего не останется после меня на этой земле. Решил жениться. С девушкой хорошей познакомился. Дети у нас. И все вроде хорошо. А вот такого, как ты говоришь, не испытал… Не довелось… - Ершов достал из кармана сигареты, протянул пачку Вадиму. Они закурили.
- А, может, и к лучшему…- прищурившись, Вадим выпустил изо рта дым, помахал рукой, разгоняя его. - Вы не представляете, какая это мука!
Неделю он жил как во сне. На работу не ходил, никто ему не звонил и никто его не искал. Честно говоря, Вадим решил, что приказ об увольнении уже подписан. Оставалось только ждать возвращения Ирины. Он найдет возможность встретиться с ней. И совсем не для того, чтобы с ее помощью вернуться обратно, - нет! Он, наконец, скажет ей все те слова, которые говорил в аэропорту, но которые она так и не слышала. Больше он - не телохранитель, и - слава богу! Теперь у него есть право на личную жизнь…
Чтобы не сойти с ума от мыслей, которые кипели в его голове, Вадим каждый день пропадал в спортзале - на радость тренера, который давно вынашивал планы, как бы привлечь своего воспитанника к работе с молодой порослью.
- Да какой из меня тренер! - посмеивался Вадим, когда его учитель в очередной раз начинал заводить с ним разговор о работе. - Не знаю, как у вас терпения хватает, а я же чуть что - завожусь. Стукну ненароком будущего чемпиона…
Мальчишки смотрели на него, открыв рты: портрет и перечень всех его достижений красовался в коридоре на Доске почета. Вадим к такой славе относился со спокойным юмором - сам прошел через это: точно так же лет 15-20 назад он смотрел, как тренируются рядом с ним чемпионы, призеры и рекордсмены, и мечтал стать таким же, как они…
Закончив тренировку, Вадим сидел на скамейке, наблюдая за работой юных гимнастов. Тренер подошел к нему, сел рядом.
- Видишь вон того, светленького? Может, поработаешь с ним немного? Парень перспективный, настырный, точно, как ты когда-то... Но к нему подход нужен. Индивидуальный, так сказать.
- Не соблазняйте! - засмеялся Вадим. - Не рожден я учить… А мальчик славный, толк из него выйдет… Если терпения хватит…
- Вот - вот, - обрадовался тренер. - Его бы поддержать… У него возраст такой, когда амбиции изо всех дырок лезут, а силенок пока не хватает. Сам знаешь, сколько спортсменов на этом сломалось. Ты его не учи… Ты ему доброе слово скажи.
- Ох, Евгений Петрович, - вздохнул Вадим, - мне бы кто доброе слово сказал…
- Проблемы? - посочувствовал тренер.
Вадим кивнул.
В кармане спортивной куртки, небрежно брошенной на скамейку, запиликал телефон. Вадим достал трубку, взглянул на номер - он не сказал ему ни о чем, поднес телефон к уху.
- Слушаю…
И неожиданно для себя услышал голос Димы Медведева:
- Вадик, привет! Это Димон.
- Здорово! - обрадовался Вадим.
- Слышу знакомые звуки… Ты никак в спортзале?
- Да…
- Классно! Значит, наш уговор в силе?
- Какой уговор?
- Как это какой? - возмутился Димон. - Ты что, забыл?! Насчет «Парада звезд». Ты подумал над моим предложением?
Вадим заколебался и соврал:
- Подумал…
- Что решил?
Вадим снова заколебался. А что, собственно, он терял, принимая это предложение? Да ничего! А приобретал? Многое! Как там сказала Ирина? - надо радоваться самому и приносить радость другим людям? Ну, что ж, значит, он будет радоваться…
- Я согласен.
- Вот и отлично! - обрадовался Димка Медведев. - Молодец! Запоминай адрес. Лучше, если подъедешь прямо сегодня - Томас на месте и будет тебя ждать.
Вадим не успел убрать телефон, как тот снова зазвонил. На этот раз его искал Ершов.
- Вадим?
- Да…
- Оглох, что ли? - возмущенно прокричал ему в ухо Андрей Васильевич. - Полчаса уже звоню.
- Я не слышал.
- Завтра в 10 утра самолет из Варны, рейс 761 в Домодедово. Все понял?
Вадим растеряно молчал.
- Ты меня слышишь? - нетерпеливо позвал его Ершов.
- Д-да…
- Встретишь Ирину, отвезешь домой. Далее все как обычно.
- А … Дунаев?
- Стал бы я тебе звонить, - хмыкнул Ершов, - если бы не было приказа свыше. Все, пока!
Вадим еще некоторое время стоял в растерянности. Он не знал, точнее, не мог понять - радоваться ему или огорчаться… За прошедшие дни он свыкся с мыслью о том, что больше не работает у Дунаева, и даже находил в этом плюсы. А теперь… Теперь его снова лишали права на любовь. Да, завтра он увидит Ирину, они опять будут вместе, но он опять будет молчать. И мучиться от этого молчания…
- Я пошел! - сказал он тренеру. - Потом договорим. Я поработаю с вашим парнишкой…
В аэропорт Вадим примчался за час до прибытия рейса. Ему почему-то казалось, что, чем раньше он приедет, тем быстрее прилетит самолет. А в результате время тянулось, ползло, словно черепаха. Вадим то и дело бросал взгляд на электронные часы, висевшие в центре зала, и каждый раз с удивлением и досадой отмечал, что прошло лишь несколько минут. Он даже засомневался, не отстают ли они, но все часы на всех электронных табло в зале аэропорта показывали одинаковое время - не могли же они все одновременно выйти из строя.
Вадим только сейчас, когда до встречи оставались считанные минуты, понял, как сильно он соскучился по Ирине. Все это время он боролся сам с собой, стараясь думать о ней как можно меньше, и иногда это у него получалось. Но сейчас можно было позволить себе отпустить вожжи. Вадим побродил по залу, посидел в кафе, перечитал все рекламные плакаты, прежде чем объявили рейс из Варны. И еще минут десять топтался у погранконтроля, пока зал не начали заполнять пассажиры, прилетевшие из Болгарии.
Ирину он увидел практически сразу. Загорелая, похудевшая и даже, как ему показалось, повзрослевшая, она вышла в зал и встала в очередь к стойке, где сидел пограничник, проверявший паспорта. На ней была светлая юбка и маленькая, едва достававшая до пупка красная маечка с короткими рукавчиками и глубоким вырезом на груди. Шею украшала нитка ожерелья из мелких розовых и белых ракушек, к которой Ирина то и дело прикасалась пальцами, словно проверяла на месте ли ожерелье. У Вадима заныло сердце - такая она была милая, нежная и трогательная… Рядом с Ириной топтался, что-то непрерывно говоря и заглядывая ей в глаза, высокий парень в черной футболке, разрисованной непонятными иероглифами, и в черных же очках, но Ирина слушала его в пол-уха, рассеянно кивала головой и явно думала о чем-то своем. Парень наклонялся к ней, стараясь привлечь ее внимание, а она все время отстранялась, задумчиво трогая рукой ракушки на груди. .
«Что же это такое?.. - почему-то с досадой подумал Вадим. - Ну, ни на минуту нельзя без присмотра оставить - тут же кто-нибудь прилипнет!»
Ирина подошла к стойке, протянула пограничнику паспорт, тот, мельком сверив фотографию с оригиналом, шлепнул печать, и Ирина, наконец, вышла на свободу. Оглядевшись по сторонам в поисках встречающих, она так и не заметила наблюдавшего за ней Вадима. Высокий парень, пройдя погранконтроль, торопливо шел к ней - он явно собирался продолжить знакомство. Вадим опередил его на долю секунды. Приблизившись к Ирине сзади, он наклонился и ловко выхватил дорожную сумку у нее из рук. Парень в очках остановился в двух шагах, не решаясь подойти. Ирина испуганно и одновременно возмущенно обернулась, увидела своего телохранителя и засветилась радостью.
- Вадик!
- Ну, здравствуй, принцесса! - сдержанно улыбнулся Вадим, протянул ей ладонь, и Ирина, смеясь, шлепнула по ней своей ладошкой.
- Привет, дровосек!
Забросив сумку за плечо, он шел по залу аэропорта к выходу, а Ирина вприпрыжку бежала рядом.
- Ты загорела… - Вадим пытливо смотрел на нее, пытаясь разобраться, что нового появилось в ее лице, кроме загара.
- Как негр! - счастливо засмеялась она. - Ужас!
- Ну, почему - ужас… Тебе идет…
- Вадик, ты говоришь мне комплимент?! - Ирина закатила глаза и притворно схватилась за голову. - Ушам своим не верю!
- Да ладно тебе, - усмехнулся он. - Можно подумать, я тебя всегда критикую… Когда заслуживаешь - хвалю.
… В другом конце зала стояли Дунаев и Зайцев, внимательно наблюдая за встречей Ирины и Вадима.
- Борис Петрович, вы убедились? Я же вам говорил: нет между ними ничего!
- Доверяй да проверяй… - задумчиво отозвался Дунаев. - Теперь вижу.
Вадим не умел дарить девушкам подарки. Может быть, потому, что ему редко приходилось это делать. Сообщение о приближающемся дне рождения Ирины повергло его в состояние, близкое к панике. Несколько дней он упорно думал над тем, что же ей все-таки преподнести. К тому же ему хотелось, чтобы подарок был со смыслом, чтобы его не забросили в дальний угол на следующее утро после торжества. И уж во всяком случае, чтобы, глядя на него, Ирина вспоминала о человеке, который его подарил.
Поэтому если с цветами Вадим определился быстро - что может быть универсальнее роз! - то с подарком все обстояло намного сложнее. Не могла ничего посоветовать и Лиза, к которой он приставал с вопросами - она сама пребывала в раздумьях. Все решилось, как это часто бывает, в одно мгновенье. Накануне вечером, возвращаясь из Муравьевки, Вадим остановился заправить машину и зашел в магазинчик, чтобы взять себе бутылку воды. Там он и увидел этого розового зайца…
Заяц был большим и мягким, на нем был одет клетчатый жилетик и клетчатая же кепочка, и костюм этот живо напомнил Вадиму тот первый день, когда он увидел Ирину. Ему даже показалось, что и сам заяц похож на нее - у него были такие же ясные и честные глаза, какие бывали у Ирины, когда она врала напропалую, но при этом ужасно хотела, чтобы ей поверили. Про воду Вадим забыл, а заяц в полиэтиленовом пакете перекочевал из магазина на заднее сиденье его автомобиля.
День обещал быть хоть и не жарким, но зато не дождливым. В доме пахло свежей выпечкой - Лиза, не доверяя магазинам, пекла для Ирины традиционный именинный торт. Вадим вошел в гостиную, где гуляли заманчивые запахи, от которых у него засосало под ложечкой - он с утра не позавтракал, взбежал по лестнице на второй этаж и нос к носу столкнулся с Дунаевым. После известных событий оба старательно избегали друг друга, точнее, избегал в большей степени Борис Петрович, но тут разойтись было просто негде.
- Доброе утро! - улыбнулся ему Вадим. - С именинницей вас!
Дунаев, не ответив, бросил взгляд на цветы и розового зайца. Можно было, наверное, ничего не объяснять, но Вадим на всякий случай уточнил.
- Хотел под дверь положить…
- Ну, положи… - уронил Дунаев и, пропуская Вадима, отошел в сторону. А когда тот поднялся по ступенькам и прошел мимо него, подозрительно посмотрел ему вслед. Борис Петрович сам не понимал, почему телохранитель вызывает у него столь противоречивые чувства. С одной стороны, Дунаеву не к чему было придраться - Ирина была под надежным присмотром, с другой - он интуитивно, чисто по - мужски понимал, что отношение к ней Вадима переходит за рамки чисто служебного. И это вызывало у него вполне понятное беспокойство. И даже ревность. Борис Петрович не хотел признаться самому себе, но он ревновал дочь к этому молчаливому парню, который знал о ней больше, чем отец, и понимал ее лучше, чем отец, и который пытался взять, а, вернее, уже взял на себя больше обязанностей по отношению к ней, чем ему вменялось.
К тому же Дунаев никак не мог простить Вадиму историю с Дианой. Он понимал, что, по большому счету, Вадим сделал доброе дело и для Ирины, и для него самого, но все-таки тяжело переживал разрыв.
Вадим подошел к комнате Ирины, тихонько приоткрыл дверь, посадил зайца на пол, на колени ему положил цветы и, улыбаясь, почему-то на цыпочках направился обратно к лестнице.
Дунаев завтракал на кухне. Вадим не ожидал увидеть его там, поэтому замер на мгновенье на пороге, но потом все же вошел, налил себе кофе и встал у окна.
- Садись… - покосившись на него, ворчливо произнес Дунаев. - Чего торчишь там, как ворона на колу.
Вадим послушно присел у края стола. Лиза быстренько поставила перед ним тарелку с овсянкой, придвинула чашку с салатом.
- Кушай, кушай… Обедать не позову, пока гости не соберутся… Так что заправляйся!
- Все нормально? - посмотрел на нее Борис Петрович. - С рестораном договорились?
- Договорились, договорились… И с рестораном, и с воздушными шариками, и с фейерверком… - затараторила Лиза. - Вадик все сделал…
Вадик… Дунаев хмыкнул. Обычно организацией дня рождения дочери он занимался сам. В этом году ему было не до того, поэтому он объявил Лизе, что все ложится на ее плечи. А Лиза, разумеется, переложила ответственность на Вадима.
- А фейерверк-то зачем? Не Новый год… - нахмурился он. - К чему эти излишества?
- Ну… восемнадцать лет все-таки… - нехотя ответил Вадим, понимая, что вопрос адресован ему. - Праздник…
- Это мой праздник! - Дунаев даже голос повысил и вилкой, сжатой в кулаке, стукнул по столу. Лиза уставилась на него в недоумении, а Вадим, наоборот, уткнулся носом в тарелку. - Понятно? Это мой праздник!
- Понятно…- Вадим поднял голову и посмотрел боссу прямо в глаза. - Это ваш праздник…
Дунаев раздосадовано отбросил от себя вилку. Жалобно брякнув, она упала на пол. Он не понимал, от чего сорвался. Ну, в самом деле, отчего бы и не быть фейерверку? Упрекать Вадима в желании доставить радость имениннице было просто глупо с его стороны.
В кухню вошел Зайцев.
- Ты почему опаздываешь?! - неожиданно накинулся на него Борис Петрович.
- Так ведь восемь еще только… - растерялся тот.
- Восемь…- остывая, пробормотал Дунаев. - Ладно, пойду, Ирину поздравлю, и поедем.
- Чего это он? - недоумевая, посмотрела на Вадима Лиза, когда хозяин вышел. - Вот как с Дианой разошелся, так будто с цепи сорвался… Никогда не видела его таким злым. Можно подумать, кто-то виноват…
Вадим промолчал. Дунаеву было, за что на него злиться, но знали об этом лишь три человека. Ирину отец просто поставил в известность о том, свадьбы не будет, не вдаваясь ни в какие подробности. Она такому решению обрадовалась, хотя виду не подала. Лиза узнала новость только от нее. Вадим молчал, словно в рот воды набрал, хотя женская половина дома и пыталась выведать у него какие-нибудь подробности.
Борис Петрович домой приезжал поздно, поужинав, уходил к себе и за две недели после возвращения Ирины из Варны вряд ли провел с ней хотя бы пару вечеров.
Все в это лето шло кувырком. В бизнесе появились проблемы и довольно серьезные, каких не было уже несколько лет. С личной жизнью не складывалось… Да, в общем-то, сам виноват: седина в голову - бес в ребро. Что, не знал, что Диана из числа тех, кто расставляет силки на богатеньких женихов? Знал, конечно, но надеялся, что он - не тот случай. Что с ним - уж точно по любви. Вот и вся любовь. Стоило в доме появиться молодому и смазливому парню, как красавица-невеста тут же положила на него глаз! Обиднее всего в этой ситуации было именно то, что Диана планировала наставлять рога будущему мужу в его же доме…
Участь Вадима Дунаев решал несколько дней. Разумеется, ему не хотелось встречаться с человеком, который стал невольным виновником крушения его надежд на счастливую семейную жизнь. И все-таки здравый смысл перевесил обиду. Интересы Ирины для Бориса Петровича были превыше всего. Он понимал, что более надежного телохранителя для дочери ему не найти. Понимал и то, что, уволив Вадима, восстановит против себя Ирину. И где гарантия, что из чувства протеста она не попытается снова сбежать из дома? Сейчас у Бориса Петровича была не та ситуация, чтобы рисковать. Тем более, что речь шла о вполне реальном риске. И он решил не увольнять Вадима.
В комнате у Ирины стоял полумрак - свет не пробивался сквозь темно-синие шторы. Едва слышно шумел кондиционер. Ирина мирно спала и, судя по всему, не торопилась просыпаться, несмотря на день рождения. Дунаев сел на край кровати и погладил дочь по голове.
- Иришка! Иришка!
- М-м-м… - сонно отозвалась она.
- С днем рождения, дочка!
- Спаси-и-ибо… - Ирина, не открывая глаз, потянулась к нему. - Папочка…
Дунаев наклонился, она обняла его за шею и ткнулась носом ему в щеку.
- Вставай, лежебока… - Борис Петрович чмокнул ее в нос. - Гости уже скоро соберутся, а ты все спишь.
- Папа, ты уезжаешь?
- Да, милая, но обещаю вернуться пораньше! Сегодня же не только твой праздник, но и мой немного тоже, - он поцеловал ее в теплую щеку, на которой отпечатались следы от морщинок на наволочке. - Подарок - вечером, договорились?
- Хорошо-о-о… - она заставила себя открыть глаза, сладко потянулась, раскинув руки. - Только не задерживайся!
- Постараюсь! - Дунаев поднялся и пошел к двери. - Но вы меня все же не ждите.
Ирина приподнялась на постели.
- Папа!
Дунаев остановился.
- Папа, я хочу тебя попросить…
- Сегодня - все, что хочешь!
- Папа, можно Лиза и Вадик сегодня будут моими гостями?
Дунаев не ожидал такого вопроса. Разумеется, ему хотелось ответить - нет! И не по отношению к Лизе. Но он так не ответил.
- У тебя - день рождения. Ты можешь приглашать кого угодно. Места за столом хватит всем.
- Спасибо, папочка!
Дунаев открыл дверь и не удержался, сказал насмешливо.
- Смотри, кавалеры уже цветами комнату завалили…
Восемнадцать! Восемнадцать! Восемнадцать! Все у нее в душе пело и ликовало… Умываясь, Ирина разглядывала свое отражение в зеркало, словно сравнивала себя вчерашнюю, еще семнадцатилетнюю, и сегодняшнюю. Восемнадцать! Ей казалось, что с этого дня все изменится в ее жизни. Не может не измениться - она больше не ребенок, она - взрослый человек, и относиться к ней теперь все должны соответствующим образом. Правда, она не совсем представляла себе - как именно…
Ирина включила музыку и, подхватив розового зайца, закружилась по комнате. Ее переполняла радость - щенячья, безудержная, восторженная, ей хотелось и петь, и прыгать, и смеяться одновременно. Ей хотелось любить всех и чтобы ее тоже все любили, говорили ей только добрые слова, смеялись вместе с ней и вместе с ней радовались жизни. И еще ей хотелось, чтобы Вадим, этот слепой, черствый тугодум, этот железный дровосек, серьезный и неприступный, добрый и нежный, наконец, понял, как она любит его!.. Понял и поверил…
На кухне пахнущая сладостями Лиза расцеловала ее в обе щеки и подарила ей золотой браслет. Ирина тут же одела его на руку.
- Все! - говорила она Лизе, пока та накрывала на стол. - Теперь все будет по-другому! Теперь никто не может диктовать мне, решать за меня, заставлять меня делать то, чего я не хочу! Я - совершеннолетняя! Мне - восемнадцать! Иду, куда хочу и с кем хочу, делаю, что хочу и как хочу И ни у кого не спрашиваю! Захочу - буду жить одна в городской квартире, захочу - даже замуж выйду!
- Ну, да, - засомневалась Лиза и поставила перед ней кофе и бутерброды. - Овсянку будешь?
- Не-а, - помотала головой Ирина.
- Ты не забывай, милочка, что папа тебя кормит… - продолжила Лиза. - И пока он деньги дает, придется тебе его слушать! Так что сильно-то не хорохорься…
- А если я работать пойду? - не сдавалась Ирина.
На этих ее словах в кухню вошел Вадим.
- О чем это вы тут? - поинтересовался он. - С днем рождения, принцесса!
- Спасибо… - Ирина, казалось, была так занята разговором с Лизой, что едва обратила на него внимание.
- Ты ешь, ешь… - Лиза стояла у плиты, скрестив руки на груди. - Куда ты работать-то пойдешь? Кем? Господи! Работать…
Она завела глаза под потолок.
- Не смеши меня! Такие, как ты, не работают… Таким, как ты, находят богатеньких мужей, а потом они сидят дома, занимаются собой, а в лучшем случае детишек рожают.
- Лиза, какая ты! - начала злиться Ирина. - Я не выйду замуж за богатенького, только потому, что он богатенький! И дома сидеть тоже не буду…
Вадим налил себе сок и сел, с интересом прислушиваясь к разговору.
- И вообще… - распалилась Ирина, - замуж надо по любви выходить, чтобы муж на руках носил!..
- Вот дуреха! - вздохнула Лиза. - Начиталась книжек… Да где ты таких мужиков-то видела, господи?! Чтобы на руках носил! Да это ж они только до свадьбы все такие ласковые… А потом…
Она махнула рукой.
Ирина перевела взгляд на Вадима, словно только что увидела.
- Вадик, а ты будешь свою жену на руках носить?
- Ну… - усмехнулся тот, - если заслужит…
- Вот-вот… - поддакнула Лиза, и не понятно было, осуждает она его или поддерживает.
- А заслужит - это как? - продолжала допытываться Ирина. - Как жена должна заслужить? Что она должна для этого делать?
- Любить, уважать и понимать… - Вадим никак не мог взять в толк, серьезно она спрашивает или все-таки шутит.
- А что такое - любить?
- Ирина! - прикрикнула на нее Лиза. - Не прилично молодой девушке такие вопросы задавать!
- Однажды я был в церкви на венчании, - Вадим отчего-то занервничал и, чтобы не выдать себя, вцепился обеими руками в стакан, сжав его так, словно хотел раздавить, - женился мой друг… И батюшка, напутствуя молодых, сказал замечательные слова. Он сказал: любить - значит, смотреть в одном направлении.
- И все? - недоверчиво взглянула на него Ирина.
- Все… - кивнул Вадим.
- Значит, если жена захочет поехать в Италию, а ты - на Северный полюс…
- … мы оба останемся дома! - закончил он за нее фразу.
- И ты будешь носить ее на руках?
- С утра до вечера… - усмехнувшись, подтвердил Вадим.
Ирина смотрела на него странным, остановившимся взглядом. У Вадима вдруг пересохло во рту. Он поднес к губам стакан, сделал глоток…
- Пожалуй, я выйду за тебя замуж, - медленно, словно раздумывая над своими словами, произнесла Ирина.
Вадим поперхнулся, закашлялся так, что на глазах у него выступили слезы.
- Да я тебя пока и не зову… - выдавил он из себя, не придумав ничего лучше этой фразы.
- А ты позови, Вадик, ты позови! - так же задумчиво ответила Ирина.
- Да что ж ты такое говоришь-то! - накинулась на нее Лиза. - Ну, совсем девка ополоумела! Вот я сейчас полотенцем тебя отхожу… Будет тебе - замуж!
- Ну, какие же вы все скучные! - Ирина вскочила. - Шуток не понимаете?! Шучу я! Шу-чу!
И выбежала из кухни.
В каждой шутке есть доля истины. Ирина давно уже поняла, что нравится Вадиму. Может быть, даже больше, чем просто нравится… Не понимала только одного: почему он молчит? Лето уже почти прошло. Еще две недели - и они расстанутся. Расстанутся, так ничего и не сказав друг другу? Это будет нечестно! Несправедливо! И даже глупо! Но что она могла сделать? Заговорить с ним первой о том, о чем он сам боится ей сказать?
Ирина интуитивно выбрала тактику провоцирующего поведения. Да, она дразнила его, издевалась над ним, смеялась, - одним словом, делала все, чтобы, наконец, хоть как-то заставить Вадима выдать себя. Но он молчал. Злился, бесился, обижался, ссорился с ней, но молчал. Может быть, устав от этой безрезультатной борьбы, Ирина, в конце концов, и отступила бы, но Вадим не отпускал ее точно так же, как она не отпускала его: в последний момент вдруг произносил какие-то слова или делал что-то, что вновь пробуждало в ее сердце уже начинавшую угасать надежду.
На долю Вадима выпало расставлять столы на лужайке перед домом. Руководила этим процессом Ирина. Пока не было гостей, она надела защитного цвета шорты и такую же рубашку, на шею повязала, словно галстук, белую косынку, волосы собрала в хвост и была в эти минуты больше похожа на бойскаута-подростка, чем на восемнадцатилетнюю девушку.
- Вот этот стол поставь сюда! - командовала она Вадиму.
Он шел туда, куда указывал ее палец.
- Нет, вот сюда!
Вадим послушно переносил стол.
- Куда?! Я же сказала - вот сюда! - она показывала на пару метров левее. Вадим шел влево. - Какой ты непонятливый! Ну, вот сюда же, вот сюда!
Наконец, он не выдержал.
- Нет, ты определись сначала, чего ты хочешь?!
Ирина расхохоталась, и только тогда Вадим понял, что она в очередной раз разыгрывает его.
- Ах ты!..
Ирина не успела убежать, а может, и не слишком старалась - он схватил ее за руку и потащил за собой. Девушка пыталась сопротивляться, но Вадим подхватил ее подмышки и поставил на стол.
- Будешь стоять здесь до вечера!
- Вадик, отпусти, я упаду! - смеялась Ирина.
Солнце висело у нее за спиной и, казалось, просвечивало ее насквозь. И без того загорелые руки и ноги приобрели бронзовый оттенок. Вокруг растрепавшихся на ветру волос горел золотой нимб. Она стояла на пластмассовом столе, словно на пьедестале, - богиня, которой можно поклоняться, но которая недоступна для простой человеческой любви. И он у ее ног - измученный, истерзанный, уже почти доведенный до отчаяния своей запретной любовью …
Вадим вдруг разозлился - и на себя, и на Ирину. Разозлился за то, что она была так хороша в эту минуту, за то, что он не мог заставить себя сказать ей об этом… «Нет, - подумал он, - сейчас я поговорю с ней совсем по-другому!»
- Повтори… - настойчиво потребовал Вадим. - Повтори все, что сказала! -
- Отпусти… - еще не понимая, чего он хочет, смеялась Ирина.
- Не-е-ет, - помотал он головой, - повтори то, что утром говорила, на кухне… Ну?! Мне скажи… одному…
Глаза у Ирины стали большими, а улыбка медленно сползла с лица.
- Ты что, дурак?! Я же пошутила!
- Пошутила?! - он схватил ее за руку, притянул к себе. Тонкие пластмассовые ножки стола закачались, Ирина вскрикнула от страха, едва не потеряв равновесие. У Вадима перед глазами качнулась золотая сережка в розовой мочке уха. - А кто тебе разрешил так шутить со мной?! Почему ты думаешь, что со мной можно так шутить?!
- Вадик, не надо! - отчаянно воскликнула она.
Вадим растерялся и от неожиданности отпустил ее руку. Ирина выпрямилась, осторожно отошла от края стола и теперь смотрела на него умоляюще сверху вниз. - Вадик, мы сейчас поссоримся… А я не хочу… Я не хочу с тобой ссориться… Пожалуйста!
Злость сразу куда - то испарилась. В самом деле, за что ему на нее злиться? Черт, он ведет себя глупо! Вадим сделал глубокий вздох, выдохнул и протянул ей руку.
Ирина спрыгнула со стола, отошла от него на безопасное расстояние, посмотрела искоса. И вдруг улыбнулась хитро.
- Нет, я не выйду за тебя замуж…
Вадим остолбенел.
- Ты - бешеный! Ты убьешь меня во время первой же ссоры!
И, расхохотавшись, умчалась в дом. «Черт! - ругнулся про себя Вадим. - Ну, что за девчонка! Ну, почему… почему последнее слово всегда остается за ней?!»
Гости начали съезжаться ближе к четырем часам. Первой появилась незнакомая девушка. Ее, по всей видимости, привезли на машине и высадили у ворот, потому что вошла она через калитку, не привлекая ничьего внимания, и уже дошла до середины двора, прежде чем Вадим, наблюдавший за установкой фейерверка, заметил ее. Это была миловидная голубоглазая блондинка с пухлыми детскими губами, хорошо сложенная, довольно высокого роста, с красивыми длинными ногами. Девушка явно знала себе цену. По крайней мере, на Вадима, который поспешил ей навстречу, она взглянула так, как будто он был муравьем, незаметной, ничего не значащей букашкой.
- Могу я вам помочь?
Она не успела ответить. С крыльца с восторженным криком сбежала Ирина.
- Юлька-а-а…
И блондинка тоже завизжала радостно и бросилась ей навстречу.
- А-а-а-а-а!!!
У Вадима зазвенело в ушах от их криков. Он с улыбкой смотрел, как Ирина обнималась и целовалась с незнакомкой. Девушки явно были хорошими подругами - странно, что он ничего не слышал об этой блондинке раньше.
- Когда ты прилетела? - тормошила Ирина подружку.
- Вчера…
- И не позвонила!
- Surpri-i-ize! - пропела Юля. - Решила сделать тебе подарок… Я же знала, что ты будешь рада!
- Я так рада! - Ирина звонко расцеловала ее в обе щеки. - Я и подумать не могла, что ты бросишь ради меня свою Испанию!
- О-о-о! - засмеялась Юля. - Ради тебя я бросила не только Испанию… А ты почему до сих пор не одета?! Что за вид? Ты собираешься вот так принимать гостей?
- О, боже! - закатила глаза Ирина. - У меня этот ваш дипломатический протокол вот где сидит...
Ребром ладони она провела по горлу.
- Ну, идем, идем… Лиза тебе обрадуется… А папа…
- Ну, рассказывай… - подняв юбку выше колен, Юля забралась на кровать и села в позе лотоса, - как ты тут без меня?.. Ужасно по тебе соскучилась! Ну, почему, почему ты не прилетела ко мне в Мадрид хотя бы на недельку?! Господи, мне там даже поговорить не с кем!
Ее отец был дипломатом и работал в российском посольстве в Испании. С ним жили жена и младший сын. Юлька училась в России, в закрытой школе, в одном классе с Ириной, сидела с ней за одной партой, их кровати в интернате стояли рядом, а выходные и праздники, когда родителям разрешали забирать детей домой, она проводила у подруги, уезжая в Испанию только на каникулы.
После окончания школы Юлька улетела в Мадрид и теперь училась там в университете. Последний раз они виделись еще зимой, когда вместе встречали Новый год.
Ирина сняла рубашку, шорты и, оставшись в бюстгальтере и трусиках, села на край кровати.
- Останешься ночевать? Поболтаем… Мне так много надо тебе рассказать…
- Не могу… - вздохнула Юля. - Я с маман прилетела, а ты ее знаешь… Она меня держит на привязи, вздохнуть не дает! В субботу поедешь с нами на дачу? Закроемся на втором этаже, будем всю ночь разговаривать…
- Конечно! - тут же согласилась Ирина. - Только не одна. Одну меня отец никуда не выпускает.
- А-а-а… Вот с этим парнем? - сразу догадалась Юлька. - Кстати, кто он такой? Как зовут?
- Просто телохранитель! - рассмеялась Ирина. - Вадим…
- Просто? - прищурилась Юлька. - Ты с ним спишь?
- С ума сошла?! - оторопела Ирина. - С какой стати?
- А почему бы и нет? - пожала плечами Юлька. - Вот я, к примеру, сплю со своим водителем и не собираюсь делать из этого тайны…
- С водителем?.. - ужаснулась Ирина.
- Ну, да… Водитель, телохранитель… Какая разница! Очень удобный вариант! Старается угодить тебе во всем и при этом нем, как рыба, потому что боится потерять работу…
- Нет…- покачала головой Ирина. - Нет, я так не могу… Удобный вариант… Ты хоть любишь его?
- Господи! - скривила пухлые губы Юлька. - О чем ты говоришь? Что за детская наивность?! Любишь… Зачем мне его любить? Я им пользуюсь для получения удовольствия - только и всего! Ну, вы хоть целовались?
Ирина покачала головой.
- Что? Даже не целовались?! Ну, дорогая… - подруга развела руками, - я не понимаю, чем ты тут занималась все лето! Он что - импотент или голубой? Или обыкновенный трус?
- Нет… - засмеялась Ирина. - Просто он… Понимаешь, он - порядочный…
- Порядочный! - фыркнула Юлька. - Любой, самый порядочный мужик только и думает о том, чтобы затащить в постель невинную девушку…
- Он, может, и думает, - с сожалением вздохнула Ирина, - только ничего для этого не предпринимает….
- Ну-ка, ну-ка… - Юлька схватила ее за руку и, притянув к себе, заглянула ей в глаза. - Посмотри на меня… Ты что?.. Ты…
- Я не хочу в постель, Юль, - жалобно сказала Ирина. - Я замуж за него хочу!
Неизвестно, что ответила бы ей на это удивленная столь неожиданным заявлением подружка, но стук в дверь прервал их разговор.
- Кто? - откликнулась Ирина.
- Можно войти?
Это был Вадим. Девчонки переглянулись и закричали в один голос: Не-е-е-т!!!
Ирина, взвизгнув, сорвалась с кровати и заметалась по комнате, Юлька громко хохотала, упав навзничь.
Вадим прислушался к шуму, который поднялся в комнате, и снова стукнул по двери костяшками пальцев.
- Нельзя, нельзя!!! - кричала Ирина.
- Спускайтесь, гости ждут… - сказал он и, усмехнувшись, пошел по коридору к лестнице.
Сначала всей честной компанией приехали одноклассники Ирины, с которыми Вадим уже был знаком по прошлой вечеринке. Он напрягся, но рыжего Валеры среди них не оказалось. Потом появился незнакомый тощий и долговязый очкарик лет двадцати, которого Ирина назвала Сашей, и который обнимал и целовал ее безо всякого стеснения. Вадим снова напрягся, но именинница тут же представила очкарика гостям как своего троюродного брата.
- Прошу жаловать, - смеясь, сказала она, - но не прошу любить. Компьютер для него милее любой девушки, так что за разбитые сердца я не отвечаю.
Саша похохотал и тут же начал активно знакомиться с девчонками.
Вскоре после него приехала семейная пара - не было никакого смысла объяснять, что это родители Саши, потому что с отцом они были похожи, как две капли воды. Теперь не хватало только Бориса Петровича, но ждать его уже не стали. Смеясь и гомоня, гости заняли места за столами.
- Друзья мои, - отец долговязого Саши постучал вилкой по бокалу, призывая к тишине расшумевшуюся молодежь, - пока нет отца семейства, на правах старшего родственника - дяди нашей дорогой именинницы беру бразды правления в свои руки. Кто готов сказать первый тост?
- Можно я? - вскочил бывший одноклассник Ирины - невысокий, крепко сбитый паренек с русыми кудрявыми волосами, чем-то неуловимо похожий на Есенина.
- Пожалуйста! - важно разрешил ему тамада и сел.
