Лина Бендера Закрытая зона, Главы 4, 5

                Глава  4.
                Одна и без защиты.

                Х                Х                Х

  После выходных работа в цехе шла туго.  С больными похмельными головами работяги безбожно гнали брак, за который с них потом высчитывали из зарплаты.  Но почему-то начальство не спешило подложить конец нечестивой и вредоносной традиции беспробудного пьянства среди персонала.  Потому и неудивительно, что из-за водки и до крайности изношенного оборудования в цехах постоянно случались аварии, часто с многочисленными человеческими жертвами.

  Алёна споро нагружала тачку железными листами.  Постепенно, как любой физически здоровый человеку, она привыкла к тяжёлой работе.  Перестали болеть и окрепли мышцы, но иногда от духоты и плохой кормёжки у неё внезапно темнело в глазах и охватывала кратковременная слабость.  Приходилось пережидать где-нибудь за прессом, пока окружающий мир не вернётся в нормальное положение.  Выброшенные из-под раскалённого штампа свежие детали жгли руки даже сквозь брезентовые рукавицы.  Для страховки пришлось обшить их на ладонях теплоизолирующим полотном, но и это мало помогало.  Тихонько ругаясь, Алёна перекидывала болванки, точно горячие блины.  В последнее время она стала замечать за собой неприглядную склонность к забористой матерщине.  «С кем поведёшься, о того и наберёшься», - гласит народная мудрость, и это о ней, интеллигентной девушке из аристократической семьи потомственных учителей и адвокатов!  Не следовало бы так
распускаться.  Она укоризненно покачала головой, очень недовольная собой и окружающим.

  Вдруг прямо перед её носом на горячее железо шлёпнулся и зашипел чей –то плевок.  Удивлённая, Алёна взглянула  вверх, и тут мимо пролетел второй плевок.  Сорвав с головы кепку с длинным козырьком, она присмотрелась получше и в дымном чаду под потолком заметила сначала Ванца, а рядом ухмыляющиеся физиономии верхних прессовщиков.

- Экая свинья, - пробормотала она и, бросив в тачку последний лист железа, повернулась, чтобы отъехать.

  В этот момент Ванец изловчился и плюнул ей на макушку.  Прессовщики дружно грохнули.  Увлечённые редкостно комичным зрелищем, никто из них не заметил, как автоматически отодвинулась платформа с готовыми деталями и открылось раскалённое жерло огнедува.  Воодушевлённый поощрениями благодарных зрителей, Ванец набрал в рот побольше слюны и потянулся снова харкнуть, но тут его кто-то нечаянно толкнул, либо сам неловко оступился – и с воплем полетел в багрово дышащую яму.  Также автоматически платформа встала на место, готовая к приёму новых деталей, грохот работавших на полной мощности прессов заглушил вопли ужаса свидетелей трагедии…  И словно никогда не было на свете Ванца…

- Собаке – собачья смерть, - вслух сказала Алёна, облегчённо вздохнула и с видимым спокойствием покатила тачку.

… - А у тебя, девка, похоже, глаз дурной, - забирая после обеда её объяснительную по клевете, опасливо заметил мастер.

- Не мой глаз, а его голова дурная.  Под ноги надо было смотреть, - зло ответила Алёна.- Ye-ну…  Только никогда такого не бывало, чтобы сразу… - покивал головой мастер.

- Чего – такого?  Или у вас прежде люди не гибли? – вскинулась она.

- Люди-то гибли, да не так, не так…  Недовольны тобой рабочие.

- Меня оклеветали, меня оскорбили, и мной ещё недовольны? – удивилась Алёна. – Да пошли они в… хорошее место!

- Вот что, девка, - задумчиво проговорил мастер. – Надо бы сдать тебя властям, да работать некому, каждая пара рук на счету.  Ты от  греха подальше в цехе пока не маячь.  Бери тачку и иди на улицу, будешь возить заготовки в подвал.  Припрячешь небольшой задел на осень, как бы потом перебоя с энергией не случилось.  Но по-тихому, ни гу-гу!  Детали бери не от прессов, а в коридоре.  И мусор из подвала сначала выгреби.

  Обрадовавшись возможности вырваться из смрадного цеха, Алёна не вышла, а бегом выскочила на улицу.  Мастер говорил о приближении осени, но холодов пока не чувствовалось.  Тяжёлая влажная духота плотным одеялом нависала над землёй.  Непроницаемо мутное небо так и ни разу не прояснилось.  Пробыв на заводе почти три месяца, Алёна успела усомниться, видят ли люди настоящее яркое солнце и чистое небо над головами, дышат ли свежим воздухом, а не зловонным выхлопом тысяч смердящих труб.

  Подвал находился у боковой стены штамповочного цеха.  Мастер открыл ей цифровой замок и ушёл, показав, где и какие брать детали.  Вниз вёл пологий спуск с рельсами.  Видимо, раньше существовал автоматический подъёмник, но давно и безнадёжно вышел из строя, как и прочее уникальное заводское оборудование.  Судя по сырому, спёртому воздуху с примесью канализационной затхлости, подвалом длительное время не пользовались, а устроили архив отживших век кассет, слайдов, бухгалтерских книг и отчётных документов.  Имущество слежалось от влаги, перегнило, и кое-где его пришлось выгребать лопатой.  «Тачек на десять будет, не меньше», - разгибая натруженную спину, кисло подумала Алёна.

  Кассеты и документы она бросала, не глядя, а немногие уцелевшие слайды мельком просматривала.  В уголках каждого кадра стояли даты: 350, 358, 364 и так далее, примерно в пределах двух десятилетий.  Последние порции документов в сухом углу подвала достаточно хорошо сохранились.  Цифры ни о чём ей не говорили, она не могла понять последовательность отсчёта времени, принятого вроде земной, говорящей по-русски, но немыслимо извращённой цивилизацией, словно созданной сумасшедшим фантастом, вместо пера и бумаги воплотившим дикий замысел в реальность.  Потому чтио мир был настоящим, и люди – живыми.  Они ели, пили, работали, разговаривали, но существовали в ограниченном временном пространстве, заполненном искаженными понятиями о морали и самой сути бытия.

  Так, по датам, Алёна установила, что в данный момент стоит осень 568 года, но неизвестно какого тысячелетия, если таковые вообще имели место.  Забыв о работе, она принялась перебирать слайды, в основном, кадры из жизни заводы периода его бурного расцвета.  Фотографировали с вертолёта или похожей машины,  способной зависать в воздухе, треугольное крыло которой на одном из снимков попало снизу в объектив.

