Строить русскую Россию Из Контррев. духа. Ч. 2, 3

/Ссылки и примечания на данном сайте полностью не воспроизводятся!/
( Полный текст книги см. на сайте:  vozrozhdenie-rossii.narod.ru )



                Ч. 2.
 
                III. ВРЕМЯ СТРОИТЬ НОВУЮ, РУССКУЮ РОССИЮ!
          


                Ныне главной задачей для всех, кто болеет душой
                за поруганную Россию, должно стать восстановление
                исторической преемственности русской жизни.

                Иоанн (Снычев), митрополит
                Санкт-Петербургский и Ладожский



                1. О «СОВЕТСКОМ» И РУССКОМ ПОНИМАНИИ РОССИИ

Вся «послеоктябрьская» идеология большевицкого государства дышала сначала открытой, потом в известной мере потаенной ненавистью к русскому: к «русской» православной вере (коммунистами травившейся и расстреливавшейся), к прежней русской культуре (жестко «прореживавшейся» и цензурировавшейся), к чистому русскому языку (вскоре же исковеркованному уродливой языковой реформой), русским житейским обычаям (порой даже откровенно запрещавшимся),  к самому духу подлинной России.
Всё это постепенно заменялось в сознании нации искусственно-безжизненным и насквозь фальшивым советским. Все коммунистические идеологи делали особенную ставку на утверждение и укоренение безрелигиозных (а чаще всего — последовательно антихристианских) форм «советского патриотизма», исподволь внедряя в народное сознание отравленную ядом безбожия (или же — в лучшем случае — слепого равнодушия к Богу и Церкви) идею «великой Советской России».
При этом они, прекрасно понимая, что человеческие души — как и в целом душа всего народа — нуждаются в столь естественном чувстве любви к родной земле, к родному дому (соответственно — и в объекте выражения этого чувства), проводили поистине дьявольскую подмену: на место Святой Руси ставилась «Русь Ариманова», на место Ангела-Хранителя прежней православной страны — бесовский дух ненависти и лжи. Самый образ благословенной России постепенно заменялся в сердце русского человека лукавым образом «СССР», утвержденным на предательстве и государственной измене большевиков в период первой мировой войны, — образом государства, воздвигнутого на крови и слезах миллионов; но его-то и предлагалось им считать и почитать своей единственной настоящей родиной.
И ведь на этой подмене России Советским Союзом выросло и воспиталось несколько поколений!
О психологическом механизме происшедшей в русском человеке в условиях большевизма постепенной подмены всех основных его духовных понятий (в том числе и связанных с чувством Родины) один из современных православных священников высказался следующим образом (и сказанное весьма приложимо к зомбированному характеру чувства именно «советского» патриотизма): «Функционализм тоталитарных фикций использует слова не для обозначения реальности, а иносказательно… с целью вызвать рефлекс-реакцию, уже отторженную от критического осмысления эмоций. Сознанию личности остаются скрыты корни порождаемых словом эмоций (это составная часть тоталитарного “воспитания”), но тем более связующее действие они имеют на человека, поражаемого в самом ядре личности. Личность — ее способность осмысления — парализуется в области чувства и мышления. С духовной точки зрения эти корни можно ясно обозначить: страх, порождаемый грехом. Именно вследствие этого человек, слышащий слово-сигнал, реагирует на “магию” его.
Реальность употребляемых в этом контексте слов — мнима. За ней стоит иная реальность, чаще всего прямо противоположного рода (например, сталинские “демократия”, “свобода”, “счастье”, “жить стало лучше, жить стало веселей”, “я другой такой страны не знаю…” — многолетние позывные). Всеобъемлющую систематическую ложь, десятилетиями сковывавшую сознание, до конца разоблачить безмерно трудно [выделено мной. — Г. М.]. На первых порах [коммунистического] строительства “об этом” не только не следовало говорить, человек не должен был позволять себе об этом даже и помыслить… Тем не менее этот тоталитарный “идеал” никогда не был достигнут, оставались семья, дружба, общение — личность. Однако тоталитарному началу удалось через подмену смысла в значительной степени разрушить связи на уровне общества и его исторического и, тем более, духовного сознания. Стереотипы глубоко врезались в общественное сознание. Это сказывается до сего дня. <…>
Можно сказать: “величайший страх рождает подобие любви”. В тоталитаризме XX века мы с этим имеем дело… забывая об этом, т. е. без духовного осмысления этих основных вопросов, легко остаться в тех категориях, которые коварно и кроваво определили прошлый век и рассчитаны на определение нашей жизни и в дальнейшем»
  /Протоиерей Николай Артемов. Введение // Русская Церковь. XX век. Кн. 1. Материалы конференции. Сэнтендре, Венгрия. 13—16 ноября 2001 г. С. 10—11/.
Примечательно, что как нарочитое искажение в сознании общества самого образа подлинной, дореволюционной России, так и постоянное замещение его образом советской государственности, культивировались не только внутри страны — для духовного обольщения большевиками подвластного им ее населения, но и за пределами СССР, в мировом общественном мнении, — причем и этот второй обман, и это шельмование истинной России также осуществлялись антироссийскими силами, хотя и несколько иного рода. В результате — и коммунисты Совдепии, и Запад объективно оказывались, начиная с революционной поры, союзниками в их общем противостоянии настоящей, христианской Российской Империи (которую Западная Европа, как и большевики, всегда не любила, которой боялась и чьему экономическому расцвету в начале XX века стремилась всячески помешать).
В общем, такая большевицкая позиция вполне понятна: клевета на дореволюционную Россию и ее всяческое принижение в сознании граждан СССР были программной установкой коммунистов, желавших убедить нового «советского человека» в том, что они, мол, подарили ему свой «ленинско-сталинский рай» вместо прежнего царистского ада!
Духовной основой такой лживой и, по существу, глубинно русофобской позиции была еще давняя коммуно-интернационалистская позиция Ленина, Троцкого и их революционных приспешников, отрицавших само понятие патриотизма. Недаром одну из своих речей (после Февральской революции) Троцкий закончил пламенным лозунгом «Будь проклят патриотизм!», а сам Ленин мог вполне откровенно сказать так: «…Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции» , или, пожалуйста, еще один пример (большевицкий аргумент в пользу предательского Брестского мира 1918 года): «…интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства»
 /Шафаревич И.Р. Русский народ на переломе тысячелетий. Бег наперегонки со смертью… С. 51./.
Именно о таком предательском отношении к России коммунистов-«ленинцев», как и вообще о сути февральских и октябрьских революционных событий, о гибели подлинной России и ее будущем воскресении, замечательно ярко высказался еще в 1924 году (когда последующие бездны преступлений коммунистов были еще впереди) талантливый писатель И.С. Шмелев (1873—1950), этот благороднейший русский человек, не чета — по ясности духовного взгляда — многим нынешним нашим «розовым патриотам» еще «советского производства».