- Я знаю Ирину уже много лет… Да-да-да, не смейтесь! Я действительно знаю ее… - парень прикинул в уме, - лет семь или восемь. И даже был в нее влюблен … классе в седьмом…
Девчонки завизжали от восторга, а Ирина, покраснев, закрыла лицо рукой.
- Но она всегда была такая неприступная, - продолжил «Есенин», - мальчишек била и никогда не давала списывать… Пришлось мне ее разлюбить и срочно полюбить совсем другую девочку, которая разрешала списывать у нее примеры и задачки… Но с Ириной мы все равно дружили, и я этому очень рад! Потому что она была самой лучшей девчонкой в классе! Она - свой парень! С ней всегда можно было поболтать о жизни, попросить совета, поругать учителей и не бояться, что она пойдет и насплетничает класснухе…
Он сделал паузу.
- У нас был хороший класс. И со многими мы встречаемся и дружим до сих пор. Ир, мы тебя всегда вспоминаем… Жаль, что ты учишься не в Москве - мы могли бы видеться чаще. Но все равно… Ирка, мы тебя любим и помним! Ты - классная девчонка! С днем рождения!
Движение на лужайке напоминало броуновское. Сидеть на одном месте никто не хотел. Каждый считал своим долгом подойти к имениннице, чмокнуть ее в щеку, чокнуться … Кто-то кричал «Ура!», кто-то начинал говорить другой тост, но его не слушали, перебивали, выкрикивая что-то свое, без конца кто-то с кем-то обнимался… Играла музыка, и молодежь, чуть выпив, уже отрывалась на танцевальной площадке, которую устроили на парковке специально по такому случаю.
Вадим и Лиза сидели чуть в стороне - так удобнее было наблюдать за происходящим. На них, казалось, никто не обращал внимания, но на самом деле Ирина то и дело бросала взгляды в их сторону и махала им рукой, словно давая понять, что она помнит про них. На ней было платье с крупными красными маками, разбросанными по белому фону, белые, длинные - до локтя - перчатки, оттенявшие загорелые руки, красные босоножки, распущенные волосы подвязаны красной лентой. Лицо у нее разгорелось - не то от волнения, не то от выпитого вина, а, может, и от того, и от другого вместе, а в глазах плескалось счастье.
Ирина, действительно, была счастлива. Спроси ее - почему? что вызывало такой восторг? - она бы не ответила. Все! И этот день - слегка прохладный, но сухой и чистый, словно природа специально подгадала с хорошей погодой к ее празднику, и друзья, которые собрались ее поздравить, несмотря на разгар отпускного сезона, и Юлька, прилетевшая специально из Мадрида, и Вадим, не спускавший с нее глаз… Она радовалась так, как будто это был последний счастливый день в ее жизни, и нужно было успеть получить от него все…
Во двор въехал «Мерседес» Дунаева. Борис Петрович вышел из машины и, раскинув руки, пошел навстречу Ирине, которая мчалась к нему с радостным криком. Он подхватил ее, приподнял, расцеловал в обе щеки, и, опустив на землю, вместе с ней подошел к гостям. Вадим обратил внимание на Зайцева. Тот стоял у машины, держа в руках какой-то пакет. Вадим решил поначалу, что это подарок для Ирины, но Олег Романович, убедившись, что на него никто не обращает внимания, направился в дом.
- Здравствуйте, молодежь! - Дунаев в знак приветствия поднял вверх обе руки. Молодежь откликнулась восторженными воплями. - Ну, как у вас дела? Не скучаете?
- Все замечательно! - Ирина прижалась к отцу. - Ждем только тебя!
- Я должен сказать тост! - Дунаев, наклонившись, поцеловал ее в голову.
- Все сюда! Все сюда! - Ирина захлопала в ладоши. - Папа будет меня поздравлять!
Кто-то выключил музыку, и ребята потянулись к столам, собираясь в кружок вокруг Дунаева и Ирины. Вадим с Лизой тоже подошли поближе. К ним присоединился Олег Романович. В руке у него вместо пакета теперь был бокал с вином.
- Вадим, а ты что, все соком балуешься?
- Вы же знаете, я не пью!
- А кто пьет? - Зайцев потянулся к нему своим бокалом, - Но за здоровье именинницы… Расслабься, ты сегодня не на работе.
- Я - как пограничник, всегда на работе, - засмеялся Вадим.
- Друзья мои! - торжественно произнес Дунаев. - Я с трудом верю, что этот день настал! Восемнадцать лет назад я принес домой из роддома крохотного человечка, который умел только есть, спать, плакать… Ну и еще кое-что.
- Папа! - смеясь, дернула его за руку Ирина.
- И вот смотрел я тогда на нее и думал: неужели пройдет время, и моя девочка вырастет, станет взрослой? Какой она будет? Умной, доброй, красивой? И вот прошли восемнадцать лет. И моя девочка выросла и стала умной, доброй, красивой, такой, как я и мечтал. Характер, правда…
- Папа!
- Но это пройдет! Что же пожелать тебе в день твоего восемнадцатилетия? - Дунаев повернулся к Ирине. - О том, чтобы ты не нуждалась материально, твой отец позаботился. Но одни только деньги не могут сделать человека счастливым. А я желаю тебе счастья! Какого? Ну, это ты решишь сама. Если ты будешь счастлива, тогда и я буду счастлив. И буду знать, что прожил свою жизнь не зря! С днем рождения, девочка моя!
- Спасибо, папочка… - растрогалась Ирина.
- А подарок-то! - Дунаев хлопнул себя по лбу. - Совсем забыл! Сейчас, сейчас…
Он достал из кармана телефон и набрал номер. Через минуту ворота открылись, и во двор медленно въехал маленький синий «Фольксваген» - «жук». Машина подъехала прямо к лужайке, из нее вышел водитель, улыбаясь, протянул остолбеневшей Ирине ключи, и тогда стало ясно, что эта машина - и есть подарок. Ирина завизжала от восторга и кинулась отцу на шею.
- Папочка! Я так люблю тебя! Я так тебя люблю! Кататься, ребята, кататься!
Вадим со вздохом протянул Зайцеву свой бокал.
- Ну, вот, а вы говорили - расслабься…
Ирина уже стояла возле открытой дверцы, собираясь сесть за руль. Вадим подошел к ней и протянул руку.
- Ключи…
- Вадик, ну, пожалуйста…- она сложила ладони лодочкой.
- Пила? - не столько спросил, сколько уточнил Вадим. Ирина кивнула. - Ключи!
- Папа, - повернулась она к отцу, - скажи ему!
- Иришка, не спорь, - Дунаев подошел к ним, - тебе, действительно, не стоит самой садиться за руль. Тем более, что у тебя еще нет прав.
Ирина сделала вид, что обиделась, но отдала ключи Вадиму. Он сел в машину, закрыл дверь, осмотрел салон - с трудом, но все поместились.
- Ну, что, едем кататься?
К вечеру стало прохладно. Солнце село, и на землю опустились легкие сумерки. Уставшие от многочасового веселья ребята притихли, разбрелись в разные стороны: кто-то сидел за столом, кто-то танцевал, кто-то прятался в беседке - оттуда слышался смех и приглушенный разговор.
Когда зазвучал вальс, слегка подвыпившая Лиза внезапно толкнула Вадима в бок.
- Пригласи ее танцевать!
- Кого? - не понял он.
- Ирину пригласи!
- С ума сошла? - рассмеялся Вадим. - Я и танцевать-то не умею!
- Все равно пригласи! Ну? Мужик ты или нет?!
- Давай, Вадим! Давай! - неожиданно поддержал ее Зайцев, сидевший с ними за одним столом.
Ирина сидела рядом с отцом, - обняв дочь за плечи, он о чем-то вполголоса разговаривал со своим троюродным братом. Вадим посмотрел на Лизу, потом на Ирину, встретился с ней взглядом и встал.
Ему нужно было пройти лишь несколько метров, но Вадиму казалось, что они не закончатся никогда. А еще ему казалось, что на него устремлены взгляды всех присутствующих, и что за спиной у него шепчутся - возмущенно и насмешливо. Он шел и видел глаза Ирины, в которых сначала была улыбка, потом легкое непонимание, а когда он подошел и встал перед ней, откровенное удивление и даже страх. Дунаев, не прерывая разговора, повернул голову, взглянул на него рассеянно и споткнулся на полуслове.
Вадим протянул Ирине руку и внезапно - наверное, от волнения - заговорил с ней на французском языке.
- Мадмуазель, могу я пригласить вас на тур вальса?
Ирина посмотрела на него сумасшедшими глазами, но руку подала и ответила тоже по-французски.
- Да, мсье, с удовольствием!
Вадим слегка кривил душой, когда говорил Лизе, что не умеет танцевать. Танцевать он, конечно, умел. Он вел свою партнершу легко и уверенно, держа ее в своих руках нежно и крепко одновременно. Ирине даже казалось, что она почти не касается ногами земли.
- Супер! - выдохнула Юлька.
Дунаев не спускал с них глаз. Он был уверен, что Вадим неспроста пригласил Ирину танцевать. Он наверняка собирался ей что-то сказать. Но телохранитель молчал, сохраняя серьезное, даже сосредоточенное выражение лица. Родственник Дунаева наклонился к Борису Петровичу.
- Красивая пара… Кто это?
- Ее телохранитель… - медленно ответил Дунаев.
- Телохранитель, который говорит по-французски и танцует вальс? Однако!
Когда музыка закончилась, Вадим подвел Ирину к отцу.
- Благодарю вас, мадмуазель.
Склонился над ее рукой и осторожно прикоснулся губами к запястью.
- Браво! - захлопала в ладоши Юля.
Потрясенная Ирина молчала. Молчал и Дунаев.
Вадим вернулся за свой стол, сел возле Лизы, взял бутылку с вином, налил себе половину бокала и залпом выпил. Он чувствовал себя так, словно только что признался ей в любви - на виду у всех. Так оно и было в действительности, потому что пока они танцевали, Вадим сказал ей не одно ласковое слово и не один раз произнес «люблю». Только - про себя.
Гости разъехались, когда уже совсем стемнело. Осталась лишь Юлька - в ожидании, когда за ней приедут, они с Ириной так и сидели на лужайке за столом, склонив друг к другу головы и о чем-то негромко разговаривая. Дунаев прихватил бутылку вина и ушел к себе. Лиза на кухне мыла посуду. Вадим помог ей все убрать и теперь маялся без дела на веранде в ожидании, когда уедет Юля, а Ирина ляжет спать, чтобы и самому уже уйти в свою комнату и подумать еще раз о событиях сегодняшнего дня.
Подул холодный ветер. Гирлянды разноцветных лампочек, освещавших двор, закачались, и по траве заплясали красные, желтые, синие блики света. С лужайки, где сидели девчонки, донесся смех.
«Надо поговорить с ней, - думал Вадим. - Так не может больше продолжаться. Чего, в конце концов, я боюсь? Что она рассмеется мне в лицо? Скажет «Нет»? Но, во всяком случае, в этом будет определенность. А сейчас я мучаюсь каждый раз, ищу в ее словах тайный смысл, пытаюсь понять, где - правда, а где - лишь игра. Надо поставить точку. Завтра… Да, завтра! А там - будь, что будет…»
Он поежился от холода и вошел в дом.
- Юль, позвони матери, - уговаривала Ирина подругу. - Пусть она разрешит тебе остаться! Ночь уже на дворе…
- Нет, - со вздохом отказывалась та. - Не могу. Все не так просто… Видишь ли…
Их никто не слышал, но Юлька говорила полушепотом.
- У матери есть любовник…
Ирина ахнула.
- Меня она взяла с собой, как прикрытие… Думаешь, иначе я попала бы в Москву?
- А отец знает? - так же шепотом поинтересовалась Ирина.
- Догадывается… Мать бы давно ушла, но тогда отцу придется возвращаться в Россию, а что ему здесь делать? Он уговорил ее остаться … потому и закрывает на многое глаза. Собачатся каждый день… Да мне-то все равно, я собираюсь и ухожу… Братишку жалко - ему деваться некуда… Иногда думаю: забрать бы его да вернуться домой, а они пусть там сами разбираются…
Юля замолчала и посмотрела поверх плеча подруги. Ирина обернулась. К ним приближался Вадим, держа в руках две курточки.
- Что ж вы тут мерзнете? - улыбнулся он девушкам. - Шли бы в дом. Лиза вам чаю нальет, а в холодильнике есть торт и конфеты…
Он протянул одну курточку Юле, а вторую накинул на плечи Ирины.
- Смотри, руки у тебя совсем ледяные…
- Вадик, посиди с нами, - попросила она его.
- Да вам, наверное, и без меня есть, о чем поговорить…
И все-таки придвинул стул и сел рядом.
- Ребята, у меня предложение, - оживилась Юля. - Давайте махнем завтра с утра в Сергиев Посад… После Испании ужасно тянет на русскую историю и русскую природу. Погуляем, воздухом подышим…
- Поедем? - Ирина протянула Вадиму руку. Он осторожно взял в ладони ее холодные пальцы, поднес к лицу, подышал на них, согревая.
- Конечно…Если только кто-то не проспит завтра до полудня.
Юлька взглянула на него с удивлением, потом перевела взгляд на Ирину. Так, похоже, отношения подруги с телохранителем перешагнули за грань служебных и уже довольно давно. И у Ирины хватает совести уверять, что между ними ничего нет?!
Когда Вадим ушел, Юлька насела на именинницу.
- Признавайся! Не поверю ни за что, что вы с ним даже не целовались! Да у него на лице написано, что он влюблен в тебя по уши!
- Ты не понимаешь, - вздохнула Ирина. - Разве дело в поцелуях?! Я люблю его… Просто люблю… Хочу за него замуж… Хочу родить от него ребенка… Смешно, да?
- Господи! - ужаснулась Юлька. - О чем ты говоришь? Замуж… Ребенка… Тебе восемнадцать лет, и ты хочешь одеть себе на шею такое ярмо? А если завтра встретишь другого? Тогда - что?
- Ну, я же не собираюсь обзаводиться детьми прямо сейчас! - рассмеялась Ирина. - А что касается другого… Нет, не будет другого… Я это знаю, я чувствую…
Мать приехала за Юлькой, когда уже перевалило за полночь. Подружки расцеловались у ворот, договорившись созвониться с утра, Ирина помахала рукой вслед машине и пошла к дому. В окнах первого этажа света уже не было. Не горел фонарь и на крыльце над дверью, поэтому она и не заметила Вадима, сидевшего в глубине веранды.
- Проводила? - спросил он, когда девушка уже взялась за ручку двери.
Ирина даже вскрикнула от неожиданности.
- Ты меня напугал!
Он поднялся, подошел к ней почти вплотную.
- Извини, я не хотел…
Чувства обостряются в темноте - Ирине казалось, что от Вадима исходит, обдавая ее жаром, горячая волна, она слышала его дыхание, легкий запах терпкого мужского одеколона щекотал ей ноздри. У нее бешено заколотилось сердце, закружилась голова от резкого прилива крови, а руки и ноги внезапно ослабели - так, что она вынуждена была опереться о дверь, чтобы не упасть. Вадим и не подозревал в эту минуту, что стоило ему только коснуться ее, и она бы покорилась - молча, не издав ни единого звука.
- Ира, нам нужно поговорить…
Ирина сглотнула слюну. Пересохший язык с трудом шевелился.
- Поговорить? Сейчас?
- Н-нет… - Вадим, казалось, колебался. - Сейчас ты устала, тебе надо отдохнуть… Завтра… Давай, поговорим завтра…
- Давай, - кивнула она.
Наверное, ей следовало бы спросить - о чем, но в этом не было никакой необходимости. Они знали оба, о чем пойдет речь.
Вадим поднял руку. Ирина замерла - она ждала, что сейчас он погладит ее по голове или по щеке, но рука повисла в воздухе. Вадим так и не решился прикоснуться к девушке. Лишь поправил воротник на куртке, хотя в этом не было никакой необходимости.
- Спокойной ночи…
- Спокойной ночи… - прошептала она в ответ.
Дунаев разбудил Вадима еще до рассвета. Спросонья и в темноте тот не сразу понял, кто трясет его за плечо, и несколько минут всматривался в лицо Бориса Петровича, прежде чем смог его узнать.
- Что? Что-то случилось?
- Ничего не случилось, - от Дунаева пахло вином. - Вставай, ты мне нужен! Я жду тебя в гостиной.
Вадим сел на постели, встряхнул головой, приходя в себя, потом оделся и вышел из комнаты.
Дунаев сидел у стола и смотрел отрешенным взглядом на чашку с остатками кофе на дне. Судя по его посеревшему, усталому лицу, он еще не ложился. Когда Вадим вошел, Дунаев оторвался от созерцания кофейной гущи.
- Нужно съездить в город...
- Сейчас? - удивился Вадим.
- Сейчас, сейчас! - недовольным голосом, словно сердясь на непонятливого телохранителя, произнес Дунаев. - У меня самолет в десять утра, а я оставил в городской квартире документы. Я бы сам поехал, но выпил прилично и спать хочу чертовски. Еще усну за рулем…
- Не проблема… - пожал плечами Вадим. - Я отдохнул немного. Мне одному съездить?
- Нет, я с тобой. Не помню, куда эту чертову папку сунул. Не будешь же ты всю квартиру обыскивать.
- Как скажете… Так я пошел заводить?
- Да, иди, - махнул рукой Дунаев. - Я сейчас, оденусь только.
Вадим не стал будить охранника - сам открыл и закрыл за собой ворота и выехал на дорогу, ведущую в город. Дунаев сидел рядом с ним с закрытыми глазами. Казалось, что он задремал. Поэтому, когда, не открывая глаз, он вдруг заговорил, Вадим даже вздрогнул от неожиданности.
- Откуда ты знаешь французский?
Вадим бросил на Дунаева быстрый взгляд.
- Я же не всегда был телохранителем…
- Да? И кем же ты был?
- Вы же знаете, я - спортсмен. Пришлось немного поездить по миру.
- Ну, - усмехнулся Борис Петрович, - не каждый спортсмен говорит на французском.
- Не каждый… - согласился с ним Вадим. - Но я говорю. И на английском тоже. На немецком немного. Чуть-чуть на испанском. У меня склонность к языкам. Они мне очень легко даются.
- Н-да, вот так и бывает. Человек живет два месяца в твоем доме, и вдруг оказывается, что ты о нем совсем ничего не знаешь… Почему пошел в охранники?
- Удобно совмещать с учебой.
- Учишься? - заинтересовался Дунаев.
- Да, на юридическом, пятый курс.
- Еще интереснее… Без пяти минут юрист. Надо же… А ты не так прост…
Вадим хмыкнул.
- Хочешь ко мне в банк, в юридический отдел? - неожиданно предложил Дунаев. - Хорошие перспективы…
- Спасибо, нет! - засмеялся Вадим.
- Почему? - удивился Дунаев. - С учебой совмещать вполне возможно. Ты же на заочном?
- На заочном. Но - нет. У меня пока другие планы. Стать конторской крысой я всегда успею.
- Интересно, и какие же у тебя планы?
Вадим посмотрел на него с улыбкой.
- Один хороший человек сказал, что надо заниматься тем, что приносит радость самому себе и другим людям. Хочу последовать этому совету. А через год-другой, может быть, займусь адвокатской практикой.
- Тоже нормально, - согласился Дунаев. - Подозреваю, кто этот хороший человек.
Вадим склонил голову, пряча улыбку.
- И чем же ты собираешься радовать себя и людей?
- Я пока помолчу...
- Ты, я смотрю, вообще не очень-то разговорчив. Удивляюсь, как тебе удалось поладить с Ириной.
Вадим снова бросил на него взгляд.
- Хотите начистоту?
- Разумеется!
- Вы нанимали охранников, а ей нужны были друзья.
Повисла пауза.
- Это твой ответ? - нарушил молчание Дунаев.
- А вы ждали чего-то другого?
- Ты хочешь сказать, что вы с ней стали друзьями?
- Это плохо?
Дунаев опять помолчал, обдумывая слова Вадима.
- Я не верю тебе!
- Верить или не верить - это ваше право. - Вадим говорил так спокойно и взвешено, словно давно готовился к этим вопросам. Или, во всяком случае, думал обо всем, о чем они сейчас говорили. - Но в одном вы можете быть уверены совершенно точно: никогда и никому я не позволю обидеть Ирину. И не только потому, что я - ее телохранитель. Через две недели я перестану им быть, но это не изменит моего отношения к ней.
- Твоего отношения?.. Что ты хочешь этим сказать?
- Да не ищите вы двойного смысла в моих словах! Я сказал только то, что сказал, - в голосе у Вадима прозвучала досада.
- Может, мне тебя уволить? - задумчиво произнес Борис Петрович. - Пока не поздно…
- Как будто это что-то изменит! - усмехнулся Вадим.
Разговор прервался. К дому, где находилась квартира Дунаевых, они подъехали молча. Вадим припарковал машину у самого подъезда.
- Может, мне подняться с вами?
- Не надо! - махнул рукой Дунаев.
Он уже скрылся в подъезде, когда Вадим все же выскочил из машины и направился следом. Он догнал Дунаева, когда тот уже поднялся на свой этаж и остановился у двери в квартиру.
- Ты что? - Борис Петрович взглянул на него удивленно
- Слишком тихо, - поежился Вадим. - Что-то мне это не нравится.
- Да у тебя нервы, спортсмен! - подколол его Дунаев. - Три часа ночи - конечно, тихо.
Он вставил ключ в замок, провернул. И в этот момент Вадим, стоявший сбоку, прижал дверь рукой.
- Погодите, не открывайте…
- Да что с тобой? - возмутился Дунаев.
- Предчувствие какое-то… - Вадим и сам не мог понять, почему ему вдруг стало страшно. Это было даже не шестое - Бог его знает, какое по счету чувство. Он затылком ощущал угрозу, хотя и не мог понять, откуда она исходит. Уже потом, позже, сопоставив факты, он понял, что в беде в тот момент оказалась Ирина, это ее страх передался ему, породив беспокойство, которое он перенес на Дунаева и которое спасло ему жизнь. - Спуститесь-ка вниз, Борис Петрович…
У Дунаева на лице тоже появилась тревога. Он быстро сбежал по лестнице на один пролет. Вадим, прижимаясь спиной к стене, по-прежнему держал дверь рукой. А если сейчас он отпустит ее и ничего не произойдет? Дунаев поднимет его на смех. Вадим повернулся и посмотрел на банкира, который не спускал с него глаз.
- Береженого Бог бережет…
Он убрал руку и в три прыжка преодолел лестничный пролет. Дверь открывалась медленно. В какой-то момент Вадиму показалось, что он все-таки ошибся, и ничего страшного не случится. Но в эту минуту раздался мощный взрыв, дверь распахнулась настежь, гулко ударившись о стену. Из дверного проема вырвалось пламя. Несколько осколков, отрикошетив от противоположной железной двери, врезались в стену, где только что стоял Вадим. На улице в машинах завыла сигнализация. В доме захлопали двери.
Пожарные, милиция, скорая помощь, ФСБ - они приехали быстро и все разом. Спустя полчаса, после того, как пожарные залили вспыхнувший в прихожей огонь, а специалисты с собакой проверили комнаты на наличие других взрывных устройств, Дунаеву и Вадиму все же удалось попасть в квартиру. Врач из «скорой», убедившись, что никто не пострадал, посоветовал бледному Борису Петровичу выпить на всякий случай валерьянки и отбыл восвояси. Вадим совету решил внять, нашел в кухонном шкафу коробку с лекарствами, отыскал валерьянку, накапал Дунаеву, потом подумал, налил себе и, скривившись, выпил вонючую жидкость.
В коридоре работали эксперты. На кухне собралось человек пять - кто в гражданской одежде - по всей видимости, фээсбэшники, кто в милицейской форме.
- Давайте еще раз, - допытывался у Дунаева средних лет мужчина в черном джемпере. - Значит, сегодня вы на городскую квартиру не собирались?
- И завтра, и послезавтра не собирался… - Дунаева трясло. Он, похоже, только сейчас осознал, что чудом избежал смерти. - И вообще не знаю, когда бы собрался! Я же говорю, мы здесь летом не живем. Два дня назад я заехал сюда совершенно случайно! Нужны были кое-какие вещи… Ну, и оставил папку с документами. Случайно!
- Но если вы в квартире не живете, - устало втолковывал ему мужчина в джемпере, - тогда зачем было устанавливать здесь взрывное устройство? Не проще ли было попытаться устранить вас в другом месте?
- Не знаю… - Дунаев пожал плечами. - Я вообще не понимаю, кому понадобилось меня устранять!
- А если предположить, что ловушку установили на всякий случай? - подошел к ним молоденький лейтенант в милицейской форме. Он походил на вчерашнего студента, и на такое серьезное дело, по всей видимости, выехал впервые.
На него обернулись все: следователь - с интересом, Дунаев - с недоумением, Вадим - с напряженным вниманием.
- Ну, к примеру, - вдохновенно фантазировал лейтенант, приободренный всеобщим вниманием, - на тот случай, если не удастся покушение в другом месте…
- В каком - другом? - поморщился Дунаев. - В любом случае, зачем бы я поехал сюда, если живу за городом?
- А загородный дом взорвут? - радостно спросил у него лейтенант. - Куда вы тогда поедете?
- Типун вам на язык! - рассердился Борис Петрович.
И осекся. И посмотрел на Вадима. У того вытянулось лицо, он медленно поднялся со стула…
- Вадим… - крик Дунаева застал его уже в коридоре. Эксперты расступились, пропуская встревоженного парня к выходу. - Вадим, позвони мне! Сразу же позвони мне!
- Куда это он? - удивился лейтенант. - Мы же еще не закончили!
До Муравьевки он добрался менее, чем за час - ночные улицы были пусты, а за городом Вадим мчался так, как будто участвовал в гонках. Уже на повороте с кольцевой дороги к поселку он отчетливо увидел зарево в рассветном небе…
Дом Дунаевых горел. Ворота были открыты, во дворе стояла пожарная машина, пожарные тянули шланги к крыльцу. На некотором расстоянии от полыхающего дома с криками металась Лиза - босиком, в одной ночной рубашке, не замечая предутреннего холода. У ворот в полной растерянности стоял охранник.
Вадим, оставив машину на дороге, бросился к Лизе. Схватил ее за плечо, рывком повернул к себе.
- Вадик… Ой, Вадик… - лицо у нее было в слезах и в копоти. - Ой, что же это делается… Ой, мамочки мои!
- Где Ира?! Где?! - закричал он на нее.
Лиза, рыдая, цеплялась за него, махала рукой, показывая на дом, и уже ничего не могла сказать.
- Черт!
Вадим оттолкнул ее от себя, Лиза упала на колени, да так и осталась стоять, не переставая выть во весь голос.
Первый этаж полыхал так, что нечего было и думать о том, чтобы войти. Пожарный со шлангом толкнул его в плечо.
- Отойди с дороги!
Вадим схватил его за руку.
- Там - человек!
- Что?
- Там - девушка! На втором этаже!
Пожарный кивнул, дав понять, что услышал его. Может быть, теперь Вадиму стоило отойти в сторону и предоставить профессионалам спасать Ирину, но он не мог ждать. Каждая минута могла стоить ей жизни. Отчаянно ругаясь, он бежал вдоль дома, заглядывая в окна, пока не нашел то, в котором не было видно огня пожара. Остановился, сорвал с себя рубашку, обмотал ею руку и, примерившись, ударил в окно. Стекло разлетелось на куски. Из комнаты на него потянуло дымом и запахом гари. Вадим вытащил из рамы крупные осколки, изрезав в кровь руки, не обращая внимания на боль, подтянулся и влез в окно.
Комната была заполнена дымом. Вадим сразу начал кашлять и задыхаться. Той же самой рубашкой он обмотал себе голову и выскочил в коридор.
В гостиной все пылало. Лестница тоже занялась огнем, на ней вздувалась пузырями и лопалась краска, горели перила, но по ступеням еще можно пройти. Вадим руками укрывался от огня, как будто это могло его спасти, помедлил секунду-другую, потом, собравшись с духом, буквально взлетел по лестнице на второй этаж. Здесь тоже все было затянуто сплошной пеленой дыма. Он с трудом нашел дверь в комнату Ирины и, не церемонясь, открыл. В комнате горел свет, но девушки там не оказалось… Вадим, задыхаясь, уже почти теряя сознание, бежал по коридору, открывая каждую дверь в поисках Ирины, но ее нигде не было.
- Ира! - он закашливался, прижимал к губам рубашку, стараясь дышать через этот своеобразный фильтр, глаза слезились от едкого дыма. - Ира! Ирочка!
Он нашел ее в ванной - в самом дальнем конце коридора. Она сидела, скрючившись, под раковиной, уткнувшись лицом в розового зайца - того самого, которого он подарил ей прошлым утром. Вадиму в первый момент показалось, что она не дышит - это привело его в ужас. Он опустился на колени, схватил Ирину за плечо.
- Ирочка!
Ирина подняла голову, вдохнула дым, который ворвался в ванную через открытую Вадимом дверь, и зашлась в кашле.
Вадим вскочил, сорвал с вешалки полотенце, включил воду, смочил полотенце, закрыл им лицо Ирины.
- Дыши так, поняла?!
Она кивнула. Вадим взял второе полотенце, проделал с ним то же самое и обмотал свое лицо, оставив незащищенными только глаза. Снова склонился к Ирине.
- Малыш, надо выбираться отсюда! Держись за меня! Держись!
Он поднял ее на руки и выбежал из ванной. В коридоре из-за дыма уже ничего не было видно. Лестница полыхала вовсю - нечего было и думать спускаться по ней, тем более что на первом этаже стояла стена огня. Вадим, прижимая к себе вцепившуюся в него Ирину, побежал дальше - в противоположный конец коридора. Добежал до последней двери, открыл пинком, вошел и закрыл ее за собой.
Это был кабинет Дунаева. В отличие от ванной комнаты, тут было окно. Вадим распахнул его настежь, посадив Ирину на подоконник. Теперь можно было дышать. Он сдернул с головы полотенце.
- Испугалась? - Вадим пытался улыбнуться Ирине, но губы не слушались его.
Девушка кашляла, по лицу у нее ползли слезы, всхлипывая, она вытирала их ладонью, оставляя на щеках грязные разводы.
- Ты дыши, дыши… - он взял полотенце, хотел вытереть ей лицо, но сажа почему-то только размазывалась еще больше. - Грязнуля ты моя!
Ему хотелось схватить ее за плечи, притянуть к себе, целовать грязные щеки и пересохшие губы, говорить ласковые слова. Отчаяние и страх, переполнявшие его еще несколько минут назад, когда он бежал по коридору в поисках девушки, отступили, и сейчас его переполняло ликующее, рвущееся из груди чувство любви, нежности и непонятного, сумасшедшего восторга.
- Вадик… - Ирина вдыхала свежий воздух и никак не могла отдышаться… - что случилось? Где папа?
- В порядке твой папа. Он еще до пожара в город уехал…
Комната постепенно заполнялась дымом, который полз из-под двери.
- Ира, нам нужно уходить… Скоро здесь будет нечем дышать…
- Куда?
Вадим выглянул в окно.
- Тут не очень высоко... Я помогу тебе спуститься…
- В окно? - Ирина с ужасом посмотрела вниз. - Я не могу! Я боюсь!
- Другого выхода нет!
У Ирины началась истерика. Она закрыла глаза, заткнула уши руками и твердила, как заведенная.
- Нет-нет-нет!!! Я не могу, не могу, не могу…
Вадим встряхнул ее за плечи.
- Ира, послушай меня! Послушай!
Она открыла глаза, смотрела на него, всхлипывая.
- Ты - сильная, ты - смелая, ты ничего не боишься! Слышишь?!
Ирина кивнула.
- Я тебе помогу… Все очень просто…
Решение пришло само. Оглядевшись, Вадим схватил штору, резким движением дернул ее на себя. Затрещала ткань, полетели, ломаясь, крючки.
- Я обвяжу тебя… Вот так… - он скрутил штору, обвязал Ирину вокруг пояса, крепко затянул узел. - Ты держись, просто держись, поняла?
Она снова кивнула .
- Ты спрыгнешь с подоконника, и я опущу тебя вниз… Хорошо?
Ирина вцепилась обеими руками в штору и отчаянно замотала головой.
- Я боюсь, боюсь, боюсь…
- Ирочка, пожалуйста… - уговаривал он ее. - Я прошу тебя… Возьми себя в руки… Я удержу тебя, удержу! Все будет нормально! Ты мне веришь? Давай, малыш…
Ирина послушно кивнула, повернулась, перебросила ноги за окно, оглянулась на Вадима. Тот перекинул штору через плечо, крепко перехватил ее руками, расставил для устойчивости ноги.
- Давай…
И подтолкнул ее плечом. Ирина взвизгнула и провалилась в пустоту.
Вадим медленно опускал ее вниз, но длины двухметровой шторы не хватило, и Ирина повисла в воздухе. Вадим перевалился через подоконник.
- Прыгнешь?
Ирина молча смотрела на него снизу вверх. На лице у нее был написан ужас.
- Ноги подожми и падай на бок. Поняла? Сгруппируйся… Я отпускаю
Уцепившись обеими руками за штору, она согнула ноги в коленях и подтянула их к животу. Вадим отпустил штору. Ирина камнем полетела вниз, упала на бок, встала на колени и отползла в сторону. Вадим смотрел на нее сверху, высунувшись как можно дальше из окна. В комнате уже нечем было дышать.
- Вадик, прыгай! Вадик…- рыдала Ирина.
Вадим вдохнул воздух широко открытым ртом, задержал дыхание, закрыл глаза, слезившиеся от едкого дыма, и на ощупь нашел вторую штору. Ему понадобилось лишь несколько минут, чтобы сорвать ее и привязать к трубе, идущей от потолка к полу. Теперь можно было прыгать.
Он сел на подоконник, перекинул наружу ноги, и, держась за штору, начал спускаться вниз. Штора закончилась, когда до земли оставалось еще метра два. Вадим уперся ногами в стену, сильно оттолкнулся и прыгнул. Вот когда помогла спортивная подготовка - он сгруппировался в воздухе, приземлился аккуратно на четыре точки, стараясь, чтобы наименьший удар пришелся на больную ногу, сделал переворот и упал на бок. И так и остался лежать.
Вадим даже не ударился. Просто в тот момент, когда он всем телом ощутил под собой землю и понял, что самое страшное осталось позади, силы у него кончились.
Ирина, воя в голос, - она-то решила, что он разбился, ползла на коленях к нему. На ней была одна лишь легкая шелковая малиновая сорочка на тоненьких лямочках. Вадим открыл глаза, увидел, как вздрагивает в вырезе сорочки ее маленькая грудь, вздохнул и зажмурился.
- Вадик, Вадик!..
Ирина вцепилась в него обеими руками, и Вадиму пришлось сесть. Он обнимал ее грязными от крови и гари руками, не стесняясь, гладил по спине, по голове, по обнаженным плечам.
- Все, все, малыш… Все закончилось… Не плачь, слышишь? Не плачь…
Прижал к себе и, уже не сдерживаясь, целовал пропахшие дымом волосы.
От дома валил густой дым. Пожарные, закончив работу, сворачивали шланги. Ирина, закутанная в штору, сидела на земле. Рядом с ней - зареванная Лиза и охранник.
Вадим, опустившись на корточки, мрачно смотрел на то, что осталось от дунаевского особняка. Крышу и второй этаж удалось отстоять, но первый выгорел полностью, так что в ближайшие месяцы жить в доме будет нельзя. Если учесть, что городскую квартиру взорвали, то Дунаевы в одночасье стали бездомными.