  Вот высокая толстая труба из красного кирпича, её и сейчас хорошо видно из бокового окна общежития прессовщиков.  Теперь верх трубы на четверть обвалился, а на снимке она новенькая, и посередине чётко видна дата: 238.  Не далее чем вчера Алёна смотрела на сохранившиеся нижние части цифр на не красном уже, а грязно-коричневом боку, пытаясь угадать, в каком году произвели постройку.  В прошлом труба не дымила, а в настоящий момент из неё постоянно валит чёрный дым.  Перевернув картинку, на обороте Алёна прочла аннотацию: «Действующий фильтр-поглотитель отработанных веществ».  Яркое голубое небо над ним красноречиво свидетельствовало о неусыпной заботе канувшего в историю правительства о сохранении экологии.  А вот другой кадр: сложное переплетение внешних труб вентиляции литейного цеха, прежде новеньких и блестящих, а сегодня лохматых от грязного налёта.  Алёна быстро перебрала слайды и отложила.  Показалось, в спешке пропустила самое важное, способное сыграть решающую роль в деле её спасения.  Но мысль мелькнула и потерялась. Спугнутая новым открытием. В куче обнаружилось несколько толстых потрёпанных томов.  Книги!   В настоящее время давно вышедшие из моды, полностью заменённые говорящими дисками и кассетами, где можно смотреть изображение и слушать  текст, не утруждая оставшиеся в уптреблении мозговые извилины чтением.  Такие любопытные научные изобретения, созданные якобы «для блага человечества», в изобилии рекламировались на бесплатных каналах телевидения.  Именно по рекламе, которую не брезговала смотреть и обсуждать вместе с работягами, Алёна сделала многие правильные выводы относительно характера современной жизни общества.

  А в следующий момент её постигло величайшее разочарование, подобного которому никогда не приходилось испытывать.  Книги оказались всего лишь техническими справочниками, в основном. По литейному делу.  Разумеется, она не собирается изучать производственные технологии, ей бы поскорее сбежать отсюда.  Но она так соскучилась по настоящей книге, кажется, прочла бы что угодно, даже литейный процесс.  Информационный голод был неодолим, и Алёна принялась  перелистывать справочники, выбирая, который забрать для вечернего чтения после работы.

  Один том сразу привлёк внимание, называвшийся просто: «Унивесальный завод «ТУРБОСТРОИТЕЛЬ».  Развитие и технические характеристики» автора некоего Вальгова В.П.  Увесистую книжку Алёна затолкала себе за пазуху, а вечером перепрятала в комнате под койкой вместе с несколькими слайдами с изображением отдельных участков заводской территории.  Для тайника пришлось отковырнуть несколько плиток от пола.

  Она вовремя закруглилась, и едва успела приладить вырванные куски покрытия на место, как нагрянул комендант  и переворошил её скудные пожитки.

- Так надо.  Кто знает, вдруг ты нож под матрацем прячешь?  Продырявишь кого-нибудь с дурных глаз, а мне отвечать?

- С ума я сошла разве? – удивилась Алёна.

- Ах, да, ты ж у нас непьющая.  Я слышал, дорогим кайфом балуешься?

- Имею право позволить раз в неделю!

- А от него, учти, мозги набекрень скатываются.  Вон в литейке один обкурился, да и прыгнул прямо в печь.  Только вспыхнуло.

- Ну и дурак! – отрезала Алёна.

- Кстати, а деньги где берёшь?  Зелье, оно дорогое , - насторожился комендант.

- На свои кайфую, не беспокойся, - мрачно ощетинилась она.

- Оно и видно, обносилась вся до нитки, на драную кошку похожа.  Хочешь познакомлю с нужными людьми, задёшево с головы до ног отоварят? – вдруг сменил гнев на милость комендант.

- Помоечным, наверно? – сморщилась Алёна.

- А ты не брезгуй, ишь, чистоплотная, - оскорбился  дядька. – На помойки иной раз такие шмотки выбрасывают, нарасхват идут.  Анька Растрёпа недавно элитный пеньюар отхватила, так целый месяц отбою не было от желающих потискать в обновке.  Правда потом, дура, всё равно пропила.  Давай сведу с кем надо, не задаром, конечно?

- Сведи, пожалуй, в долгу не останусь, - подумав, согласилась Алёна.

  Таким образом расстались почти друзьями, и проблема цивильной одежды удачно разрешилась.   Однако побег пришлось отложить на неопределённое время.   Наступили осенние холода… 
                Х                Х                Х

  Осень дала о себе знать  не столько холодом, сколько долгими, нудными и ядовитыми дождями.  Подули шквальные ветры, далеко разнося накопившийся за лето над городом густой вонючий смог, теперь выпадавший на головы гражданам жгучими кислотными осадками.  Стоял уже конец года, а дожди всё поливали, и не предвиделось им конца-края.

  На сэкономленные деньги Алёна купила популярную среди обывателей среднего класса одежду и башмаки на шипастой подошве, в которых удобно при случае удирать от погони.  Бежать рано или поздно обязательно придётся, в этом она не сомневалась.  Одежду тоже пришлось спрятать в тайнике под стеной литейки.  Держать вещи в комнате было опасно.  В любой момент комендант способен нагрянуть с неожиданной проверкой  и удивиться состоянию гардероба новенькой.  Обычно вне смены работяги предпочитали яркое, броское и с претензией на сексуальность – в подражание рекламируемой с экранов телевизоров моде свободных граждан с улицы.
 
  Был, например, такой Адик Пижон, больше любой бабы обожавший модные тряпки и знавший поимённо всех приходящих менял и торговцев.  Этот Адик с первых дней оказывал Алёне излишне назойливое внимание, и со временем совсем распустился.  Запал, как здесь говорили, «на полную катушку».  Новая любовь  заставила Адика проигнорировать прежнюю пассию Таньку Утопленницу, и он не давал прохода новенькой, уговаривая стать его ШМАРЛОЙ (так мужчины называли любовниц)  Правда, Нинка утверждала, будто Пижон зарится   прежде на дармовую водку, и только потом на всё остальное, но и её можно было понять.  С воцарением Пижона она лишится ставшей привычной и необходимой дополнительной порции спиртного.

  В её лице Алёна неожиданно приобрела рьяную защитницу, а так как горлом и телесами природа Нинку не обидела, то она умела заткнуть орущие рты, выплёвывающие в адрес новенькой грозы и сплетни.  Алёна прекрасно понимала, что лишь чудо способно помочь ей продержаться на заводе до весны.  Сначала она не поняла, почему работяги приписали случайную гибель Ванца её злому умыслу.  Но оказывается, во всех слоях общества люди опасались колдунов.  В Промышленном районе их пока не встречали, вероятно,  по той простой причине, что колдунам нечего делать на заводах.  Но «выездные» рассказывали, будто сглаз и порча стали самыми распространёнными после венерических заболеваниями в городе, а в судах не успевают разбирать уголовные дела , в которых граждане обвиняют друг друга в злом колдовском умысле, и нередки бывали случаи самочинной расправы над подозреваемыми.  Однако тайное ремесло процветало и считалось особенно прибыльным.  Поэтому теперь у Алёна появились основания опасаться уже не самого Ванца, а его недоброй памяти. Как это называется, нутром она смутно чувствовала приближение беды, грозившей нагрянуть, но неизвестно откуда, и приходилось ежедневно, ежечасно быть настороже.