Вот строки, говорящие много сердцу каждого истинно русского человека, — из статьи, знаменательно названной Шмелевым «Убийство»: «…Для большинства из активных политиков того исторического позора, который еще и до сего дня торжественно именуется Великой Революцией, Россия не существовала, как родина, как итог, живой и прекрасный, тысячелетнего творчества крови и духа поколений; не естественное чувство любви и народной гордости двигали ими (над сентиментальностями Карамзина только бы посмеялись, а об органическом и планомерном развитии государственности российской, Ключевского, и не думали): им Россия была нужна, как удачное место для проведения в жизнь своих идеалов-планов, наскоро и часто рабски призанятых из брошюрного обихода (что за историки и государственного опыта люди они были — это они доказали ярко!) и… как место для пряно-острых переживаний в почете, и власти и сытости…
Факт изнасилования и убийства великой страны — налицо. Факт десятков миллионов слепо и зверски отнятых человеческих жизней, — лучших молодых жизней — и миллиардных богатств имущества и культуры, собранных тысячелетним трудом России, не может быть возмещен ничем. Он останется голым и гнусным актом глупости и безволия того слоя российской интеллигенции, который несет ярлык, отныне роковой и жгучий ярлык — интеллигентский демократизм. Он, этот факт растления и убийства России, станет отныне памятником, поставленным героям от социализма, памятником из человеческих трупов, позора и нищеты, что навеки поставлен глашатаям “новой веры”. Его не закроют ни ссылки на народную темноту, ни оправдания в ошибках и преступлениях, ни упреки и взаимные обвинения боровшихся групп. Этот чудовищный памятник все накроет собой, этот постыднейший крах демократических и социалистических устремлений живой подоплекой народа будет усвоен, и никогда не забудет его народ, уцелевший еще от гибели. <…> Но Россия живет — в могиле. И придет время — воскреснет…Гной течет и течет, буровит и разлагает кровь русскую, и Великие Инквизиторы Человечества пытаются разложить и духовный оплот народа — Православную Церковь. Расстреляв на Руси и в подвалах тысячи священнослужителей и вождей церковных, они пытаются самую Церковь сгноить и этим окончательно отравить душу России.
И все же — жива Россия, потусторонней, посмертной жизнью. В мучениях жива, пронесших ее заветы. В сердцах и душах жива, жива в тайниках народного сердца»
 / Шмелев И.С. Душа России. СПб.: Изд-во «Библиополис», 1998. С. 109—111, 116—117 /.
Увы, исторические гены предательского большевизма, как показывает жизнь, не только исполнены опасного для окружающих яда, но и очень живучи. Поэтому, заметим, нисколько и не удивительно, что именно прежние коммунистические функционеры, всегда жившие лишь своими кулуарно-партийными номенклатурными интригами и предельно личными интересами, всегда по большому счету абсолютно безразличные к судьбе русского народа, легко предали нас вновь (как предавали некогда Россию немцам в годы первой мировой войны) в период пресловутой «перестройки», в очередной раз расколов страну — тайным принятием в декабре 1991 года преступных Беловежских соглашений.
…Однако вернемся к нашей теме. Показательно, что Россия издавна шельмовалась не только коммунистами первого поколения, то есть наиболее принципиальными и последовательными большевиками-космополитами, этими, равно ненавидевшими нашу Родину, «ленинцами» и «троцкистами», фальшивыми «борцами за права» выдуманного ими вненационального «класса» якобы сознательно-революционного «пролетариата».
Не менее знаменательно, что точно так же издавна шельмовали Россию и западные марксисты и западная «демократия»
 /Примеч.: И Маркс, и Энгельс люто ненавидели Россию — причем не только как оплот антиреволюционных сил, но как цивилизацию в целом. Многие ли русские, порой  и сегодня поддерживающие коммунистов-марксистов, знают о ненависти Маркса к их нации и к Русскому государству, выраженной, например, в таких его строках: «не в суровом героизме норманнской эпохи, а в кровавой трясине монгольского рабства зародилась Московия, и современная Россия является не чем иным, как преобразованной Московией»?/;
и точно так же предреволюционная Российская Империя Западом (по сути, в дуэте с ленинско-троцкистским большевизмом) была повсеместно, по точному выражению Ив. Ильина, «клеветнически ославлена на весь мир как оплот реакции, как гнездо деспотизма и рабства… Движимая враждебными побуждениями Европа была заинтересована в военном и революционном крушении России и помогала русским революционерам укрывательством, советом и деньгами. Она не скрывала этого. Она делала все возможное, чтобы это осуществилось. А когда это совершилось, то Европа под всякими предлогами и видами делала все, чтобы помочь главному врагу России — советской власти, выдавая ее за законную представительницу русских державных прав и интересов» .
В подтверждение слов Ив. Ильина по поводу лживости давних западноевропейских сказок о деспотизме, рабстве и реакционном невежестве дореволюционной России стоит привести и совершенно сторонние, западные же мнения того времени, приводимые, в частности, в одной из своих книг митрополитом Санкт-Петербургским Иоанном, — например: «…за два года до первой мировой войны Президент Соединенных Штатов Тафт заявил представителям России: “Ваш император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может!” К 1923-му году, согласно программе народного образования, принятой задолго до революции, Россия должна была стать страной всеобщей грамотности…
Известный экономист-аналитик Эдмонд Тей утверждал в начале 1900-х годов, что “к середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-экономической”. Не это ли объясняет неистребимое стремление Запада подорвать русскую мощь, ослабить, а если можно, то и поработить Россию?»
Касаясь далее проблемы современного, во многом неосознанно фальшивого, хотя порой и вполне искреннего, характера «патриотизма» бывшего советского гражданина, отметим еще одну прискорбнейшую черту этого патриотического чувства — как важный дополнительный штрих к портрету современного российского общества.
Глубоко (во многом — уже на подсознательном уровне) зомбированные за прошлые десятилетия псевдопатриотической коммунистической пропагандой (кто — с самого детства, кто — с юности), многие граждане нашей страны, чаще всего никогда вовсе и не задумывавшиеся о клятвопреступных и кровавых истоках новой «советской» государственности, увы, и сегодня не чувствуют и, тем более, не сознают всей страшной подмены истинного образа своей Родины.
Что уж тут говорить о самых «простых советских людях», если этой заразы не смогли избежать даже и такие безусловно талантливые и вполне искренние в своих заблуждениях люди, как, например, писатель А. Проханов или же социолог А. Зиновьев, — причем до такой степени, что их любовь к коммуно-советизму временами производит впечатление застарелого политического «мазохистского» комплекса.