- Как это случилось? - Вадим посмотрел на Лизу. - Кто-нибудь что-нибудь слышал?
- Я хлопок услышала… - торопливо, словно оправдываясь, стала говорить она. - Знаешь, такой негромкий, как будто пробка от шампанского… Проснулась… Лежу, лежу… Чувствую, гарью пахнет. Думала, на кухне, на плите что-то забыла… Выхожу, а там… Господи, уже все полыхает! Я бегом тебя будить… А в комнате нет никого… Честное слово, Вадик, грех на мне - на тебя подумала!
- Совсем с ума сошла?! - возмутился Вадим.
- А что же я должна была думать?! - Лиза сорвалась на крик. - Где ты был посреди ночи?!
- Где?! - вскочил на ноги Вадим. - Сказал бы я тебе, да при ребенке выражаться не хочу…
- Я не ребенок, - пискнула Ирина.
- Молчи! - хором накинулись на нее Вадим и Лиза.
И, переглянувшись, начали хохотать. К ним неуверенно присоединилась сначала Ирина, вслед за ней охранник. Они смеялись, выплескивая из себя накопившееся напряжение и смертельный ужас. Они только что чудом избежали смерти и теперь вместо того, чтобы плакать и жаловаться, хохотали друг над другом, над своими страхами, хохотали до изнеможения назло тем, кто попытался сегодня ночью лишить их жизни.
- Так, слушай мою команду, - сказал Вадим, когда смех, наконец, утих. - Девчонок я увезу в город, нечего им тут торчать. Ты, - он повернулся к охраннику, - остаешься. Милиция, дознаватели - это все на тебе. Да, Олег Романович, когда приедет, пусть меня дождется. Думаю, что Дунаеву он сегодня не понадобится.
- Почему? - испугалась Ирина.
- Да потому что сюда твой отец уже не вернется. Уезжать ему надо из города, и чем раньше - тем лучше. И для него, и для тебя
Словно подгадав к разговору, на поясе у него ожил телефон. Вадим взял трубку в руки.
- Легок на помине… Да?
- Вадим, почему ты мне не звонишь? - закричал ему в ухо Дунаев. - Что там? С Ириной все в порядке?
- Да как-то, Борис Петрович, было не до телефонных переговоров. - Вадим говорил зло и одновременно весело. - Тут такое творится! Что там ваша дверь…
- Что? Что случилось?!
- А нет у вас, Борис Петрович, больше дома! Сгорел! Можно сказать, до самой крыши сгорел… И кому же вы так дорогу-то перешли?
- Что с Ириной? - не разделяя его веселья, спросил Дунаев упавшим голосом.
- Жива и даже вполне здорова…
Вадим протянул трубку Ирине.
- Папа! - она вдруг снова начала плакать. - Папа! Где ты?! Мне так страшно! Нет, папочка, со мной все хорошо! Да, все хорошо! Вадик меня спас! Я чуть не задохнулась, а он меня вытащил. Ты не беспокойся за меня... И Лиза жива, да… Все нормально… Мы сейчас в город поедем… Хорошо, папочка…И я тебя люблю… - Ирина вернула Вадиму телефон.
- Вадим, я - твой должник до конца жизни…- начал говорить ему Дунаев, но Вадим, хмыкнув, перебил его.
- Хорошо, при случае я вам об этом напомню… А пока улетайте, Борис Петрович! Первым же самолетом! Кому-то очень не хотелось, чтобы вы улетели. Так что не давайте им повода для радости.
- Да, ты прав, - согласился Дунаев. - Я сейчас еду в аэропорт. Когда буду в Питере, позвоню тебе - будь на связи. А ты обо всем расскажи Ершову. Пусть пока начинает собственное расследование. Я вернусь дня через два. Во всяком случае, надеюсь на это… Ирину оставляю на тебя.
- Я все понял, не беспокойтесь. Удачи!
Вадим отключил телефон, посмотрел на Ирину и Лизу.
- Ну, что, погорельцы, поехали! Ох, вы ж у меня и красавицы!
В Москву они приехали к шести часам утра. Уже громыхали в утренней тишине первые трамваи, на улицы выехали поливочные машины, вышли дворники в оранжевых жилетах. Город жил своей жизнью, и никому не было никакого дела до маленькой драмы, которая случилась минувшей ночью в подмосковном поселке.
Татьяна Михайловна еще спала. Сквозь сон она услышала, как открылась дверь, зазвучали чьи-то голоса, вспыхнул свет. Это ее удивило, потому что Вадим не имел привычки приводить с собой по ночам друзей и, тем более, женщин. Татьяна Михайловна оторвала голову от подушки, прислушалась.
- Вадик?
- Да, мама, это я…
- А что ты так поздно?
- Ты хочешь сказать - так рано?
Вадим явно был не один - в прихожей слышался чей-то шепот и даже смех. Татьяна Михайловна, конечно, не страдала излишним любопытством, и чувство такта было ей присуще, но все же не удержалась, встала, накинула на себя халат и вышла в прихожую. Картинка, которую она увидела, была достойна кисти художника: Вадим, перепачканный кровью и грязью, Ирина, закутанная в ткань, определенно бывшую когда-то шторой, и незнакомая молодая женщина босиком и в грязной ночной сорочке.
- Вот, принимай гостей… - улыбнулся Вадим. - Ирину ты знаешь, а это - Лиза.
- Вадик, что случилось? - ужаснулась Татьяна Михайловна. - Господи, ты весь в крови…
- Да, ерунда… - махнул он рукой. - Порезался немного… Пожар у нас, мама, пожар! Пустишь погорельцев?
Мирно гудел, закипая, электрический чайник. В ванной шумела вода. Вадим, уже умытый, в чистой рубашке, сидел за столом и тихо шипел: Татьяна Михайловна смазывала антисептической мазью и заклеивала пластырем порезы на его руках. Из ванной появилась Ирина - раскрасневшаяся от горячего душа, с мокрыми волосами, в длинной и широкой футболке с надписью «Сборная России» на груди.
Вадим, забыв про боль, смотрел на нее с откровенным обожанием.
- С легким паром!
- Спасибо! - она села за стол. - Вадик, ты весь порезался!
- Главное, что все живы, а царапины - заживут. Кофе будешь?
Ирина кивнула. Вадим хотел встать, но Татьяна Михайловна остановила его.
- Сиди, я сама налью.
- Мам, я бы еще чего-нибудь съел, - попросил у нее Вадим. - Такой зверский голод… С чего бы это?
Татьяна Михайловна поставила перед Ириной чашку кофе, достала колбасу и хлеб, начала делать бутерброды.
- Это нервное… А, помнится, не так давно у тебя совсем не было аппетита. Все прошло?
Вадим, улыбаясь, посмотрел на мать.
- Мам, у тебя плохо с причинно-следственными связями…
- Это как? - поинтересовалась Татьяна Михайловна.
- Ну, так… - пояснил Вадим. - Следствие прошло, а причина-то осталась.
- А можно узнать, о чем это вы? - осторожно спросила Ирина.
- Много будешь знать - скоро состаришься! Ешь! - Вадим положил перед ней бутерброд.
Вошла Лиза - в просторном халате с хозяйского плеча, на голове - тюрбан из полотенца.
- Садитесь, Лиза, - пригласила ее Татьяна Михайловна, - подкрепитесь немного. Чай или кофе?
- Ладно, девушки, - Вадим обвел глазами свою женскую команду. - Проводим маленькое производственное совещание. Вы сейчас отдыхайте, ночь у вас была трудная. А я поеду - сначала к Ершову, потом за город. Надо встретиться с Зайцевым. Есть у меня очень сильное подозрение, что он причастен к нашим сегодняшним приключениям.
- Вадик, что ты говоришь?! - возмутилась Лиза. - Да Олег Романович - честнейший человек! Он с Борисом Петровичем уже три года!
- Лиза, я извинюсь публично, если окажусь не прав. Ты тоже сегодня кое о ком плохо подумала… Между прочим, безо всякого на то повода…
Лиза опустила глаза.
- А пока так: из дома не выходить. Никому не звонить. Ждать меня. Ясно?
- Ясно! - откликнулась Ирина.
- Лиза?
- Вадик, я слышу, я не глухая.
- Все, я пошел. - Вадим поднялся, поцеловал мать. - Спасибо, мама. Оставляю их на тебя, присмотри за ними.
- Иди уже, командир! - шутливо шлепнула его по спине Татьяна Михайловна.
Ершов, разумеется, еще спал, когда Вадим позвонил ему. Выслушал извинения и хотел было сказать, что все вопросы он предпочитает решать в рабочее время и на рабочем месте, но Вадим не дал ему такой возможности.
- Обстоятельства форс-мажорные. Нужно встретиться.
Ершов, заспанный и продрогший, в легкой курточке, одетой на голое тело, ждал его на скамейке возле подъезда. Выражение лица у него было не ласковое, но Вадима это не тревожило. Он знал, что первая же фраза изменит отношение Ершова к его раннему визиту.
- Извини, что не приглашаю в дом. - Андрей Васильевич сунул ему холодную руку. - У меня еще все спят.
Они сели на скамейку.
- Ну, рассказывай. Поссорился с Ириной или поругался с самим?
- Стал бы я вас будить из-за таких пустяков! - усмехнулся Вадим. - Все гораздо хуже. Дом Дунаева сгорел, а квартиру взорвали. Как вам новость?
Ершов открыл рот, но ничего не сказал, и только по движению губ было понятно, что он ругается самыми страшными ругательствами.
- Вот-вот, совершенно с вами согласен! - кивнул Вадим.
- Все живы?
- Да. Дунаев улетел в Питер, Ирина с Лизой у меня. Борис Петрович просил вас начать собственное расследование. Дело в том, что дом поджечь мог только свой, хотя и чужих вчера вечером было предостаточно. Но ни у кого из них не было ни мотива, ни возможности. Только у одного.
- У кого? - хмуро поинтересовался Ершов.
- Это лишь мои подозрения.
- Говори!
Вадим вздохнул.
- Олег Романович Зайцев…
- Ты… совсем…? - задохнулся от возмущения Ершов. - Ты думаешь, что говоришь?! Да Олег с Дунаевым…
- Знаю - уже три года, - перебил его Вадим. - И никогда не давал никакого повода подозревать себя в связях с конкурентами. Мне самому не хочется в это верить.
- Факты?
- А факты таковы. Вчера Зайцев как всегда приехал вместе с Дунаевым. Вышел из машины, в руках у него был пакет. Приличный такой пакет, увесистый. Я обратил на него внимание - думал, подарок для Ирины. Но Олег Романыч унес его в дом, а к гостям вернулся уже без него. Оставил в доме? Зачем? Почему не в машине? Что было в этом пакете? Кроме него, никто ничего в дом не заносил.
- Может, это был пакет Дунаева? А Зайцев просто унес его в дом?
- Нет, вряд ли. Олег Романыч вышел из машины сразу с этим пакетом. Он не взял его с заднего сиденья или из багажника, Дунаев не передавал ему ничего… Такое впечатление, что этот пакет лежал у него возле сиденья - под рукой. Чтобы вот так взять и выйти, не привлекая ничьего внимания. И, кроме того: Зайцев вчера усиленно уговаривал меня выпить, зная, что я не пью. Зачем?
- Ну, все-таки день рождения… - предположил неуверенно Ершов.
- Нет! Я думаю, ему нужно было, чтобы в доме все крепко спали. Чтобы никто ничего не слышал. А в пакете было взрывное устройство. Лиза говорит, что оно хлопнуло, как пробка от шампанского. И загорелась вся гостиная сразу…
- Горючая смесь?
- Да… И искра. И никаких следов.
- А квартира? Зачем взорвали квартиру?
- На тот случай, если все-таки Дунаев проснется и выберется из горящего дома. Куда ему ехать? Разумеется, на городскую квартиру. И Зайцев это тоже прекрасно знал. Там поставили растяжку. Дверь открылась - и бабах! Прихожую так разворотило… Никто бы не уцелел…
- Твою мать… - выругался Ершов. - Удивишься, если я скажу тебе, что Зайцев - бывший взрывник?
- Нет, - покачал головой Вадим, - я уже ничему не удивляюсь. В общем, наводку я вам дал. Буду нужен - звоните. А мне надо в Муравьевку. Очень хочется Олегу Романычу в глаза его честные взглянуть.
Загородный дом Дунаевых представлял собой удручающее зрелище: черные от копоти стены, провалы разбитых окон, залитый пеной двор, над которым качались на ветру гирлянды из разноцветных лампочек.
У охранника был усталый вид. Он не спал ни минуты. Если ночью соседи смотрели на пожар из окон, то утром каждый, проезжая, норовил остановиться, стукнуть в ворота и спросить, что случилось.
- Все расстраиваются, узнав, что обошлось без жертв, - рассказывал охранник Вадиму. - Никогда не думал, что наш народ так кровожаден.
- Ну, что за пожар без трупов? - посмеялся Вадим. - Все равно, что погоня без стрельбы… Кто еще был?
- Из чужих - никого. Только местные. Зайцев пока не приезжал.
- Должен, непременно должен приехать. Для него не приехать - это все равно, что явку с повинной написать.
- Почему ты так уверен, что он тут замешан? - недоверчиво спросил охранник.
- Нюх…- Вадим пожал плечами. - Ладно, попробую - ка я туда войти. А ты Зайцева жди. Если появится, постарайся задержать его.
В подвале, залитом водой, он отыскал лестницу, обошел дом и через окно в кабинете Дунаева, через которое они с Ириной спаслись сегодня ночью, пробрался в дом.
Второй этаж огонь почти не затронул - выгорел только небольшой участок у самой лестницы. В коридоре было темно, пахло дымом и гарью, от закопченных стен тянуло жаром. Вадим вошел в комнату Ирины и осмотрелся. На столе по-прежнему стояли слегка увядшие розы, которые он подарил ей прошлым утром, а теперь казалось, что в прошлой жизни, потому что эта ночь провела невидимую границу между тем, что было, и тем, что еще только будет. На подушке еще был виден отпечаток головы Ирины, на простыни - по крайней мере, Вадиму так показалось - сохранились очертания ее тела. Он сел на край кровати, провел ладонью по простыни, словно хотел ощутить впитавшееся в ткань живое тепло. Вздохнул и резким движением набросил на подушку одеяло. Он не знал, кто придет в эту комнату после него, но почему-то не хотел, чтобы при взгляде на девичью постель у этих людей возникали нескромные мысли и желания.
Вадим подошел к стенному шкафу, открыл его, пробежал взглядом по полкам с одеждой. Нашел дорожную сумку и сложил в нее всего понемногу - белье, джинсы, какие-то кофточки. С нижней полки, где стояли коробки с обувью, взял кроссовки и босоножки. Отодвинув зеркальную дверь, увидел полку с косметикой. Тут же стояла коричневая шкатулка. Вадим взял ее в руки, открыл: здесь хранились драгоценности - кольца, сережки, цепочки с кулонами и знакомое ему колье из черного жемчуга. Вадим закрыл шкатулку и тоже бросил ее в сумку.
Олег Романович Зайцев приехал, как ему и полагалось, в восемь часов утра. Долго смотрел на сгоревший дом, и Вадим, глядя на него, не мог определить, какие чувства испытывает человек, которого он подозревал в преступлении: сожаление, радость, раскаяние, торжество… А, может, все-таки он не имел ни малейшего отношения к тому, что произошло, и зря Вадим так пристально наблюдал за его реакцией.
- Как такое могло произойти? - повернулся к нему Зайцев.
- Диверсия… - многозначительно ухмыльнулся Вадим.
- Какая диверсия? О чем ты?
- Ну, хорошо, поджог. Хрен редьки не слаще.
- Ты в своем уме? - казалось, не понимал его Зайцев. - Какой поджог? Кто мог поджечь? Зачем?
- Ну, зачем - понятно, а вот кто? Этот вопрос пока остается открытым.
- А где… босс? - наконец, задал осторожный вопрос Зайцев. Хотя…странно было бы, если бы начальник личной охраны не поинтересовался, где его работодатель.
- По моим сведениям, в Питере, - ответил Вадим.
- То есть как - в Питере? - удивился Зайцев. - У него же самолет только в десять.
- Он решил не искушать судьбу, - пояснил Вадим, - и улетел ночью.
- Что, сразу после пожара?
- Ну, почему же - после? До.
- А… Ирина? Где Ирина?
Этого вопроса Вадим тоже ждал. Конечно, если не удалось достать Дунаева в Москве, то можно попытаться достать его в Петербурге. Но только одним способом - заполучить Ирину.
- А вот это уже конфиденциальная информация, разглашать которую я не имею права.
- Что ты о себе воображаешь? - прикрикнул на него Зайцев. - Забыл, что подчиняешься мне? Где Ирина?
А вот нервничать и настаивать на своем ему не надо было. Формально подчиняясь Зайцеву, за Ирину Вадим отвечал все-таки перед Дунаевым, особенно в такой экстремальной ситуации, и Зайцев не мог этого не понимать.
- Я вам, Олег Романович, подчинялся до вчерашнего дня, - спокойно ответил ему Вадим. - А сейчас - извините. Все вопросы к Дунаеву. Если, конечно, сможете его отыскать.
Он повернулся, чтобы уйти, но Зайцев схватил его за руку.
- Вадим, не дури! Где Ирина? Мне нужна Ирина…
Вадим аккуратно разжал его пальцы. Теперь ему все стало окончательно ясно.
- Очень даже допускаю такой вариант. Но вот проблема: мне она тоже нужна. И что будем делать? Может, разыграем?
Зайцев стоял с растерянным видом.
- Ну, так я поехал? - спросил у него Вадим и, не дожидаясь ответа, кивнул охраннику. - Я сегодня еще появлюсь.
Несколько часов он мотался по всему городу. Побывал в милиции, пообщавшись с умницей - лейтенантом и рассказав о событиях, происшедших ночью в Муравьевке, встретился с Ершовым, передав ему содержание разговора с Зайцевым, еще раз вернулся на пожарище, привезя смену падающему от усталости охраннику.
Домой он вернулся около двух часов дня. Открыл дверь своим ключом и вошел. В квартире было тихо. Вадим в первый момент решил, что Лиза с Ириной еще спят. Подошел к двери в свою комнату, тихонько приоткрыл ее и заглянул …
На диване лежало аккуратно свернутое одеяло, сверху - подушка. Ирины в комнате не было. Сердце у Вадима провалилось до уровня желудка. Его охватила мгновенная паника. Он никогда еще не испытывал такого ужаса, даже прошедшей ночью, когда жизнь в полном смысле слова висела на волоске. Там все зависело от него и его самообладания, а сейчас он ничего не мог сделать, потому что не имел ни малейшего понятия, кто его враги и как с ними бороться.
- Вадик…
Он обернулся на шепот и едва не закричал от радости: из коридора, ведущего на кухню, выглядывала Ирина.
- Черт, как ты меня напугала! Я уже решил, что тебя украли! А Лиза еще спит?
- Лиза пошла в магазин. А я сижу на кухне, там не так страшно…
- То есть как - в магазин?! - опешил Вадим. - Я же сказал: сидеть дома и не высовываться! Неужели так трудно понять! Что за сумасбродство!
Он почти кричал на Ирину, понимая, что не прав, но нервы у него в этот момент сдали.
- Почему ты на меня кричишь?! - со слезами в голосе возмутилась она.
- Потому что у меня никаких сил уже нет! - кричал Вадим. - Потому что ты мне все нервы вымотала!..
- Я же люблю тебя… - шепотом сказала Ирина.
- Что?.. - осекся Вадим.
Дрожа от холода и страха, она стояла перед ним - босая, в длинной футболке с его плеча, маленькая и несчастная, с трясущимися губами, с глазами, прозрачными от слез.
- Я люблю тебя…
Вадим шагнул к ней в полной растерянности. Ему казалось, что он сходит с ума. Господи, какой он идиот! Разве это она должна говорить ему такие слова?! Это он, он должен был ей сказать… Сегодня ночью… Вчера вечером… Неделю, месяц назад…
- Зачем?.. - Вадим и верил ей, и не верил… А если сейчас она засмеется, как это бывало уже не раз, и вновь оставит его в дураках? - Ирочка, милая, зачем ты это сказала?..
- Потому что это правда… - всхлипнула она.
Дрожащими пальцами Вадим коснулся ее лица, провел по мокрой от слез щеке.
- Все… Я не могу больше… Я не могу так больше… - он склонился к ней, взял ее лицо в ладони. - Девочка моя, маленькая моя, единственная моя… Люблю тебя… Я так люблю тебя… С ума по тебе схожу…
Он целовал ее медленно, осторожно, как будто все еще боялся, что сейчас она передумает, оттолкнет его, и тогда ему останется только одно - в окно, с четвертого этажа, потому что он не сможет теперь жить без этих дрожащих горячих губ, любимых глаз, ласковых рук… Но Ирина и не думала его отталкивать. Напротив, она прильнула к нему всем телом, обняла неумело, нерешительно провела ладонью между лопаток, от чего у Вадима по всему телу пробежал ток.
- Прости меня… - он целовал родинку на шее, розовую мочку уха. - …Я просто боюсь за тебя… Я так боюсь … Ты же знаешь, я никогда не обижу тебя… Прости, любимая моя, принцесса моя, котенок мой…
Ирина молча плакала, слезы текли по щекам, Вадим вытирал их ладонью, целовал и снова вытирал, и снова целовал.
- Посмотри на меня, - он ласково приподнял пальцем ее подбородок, - Ирочка, пожалуйста, посмотри…
Всхлипнув, она открыла глаза.
- Ты не будешь думать обо мне плохо?
- Что? - опешил Вадим. - Плохо? О тебе? Ты с ума сошла?! С какой стати?!
- Ну … - она отвела глаза, - … получается, что я тебе на шею вешаюсь…
Он уставился на нее в изумлении и вдруг расхохотался, как сумасшедший. Подхватил ее, подкинул вверх, словно ребенка на демонстрации, прижал к себе, уткнулся лицом в надпись на футболке, пытаясь сквозь ткань дотронуться губами до ее тела.
- Вешайся мне на шею… Пожалуйста… Я мечтаю об этом… Какой я идиот! Боже, какой же я идиот... Ирочка… Девочка моя…
Она совсем не умела целоваться. Она подставляла ему губы, жмурилась, как котенок, от удовольствия, которого никогда еще не испытывала раньше, расслабилась в его руках, и Вадим уже почти потерял голову, и держался из последних сил, боясь одного - напугать ее своим пылом, своей неудержимой страстью… Так что звонок в дверь прозвучал очень вовремя.
Они вздрогнули оба и оба замерли. Ирина сразу напряглась, а голова Вадима вернулась на свое место, туда, где ей и положено было быть. Они еще не могли расцепить объятий, но вместо эйфории в сердцах уже колыхался страх.
- Это Лиза… - шепотом сказала Ирина.
- К черту Лизу! - сорвалось с языка у Вадима.- Нас нет…
Звонок снова прозвучал, на этот раз еще более настойчиво.
- Ты что? - Ирина уже окончательно пришла в себя. - Она же знает, что я дома… Она сейчас такой шум поднимет!
Вадим с сожалением разжал руки, кивнул Ирине в сторону кухни. Она ушла на цыпочках, и только после этого Вадим подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояла Лиза, и на лице у нее было написано недоумение. Вадим тихонько повернул собачку замка, открыл дверь, схватил Лизу за руку и рывком втянул ее в квартиру.
- Ой, Вадик, - обрадовалась она, - ты уже вернулся!
На Лизе был все тот же халат, что и утром, а поверх него - плащ Татьяны Михайловны.
- Лиза, я же просил… Я настоятельно просил тебя не выходить из дома! - наверное, ему следовало быть построже, но после того, что только что произошло между ним и Ириной, сил на строгость уже не хватало.
- Да я же вот только до угла…- попыталась оправдаться Лиза. - Ну, купить покушать…
- До угла или до подъезда… Лиза, как ты не понимаешь - те, кому надо, прекрасно знают, что спрятать Ирину мог только я! Больше некому! Вопрос - где? И вот тут появляешься ты… Ты можешь гарантировать, что за домом не следили? Можешь?
Лиза растерянно молчала.
- Ты понимаешь, что вас сегодня чуть не убили?! И убьют, не задумываясь! А ты думаешь только о еде, черт бы тебя побрал!
- А … где Ирина? - только сейчас догадалась поинтересоваться Лиза. - Почему ты так долго не открывал?
Вадим вздохнул и покачал головой.
- На кухне твоя Ирина…
Лиза рысцой побежала на кухню. Вадим, едва сдерживая улыбку, шел за ней.
Ирина сидела в углу, поджав под себя ноги и натянув на колени футболку. Внешне она была спокойна, и только припухшие, покрасневшие глаза говорили о том, что девушка совсем недавно плакала.
- Ирочка, что ты, золотко? - всполошилась Лиза. - Он тебя обижал?
- Ругался, что ты ушла, - Ирина метнула на Вадима быстрый взгляд, - кричал на меня…
- Конечно, - Лиза подбоченилась, вспомнив, что лучший способ защиты - это нападение, - чего ж на ребенка не накричать? На сиротку, которую и защитить-то некому…
- Лиза, - прервал ее Вадим, - хватит причитать! Она - не сиротка, так что не дави на жалость. В общем, так. Здесь вам обеим оставаться нельзя - это опасно. Ирину я спрячу, а ты подумай, у кого сможешь пожить пару дней, пока не вернется Борис Петрович.
И повернулся к Ирине.
- Сумка с твоими вещами в прихожей. Иди, малыш, одевайся, нам надо уезжать.
Ирина послушно встала со стула и вышла с кухни.
- Малыш?! - округлила глаза Лиза.
Вадим усмехнулся.
- Сколько можно скрывать очевидное?
Спустившись по лестнице, они остановились на первом этаже.
- Жди здесь, - сказал ей Вадим. - Сейчас я подгоню машину к подъезду, открою заднюю дверь. Ты выйдешь и быстро ляжешь на сиденье.
- Но… - попыталась возразить Ирина.
- Так надо! Во дворе нас вряд ли ждут, чужую машину легко засечь, а вот на улице… Не хочу, чтобы тебя видели. Покатаюсь немного по городу. Если не будет хвоста, остановлюсь, и ты пересядешь вперед. Договорились?
Ирина кивнула. Вадим погладил ее по голове, по щеке, наклонился, легко поцеловал в губы.
- Все будет хорошо!
- Я знаю…
Вадим только выехал со двора, и уже через мгновение в хвост ему пристроилась ничем неприметная «девятка». Он заметил ее на первом же повороте, попытался оторваться, но чужая машина прицепилась намертво.
- Ну, вот и приехали…
- Что там? - Ирина, лежавшая на заднем сиденье, попыталась поднять голову.
- Лежи! - резко прикрикнул на нее Вадим и тут же смягчил голос. - Пожалуйста, не высовывайся. И держись - я постараюсь оторваться.
Гонки с преследованием он видел раньше только в кино и никак не мог подумать, что однажды ему самому придется стать участником подобной забавы. В городе, забитом машинами, возможности для маневра не было почти никакой, зато опасность въехать кому - нибудь в зад или в бок слишком высока. Вадим не мог пожаловаться на плохую реакцию, и все же его то и дело бросало в холодный пот, когда, выкручивая руль, он успевал отвернуть от очередной машины, оказавшейся у него на пути. Водитель «девятки», наверное, чувствовал тоже самое, но упрямо держался сзади.
Вадиму, наконец, удалось выбраться из сплошного потока машин и свернуть на улицу, где движение было не таким интенсивным. Впрочем, ему это не помогло - преследователи, а в машине сидели двое мужчин, теперь Вадим это видел, шли за ним впритык - он сам освободил им путь. На пустом участке дороги «девятка» нагнала его и теперь они мчались капот в капот. Мужчина, сидевший рядом с водителем, махнул Вадиму: мол, остановись. Вадим резко выбросил вверх согнутую в локте левую руку и, на мгновение отпустив руль, ударил по ней ребром ладони правой руки.
Реакцию на этот жест он не мог даже предвидеть. В руке у мужчины вдруг появился пистолет...
За долю секунды Вадим принял единственное правильное решение - он нажал на тормоз. Машину с визгом пронесло вперед еще на десяток метров, но «девятка» успела за это время уйти далеко вперед, дав Вадиму фору. Он вывернул руль влево, развернулся, добавил газу и помчался назад.
Выстрелов он не слышал, но заднее стекло вдруг разбежалось на тысячу трещин, а потом с шумом осыпалось на сиденье. Ирина взвизгнула. Не соблюдая уже никаких правил, Вадим подрезал идущий впереди автомобиль, не обращая внимания на гневные сигналы, повернул за угол, потом под арку в какой-то двор, проскочил его насквозь и выехал на параллельную улицу. Преследователи все же отстали, но Вадим еще некоторое время плутал по дворам, путая следы и, наконец, остановился.
В эту минуту он сам себе напоминал холодец - во всяком случае, ему казалось, что нет ни одной клеточки в его теле, которая не тряслась бы от накатившего страха. Да, той порции адреналина, которую он сейчас получил, ему теперь хватит надолго. Вадим еще некоторое время сидел, вцепившись в руль, потом медленно повернулся к Ирине. Она лежала на спине, ухватившись обеими руками за сиденье, у нее было абсолютно белое лицо и огромные остановившиеся глаза, смотревшие на него с ужасом.
- Ты цела?
Он заставил себя улыбнуться, хотя сил улыбаться не было.
- Да… - с трудом выдавила она из себя.
- Испугалась? Иди сюда…
Она не заставила себя уговаривать, медленно поднялась - осколки стекла посыпались с ее плеч и груди, и через спинку кресла ловко перебралась на переднее сиденье. Вадим обхватил ее обеими руками, прижал к себе, ткнулся губами в волосы, осыпанные колючей стеклянной крошкой.
- Вадик, что это было? - Ирина дрожала мелкой дрожью.
- А это - как в кино, - он постарался добавить в свой голос беззаботности и даже юмора, - …стреляли.
- Стреляли? - переспросила она со страхом. - В тебя?
- В меня, в меня… Ты им нужна живой. Скорее всего, они так и не поняли, что ты в машине, иначе не стали бы стрелять.
- Почему?
- Ну, убили бы… Машина бы врезалась в кого-нибудь, перевернулась, загорелась… Что бы с тобой тогда было?
- Ты так спокойно это говоришь… - она оторвалась от него, подняла вверх все еще бескровное лицо. - Мы же чуть не погибли!
- Чуть - не считается…
Вадим не удержался и чмокнул ее в нос - он был холодный, как лед. Потом поцеловал еще раз и еще, и еще… Ирина, судорожно вздохнув, закрыла глаза.
Машина медленно двигалась по узкой разбитой, ухабистой дорожке между дачными участками. Садовое общество было старым - первые домики появились здесь еще в начале шестидесятых годов и с тех пор в большинстве своем так и не и перестраивались, поэтому если бы не ухоженные, любовно обустроенные участки, можно было бы предположить, что в этих сарайчиках, сконструированных из подручных средств, обитают бомжи и незаконные мигранты, скрывающиеся от бдительного ока государевой службы. Лишь кое-где над улочками возвышались новые - из красного или белого кирпича - двухэтажные добротные дома под черепичными крышами - их было видно издалека, и они свидетельствовали о том, что новые времена пришли и в этот край не пуганных советских садоводов-любителей.
Ирина с интересом оглядывала окрестности.
- Мы едем на вашу дачу?
Вадим кивнул.
- Так ты землевладелец? - повернулась она к нему. - Поня-я-ятно… А меня - в качестве рабочей силы будешь использовать?
- Да какая из тебя рабочая сила! - захохотал он. - Тоже мне, рабыня Изаура! Да у нас там и не растет ничего. Одни лопухи… Соседи уже ругаются…
За три летних месяца он был на даче считанные разы, поддавшись на уговоры матери. Кроме лука и буйно зеленеющего укропа на грядках не росло ничего, разве что сорная трава. Но по периметру участка стояли несколько яблонь, обильно усыпанных красно-желтыми глянцевыми плодами, еще только начавшая наливаться янтарным соком облепиха и вишневые кусты с темно-малиновыми ягодами, уже изрядно подпорченными червями и поклеванными птицами.
За деревянной калиткой, выкрашенной когда-то зеленой, но давно уже ставшей серо-бурой краской, стоял маленький, аккуратно побеленный домик.
- Ну, вот, приехали. Добро пожаловать в мой загородный дом!
Вадим въехал во двор, вышел, открыл дверь, подал Ирине руку, помогая ей выйти из машины.
- Ну, как тебе мои владения? Вот тут у нас банька. Удобства - за ней. А вот это… - он подвел ее к странному сооружению - огромной железной бочке на металлических опорах, похлопал по ржавому боку ладонью, и бочка отозвалась глухо и гулко. - Это наш душ!
- Душ?!
- Не похоже? - засмеялся Вадим. - Вот здесь вентиль, откручиваешь и…
Он с трудом повернул проржавевший вентиль. Из крана, на который было одето что-то типа маленького сита, закапала вода.
- … И плещись, сколько влезет, пока вода не кончится. Когда лето теплое, ополоснуться после трудов праведных - самое милое дело! Ну, пойдем, я тебе апартаменты покажу.
Дом оказался маленьким не только снаружи, но и изнутри. Из крошечной прихожей, где, кроме вешалки на стене, другой мебели не было, вела дверь в комнату, где с одной стороны стояла большая кровать, с другой - стол, на нем - маленькая электроплитка и электрочайник. Зато в углу - настоящая, сложенная из кирпичей печка. На окнах - веселенькие занавесочки. В проеме меж окон - старое, потемневшее зеркало. Над кроватью висел тканый коврик с осенним пейзажем. В комнате было полутемно - солнце сюда не попадало - и довольно прохладно.
- Это, конечно, не ваши хоромы, - Вадим обвел взглядом комнату, - но, согласись, тоже ничего.
- А мне нравится! - тряхнула головой Ирина.
- Ну, это ты говоришь, чтобы мне приятно сделать! - засмеялся Вадим.
- Нет, правда, здорово. Вот только как-то не жарко… - она зябко повела плечами.
- А мы сейчас печку растопим! - воодушевился Вадим. - Хочешь?
На полу у печки аккуратно были сложены щепки, разрезанные на четвертинки газетные страницы, сверху - спички. В углу горкой лежали поленья. Вадим засунул в печку бумагу и щепу, поджег и, когда щепа загорелась, добавил несколько поленьев. - Ну, вот, сейчас дрова займутся, сразу станет теплее. Но летом мы, как правило, не топим…
Ирина все так же стояла посреди комнаты и смотрела на него странным взглядом. Вадим подошел к ней.
- Замерзла?
«Вот дурень! - ругнулся он про себя. - Не печку надо было топить…».
Дрова разгорелись, в комнате стало жарко… Или их согревало совсем другое тепло? Вадим сходил с ума от ее близости. Он не считал себя сентиментальным, но в эти минуты задыхался от нежности, не находя слов, чтобы сказать, что он чувствует. Ему даже казалось, что он вот-вот расплачется - так долго он мечтал об этой девушке, что не мог сейчас поверить своему счастью!
Ирина была податливой и одновременно скованной, сжималась в комочек, когда он становился слишком настойчив, и таяла, когда его губы находили точку на ее теле, где ощущения от их прикосновений были самыми острыми и самыми сладкими… В такие моменты она раскрывалась вся, словно цветок навстречу солнечным лучам, совершенно теряла голову и тянулась к нему с детским бесстыдством, дыхание ее - горячее и прерывистое, короткие стоны - все это доводило его до исступления. Наверное, он мог бы воспользоваться этими мгновеньями, но почему-то не пользовался, хотя и держался из последних сил.