 А потом начались холода, и помышления о побеге пришлось оставить окончательно.  Не очень сильный мороз стоял, градусов пять или семь, не больше, но постоянно дули пронизывающие насквозь ветры, мела жёсткая снежная крупа, а холод казался особенно невыносимым при отсутствии тёплой одежды и обуви.  По дороге от общежития до цеха и обратно работяги отчаянно мёрзли.  Мало у кого хватало терпнения не пропить летом зимние вещи, а когда их приобретали снова, то уже наступала весна.

  Вместе с другими мёрзла и Алёна.  Сознавая необходимость денег на воле, она копила, как скупой рыцарь, или как Мишка Нунок  из соседней бригады штамповщиков, рыботяга лет примерно сорока пяти, одержимый страстным желанием к старости выкупиться на свободу.  Худой, заморенный и вечно голодный, он недоедал, не пил вина, а продавал его жаждущим за деньги, подвергаясь за это нещадным насмешкам хмельных товарищей.  Работяги  не раз сговаривались обманом раскрутить Нунка на грандиозную гулянку, но у них ни разу не получилось.  Мишка крепче цепного пса стерёг свои сбережения, и потому его не любили, пожалуй, намного больше, чем крамольную новенькую, хотя формально Алёна давно перестала таковой считаться.  После неё приходили люди, точнее, их приводили принудительно за разные провинности с воли.  Оказывается, существовал отдельный вид наказания за мелкие бытовые нарушения, когда провинившегося на различные сроки ссылали на заводы.  С настоящими преступниками разбирались намного жёстче.  Беда в том, что преступниками здесь считали вовсе не тех, кого положено.

  Недавно вышел новый правительственный указ – привлекать к работе бастаргов.  Но с младенчества избалованных бродяжничеством и ленью,  из было невозможно заставить трудиться даже под страхом смертной казни.  Из-за них на заводах участились аварии и прочие откровенно уголовные эксцессы с наглыми ограблениями и убийствами.  Случалось, бастарги намеренно портили оборудование и увечили рабочих.  Поэтому в некоторых общежитиях поставили дежурных  с лазерными автоматами и опобовскими дубинками, а охранные волки на периметре с некоторых пор не голодали.  Но и крайние меры мало помогали, а к весне обстановка на заводе стала совершенно невыносимой.

                Х                Х                Х   

  Так шло, вернее, тянулось время.  По ночам Алёна прилежно изучала план завода и прилегающих к нему районов столицы – по книге и слайдам из подвала.  Постепенно перед нею вырисовывалась примерная картина развития, бурного расцвета и последующего упадка современного общества.  Наибольший подъём приходился  на середину двухсотых годов.  Именно тогда универсальный завод «Турбостроитель» начал выпускать новейшие турбинные  автомобили, оснащённые так называемым «вечным двигателем», на которых ездят и по сей день.  Постепенно завод расширялся, сливаясь с близрасположенными предприятиями.  Строились новые, оснащённые ультрасовременным оборудованием цеха.  Так продолжалось до тех пор, пока не образовалось единое предприятие-гигант, обеспечивающее товарами первой необходимости не только столицу, но и прочие города и населённые пункты.

  При подобном раскладе столице чудом удалось сохранить древнее название, хотя с недавних пор стали просачиваться   слухи о намерениях президента Левона Гурия присвоить ей собственное имя и провозгласить себя безраздельным и несменяемым правителем страны.  Ущербные, до крайности угнетённые и униженные работяги не возмущались, а к удивлению гостьи бурно восхищались диктатором и с воодушевлением аплодировали его торжественным речам, бесплатно транслируемым по телевидению вперемешку с рекламой женского белья и мужских подтяжек.

  Но так стало сегодня.  А прежде, много лет назад, люди были другими.  В столице жили и работали на заводах, фабриках, в исследовательских институтах свободные и гордые граждане.  Алёна листала книгу и видела их на фотографиях: красивых, в белых халатах, на сверкающих стерильной чистотой рабочих местах в окружении сложных машин, при одном взгляде на которые захватывало дух, словно на премьере фантастического фильма.   Ну куда же всё это делось?  Алёна не могла понять, какой чудовищный вихрь пронёсся над миром, что за дурной сдвиг произошёл в сознании человечества, повернувший его назад, к обезьяне.  Тут крылась некая страшная тайна, а чём не мог поведать скупой технический справочник.

  Не раз и не два открывала она книгу на том месте, где на цветной вкладке помещалась фотография цеха больших прессов, где она сейчас работала.  Без труда узнавались поставленные в несколько рядов двух- и трёхэтажный агрегаты.  Расположение станков не изменилось.  Алёна всмотрелась.  Ну конечно, это участок Пашки Недоеденного, в прошлом году чудом избежавшего зубов охранных волков.  Вот пресс и стол, где сбрасывают рубленые листовые полосы.  На оборудовании ещё сохранились остатки давно не действующих кнопок программного управления, но от роботов-подавальщиков и следа не осталось.  И этот облачённый в белый комбинезон мужчина в очках, с видом законного хозяина стоящий посреди цеха с переносным пультом в руках умер в прошло веке, в воображении Алёны унеся с собой всё чистое и светлое, на что были способны люди далёкого и, вероятно, счастливого вчера.

  Из-за этой книги Алёна перестала спать ночами.  Едва закрывала глаза, как наваливались кошмары.  Во сне она бегала по заводским цехам, спасаясь от чудовища с искаженным лицом президента Левона Гурия.  Просторные светлые помещения сменялись закопчёнными полуразрушенными казематами.  Под низкими сводами вонючих подвалов догнивали жалкие остовы некогда великолепных и мощных машин.  Среди них призрачными тенями бродили люди – не люди, а какие-то бесформенные существа без души и тела, вроде бесплотных фантомов.  Алёна пробуждалась в поту и не могла уснуть до утра, а в пять часов нужно было вставать и по морозу, по слякоти, под дождём или снегом плестись в цех, где ждали ненавистная тачка и тяжёлая бессмысленная работа.  Потому как нынешнее человечество уже не трудилось для собственного блага и совершенствования, а в алкогольном и наркотическом дурмане работала на своё уничтожение.

                Х                Х                Х

  Понедельник, вторник и среда – сонные дни в общежитии штамповщиков, впрочем, в любом другом месте тоже.  Воскресные деньги пропиты, а до очередной получки далеко.  В такие вечера работяги ходили мрачные, злые и либо спали, либо ссорились между собой по пустяковым поводам.  Грызлись не только наиболее взрывоопасный контингент – любовные парочки, но и закадычные друзья-собутыльники находили предлог придраться друг к другу, а затем пустить в ход кулаки.  В эти трудные времена спасал телевизор.  Особой популярностью среди местного населения пользовалась реклама, часто перемежавшаяся с выступлениями Левона Гурия и министров.  Если нудные речи слушали с сосредоточенным вниманием, уныло повесив головы, то коротким искромётным роликам радовались бурно, с неутолимой, доходящей до исступления жадностью наслаждаясь зрелищем чужой, недоступной простым смертным жизни и до краёв наливаясь завистью и бессильной злобой.  Публичные выступления президента вселяли в людей призрачные надежды на лучшее, а так как везде главный упор делался на удовольствия телесные, то после просмотра работяги в свою очередь старались наверстать упущенное, создавая себе иллюзию доступности утончённых наслаждений, в радужной эйфории смакуемых на бесплатных каналах телевидения.