А. Зиновьев так вспоминает о своем советском детстве: «В нашей семье было девять детей, на полатях все валялись. Потом жили в Москве — восемь человек на десяти квадратных метрах. Можете себе это представить?». Что ж, с соболезнованием, но можем. А можем также и припомнить, что семьи из провинции обычно попадали в Москву в 1930-х гг. только для того, чтобы не умереть с голоду в разоренной замечательными строителями светлого коммунистического будущего родной деревне — где до революции вполне терпимо жили, отнюдь не умирая от голода, семьи и с б;льшим количеством детей. Не так ли оказался в столице и наш философ? В этом же своем интервью он мимоходом замечает: «Не скажу, что советское время было хорошим, был и остаюсь его критиком. Но “на болоте и кочка высота”… » . Оттого-то, верно, и любит эту «высоту» — пусть и кочка, а хоть что-то всё-таки есть! Впрочем и прошлую Россию он тоже, мягко говоря, недолюбливает.
Вот замечательный образчик зомбированного большевизмом сознания — оценка им великой Имперской России (переходя к ней от оценки России нынешней): «Сейчас, как и в прошлом, государства — социальные ублюдки вполне “жизнеспособны”. Например, таким ублюдком была романовская империя, которая, как известно, прожила 300 лет» .
Вряд ли будет преувеличением сказать, что подобные А. Зиновьеву личности (а граждан со схожей системой мышления, свидетельствующей о какой-то вопиющей кастрации или, что еще хуже, самокастрации их духа, у нас пока остается немало), конечно же, духовно неполноценны, находясь, впрочем, порой даже и душевно в состоянии как бы постоянного раздвоения.
Пусть и на крови, пусть и на лжи, пусть и на собственных мучениях — но лишь бы (по выражению замечательно талантливого в поэтическом отношении, но совершенно бездарного в духовном, В. Маяковского) «саду цвесть», лишь бы пугающий монстр советизма упирался в небеса своей безбожной и беззаконной, но на время все-таки мощной главой.
Это — своего рода муравьиная психология, никакой духовно-осмысленной нравственностью реально не укрепляемая и даже не подозревающая о том, что такая — подлинная (как христианский, евангельский императив) — нравственность на самом деле существует. Отсюда параллельно — при такой внутренней слепоте души — почти всегда болезненная озлобленность, в итоге и не дающая душе, обладающей такой муравьиной ментальностью, никакого покоя.
И всё-таки — удивительная привязанность к своим же собственным мучителям, которым сам же и не веришь!
Так, в одном месте своего интервью А. Зиновьев говорит: «В довоенных советских фильмах видим: молодые люди живут в относительно благоустроенных общежитиях, идут гулять, культурно отдыхать куда-нибудь, галстук кто-то надевает. А мы-то воспринимали всё это тогда как вранье, потому что в действительности никакие подобные атрибуты безбедной жизни нас не окружали. Для нас они символизировали коммунизм отдаленный…»
Что ж, хоть и ложь, а приятно — поживем хоть светлой надеждой!
Но Зиновьеву не нравятся, по сути, и достижения социализма, ибо здесь же он замечает: «Первостепенным обстоятельством краха советского коммунизма и гибели СССР стали… достижения. Квартиры, — не об одной ли из них мечтал на заре социализма в своей десятиметровой комнатушке наш философ? — отдельные телефоны, возможности путешествовать, поездки за границу — всё это в совокупности вылилось в едва ли не основной фактор развала…» .
Конечно, всякий трезво мыслящий, даже и бывший «советский человек» (пусть он уж и не помнит о фундаментальном экономическом проигрыше в «холодной войне» и последующем нашем разорении из-за неэффективности советской экономики), и тот, верно, тут только руками разведет: и то Зиновьеву — плохо, и это ему — не так, и былую кинематографическую ложь, живя в нищете, никогда не принимал, и дождались наконец хоть чего-то — так тоже не годится…
Но совершенно замечательно иллюстрирует двойственность подобного сознания такой  итоговый пассаж (в том же интервью), который мы разобьем на две половины. Вот первая часть: «Для меня, — утверждает А. Зиновьев, — и моих сверстников великое значение и смысл имело освобождение от многовекового рабства — далеко не пустые слова для тех, кто это пережил» .
Ну, насчет рабства это уж он, пожалуй, всё же хватил чересчур. Мы-то — например, пишущий эти строки и многие думающие его сверстники, пошедшие в школу в 48-ом, — от таких штампов убогого «комбедовского» (напомним о послереволюционных сельских прокоммунистических «комитетах бедноты») «политпросвета» освобождались уже — как максимум — годам к двенадцати-тринадцати.
Нам многое нравилось в жизни страны, а многое — не нравилось.
Мы, скажем, в любом случае искренне гордились нашей победой в Отечественной, будучи в значительной мере на этой победе воспитанными. Но насчет рабства в великой России — пусть и до Октября — нам было дико слышать и тогда, да, слава Богу, никто из разумных людей в то время, даже в начале 1950-х годов, нам этого как-то уже и не говорил… Помнится, и чуть позже, при «прохождении» в школе того же Радищева, он воспринимался нами как какой-то чудаковатый маньяк-«обличитель» (или кто-то уж очень его чем-то обидел, что ли?) и особой симпатии отнюдь не вызывал...
И где была уже тогда — эта пресловутая советская идейность?
Старое поколение рассказывало о прошлой, дореволюционной жизни так, что она скорее порой походила на сказку, а вовсе не на вечное томление в «тюрьме народов». Сами вещи, книги, мебель, которые порой попадались нам, — сделанные «до того» — выглядели, как правило, замечательно и свидетельствовали о какой-то вовсе иной жизни — как бы на порядок выше и добротней. А обычные старики, пусть и весьма еще молодыми жившие «до революции», — даже, казалось бы, в малокультурной деревне — были как-то серьезней, основательней и зачастую гораздо искренней и человечней представителей поколения помоложе.
И всего этого нельзя было заглушить, забить крикливыми лозунгами октябрьских демонстраций.
Итог: помнится, школьный приятель, — когда нас, школьников пятого класса выстроили на линейке по случаю кончины незабвенного товарища Сталина, — только и прошептал (или даже скорее вполголоса произнес — так, что слышали и ребята по соседству): «Сдох таракан!» Вот вам и вся наша тогдашняя идейность — разумеется, существовавшая на фоне нестерпимо фальшивых пионерско-комсомольских собраний.
…Но в указанном выше пассаже А. Зиновьева самое интересное то, что вслед за процитированной обличительной фразой сразу же следует ее продолжение; и что же он может противопоставить проклятому «романовскому рабству» — из «светлой жизни» СССР, из жизни его собственного рода, освободившегося от былого царистско-капиталистического рабства?