Зато Ирина давно уже потеряла способность к сопротивлению. И если что-то еще и сдерживало ее, то отнюдь не нежелание перешагнуть через последнее препятствие, которое пока еще существовало между ней и Вадимом. Скорее, это был элементарный страх перед неизвестностью. Она и хотела, наконец, испробовать то, о чем слышала, читала в книжках, о чем говорили и к чему так спокойно относились ее подружки и просто знакомые женщины, и одновременно боялась переступить черту. В какой-то момент Ирина открыла глаза и схватила Вадима за руку.
- Вадик, подожди, пожалуйста, подожди…
Распаленный, он едва расслышал ее шепот.
- Я хочу тебе сказать… Мне надо тебе сказать…
- Что?.. Что?.. - он попытался сконцентрироваться на ее словах.
- Наверное, это смешно… Наверное, это глупо… Надо мной все девчонки в классе смеялись… И Юлька вчера смеялась… Но так получилось…
«Сейчас она скажет, что у нее был парень… - вдруг подумал Вадим. Подумал почему-то совершенно спокойно, безо всякой ревности. Может, на ревность у него просто уже не было сил? - Скажет, что все произошло случайно, и что она сожалеет… Черт! Что я буду делать тогда? Что я скажу ей в ответ? Вот уже, действительно, глупо!»
- Я не буду смеяться, не буду! - говорил он вслух и целовал маленькую грудь, легко касаясь кончиком языка коричневой изюминки, и думал о том, что ему все равно, кто у нее был до него, потому что сейчас она принадлежала ему. Сейчас и навсегда. - Я все пойму…
- Вадик, знаешь… У меня никого еще не было… Я даже не целовалась ни с кем по-настоящему, правда! Вот только с тобой… И я… я немножко боюсь…
Он смотрел на нее изумленно, с трудом осознавая суть услышанного. Она улыбалась виновато, словно извинялась за то, что не умеет еще любить, потому что никто ее этому не учил, словно не понимала, что признанием своим не только не расстроила, а, напротив, осчастливила его. Вадим вдруг расхохотался, как сумасшедший, уткнулся ей в плечо, стиснул в объятиях.
- Ну, вот, - обиделась Ирина, - и тебе смешно!
- Какой я идиот! Боже, какой я идиот! - он оторвался от нее, заглянул ей в глаза. - Я не над тобой, я над собой смеюсь! Над собой! Я же совсем о другом подумал! Придурок! Девочка моя! Родная, любимая, единственная моя!
Он целовал ее бешено, не разбирая куда - в губы, в щеки, в глаза…
- Если боишься, скажи мне «Нет!»… Просто скажи мне «Нет!»… Ты же знаешь, я никогда не обижу тебя… Все будет только так, как ты хочешь!.. Скажи мне «Нет!»…
Он требовал, чтобы она отказалась от его рук, от его губ, от его любви, от всего, что составляло ее счастье… Она не могла этого сделать.
- Да… - сказала Ирина. - Да…Да…Да…
Ночь стояла темная и тихая. Дачный поселок - не деревня. Здесь не было собак, которые заливаются бешеным лаем, услышав посторонний звук. Здесь по ночам не ходили загулявшие парочки. И даже фонарей, которые могли бы освещать узенькие улочки, здесь тоже не было. А в близстоящих домах не горело ни одного окна.
Ирина вышла на крыльцо, не закрыв за собой дверь - тусклая лампочка в маленькой прихожей была единственным источником света. Поежилась, застигнутая врасплох ночной прохладой, спустилась с крыльца и осторожно, боясь в темноте оступиться, направилась к бочке с водой. Поколебавшись мгновение, Ирина решительно открутила вентиль. Из бочки полилась теплая, застоявшаяся на солнце вода - сначала тоненькой струйкой, но она повернула вентиль еще раз, и вода хлынула, как из настоящего душа. Ирина сняла с себя футболку, под которой ровным счетом ничего не было, и, вздрогнув, встала под воду.
Она прислушивалась к себе и пыталась понять: что же с ней произошло? Что в ней изменилось? Это все та же она или уже другая - взрослая, мудрая женщина, которая знает, что такое любовь? Ее тело по-прежнему было ее телом, ее сердце было ее сердцем, но одновременно они принадлежали совсем другому человеку. Он волен был распоряжаться ими, но Ирине не казалось это чем-то странным или противоестественным. Наоборот, она хотела этого!
Ирина вдруг вспомнила Диану, так внезапно исчезнувшую из ее жизни. «Женщине от мужчины нужно кое-что еще» - кажется, так она сказала о Вадиме. Тогда Ирина могла лишь смутно представлять себе, что Диана понимала под этими словами. Сейчас она знала точно.
Вадим… Одно только воспоминание о нем, о том, что произошло между ними в маленьком дачном домике, куда загнала их судьба, бросало ее в жар. Неужели это случилось с ней?! И случится снова…
Дрова в печке давно прогорели, и в комнате вновь стало прохладно. Ирина в футболке, одетой на мокрое тело, мгновенно замерзла. На цыпочках она подошла к кровати, осторожно забралась под одеяло и робко обняла Вадима, прижавшись к его теплой груди. Не открывая глаз, он чмокнул ее куда-то за ухо, пробормотал сонно:
- Где тебя носит… Я уже соскучился…
И тут же снова уснул.
Ирина долго еще лежала в темноте с открытыми глазами, улыбалась и думала о том, что ночь пройдет и наступит новая, невероятно счастливая жизнь.
Утро следующего дня они вспоминали потом в деталях - по минутам, по секундам. Спустя дни и даже месяцы все, о чем они говорили тогда, казалось им слишком многозначительным, можно сказать, предопределяющим. Если бы в тот день они прислушались к своим ощущениям, к своим страхам, к своим собственным словам…
Но человеку свойственно думать о плохом и при этом надеяться на лучшее. Впрочем, о плохом все-таки не думалось.
Проснувшись, они долго не могли оторваться друг от друга. Ирине казалось, что на ее теле не осталось ни одной клеточки, которой не коснулись бы губы Вадима. Она еще стеснялась его, стеснялась своего тела - совсем, по ее мнению, непривлекательного для мужчины, и потому натягивала на себя одеяло, крепко зажмуривала глаза, чтобы ненароком не бросить взгляд туда, куда, как она считала, девушке смотреть просто неприлично, и Вадим хохотал, а потом обнимал, зацеловывал, говорил ей такие слова, от которых Ирина совершенно теряла голову…
Потом они завтракали, хотя по времени это был уже не завтрак, а, скорее, поздний ланч или ранний обед. В кухне в шкафчике нашлись запасы китайской лапши, тушенка и даже сухари с маком. Вадим заварил чай с вишневым листом, и по комнате поплыл дурманящий запах.
Потом Ирина собирала вишню. Впрочем, собирала - это не совсем точно. Большая часть ягод шла не в миску, которую она держала в руках, а в рот. Вадим сидел на крыльце и, прищурившись на солнце, наблюдал за ней. Если бы сейчас у него спросили, какие ощущения он испытывает, он бы ответил, что чувствует себя так, словно выиграл самые крупные, самые значительные соревнования в своей жизни. Соревнования, к которым долго готовился, понимая при этом, что шансы на успех минимальны. Теперь он мог расслабиться - победа у него в руках, и одновременно должен был быть начеку - удача в любой момент могла повернуться к нему спиной. Удача по имени Ирина Дунаева… Конечно, он не был настолько наивен, чтобы не понимать: все еще только начинается. Главные проблемы еще впереди. Но думать об этом сейчас не хотелось.
Ирина подошла к нему, наклонилась, подставляя для поцелуя губы, перепачканные вишневым соком.
- Какие у тебя губы сладкие… - сказал ей Вадим.
- Это сок! - засмеялась она, вытерла губы ладонью, показала ему пальцы, на которых остались красные, словно кровь, следы.
- Нет, это не сок... - Вадим притянул ее к себе, снова поцеловал. - Это ты такая сладкая…
Ирина села рядом с ним, взяла его под руку, прижалась к его плечу.
- Вадик, знаешь, мне почему-то страшно...
- С чего бы вдруг? - удивился он.
- Мне так хорошо, я так счастлива… А за счастье всегда надо платить. Разве нет? Вот я и думаю, чем мне придется заплатить за такое счастье? Я думаю: вдруг это все сон? Я сплю! А потом проснусь, открою глаза - и ничего нет… Ни тебя, ни меня, ни этой дачи, ни этой вишни…
У Вадима от этих странных слов мурашки побежали по коже. Он обнял ее за плечи.
- Что за дурацкие мысли вечно бродят в твоей голове?! Не знаю, как насчет дачи и вишни, но я планирую быть рядом ровно столько, сколько ты готова меня терпеть.
- Пока я тебя не прогоню? - лукаво посмотрела на него Ирина
- Не надейся, - засмеялся он, - я не дам тебе для этого повода. Все будет хорошо, малыш, не бойся! Пока я с тобой, тебе нечего бояться.
- Но ты же не можешь быть рядом все время…
- Я постараюсь… Только… - он сам не знал, почему произнес эти слова. Может быть, потому, что все-таки поневоле думал о тех трудностях, с которыми им еще придется столкнуться, о том, что впереди их ждет расставание, которого не избежать, и только от них двоих зависит, встретятся ли они снова. - Только обещай мне: чтобы не случилось с тобой или со мной, обещай, что никогда не сдашься на милость судьбы!
- О чем ты? - Ирина подняла голову, непонимающе взглянула ему в глаза.
- Жизнь - вещь непредсказуемая. Мы не можем знать, что с нами случится завтра. Но ты - сильная, ты - смелая… Я это знаю. Не сдавайся никогда! Обещаешь?
Ирина кивнула.
В этот момент в доме зазвонил телефон. Это был не просто звонок, это был глас Судьбы, вот только ни Вадим, ни, тем более, Ирина об этом даже не догадывались. Если бы в телефоне села батарея… Если бы они не услышали звонка… Если бы Вадим просто решил не отвечать… Но он встал, ушел в дом и через минуту вернулся с мобильником в руке. Звонил Борис Петрович Дунаев.
Они обменялись для начала общими словами: «Как дела? - Нормально! Как у вас? - Тоже в порядке!», потом трубку взяла Ирина и, похоже, Дунаев не слишком обрадовался, когда она сообщила, что хорошо проводит время в компании со своим телохранителем. На этом разговор мог бы закончиться, но Дунаев попросил Ирину передать трубку Вадиму.
- Ты можешь ненадолго съездить в город? - холодно поинтересовался он. - Ершову нужна твоя помощь… Он все тебе объяснит. Если ты оставишь Ирину одну… Она никуда не сбежит?
- Ну, это вряд ли… - Вадим представил себе, как Ирина перелезает через забор и исчезает. Куда же она теперь могла от него сбежать?! Это было бы просто смешно. - Правда, мне бы не хотелось …
- Брать ее с собой не только нет никакого резона, но еще и просто опасно! - убеждал его Дунаев. - В конце концов, это не займет у тебя много времени.
- Хорошо, - поколебавшись, согласился Вадим, хотя ему не хотелось расставаться с Ириной даже на полчаса. - Если ненадолго… Договорились!
И, отключив телефон, повернулся к Ирине.
- Мне придется уехать на пару часиков… Зачем-то Ершову понадобился…
Ирина вдруг вцепилась в его руку:
- Вадик, не оставляй меня… Я боюсь… Можно я поеду с тобой?
- Нет, это исключено! В город тебе нельзя, да и отец твой запретил… Я ненадолго, малыш! Ты даже соскучиться не успеешь.
- Успею! - Ирина едва не заплакала. - Я всегда по тебе скучаю!
- Я туда и обратно! - растрогался Вадим. - Обещаю тебе! Я тоже буду скучать!
Ершов ждал его в сквере в нескольких кварталах от банка.
- Что за конспирация? - подошел к нему Вадим, протянул, здороваясь, руку. - Прямо как в кино!
- На всякий случай… После вчерашнего можно ожидать всего… Хотя думаю, что ни за мной, ни, тем более, за тобой хвоста нет. Садись.
Вадим опустился рядом с ним на скамейку.
- Тут такое дело… - Ершов выглядел уставшим и обеспокоенным. - Вчера мы весь день пасли Зайцева. Если он и имеет какое-то отношение к тому, что произошло, то ничем себя не выдал. Ну, кроме того, что пытался узнать у тебя, где Ирина. Но это еще не преступление. Вот я и подумал: а что если тебе попробовать его спровоцировать?
- Это как?
- Очень просто. Ты звонишь ему, договариваешься о встрече, а потом говоришь, что тебе все известно…
- Но мне ничего не известно! Это все только мои предположения.
- А ты выдашь их за установленный факт! Ты будешь говорить с ним так, как будто не сомневаешься в его причастности. И постараешься убедить его, что на определенных условиях ты согласен молчать и не сообщать о своих подозрениях ни мне, ни Дунаеву.
- Шантаж? - удивился Вадим.
- Точно! - не моргнув глазом, подтвердил Ершов. - А что еще остается делать честному, но бедному телохранителю? Но ты должен быть очень убедителен, так убедителен, чтобы Зайцев поверил. А, поверив, выдал себя. Словом, движением… Чем угодно!
Ершов достал из кармана диктофон, тот самый, который Вадим купил когда-то и который остался у Дунаева после истории с Дианой.
- Я уже становлюсь профессиональным провокатором, - усмехнулся Вадим.
- Ты - телохранитель! - возразил ему Ершов.
- Кстати, о телохранителе… - не удержался Вадим, прекрасно понимая, какую реакцию вызовут его слова. - Я увольняюсь. С сегодняшнего дня.
- Не понял? - насторожился Ершов.
- А что тут непонятного? Я у вас больше не работаю.
Ершов смотрел на него, силясь понять, о чем идет речь.
- Подожди, а почему же ты тогда приехал?
- Делаю одолжение Борису Петровичу, - съязвил Вадим. - Шучу. Уж во всяком случае, я приехал не ради него.
- Вадим… - Ершову в голову пришла неожиданная догадка. - У тебя с Ириной…
- То, что у меня с Ириной, - перебил его Вадим, - касается только нас двоих. Вы просто имейте в виду: с сегодняшнего дня я у Дунаева не работаю.
- Ты сошел с ума!
- Да! И уже давно, - он поднялся. - Ладно, поеду. Надо сделать дело, разбираться потом будем. Не прощаюсь…
Зайцев звонка не ожидал и, услышав голос Вадима, растерялся и даже испугался - во всяком случае, говорил он совсем неуверенно.
- Нам бы встретиться…- сказал ему Вадим.
- Зачем?
- Есть разговор. Важный разговор.
- О чем?
- О том подарке, который вы привезли в дом Дунаева позавчера вечером.
- Не понимаю, о чем ты…
В голосе у него слышалась откровенная паника. Все пошло не так, как планировалось: Дунаев остался жив и сумел ускользнуть, Ирину, которую можно было бы использовать для давления на него, спрятали, - вряд ли те, кто заказал Зайцеву устранение его босса, были им довольны.
- Бросьте, Олег Романыч, из меня-то дурака не делайте. Все вы прекрасно понимаете! Может, все же поговорим?
- Ну, подъезжай… - поколебавшись, согласился тот, - я буду ждать тебя возле своего дома.
- Отлично! Уже еду.
Зайцев выглядел не самым лучшим образом. Вадиму даже показалось, что за прошедший день он осунулся и как-то поблек. Под глазами у него вдруг появились мешки, словно он заболел или основательно надрался накануне вечером. Скорее всего, так оно и было, потому что, когда Зайцев сел в машину к Вадиму, от него тянуло перегаром.
- Ну, о чем ты хотел со мной поговорить? - он явно нервничал.
- Цезарь, ты сердишься, значит, ты не прав… - задумчиво произнес Вадим. - Ну, расскажите мне, Олег Романович, как вы дошли до жизни такой?
- Да про что ты мне все время толкуешь? - дернулся Зайцев. - Я никак в толк взять не могу!
- О пакете в цветочек, который вы привезли с собой в дом Дунаева и оставили под лестницей… Кто же еще, кроме вас, мог принести в дом взрывное устройство, не вызывая подозрений? Хорошая идея - небольшой взрыв, горючая смесь, искра… Чудо, что все остались живы! Чудо… Еще я толкую о противотанковой гранате, прикрепленной к двери Дунаевской квартиры… Предусмотрительно! О машине, из которой вчера стреляли в меня, когда я увозил из города Ирину…Кто знал, что она со мной? А? Только не говорите мне, что это совпадение! Ну, и, наконец, давайте поговорим о том, что начальник личной охраны Бориса Петровича Дунаева в недалеком прошлом - профессиональный взрывник. Интересно, не правда ли? Как вы думаете, если Дунаев все это узнает, сложит два и два… Что он получит в результате?
Зайцев достал из кармана сигареты, закурил.
- Красиво говоришь… Только с чего ты решил, что Дунаев поверит тебе, а не мне?
- Я скажу, почему… Потому что вчера ночью едва не погибла его дочь. Этого он никому не простит. И разбираться долго не станет. Помните, вы как-то мне сказали: Дунаев - мужик крутой, если что - в цемент закатает?
- Чего ты хочешь? - Зайцев вынул изо рта сигарету, переломил ее и выбросил в окно.
- Странный вопрос вы задаете, Олег Романыч! - рассмеялся Вадим. - Ей-богу, странный!
- Денег? На тебя это не похоже. Ты же честный, ты же принципиальный! Никогда не поверю, что ради денег ты опустился до банального шантажа…
- Ситуация изменилась. - Вадим смотрел прямо перед собой, боясь взглянуть на Зайцева и выдать себя этим взглядом. Врать он не умел. - Мне нужно уехать. Причем до возвращения Дунаева из Питера. То есть сегодня.
- Отдай мне Ирину, - у Зайцева даже голос сорвался от волнения, - и у тебя будет столько бабок, сколько хватит совести попросить.
- Олег Романович, вы, кажется, не понимаете… Мне не нужны деньги ради денег. И я не собираюсь продавать Ирину - ни вам, ни кому бы то ни было еще. Я продаю вам вашу жизнь! Это понятно?
- Понятно… Хочешь уехать вместе с девчонкой…- Зайцев покачал головой. - Недооценил я тебя…недооценил! И сколько же ты хочешь?
- Двадцать тысяч…- слова эти вырвались у Вадима сами собой. - Желательно в евро…
- Ты с ума сошел! - возмутился Зайцев. - Откуда у меня такие деньги?
- Да бросьте вы, Олег Романыч! Не торгуйтесь… Сколько стоит ваша жизнь?
- Мне нужно подумать, -
- Подумайте, - не стал спорить с ним Вадим. Зайцев выдал себя с головой. Какие еще нужны были доказательства его виновности? - До вечера. Как надумаете - звоните.
Олег Романович открыл дверь, собираясь выйти.
- Один вопрос… - остановил его Вадим. - Почему?..
Зайцев страдальчески наморщил лоб.
- А почему ты делаешь то, что делаешь сейчас? Думаешь, я не понимаю?
- Женщина?..
Зайцев кивнул и вышел из машины.
С Ершовым Вадим встретился через полчаса все в том же сквере - у него даже сложилось впечатление, что тот никуда не уходил, ждал все это время, сидя на скамейке и наблюдая за тем, как гуляют по дорожкам женщины с маленькими детьми и греются на солнышке старички с тросточками и в шляпах.
Вадим сел рядом с ним на скамейку, протянул ему диктофон.
- Здесь все? - Ершов повертел его в руках.
- Да… - подтвердил Вадим. - Чувствую себя погано. Как будто в дерьмо окунулся. Он же мне поверил… Поверил, что я его не сдам.
- Он - убийца, Вадим, - не согласился с ним Андрей Васильевич. - И то, что никто не погиб, ничего не меняет. Ты простишь ему все, что пережила вчера Ирина?
- Да все я понимаю! - скривился Вадим. - И все равно - паршиво на душе. Что теперь с ним будет?
- Я разберусь сам. Нам ведь нужен не только и не столько он, сколько те, кто стоит за ним. Мы должны знать, кто они. Иначе ничего не закончится.
- Ладно, я поехал. Ирина там одна… - Вадим встал и подал руку Ершову. Неспокойно как-то…
Калитка была открыта. Вадима этот факт удивил и насторожил - он точно помнил, что закрывал ее за собой. Он быстро вошел во двор, пробежал по дорожке к дому. Дверь тоже была приоткрыта, так что Вадим сразу услышал какие-то звуки: голоса, сдавленные стоны…
Он ворвался в дом и на мгновение застыл от ужаса: двое парней боролись с Ириной, опрокинув ее на кровать, и намерения их были недвусмысленными. Один зажимал девушке рукой рот и одновременно, навалившись всем телом, рвал на ней блузку, второй держал за ноги, пытаясь стянуть с нее джинсы. Ирина сопротивлялась, но силы были не равны...
Издав нечленораздельный вопль, Вадим бросился к ним, схватил одного из парней сзади и, что есть силы, отшвырнул его к двери. Парень ударился о косяк, мешком упал на пол. Второй обернулся на шум, но не успел ничего сделать - Вадим оторвал его от Ирины, сунул ему с размаху кулаком в лицо - раз и другой. Парень, издав хрюкающий звук, упал на четвереньки и пополз прочь. Вадим догнал бы его, если бы не Ирина - захлебываясь слезами, она вцепилась в него. Он отвлекся на нее. Отвлекся лишь на секунду. Этой секунды хватило, чтобы первый из насильников, придя в себя, сел на пол, привалившись к стене спиной. В руках у него появился пистолет…
Этого Вадим никак не ожидал. Рука у парня дергалась, прыгала вверх-вниз, из рассеченного лба текла кровь, заливая глаза.
Вадим отодвинул Ирину в сторону, вытянул руку перед собой, словно собирался остановить пулю.
- Все, ребята, все… Пошутили и будет…
- Конец тебе, придурок, конец… - плачущим голосом прохныкал парень.
- Стреляй! Стреляй! - второй, тот, что полз на коленках, забился в истерике, словно припадочный. - Стреляя-я-яй!!!
Все произошло в одно мгновение: крик, выстрел, Ирина бросилась ему на шею - Вадим едва успел подхватить ее, как она повисла у него на руках.
- А-а-а! - дико завопил стрелок, бросил пистолет, быстро вскочил на ноги и выбежал из дома.
Тот, что кричал «Стреляй!», смотрел огромными от ужаса глазами на девушку, на спине у которой расплывалось кровавое пятно, потом быстро повернулся и, как был - на карачках, скрылся за дверью. Вадим, еще не понимая толком, что произошло, держал Ирину, пытаясь поставить ее на ноги, а она все сползала и сползала на пол.
- Ира… Ирочка… - растерянно твердил он. - Что ты… Пожалуйста… Не надо…
Опустившись на колени, он положил ее на пол. Глаза у Ирины были открыты. В них не было ни боли, ни страха - только удивление. Вадим поднес к лицу трясущиеся, перепачканные в крови руки.
- Ирочка… Ирочка… - он наклонился, боясь прикоснуться к ней, чтобы не испачкать кровью, хотя это было глупо - разорванная блузка на глазах пропитывалась горячей алой краской. - Скажи мне… скажи мне что-нибудь…
- Больно… - только сейчас застонала Ирина и закрыла глаза.
- Помогите! Помогите кто-нибудь! - Вадим почему-то шептал эти слова вместо того, чтобы кричать во весь голос. Но кричать было бесполезно - никто бы его все равно не услышал. - Помогите!
Он осмотрелся, сдернул на пол покрывало с кровати, стащил простынь и, торопясь, начал рвать ее на полосы.
- Ирочка, пожалуйста… Не умирай… Я прошу тебя… Не умирай… Ира-а-а…
Он не видел никакой логики... Взрыв в квартире, пожар, погоня и стрельба - все это было звеньями одной цепи, но именно Вадиму удалось ее разорвать и вырвать Ирину из смертельного круга. То, что произошло на даче, не вписывалось в общую картину. Дикая, не поддающаяся разумному объяснению случайность: два подонка забрались в дом - пустой, как они думали, дом, увидели там беззащитную девушку и решили воспользоваться удачей… Даже выстрел из пистолета и тот был случайностью - как сказали Вадиму позже, это был трофейный немецкий пистолет, который никак не должен был выстрелить…
В какие-то моменты Вадиму казалось, что он стал участником глупого, жестокого розыгрыша, что все это неправда, и сейчас из больничного коридора, по которому Ирину увезли на каталке в операционную, выйдет, улыбаясь, человек и скажет: «Вас снимает скрытая камера!». Он простит ее за этот обман… Только пусть это будет обман!
Его долго допрашивали в милиции, составляли протокол, потом повезли на дачу и снова допрашивали, словно он был единственным и главным подозреваемым совершенного преступления, искали гильзу, фотографировали место происшествия, потом снова привезли в отделение и провели в какой-то кабинет.
… У стола сидел парень с разбитыми губами и распухшим носом - один из тех, двоих, напавших на Ирину. Вадим только сейчас сумел его как следует разглядеть. На вид ему было не больше восемнадцати - круглое невинное лицо, серые испуганные глаза, стриженный мальчишеский затылок. Он походил на воспитанного мальчика из хорошей семьи, но уж никак на преступника, тем более - на убийцу. Если бы Вадим не помнил, при каких обстоятельствах им пришлось встретиться, он вряд ли поверил бы, что этот мальчишка - насильник. И это тоже было совершенно не логично.
Вадим кинулся на него с рычанием и, наверное, убил бы или покалечил, если бы его не остановили двое дюжих милиционеров.
- Урод! Ублюдок!..
- Это не я! - хныкал парень. - Это не я! Я не хотел!..
- Если она умрет… - кричал Вадим. - Я из-под земли вас обоих достану! На куски порву! И плевать мне, что потом со мной будет! Вы, ублюдки, жить не будете!
Только к вечеру, едва живой от усталости и переживаний, он приехал в больницу. Операция давно закончилась. Ирину, как ему сказали в приемном покое, перевели в реанимацию.
- Могу я поговорить с врачом? - попросил он.
Девушка - медсестра, сидевшая на приеме, взглянула на его измученное лицо, вздохнула и кивнула.
- Проходите, только халат наденьте.
Он шел по пустынному больничному коридору, разглядывая таблички на дверях. Остро пахло лекарствами. Вадим ненавидел этот запах - он напоминал ему о днях, которые перевернули его жизнь. Врачи и медсестры смотрели на него с жалостью. Еще бы! Мальчишка, двадцать лет, вчерашний любимец Фортуны, надежда российского спорта - инвалид без будущего… После каждой операции лечащий врач, отводя глаза, бодро говорил, что вот теперь-то уж точно все будет хорошо, но однажды позвал в кабинет, налил водки в стакан и сказал, что путь в спорт ему заказан навсегда и судьба его - раз в год проходить медицинскую комиссию для продления инвалидности. «Живут и без ног, и без рук, - утешал его врач, - у тебя все это есть. А то, что с палочкой будешь ходить - ну, что ж… Скажи спасибо, что ногу удалось спасти». Спасибо Вадим ему сказал, и не один раз - все пять операций сделаны были на совесть, просто в практике российской спортивной медицины его случай был единственным, так что о возможных последствиях никто осведомлен не был. Но больничный запах Вадим с тех пор не любил.
Хирургом, оперировавшим Ирину, оказалась женщина лет сорока, миловидная, с темными, гладко зачесанными волосами, с усталыми глазами. Она сидела в маленьком кабинете за столом, заваленном медицинскими картами, и что-то писала в одной из них. Когда Вадим вошел, подняла голову и посмотрела на парня в перепачканной кровью рубашке.
- Слушаю вас.
- Я хотел спросить… - Вадим подошел ближе к столу. - … Девушка с огнестрельным ранением…
- Это вы ее привезли? Все будет хорошо…
Он ненавидел фразу «все будет хорошо». Она была пустой, безразличной, ничего не значащей. Что хорошо? Что может быть хорошего, если истерзанная Ирина лежит сейчас в реанимации, подключенная к аппаратам и мониторам?..
- …Большая кровопотеря, - продолжила врач, - но вы успели вовремя. Ей вообще повезло - сантиметр в сторону, и, боюсь, мы бы уже ничего не смогли сделать. А так… Сейчас угрозы для жизни нет.
- Я могу ее увидеть? - он готов был заплакать от счастья, услышав эти слова.
- Она в реанимации. Туда нельзя.
- Пожалуйста…
- Завтра ее переведут в общую палату. Подождите до утра, - и, закончив разговор, врач уткнулась в свои бумаги, не дожидаясь, пока странный посетитель выйдет за дверь. Но он и не думал выходить. Стоял, покачиваясь, как будто пьяный, утративший способность к координации движений, и вдруг медленно опустился на колени. Он не мог уйти, не увидев Ирину.
Женщина испуганно вскочила.
- Вы что? Вы что?!
- Прошу вас…- выдавил из себя Вадим. У него не было сил говорить. Еще секунда - и он разрыдался бы, как ребенок.
Врач вышла из-за стола, приблизилась к нему.
- Встаньте немедленно! Господи… Да кто она вам?
- Она мне - всё… - прошептал Вадим.
Он не знал, когда ему было тяжелее - тогда, шесть лет назад, когда после страшной травмы он вдруг очутился в больничной палате и провел в ней первую ночь, воя от боли, страха и одиночества, или сейчас, когда сидел возле Ирины и мучился от того, что не мог ничего изменить, не мог взять на себя ее боль, разделить ее страдания. Мирно мигала зеленая лампочка на мониторе, медленно капала кровь в желтой трубке, бегущей от пластикового пакета к игле, прикрепленной пластырем к руке Ирины. В палате стояла тишина, но в этой тишине не было покоя.
…Вадим позвонил Ершову еще пару часов назад, чтобы сообщить о случившемся. Тот долго не мог ничего сказать, только матерился - громко, зло, отчаянно. Потом попытался успокоить Вадима.
- Ты не виноват! Ты ни в чем не виноват! Ты выполнял распоряжение босса, а то, что произошло… Это форс-мажорные обстоятельства… Их никто не мог предвидеть…
- Я должен был предвидеть, - мрачно возразил ему Вадим. - Пусть не эти, пусть другие… Мне не надо было уезжать… Не надо было оставлять ее одну… В конце концов, Зайцев - это ваша головная боль… Какое мне до него дело! Не могу себе простить…
Он вновь и вновь прокручивал в голове эту картинку, словно пытался понять - что он мог сделать, но не сделал, чтобы предотвратить этот выстрел. И понимал - ничего! И еще он понимал, что чудом остался жить… Он остался жить потому, что Ирина закрыла его собой.
Борис Петрович Дунаев вернулся из Питера рано утром. На самолет билетов не было, так что после сообщения о ранении Ирины - начальник службы безопасности взял на себя выполнение этой нелегкой миссии - ему пришлось выехать «Невским экспрессом». Ночь, которую Дунаев провел в поезде, была не самой лучшей в его жизни. Он сходил с ума от страха и неизвестности. Попытки связаться с Вадимом не увенчались успехом - телохранитель отключил телефон. Борис Петрович не знал никаких подробностей произошедшего и был уверен, что выстрел в Ирину - дело рук тех же людей, которые организовали покушение на него самого. Когда, уже в Москве, на вокзале, он услышал от Ершова, что произошло на самом деле, Дунаев однозначно решил для себя, что вина за все лежит на Вадиме. Теперь он, наконец, избавится от этого выскочки, и ни Ирина, ни Ершов - этот вечный благородный заступник обиженных и угнетенных не смогут ему помешать.
Пока Дунаев разговаривал с врачами, Вадим и Андрей Васильевич ждали его на улице, у больничного крыльца. Вадим так и не смог уснуть в ту ночь, так что выглядел сейчас далеко не лучшим образом - посеревшее от бессонницы лицо, опухшие глаза, искусанные губы, измятая, окровавленная рубашка. Ершов, сунув руки в карманы брюк и покачиваясь с пятки на носок, оглядывал его безо всякого удовольствия.
Из больничной двери вышел Дунаев.
- Дай закурить! - обратился он к Ершову.
- Так вы же не курите! - удивился тот. Дунаев зыркнул на него зло, и Ершов, пожав плечами, достал из кармана пачку сигарет. Закурил и Вадим.
- Их нашли? - прервал недолгое молчание Борис Петрович.
Вадим кивнул.
- Они ее?..
Вопрос повис в воздухе, но Вадим понял, что Дунаев хотел спросить. Ответил торопливо.
- Нет, нет… Я успел вернуться…
- Подонки! - выругался Дунаев и внезапно накинулся на Вадима. - Какого хрена ты вообще увез ее на эту чертову дачу?
- У меня был выбор? - мрачно поинтересовался тот. - Дом сгорел, квартиру взорвали, у меня оставаться было опасно… Куда-то я должен был ее увезти…
У Дунаева на этот счет были свои соображения, и, надо признать, мыслил он в правильном направлении.
- Расскажи это вот ему! - он раздраженно мотнул головой в сторону Ершова. - Думаешь, я ничего не вижу, ничего не понимаю?!
Вадим внезапно поднял голову и, глядя Дунаеву прямо в глаза, спросил отчаянно:
- А если понимаете, зачем спрашиваете?
Дунаев растерялся.
- Не знаете? - Вадим внезапно разозлился. - А я вам объясню. Вам удобно было делать вид, что вы ничего не замечаете и не понимаете, что происходит! Я пытался уйти, я честно пытался уйти… Это вы меня не отпустили! А теперь задаете вопросы?!
Дунаев подошел к Вадиму, взял его обеими руками за рубашку, притянул к себе.
- Если я узнаю, что ты обидел ее… - в голосе у него зазвучала неприкрытая угроза. -
- Да люблю я ее! - сорвался на крик Вадим. Ему вдруг стало все равно… Все равно, что подумает, скажет, сделает Борис Петрович Дунаев. В конце концов, рано или поздно он узнал бы правду. Почему не сейчас?! - Понимаете вы это?! Люблю!
Дунаев неожиданно ударил его ладонью по лицу - почти не размахиваясь, просто поднял руку и ударил. Вадим отшатнулся. Ершов, коротко выругавшись, встал между ними.
- Перестаньте! Борис Петрович, что вы!
Вадим тяжело дышал, сжимая кулаки. Он едва сдерживался, чтобы не накинуться на Дунаева.
- Скажите спасибо, что вы - ее отец…
- Вон! - с перекошенным лицом закричал на него Дунаев. - Пошел вон отсюда! Убирайся! На пушечный выстрел не смей приближаться к моей дочери!
- А вот это уже не вам решать!
Они стояли друг против друга, как два петуха, которые вот-вот сшибутся в драке.
- Вадим, уезжай! - уговаривал Ершов, пытаясь не допустить схватки. - Пожалуйста, сейчас - уезжай! Я позвоню тебе…
Вадим разжал кулаки и отошел в сторону.
- Знаете, кого люди не любят больше всего? Тех, кому должны. Деньги или жизнь…
Ему не нужно было уезжать… Ему нужно было лечь поперек двери больничной палаты… Ему нужно было стоять возле нее насмерть… Жаль, что он понял это спустя много дней. А тогда он уехал… Хлопнул дверью машины, дал по газам так, что колеса взвизгнули, и уехал…
- Ах, мерзавец…- вслед ему проскрипел зубами Дунаев.
- Борис Петрович, вы не правы! - укоризненно возразил ему Ершов.