  … В тот вечер Алёна задержалась в душевой, дожидаясь горячей воды, ради экономии подаваемой на пару часов за вечер, и тогда в коридоре выстраивались длинные очереди желающих помыться.  Поднимаясь на этаж, она услышала громкую бравурную музыку, доносившуюся из холла, где стоял телевизор.  Все, кто не спал, наслаждались дармовыми зрелищами.

- Настоящие идиоты! – недоумевая, как можно постоянно, изо дня в день смотреть одно и то же, пробормотала Алёна, достала ключ и хотела сунуть в замочную скважину, но вдруг замерла, насторожившись.

  Дверь оказалась приоткрытой, хотя она точно помнила, как, уходя, подёргала ручки, проверяя, плотно ли заперто.  Работяги не гнушались без спроса заимствовать друг у друга вещи.  Охваченная тоскливым предчувствием непоправимой беды, Алёна в замешательстве остановилась.  В комнате, несомненно, побывал посторонний, а возможно, и сейчас там находился.  Ей казалось, из темноты едва уловимым дуновением доносится чужое дыхание.

- А, чтоб тебя! – шепотом выругалась она, шаря вокруг в поисках какого-нибудь увесистого орудия для защиты.

  Обычно после выходных по углам валялся всякий мусор вперемешку с огромным количеством пустых бутылок, но как назло с утра на уборщицу Катьку Дулю напала неуместная жажда деятельности – после порки за лень и безалаберность.  Коридор оказался чисто выметенным и протёртым влажной  тряпкой.  Рассердившись на себя и неведомого злоумышленника, Алёна толкнула ногой дверь и, не зажигая света, бросилась к притаившейся на кровати тёмной фигуре.  Тот не ожидал, что его заметят в потёпках и в первый момент не среагировал на появление хозяйки, а спокойно ждал, пока она подойдёт поближе.  Но Алёна рассвирепевшей кошкой бросилась вперёд, навалилась на незваного гостя и заломила ему руки за спину.  Ей не составило большого труда на ощупь узнать хилого Адика Пижона.  Изнурённые тяжёлой работой и алкогольными возлияниями, работяги не отличались физической силой, но окажись на его месте Татарин или, скажем, Паша Недоеденный, ей не удалось бы с ними справиться.  Но тщедушный Пижон сразу обмяк под ёе крепкими кулаками.

- Признавайся, что тут делаешь, ворюга! – потребовала она, прижимая злоумышленника коленом к койке и суя ему под нос то один, то другой кулак.

  Впрочем, могла и не спрашивать.  В отсутствие хозяйки Адик самочинно забрался в камору и устроил в ней настоящий обыск.  Скудная мебель оказалась перевёрнутой, а на столе валялись слайды и справочник Вальгова В.П.

- Отпусти, тогда договоримся, - отплёвываясь от вылезшего из подушки мочала, еле прохрипел задыхающийся Пижон.

- О чём мне с тобой договариваться, хмырь корявый? – слегка ослабив хватку, презрительно поинтересовалась Алёна.

- А вот об этом, - тяжело дыша и отряхиваясь, как помятая курица, Адик ткнул пальцем в книжку.

- Ну и что?  Тебе-то какое дело? – удивилась она.

- Мне, может, и никакого, а начальство сразу сообщит в органы внутреннего наблюдения, оттуда…

- Ну, это ты брось!  Подумаешь, книжка!  А вот тебе за воровство сверхурочных плетей выдадут, - ехидно сказала Алёна.

- Плети – тьфу, а тебе за книжку к врагам государства причислят.  Стоит мне донести мастеру, и поплыла ты, милочка, - торжествующе захохотал Адик.

- И ты вместе со мной пойдёшь, как соучастник, - жёстко охладила его раж Алёна.

- Почему?  Почему как соучастник? – всполошился Адик.

- А ты докажи, что нет?  Вместе на сон грядущий почитывали, - отрезала она. – Поэтому нам с тобой, цуцик недоделанный, ссориться никак не резон.  Это-то хоть понимаешь?

- Зачем нам ссориться? – сбавил обороты Пижон. – Разве я этого хочу?

- Ну и чего же твоё величество хочет? – брезгливо отряхивая руки после сальных Адиковых волос, спросила Алёна.

- А сама не догадываешься?

- Нет,  Ты можешь хотеть всё, что угодно, начиная от модных штанов с разрезом для пассивных педерастов до… не знаю чего, хоть жареной кошатины.  Только мне западло твои хотения удовлетворять!

- Ишь, разговорилась, как ворона раскаркалась!  Всё знают, что я стопроцентный натурал, и штанов у меня десять пар, - с ухмылкой перебил Адик. – А вот шмарлы нету, весь истомился, нет бы пожалеть…

- Хватит врать!  А Танька Утопленница тебе кто?

- То-то и оно, что утопленница.  Разбухла после родов, словно из сточной ямы выплыла, чтобы на пузо влезть, лестницу подставить надо.  А мне худенькие нравятся, такие, как я сам.

- Раздухарился, урод!  Говорят, колотит она тебя, как собаку, - усмехнулась Алёна. – А не боишься, что я ещё хуже окажусь?

- Не должно, - самоуверенно воскликнул Пижон, - мы теперь с тобой вот этим, - кивнул на улики, - крепко повязаны.  Так что?  По рукам?

  В маленьких блестящих глазках Пижона промелькнуло неприкрытое вожделение.

- Или тебе прямо сейчас подать?

- Так…  Зачем откладывать, коли я уже здесь?

  Адик сально ухмыльнулся и потянулся к её груди.  Вздох разочарования вырвался у него настолько явный и горький, что Алёна захохотала.

- Что, мало? – издевательски спросила она, отбрасывая его руку. – Не привередничай, не коня покупаешь.

- Да ладно, при чём тут конь?  Родишь пару раз, буфер и отрастёт, и пузо отмякнет.  Ну чего ломаешься?  Можно подумать, в первый раз!

- А ты считал?  Отвянь, ты, ценитель длиннолапый, - хлопнув его по загребущим рукам, скомандовала Алёна. – Это тебе сейчас, значит, уступи, а завтра скажешь, то или другое не устраивает, и нажалуешься на меня начальству?  Хватит, проходили, от одного такого едва избавилась, пришлось поганый язык поджарить, - она с удовольствием посмотрела на вытянувшееся лицо Адика. – Нет, милый мой, так не пойдёт!  Сначала докажи, что будешь мою репутацию от клеветы блюсти, а потом поговорим. Понятно?

  Алёна никогда не предполагала за собой способностей к вульгарному красноречию, но другого языка здесь не понимали.