Увы, он только и способен здесь вспомнить: «Всякое было: кошмарные материальные условия, аресты, тяготы, связанные с войной. И (воскликнем с самым искренним соболезнованием: о, неистребимый ничем оптимизм подлинно советского человека!) всё равно свою тогдашнюю тяжелую жизнь я не променял бы ни на какую другую».
Но, спрашивается, ради чего же пережиты были и им, и его согражданами все эти муки, весь этот голод, эти горы убитых — ради какого такого сверхзамечательного «завтра»?
Пусть там, в проклятом-то, предположим, прошлом — «рабство», но ведь и здесь — «аресты» да «Лубянка»; пусть там  — столь же проклятая ложь поповщины и царизма, но ведь и здесь — «вранье»; и при этом «там» за столетие — «всего» несколько сот казненных (за государственные, между прочим, вопиющие преступления!), а здесь убитых только в застенках ЧК да в ленинско-сталинских лагерях — как минимум, сотни тысяч, если не миллионы. И сколько при том убиенных совершенно безвинно (не говоря уж о прочих десятках миллионов, тем или иным путем загубленных большевизмом ради коммунистического «светлого завтра» тов. А. Зиновьева).
Но уж самое замечательное — следующая фраза, которой мумифицировавшийся в своем мазохистском большевизме совфилософ подводит итог упомянутым им ранее «кошмарам» и «арестам», — ею и можно завершить описание этого весьма яркого клинического случая коммунистического оптимизма: «Многие миллионы наших соотечественников в то время себя почувствовали свободными, осознали настоящими гражданами, людьми с большой буквы…» .
О, сколь удивительна бывает духовная слепота! И не есть ли выражение чувств подобного рода — чистейший пример психологии истинного раба большевизма?
Как говорится в Евангелии: «своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся» (Мк. 4, 12).
О механизме выработки такой духовной слепоты у «советского человека» и злобесном коверкании его души в свое время весьма точно высказался известный культуролог Г.П. Федотов: «Сам большевизм не хочет быть только политикой. Он ведет войну не за тело, а за душу. Не социализм он хочет построить, а нового человека, новую жизнь, новую этику, новый быт, новую личность. Этого человека в России большевизм строит по своему образу и подобию. Партия Ленина, партия старых подпольщиков стала давно живым образом святости, на котором воспитываются, в формы которого отливаются миллионы новых существ. Эти юноши определяют собою сегодняшний и завтрашний день России. Вот почему основной наш вопрос о большевизме: не что (он делает), а кто (он есть). <…> большевицкая идеократия есть сатанократия по самому содержанию ее идеи» .
И именно такое «новое существо» коммунистическая сатанократия и «отлила» из только что выслушанного нами писателя-социолога. Бедный, бедный Зиновьев…
Но он-то хоть — как кряжистый, никаким живым веянием не колеблемый дуб — стоит твердо под ветрами эпохи, будучи упорен в своей духовной слепоте честно и вполне открыто. С ним всё ясно...
А ведь, к сожалению, даже и многие из тех, кто чувствуют и понимают всю проклятую ложь, всё духовное изуверство нашего коммуно-советского прошлого, даже порой и «абличая» (кажется, словечко Достоевского?) таковое, являют собой тем не менее гораздо более сложную картину раздвоения, чем это мы могли видеть на примере товарища Зиновьева.
При всем их «абличительстве», они на поверку всё равно остаются, по сути, все теми же большевиками — только, так сказать, не откровенно «красными», а даже порой уже и кажущимися «белыми».
Подобные современные общественно-политические деятели — типа Гайдара-внука и его сподвижников — пытаются, прикрываясь демократической фразеологией, как правило, выдавать себя за «либералов». Однако они точно так же, как и коммунисты, ненавидят требующую духовной ответственности, подлинную Русь и, якобы защищая «общечеловеческие ценности» (на самом же деле исходя из обычных индивидуалистически-шкурных и всегда личных своих эгоистических интересов, в принципе отрицающих любые общегражданские обязанности), стараются ныне не допустить возрождения христианской России на обломках СССР — чьим властителям многие из них, этих нынешних либералов и демократов, «страха ради» или же неправедной мзды, служили прежде.
Впрочем это и не удивительно: ведь вся их внутренняя психология по большей части зиждется на матрицах той марксистско-ленинской вульгарной «диалектики», того «диамата», коими им забивали головы в советских (зачастую весьма привилегированных вузах), а затем в партшколах для партийного молодежного комсостава.
Пусть они и не слишком забивали себе головы «фактурой», но общая методология партбытия и принципы партийной практики, вся примитивность их моделей оседали в них прочно.
Параллельно же с этим — и столь же естественно — уступали они и соблазнам западного либерализма, не менее ядовитого (по степени таящегося и в нем потенциального обесчеловечивания), чем марксизм, ибо в глубине своей и тот, и другой суть родные — по их безбожному, «прометеевскому духу» — братья.
В результате — навязывание России совершенно чуждых ей экономических моделей (ибо ее они не знают и не любят и, к тому же, об иных моделях и не ведают), жесточайшее и совершенно равнодушное обращение с ее населением, наплевательское отношение к подлинной, небольшевицкой Русской земле, жажда, вполне по Достоевскому, «заголиться и слиться» с Западом и — как естественное следствие их марксистски-либертарианского (одновременно и посткоммунистического, и недокапиталистического) кавалерийского наскока — полный развал и разграбление страны. Разграбление — поскольку в любых обстоятельствах себя-то они не забывают никогда…
И здесь хочется обратить особое внимание на замечательный в своем (чисто духовном!) роде феномен: именно западническая подоснова сознания, слепая и абсолютно ложная, внутренне очень недалекая, вера в «свет с Запада», в ценности богоборческого «Просвещения» (опять же внутренне ограниченные атеизмом и потому тупиковые) — характерны не только для современных губителей России, но порой и для их, казалось бы, непримиримых критиков… Ибо духовная мертвенность их на поверку оказывается абсолютно одинакова. Перефразируя Гоголя — все они вышли из-под одной долгополой шинели: что тов. Дзержинского, что тов. Сталина. Как говорится — «хрен редьки не слаще».
Ведь чисто западническая по своим онтологическим, сущностным интенциям идеология атеистического псевдогуманизма равным образом типична не только для «гайдаровщины», но и для ее, казалось бы, «обличителей» (коммунистов, русофобствующих «советизанов» — этих псевдопатриотов, «не помнящих родства» с настоящей Россией-Русью, и тому подобной же публики), чей мировоззренческий — прежде всего, пан-антропоидный, антропософный, абсолютно безбожный замес и багаж сознания так же примитивен, плоск и убог, как и у чистых либертариев-западников.