- Что он о себе вообразил? - продолжал кипятиться тот. - Что может стать моим зятем?!
- Если бы у меня была дочь, - вздохнул Ершов, - я бы не возражал против такого зятя...
- Сейчас речь идет о моей дочери! - оборвал его Дунаев. - В общем, так. Ирину мы отсюда увозим - с врачами я договорился. Нас ждут в ЦКБ. Этого, - он мотнул головой в сторону дороги, - чтобы я даже рядом с больницей не видел! Ты меня понял?
- Да мне все равно… - пожал плечами Ершов. - А вот Ирине что вы скажете?
- Ирине? - банкир задумался. - А Ирине я скажу… скажу, что его убили.
- То есть как? - опешил начальник службы безопасности.
- А так... Ее ранили, а его убили. Она же сознание потеряла и ничего не помнит.
- Но это же… это же чудовищно! Похоронить заживо…
- Пусть скажет спасибо, что я не похоронил его в полном смысле слова. А Ирина… Ничего! Поплачет и забудет. Какие ее годы! Через месяц забудет…
Ирина проснулась от яркого света, который бил ей прямо в лицо. Она хотела поднять руку и прикрыться ладонью, но рука почему-то не поднималась. Ирине даже показалось, что она связана, а попытка освободиться вызвала острую боль, невольно заставившую ее вскрикнуть и открыть глаза. Прямо перед собой она увидела окно. Шторы были неплотно задернуты, и в щель приникали лучи солнца, разбудившие ее. Еще Ирина увидела белые стены и белый потолок, и молодую девушку - тоже в белом… Девушка подошла к ней, склонилась над постелью, улыбнулась и сказала почему-то на чистом французском языке:
- Доброе утро, мадемуазель!
- Доброе утро! - машинально ответила ей Ирина. - Где я?
- Вы в клинике доктора Жерома, - вновь улыбнулась ей девушка, которая, судя по виду, была медсестрой
- В Швейцарии?! - удивилась Ирина.
- Да!
Ирина смотрела на нее так, как будто бы увидела инопланетянку. В Швейцарии? Но почему? Почему в больнице? Почему от боли разламывается плечо? Почему связаны руки?
Медсестра продолжала улыбаться, и на лице у нее была написана готовность ответить на любой вопрос и выполнить любое пожелание пациентки.
- Что со мной случилось?
Теперь пришла очередь медсестры удивляться.
- Вы не помните?
Ирина неуверенно покачала головой.
- Вы были ранены… Три дня назад… Ваш отец привез вас сюда…
Странно, но воспоминания Ирины о прошлом обрывались пожаром. Пожар она помнила совершенно точно - и разбудивший ее негромкий хлопок, и запах дыма, проникший в комнату, и то, как, выскочив в коридор, она увидела огонь в гостиной и побежала прятаться в ванную комнату… Закрыв глаза, Ирина напряженно пыталась вспомнить, что же было потом? Ах, да, потом появился Вадим, он поднял ее на руки, бежал с ней по коридору… Ирина отчетливо увидела коридор, заполненный едким дымом - он пробирался в легкие, заставлял задыхаться и кашлять, он вселял в сердце ужас… Вадим нес ее на руках, а потом бросил в черную яму… И она полетела вниз…
Ирина вздрогнула и проснулась. И со вторым пробуждением к ней вернулась память…
Борис Петрович появился в палате спустя несколько часов - с цветами и, по традиции, с фруктами и непременной коробкой сока. Честно говоря, он боялся пробуждения дочери - ему предстояло ответить на некоторые ее вопросы, и Дунаев понимал, что они будут не слишком удобными для него.
Ирина, бледная, похудевшая - матовая кожа обтянула скулы, с потрескавшимися губами, сидела на кровати. Кружилась голова, от слабости трудно было дышать, но, тем не менее, она заставила себя подняться с постели, дойти до ванной комнаты, умыться, привести себя в порядок и вернуться обратно. Все та же медсестра принесла ей легкий завтрак - кофе с молоком и омлет с ветчиной, и Ирина немного поела - первый раз за три дня, прошедшие с того момента, как она очутилась в больнице. Теперь она отдыхала и ждала отца, которому уже сообщили о ее пробуждении.
Дунаев вошел радостный, передал цветы медсестре, тут же убежавшей за вазой, сел рядом с Ириной, обнял, расцеловал ее.
- Как ты себя чувствуешь, малышка? Уже сидишь?! Стоит ли торопиться… Может, приляжешь…
Он говорил быстро и нервно, и эта нервозность не могла ускользнуть от Ирины.
- Папа, - прервала она отца, - зачем ты меня сюда привез?
- Н-ну… - замялся он, - это очень хорошая клиника… И место хорошее - горный воздух…
- А Вадик? - не дала ему договорить Ирина. - Он в Москве?
Дунаев ожидал, что она задаст ему вопрос о своем телохранителе, но не думал, что так сразу, и потому оказался не готов. Он промолчал.
- Папа, - повторила Ирина, - где Вадик?
И тогда Дунаев решился.
- Ирочка, девочка моя, мне очень жаль... - он осторожно провел рукой по ее волосам.
- Что?.. - в голосе у нее зазвенел откровенный страх.
- Так бывает иногда… - с трудом продолжил Борис Петрович, чувствуя себя последним мерзавцем. - Понимаешь, люди смертны…
- Нет… - попыталась остановить его Ирина. Она давала ему шанс не солгать, но он не воспользовался этим шансом.
- Его не довезли до больницы…- не глядя ей в глаза, закончил Дунаев.
Через секунду, когда Ирина закричала, забилась в его руках, он пожалел о сказанном...
Вбежала медсестра, за ней - врач. Бориса Петровича оттолкнули в сторону, и, стоя у окна, он со слезами на глазах смотрел, как бьется в истерике Ирина … Он и представить себе не мог, что можно так кричать - страшно, надрывно, почти по - звериному… Крик переходил в вой, в рыдание, в вопль… За спинами врачей мелькало белое, залитое слезами, искаженное лицо, разметавшиеся по подушке волосы. …Он пожалел о том, что солгал, но обратного пути уже не было.
Настоящая боль пришла потом. От этой боли сводило скулы, перехватывало дыхание, от нее останавливалось сердце и холодели руки. Смерть для Ирины была понятием абстрактным, неопределенным - в ее окружении еще никто не умирал, поэтому она не могла думать о Вадиме, как об умершем. Она думала о нем, как о живом. А потом вспоминала, что его нет и никогда уже не будет, он никогда не улыбнется ей, не возьмет за руку, не назовет малышом, не скажет «Девочка моя!» - и тогда на нее накатывала волна холодного ужаса, захлестывала с головой, не давая дышать, не давая даже плакать, увлекая в черную бездну, за которой начиналось безумие. От этой боли не существовало лекарства - она преследовала ее днем и ночью, но кричать было нельзя: Ирина стискивала зубы и молчала, чтобы ее не пичкали таблетками, от которых мысли начинали путаться и убегать, а воспоминания становились расплывчатыми, аморфными и как будто даже чужими, не настоящими.
Днем было легче - приходил отец, разговаривал с ней, даже улыбался, делая вид, что ничего не произошло, что жизнь идет своим чередом, и ровным счетом ничего не изменилось оттого, что стало на свете одним хорошим человеком меньше. Ирина слушала его, отвечала на вопросы, сама что-то говорила - вид при этом у нее был отсутствующий, но у Бориса Петровича не возникало никаких сомнений, что это последствия принимаемых лекарств. На самом деле Ирина постоянно прислушивалась к себе, к своей боли, контролируя ее, не давая ей вырваться наружу.
По вечерам, когда жизнь в клинике затихала, бороться с собой становилось невыносимо. Каждая ночь превращалась в пытку: Вадим стоял у нее перед глазами - и она кусала руки, чтобы не кричать и не плакать, металась по комнате, ложилась, закрывала глаза, пытаясь уснуть, но спать не могла и снова поднималась, и до рассвета мерила шагами палату. Измученная, падала и засыпала на несколько часов, а потом начиналось утро, и все повторялось заново.
И тогда Ирина решилась… Если говорить языком милицейского протокола, то в ее поступке не было ни спонтанности, ни состояния аффекта - это было хорошо спланированное и подготовленное действие. Она даже заранее припасла нож для резки бумаги - просто взяла со стола в кабинете у врача. Ножа никто не хватился, а если бы и стали искать, то уж никак не подумали бы на русскую девушку, которая не проявляла никакой склонности к суициду. Нож Ирина спрятала в стенной шкафчик в ванной комнате - там, где хранилась зубная паста, стояли шампуни и прочие умывальные принадлежности.
Ирина решилась, и потому ночь впервые не вызвала страха перед кошмаром, который накатывался на нее вместе с наступлением темноты. А того, что она собиралась сделать, Ирина почему-то не боялась. Наверное, потому, что не знала, что такое смерть… Да она и не собиралась умирать, - во всяком случае, не думала о смерти. Она хотела избавиться от боли, а сделать это можно было, только присоединившись к Вадиму. Они не смогли быть вместе в этой жизни - что ж, они будут вместе в жизни той, о которой Ирина никогда не задумывалась раньше.
Она вошла в ванную комнату, включила воду - сильная струя резко ударила в белое дно ванны. Достала из шкафчика нож, выдвинула лезвие, попробовала его пальцем. Ванна быстро наполнялась водой, и Ирина, невольно оберегая раненое плечо, аккуратно села в нее. Перевела дыхание, взяла нож в левую руку и, закусив губу, аккуратно провела лезвием по правой руке...
Вода мгновенно окрасилась в розовый цвет. У Ирины закружилась голова, но она не позволила себе расслабиться - взяла нож в правую руку и резким, уверенным движением провела по левой …
…Первый раз за прошедшие дни она чувствовала себя легко, уютно и спокойно. Закрыв глаза, Ирина дремала, лежа в теплой воде, совершенно не ощущая, как вместе с кровью из ее вен вытекает жизнь. Она думала о Вадиме - без отчаяния и слез, с тихой радостью, потому что знала, что теперь они увидятся, непременно увидятся - за той чертой, за которую он ушел, оставив ее мучиться и страдать. Она вспоминала минуты, когда они были вместе, - и улыбалась своим воспоминаниям. Ей было хорошо…
Был ли это сон или игра уплывающего сознания - она вдруг увидела Вадима, сидящего на крыльце дачного домика. Услышала свой голос: «Я так счастлива… А за счастье надо платить». Что он ответил ей тогда? «Что бы не случилось с тобой или со мной, обещай, что никогда не сдашься на милость судьбы! Не сдавайся никогда!»…
Ирина открыла глаза. Стены качались, плыли перед глазами, звенело - тоненько и назойливо - в ушах. «Не сдавайся…». А если нет сил бороться? Нет сил сопротивляться изматывающей боли? Нет, так нельзя… Вадик верил в нее, она не может его обмануть. Если уйдет и она, то кто будет помнить о нем, кто будет помнить об их любви?
У Ирины хватило сил сначала сесть, затем, держась за стену рукой, из которой продолжала сочиться кровь, подняться и, пошатываясь, выбраться из ванны.
В холле клиники дежурила сестра. Она сидела за столом и читала толстый журнал. Она так увлеклась, что не сразу обратила внимание на девушку в окровавленной, мокрой ночной сорочке, которая вышла из палаты и, едва передвигая ноги, брела шла к ней, оставляя темные следы на светлой ковровой дорожке…
Дунаев вернулся в Москву спустя месяц. Ершов встречал его в аэропорту - Борис Петрович выглядел уставшим и как будто даже постаревшим, разговаривал нервно и без конца курил, чего за ним никогда раньше не водилось. При водителе и охране Андрей Васильевич не стал расспрашивать его про Ирину - все вокруг были уверены, что она уехала в Швейцарию учиться, а отец решил провести рядом с ней отпуск. В то, что произошло в действительности, был посвящен только Ершов, а он умел держать язык за зубами.
В конце рабочего дня Дунаев вызвал его к себе. На столе стояла бутылка коньяка, и это тоже удивило Ершова. Видимо, все это время боссу не с кем было поговорить по душам, а пить в одиночку он все же не умел.
- Закрой дверь, - велел ему Борис Петрович, и, не дожидаясь, когда начальник службы безопасности подойдет к столу, разлил коньяк по рюмкам.
- Как Ирина? - осторожно поинтересовался Ершов.
- Хорошо… Сейчас хорошо… - Дунаев как-то странно дернулся и резким движением опрокинул в рот содержимое рюмки.
- Сейчас? - уточнил Андрей Васильевич. - Было что-то серьезное?
Дунаев двумя пальцами подхватил с блюдца кружок лимона, бросил его в рот, прожевал, сморщившись, и только после этого ответил.
- Нет, ничего серьезного… Если не считать того, что она вскрыла себе вены…
Ершов не сдержался, выругался, а Дунаев покивал, соглашаясь, головой и снова налил себе коньяк.
- Борис Петрович… - Ершов замялся, не зная, как сказать то, что собирался сказать. - Разрешите мне позвонить Вадиму…
- Нет! - вскинулся Дунаев. - Ни за что!
- Но почему? - Андрей Васильевич не терял надежды уговорить его, убедить, что так будет лучше в первую очередь для Ирины. - Вы же знаете, он все бросит, поедет к ней…
- Она меня не простит! - с горечью оборвал его Дунаев, и Ершов осекся. - Она меня никогда не простит… Нет уж! Пусть все идет так, как идет… Все забудется… Какие ее годы!
- Что ж, - усмехнулся Ершов, - вы так и будете смотреть, как она плачет по живому покойнику?
- А она не плачет! - Дунаев произнес это странным, механическим голосом, от которого у Ершова по телу пробежали мурашки. - Она не плачет, не смеется, не улыбается, почти не говорит… Она живет, словно кукла, которую завели ключиком…
Он даже сделал рукой движение, словно заводил пружину.
- Мне иногда страшно на нее смотреть… Но время - оно лечит, ты же знаешь. Все пройдет…
- Вы в это верите? - с сомнением спросил у него Ершов.
- А у меня есть выбор? - вопросом на вопрос ответил ему Дунаев.
Андрей Васильевич вернулся к себе в кабинет, сел за стол и взял в руки телефон. Он не знал, как поступить. С одной стороны, ему было жаль Ирину, да и Вадима тоже - парень, кажется, не на шутку влюбился. С другой стороны, Ершов, как и его босс, как и большинство мужчин, не верил в вечную любовь. Дунаев прав - все пройдет, боль утихнет, горечь разлуки забудется. Время шекспировских страстей давно прошло. Жизнь возьмет свое. С чем он не мог согласиться, так это с тем, что Дунаев решил резать по живому. Не пожалел девчонку - и едва не потерял ее…
Андрей Васильевич вздохнул и набрал номер Вадима. «Абонент выключил свой мобильный телефон» - нежно пропел ему в ухо автоматический женский голос.
- Черт! - ругнулся Ершов.
Вадим пришел к нему спустя два дня после той памятной схватки с Дунаевым во дворе больницы. Точнее, он приходил и раньше, вот только Ершова, который занимался отправкой Ирины в Швейцарию, на месте не было.
- Садись… - Андрей Васильевич мотнул головой в сторону стула, и Вадим послушно сел. Он ничего не спрашивал, да ничего и не надо было спрашивать - оба прекрасно знали, о чем, точнее, о ком пойдет речь.
- Она в Швейцарии, - коротко сообщил Ершов. Вадим кивнул. - С ней все будет хорошо.
Вадим снова кивнул, и стало ясно, что говорить парень просто не в состоянии.
- Зачем же ты… - мягко упрекнул он Вадима, - зачем ты Дунаеву сказал? Ну, промолчал бы…
- А почему я должен скрывать? - поднял тот измученные глаза. Ершову было даже неловко смотреть на него, и он отвел взгляд. - Я никого не убил, ничего не украл… Я люблю ее - это что, преступление?
- Мне жаль… Правда, жаль… - Ершов протянул через стол руку, хотел ободряюще похлопать Вадима по плечу, но тот вдруг взвился.
- Вам - жаль?! Эта девочка… эта маленькая девочка закрыла собой меня, здорового мужика… Это я, я должен был умереть там, на этой чертовой даче! Если бы не она, меня бы уже похоронили… А вы говорите, что вам жаль?!
Ершову в какой-то момент показалось, что Вадим сейчас расплачется. Он испугался этого, опустил глаза и начал торопливо перекладывать на столе какие-то бумаги. Но Вадим выплеснул из себя отчаяние и замолчал.
- Что же мне теперь делать? - спросил он у Ершова спустя минуту, как будто тот мог знать ответ на этот простой и одновременно сложный вопрос.
- Ждать… - вздохнул тот. - Если все так серьезно… если это не просто слова… Ждать!
Почему он не сказал Вадиму, что Дунаев объявил его погибшим? Испугался за свое теплое местечко? Конечно, испугался. Уж себе-то он мог в этом признаться… А Ирина пыталась покончить с собой… И, значит, вина за это лежит и на нем, Ершове, в том числе.
Андрей Васильевич подумал и набрал еще один номер. «Але?» - ответил через мгновение живой, хотя снова женский, голос.
- Могу я услышать Вадима?
- Вадима? А его нет…
- Не подскажете, когда он будет?
- Месяца через два… Он в Америке.
- Спасибо.
Ершов положил трубку телефона. Ну, что ж, значит, не судьба. Наверное, Дунаев все же прав - время лечит. Все пройдет.
Два года спустя
Звонок прозвенел несколько раз - настойчиво и весело.
- Иду, иду уже… - выскочила из мастерской Маша, включила в коридоре свет и поспешила к двери.
Лампочку ввинтил Вадим. Теперь можно было ходить, не опасаясь набить себе шишку, ударившись об угол рассохшегося комода, по-прежнему занимавшего свое место в прихожей, или нечаянно наступить на холсты, покоящиеся на пыльном полу в коридоре и ожидающие, когда придет их очередь стать произведениями искусства.
Маша открыла дверь - на пороге, улыбаясь, стоял Вадим с цветами в руках.
- Привет!
- Привет!
Она приняла букет, взяла Вадима за воротник и втянула в квартиру. Они долго целовались, не закрывая двери, прямо в коридоре, пока Маша не спохватилась.
- Ой, заходи уже, заходи… - и закрыла дверь на замок. - Сначала кофе или…
- Я бы с удовольствием сказал тебе «или», - засмеялся Вадим, - но… сегодня вечер расписан по минутам.
- В самом деле? А что такое? Мы куда-то идем?
- Не идем, а едем. Сейчас мы едем ко мне, знакомимся с моей мамой, а потом - в ресторан.
- Вот даже так? - хитро подбоченилась Маша. Знакомство с мамой - это уже прогресс. Это уже говорило о многом.
- Именно так!
- А по какому такому поводу?
- Я не понял вопроса - по какому поводу знакомимся с мамой или по какому поводу - в ресторан?
- Ну, и то, и другое…
- Я все скажу тебе позже… - Вадим указательным пальцем слегка коснулся кончика ее носа и поторопил. - А сейчас одевайся, одевайся. У тебя ровно полчаса.
Хорошее настроение не оставляло его уже который день, что, честно говоря, случалось довольно редко. Сидя в машине, он даже что-то насвистывал себе под нос, время от времени весело поглядывая на свою спутницу.
- Смешной ты! - не выдержала Маша.
- Вот здорово! - удивился он. - Почему?
- Не знаю… - пожала она плечами. - Чему ты так радуешься?
- Снегу. Зиме. Своему возвращению домой. Знаешь, в Москве я долго не выдерживаю, а уезжаю - начинаю скучать. Еще радуюсь тому, что иду в ресторан с красивой девушкой. Ну, в конце концов, тому, что у меня сегодня день рождения…
- Что? - удивилась она. - День рождения?
- Ну, да!
- Вадик, поздравляю! - Маша обняла его рукой за шею, целуя, притянула к себе, он ответил на ее поцелуй, стараясь при этом смотреть на дорогу. - Почему ты мне раньше не сказал?! Сам с цветами явился, а я даже без подарка…
- Лучший мой подарочек - это ты… Нет, в самом деле… Подарки - это все условности. Мне просто приятно провести этот вечер с тобой. Ну, и если ты не возражаешь, то и с моей мамой.
- Как же я могу возражать?! Это, в первую очередь, ее праздник. Ты у нее один?
- Да, я у нее один. И она у меня одна. В том смысле, что я рос без отца. Все, что во мне есть хорошего, - это, конечно, от мамы.
- А плохого? - засмеялась Маша.
- О-о-о, дурная наследственность - по линии отца! - расхохотался он.
- Да, ладно, шучу! - Маша потрепала его по голове. - По-моему, ты вообще лишен недостатков. Ты - мамонт, динозавр, исчезающий вид. Мне иногда страшно становится, когда я думаю о том, насколько я порочна по сравнению с тобой.
- Сейчас загоржусь, - хмыкнул Вадим. - На самом деле, я только прикидываюсь хорошим. А по ночам работаю вампиром и очень люблю на завтрак пить кровь девственниц!
Он оскалил зубы, изображая из себя вампира, и в ту же секунду внезапно сморщился, как от зубной боли, и отвернулся.
- Что? Что? - не поняла внезапной перемены в его настроении Маша.
- Насчет девственниц я, кажется, переборщил… - сквозь зубы процедил Вадим. И тут же, справившись с собой, с улыбкой повернулся к спутнице. - Все нормально. У меня масса недостатков, так что тебе еще предстоит с ними познакомиться.
Он притормозил на повороте, и в этот момент, отчаянно сигналя, их подрезал, мигнув красными огнями, ярко-синий «Фольксваген»-«жук».
- Ах, ты… - успев прореагировать, нажал на тормоз Вадим. - Что ж ты делаешь, мерзавец?!
- Мерзавка…- поправила Маша.
- Что? - переспросил он.
- Мерзавка… - повторила она. - Там девчонка за рулем.
Вадим бросил на нее странный взгляд, внезапно добавил газу, вывернул руль - машина вылетела на соседнюю полосу и понеслась по шоссе, догоняя синий «Фольксваген».
- Вадик, ты что?! - перепуганная Маша вцепилась в ручку двери. - Ты с ума сошел? Пусть она едет! Слышишь?! Не надо!
Вадим не слышал ее. Он смотрел только на синий автомобиль, до которого оставалось всего несколько метров. Поравнявшись с «Фольксвагеном», Вадим несколько раз просигналил. Девушка за рулем «жука» повернулась в его сторону, улыбнулась и показала ему большой палец правой руки.
В ту же секунду Вадим сбросил газ, «жук» улетел вперед, а Вадим, бледный и отчего-то расстроенный, перестроился обратно в свой ряд.
- Вадик, ну, что ты?! - облегченно перевела дух Маша. - Разве можно так реагировать на этих разряженных обезьян?! Она же дура, не понимает, что собой и другими рискует. Чего ты связываешься?!
- Да-да, конечно, ты права, - он улыбнулся ей одними губами, но взгляд у него при этом был странно отсутствующим.
- Вадик, с тобой все в порядке? - забеспокоилась Маша.
- Да, в полном. Ты говорила, что у меня нет недостатков? Видишь, какой я вспыльчивый…
«Идиот! - обругал он сам себя. - Что же ты делаешь?! Сколько можно гоняться за призраками?! Это уже даже не смешно…»
Вадим покосился на Машу - она сидела, притихшая, сжав губы и глядя прямо перед собой.
- Маш… Маша… - он взял ее руку, слегка встряхнул. - Все нормально? Извини, погорячился.
- Никогда, слышишь? - перевела она на него взгляд. - Никогда больше не пугай меня так!
Татьяна Михайловна сама открыла им дверь - уже полчаса она в ожидании стояла у окна, и, едва машина подъехала, поспешила в прихожую. Ей не терпелось увидеть девушку Вадима. Три месяца! Они встречались уже три месяца, а сын молчал и ничего не говорил ей! Партизан! Татьяна Михайловна молила Бога, чтобы у них все получилось, чтобы Вадим, наконец, забыл, про Ирину, выбросил ее из головы! «Ничего, - уговаривала она себя, - женится, детишки пойдут, не до блажи будет…»
Татьяна Михайловна даже сходила в комнату сына и положила вниз стеклом фотографию, на которой Вадим был снят рядом с банкирской дочкой, как она мысленно ее называла. На всякий случай. Чтобы у Маши не возникало лишних вопросов. Сам-то он не догадался.
- Ты нас ждешь? - улыбнулся Вадим, увидев мать на пороге квартиры. Он слегка нервничал - и это было заметно.
- Ну, вот… Познакомьтесь… Это моя мама, Татьяна Михайловна. А это - Маша.
- Очень приятно, очень рада…- Татьяна Михайловна протянула девушке руку и в замешательстве посмотрела на Вадима, не зная, что говорить дальше.
- Мне тоже очень приятно, - похоже, Маша из них троих чувствовала себя лучше всех. Во всяком случае, на первый взгляд она была совершенно спокойна. - Вадик так много о вас рассказывал… Он вас так любит.
- Ну, что вы!.. - Татьяна Михайловна смущенно махнула рукой.
- Мам, а почему ты до сих пор не одета? - поинтересовался Вадим. - Что такое? Я Машу торопил, говорил, что ты нас ждешь…
- Вадик, знаешь… - Татьяна Михайловна потянулась к сыну, поцеловала его в холодную щеку. - Я подумала… Вы поезжайте в ресторан без меня…
- Здравствуйте…- возмутился он. - Ну, ты чего? Мы так не договаривались… Как мы без тебя? Что за капризы?
- Вадик, никакие не капризы…Что я не видела в твоем ресторане? Вы - молодые, потанцуете, выпьете… А я дома посижу…
- Ты у меня тоже молодая! - Вадим обнял ее за плечи. - Давай собирайся!
- Вадик, и правда - что нам этот ресторан?! - неожиданно поддержала Татьяну Михайловну Маша. - Мне ресторанная еда - вот уже где!
Она провела ребром ладони по горлу.
- Я предлагаю всем вместе посидеть дома и в тесном кругу отметить твой день рождения!
Решительно сбросила с себя шубку, подала ее опешившему Вадиму, сняла сапоги.
- Ну, куда тут у вас можно пройти?
- Вот сюда, Машенька, вот сюда… - Татьяна Михайловна, довольная таким поворотом событий, повела ее на кухню.
Вадим остался один. Недоуменно покачал головой, повесил в шкаф Машину шубу и запоздало крикнул вслед матери:
- Мама, только не вздумай рассказывать о моем голопузом детстве!
Вечер удался. Собрав на скорую руку ужин, они долго сидели за столом. Маша рассказывала о себе, а Татьяна Михайловна тихо радовалась выбору сына. Девушка ей понравилась. Она была красива. Безусловно, умна и образована. Но главное, вела себя так спокойно и естественно, как будто пришла к ним в гости уже не в первый раз. Общаться с ней было легко и приятно. Татьяна Михайловна даже при всем своем желании не смогла бы найти в ней никаких отрицательных качеств, да она их и не искала. Напротив, Маша казалась ей совершенством, вполне достойным ее сына, к которому, как любая мать, Татьяна Михайловна не могла относиться беспристрастно.
Женщины прилично выпили - Вадим с удивлением это констатировал. Если учесть, что мать, как правило, почти не пила даже в праздники, то ее сегодняшнее состояние означало одно - она слишком расчувствовалась и расслабилась.
Вадим прислушался к разговору.
- … И тогда она бросается ему прямо под колеса! - смеясь, рассказывала Маша. - Представляете?! Вот идиотка! А он останавливается и… и орет на нее! А потом садит ее в машину и везет туда, куда ей надо… Бесплатно! Когда Верка мне рассказала, я не поверила… Вадик… - повернулась она к нему. - Скажи, что Вера все придумала… Скажи, что вы меня разыграли…
- Ты, пожалуй, больше не пей. - Вадим, сочувственно улыбаясь, покачал головой. - Тебе уже хватит…
- Я и не пью! - глаза у Маши блестели, щеки разгорелись. Вадим никогда еще не видел ее такой.
- Мы же не пьем? - обратилась она к Татьяне Михайловне. - Мы выпиваем за здоровье именинника!
Та кивнула в ответ. Она была не на много трезвее Маши.
- Вадик вообще очень добрый. Машенька, он такой добрый! Однажды, когда он был совсем маленький, несу я его на руках…
- О-о-о, начинается вечер воспоминаний! - Вадим поднялся, отошел к окну, присел на подоконник. Ему вдруг захотелось курить, но при матери он старался этого не делать. - Мама, я же тебя просил!
Та махнула на него рукой.
- …Несу, а он в шубке, тяжелый, так мне неудобно, а Вадик обнял меня за шею и говорит, - Татьяна Михайловна даже всхлипнула, расчувствовавшись. - «Мамочка, когда ты будешь старенькой, я тебя буду на ручках носить!»
Вадим расхохотался.
- Мам, ну, ты что? Заплачь еще… Все уже, девушки, пора вас разгонять, а то начнутся сейчас женские страдания…
- Он такой заботливый, такой терпеливый… - не обращая на сына внимания, продолжала Татьяна Михайловна. - Вот что ни попрошу его - все сделает. Никогда слова плохого не скажет, никогда голоса не повысит…
- Мам, - все еще пытался остановить ее Вадим, - ну, чего ты меня расхваливаешь? Как цыган коня…
- Вот насчет терпения - тут я с вами не соглашусь! - внезапно возразила Маша. - Он у вас вспыльчивый! Вот хоть сегодня… Едем мы, едем себе… Вдруг раз - подрезает нас девица какая-то на синей машине…
- Маша, Маша, - забеспокоился Вадим. - Не надо, Маша…
- Другой бы… - не слушая его, рубанула она рукой воздух, - послал ее куда надо - и этим дело бы кончилось. А Вадик за ней… Пока не догнал - не успокоился.
Татьяна Михайловна, мгновенно протрезвев, с тревогой взглянула на сына. Тот отвернулся к окну. Маша не заметила этой секундной сцены.
- А вы, Машенька, в руки его покрепче возьмите… - сурово сказала Татьяна Михайловна. - В рукавицы ежовые… Чтобы не гонялся за девчонками…
- Ну… я же не в том смысле… - Маша растерялась.
- А я в том… в том самом…
- Ну, ладно, - вмешался Вадим, справившись с минутным волнением. - Мам, тебе на работу завтра… Пойдем, я тебя в комнату провожу. Пойдем?
Он ласково обнял ее за плечи, помогая подняться, поддержал под локоть.
- Чего ты так разгулялась? Завтра болеть будешь… Давай, давай, пойдем спать…
Когда Вадим вернулся на кухню, Маша задумчиво курила, потягивая вино.
- Ты как? Нормально? - сел он на стул напротив.
- Все замечательно! - кивнула Маша. - И мама у тебя замечательная, и вечер замечательный… И ты… такой замечательный…
Она погладила его по голове, провела кончиками пальцев по щеке, по губам.
- И все у нас будет замечательно… Правда?
- Правда, - согласился Вадим. - Давай, я уложу тебя спать…
- Спать?! - Маша подняла удивленно брови. - Ты хочешь сказать, что сексом заниматься мы с тобой сегодня не будем?!
Вадим усмехнулся.
- Я не занимаюсь сексом с пьяными женщинами.
- Почему? Тебя это не возбуждает?
- Предпочитаю, чтобы меня любили на трезвую голову. Пойдем?
Он поднялся, протянул ей руку, но Маша медленно отвела от себя его ладонь.
- Слушай, откуда ты взялся - такой принципиальный? Мне иногда становится просто страшно… - она встала, покачнувшись. Вадим хотел поддержать ее, но Маша отстранилась. - Знаешь, какой твой главный недостаток?
Вадим смотрел на нее выжидающе.
- Ты слишком правильный! - она поманила его к себе пальцем, и, когда он склонил к ней голову, прошептала громко. - А женщины любят мужчин с легким - с легким! - налетом испорченности. Впрочем, как и мужчины: порочные женщины почему-то привлекают их больше скромных девственниц.
- Маш, - вздохнул Вадим, - тебе бы женские романы писать - здорово бы получилось. Идем, порочная ты моя…
- Вызови мне, пожалуйста, такси… - неожиданно попросила Маша.
- Какое такси? - растерялся он. - Ты что, с ума сошла?
- У меня тоже есть свои принципы… И один из них гласит: где бы и с кем бы ты не провела вечер, ложиться спать нужно всегда в свою постель. Это уберегает от многих разочарований.
- Маш, ты обиделась? - он привлек ее к себе, хотел поцеловать, но она уперлась ладонями ему в грудь.
- Обиделась? На что? Хотя… Да, наверное, обиделась… Меня еще никто и никогда так откровенно не отвергал…
Преодолевая сопротивление, Вадим все же прижал ее к себе.
- Что ты говоришь? Ну, что ты говоришь! Я же совсем не то имел в виду… … Прости, прости, если я сказал глупость… Я же прошу тебя остаться… Маша… Останься, пожалуйста… Мне нужно, чтобы ты осталась…
- Вызови мне такси…- отстранилась от него Маша.
- Что я сделал не так? - внезапно разозлился Вадим. - Объясни… Я не понимаю…
Маша сняла со спинки стула сумочку, взяла со стола сигареты, зажигалку, бросила их в сумку.
- Все так, Вадик, все так… Только знаешь… Мы знакомы с тобой уже три месяца, и за все это время ты ни разу не произнес слова «люблю». Нет, я, конечно, не настаиваю, но … хотелось бы…
Вадим промолчал в растерянности. Маша вздохнула и развела руками.
Он вызвал такси и сам отвез ее домой. Простились у подъезда - легкое отчуждение, возникшее на кухне, еще не прошло, хотя оба старались делать вид, что ничего особенного не случилось.
- Я позвоню тебе завтра? - на всякий случай спросил Вадим.
- Позвони, конечно! - согласилась она.
- Маша, я хочу сказать тебе…
Он замялся, подыскивая слова.
- Может быть, я бываю сдержан в проявлении чувств… Не говорю каких-то слов… Но ты не торопи меня… Мне нужно время и…
- Вадик, милый, я тебя никуда не тороплю… - рассмеялась Маша. - Мне вообще некуда торопиться! Ну, разве что замуж… Не бойся, я ни на что не намекаю. До завтра!
Она поцеловала его в щеку, обдав запахом вина и духов, вошла в подъезд и скрылась в темноте. Вадим расплатился с водителем.
- Спасибо, можете ехать.
- А обратно? - удивился тот.
- Я пройдусь пешком.
- Ну, счастливо оставаться…
- Пока!
Ночной город не спал. Жизнь бурлила: мчались машины, неторопливо гуляли парочки, весело и шумно торопилась куда-то компания студентов, горели витрины магазинов. Вадим шел медленно и думал о том, что произошло сегодня вечером. О синем «Фольксвагене», о матери, которая мечтала увидеть его женатым и счастливым, о Маше, которой он ни разу не сказал «люблю», об Ирине, которой он это говорил… И еще о том, что если бы он сейчас увидел ее, не задумываясь, повторил бы тысячу раз это слово - ей, ей одной…
Ирина была его занозой, болью, судьбой, его единственной настоящей любовью - и Вадим ничего не мог с этим поделать! Он искал ее, ждал и надеялся, не понимая одного - почему Ирина не пытается его отыскать? Он не верил, не хотел верить в то, что был лишь маленьким эпизодом в ее жизни, развлечением во время летних каникул. Он слишком любил ее, чтобы думать о ней плохо.
А жизнь шла своим чередом, и нужно было решать, что с ней делать, с его незадавшейся жизнью. Как сказала бабушка Ирины? «Ты еще слишком молод, ты не знаешь, что можно жить с одной, рожать с ней детей, а любить всю жизнь другую». Тогда для него это были только слова - сейчас он понимал их совершенно четко.
