Сестра первой любви

Она второй раз посмотрела мне в глаза и я выпал из троллейбуса не на своей остановке.
И увидел ножки, длиннее, чем «рога» этого троллейбуса, тонкую талию под  джинсовой курточкой и длиннющие светлые волосы, заплетенные в косу. Этого хватило бы на взвод спецподразделения «Эверест», а я был один.  И пошел за ней, хотя она даже не оглянулась.
Пошел в густеющий сиреневый туман в район, который назывался «Старый город». Куда ходить, без нужды можно было только ранним утром, толпой человек в 25 и то продвижение было бы успешным  до первого сквера. Одиноких неместных пацанов тут принимали как  инопланетян и не били сразу, только потому, что многим хотелось прежде взглянуть на этого придурка.  Минут через пять, когда становилось понятно, что это, не приезжий брат Кольки - «Святого» к незнакомцу подходил самый сопливый.  Сплюнув под ноги, спрашивал закурить. Не дожидаясь ответа тыкал кулачёнком куда попало и с криком «наших бьют!» отскакивал.  На помощь убогому вступали основные силы и как правило не встречая серьёзного сопротивления, одерживали очередную победу над иностранным интервентом.
Более серьёзные «махалки» происходили на летних танцплощадках, расположенных на стыке районов считавшихся лучшими местами себя показать и другим лицо подрихтовать. Куда в конце недели стягивались все партизанские отряды. Танцуя, каждые на своей половине площадки, оценивали вражьи силы терпеливо ожидая сигнала. В нашем случае, это был знаменитый клич «Пинк Флойд», «Эй, учитель!», который местные «гопники», почему – то, упорно понимали как: «Хэй, Кича»! 
Его ждали всё, включая конную милицию, именуемую в простонародье; «Одна голова хорошо, а две  надёжнее». Эта песня шла последней и прекрасная половина человечества с первыми аккордами мудро уступала поле битвы, в нетерпении поглядывая, ну, начинайте! И начиналось!
Заканчивалось всё разбитыми носами, выдранными «патлами» и как правило боевой ничьей. Потом можно было неделю хвастать свежим «фингалом» или демонстрировать свежую дырку на месте переднего зуба. И ловить восхищённые взгляды восьмиклассниц. Массовые мордобои, были нормой и никого это особенно не беспокоило.
 Но начинало беспокоить меня по мере моего проникновения в запретную зону. Поворачивать назад было  поздно. Я уже перешел черту.  А получить просто так, было бы обиднее вдвойне.
 И тут она обернулась. Впилась взглядом в мою глупо улыбающуюся рожу, оценивая свою победу. Прочитала на ней все мои терзания. Черт, как она прекрасна, и сделала шаг мне навстречу. И это было вовремя так как метрах в  150-ти, нарисовался наряд местных пограничников, с собакой.  Не пронесёт, а я так надеялся…
- Как тебя зовут? – быстро и почему - то полушепотом спросила она.
- Саша - моя улыбка стала ещё глупее.
- Меня, Лена.  Мы идем к бабушке.
И несём ей пирожки хотел было я блеснуть остроумием, но понял, что в нашем случае это был бы юмор висельника.  Она протянула мне папку с нотами и решительно взяла меня под руку.
У меня обвалилось сердце.   Это был миг счастья.  Если бы не эти противные рожи неторопливо приближающиеся к нам.
- Мы уже почти пришли – нарочито громко и не совсем уверенно сказала она. Тоже засомневалась в своих актерских талантах.  Но надежда ещё была.  В моё время по неписанным дворовым законам, «провожатиков» не били при девчонках. Их ловили потом, терпеливо ожидая у подъездов. А куда он денется с подводной лодки. 
Расстояние сократилось до одиннадцатиметрового. Они остановились.  Ну прям три богатыря, на рубежах Руси-матушки.  И  конечно шкет, в качестве первой стрелы.  Их лица светились от неожиданно привалившего счастья. Двое были так себе, а третий был боец серьёзный.  Шансов  у меня не было. 
Вокруг кипела жизнь, шли с работы и на работу люди, пенсионеры спешили в магазины, счастливые мамаши вели не менее счастливых детей из детских садов (и почему не меня,  мелькнула мысль), а мы были как в чистом поле, одни. И поле напоминало Куликово.
(продолжение будет…)