Замечательный пример тому (именно в силу его яркости и, так сказать, идейной «выпуклости» на нем стоит остановиться чуть подробнее) представляют психология и мировоззренческие установки упоминавшегося выше А. Зиновьева, который, несмотря на весь свой кажущийся «гуманистическим» «советизм» и свое «СССР-ство», остается «западником» и врагом собственно российской государственности до мозга костей, абсолютно не знающим и не любящим (причем предельно невежественно и предельно эгоистично) подлинной многовековой России: узнать он о ней не мог, да, верно, и не желал в дни молодости, а позже — уже «осовеченным» своим сознанием и не был способен к этому вовсе.
Показательно, что он и сам отнюдь не скрывает такой — большевицки чисто прозападнической — подосновы своего душевного устроения: вся его идеология типичного интеллигентствующего «совка» представляет собой буквально апофеоз советской «образованщины» и вненациональной беспочвенности!
О своем принципиально отрицательном отношении и к России, и к ее трагическому положению сегодня (над которым он способен только насмехаться) сам А. Зиновьев весьма цинично пишет так (и, увы, всеядная «Литературка», похоже, не без удовольствия все эти гнусности печатает!): «…почти все значительные события, как-то еще связанные с обломками русской истории, выглядят больше как достойные презрения и насмешки, чем сожаления и сочувствия… Я вообще сейчас не могу назвать никакую другую эпоху в истории человечества, которую по степени краха и низости падения мог бы сопоставить с крахом советской социальной системы…» . Да и что ему до несчастий России, если, как он отмечает: «я фактически сформировался и прожил почти всю жизнь человеком, до мозга принадлежащим к западноевропейской цивилизации… всё прочее стало делом производным и второстепенным» .
Ничего, по сути, и не ведая о подлинной свободе в российском дореволюционном обществе, А. Зиновьев, с молодых лет воспринявший — как истину — большевицкие байки о «проклятом царизме» и о наступлении в СССР «царства свободы и справедливости», и в СССР-то принимал только то, что казалось ему положительным и полезным — но опять же (вполне по-либертариански) только для самого себя!
С этой же, сугубо «самостной» и чисто эгоистической, точки зрения он воспринимал впоследствии и свою временную жизнь на Западе. И сам об этом так прямо и пишет: «Я в нем (Советском. Союзе) принимал лишь то, что принесла русская революция в отношении человеческих свобод, образования, свободы от религии, свободы духовного творчества [откуда, интересно, он взял последнюю? — Г. М.]. С этой точки зрения я воспринимал и свою жизнь на Западе, оценивая ее исключительно высоко именно в плане западноевропейских свобод» .
И, наконец, вот чрезвычайно показательное и откровенное признание типичнейшего представителя подобных «патриотов СССР» — об их духовных истоках: «Многие представители моего поколения вырастали в Советском Союзе, но в неизмеримо большей степени как люди западноевропейские, а не национально русские, — я в этом отношении ушел дальше многих других…
Для моего поколения свет разума приходил именно из Западной Европы и лишь постольку и в той мере, в какой он шел благодаря влиянию западноевропейской цивилизации на Россию» .
И такого рода глубинная, безусловно в пределе своем космополитичная и вполне, как это ни парадоксально, «советская» психология одинаково характерна как для Зиновьева, так точно же и для Гайдара, и для Чубайса с Абрамовичем, и для, казалось бы, их противников — «большевиков», «верных ленинцев» Зюгановых и Купцовых, и немалого еще, к сожалению, числа им подобных.
Замечательное духовное родство проявляют, как это ни покажется кому-то парадоксальным, и большевики, и «демократы» — известно, что зачастую диаметрально противоположные мировоззренческие позиции, доведенные до крайности, сходятся (особенно, если эти позиции в равной степени безбожны). Так, например, и коммунисты-ленинцы, и вроде бы их враги — наиболее «продвинутые» псевдоинтеллигенты, «свободолюбивые» демократы-«гуманисты» — удивительно солидарны в своей общей для них ненависти к Церкви.
Смотрите: если большевики с сатанинским наслаждением взрывали храмы, в том числе и Храм Христа Спасителя в Москве, то ведь и демократ-журналист Олег Кашин (публиковавшийся в журнале «Эксперт», в газетах «Коммерсантъ» и «Известия») в одной из своих статей отпускает такую мечтательную «шуточку»: «(может быть уже при следующем мэре) позолоченная бетонная копилка нынешнего ХХС [так в либертарианских кругах любят называть Храм Христа Спасителя. — Г. М.] будет снесена в рамках очередной большой реконструкции Москвы»; при этом он попутно отдается и сладким мечтам о том, что со временем и для «ненавистного всем толстопузого попа», и для «чиновника со свечкой в храме в пасхальную ночь», и вообще для всех православных, как для «редких и исчезающих животных» организуют «заповедники» .   
Явно не с большей любовью относится к Церкви и другой журналист, в свое время верно служивший КПСС на ниве политпропаганды, а ныне демократический труженик Первого телевизионного канала, печально небезызвестный своей жаждой легализации в России всех наркотиков В. Познер. В одном из своих интервью он так прямо и заявил: «Российские беды вовсе не в дураках и дорогах, а в вещах более серьезных»; «В России проблемы — исторические, — это пагубная роль Русской Православной Церкви» .
Это еще цветочки, а вот и ягодки — так сказать «оргвыводы», с которыми выступает журналист-пиарщик Максим Кононенко, работающий в программе Глеба Павловского на НТВ под псевдонимом «Mr. Parker». В статье «Зомби патриарха» он определяет — как страшно заразную болезнь! — такое, например, естественное проявление христианского самосознания русского человека, как утверждение того, имеющего уже тысячелетнюю историю, факта, что «Россия — это православие» и «Православие — это Россия» (именно так совершенно верно, но с тем большей ненавистью определяет нашу позицию сам М. Кононенко). При этом он требует, чтобы Патриарх в связи с этим одернул бы наконец «свою тупеющую паству», заключая сказанное «программным заявлением»: «Пока патриарх Русской православной церкви не выскажет своего четкого мнения по поводу происходящего в стране зловонного гниения [именно так Кононенко определяет принципиальную позицию православных граждан России. — Г. М.], я буду закрывать эту Церковь. Буду закрывать ее до тех пор, пока она не закроется…» . Хотя как это ему удастся — непонятно, ибо он (как это и сам признает) чувствует, что «остался один среди ста сорока пяти миллионов зомби», поголовно болеющих к тому же, по его выражению, «ортодоксальным гриппом» .