И как быть с Машей? Она, действительно, нравилась ему. Вадим понимал, что, женись он на ней, и его семейная жизнь будет спокойной и уютной - разве не о такой мечтают тысячи мужчин? И разве тысячи матерей не мечтают, чтобы их сыновья нашли себе таких жен? Может быть, решиться и сделать этот шаг? В конце концов, что ему стоит пересилить себя и сказать ей слово, которое она так хотела услышать… Правда, существовало только одно препятствие, и у него было имя - Ирина Дунаева.
Их размолвка затянулась. Нет, они перезванивались почти ежедневно и даже пообедали вместе пару раз, но как-то разговаривали как-то натянуто, с трудом подбирая темы, и расставались с облегчением. Маша, на первый взгляд, была совершенно спокойна, но в глубине души все-таки обижалась на Вадима, а он, хотя и чувствовал себя виноватым перед ней, все же не мог найти нужных слов, чтобы восстановить былое равновесие в их отношениях. Но когда, спустя неделю, Маша не ответила на его звонок, Вадим забеспокоился. Такого еще не бывало.Телефон на красном шнурке висел на гвоздике у нее перед глазами - не слышать звонка она не могла. Демонстративно игнорировать - нет, это было не в Машином характере. Скорее, она объявила бы Вадиму, что они расстаются, но не стала бы прятаться и скрываться. Нарушая раз и навсегда заведенный порядок - не приезжать без предварительного звонка, Вадим поехал в мастерскую.
Маша была занята. Она редко работала по заказу, но сейчас был как раз такой случай: владелец галереи попросил ее написать свадебный портрет дочери одного из спонсоров «Эвридики». Отказать она не могла - в конце концов, именно «Эвридика» давала ей возможность выставлять свои работы.
Девушку звали Ирина. Ей было лет двадцать, не больше. Невысокая, стройная, с печальными, скорее, даже строгими темно - серыми глазами, она производила впечатление человека, отстранившегося от мирской суеты. У нее была слишком взрослая, скорбная и совсем неподходящая для ее юного, но при этом застывшего, словно маска, лица, складка губ, отсутствующий взгляд… Казалось, ее не интересует ничто вокруг - ни Маша, ни свадьба, ни портрет… Была ли это скука, или пресыщенность жизнью, которой еще не должно было быть в этом возрасте, Маша не могла понять.
Девушку сопровождал красивый молодой человек лет двадцати пяти - очень благополучный и ухоженный. Весь он был какой-то гладкий, словно напомаженный, безупречный - мечта любой женщины. На свою спутницу смотрел немного снисходительно, как будто заранее прощая ей возможные слабости, и разговаривал с ней, как с больным ребенком - терпеливо, но не без легкого раздражения. Это была странная пара.
Маша делала уже не первый набросок, но работа не шла. Что-то было в девушке такое, чего она не могла уловить, как не старалась. Маша была профессионалом - она не могла не видеть, что за внешней холодностью и отчужденностью Ирины прячутся живые чувства, которые, по непонятной причине она не хочет никому показывать.
- Ирина, - наконец, не выдержала Маша, - скажите, вы чем-то расстроены?
- Нет… - бросив на нее холодный взгляд, повела плечом девушка.
- Тогда почему у вас такое лицо, как будто вы поссорились с лучшей подругой?
- Что вы хотите сказать? - в лице Ирины промелькнуло что-то похожее на удивление.
- Я хочу сказать, - пояснила Маша, - что мне не хватает вашей улыбки. Вы так напряжены… Расслабьтесь! Подумайте о чем-нибудь приятном. Мы же все-таки не на Доску почета портрет пишем, а на свадьбу. Вот и думайте о свадьбе…
- Если вы считаете, что мне приятно об этом думать… - в голосе у нее прозвучал откровенный сарказм.
- Ирина! - с возмущением окликнул ее молодой человек.
- Тебя что-то не устраивает, дорогой?
Она даже не повернула к нему головы, словно разговаривала с пустым местом.
- Меня не устраивает, что ты выносишь наши проблемы на суд посторонних…
Ирина все же повернулась к нему, но лишь для того, чтобы облить ледяным взглядом.
- Я говорю, что хочу. По-моему, достаточно того, что я делаю то, что хочешь ты.
- Подождите, подождите… - вмешалась Маша. - Давайте, не будем ссориться. У нас с вами сейчас другая задача: мы должны сделать хороший портрет. Но если вы мне не поможете, у меня ничего не получится. Извините…
Она повернулась к молодому человеку.
- … Вы не могли бы оставить нас на два-три часа, пока мы работаем? А то я чувствую себя… как под арестом.
- Вы хотите сказать, что я должен уйти? - искренне удивился он.
- Да, - спокойно, но настойчиво подтвердила Маша. - Именно это я и хочу сказать.
- Но… - посмотрел он на невесту.
- Виктор, я тебя умоляю, - губы у Ирины насмешливо скривились, - меня никто не украдет и не изнасилует, если ты этого боишься.
- Очень смешно!
В этот момент раздался звонок. Маша, извинившись, положила альбом, вышла в коридор, открыла дверь и удивилась. На лестничной площадке стоял Вадим.
- Вадик? Ты что здесь делаешь?
- У тебя не отвечал телефон, - он нерешительно топтался на пороге. - Я решил заехать, узнать, все ли в порядке… Может, что-то случилось?..
- Да ничего не случилось, - Маша, хотя и таила обиду, но не могла не признаться самой себе - ей было приятно беспокойство Вадима. - Я его выключила, потому что у меня заказчики. А они не любят, когда при них разговаривают по телефону.
- Значит, ты занята?
- Да-да… - она махнула рукой. - Тут такое…Потом расскажу. Иди, Вадик, иди!
Она уже хотела закрыть дверь, но Вадим удержал ее рукой.
- Когда освободишься, включи, пожалуйста, телефон и позвони мне.
- Позвоню, - удостоила его улыбки Маша, - конечно, позвоню. Пока!
Она вернулась в комнату.
- Кто это был? - подозрительно поинтересовался Виктор.
- Мой друг. Забежал на минутку. Извините.
- Как же я могу уйти, - недовольно произнес молодой человек, - если здесь у вас проходной двор?
Маша воззрилась на него изумленно.
- У меня не проходной двор, - холодно произнесла она.
С какой стати этот лощеный денди решил, что может оскорблять ее в ее собственном доме?.. Кажется, это она делает ему одолжение, принимая его у себя и тратя на его невесту свое время. Что он себе вообразил? Что он - хозяин жизни, а она - так, приживалка при господах? Маша мгновенно встала на сторону Ирины и решила, что ее жених - пренеприятнейший тип.
- Посторонних здесь не бывает. А если и зашел гость, так я его, как вы могли убедиться, тут же выпроводила, причем не очень вежливо.
- Видно, паранойя передается воздушно-капельным путем, - вмешалась в их разговор Ирина. - Виктор, я понимаю, что у папы крышу сносит, но у тебя-то с чего? Иди, пожалуйста, подыши свежим воздухом, покарауль меня с той стороны двери.
- Ну, знаешь, - оскорбился молодой человек, - ты переходишь всякие границы!
Он демонстративно взглянул на часы. «Швейцарские, дорогие…» - отметила про себя Маша.
- Через два часа я вернусь.
Девушки остались одни. Маша, села, взяв альбом и карандаш, взглянула на Ирину, которая сохраняла все тот же невозмутимо - отстраненный вид.
- Да, - усмехнулась Маша, - я вижу, предстоящее бракосочетание вас мало вдохновляет. Можно спросить: если вы не хотите выходить за него замуж, то почему выходите?
- Потому что мне все равно, - безразлично обронила Ирина.
- То есть? - не поняла Маша.
- Все равно. Замуж - не замуж. Пусть делают, что хотят.
- Но… если вы его не любите… Разве можно?
Ирина перевела на нее равнодушный взгляд.
- Я же вам говорю: мне все равно. Я не люблю ни его, ни кого другого - так какая мне разница? Если этот брак нужен моему отцу, я сделаю для него это. Знаете такое выражение: дочерний долг?
- Бред! - Маша отчего-то вдруг развеселилась, но это было веселье с оттенком страха. - Средневековье какое-то! То есть вы хотите сказать, что отец предложил вам выйти замуж за этого типа, а вы согласились?
- Да, - кивнула Ирина, - примерно так.
- Но в постель-то с нелюбимым мужем вам ложиться, а не вашему отцу.
В лице у девушки не дрогнуло ничего. Оно по-прежнему напоминало скорбную маску.
- Я просто закрываю глаза и стараюсь ни о чем не думать…
- А если через год, через полгода, - пыталась пробиться через ее безразличие Маша, - вы встретите и полюбите другого? Что тогда?
- Я не хочу больше никого любить.
- Больше? - переспросила Маша.
Ирина промолчала.
С Виктором они познакомились год назад, летом, когда Борис Петрович на целый месяц увез дочь на Кипр - в надежде, что солнце и море вернут ее к жизни. Она так и не смогла оправиться от потрясения - вместо солнечного, полного жизни, искрящегося радостью юного существа, каким была Ирина до известных событий, Дунаев привез в Москву молчаливую восковую куклу. «Стресс! - разводили руками врачи. - Имейте терпение. Молодость возьмет свое». Но молодость свое никак не брала.
В Муравьевке Ирина жить не могла - когда Дунаев привез ее туда из аэропорта, она забилась в истерике, и перепуганный отец приказал водителю ехать в Москву. В новой городской квартире, которую Борис Петрович купил, пока ремонтировали сгоревший дом и взорванную квартиру, Ирина чувствовала себя, как в гостинице. Все вокруг было чужое, холодное, бездушное. Ничто здесь не имело для нее ценности. Ничто не напоминало о прежней счастливой - теперь она была уверена, что счастливой, - жизни.
Вернувшись однажды домой, Дунаев застал дочь у открытого окна. Это было чистой случайностью - прыгать Ирина, разумеется, не собиралась, но Борис Петрович испугался до смерти, взял ее, что называется, в охапку и повез в круиз по Европе, а потом на Кипр. Там они и познакомились с семьей Березуцких.
Виктор Березуцкий, сын и внук дипломата, умный, красивый, образованный, воспитанный, интеллигент в пятом поколении, дворянин по матери, принадлежавшей к очень известной русской фамилии, чудом выжившей в темные годы, только что закончил МГИМО и попал по распределению в МИД с перспективой в ближайшие год-два получить назначение в российское посольство в Европе или в Америке. У него было блестящее будущее, но для полного удовлетворения амбиций, да и для ускорения карьеры, не хватало красавицы-жены, желательно из обеспеченной семьи.
Ирину, проводившую время на пляже в полном одиночестве, ему показала мать, с которой он приехал отдыхать, прежде чем приступить к своим обязанностям в МИДе. Справки к этому времени были уже наведены - дочь банкира и владельца крупной холдинговой компании, скромная, приятная, образованная, не распущенная и, судя по всему, не избалованная, в отличие от многих богатеньких девочек, по мнению матери Виктора, как нельзя лучше подходила ее сыну. Бориса Петровича альянс с семьей дипломата тоже весьма устраивал. Внимание Виктора к Ирине было воспринято с благосклонностью.
По возвращении с Кипра молодой дипломат продолжал свои ухаживания и с разрешения Бориса Петровича несколько раз приезжал к Ирине в Швейцарию. Она оставалась безразличной - мужчины не интересовали ее, как, впрочем, не интересовало ничто в этой жизни, но Виктор был настойчив. Если учесть, что на его стороне был Дунаев, то Ирина оказалась в сложном положении.
У Бориса Петровича был двойной интерес: с одной стороны, чувствуя себя виноватым перед дочерью, больше всего на свете он хотел загладить свою вину, устроив ее семейное счастье. Виктор показался подходящей кандидатурой на роль человека, которому Дунаев мог доверить свою дочь. С другой стороны, первая же встреча с Березуцким-старшим открыла для Бориса Петровича новые перспективы для его бизнеса. Причем, бизнеса за пределами страны. От такого предложения он не мог отказаться.
Осенью он вместе с Виктором приехал в Швейцарию, где жила и училась Ирина. Долго разговаривал с дочерью, убеждая, что этот брак нужен для ее же блага. Ирина не выдержала.
- Папа, тебе нужно, чтобы я вышла за него замуж? Хорошо, я сделаю это для тебя.
В тот же вечер Виктор сделал ей официальное предложение и получил официальное согласие. Свадьба была назначена на 25 декабря - в это время Ирина могла приехать на рождественские каникулы в Москву. А после новогодних праздников Виктор должен был отбыть в Женеву - отец похлопотал, чтобы первое назначение сын получил в ту страну, где училась его будущая супруга.
- А давайте… Давайте немного выпьем! - Маше очень хотелось расшевелить свою заказчицу, увидеть хоть какую-то жизнь в ее глазах. - Чуть-чуть, для настроения…
Она отыскала на полке среди разрозненной посуды - рюмок, стаканов, тарелок - начатую бутылку коньяка и вернулась к столу.
- Вы коньяк пьете?
Маша протянула наполненную темной жидкостью рюмку Ирине. Та взяла неуверенно, зачем-то посмотрела на просвет и вдруг улыбнулась. И лицо у нее сразу стало удивительно юным и добрым. Маша быстро схватила альбом, карандаш и начала рисовать.
- Я один только раз пила… - смущенно призналась Ирина.
- Расскажите, - не прекращая рисовать, попросила ее Маша, - расскажите мне об этом…
- О чем? - Ирина вскинула на нее удивленные глаза.
- О том, о чем вы сейчас вспомнили. Это приятные воспоминания - я вижу по вашему лицу…
Ирина покачала головой.
- Если я начну вспоминать, то замуж тогда точно не выйду.
Маша прижала к груди альбом. Ей внезапно стало жалко эту девочку, которая не хочет больше никого любить. Значит, кого-то любила… И любовь была несчастной… Или без взаимности…
- Он женат? - тихо спросила она у Ирины.
Та помотала головой.
- Тогда - что?
- Его нет, - она произнесла эти слова спокойно, без эмоций, но глаза моментально застыли, подернулись тоской, и на лице опять появилась восковая маска. - Он умер. Погиб два года назад. Я не хочу об этом вспоминать…
… Борис Петрович вздохнул с облегчением и мысленно перекрестился, когда Ирина дала согласие на брак с Виктором Березуцким. «Ну, вот, - старался убедить он сам себя, - я же знал, что все это блажь… Выйдет замуж, родит ребенка… Все забудет…».
Он плохо знал свою дочь.
В поведении Ирины не было ни нарочитости, ни демонстративности. Она носила свое горе в себе, как носят на груди медальон с портретом близкого человека - никогда не забывая, но почти не заглядывая в него. Заглядывать было слишком больно. Ирина не могла понять, почему так произошло и почему это произошло именно с ней?! В чем она провинилась? За что Бог или Судьба, что для нее было одно и то же, так жестоко наказали ее? Она нисколько не эпатировала и не кривила душой, когда говорила подруге, что хочет выйти за Вадима замуж и родить от него ребенка. Она, действительно, так чувствовала! Она приросла к Вадиму, как прирастает к сильному, мощному дереву тоненькая веточка, привитая умелой рукой садовника, - чтобы стать единым целым и дать плоды. Но дерево погибло…
Ирина практически прекратила общение с подругами - и в колледже в Швейцарии, и в Москве. В свои двадцать лет она знала уже гораздо больше, чем девчонки, чьи головы были набиты романтическими бреднями. Она знала, что такое любовь и что такое утрата. Ребята-сверстники были ей не интересны - ни один из них не мог сравниться с Вадимом. Планка была слишком высока... Возможно, через много лет ей посчастливилось бы встретить мужчину, который занял бы в ее сердце место, которое когда-то принадлежало Вадиму, но сейчас Ирине, действительно, было все равно, кто будет рядом с ней. Ей хотелось лишь одного - заглушить боль. Любой ценой.
Вадим не был большим поклонником современного искусства, и в галерею его не тянуло, но он давно уже обещал Маше, что непременно побывает на выставке, где будут демонстрироваться ее работы. К тому же это была, пожалуй, хорошая возможность окончательно помириться. Вечер обещал быть скучным и церемонным, но Вадим пересилил себя и приехал в «Эвридику».
Монументальная Антонина Васильевна по-прежнему возвышалась над столом посреди холодного, освещенного лампами дневного света холла. Вадим поздоровался с ней, и администраторша расплылась в улыбке - Вадим стал здесь своим человеком.
- Здравствуйте, Вадим Александрович! Что-то вы припоздали. А Машенька ждала вас, ждала, да убежала. Просила передать, чтобы вы на второй этаж поднимались.
Раздевшись, он поднялся наверх. Народу было довольно много. Кое-кого из завсегдатаев Вадим уже знал - проходя через анфиладу залов, с одними здоровался за руку, другим просто вежливо кивал. Он искал Машу, но ее нигде не было видно.
В одном из залов Вадим лицом к лицу столкнулся с Верой. Она не скучала: под локоток ее поддерживал новый кавалер - высокий, худой мужчина с лошадиной внешностью, с глубокими залысинами, в тонких - не для его крупного лица - очках.
- Вадик! - радостно затараторила Вера, повиснув на его руке. - Ну, наконец-то! Машка уже вся извелась - думала, ты не придешь. А я ей говорила, я ей говорила: никогда не поверю, чтобы Вадик обещал и не сделал. У него не слово - у него клятва верности: дал - умрет, но сдержит! Правильно я говорю?
Вадим, улыбаясь, обнял Веру за талию, чмокнул в щечку.
- Верочка, ты как всегда права. Выглядишь просто потрясающе! Завидую твоему кавалеру!
Мужчина покраснел от удовольствия и протянул Вадиму неожиданно крупную, тяжелую руку.
- Карасев Андрей Николаевич, исполнительный директор коньячного завода.
- Вадим, - энергично пожал Вадим ладонь Карасева. - Жаль, что не пью, а то непременно воспользовался бы столь приятным знакомством. А вот скажите, пожалуйста, а почему - исполнительный директор? Что, бывают директора неисполнительные?
Карасев оглушительно расхохотался. Вадиму даже стало неудобно, и он огляделся по сторонам, словно хотел убедиться, что никто, кроме него, не слышит этот хохот.
- Браво! Вот это шутка! - Карасев от души хлопнул Вадима по плечу. - С вашего разрешения, обязательно ею где-нибудь воспользуюсь!
- Да ради Бога, всегда пожалуйста, - усмехнулся Вадим.
Его внимание привлекла небольшая компания в нескольких шагах от него, а, точнее, девушка в коротком черном платье. Ее плечи и шею окутывал тонкий, полупрозрачный шарфик, скрывающий подбородок и губы в момент, когда она поворачивала голову. Наверное, поэтому Вадим не сразу узнал ее. Девушка повернулась, услышав смех, встретилась с ним взглядом, отвернулась равнодушно, но тут же повернулась снова. Вадима бросило в жар. У него мгновенно вспотели ладони, а рубашка противно прилипла к спине. Это была Ирина…
Вера еще что-то говорила, но Вадим уже не слышал. Словно загипнотизированный, он сделал несколько шагов по направлению к Ирине. Меньше всего он ожидал увидеть ее здесь. И она отпустила локоть мужчины, возле которого стояла, и пошла навстречу Вадиму. На лице у нее был написан ужас, словно она увидела привидение. Они сошлись в центре зала и несколько секунд молчали, будучи не в состоянии произнести ни слова. Первым пришел в себя Вадим.
- Здравствуй, принцесса… - он попытался улыбнуться, но губы от волнения тряслись и не слушались.
- Этого не может быть… - шепот ее был едва слышен. - Не может быть…
Вадим не знал, сколько времени они стояли и просто смотрели друг на друга - минуту, две. Он видел, как Ирина моргнула, и слеза - крупная, прозрачная, сначала повисла на реснице, а потом сорвалась и медленно поползла по щеке. Он уже поднял руку, чтобы вытереть эту слезу…
- Извините, что прерываю вашу содержательную беседу…
Вадим вздрогнул. Возле Ирины стоял молодой человек, которого несколько минут назад она держала под руку.
- Милая, нам надо идти.
Он взял ее за локоть и аккуратно, но настойчиво повел за собой. Ирина оглядывалась, и в глазах у нее колыхался ужас, причин которого Вадим не мог понять, но она послушно шла за мужчиной.
Вадим застыл в странном оцепенении.
- Вадик, с тобой все в порядке? Вадик… - подошла к нему Вера и потрясла его за плечо.
Он перевел на нее взгляд.
- А? Да-да… Все хорошо…
- Мне показалось, - заметил Карасев, - что девушка несколько расстроилась.
- Этот мужик шагу в сторону ей сделать не дает, - затараторила Вера. - Сколько раз их видела, он всегда держит ее за руку, как будто боится, что она убежит.
Вадим стоял, словно оглушенный. Что это было? - думал он, - Ирина? Он не сошел с ума, ему не приснилось и не почудилось? Это была Ирина - и он позволил ей уйти?! Вот так взять и уйти?
- Извините, - сказал он Вере и Карасеву, - извините, я сейчас…
Он торопливо шел, почти бежал по галерее, на кого-то наталкивался, извинялся, вглядывался в лица, смотрел поверх голов, но Ирины не видел. Она как будто растворилась в пространстве, словно ее и не было. Вадим выбежал на лестницу и увидел, как девушка в черном платье в сопровождении мужчины спускается в холл. Внизу Ирина остановилась, а ее спутник направился к гардеробу.
Вадим буквально слетел с лестницы вниз.
- Ира!
Она обернулась.
- Ира, подожди, куда же ты? Нам надо поговорить…
- Вадик, ты умер… Ты же умер… - на лице у нее по-прежнему был написан ужас, и Вадим заколебался, как тогда, в Муравьевке, когда после дождя обнял ее и увидел страх в ее глазах. Чего она так боится?!
Ирина всхлипнула и закрыла рот рукой, чтобы не зарыдать во весь голос.
- Как - умер? - не понимая, о чем она говорит, допытывался Вадим, - Почему? Кто тебе сказал?
- Тебя убили… тогда, на даче…
- Что за бред?! Я жив! Я искал тебя… Я ждал тебя…
Виктор, держа в руках шубку Ирины и свою дубленку, быстро шел к ним от гардероба.
- Что здесь происходит? Что вам нужно от моей жены?
- От жены?! - ошеломленно отступил назад Вадим.
- Ну, от невесты… Отойдите немедленно, иначе я позову охрану!
Антонина Васильевна и старый гардеробщик с интересом наблюдали за тем, как разворачиваются события.
- Зови! - завелся с полуоборота Вадим и, что есть силы, толкнул Виктора в грудь. - Давай, зови!
Тот бросил на пол одежду и схватил Вадима за грудки. Они вцепились друг в друга не на шутку, но Ирина бросилась между ними, оттолкнув жениха.
- Отпусти его, сейчас же отпусти его! Слышишь?!
Вадим попытался взять Ирину за руку.
- Ирочка, не уходи… Нам нужно поговорить…
- Кто он такой?! - с перекошенным лицом набросился на Ирину Виктор. - Немедленно объясни мне, кто он такой?
- Прекрати на меня орать! - Ирина цедила сквозь зубы, глядя на него с откровенной ненавистью. - Человек ошибся… Он просто меня с кем-то перепутал...
- Что? - Вадиму показалось, что он ослышался. Что она говорит? О ком? Перепутал?! Ошибся?!
Он расхохотался - громко, истерично, расхохотался до слез, хотя кто знает, что было настоящей причиной этих слез?
- Конечно! Конечно, ошибся! И уже давно… Два года назад… Принцесса и дровосек - что может быть нелепее! Ну, что с того, что дровосек полюбил принцессу?! Что с того?! Он - герой не ее романа... Зачем принцессе любовь простого дровосека? И вот он умер…
Вадим подошел к Ирине почти вплотную, выкрикнул в белое, без кровинки, лицо:
- … Умер, потому что даже железное сердце ржавеет от слез!
Вадим бродил по галере, словно пьяный. Он был раздавлен, уничтожен. Ему хотелось кричать, рыдать, крушить все вокруг себя. «Вот и все, - билась молоточком в мозгу одна-единственная мысль, - вот и все! Вот ты и получил ответ на все свои вопросы. Теперь больше нечего ждать, не на что больше надеяться...». У него вдруг разболелась голова - нестерпимо, до черных мошек в глазах. Стены качнулись, поплыли и, чтобы не упасть, Вадим отошел к окну и, откинув белую занавесь, оперся рукой о подоконник. Откуда-то сбоку к нему подошел охранник - в черном костюме, с бейджиком на груди, посмотрел подозрительно.
- Все нормально, - успокоил его Вадим.
Мимо со скучным видом проплыл официант с подносом. Вадим поманил его к себе, взял с подноса коньяк, залпом выпил и поставил пустую рюмку обратно. Официант хотел уйти, но Вадим удержал его, снова взял коньяк и слил две рюмки в одну.
- Здесь где-то бродит высокий лысый тип в очках, с ним рыжеволосая фурия по имени Вера. Найди мне их.
Он достал из кармана несколько купюр, выбрал сотенную, свернул и кинул на поднос. Глаза у официанта сразу ожили, загорелись, он кивнул и испарился.
Вадим опрокинул в себя коньяк, поставил рюмку на подоконник и достал из кармана сотовый телефон. Кто-то, и он точно знал, кто именно, должен объяснить ему, что произошло. Пальцы дрожали, несколько раз он нажал не на те цифры, сбросил, набрал снова, поднес трубку к уху и практически сразу услышал голос Ершова.
- Слушаю…
- Так значит - я умер? - без всякого вступления задал вопрос Вадим. - Я умер? Меня нет?
Ему хотелось услышать в ответ удивление, непонимание и даже возмущение, но Ершов, мгновенно все поняв, молчал, не зная, что сказать.
- Как вы могли? - голос у Вадима дрожал и срывался. - Как? За что? За что, черт вас возьми?!
- Вадим, я был против этой затеи… - попытался оправдаться Ершов, - но ты же знаешь Дунаева… Он решил, что так будет лучше…
- Лучше?! - выкрикнул Вадим.
Охранник, маявшийся от безделья в нескольких шагах от него, встрепенулся и посмотрел заинтересованно в его сторону.
- Лучше? - сбавив тон, повторил Вадим. - Кому?! Кому лучше?..
- Что я мог сделать? - вопросом на вопрос ответил Ершов. - Я - человек подневольный…
- Не-на-ви-жу… - Вадим отнял трубку от уха, поднес ее к губам и отчетливо, по слогам произнес это слово. - Будьте вы прокляты!..
Он рванул на себя створку окна - в лицо ударил морозный ветер, белая занавесь взвилась над головой, словно фата невесты - и, размахнувшись, бросил телефон в темноту…
Официант все-таки отыскал Веру и исполнительного директора.
- Молодец! - похвалил его Вадим. - Оперативно сработал!
Он достал из кармана несколько купюр и, не считая, запихнул их довольному парню в карман. Снова слил коньяк из двух рюмок в одну, выпил залпом и повернулся к Карасеву.
- Я так понимаю, что вы, любезнейший Андрей Николаевич, наш коньячный спонсор. А продукция у вас ничего… Хорошо свою работу исполняете.
Он был пьян и не скрывал этого. Ему вдруг стало хорошо, легко, даже весело. Наконец-то все закончилось - терзания, страдания, бесконечное ожидание. И хорошо… И прекрасно… И замечательно…
- Вадик, что с тобой? - Вера, наморщив лоб, обеспокоено вглядывалась в его раскрасневшееся лицо. - Что ты делаешь? Где Маша?
- Маша? - Вадим огляделся по сторонам. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Никому не было никакого дела до драмы, разыгравшейся здесь несколько минут назад. - Маше не до меня… Видимо… Я брошен на произвол судьбы… Нет, не так… Я умер! Представляешь, умер! - смеясь, юродствовал Вадим. - И никто-о-о не узна-а-ает, где могилка моя-я-я… Кстати, а где моя могилка? Ну, если я умер, должна же быть могилка? Цветочки принести, поплакать…
- Господи, Вадик! - Вера в отчаянии повернулась к Карасеву. - Он же не пьет, вообще не пьет! Вадик, милый, тебя эта девица так расстроила, да? Слушай, не обращай внимания… Ну, редкостная дрянь! Представляешь, у самой папа - банкир, а она замуж по расчету выходит. Вот бывают же такие! За дипломата!
- Правильно, - пьяно кивнул головой Вадим, - а что же ей - за телохранителя выходить? Ну, глупо же выходить замуж за телохранителя! Вер, а ты откуда знаешь про дипломата?
- Так Машка же ее портрет пишет… к свадьбе…
- Портрет? К свадьбе? А-а-а… Так это ее портрет к свадьбе?! - он снова засмеялся, но что-то было у него в голосе и в лице, что заставило Карасева вмешаться.
Он решительно обнял Вадима за плечи и повел его к выходу из зала.
- Пойдемте, Вадим, пойдемте… Вам лучше сейчас уйти. Давайте, я отвезу вас домой.
- Домой? Домой мне нельзя…- упирался Вадим. - Дома у меня мама…
- Ну, хорошо, - Карасев настойчиво вел его за собой. - Тогда я отвезу вас к себе …
Ирина находилась в состоянии, близком к шоковому. В такие минуты реальность в голове у человека причудливым образом переплетается с воображением, воспоминания о событиях, имевшие место в действительности, нагромождаются на те, что созданы воспаленным сознанием, образуя хаотичные, иногда страшные картины, достойные кисти Гойи. Вот и сейчас Ирина не могла понять - действительно ли произошло то, что произошло, и она разговаривала с Вадимом - живым Вадимом, или все же это галлюцинации, бред ее больного разума.
Увидев его - там, в зале галереи, она подумала: «Боже, как похож!». И обернулась снова, лишь руководствуясь болезненным желанием еще раз посмотреть на того, чье сходство с Вадимом было таким удивительным и несомненным. Если бы он не узнал ее, не шагнул к ней навстречу, Ирина так и осталась бы в полной уверенности, что встретила лишь двойника.
«Здравствуй, принцесса!» - сказал он, и в голове у нее помутилось. Никто другой, кроме Вадима, не мог назвать ее принцессой. Но и он не мог - потому что умер… Не может же человек, которого похоронили два года назад, вдруг ожить, придти на выставку в художественную галерею, найти ее и назвать принцессой! Ирине показалось, что она вдруг сошла с ума. Поэтому она и позволила Виктору увести себя. Поэтому и пыталась объяснить Вадиму, что его, в действительности, нет, что он - лишь плод ее больного воображения. И только когда он закричал на нее, когда приблизил к ней искаженное лицо, когда она увидела его бешеные глаза, - тогда только вдруг что-то щелкнуло в голове, и она отчетливо поняла, что это, действительно, Вадим… Но поздно. Выкрикнув ей в лицо обидные слова, он повернулся и, бегом поднявшись по лестнице, скрылся из виду. Ирина подняла с полу шубку и, не слушая Виктора, который что-то говорил ей сердито, пошла к выходу.
В машине она тихо плакала, отвернувшись к окну. Виктор молча злился. Наконец, не выдержал.
- Кто этот тип?
- Не твое дело! - грубо ответила Ирина.
Виктор схватил ее за руку, сжал так, что она вскрикнула.
- Я хочу знать!
- Я же сказала, - Ирина отняла у него руку, - он ошибся!
- Черт! - Виктор, кажется, разозлился не на шутку. - Предупреждал меня твой отец, что за тобой глаз да глаз нужен…
- Что ты от меня хочешь? Что?! - Ирина повернула к нему мокрое от слез лицо. - Я же с тобой ушла, а не с ним! Какая тебе разница, кто он такой?!
- Ты спала с ним? Спала? - он пытался заглянуть Ирине в глаза. - Он - твой любовник?!
- Идиот! - выдохнула она и отвернулась.
Ирина смотрела в окно и думала о том, что случилось. Выходит, ее обманули. Жестоко, страшно, несправедливо… «Я жив! Я искал тебя… Я ждал тебя…» - звучали у нее в ушах слова Вадима. Она готова была умереть, чтобы соединиться с ним на том свете, а он все это время был жив и думал о ней…
Мысли скакали взад-вперед. Ирина вдруг вспомнила тот день, когда отец сказал ей о смерти Вадима: «Понимаешь, люди смертны… Его не довезли до больницы…» Почему, почему она поверила в это - так сразу, так безоговорочно?! Потому что была готова платить за счастье, которого, как ей казалось, ничем не заслужила?.. Вернувшись в Москву, она хотела отыскать мать Вадима, но испугалась. Испугалась посмотреть в глаза женщине, потерявшей единственного сына по ее, Ирины, вине.
Она просила отца отвезти ее на кладбище, показать могилу, но тот отказался, якобы заботясь о душевном состоянии дочери. И Ирина снова поверила. А в действительности никакой могилы не было…
Она мучилась и страдала, она не спала по ночам, резала себе вены, ненавидела жизнь вокруг себя, потому что в ней, в этой жизни, не было Вадима - и вдруг оказалось, что все зря… Было от чего сойти с ума…
Через несколько минут Виктор снова начал разговор, но тон у него стал другим - просительным, даже заискивающим.
- Не сердись, не сердись… Я ревную, да, ревную… А как ты хотела? Думаешь, мне приятно, что какой-то пьяный тип пристает к тебе прилюдно?
- Он - не пьяный… - огрызнулась Ирина. - И не тип… Оставь меня в покое!
- Ну, прости! - он взял ее нежно за руку. - Я просто не хочу, чтобы ты компрометировала свою и мою семью накануне свадьбы. Ну, прости, Ирочка…
- Сто раз тебе говорила, - взорвалась Ирина, - не смей называть меня Ирочкой!
Машина подъехала к большому кирпичному дому, остановилась у подъезда, возле которого был припаркован синий «Фольксваген». Дунаев купил здесь квартиру для дочери - в качестве приданого, чтобы молодые, приезжая в Москву, могли останавливаться в собственном доме, а не у родителей. Ирине квартира понравилась, так что она поселилась в ней сразу, как только вернулась из Швейцарии. Лиза, по-прежнему работавшая у Дунаева, приезжала два раза в неделю, готовила обеды, которые, впрочем, как правило, оставались нетронутыми, наводила порядок, что тоже не отнимало много времени, поскольку в гостях у Ирины бывал разве что Виктор, а все остальное время девушка проводила в полном уединении.
Ирина курила, стоя возле окна, и всматриваясь пристально в черное ночное небо. Курить она начала не так давно, при отце сдерживалась, но, оставшись одна, позволяла себе расслабиться.
Виктор подошел к ней, обнял за плечи, потерся носом о ее шею. Ирину передернуло, она попыталась освободиться, но Виктор не отпустил.
- Котенок, не злись! Давай забудем! Ну, было и было. Я ведь тоже не святой. И у меня до тебя были женщины… Поженимся, уедем…
- Свадьбы не будет, - жестко и бесстрастно произнесла Ирина.
Виктор развернул ее лицом к себе. Под глазами у нее размазалась тушь, губы еще дрожали, но слез уже не было.
- Ты с ума сошла?! Ирина, опомнись! У нас регистрация через десять дней…
- Я уже опомнилась, - в голосе у Ирины не было ни истерики, ни отчаянья, ни сомнения. Ей хватило нескольких минут, пока она поднималась на лифте, чтобы придти в себя и принять решение. - Не будет ни регистрации, ни свадьбы.
Она вновь попыталась освободиться из его рук, отойти в сторону, но Виктор рывком вернул ее на место.