- Странно ты, Власоглав, рассуждаешь, не по -нашенски, не по-бабьи.  Зачем тебе эта, как её…  оно,  что ли репутацией называется? – он повертел в руках книжку. – Кто тебя, вертлявую знает, договоримся, а ты тем временем репутацию свою в печку, и все улики в трубу?  Так тоже не пойдёт, - заартачился Адик.

- Вот и забирай её с собой, а если через неделю никому не проболтаешься, то в выходной приходи, разберёмся.

- Верно, деваться тебе всё равно некуда, - задумчиво пробормотал Адик. – Репутацию твою я с собой заберу, лучше уж сам поберегу, а картинки оставлю, и будем квиты.  Сейчас у нас что, вторник?  Среду и четверг думай, а в пятницу ответ дашь, и в выходные на полном серьёзе породнимся,  и всё будет тихо -мирно.  Но если станешь рыпаться, репутация твоя – вот она, у меня в руках, и с твоими пометками.  Не иначе, удрать собираешься и местечко поудобнее присматриваешь.  Только зря стараешься, через периметр сейчас и мышь не проскользнёт.

- Бежать?  Чушь какая!  Куда? – сказала Алёна, дивясь необыкновенной проницательности глуповатого на первый взгляд Пижона.

- Читать умеешь, а это вовсе подозрительно, понятно?  К Службам попадёшь, там из тебя все жилы вытянут и на клубки намотают.  Вот где завизжишь!  Кто знает. Может ты из тех, которые враги государства, а?

  Почувствовав себя на высоте, Пижон обнаглел и принялся намеренно запугивать собеседницу, в красках расписывая ей печальную участь государственных преступников.  Не перебивая ни словом, Алёна внимательно слушала.  Не стоило долго гадать: Пижон сдаст её сразу, едва получит обещанное.  Но получит ли?  Она высокомерно усмехнулась.

- Что ты меня баснями кормишь, идиот?  Ты там бывал, в Службах-то?  Или хочешь сказать, будто наш президент крокодил кровожадный и казнит людей почём зря?  А чего тогда врёшь, пёс брехливый?  Зачем клепаешь на государственные службы?

  Она так напала на перетрухнувшего Адика, что тот от страха потерял дар речи.

- Всё, понял, поговорили!  Я устала и спать хочу.  А РЕПУТАЦИЮ, - она намеренно выделила слово, - побереги, самому тебе пригодится.  И молчи в тряпочку, иначе вместо удовольствия по башке получишь, - и она грубо принялась толкать непрошенного гостя к двери.

  Алёна не считала себя хорошим психологом, но разобраться в характере назойливого ухажора не составило труда.  Такие вот мелкие, невзрачные, что называется, жизнью опущенные людишки, почуяв реальную власть, будут глумиться над ближним и никогда не выпустят из рук чужую судьбу, пока всласть не натешатся триумфом.  А это значит, в ближайшие несколько дней можно не опасаться разоблачения.

  Ущипнув её на прощание, Адик прихватил книгу и, хихикая, удалился, но с полдороги вернулся, просунул голову в дверь и хозяйским тоном приказал:
- А ключик-то от замка ты мне завтра сделай.  Вечерком так, после работы, и занесёшь.

- Вали отсюда, мумло, твоё время ещё не настало, - обозлилась Алёна и хотела стукнуть нахала по макушке, но тот привычно ловко увернулся и с заячьей резвостью помчался по коридору.

- Вот дурак! – с гадливостью сплюнула Алёна и с треском захлопнула дверь.

  Она могла прямо сейчас пойти к коменанту и донести на обидчика, и пускай тот оправдывается как хочет, но, прикинув свои и его шансы, передумала.  Здесь особо не  разбираются, кто прав, а кто виноват, и у неё самой появится масса неприятностей.  Не говоря о том, что при одной мысли о доносе становилось противно.  Не лучше ли рассказать ничего не подозревающей Таньке о злокозненных намерениях неверного любовника?  Пожалуй, лишь её тяжёлая рука способна удержать пижона от подлой измены.

                Х                Х                Х

  Вечером Алёне не удалось отыскать Утопленницу в общежитии, и днём, улучив минуту перед обеденным перерывом, она решила пробежаться по цеху.  После родов Танька недомогала, и её перевели в разносчицы деталей без постоянного места пребывания.  Алёне пришлось дойти почти до литейки, по пути заглядывая в каждый угол, но тётка словно провалилась.  Расстроенная Алёна остановилась у выездных ворот, бросая быстрые взгляды на часы под потолком и лихорадочно прикидывая, успеет ли сбегать к участку промывки, но чтобы туда попасть, нужно обойти оба цеха с обратной стороны.  Если её хватятся на рабочем месте, головомойки не избежать.  Лишних неприятностей не хотелось.

  Пока Алёна раздумывала, автоматические ворота со скрипом разъехались, пропуская электрический кар.  Обрадованная, она устремилась в образовавшийся проход, но кар загородил дорогу.  Непривычно стройный молодой парень в меховом малахае, из-под которого не было видно его лица, а сверкали лишь ослепительно белые зубы, перегнулся через сиденье, пытаясь схватить её за руку.

- Но, разлапался!  Не трогай, не твоё! – окрысилась раздражённая, торопившаяся к оставленной без присмотра тачке Алёна.

- Алёнка!  Злющая стала как оса, узнать невозможно, - услышала она над ухом знакомый тихий голос и остановилась, в изумлении разглядывая водителя.

- Генка? – неуверенно, с жалобными интонациями простонала она.

- Плохо дело, старых знакомых не узнаёшь.  Я это, посмотри получше.  Иди на улицу,  сейчас тоже приеду.  Ну иди же, не стой на виду!

  Алёна бегом выскочила из цеха, свернула за угол и остановилась, прижимая руки к пылающим щекам, думая, что ей привиделось, и водителем кара окажется вовсе не Генка, а она просто сходит с ума от окружающего содома, и кончит тем, что угодит в дурдом… или куда здесь отвозят умалишённых?  Она стояла и ждала долго, терпеливо, забыв о Таньке Утопленнице, брошенной тачке и прочих проблемах.  Генка не возвращался и, трясясь в нервном ознобе,  Алёна боялась одного: что встреча с Калиничевым ей померещилась.



                Глава  5.
                Генка Калиничев.

                Х                Х                Х

  C того момента, как она увидела Генку у выездных ворот, Алёна жила в состоянии непрекращающегося нервного возбуждения.  Тогда им не удалось толком поговорить, и она понятия не имела, как Калиничеву удалось отыскать её в круговороте перемежающихся сфер, и знает ли он обратную дорогу.  Но надежда на спасение забрезжила вполне реальная, достаточная для того, чтобы воспрянуть духом.  Генка не мог пробраться к неё в общагу, значит, встречу нужно устроить во дворе либо в цехе, и ей сделать это намного проще.  С тачкой она свободно перемещалась по территории, тогда как громоздкий кар слишком заметен, если кататься на нём в неположенных местах.