Вообще же сей представитель смердяковствующей части «эрэфовских» СМИ, выпестованный примитивнейшим и, по сути, вполне «животного» уровня, либертарианством, ярый защитник гомосексуализма и педофилии, так выразил — предельно адекватно! — свои «духовные» идеалы и всю свою ненависть к Церкви (как и вообще к религиозному началу человеческой жизни): «По моему глубокому убеждению, христианство — это тоталитарная секта, ничем не отличимая от любой другой тоталитарной секты (как то ислам или иудаизм)… Лучше быть пидарасом, чем православным» ; «…Современная Россия на полном ходу катится в новый архипелаг. Кровавый путинский режим тут ни при чем — он кажется невинным дитя рядом с организацией, загоняющей нас в монастыри. Архипелаг РПЦ — вот имя той страницы русской истории, которая вполне может стать черной… я лучше перейду [интересно —  откуда?. — Г. М.] в секту Грабового. Она, по крайней мере… не нападает на гомосексуалистов. И в этом смысле — гораздо нравственнее и моральнее, чем РПЦ» . Здесь уже не удивляешься и такому замечательно циничному образчику его высказываний в процессе «борьбы за права человека»: «Право человека хотеть смотреть детскую порнографию кажется мне вполне нормальным правом… То есть, я не вижу ничего ужасного в педофилии…».
А другой «творческий» идеолог «эрэфовского» либертарианства — Илья Кормильцев, некогда писавший тексты для рок-группы «Наутилус Помпилиус», на своем интернет-сайте идет гораздо дальше предыдущих «свободолюбцев» и борцов с «христианским гриппом», уже вообще отказывая русскому народу в самом праве на жизнь. Он так — попросту, без всяких там гуманистических затей — и пишет: «Господи, какие же вы все, русские, крутая сволочь… Пороть вас до крови, сжечь вас в печах — и то мало будет, — вы миру не даете просто жить… Вы все — одна большая русская сволочь! Чтобы вам сдохнуть…». Из этого далее следуют и закономерные, по его мнению, предложения (вспомним здесь классический образ российского либертария в романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы», лакея Смердякова — с его классическим: «Я всю Россию ненавижу!»): «уже лет 20 надесь, что наконец кто-нибудь придет и запретит [русских]. Как класс… Этот кусок говна надо пустить под нож бульдозера, а нам нужна Другая Россия и другие русские… ну, короче говоря, надо и освобождать физически данную территорию, чтобы она стала пригодна для жизни людей… я действительно за то, чтобы ее [Россию] уничтожить» . Вот так.
За всем этим, конечно же, стоят не высокие идеалы духовной человеческой свободы, а самая элементарная безнравственность и убогое «мурло мещанина». Что им — Россия? Но зачем и они — России? Что делают они в ней?
Сначала большевички со своим «до основанья мы разрушим», а тут на подмогу уже и демократствующие любители «интеллектуальной свободы», предлагающие все Отечество наше сначала перепороть «до крови» (и Смердяков ведь точно так же заявлял, что «Русский народ надо пороть-с…»), а потом и вовсе ликвидировать — за демократической ненадобностью…
Но было бы еще полбеды, если бы подобная смердяковщина оставалась уделом только лишь чуждых Церкви и православной России безродных постсоветских «образованцев».
Гораздо страшнее то, что такого рода «демократы» гнездятся порой ведь и в самой Церкви и даже продолжают до сих пор, как ни в чем ни бывало, вполне процветать в ней.
Прекрасным образчиком этого может служить, например, московский священник Владимир Лапшин, ничтоже сумняшеся заявляющий: «У той Церкви, которая сама себя уже называет православной, возникает сомнение в ее подлинном православии… Когда Церковь начинает называть себя православной… — тут такой гордыней прет, гордыня из ушей лезет! И за эту Церковь становится страшно!» .
Клеймя подобным образом «эту Церковь», отец Владимир, по-видимому, точно также готов клеймить за «православность» и «эту страну», которая ему совершенно чужда и которой ему совершенно не жаль — что он недвусмысленно и подтверждает следующим, также вполне смердяковским, заявлением на радиостанции «София»: «У нас сегодня охают и ахают по поводу того, что развалится Россия. Да Бог с ней, пусть развалится — ничего страшного не произойдет!»  И этому он ведь учит не только радиослушателей, но и свою паству с церковного амвона…
Либертарианское, индивидуалистически развращенное лукавое «западничество» (как богоборческая в сердцевине своей «идеология») и предельный, антихристианский в своих страшных истоках эгоизм — вот та непосредственная основа и та питательная среда, где вырастают больные грехом «самости», духовно абсолютно слепые не только атеисты-циники, но теперь порой уже и отдельные церковные «иуды» в лице некоторых представителей священства, — все, подобные тем, что только что цитировались здесь выше.
И именно такое устроение человеческих душ — страшное наследие бездуховного коммуно-советизма — и есть на сегодня, пожалуй, самое вредное и самое опасное на путях возрождения православной Руси-России!

…Однако и сегодня многие наши сограждане так и не понимают, что без Бога, без Его всеукрепляющей благодати — ничего благого в жизни совершить и не возможно.
И если что-то из такого благого в нашем государственном бытии порой появлялось и продолжает появляться, то только за счет хотя бы остаточного, но хранимого до сих пор в подсознании, в самом душевном генофонде русского человека «Божия образа», ранее дарованного всем нашим предкам, всей нашей земле в акте постепенного всеобщего Крещения Руси, а сегодня обретаемого в таинстве личного крещения каждым из нас. И этот «образ Божий» — как духовный маяк — светит нам среди тьмы и «сени смертной» мира, действуя как в отношении отдельной человеческой личности, так, в известном смысле, и всего общества в целом.
Но, как ни прискорбно это признавать, значительная часть наших граждан (в том числе даже считающих себя христианами) и поныне остается далека от признания единственной реальной правды нашей новейшей истории, а именно того, что всё, что совершалось у нас временами доброго, а иногда и, действительно, исторически великого, — даже в условиях коммунистической России (например, та же священная победа наша над Германией во второй мировой войне!), происходило вовсе не благодаря, а вопреки (!) неизменно царившему у нас насквозь лживому и лицемерному духу дьявольского большевизма.
Ведь всё благое, всё, исполненное подлинного, искреннего патриотизма, имело место в нашей жизни периода коммунистического безвременья только тогда, когда из-под фальшивых форм «советскости» пробивалась порой истинная душа нашей Родины — не «душевные потемки» СССР, а светлая душа России, Святой Руси (пусть даже сам тогдашний российский житель чаще всего и не сознавал этого — при его оскопленной советской пропагандой системе восприятии мира).
Но если для многих окончательное понимание всей обманной сущности псевдорусского «советизма» становится гораздо доступней и легче лишь теперь — по прошествии долгих десятилетий постепенного догнивания советчины, то для лучших российских умов предельная лживость СССР (как страны, якобы продолжавшей хранить в себе — причем чуть ли не на законных преемственно-государственных основаниях! — образ великой Руси-России) была совершенно ясна уже изначально, фактически сразу же после временной победы над русским народом интернациональных заговорщиков-большевиков.