- Ну, нет, дорогая, мы с тобой так не договаривались! Если тебе на свою жизнь наплевать, то мне на мою - нет, и я не позволю тебе сломать ее только потому, что ты вдруг встретила свою прошлую любовь!
- А мы с тобой вообще никак не договаривались! - все так же холодно возразила ему Ирина. - Разве тебе я нужна? Тебе нужна карьера, тебе нужен мой папа и его деньги. А я так, как дополнение... Может, не очень приятное, но, в общем-то, не слишком обременительное. Все, что от тебя требуется, - это каждую ночь ложиться со мной в постель и делать вид, что тебе это нравится! Зато мне не нравится!
И, не сдержавшись, прокричала ему в лицо:
- Понимаешь, не нравится!
Виктор с размаху ударил ее ладонью по щеке. Ирина вскрикнула, закрыла лицо руками. Тяжело дыша, он отошел в сторону
- Черт! Что ты делаешь?! Ну, что ты делаешь?! - он говорил покаянно и одновременно напористо, словно пытался ее убедить. - Все было так хорошо… Ну, да, да, ты не любишь меня, я знаю… И я не пылаю страстью… Но я хорошо к тебе отношусь, ты мне нравишься, меня вполне устраивает такая жена, как ты… Ну, если когда-нибудь кому-нибудь из нас захочется позволить себе маленькие радости на стороне… Мы всегда договоримся… Но зачем же рушить все?!
Ирина подошла к столу, потушила сигарету, оставив окурок в пепельнице. Левая щека у нее горела.
- Маленькие радости на стороне?! - она не скрывала горькой иронии. - Однажды одна профессиональная охотница за мужчинами сказала мне: «Твой отец - это деньги, а женщине для полного счастья нужно еще кое-что». Я тогда презирала ее, думала, что никогда не стану такой, как она. А выходит, что становлюсь… А я не хочу… Я не хочу спать с одним, а любить другого! Не хочу позволять себе маленькие радости на стороне! Не хочу быть красивой куклой, которую выносят в свет поиграть, а потом убирают в коробку на дальнюю полку… Я не хочу!
- Ирина, послушай… - Виктор шел к ней, и лицо у него было напряженное и недоброе. Ирина вдруг испугалась, что сейчас он снова ее ударит, и это будет уже чересчур, и некому ее защитить, потому что единственный человек, который мог бы ее защитить, умер, но не два года назад, а сегодня, когда она сама отказалась от него…
В голове у Ирины вдруг возник голос - голос Вадима: «Напряги ногу, напряги, тяни носок, бей в одну точку - резко и сильно». Она сама не поняла, как она это сделала - вдруг крутнулась на пятке, резко выбросила ногу и ударила Виктора в живот. Он отлетел к противоположной стене, схватился обеими руками за живот, открыл рот, как рыба, которой не хватает воздуха, и скрючился.
Нескольких секунд ей хватило, чтобы выбежать в прихожую, натянуть сапоги, поднять с пола шубку и, схватив сумочку, выбежать из квартиры.
Она ехала обратно в галерею. Чужие, думала Ирина, там бывают редко. Кто-то наверняка должен знать Вадима, а, значит, может подсказать, как ей отыскать его. В сумочке зазвонил телефон.
- Алло?
- Ирина, где ты? Где ты сейчас находишься? - это был отец.
Ирина даже усмехнулась, хотя причин для веселья было мало. Ну, конечно, после ее ухода Виктор наверняка сразу позвонил будущему тестю - единственному человеку, имевшему на нее хоть какое-то влияние.
- Где? Откуда я знаю, где я? - язвительно отозвалась она. - Может, на том свете? А? Вместе с Вадиком, которого ты похоронил?! А мертвые восстали из своих могил!
Нервы у нее сдали, и она расхохоталась, но смех тут же сменился рыданиями.
- Странно, не правда ли?! Может, это полнолуние виновато?!
- Иришка, дочка, послушай меня… - взывал к ней Борис Петрович.
- Не-е-ет, не-е-ет, - сквозь слезы снова рассмеялась Ирина. - Больше я тебя слушать не буду! Я всю жизнь тебя слушала! Я всю жизнь тебе верила… Я же тебе одному верила! А ты меня обманул! За что?! Что я тебе сделала?! Как ты мог?! Как ты мог так поступить со мной?! Ненавижу, ненавижу тебя!
Она бросила телефон на соседнее сиденье, вцепилась обеими руками в руль. Слезы застилали глаза, она моргала, смахивая их с ресниц, но они снова наворачивались, и Ирина боялась, что сейчас она в кого-нибудь врежется, и тут же думала с отчаянием: ну и пусть! Ну и пусть!
Вновь зазвонил телефон.
- Что? Что еще ты от меня хочешь?! - крикнула она в трубку и услышала голос Лизы.
- Ой, Ирочка! Ирочка! Папе плохо!
Дверь квартиры была распахнута настежь. Навстречу Ирине, торопливо поднимавшейся по ступенькам, выходила бригада «Скорой помощи».
- Что с ним? Что? - Ирина схватила врача за рукав халата.
- Если вы о больном, - нисколько не удивился тот, - то все будет хорошо. Сердечный приступ, но, слава Богу, не инфаркт. Полежит дня три - никаких волнений, полный покой…
- Как? Какой приступ? Он же молодой еще, ему же только сорок пять!
- Вот-вот, самый опасный возраст. Да вы не переживайте так! Но если что, звоните сразу, не тяните…
Ирина вошла в квартиру, закрыла за собой дверь, раздевшись, на цыпочках прошла по коридору и заглянула в комнату отца. Дунаев лежал на кровати, укрытый покрывалом. Возле кровати, на стуле валялись шприцы, пустые ампулы из-под лекарств. Казалось, он спал, но когда Ирина подошла ближе, Борис Петрович открыл глаза и протянул ей руку.
- Ирочка, доченька моя…
Ирина опустилась на пол рядом с кроватью, взяла отца за руку, прижалась к ней щекой. Все-таки она любила его. Отец был единственным родным ей человеком. Он заботился о ней всю жизнь, все, что он делал - он делал ради нее.
- Иришка… - Дунаев говорил медленно, тяжело, словно на груди у него лежал тяжелый гнет, не позволявший набрать воздуха в легкие и сказать во весь голос то, что он собирался сказать. - Я не знаю, как просить у тебя прощения…
- Папочка, не надо, не надо, - Ирина погладила его по тыльной стороне ладони, - не будем сейчас об этом… Тебе нельзя волноваться…
- Я думал, что так будет лучше… Что это у тебя… ну, знаешь, детская влюбленность… Что все пройдет… Если бы я знал тогда, как все обернется…
Дунаев закрыл глаза, дыхание сбилось, губы подернулись легкой синевой. Он замолчал, пытаясь отдышаться.
- Папа, тебе плохо? - испугалась Ирина. - Плохо тебе?
Дунаев медленно поднял тяжелые веки.
- Мне плохо от того, что я собственными руками сделал тебя несчастной… Я хотел тебе сказать, клянусь, но… каждый раз боялся, боялся, что ты меня не простишь…Что отвернешься от меня… Я ошибся, Ирочка… Этот парень, Вадим… Он, действительно, верный цепной пес…
- Папочка, о чем ты?
Дунаев отпустил ее руку, слабо пошевелил пальцами, словно прощался.
- Иди, иди, дорогая…Живи своим умом… Я устал, я отдохну… Только скажи, что ты меня прощаешь…
Встав на колени, Ирина погладила его по щеке.
- Ну, что ты, что ты… Конечно, прощаю… Я же знаю, что ты просто очень меня любишь… И я тебя очень люблю… Папочка…
Дунаев моргнул, словно соглашался с ее словами, снова закрыл глаза.
- Иди, иди к нему… Если он тебе нужен… Если он тебя ждет…
«Коньячный король» жил скромно, но со вкусом. Кухня в классическом стиле без современных наворотов, придающих месту для приготовления и потребления пищи сходство с космическим кораблем, - чистая и уютная, цветы на подоконнике, стол, накрытый веселой клеенчатой скатертью, в углу - высокий, стального цвета холодильник. Между холодильником и столом сидел Вадим. Он слегка протрезвел, и первый шок от встречи с Ириной тоже прошел, но способность рассуждать здраво все равно еще не вернулась, поэтому он молча наблюдал, как Карасев накрывает на стол, почему-то шепотом переговариваясь с помогавшей ему Верой. О чем - Вадим не слышал, и это действовало ему на нервы.
- Ребята, - раздраженно позвал он, - если вы обо мне, говорите громче… Это неприлично. В большой компании не шепчутся.
- Да не о тебе мы, Вадик, не о тебе! - махнула рукой Вера. - Сиди уже!
Она и сама присела на стул, жалостливо глядя на него зелеными глазищами.
- Ну, оклемался немного?! Кто ж так пьет коньяк - залпом и без закуски?
- У меня был небольшой выбор, - усмехнулся Вадим, - напиться или выпрыгнуть из окна. Впрочем, в моем случае это одно и то же.
- С ума сошел! - возмущенно всплеснула руками Вера. - Выбрось эти мысли из головы! Из окна прыгать… Из-за кого? Из-за этой девчонки? Да кто она такая… В ней всех прелестей, что папины деньги… Вот только никогда…
Она наклонилась к Вадиму и сердито постучала пальцем по столу.
- … никогда, Вадик, я не поверю, что ты ради денег из окна сигать будешь!
- Верочка, Верочка, подождите, - придержал ее ласково за плечо Карасев. - Давайте душеспасительные беседы оставим на потом. Мы же не знаем, что произошло. Мы можем только предполагать…
Карасев разлил по рюмкам водку.
- Андрей Николаевич, - снова возмутилась Вера, - зачем же вы ему наливаете? Ему нельзя пить… Он и так уже - вот, посмотрите…
- Наливайте, Андрей Николаевич, наливайте… - устало кивнул Карасеву Вадим. - Сегодня - можно. Сегодня у меня - поминки…
- Верочка, бывают моменты, когда человеку необходимо выпить. - Карасев говорил назидательно, но - одновременно - с легкой иронией, подтрунивая над рыжей гостьей. - У Вадима, видимо, сегодня именно такой день. Не переживайте, спаивать его никто не собирается. И, пожалуйста, вы оба - называйте меня просто по имени.
- Андрюха, - Вадим сжал пальцы в кулак и поднял его на уровень плеча, - ты - молоток! Вот таких я люблю!
- Ну, в таком случае для начала - за знакомство!
Они чокнулись и выпили. Карасев подложил Вадиму на тарелку холодную картофелину и кусок консервированной рыбы. В этот момент в кухню тихо вошел мальчик лет двенадцати - маленькая копия Карасева: высокий, худой, с вытянутым лошадиным лицом с серьезными серыми глазами за стеклами очков. Вера и Вадим удивленно уставились на него. Они не ожидали увидеть ребенка.
- Знакомьтесь, это мой сын - Саша, - Карасев повернулся к мальчику. - Что тебе, дружок?
Мальчик что-то тихо сказал ему на ухо, Карасев согласно кивнул и Саша исчез так же внезапно, как и появился.
- Что ж мы… - в замешательстве произнес Вадим, - сами за столом, а ребенок…
- Нет-нет, - вскинул Карасев ладони вверх, - не переживайте, он уже ужинал, у него режим.
- А вы что, - вдруг покраснев, поинтересовалась Вера. - вдвоем живете?
- Да, - кивнул Карасев, - жена умерла два года назад…
Повисло неловкое молчание. Карасев улыбнулся, увидев замешательство гостей.
- Не переживайте, все нормально. У нас редко бывают гости, мы живем очень замкнуто… Я все время на работе, а у Саши главное увлечение - компьютер. Он уже сам пишет компьютерные программы! Ну, что же мы сидим? Вадим, давайте выпьем за Верочку, а в ее лице за всех женщин, которых мы любим…
- Ну, да, - угрюмо отозвался Вадим, - за женщин, которых мы любим и которые не любят нас.
Он опрокинул содержимое рюмки в рот. Карасев посмотрел на него внимательно, отпил из своей половину, поставил на стол.
- Вадик, ну вот зачем ты так, ну зачем? - на Веру водка тоже подействовала. Если до этого она все же старалась помалкивать, то теперь слова полились бурным потоком. - Господи! Ну, тебе ли жаловаться? Да ты посмотри на себя: молодой, красивый, здоровый, сложен, как древнегреческий бог! Да ты только свистни - девки табуном за тобой побегут! Ну, хочешь, я сейчас Машке позвоню? Хочешь?
Она даже вскочила со стула, но Вадим, удержав ее за руку, заставил сесть обратно.
- Сядь, Вера, сядь… Не надо Маше звонить…
- Но почему?
- Потому что она хорошая, а я … обманул ее … обманул ее ожидания… Я честно надеялся, что у нас все получится… Но… Господи, я перед всеми виноват, перед всеми… Перед одной - что не смог полюбить… Перед другой - что не умер…
Слезы, которые он так долго держал в себе, все-таки прорвались, и Вадим закрыл лицо руками.
- Но Машка такая умная, красивая… - у Веры все перевернулось в груди. Вадик плакал! Это было невероятно! Немыслимо!
- Да, да, добрая, умная, красивая, талантливая! - прервал ее Вадим и вытер ладонью глаза. - А та - взбалмошная, избалованная, дерзкая. Но у нее есть одно преимущество. Знаешь, какое?
Он посмотрел на Веру в упор, уже не стесняясь ни своих слез, ни того, что стало их причиной, и она сжалась в комочек под его воспаленным взглядом.
- Я люблю ее! - Вадим развел руками, словно сам удивлялся тому, что сказал. - Да, люблю! Два месяца, всего два месяца… Нет, целых два месяца каждое утро я ехал к ней, и внутри меня, где-то вот здесь, - он прижал руку к груди, - звенела струна. Она звенела во мне! И я радовался каждому дню, потому что знал, что увижу ее улыбку, посмотрю в ее глаза, услышу ее голос, прикоснусь к ее руке... Господи, почему мы не думаем о том, что мы счастливы тогда, когда мы счастливы, а начинаем вспоминать об этом лишь тогда, когда теряем?! Почему?!
Карасев налил ему водки.
- Вадим, давайте выпьем… Если бы вы знали, как я вас понимаю!
Мужчины выпили, не чокаясь, и сидели молча, думая каждый о своем.
- Вадик, да ты поэт! - выдохнула удивленно Вера. Она никогда не думала, что он способен на такие слова и такие чувства. - Ты … такой спокойный, такой сдержанный, холодный … А ты, оказывается, совсем другой…
- Внешность, Верочка, часто бывает обманчива…- ответил ей Карасев и повернулся к Вадиму. - Если вы так любили ее, почему расстались?
- Случайность… - пробормотал Вадим. - Глупая, но страшная случайность… Я ждал ее два года, два года надеялся, что снова увижу. Только потом понял, что ее просто увезли от меня! Дочка банкира! Кем я был для нее? Обыкновенный телохранитель! Прислуга… А теперь я узнал, что умер … Умер, нет меня… Есть другой. Богатый, успешный, дипломат… Она повернулась и ушла. Все!
Он стукнул кулаком по столу. Вера вздрогнула и подпрыгнула. Карасев снова разлил водку, и они вновь выпили.
- Когда на соревнованиях я получил травму, - медленно заговорил Вадим, - врачи говорили, что быть мне калекой до конца своих дней. Я заново учился ходить, заново учился жить. Три раза в день поднимался по ступенькам с первого этажа на девятый и спускался обратно. А чтобы не кричать от боли, пел во все горло песни. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает… Когда понял, что больше не увижу Ирину, я опять пел те же самые песни… Только уже не вслух…
- А струна, - неожиданно задал ему вопрос Карасев, - все еще звенит?
- Струна? - Вадим взглянул на него удивленно, наклонился через стол и произнес напряженным шепотом. - А порвать бы ее к чертовой матери!
Карасев тоже наклонился к нему и также шепотом возразил:
- Но звенит же…
- А давайте ей позвоним! - вдруг пришла Вере в голову замечательная идея. Она даже подскочила на стуле, и рыжие волосы всколыхнулись и упали на плечи. - Вадик, давай позвоним, и ты скажешь, как ты любишь ее! Может, она не знает? Может, она, как и ты, думает, что ты ее давно забыл? Понимаешь? Вот ты - здесь, а она - там… Плачет…
- Не-е-ет, - пьяно помотал головой Вадим. - Я не буду звонить, не буду… Да у меня и телефона нет…
- Ну, телефон - не проблема, - быстро сказал Карасев. - Как ее зовут?
- Ирина…
- Полностью.
- Дунаева Ирина Борисовна. 1985 года рождения, Москва…
- Достаточно, - Карасев встал и вышел из кухни.
- Вадик, - Вера подвинула ему тарелку, взглянула на него жалобно, - ты покушай, покушай немного. А то пьешь, пьешь… Тебе же завтра на тренировку, наверное…
- На тренировку… согласился с ней Вадим. - Только мне все равно… Черт с ней с тренировкой, с поездкой, с неустойкой…
- Ну-ну-ну, - прикрикнула она на него, - ты крест на своей жизни не ставь. Сейчас разберемся с твоей красавицей.
- Она - не красавица, она - принцесса… - Вадим усмехнулся, поставил локти на стол, обхватил руками голову. - Принцесса… А я - железный дровосек… Разве мы - пара?
Вошел Карасев. Вадим перевел на него пьяный взгляд. Карасев молча положил на стол листок бумаги, на котором было написано несколько цифр, и сверху - телефонную трубку.
- Что это? - Вадим посмотрел на листок, потом поднял глаза на Карасева.
- Это ее телефон. Сотовый. Осталось только позвонить.
Вадим покачал головой. Зачем звонить? И так все ясно. Ирина пришла в галерею не одна - с женихом, и теперь все, что произошло между ними два года назад, уже не имело ровным счетом никакого значения. Глупо было думать, что по прошествии стольких дней и месяцев она будет любить его так же, как тогда. Разве он не понимал этого? Понимал, конечно… Надеялся на лучшее, но с каждым днем надежда становилась все более призрачной. В глубине души Вадим отчетливо представлял себе такой поворот событий: он встречает Ирину, но уже слишком поздно. От того, что он понимал это, ему, конечно, не становилось легче, но - что делать? Жизнь шла своим чередом. Влюбленная в него девочка выросла - и… полюбила другого. Дай Бог, чтобы она была с ним счастлива... Так думал Вадим. Лишь бы Ирина была счастлива. Ему не за что упрекнуть ее. И какой смысл звонить, задавать вопросы, бередить раны - и свою, и, возможно, ему хотелось на это надеяться, - ее? Лишь для того, чтобы продлить агонию?
И все равно на душе было невыносимо больно и гадко. Не потому, что Ирина не дождалась, пока они все же встретятся, а потому что им не дали встретиться… Это было тяжелее всего.
- Боишься? - неожиданно накинулась на него Вера. - Ты просто боишься! Трус… Какие же вы, мужики, трусы! Соловьем разливался: люблю, люблю! А как до дела дошло, так в кусты! Ну, так я сама позвоню!
Вадим не слушал ее, погруженный в свои мысли.
Вера схватила телефон, набрала номер, подождала несколько секунд.
- Ирина? Это Ирина? Одну минутку, пожалуйста, сейчас с вами будут говорить.
- Говори! - она толкала телефонную трубку в руки Вадиму, а тот все никак не мог понять, чего она от него хочет.
- Что я должен сказать?
- Скажи, как ты ее любишь! - настаивала Вера.
- Ты думаешь, что это можно сказать в двух словах? - с горечью поинтересовался у нее Вадим. - Можно объяснить, как человек дышит? Вроде все очень просто: вдох - выдох… Так и тут: вдох - люблю, и выдох - тоже люблю. Утром глаза открываешь: с добрым утром, принцесса, я люблю тебя! Вечером глаза закрываешь: спокойной ночи, принцесса, я люблю тебя! Как это можно рассказать?!
- Идиот! - зашипела на него Вера, сверкнув кошачьими глазами, и прижала телефон к уху.
- Алло! - и услышала в ответ короткие гудки. - Она бросила трубку!
- Кто? - так и не понял Вадим.
Вера хотела ему ответить, но внезапно вмешался Карасев. Он взял у Веры телефон, положил его на стол.
- Верочка, он все ей сказал. Пусть теперь девушка сама решает.
Ирина с Лизой тоже сидели на кухне. Здесь было как-то спокойнее, чем в комнатах. Воздух в квартире пропах лекарствами, и тяжелый запах рождал у людей тревогу, даже страх. Лиза куталась в цветастый платок - подарок Дунаева на восьмое марта, качала головой, что-то приговаривала про себя и изредка протяжно вздыхала.
С некоторых пор - и уже довольно давно - она переехала жить в комнату Бориса Петровича. Произошло это случайно, и в то же время, с точки зрения Бориса Петровича, вполне закономерно. Ближе Лизы, за исключением, конечно, Ирины, у него никого не было. Она жила в его доме уже десять лет, знала о нем то, чего не знал никто, и, возможно, даже он сам, заботилась о нем, ждала его с работы, провожала в командировки и встречала, они проводили вместе вечера, выходные и праздники, потому что образ жизни Борис Петрович вел довольно замкнутый и, хотя и бывал на светских вечеринках, ночевать всегда возвращался домой. В общем, Лиза делала для него все то, что делает для любого другого мужчины законная жена. С той только разницей, что спали они каждый в своей постели. Иногда он даже водил ее в недорогие рестораны, где их не мог встретить никто из знакомых - просто так, чтобы немного развеяться. После истории с Дианой Борис Петрович поставил крест на своей личной жизни, но природа брала свое. Тем более, что чисто по-человечески домработницу, у которой тоже не было в этом мире никого, кроме него и Ирины, он любил и жалел. Так что не было ничего удивительного в том, что однажды вечером вместо того, чтобы, как обычно, пожелать Лизе спокойной ночи и уйти в свою комнату, Борис Петрович поступил по-другому…
Лиза такого поворота событий не ожидала и ожидать не могла, потому что ничто в поведении Дунаева перемен не предвещало, но приняла эти перемены с радостью и даже с облегчением. Это почти ничего не меняло в ее жизни, - она по прежнему говорила ему «вы» и «Борис Петрович», вела себя скромно, если приходили гости, накрывала на стол и исчезала в своей комнате, чтобы никто и подумать не мог, что между домработницей и хозяином есть что-то большее, чем служебные отношения. Ничего не изменилось, кроме одного: теперь она заботилась о Дунаеве не как о своем работодателе, а как о любимом мужчине.
Борис Петрович, напротив, чувствовал себя несколько неуютно. И, в первую очередь, из-за Ирины: он разлучил дочь с Вадимом, потому что тот был всего-навсего телохранителем, а сам не просто спал, а, по сути, жил в гражданском браке со своей домработницей!
- Жениться на тебе я не могу, - однажды утром, хмурясь, сказал ей Борис Петрович, хотя она ничего не просила у него и ни на что не претендовала, - но о своем будущем можешь не беспокоиться.
Он даже изменил завещание, отписав Лизе квартиру и значительную сумму денег, и сообщил об этом Ирине. Ирина, хотя и не знала всего, но к такому решению отца отнеслась с пониманием, поскольку искренне считала Лизу родным человеком, о котором следовало позаботиться.
И вот теперь Лиза беспокоилась. Беспокоилась, что может остаться без мужчины, который на протяжении десяти лет был смыслом ее жизни. Но сказать об этом Ирине не могла, и только вздыхала тяжело.
Ирина же плакала, уронив руки на стол и уткнувшись в них лицом. Лиза погладила ее по голове.
- Не переживай ты так! Врач сказал, что ничего страшного. Постельный режим и никаких волнений!
- Какая же я дура! - взвыла в ответ Ирина. - Какая дура!
- Да что ты?! - испугалась Лиза. - О чем ты?
- Я растерялась… просто растерялась… Я не знала, что сказать, что сделать… Как будто с ума сошла…
- Да в рецепте все написано… - Лиза по-прежнему думала, что Ирина напугана внезапной болезнью отца. - Завтра врача вызовем… Что ты…
- Вадик… - всхлипнула Ирина. - Я встретила Вадика!
Лиза изменилась в лице.
- Ирочка, что ты говоришь…
- Не смотри на меня так! - закричала на нее Ирина. - Я не сумасшедшая! Он жив, понимаешь?! Жив!
- Тебе показалось… - уговаривала ее Лиза в полной уверенности, что у девушки от переживаний стало плохо с головой. - Тебе почудилось…
- Почудилось?! Я видела его как тебя! Я говорила с ним! И ушла…ушла, ушла! - Ирина закрыла лицо руками. - Я не знаю, почему я это сделала! Не зна-а-аю!
- Господи… - у Лизы задрожали губы и пухлые щеки. - Это что же… Это значит…
- Меня обманули… - тряслась Ирина, - меня обманывали все это время! И меня, и тебя… Что мне теперь делать? Что? Лиза… Я же люблю его!!! Я так люблю его…
- Бедная ты моя, бедная…
Лиза и верила, и не верила ее словам. Как могло такое быть? Выходит, Борис Петрович, чтобы разлучить Вадима с Ириной, придумал такую жестокую вещь…Господи, ну и дела… Вот тебе и Борис Петрович. Да как же он мог… Девочка такого натерпелась.
- Ну, не плачь, не плачь… Подожди, все образуется. Главное, что он жив. Господи, поверить не могу…
У Ирины в сумочке зазвонил сотовый телефон. Она взяла его, посмотрела на номер - он ничего не сказал ей, но лишь бы это был не Виктор - объясняться с ним не было ни сил, ни желания, и приложила трубку к уху.
- Да?..
- Ирина? - звонившая женщина была ей незнакома. - Одну минутку, пожалуйста, сейчас с вами будут говорить. Говори!
- Что я должен сказать?
У Ирины остановилось дыхание. Это был голос Вадима.
- Скажи, как ты ее любишь!
- Ты думаешь, что это можно сказать в двух словах? Можно объяснить, как человек дышит? Вроде все очень просто: вдох - выдох… Так и тут: вдох - люблю, и выдох - тоже люблю. Утром глаза открываешь: с добрым утром, принцесса, я люблю тебя! Вечером глаза закрываешь: спокойной ночи, принцесса, я люблю тебя! Как это можно рассказать?!..
Вадим проснулся, когда за окном уже было светло. Открыл глаза, огляделся. Он лежал в большой комнате, на диване, укрытый клетчатым пледом, под головой у него была жесткая диванная подушка с крупными вышитые цветами - по этим цветам он елозил всю ночь щекой, и теперь кожа чесалась и даже на ощупь казалась слегка припухшей. Громко тикали настенные часы с боем, и Вадим вспомнил, как всю ночь они били то четверть часа, то половину, а когда начинали долбить по голове, отбивая пять, шесть, семь часов, ему хотелось швырнуть в них чем-нибудь, но кроме подушки под рукой ничего не было, да и крушить чужую квартиру, где его приютили, было как-то неприлично.
Вадим смутно помнил, как его укладывали спать - он сопротивлялся, просил вызвать ему такси - машина осталась на стоянке возле галереи, говорил, что нужно позвонить маме, но потом, обессиленный, все же сдался и мгновенно уснул. Ему ничего не снилось - во всяком случае, он не помнил своих снов, может быть, потому что часы на стене будили его с регулярностью в пятнадцать минут, и сны просто не успевали присниться.
Вадим чувствовал себя разбитым и больным. Он никогда еще не пил столько, сколько выпил накануне вечером. И вот теперь голова раскалывалась, сердце колотилось, словно он только что пробежал стометровку на время, в желудке все крутилось и бродило. Но плохо было не только от этого. Вадим вспомнил события вчерашнего дня, и ему стало тяжело дышать. Ирина… «Что, не нравится, когда бьют мордой об стол? - жестко усмехнувшись, сказал он себе. - Ничего, терпи… А кому сейчас легко?». Думать о ней сегодня было немного легче, острая, пронзающая внутренности и мозг боль, терзавшая его накануне, прошла, сменившись болью тупой, ноющей, саднящей - с ней еще можно было жить. Тяжело, муторно, противно, но все-таки можно.
Вадим с трудом заставил себя встать, сходил в ванную, с удовольствием умылся холодной водой - под душ не полез, но снял рубашку и ополоснулся по пояс и только после этого вышел на кухню. За столом в полном одиночестве завтракал Саша - сын Карасева.
- Доброе утро! - искренне обрадовался ему Вадим.
- Здравствуйте! - строго посмотрел на него мальчик.
- А ты почему не в школе? - Вадим подошел к столу, оседлал табуретку.
- Я со второй смены.
- Понятно…
- Вы завтракать будете? - озабоченно взглянул на него поверх очков Саша. - Папа велел мне вас накормить.
- Спасибо, не хочется. Вот кофе я бы выпил.
Саша встал, включил чайник, достал из шкафа чашку, кофе, поставил перед Вадимом.
- Может, бутерброд? Есть сыр… Могу яичницу поджарить.
- Да ты не беспокойся! - Вадим улыбнулся. Мальчишка ему определенно нравился. Он был такой деловой, такой хозяйственный. Чувствовалось, что командовать на кухне для него - занятие вполне привычное. Еще бы! - вспомнил Вадим, - у него же нет матери.
- Ты сам давай ешь.
Он налил себе кофе, положил сахар, медленно размешал.
- Извини, что мы тут вчера…
- Да ничего. Вы мне не мешали, - Саша покосился на Вадима. - А вас девушка бросила?
- Типа того…- усмехнулся тот.
- Да вы не переживайте! - с видом знатока посоветовал ему паренек. - У нас в стране десять миллионов одиноких женщин. Найдете себе другую.
- В самом деле? - Вадим взглянул на него с любопытством.
- Конечно! Вот у нас в классе - десять парней и двадцать девчонок. Выбирай любую!
- Здорово! - согласился Вадим. - А тебе кто-нибудь нравится?
- Ну… - смутился Саша и, смутившись, признался, - да…
- А почему бы тебе не выбрать другую?
- Ну, вы сравнили! - парень уставился на него близорукими глазами. - Потому что не хочу!
- Вот и я не хочу! - вздохнул Вадим.
Он глотнул кофе, обжег язык, подул на коричневую поверхность жидкости. Саша наблюдал за ним с сочувствием.
- Зачем вы, взрослые, все усложняете? Любовь - морковь… И вообще, ученые давно уже доказали, что любовь - это биохимический процесс. А раз так, то от нее, как от любой болезни, можно придумать лекарство. Бросила девушка - раз, выпил таблетку и порядок!
- Как у тебя все просто! - удивился Вадим.
- А, по вашему, лучше мучиться? Когда у вас болит зуб или голова, вы же не мучаетесь - вы таблетку глотаете. А тут… - он изобразил страдания, - ах, у меня душа болит! Ах, у меня сердце болит!
- Но если болит, - не согласился Вадим, - значит - есть. Есть и душа, и сердце...
- А кому от этого легче? - нападал на него Саша.
- Нет, парень, что-то ты не то говоришь! - хмыкнув, Вадим покрутил головой. Надо же, что за мысли бродят в голове у подростка! На чьем, интересно, опыте они основаны? На своем? На отцовском?
- Все то, - горячился паренек, - только вы со мной согласиться не хотите. Конечно, вы же взрослый! А я, по-вашему, маленький и ничего не понимаю. А я понимаю! Я понимаю, что человек не должен страдать только потому, что его кто-то не любит!
- А ты бы хотел, чтобы тебя любили? - перебил его Вадим. - Чтобы по тебе страдали? Ты бы хотел, чтобы твой папа выпил таблетку и забыл о твоей маме - навсегда, потому что вспоминать о ней - больно?
Это был удар ниже пояса, но Вадим нанес его намеренно. Чтобы научить драться, нужно причинять боль.
Саша осекся.
- Вот видишь! - вздохнул Вадим.
- Так не честно, - угрюмо буркнул мальчик. - Она же мама…
- Но ведь и моя девушка могла бы стать мамой моего сына… - возразил ему Вадим. И сам испугался своих слов. А ведь, действительно, могла…
- Но вам же плохо! - не сдавался Саша.
- Если бы я не знал, что такое плохо, я никогда не узнал бы, что такое хорошо. Понимаешь? Человек, который не знает, что такое несчастье, никогда не будет счастлив. Потому что он просто не поймет, что счастье пришло! А постоянно счастлив может быть только идиот. Но мы же, слава Богу, нормальные люди. Так что не надо мне, Сашок, твоих таблеток. Я уж как-нибудь сам …
Он долго думал, прежде чем решился поговорить с Машей. В том, что ей уже все известно о событиях вчерашнего вечера, Вадим нисколько не сомневался. Вера не смогла бы промолчать, даже если бы он попросил бы ее об этом. А он не просил. Если до этого дня Вадим надеялся, что сможет сохранить их отношения, то сейчас об этом нечего было и думать - ни он сам, ни, тем более, Маша, на это не пойдет. Нужно было собраться с духом и расстаться, как бы тяжело это не было для них обоих.
Разыскав на стоянке у «Эвридики» свою машину, Вадим приехал в мастерскую - без звонка, совершенно справедливо опасаясь, что Маша не захочет с ним разговаривать. А он должен был попробовать хоть что-то ей объяснить.
Маша открыла ему дверь и застыла в дверном проеме, словно раздумывала, впускать его в квартиру или нет. Потом все-таки отступила в сторону, и Вадим прошел по коридору в комнату. Маша молча следовала за ним.
Вадим остановился посреди мастерской в некотором сомнении, не зная, с чего начать разговор. Маша скрестив руки на груди, стояла напротив, стараясь сохранять невозмутимость.
- Зачем пришел?
- Мне нужно поговорить с тобой.
Маша прошла вглубь комнаты, села на печально вздохнувший под ней диван, взяла в руки альбом для набросков, начала нервно рисовать.
- Не о чем говорить. Я уже все знаю.
Вадим усмехнулся.
- Ну, странно было бы, если бы не знала… Вера перестала бы быть Верой, если бы не рассказала тебе все в подробностях.
- Да уж, красок она не жалела, - желчно скривила губы Маша. - Даже прослезилась… Я думала, что сама не выдержу и расплачусь… Какая сентиментальная история!
- Я посмеялся бы вместе с тобой, если бы… если бы речь не шла обо мне, - он тоже подошел к дивану, сел на край. - И все же мне бы хотелось, чтобы ты услышала обо всем от меня. Согласись, будет нечестно и некрасиво, если я уйду, не попрощавшись и ничего не объяснив.
- А ты уйдешь? - неожиданно вскинула голову Маша.
Вадим едва не поперхнулся от удивления. Неужели ради сохранения их отношений она готова мириться с тем, что он любит другую женщину? Гордая Маша?!..
- Ты же понимаешь, что теперь, после вчерашнего… вряд ли все может быть по-прежнему… Да, я люблю другую… Давно… Я надеялся, что смогу забыть, начать все сначала, но… у меня не получилось. Но я хочу сказать… Маша, я старался быть честным с тобой. Я очень старался…
- Я знаю…
- Я не собирался тебя обманывать. Ты мне очень нравишься, правда, и я думал, что у нас получится… - он еще говорил, но понимал, что говорит не столько для нее, сколько для себя. Это себе он объяснял, почему держался за Машу. Она была его спасательным кругом - во всяком случае, он хотел, чтобы она им была. Но разве это честно? Разве Маша этого заслуживала? - Знаешь, иногда для того, чтобы жить вместе, достаточно просто уважать друг друга… Разве нет?