  Через два дня ей снова повезло.  После обеда в цехе вдруг отключили электричество.  ЧП на заводе случались часто: то в холода прервётся теплоснабжение, и рабочие мёрзнут в ночлежках неделю или две, дожидаясь, пока ремонтники соизволят устранить поломку.  В цехах аварии влекли порчу оборудования и человеческие жертвы, и тогда приходилось останавливать производство на день и больше.  Но если отключали питание, рабочие с удовольствием использовали передышку для незапланированных развлечений.  В одном месте играли в карты, в другом – в незнакомую несведущей гостье странную игру, вместо фишек кидая деревянные дощечки.  Имеющие резервные деньги устраивали складчину, покупая спиртное и угощение.  В общем, каждый веселился на свой лад и, стараясь не выделяться из разношёрстой, но одинаково убогой публики, Алёна вышла во двор с бригадой, направлявшейся выпивать на мусорную свалку.

  Ей не терпелось поскорее оторваться от своих и нырнуть в низкую закопчённую дверь литейки, но Татарин не сводил с неё круглых и блестящих, по-рачьи выпученных глаз и широко улыбался.  Никак невозможно было проскочить мимо него незамеченной.  Люська Выдра куда-то убежала и скоро принесла полную сумку бутылок с самопальной водкой, которую Алёна на запах определила как обыкновенный самогон.  Неизвестно ещё, из чего её гнали.  Было немало случаев, когда работяги травились самодельным зельем насмерть.

- Много нельзя, на работе всё же находимся, - услужливо пояснил ей Татарин, добровольно взявший на себя роль бескорыстного и преданного ухажора и вытащил из кармана пачку сомнительной чистоты пластиковых стаканчиков, в цивилизованном мире считавшихся одноразовыми.

  Но здесь на мелочи внимания не обращали.

- Неужели  без закуски пить будете? – сморщилась Алёна. – Как хотите, а я так не могу!

- Зачем без закуски? – удивился Татарин. – Сейчас оборудуем полный сервис, как в заводской столовке.  Наловить только надо и наварить.  Вон, видишь, летает?

- Кто?!

- Так мясо же!

  Алёна тихо охнула и не опустилась, а тяжело рухнула на служивший табуретом опрокинутый ящик.  Здесь, среди груд редко вывозившегося мусора рабочие оборудовали для известных целей нечто вроде тенистого уголка-беседки.  Поодаль, в выложенном кирпичами углублении сохранились следы недавнего кострища.  Один большой перевёрнутый ящик с крупной надписью: «Не хватать!  Не бросать!  Не выносить!» - представлял стол, дюжина других, поменьше – импровизированные стулья.  Ну чем не идеальное место для отдыха на природе, где вместо деревьев растут зловонные кучи производственных отходов, летом покрытые лопухами и бурьяном и во все времена года кишащие крысами и вороньём.

  Не успела неискушённая в тонкостях местной дипломатии новенькая оглянуться, как Ленка с Люськой накрошили на землю приманки и приладили примитивную ловушку из плетёной корзины, поставленной на палку.  Вороны лезли в инеё десятками, а Татарин с мужиками из бригады азартно скручивали пойманной дичи головы, щипали и насаживали на острые металлические прутья, служившие шампурами.  Скоро среди мусорных куч взвился ароматный дымок, потерявшийся среди других вонючих дымов.  На свалке постоянно что-нибудь горело.

- И вы собираетесь их есть? – осипшим от ужаса и отвращения голосом поинтересовалась Алёна.

- Глупая ты, Власоглав!  И кто тебя так избаловал? Фу ты, ну ты, любимая наложница президента!  Может, мармеладу тебе подать?  Так от сладкого последние зубы повыпадут, - съехидничал длинный и тощий Лёха Синюшный, во рту у которого словно насмех остались два передних зуба, и ими он каким-то образом собрался грызть жилистое воронье мясо.

- Это же деликатес, дурра, пальчики оближешь, - воскликнула Ленка Акула, длинным обломанным ногтем пробуя готовность жаркого.

  От голодного нетерпения у едоков слюнки текли.  Не дождавшись окончания техпроцесса приготовления, разлили по первому стакану и закусили полусырым мясом.  Алёна знала, что в порядочном обществе едят голубей и куропаток, но с вороньим жарким встречалась впервые.  Относительно пищевой ценности чернопёрых деликатесов она сильно сомневалась, уныло вертя в пальцах обугленную до сажи, непотрошеную птичью тушку с головой и лапами.

- Или не знаешь, с какой стороны куснуть?  Давай помогу, - непрошенным советчиком влез татарин, натренированной рукой разорвал птицу на несколько частей, выковырнул и выбросил в сторону внутренности и подал ей костлявое крылышко со спинкой.

- Начинай с того, что послаще.

  Под пристальными взглядами дотошных сослуживцев ей пришлось приложиться к стакану и укусить воронье жаркое.  Последнее оказалось самым трудным.  Мясо оказалось жёстким, пропахшим дымом и почти безвкусным, но заскучавшие на баланде и картошке работяги рвали его зубами и ногтями с остервенелой жадностью голодных тигров, не успевая поджаривать над огнём новые и новые тушки, поедавшиеся практически сырыми, и так до тех пор, пока не утолили первый зверский голод.  Самопальное зелье быстро и надёжно затуманило лихие головы.  Теперь все говорили наперебой, кто-то уже хватал кого-то за грудки.  В обострённом хмелем сознании всплывали какие-то трудные воспоминания, начались сложные многоярусные разборки, и каждый видел и слышал только себя.  Избавившись от настырных прилипчивых взглядов, Алёна незаметно скользнула за кучу строительного мусора, оттуда – за штабеля пустых ящиков и оставила бригаду в разгар  весёлой гульбы, когда никто не помышлял закругляться.

  До конца смены оставалось часа три, не больше, и она торопилась.  С тех пор, как на завод стали привозить бастаргов, во всех цехах поставили охрану для присмотра за неуправляемыми злодеями.  Виновных в умышленных убийствах и порче оборудования без суда и следствия скармливали волкам на периметре.  Но в литейку вход по-прежнему оставался свободным, а почему – это Алёна поняла сразу, миновав плотно прикрытые кованые железом двери, на ощупь горячие, как раскалённая сковорода.  Войдя внутрь, она окунулась в сухой банный жар.  В нескольких шагах от первых дверей располагались вторые, вращающиеся вокруг блестящей металлической оси, ещё горячее внешних.  Толкнув их ногой, Алёна задохнулась, хватив ртом раскалённого воздуха и долго перхала, привыкая.  Понятно, литейка не нуждалась в охране.  Ни один сумасшедший бастарг добровольно не полезет в адское пекло, а украсть тут нечего.

  Дальше начинался непосредственно цех.  В прорезаемой багровыми сполохами полутьме шипело, ревело, грохотало и лязгало, словно на нижних этажах преисподней.  Несмотря на отсутствие электричества, литейка работала бесперебойно, освещаемая пламенем в топках и открытых жаровнях, да струями жидкого металла, то и дело выливающегося из отверстия какой-нибудь из двух десятков печей.