О неуничтожимости духа истинной России — даже в условиях антироссийского по своим «духовным» целям СССР — хорошо сказал еще в 1925 году Г. Флоровский: «…нельзя отождествлять всю современную Россию с коммунистическим замыслом о ней. Конечно, в СССР есть и Россия [выделено мной. —  Г. М.]. Она не умерла под коммунистической маской, и, более того, она настолько еще жива и дееспособна, что нередко сквозь личину проступают светлые черты живого лица. И можно сказать, СССР существует доселе именно потому, что еще есть Россия. <…> В прежнее время рассуждали так, что раз есть царь, то все монархисты, за исключением немногих “врагов внутренних”, а стало быть, все благополучно, — и из-за этой близорукости проглядели умирание русского царства, проглядели свою собственную работу на его погибель. А теперь рассуждают по-прежнему: раз в Москве ВЦИК и Совнарком, то значит все уже в России злодеи, а потому “любовь к Отечеству” требует, дескать, злобы ко всей теперешней России… Вряд ли нужно подробно разъяснять, что вера в неистощенность русской силы не включает в себя признание большевицкого дела за доброе дело… Конечно, много злых посевов взошло в России, многое придется выкорчевывать и посекать. Не следует ни в коем случае преуменьшать одичания, вырождения, разврата… Однако нет никаких оснований утверждать, что всё в России подлежит искоренению. Растут и там благодатные побеги. Русская душа еще не истощилась. Более того, сами того не ведая, большевики во многом работают на своих противников… своим чрезмерным нажимом готовят себе противодействие… многие их мероприятия приводят к итогам, прямо обратным их умыслу. Нельзя радоваться гонениям на Святую Церковь, но надо признать, что в горниле мученичества просветлела русская душа и закалилась русская вера. Конечно, большевики вовсе не хотели торжества Церкви, и тем не менее в СССР русская Церковь процвела, как жезл Ааронов, вряд ли не больше, чем в Петербургской России. — Все это очень сложно… Россию надо еще освобождать, завоевывать и отбивать в духе [выделено мной. — Г. М.]. Но эта битва только тогда будет успешна, если это будет битва за Святую Русь, если удары мы направим под самый корень [выделено мной. — Г. М.]. Надо понять, что СССР начинается не с октября, но гораздо раньше, — и выкорчевывать его последние корни» .
Затрагивая — приблизительно в этом же ключе — одну из коренных на сегодня тем общественного сознания — тему истинного патриотизма,  столичный игумен-миссионер  Петр (Мещеринов) задает в своей статье, опубликованной в официальном печатном органе Московской Патриархии, совершенно справедливый с духовной точки зрения вопрос о подлинном русском патриотизме: а «что такое патриотизм? Конечно, любовь к отечеству, но что именно любить? Место, где я родился, где живут мои родственники и жили мои предки?.. Родной язык? Отечественную культуру?.. Правительство, которое не заботится о моем народе? Милицию, которая не защищает? Скинхедов? Армию, в которую страшно отдавать своих детей? Какую Россию нам любить — Россию преподобного Сергия Радонежского и Патриарха Тихона, Россию Пушкина, Менделеева и Шостаковича — или Россию Малюты Скуратова, Ленина и Демьяна Бедного?»
И ответить правильно на него, с точки зрения православной церковности, можно, только выстроив правильную шкалу духовно-религиозных ценностей, шкалу христианскую, — когда за основу ее (соответственно, и за основу патриотизма) берётся прежде всего любовь к Самому Богу, к Церкви Христовой, а значит — и абсолютная верность проповедуемым Церковью библейским нравственным принципам.
Первый же из них гласит: «Я Господь, Бог Твой… да не будет у тебя других богов перед лицем Моим» (Втор. 5, 6—7). И вот эта-то заповедь — первейшая для христианина: именно в свете её оценивая всё свое бытие (в том числе и национально-общественную его сторону), подлинно православный человек и вырабатывает личное отношение как к собственному Отечеству — определяя для себя его положительный образ, так и к тем или иным представителям своей нации!
В противном же случае за Родину можно принять не лик ее, а временную мрачную ее «личину» — что и случилось, например, в Германии, когда большинство немцев на полтора десятилетия связали понятие Отечества с совершенно ложными по своему содержанию общественными и государственными представлениями, равно как и с политически ангажированной «культурой» фашизма: их родиной тогда стала «страна зла», временно оказавшаяся под пятой гитлеризма, а не «страна добра», явившая некогда миру культуру Баха, Шиллера, Гофмана и Гете…
Но ведь точно так же многие и у нас — кто в итоге многолетнего обмана, кто в самообмане души — за Родину принимали (а иные принимают и сейчас) не страну, веками созидавшуюся благодатным и единящим духом нашей Русской Матери-Церкви, верностью и честью русского воина-христианина и великим народным трудом — с его былой православной этикой, не страну предельно человечной христианской культуры, а страну, государственной установкой всей жизни которой (более семи десятилетий!) являлась как раз ненависть к духовным основам и нравственному содержанию прежней России, страну, лишь со временем начавшую — причем как бы с черного хода и отнюдь не по духовному праву — претендовать на часть нашего добольшевицкого драгоценного культурного русского наследия.
Иначе говоря, многие жители прежней исконно русской территории, временно и вопиющим обманом захваченной большевиками, начинали нередко считать (по причине культивировавшегося государством всеобщего духовного невежества) истинной своей Родиной уже не Россию, а ее смертельного врага — управляемый безбожной ВКП(б)-КПСС и густо замешанный на крови русского народа СССР! А некоторые как считали, так и считают его своей «великой» Родиной и поныне...
Но безбожное никогда не может ни быть, ни оставаться подлинно великим — ни в сколько-нибудь долгой человеческой истории, ни, тем более, «в очах Божиих», ибо, как говорится в Евангелии: “что высоко у людей, то мерзость пред Богом” (Лк. 16, 15)» .
Однако именно к такой мерзости и приучали большевицкие идеологи русского человека на протяжении долгих десятилетий, оболванивая его, лишая и веры, и настоящей Родины — России, которая лишь прикровенно продолжала неизменно жить внутри коммунистического СССР, враждебного и ей, и ее подлинному строителю — Самому Господу нашему Иисусу Христу, равно как и Его Церкви, этой подлинной созидательницы Русской земли!
Притом самое печальное то, что многие «советские люди» — в неизбывном для всякого нормального человека стремлении любить свою Родину — действительно, в наивности своей, а порой и в сознательной слепоте (ибо так жить было удобнее) любили Советский Союз или, по крайней мере, вполне «привыкли к нему».  А некоторые в простоте своей «верили» в него — чуть ли не как в Бога — или не зная о его бесчисленных преступлениях, или же вовсе и не желая ничего о них знать!