- Видимо, в нашем случае этого оказалось недостаточно! - продолжила его мысль Маша. - Но ты не переживай, Вадик! Хорошо, что все закончилось сейчас, когда нас ничто не связывает. Наверное, было бы в тысячу раз тяжелее, если бы… если бы мы поженились, обзавелись детьми, домом, хозяйством. А потом однажды ты встретил бы свою единственную любовь и понял, что живешь чужой жизнью. И ничего исправить уже нельзя… Вот это был бы настоящий кошмар - и для тебя, и для меня…
- Ты прощаешь меня? - с надеждой спросил у нее Вадим. Ему очень важно было услышать, что она поняла его и не сердится, не презирает, не ненавидит.
- За что? - засмеялась Маша.
Нет, все-таки она была совершенством - и Вадим это признавал. Какой силой воли, каким характером, каким мужеством должна обладать женщина, чтобы смеяться, когда ей говорят, что ее не любят! Он готов был встать перед ней на колени, готов был целовать ей руки за то, что она не кричала, не плакала, не говорила ему, что он негодяй, надругавшийся над ее чувствами… Хотя разве, в действительности, это было не так?
- За что прощать? За то, что ты меня не любишь? Разве это твоя вина? Никто никого любить не обязан! Нам было хорошо вместе - спасибо тебе за это. Но я, честно говоря, и не думала, что однажды ты сделаешь мне предложение. Я все время ждала чего-то подобного. Знаешь, на подсознательном уровне… Может, потому, что ты так и не сказал мне слова «люблю»?
- Все равно - прости...
Вадим встал. Маша посмотрела на него снизу вверх, и в глазах у нее все-таки загорелись прозрачные капельки.
- Подожди…
Перелистав альбом, она вырвала одну из страниц и протянула Вадиму. Это был карандашный набросок портрета Ирины.
- Это тебе на память… от меня.
- Спасибо! - у Вадима спазмы сдавили горло. - Ты не могла сделать мне лучшего подарка. Ну, пока!
- Пока! - улыбаясь сквозь предательски накатившие слезы, ответила ему Маша.
Вадим вышел из комнаты. Маша прислушалась к его шагам в коридоре. Когда хлопнула входная дверь, бросила альбом на пол и разревелась - громко, не сдерживаясь, по-бабьи - с подвыванием и взвизгиванием. С полок, тянувшихся вдоль стен, с укором смотрели на нее чужие портреты, маски и слепые глаза отрубленных голов.
Весь оставшийся день Вадим провел дома, валяясь на диване перед телевизором. На тренировку он не поехал, а когда позвонил Димка Медведев, отговорился плохим самочувствием, что, в общем-то, вполне соответствовало действительности. Мать ушла в больницу на ночное дежурство - и Вадим был рад этому обстоятельству. Оно избавляло его от необходимости объяснять причины и своего отсутствия минувшей ночью, и мрачного настроения. Он бродил бесцельно по квартире, сходил на кухню, заглянул в холодильник, с отвращением посмотрел на его содержимое, удовольствовавшись холодным соком, и вернулся в комнату. Нужно было решать, как жить дальше. Хотя что тут решать? - просто жить.
Вадим взял с полки фотографию, с которой улыбалась ему Ирина. В какой-то момент ему захотелось вытащить снимок из-под стекла, разорвать и выбросить клочки за окно, но это было глупо. Это походило на сведение счетов, но ему нечего было с ней сводить. Ему не в чем было ее упрекнуть или обвинить. Сам во всем виноват. Он один и никто другой.
Вадим со вздохом поставил фотографию на место и снова лег, закинув руки за голову. Он закрыл глаза и представил себе Ирину - такую, какой увидел ее вчера в галерее. Она изменилась за это время. Повзрослела, похорошела. Из девчонки со смешным конским хвостиком на затылке превратилась в красивую девушку. И волосы подстригла… А ей так идет. Он вспомнил, как впервые прикоснулся губами к ее волосам. Как они пахли… Он и сейчас помнил этот тонкий аромат, и сейчас, как и тогда, два с лишним года назад, у него закружилась голова, едва он вспомнил, как пахли ее волосы…
Вадим со стоном вытащил из-под головы подушку и положил себе на лицо. Умереть бы сейчас - вдруг пришла ему в голову мысль. Какая теперь разница - для нее он все равно уже умер, и давно…
Чтобы отвлечься от этих мыслей, он включил телевизор. Смотреть, как всегда, было нечего. На первом канале шла очередная мелодрама, и Вадим с усмешкой подумал, что его история вполне годится для того, чтобы стать мыльной оперой. На НТВ менты в очередной раз в рекордные сроки раскрывали преступление, на СТС длинноногая няня в короткой юбчонке, хлопая кукольными глазками, соблазняла гардемарина. Вадим прыгал с одного канала на другой, и мысли у него тоже прыгали, и от этого ему было легче, потому что сосредоточиться у него получалось только на одной, а именно этого ему отчаянно не хотелось.
- А теперь о печальных событиях в светской жизни нашего города, - со скорбным лицом сообщил диктор, когда Вадим переключился на московский канал. - Сегодня утром в Центральной клинической больнице от сердечного приступа скончался известный банкир, финансист и промышленник Борис Дунаев…
Вадим подскочил, словно кто-то подложил ему кнопку в диван, и прибавил звук. На экране появился портрет Дунаева в траурной рамке.
- Борису Дунаеву было сорок пять лет. Он пришел в бизнес в конце восьмидесятых и быстро встал на ноги. Потом, в силу трагических обстоятельств, потерял все и начал свой путь заново. Удачливый бизнесмен, он, по словам близко знавших его людей, отличался удивительной порядочностью и скромностью, поэтому за полтора десятилетия своей жизни в бизнесе не нажил себе большого количества личных врагов. Наследство Дунаева, по самым приблизительным подсчетам, составляет около десяти миллионов долларов. У Бориса Петровича осталась двадцатилетняя дочь Ирина. Она и раньше считалась одной из самых завидных невест, а теперь, после смерти отца, она к тому же еще и очень состоятельная девушка.
Вадим убрал звук и лег на диван лицом вниз, обняв руками подушку. «Ирочка… - думал он, - девочка… Бедная моя… Как же это? Что это - рука судьбы? Наказание Господне… Но ей-то - за что? За что?»
Раздался телефонный звонок, уже не в первый раз за вечер, но у Вадима не было ни желания разговаривать с кем - либо, ни сил, чтобы просто подняться. Но звонивший, по всей видимости, не собирался отступать. Вадим сполз с дивана, дошел до стола и взял трубку. К его удивлению, это оказался Андрей Карасев.
- Видел новости? - безо всякого вступления спросил он.
Вадиму, наверное, следовало бы удивиться - как Карасев его нашел, но он не удивился, вспомнив про Веру.
- Да…
- У меня есть ее телефон…
- Нет…- так же односложно ответил Вадим.
- Мне кажется, ты должен быть сейчас с ней.
- Я люблю ее больше всего на свете… - Вадим через силу выдавливал из себя слова. После вчерашнего ему нечего было скрывать от этого странного человека с печальным лошадиным лицом, с ним он мог говорить открытым текстом, - и больше всего на свете хотел бы сейчас быть рядом с ней… Но меня никогда не будет среди тех, кто уже завтра выстроится в очередь за ее рукой и ее деньгами…
Карасев молчал, по всей видимости, обдумывая его слова.
- Андрей, - окликнул его Вадим, - не в службу, а в дружбу…
- Конечно, чем смогу…- отозвался тот
- Узнай для меня… место и время похорон.
Зал прощаний был забит хорошо одетой публикой. Банкира Дунаева знали слишком многие. Одних искренне огорчала его внезапная кончина, другие, возможно, торжествовали. Третьи были равнодушны и присутствовали в этом зале лишь потому, что этого требовали правила хорошего тона. У роскошного гроба на стульях, обитых черной тканью, сидели четыре женщины - Ирина, баба Катя, Лиза и еще одна - Вадим ее не знал, но по внешнему сходству женщины с покойным догадался, что это его сестра - та, что жила в Питере. Вадим удивился другому - рядом с женщинами не было мужчин. А где же жених Ирины? Разве человек, который вот-вот собирается стать членом семьи, не должен находиться сейчас рядом со своей невестой? Но Вадим, как ни высматривал его среди людей, так и не увидел. Уже позже сквозь толпу пробились двое - троюродный брат Бориса Петровича с сыном, те, что были у Ирины на дне рождения. Вадим узнал их, хотя и видел лишь однажды.
Лиза в черном платке, с зареванным лицом и распухшим носом, держала под руку мгновенно постаревшую бабу Катю. Бледная Ирина сидела с прямой спиной, крепко сжав губы, в лице у нее не было ни кровиночки, но глаза оставались сухими. К ней подходили люди, кто-то просто пожимал руку, кто-то - более близкий - целовал в щеку. Она устало кивала, и каждое ее движение, каждый поворот головы вызывали у Вадима в душе щемящую боль. Ему хотелось послать всех к черту, подойти к ней, обнять, взять на руки и унести из этого зала, наполненного тяжелым запахом цветов, ладана и горящих свечей. Стоя поодаль, у стены, он неотрывно смотрел на Ирину. На нем была темная куртка, черный свитер с высоким воротом, глаза закрывали черные очки - вряд ли кто-нибудь смог бы узнать его в этом одеянии. Но узнали. Мимо прошел мужчина с траурной повязкой на рукаве, задел Вадима плечом, извинился, невольно взглянув ему в лицо, и остановился.
- Вадим? Ты? - это был Андрей Васильевич Ершов.
- Не ожидали? - криво усмехнулся Вадим. - Живой труп собственной персоной!
Ершов оглянулся на Ирину.
- Я прошу тебя, не сейчас… Она не выдержит этого… Девочка второй день на таблетках…
Вадим внезапно вышел из себя - ему тоже не просто дались эти дни.
- Не надо, черт побери, говорить мне, что я могу делать и чего не могу! Или вы думаете, что я пришел сюда выяснять отношения с покойником?! Он мне больше ничего не должен…
- Тише, тише… Ершов взял его за локоть. - Я позвоню тебе …завтра… И мы все обсудим.
Вадим резким движением освободился.
- Мне с вами обсуждать нечего!
Расталкивая людей, он двинулся к выходу.
- Зря ты так думаешь…- задумчиво сказал ему вслед Ершов.
На улице кучками стояли люди с венками и цветами - те, кто либо еще не побывал в полутемном душном зале, либо уже вышел из него. Двор был забит машинами. В стороне курила группа мужчин - судя по всему, сотрудников, работавших под началом Дунаева. Вадим подошел к ним.
- Ребята, сигареткой не угостите.
Один из мужчин протянул ему сигареты, второй - зажигалку. Вадим прикурил. Разговор, который он прервал своим появлением, возобновился.
- Что же теперь с банком будет?
- Да что с ним будет? Совет директоров назначит управляющего - и все останется как раньше.
- А наследница - дочка, как ее - Ирина?
- Говорят, она замуж должна была выйти - чуть ли не перед Новым годом…
- Ну да, а где ж тогда жених? Ему полагалось бы среди родственников быть.
- Темный вы народ… Она с женихом порвала в тот самый вечер… Из-за какого-то парня… Говорят, был жуткий скандал, вот у босса сердце и не выдержало.
- Да, я слышал, наследница - та еще стерва.
- Да какая разница - с ее-то миллионами…
У Вадима задрожали руки, не докурив, он бросил сигарету, раздавил ее ногой, отошел в сторону. Услышанное стало для него полной неожиданностью. Порвала с женихом… Из-за какого-то парня… Уж он -то точно знал - из-за какого… Но то, что их встреча с Ириной стала причиной смерти Дунаева… Нет, это уже перебор… Выходит, правду говорят, что Бог все видит…
Вадим не испытывал ни торжества, ни злорадства - только странную тяжесть в душе. Он опять не знал, как ему быть и что делать. Сердце рвалось на части. Он должен быть рядом с Ириной, он хочет быть рядом с ней, но как он мог сделать это теперь - теперь, когда для всего мира на груди у нее висит табличка: десять миллионов долларов?!
Из зала начали выходить люди, рассаживаться по машинам и автобусам. Под плач женщин вынесли гроб, Екатерину Федоровну вывели, поддерживая под руки, брат и племянник Дунаева. За ней брела, закрыв платком лицо, сестра. Ирина и Лиза шли, поддерживая друг друга. Рядом с ними по-прежнему не было никого из мужчин. И Вадим не выдержал. Пробравшись сквозь толпу, он подошел к Ирине сзади, чтобы не привлекать ее внимания, обнял за талию, взял под локоть. Лиза подняла голову, встретилась с ним взглядом... Она уже открыла рот, хотела что-то сказать, но Вадим покачал головой, показывая глазами на Ирину: мол, не сейчас.
Бабу Катю усадили в машину. К Ирине подошел мужчина с траурной повязкой на рукаве.
- Ирина Борисовна, может быть, вы тоже - в машину?
- Нет-нет, я с папой… - слабым голосом отказалась она.
Вадим подвел ее к катафалку, помог подняться в машину - Ирина так и не обернулась, чтобы посмотреть, кто же оказался рядом с ней в эту минуту. Ей подали руку, усадили на длинное сиденье рядом с гробом. Лиза, стоя у катафалка, повернула к Вадиму заплаканное лицо.
- Вадик, господи, откуда ты взялся? Значит, это правда?..
- Не сейчас, Лиза… Не сейчас…- он обнял ее, погладил по спине. - Не говори ей, что я был, не надо…
- Вадим, ты же ничего не знаешь…
- Лиза, иди к ней, иди… Потом поговорим…
Траурная процессия медленно отъехала. Вадим остался стоять в опустевшем дворе, усыпанном растоптанными десятками ног, но еще не увядшими цветами.
Вадим сидел на кухне в полном одиночестве. Говорят, когда человек пьет один - это уже алкоголизм, но Вадим так не думал, по крайней мере, о себе, поэтому на столе стояла бутылка водки, а на тарелке лежал кусок холодной курицы и ломоть черного хлеба. Вадим ничего не ел со вчерашнего дня, но и сейчас не столько закусывал, сколько выпивал - в бутылке оставалось чуть больше половины, а курица была не тронута. Вадим курил, прислонившись к стене, и вспоминал события прошедшего дня. Хлопнула входная дверь, но он не пошевелился.
- Вадик! Ты дома? - Татьяна Михайловна вошла в кухню. Натюрморт на столе вызвал у нее недоумение и досаду.
- Вадик, опять?!
Прошлой ночью он позвонил ей откуда-то, говорил сбивчиво и не ясно, из чего Татьяна Михайловна сделала совершенно однозначный вывод: сын пьян! Это повергло ее в тревожное изумление. Вадим мог позволить себе выпить, но чтобы напиваться… Чтобы заплетался язык… Чтобы не приехать домой ночевать… Такого с ним еще не было. И вот опять!
- Мам, не надо, не говори ничего! - поморщился он. - Чтобы ты не сказала сейчас, ты будешь не права…
- Вадим, объясни мне, пожалуйста, что происходит? - потребовала она. - Я хочу… я имею право знать!
- Дунаев умер, - коротко ответил он. - Сегодня похоронили.
Татьяна Михайловна потеряла дар речи. Вадим поднялся, взял из шкафа рюмку, поставил перед матерью.
- Помяни…
Налил ей и себе, и, не дожидаясь, пока она поднимет рюмку, выпил.
- Как это произошло? - тихо спросила Татьяна Михайловна.
- Сердце…
- Ты… был на похоронах?
Вадим кивнул.
- Видел Ирину?
Снова последовал кивок.
- Говорил с ней?
Вадим помотал головой.
- Почему?
- Как ты себе это представляешь? - поднял он на нее пьяные глаза. - «Здравствуй, Ирина! Помнишь ли ты меня, своего телохранителя?». Так, что ли? Помнит, мама, помнит… Только мне от этого не легче…
- Почему?
Вадим снова налил себе водки. Поднял рюмку, посмотрел сквозь нее на мать.
- Вадик, расскажи мне! - потребовала она. - Я должна знать!
- Дунаев сказал Ирине, что меня убили… тогда, на даче…Все это время она думала, что меня просто нет на этом свете. У нее своя жизнь, мама… И, боюсь, мне уже нет в ней места…
- Господи! - потрясенно воскликнула Татьяна Михайловна. - Но зачем?
- Наверное, Борису Петровичу очень не хотелось иметь телохранителя в качестве зятя. А объяснить ему, что он не прав… Он не дал мне такой возможности.
- Но Ирина… Если она узнает, что ты жив…
- Она знает. Мы встретились… случайно... - у него сорвался голос, он с трудом закончил. - Она повернулась и ушла. Все, мама. Точка.
- Вадик, милый…
- Не надо, мама, - лицо у него исказилось, губы задрожали, и Татьяна Михайловна испугалась, что сын сейчас заплачет - этого с ним не случалось с того самого дня, когда восемь лет назад он попал в больницу и услышал приговор врачей. - Не говори ничего, прошу тебя… Я… я держусь из последних сил…
Вадим встал со стула, сделал несколько шагов, опустился на пол возле матери, обхватил руками ее ноги, спрятал лицо в ее коленях. Плечи у него тряслись.
- Мама, мне так плохо… Мне никогда еще не было так плохо, как сейчас… Ну, что теперь делать - ходить с первого этажа на девятый и петь песни?! Пожалей меня, мама, хоть ты меня пожалей… Не могу больше, не могу… Лучше бы меня, действительно, убили тогда…
Татьяна Михайловна гладила его по голове и тоже плакала - от жалости, от бессилия, оттого, что ничем не могла помочь и ничем не могла утешить.
- Бедный мой, бедный мой мальчик! Что я могу для тебя сделать? Господи… И в утешение-то сказать нечего… Все пройдет, родной мой… Все забудется…
- Я не думал, что так бывает… - говорил, не отрывая лица от ее коленей, Вадим. - Думал, что любовь - только в книжках… Ну, вот такая - когда белый свет не мил… Когда жить без нее не хочется… Ну, почему, почему это случилось со мной?!
Татьяна Михайловна наклонилась, поцеловала его в макушку.
- Ты - счастливый! Ты даже не понимаешь, какой ты счастливый! Можно прожить всю жизнь, и вдруг понять, что много лет рядом с тобой был чужой и совсем даже не любимый человек. А у тебя … у тебя оно было - счастье! Пусть недолгое, но было!
- Если это счастье, то почему тогда так больно? А? - Вадим оторвался от нее, поднял голову, смотрел на мать так, как будто она непременно должна была знать ответ на этот вопрос. - Так больно, что хоть с крыши вниз головой…У меня надежда была… Хоть маленькая, но надежда… А теперь… Что теперь? Давай, уедем… Куда-нибудь далеко-далеко… В Италию… Хочешь в Италию? Я куплю домик. Мне хватит денег на маленький домик. Открою свой спортивный зал. Женюсь на мулатке, заведу дюжину сопливых черномазых детишек… И забуду все, как страшный сон! В конце концов, на свете столько хороших девушек…
- Уедем, милый, - соглашалась Татьяна Михайловна. Она на все была согласна, лишь бы не видеть больше никогда слезы в измученных, исстрадавшихся глазах взрослого сына, - конечно, уедем…
В районном отделении милиции царила тишина. Часы на стене показывали половину третьего ночи. За стойкой томились два дежурных милиционера. Один откровенно дремал, вздрагивая, когда в селекторе вдруг хрипло начинал бубнить чей-то голос, второй, борясь с зевотой, листал газету. Распахнулась входная дверь, и в помещение, сопровождаемая холодным ночным воздухом, быстрым шагом вошла девушка. На ней была короткая норковая шубка, из-под которой виднелось черное платье, голову покрывал черный платок. На звук открывающейся двери оба милиционера, встрепенувшись, подняли головы. Девушка решительно подошла к стойке.
- Слушаю вас внимательно, - бодро сказал ей тот, что читал газету.
- Я хочу сделать заявление! - девушка положила сумочку на стойку.
Дежурный терпеливо ждал продолжения.
- Я убила человека!
На сонных лицах появился живой интерес. Дежурный встал, пальцем поманил к себе девушку и, когда та нагнулась к окошечку, втянул носом воздух.
- Вроде трезвая…
- Разумеется, трезвая! - возмутилась она. - Вы что, не слышите меня? Я же вам говорю: я убила человека!
- И как вы это сделали? - вступил в разговор второй дежурный.
Ирина, а это была она, взглянула на него, не понимая, что он имеет в виду.
- Обыкновенно…
- Ножом? Топором? Или застрелили? - подсказал ей милиционер.
- Я его застрелила!
- Фамилия?
- Чья? - Ирина растерялась от такого вопроса.
- Ну, не моя же! - хмыкнул дежурный. - Убитого.
- Русаков… Вадим Александрович Русаков.
- Адрес?
- Я не знаю… я не знаю адрес!
- А убивали где? Дома?
- Д-да, да!
- Но адреса не знаете… - усомнился дежурный.
- Не знаю, говорю же вам… Мы приехали на машине…
Дежурный повернулся к напарнику.
- Пробей адресок по базе.
Второй милиционер, окончательно проснувшись, пробежал пальцами по клавиатуре компьютера.
- Похоже, не врет. Есть такой. Русаков Вадим Александрович, 1977 года рождения… Вот и адресок.
- Фамилия? - снова спросил у Ирины дежурный.
- Я же сказала - Русаков! - девушка уже начала терять терпение.
- Да ваша фамилия?
- Дунаева… Ирина Борисовна.
- И за что же вы его убили?
- Какая вам разница? - закричала на него Ирина. - Вы собираетесь туда ехать или нет?
- Дурдом! - удивился дежурный. - Сама убила, сама пришла, и на меня же еще и кричит… Ну, народ пошел!
И повернулся к напарнику.
- Вызывай группу. Кто там у нас сегодня на выезде?
Неожиданный звонок разбудил только Татьяну Михайловну - Вадим, совершенно измученный, забылся в тяжелом сне. Она вышла в коридор, посмотрела в дверной глазок и к своему удивлению увидела людей в форме.
- Милиция? - на всякий случай уточнила Татьяна Михайловна.
- Милиция, милиция, - подтвердил веселый голос, - открывайте!
Их было двое - капитан и сержант. Оба в серых форменных полушубках, у сержанта на плече висел автомат.
- Добрый вечер! - вежливо поздоровался капитан.
- Вообще-то уже ночь, - поправила его Татьяна Михайловна.
- Русаков Вадим Александрович здесь живет?
- Да…
- Он дома?
- Разумеется, где же ему быть? Он спит.
Капитан переглянулся с сержантом.
- Вы уверены, что он спит?
- Конечно, уверена, - снова удивилась Татьяна Михайловна - А что случилось?
- Можем мы его увидеть?
- Да, конечно, а что случилось?
Она показала рукой в сторону комнаты Вадима, и оба милиционера прошли туда. Недоумевающая Татьяна Михайловна - за ними. Капитан отыскал выключатель на стенке, включил свет и осмотрелся. На диване лицом к стене спал человек. Капитан подошел к нему, нагнулся, принюхался и заулыбался.
- О-о-о, все понятно! Клиент скорее жив, чем мертв.
- Он был на поминках… - почему-то смутилась Татьяна Михайловна. Ей стало неловко оттого, что ее сына застали в таком состоянии. - Он вообще-то не пьет… Да скажите же, наконец, что происходит?!
- Заявление у нас по поводу вашего сына…- вздохнул капитан.
- Он ничего не сделал… - заволновалась Татьяна Михайловна. - Он не мог ничего сделать… Он весь вечер был дома, со мной, я могу подтвердить…
- Да не переживайте вы так! - капитан бесцеремонно, даже грубо встряхнул Вадима за плечо. - Слышь, друг, проснись!
Вадим повернулся, открыл глаза, сконцентрировал на непрошенном госте сонный взгляд. Двое в милицейской форме в его комнате посреди ночи?.. Он приподнялся на локте.
- Что? Что такое?
- Русаков Вадим Александрович?
- Да, - Вадим проснулся окончательно, сел на диване.
- Заявление у нас поступило в ваш адрес, - весело сообщил капитан. Еще бы не веселиться - ехали на убийство, а здесь, судя по всему, даже мордобоя не было!
- Какое заявление? - удивился Вадим.
- Это какая-то ошибка! - снова подала от дверей испуганный голос Татьяна Михайловна
- Заявление об убийстве. Дунаева Ирина Борисовна - знаете такую?
Татьяна Михайловна, вскрикнув, закрыла рот рукой.
- Что с ней? Что? - Вадим даже похолодел от ужаса.
- Полчаса назад пришла в отделение милиции и заявила, что убила Русакова Вадима Александровича. То есть вас…
Ошеломленный Вадим молчал несколько секунд. Потом до него дошло, что убили не Ирину, что жертвой - мнимой, разумеется, - опять стал он.
- Меня? Убила меня? Идиотка! Где она?
- В отделении, где же ей быть, - хохотнул капитан. - Собирайтесь, поехали!
- О, я вижу - труп привезли! - обрадовался их появлению дежурный в райотделе. Ночная смена удалась. Не только никаких происшествий, но еще и развлечение в виде ненормальной девицы. - Свеженький! Ну, что будем оформлять на 15 суток?
- За что? - удивился Вадим.
- Да не вас, - махнул на него рукой дежурный, - вас-то не за что! Девушку! За административное правонарушение…
- Мужики, да вы что! - опешил Вадим. - Какие пятнадцать суток? У нее отец умер, вот крыша и поехала слегка…
- Да мне-то по барабану, кто у нее умер, - лениво зевнул дежурный. - Ложный вызов. Машину вот зря сгоняли…
- Ну, что вы - не люди? Может, договоримся? Новый год все-таки скоро… - Вадим достал из заднего кармана портмоне, вынул оттуда стодолларовую бумажку. - Коньяк хороший не помешает, а?
Дежурный взглянул на него, потом на капитана. Тот, улыбаясь, ждал окончания разговора.
- Взятку предлагаешь? - прищурился дежурный.
- Да какая взятка?! Это ж от чистого сердца! Будьте людьми!
- Ладно, чего там, - вмешался капитан, - отпусти девчонку.
- И что я сегодня такой добрый? - дежурный взял у Вадима купюру, притворно вздохнул. - Забирай!
Вадим стоял в коридоре райотдела и ждал, когда приведут Ирину. Странное дело - он не испытывал ни радости, ни счастья, только огромное облегчение. Как будто на нем висел тяжкий груз, не давая вздохнуть и расправить плечи, а теперь чувство тяжести пропало, и было так хорошо, так спокойно. Он даже не думал в эту минуту об Ирине. Он думал о матери, которая наверняка не уснет, пока он не вернется домой. И поправил себя: пока они не вернутся. Еще подумал о Дунаеве, который ошибся в своей дочери, - подумал без злобы и ненависти. Теперь ему не за что было его ненавидеть - Борис Петрович дорого заплатил за эту ошибку.
Через некоторое время в конце коридора появилась маленькая женская фигура. Ирина шла к нему навстречу, и Вадим вдруг вспомнил, как она точно так же гордо и неприступно шла по дорожке в первый день их знакомства.
Они встретились посреди коридора. Ирина молча обхватила его обеими руками, молча позволила обнимать и целовать себя... И вдруг выдохнула возмущенно:
- Ты пил?!
Вадим уже не мог сдержать улыбку.
- С тобой запьешь! - он оторвал ее от себя, заглянул ей в глаза. - Я всегда знал, что ты сумасшедшая, но не думал, что настолько!
- Но я же должна была как-то найти тебя! - ответила ему Ирина, улыбаясь сквозь слезы.
Она улетала на небо и возвращалась обратно. И снова улетала, и снова возвращалась. Восторг переполнял ее, рвался криком и, пытаясь сдержать этот крик, Ирина впивалась зубами в тело Вадима, и тогда он тоже вскрикивал, но не отстранялся, а, напротив, замирал на мгновение, прижимая ее голову к своей груди, словно давал ей возможность выдохнуть, придти в себя. Она говорила ему какие-то нежные слова, плохо понимая, что именно говорит, целовала в исступлении его мокрое от слез лицо и уже не понимала - чьи это слезы, ее или Вадима, да, в общем-то, ей было все равно. В какие-то моменты Ирина вдруг вспоминала обо всем, что произошло с ней, и тогда начинала плакать, и даже не плакать, а тоненько подвывать, и Вадим накрывал ее губы своими губами, и плач переходил в поцелуй, долгий, прерывающийся стонами, короткими выдохами, несвязными словами...
С той минуты, когда они вышли из милиции, сели в ее машину, приехали к дому и поднялись на лифте на четвертый этаж, Вадим сдерживал себя, понимая, что сейчас, будучи в стрессовом состоянии, Ирина может не отдавать себе отчета в своих поступках. Но пройдет ночь, наступит утро, и она взглянет на мир совсем другими глазами…
Они вошли в квартиру, Вадим зажег свет в прихожей, разделся сам, помог ей снять шубку. В нем словно включился автомат - разумный, спокойный, рациональный.
- Чаю хочешь? - задал он глупый вопрос. Ирина взглянула безумными глазами и потянулась к нему - потянулась так, как маленький зеленый росточек, чахлый и почти безжизненный, тянется к солнцу. Это нельзя было увидеть, это можно было только ощутить. И Вадим ощутил, и тогда его прорвало: он схватил ее - грубо, бесцеремонно, не жалея, поднял, прижал к себе, и она обняла его за шею обеими руками, ткнувшись губами куда-то за ухо, повисла на нем, как ребенок, ногами обхватив его бедра.
Что было потом - он плохо помнил, потому что потерял и разум, и контроль над собой. Пришел в себя только от звука собственного голоса, вскрикнув в момент, когда Ирина укусила его.
- Не отпуская меня! - говорила она и цеплялась за его плечи. - Пожалуйста, не отпускай меня! Держи меня крепче…
Он и не думал отпускать, стиснув ее в железных тисках рук, прижав к дивану всем телом, и только боялся причинить ей боль, но даже если и причинял - она не отталкивала его, а, наоборот, прижималась еще сильнее, словно хотела влиться в него, проникнуть в его тело, стать с ним одним целым…
… Ветер резким рывком распахнул форточку, ворвался в комнату, в одно мгновение заполнив холодным воздухом пространство вокруг их разгоряченных тел. Вадим оторвался от Ирины, нехотя встал, подошел к окну. Город уже просыпался - в соседних домах вспыхивали яркие пятна утренних огней. Внизу во дворе приглушенно урчал, разогреваясь, мотор автомобиля. В подъезде хлопнула входная дверь, темная фигура быстро пересекла заснеженное пространство двора и исчезла за поворотом.
У Вадима замерзли ноги, и он вернулся в постель. Ночь закончилась, начинался новый день. Начиналась новая жизнь.
Ирина задремала в его объятиях, и вдруг встрепенулась, отстранилась, подняла голову.
- Вадик!
- М-м-м… - сонно отозвался он.
- Ты женишься на мне?
Он решил, что ослышался спросонья.
- Что?
- Ты на мне женишься? - повторила она свой вопрос.
Вадим хмыкнул недоуменно, хотел прижать ее к себе, но Ирина не позволила. Он засмеялся.
- Ты опять вешаешься мне на шею?!
Ирина не пошевелилась - ждала ответа. Вадим открыл глаза, покосился на нее - она была серьезна и смотрела на него без тени улыбки.
- Ну, не дурочка ли ты?! - выдохнул он. - Я и так принадлежу тебе - весь, от макушки до пяток! Если тебе нужно официальное закрепление этого положения, можешь вести меня в загс, как бычка на веревочке!
- А просто сказать мне «Да!» ты не мог?! - в голосе ее звучал неприкрытый сарказм.
Вадим захохотал. Это была Ирина! Прежняя Ирина - такая, какой он ее знал, какой помнил, какой любил!
- Я сказал тебе больше, чем просто «да», - он чмокнул ее в волосы. - Спи, принцесса, спи…
Вместо послесловия
Телефонный звонок прозвучал, как всегда, слишком рано. Вадим с трудом открыл глаза, взглянул на часы - они показывали половину девятого, протянул руку, взял трубку с прикроватной тумбочки. Покосился на Ирину, мышкой свернувшуюся возле него,- она пошевелила губами, вздохнула, но не проснулась.
- Алло! - едва слышно произнес в трубку Вадим.
- Валим Александрович? - услышал он бодрый голос Ершова. Как будто кто-то, кроме хозяина дома, мог разговаривать с ним в этот ранний час! - Докладываю: немцев встретили, отвезли в гостиницу, устроили. Они попросили приехать за ними в одиннадцать часов.
- Отлично! - так же негромко, чтобы не потревожить Ирину, приблизив к самым губам трубку, ответил ему Вадим. - Тогда за мной машину к десяти присылай. Отбой!
В кроватке захныкал двухлетний Ванька. Вадим откинул одеяло, встал, на цыпочках подошел к сыну. Обожаемое чадо наотрез отказывалось спать в детской в компании с няней, так что пришлось поставить его кроватку в родительской спальне. Но этого ему было мало - он предпочитал спать между мамой и папой, и каждый вечер Вадиму приходилось уговаривать сына лечь в его собственную постель. Хорошо еще, что сон у него был крепкий, но Вадим и Ирина все равно боялись разбудить ребенка, поэтому любовью занимались осторожно, прячась под одеялом, стараясь не шуметь, - в этом был свой шарм, но иногда Ирина все же не выдерживала и требовала от Вадима немедленно проявить мужской характер и переселить сына в детскую. Он обещал ей, но Ванька так плакал, что Вадим сдавался и приносил сына обратно, клятвенно обещая Ирине, что делает это в последний раз.
Вадим погладил мальчика по щеке, убедился, что тот спит, и вернулся в постель.
… Вот уже три года он возглавлял холдинг, владельцем которого была его жена. Ирина после рождения Ваньки полгода просидела с малышом дома, а потом настояла, чтобы Вадим разрешил ей работать, хотя бы и неполный день. Иван рос под присмотром Лизы и няни, но вечерами и по выходным Вадим принадлежал своему сыну.
… Он любил смотреть, как Ирина спит. Она почти не изменилась за три года. Рождение сына практически не повлияло на ее фигуру - она по-прежнему была такая же маленькая, худенькая, как былиночка, разве что грудь налилась и округлилась. Вадим смотрел на нее и чувствовал, как в нем рождается теплая волна, поднимается, набирает силу… Рука под одеялом скользнула по бедру Ирины, скомкала шелк ночной сорочки, коснулась обнаженного тела.
- Вадик… - еще не проснувшись, предостерегающе пробормотала Ирина.
- У нас есть полчаса… - заговорщицки прошептал Вадим ей на ухо.
- Ванька проснется… - она все же пыталась остановить его.
- Не проснется, мы - тихонько…
Рука настойчиво продолжила движение к намеченной цели.
- Ты - маньяк? - поинтересовалась, почти проснувшись, Ирина, а сама уже раскрывалась ему навстречу. От нее исходили непонятные, почти неуловимые, но будоражащие токи, от которых кружилась голова, а по телу пробегала дрожь.
- Не-а, - возразил Вадим и уткнулся лицом в горячую ложбинку на груди. - Я люблю тебя…
- Вадик, - фыркнула она, - ты - не дровосек. Ты - Шахерезада! Ты говоришь мне об этом уже в тысячу первый раз…
- Хочешь, скажу в тысячу второй? - пробормотал он, проваливаясь в нее, как в сладкий сказочный сон.
- Хочу! - засмеялась Ирина и разрешила. - Говори!
Сказка о Принцессе и Железном Дровосеке
© Copyright: Лора Кольт, 2009
Свидетельство о публикации №209061700841
Свидетельство о публикации №209061700841
Рецензии