  Мокрые с головы до ног, немыслимо оборванные, в прожжённых лохмотьях вместо спецовок, рабочие с длинными шестами орудовали у багрового жерла крайней домны, из всех щелей которой со змеиным шипеньем вырывались длинные огненные языки.  Литейщики походили на чертей в адовом пекле – такие же чёрные, обугленные и страшные.  Казалось, ничего человеческого не сохранилось в их искаженных смертной мукой закопчённых лицах.  Наверно, только висельников можно в наказание запрячь в каторжную работу, а здесь невесть за какие грехи, без вины виноватые, парились несчастные люди.

  Тотчас же Алёна припомнила подходящую случаю фотографию в справочнике Вальгова В.П.  Много десятилетий назад литейка тоже сверкала стерильной чистотой, и металл разливали специально сконструированные многорукие роботы-подавальщики, управляемые выхоленными операторами в белых комбинезонах, с переносными пультами в руках.  На каких помойках догнивают теперь умные машины, и почему люди вольно или невольно уничтожили свой высокоразвитый интеллект?  На этот неразрешимый вопрос Алёна давно искала и не находила ответа.

- Эй, чучело, а ну кыш с дороги! – гаркнул над её ухом грубый мужской голос, и кто-то пребольно ткнул ей чем-то острым в спину.

  Она отскочила в сторону, как ошпаренная, и увидела электрокар, тяжело нагруженный недавно отлитыми, ещё горячими и шершавыми болванками.

- Выставился тут, понимаешь ли, идиот!

  Ворча и ругаясь, рабочий проехал к другим дверям, где вместо ступенек находился асфальтированный выезд на улицу, либо в соседний цех.  Алёна замерла в растерянности, прижавшись спиной к горячей на ощупь стене.  Ну где тут искать Генку, будь он неладен!»  Она не чувствовала в себе достаточно мужества отправиться в путешествие по огромной раскалённой литейке.  Несколько разномастых каров прокатили мимо с грузом дымящихся деталей.  Алёна решила ждать на выезде.  По её расчетам Генка, если он ещё живой в этом аду, - рано или поздно обязательно здесь проедет.

  Рассчёт оказался верным.  Настроившись на долгое ожидание, она не сразу узнала Калиничева в треугольной шапке-малахае, надвинутой до самого носа, сапогах до колен и рукавицах по локти.  Так ходили все без исключения литейщики.  Немыслимо грязная, успевшая засалиться даже на спине спецовка делала его похожим на огородное пугало, но из-под растрёпанного малахая оживлённо блеснули неизменно смешливые Генкины глаза, снова узнавшего её первым.  На секунду приостановился и кивнул назад, на полный мусора кузов:
- Полезай быстро!

  Незаметно растерявшая былую спесь и брезгливость, Алёна подчинилась беспрекословно и с ловкостью кошки запрыгнула на гору грязной ветоши.

- Зарывайся скорее!  Выставилась, как гриб на кочке, - зашипел на неё Генка.

  Но, прежде чем нырнуть в кучу с головой, Алёна случайно глянула назад и обмерла от ужаса.  За каром волочилось привязанное на длинной верёвке НЕЧТО, наглухо обёрнутое в мешковину и обмотанное изоляционной лентой.  Сквозь тонкую ткань отчётливо просматривались очертания ног и головы.  Обливаясь холодным потом, Алёна резво зарылась в мусор по самую макушку.  Ей показалось, ехали долго, и она не сразу услышала Генкин голос, предлагавший высаживаться, и лишь когда  вывалилась на землю вместе с грузом, Алёна опомнилась и рассердилась.

- Всё шуточки шутишь, Калиничев?  Нашёл время!  Ой, а это кто?

  С воплем отпрыгнув от куля из мешковины, она рассматривала его издали, нервно потирая ладони.

- Очередной скончавшийся от непосильного труда и телесной немочи, - проворчал Генка, выгружая  лопату и принимаясь копать яму.

- Ну. Рассказывай, - видя, что девушка молчит, потребовал он.

- Чего рассказывать?  Это ты должен оправдываться, а не я! – разозлилась Алёна.

  Генка сбросил малахай, скинул тулуп и рукавицы и больше стал похож на себя настоящего.  Не красили его лишь борода, да отросшие до ушей, давно не стриженные волосы.

- Расскажи быстренько, что произошло с тобой, а потом расскажу я.

  Алёна возмущённо фыркнула, больше по укоренившейся издавна привычке спорить с Генкой, чем от истинной на него обиды.

- Теперь всё понятно, - выслушав сжатый до краткости рассказ, утвердительно кивнул он. – Значит, халат свой на берегу потеряла?

- Точно не помню, но наверно где-то поблизости, - согласилась Алёна. – И не потеряла, а от злости выбросила.

- И правильно сделала.  Скажи спасибо экспериментальному щенку, который на пустыре прижился.  Он нашёл одежонку по запаху духов, а дальше я уже сам догадался.

- О чём? – изумилась Алёна.

- Очень просто.  Сейчас опобовцы хватают всех подряд беспризорников и везут на заводы.  А каторжный – он здесь один.  Труднее было отыскать тебя на территории.  Почти три месяца шарил по цехам и не знал, что ты рядом обосновалась, - Генка весело и облегчённо рассмеялся.

- Тебе радостно, а я тут больше  полугода маюсь, - проворчала Алёна, впрочем, испытывая радость ничуть не меньшую.

- Не забывай про разницу во времени. Получился большой разрыв при переходе, но могло быть хуже.  Потом на кар я удачно попал, мог по цехам без подозрений кататься.  У станков было бы сложнее.

- Ну, ты у нас мастер известный, - засмеялась Алёна. – Придумай ещё как нам отсюда выбраться, и цены тебе не будет.

- А вот сейчас покончим с делом, и я тебе кое-что покажу.

  Быстро и ловко, точно всю жизнь проработал могильщиком, Генка опустил спеленатое тело бедняги в яму и широкими взмахами лопаты принялся забрасывать землёй.  Воспользовавшись минутной заминкой в разговоре, Алёна огляделась по сторонам.  Оказывается, они доехали лишь до заднего двора литейки между стеной и оградой периметра.  Днём охранных волков не выпускали, но на контрольной полосе напротив валялись скудные останки их последней жертвы -бастарга.  Вздрогнув, Алёна невольно втянула голову в плечи, нисколько не заботясь о том, как выглядит со стороны её нелепо скрюченная страхом фигура.

  Генка успел закопать покойного и тщательно разравнивал землю лопатой.

- У тебя есть немного времени?

- А что ты хотел? – с усилием отводя взгляд от периметра, кисло поинтересовалась она.

- Покажу тебе окрестности.  Идём со мной.

  Заинтригованная, безропотно признав его первенство, Алёна поплелась следом.  Оставив кар за углом кирпичной стены под прикрытием сложенных стопкой бетонных плит, Генка повёл её в пристройку к литейному цеху, служившую одновременно складом, конторой и общежитием для тех, кому не хватило места в жилом корпусе.  От дверей наверх вела узкая лестница, и по ней Генка с Алёной вскарабкались на второй этаж.  Оттуда начинались более приличные бетонные  ступени – вплоть до чердака.  Не считая нижнего доменного цеха, состоявшая из шести этажей пристройка была наполовину необитаемой.  На дверях стояли цифровые замки, за ненадобностью давно сломанные.  Проживающим здесь литейщикам не приходилось далеко ходить до рабочих мест.  Во всяком случае, перед прочими работягами у них имелось сразу несколько неоспоримых преимуществ.

  Дойдя до торца верхнего этажа и никого на пути не встретив, Генка толкнул очередную незапертую дверь, ведущую, как выяснилось, на чердак.  С крыши тянулись многочисленные металлические лесенки, серпантином обвивающие круглое тело ближайшей домны, по которым оказалось вполне возможным взобраться наверх.

- Боишься?  Лучше признайся сразу, - посоветовал Генка.

- Ты думаешь, я собираюсь становиться верхолазом? – саркастически поинтересовалась Алёна, но он настойчиво подтолкнул подругу вперёд.

   Алёна полезла наверх, плашмя припадая к чёрному покатому боку домны и всеми силами стараясь надёжней удержаться на шатких лесенках, а Генка страховал её снизу.  И там, наверху, распластавшись на тёплом, почти горячем брюхе агрегата, они принялись обозревать окрестности, показавшиеся Алёне смутно знакомыми.  Ну конечно, в справочнике Вальгова В.П. на цветных вставках и некоторых слайдах она не раз видела это место, схваченное фотографом с разных ракурсов.  Ещё при первом беглом осмотре отметив снимки, потом не раз к ним возвращалась.  Сведения отложились на дно подсознания с тем, чтобы всплыть оттуда в нужный момент, и она наконец поняла, как ими можно воспользоваться.
- Ну да, - угадав её мысли, крикнул Генка. – Только не нужно бояться, и всё получится!
  Алёна зябко повела плечами.  Ещё бы!  На уровне примерно сотни метров над землёй от подножия доменной печи отходили, замысловато изгибаясь по длинному отрезку периметра и кирпичной стене литейки разнокалиберные трубы-воздуховоды, опускаясь на землю сразу несколькими концами – одни на территории , другие за её пределами.  Некоторые цеплялись цепями за железные кольца, вмонтированные в верхнюю часть забора.  Металлический трос толщиной примерно в три пальца выходил далеко за ограду и крепился на огромной камне, лежавшем посреди заросшего бурьяном пустыря на нейтральной территории между рекой и заводом.

  Город простирался в противоположном направлении, и вытекавшая за его пределы часть реки считалась «дикой», то есть, берега не облицовывались, по-цивилизованному, плитами, а были густо покрыты зарослями кустов и деревьев.

  Близился вечер, и мутное красное солнце, ненадолго показавшись в разрыве низко нависших сгустков покрывающей небо серой хмари, медленно клонилось к закату, но темнеть ещё не начинало.  Унылый пейзаж наводил чёрную тоску.  Ни единого кустика свежей растительности вокруг, если не считать голых, без малейшего признака лиственного покрова прибрежных зарослей.  Деревья ещё не распустились, а трава погибала под слоем грязи и копоти, не успевая выбиться из почвы.  Всё это сомнительное великолепие дополняла грандиозная свалка на заднем плане, широко расстелившаяся вправо от застроек Промышленного района.  Дымовая завеса  от завода шлейфом стелилась над ближайшими окрестностями, и несмотря на непрерывно поступающий из воздуховодов кондиционные ветер, даже сюда доносилась специфическая вонь помойки.  Кондиционеры не оберегали атмосферу от загрязнения, наоборот, направляли на рабочие постройки ядовитые газы предприятий.
  Лягушками распластавшись на выпуклой макушке домны и животами чувствуя проникающий сквозь покрывающий её поверхность толстый слой нагара жар, они в уме прикидывали свои шансы и всё более воодушевлялись.  Побег перестал казаться невозможным.  Протянув вниз руку, Генка потрогал жёсткую корку окалины, покрывавшей здесь все поверхности: крыши зданий, стены, в том числе и нужные им тросы и цепи, также обросшие плотным мохнатым панцирем.  Он вслух прикидывал, поможет им это при побеге или помешает.  Вряд ли удастся просчитать подобные мелочи заранее.

- По шершавому ползти легче, руки скользить не будут, - сделал он приблизительный вывод, но Алёна лишь тяжело вздохнула.

  Вообще-то она никогда не боялась высоты и не считала себя особенной трусихой, но теперь при одном взгляде вниз у неё противно закружилась голова, и к горлу подкатил горький тошнотворный ком.  Успокаивало то, что облюбованный трос проходил на несколько десятков метров ниже, и не придётся начинать спуск с высоты птичьего полёта.  Но и перспектива сорваться с крыши пристройки на полосу периметра, в пасти вечно голодным охранным волкам тоже не радовала.  На секунду у девушки мелькнула паническая мысль отказаться от побега, но реальная угроза скоро кончить свои дни в заводской тюрьме оказалась страшнее острых волчьих зубов.  Перед её мысленным взором предстала бесконечная череда долгих каторжных дней, заполненных бессмысленной, на износ, работищей…   И она решилась…

  На прощание Генка вручил ей пеленгатор и велел приколоть к внутренней стороне одежды.

- Береги, это ориентир для Яковенко.  Мы должны обязательно попасть на тот холм, понимаешь?  Ты хорошо запомнила место?

- Ещё бы!  Да я его и с закрытыми глазами найду, - горячо заверила Алёна и, помрачнев, неуверенно спросила: - Так ты думаешь, будто Яковенко…

- Молчи!  Я знаю Петра Савельича.  Он приложит все усилия, и если ему не удастся… - голос Калиничева предательски дрогнул, - то это не значит, что он не старался.  Тогда спасти нас не сумеет никто…

- Так… когда же? – шёпотом, боясь произнести вслух заветное слово, спросила Алёна.

- На этой неделе.  Я буду ждать тебя ежедневно за бетонными плитами.  Вывозить мусор – моя основная обязанность, раз десять в день выезжаю.  И в конце рабочего дня тоже.  Если будет возможность, дай знать заранее.

- Хорошо, я постараюсь.

  Они успели спуститься вниз и разговаривали, стоя близко друг к другу, чувствуя на лицах собственное дыхание, и это неожиданно взволновало обоих.

- Держись, Алёнка!  Я с тобой! – шепнул Генка, вскочил на свой кар, как на коня, шлёпнул на голову малахай и дал газу.

  А у Алёны стало очень тепло на душе.  Среди окружающей мерзости приземлённых человеческих отношений появились чуждые здешнему деградирующему мирку нежные дружеские чувства.  Пока она боялась подумать о большем.  И в то же время ей стало как-то тревожно и зябко.  Впервые Алёна заметила за собой, что становится суеверной.  И, испугавшись, не возвратилось бы плохое эхом в ответ на хорошее, она бегом помчалась в цех. 

  С тех пор, когда бригада уютно устроилась на пикник в помойных джунглях, прошло немало времени…