И потому неудивительно, что даже такие простые истины, как необходимость духовного различения между Россией и СССР, — казалось бы, естественные для незашоренного ныне былым советским «политпросветом» природного разума русского человека — остаются для многих и сегодня все еще тайной за семью печатями!
Где уж тут человеку с таким воспитанием принять разумное пастырское слово о том, что «единственный путь к величию нашего отечества — это созидание его во Христе» ?!

…Насколько и сегодня еще отравленность вот уже почти вековым «советизмом» присуща историческому сознанию значительной части даже потенциально патриотически настроенных нынешних наших сограждан — хорошо иллюстрирует, например, фрагмент беседы политологов и журналистов, состоявшейся (в формате «круглого стола») летом 2004 года в редакции московской «Литературной газеты».
В частности, высказывания принявшей участие в этой беседе отнюдь незаурядной журналистки-политолога Кс. Мяло, вполне справедливо критиковавшей нынешнее состояние российской государственности, весьма ярко выявляют характер одного из видов современного патриотического мышления — а именно полусоветского, не до конца «красного», а, так сказать, «розового» типа.
Чрезвычайно показательно, что, указывая на отрицательные стороны переживаемого нами ныне процесса государственного бытия, Кс. Мяло явно забывает (или не хочет вспоминать?) о вполне сознательно проводившейся в свое время бесчеловечной политике большевизма и его зверствах (или, если так приятней подобным специалистам, «трудностях» и «ошибках») в процессе развития и существования СССР. В итоге, при таком избирательном подходе к фактам истории, — она вполне соглашается с мнением о том, «что никогда у русского народа не было такого угнетателя, как нынешнее государство» .
Не желая смотреть правде в глаза, и не стремясь в ее свете видеть подлинный, во многом страшный, лик подсоветской жизни, Кс. Мяло вообще высказывает явное неудовольствие относительно самой необходимости этой правды и даже считает ее признание вредным и тяжким для народного сознания «поношением», заявляя: «ведь сознание народа и так чудовищно травмировано поношением 70 лет отечественной истории, в которой было всякое, но, несомненно, и великое» .
Да, безусловно, совершалось, по милости Божией, даже в так называемой «Советской России» нашим народом и великое — как и полагается народу, еще не полностью забывшему о своих великих христианских истоках, но основным и каждодневным на протяжении этих «70 лет» было вовсе не туманное «всякое», а ужаснейшие последствия отступничества страны от Бога и евангельских нравственных ценностей. Это было не «всякое», а загубленные судьбы и жизни ни в чем не повинных русских людей; это было — разрушенное безродными большевиками-предателями социальное и экономическое (потенциально колоссальное) развитие России, обозначившееся в первых полутора десятилетиях XX века ; это было не «всякое» — а погубленное дворянство, три миллиона эмигрантов (а по некоторым данным, число оказавшись за пределами России ее бывших граждан доходит даже до девяти миллионов!), уничтоженное трудолюбивое крестьянство, полупогибшая национальная культура, сожженные усадьбы и хозяйства, расстрелы десятков, если не сотен тысяч, заложников, лагеря смерти и сами миллионы смертников. Это было, наконец, во многом разрушение самой души народной, а не нечто «всякое», процеженное сквозь зубы политологом «розового» «патриотического направления». И в итоге поневоле приходишь к выводу, что, вот, у нас, у русских людей (причем вовсе не демократов!), вдруг оказываются совершенно разные Родины и что нам нужны совершенно разные возрожденные России!
Одним нужна — только и просто некая «великая» страна (пусть и с «великими стройками коммунизма» на костях лагерного Беломорканала!), где за «святых» сойдут: и душегуб Иван Грозный, и «красный комдив» Чапаев (сам Л. Троцкий воспринимал его не иначе как атамана разбойников и потому ездил к нему только под охраной личного бронепоезда), и воспевавший беломорканальские кровавые успехи лицемер и насквозь фальшивый, но так любивший пустить «гуманистическую слезу» лицедей М. Горький. Впрочем, радетели «Советской Руси» считают возможным включить в свои «святцы», наряду с безбожниками, например, и преподобного Сергия Радонежского — тоже ведь был, хоть и поп, но всё-таки «куликовский» патриот…
Нам же, православным русским людям, нужна вовсе не такая страна, нам нужна — Россия! Как взывал к русским людям еще в 1880 году Константин Леонтьев: «Избави Боже большинству русских дойти до того, до чего, шаг за шагом, дошли уже многие французы, то есть до привычки служить всякой Франции и всякую Францию любить!.. На что нам Россия не Самодержавная и не Православная? На что нам такая Россия, в которой бы в самых глухих селах утратились бы последние остатки национальных преданий?.. Такой России служить или такой России подчиняться можно разве что по нужде и дурному страху…»
Нам, православным, — нужна Россия, проснувшаяся наконец от векового своего безбожного сна-наваждения, Россия мощная, великая, но, в то же время, и искренне стремящаяся к смиренному своему покаянию пред Богом.
Нам нужна такая Россия, где, например, заблудшие в дебрях западного Просвещения и псевдоромантического масонства «декабристы», эти неудавшиеся цареубийцы, почитаются не романтиками-героями и свободолюбивыми «прогрессистами», впоследствии же — чуть ли не просветителями ссыльной сибирской глуши, а бесчестными нарушителями воинской присяги и позором российского офицерства, — несчастными, о которых можно только молиться, чтобы им были прощены их преступления перед Богом и Родиной.
Нам нужна такая Россия, где террористы-«народовольцы» воспринимаются не как рыцари свободы, а как бесноватые маньяки-убийцы, где бандиты-революционеры так и считаются бандитами, а не «защитниками угнетенного человечества» и борцами за якобы «народную» Россию (и где немыслимы музеи и памятники, им посвященные), где, наконец, писатели-богоотступники числятся именно богоотступниками и нравственными уродами, а не «инженерами человеческих душ».
И в этом смысле, например, только полной духовной слепотой можно объяснить возвращение в 2004 году редакцией «Литературной газеты» (стремящейся быть общероссийским патриотическим печатным органом) на первый лист — рядом с газетным названием и знаковым профилем А. Пушкина — столь же знакового профиля «демократа-гуманиста» М. Горького (А. Пешкова).
Действие это само по себе в духовном смысле абсурдно и бескультурно, ибо величины это несоизмеримые. Более того, по отношению к бедному Пушкину такое действие, можно сказать, совершенно даже и неприлично.
Во-первых, Пушкин как потомственный дворянин, в отличие от Горького, глубоко презирал вульгарную демократию и демократическую форму правления как таковую. Во-вторых, он был великим поэтом, а Горький — всего лишь посредственным беллетристом-демагогом.
К тому же Пушкин был весьма образованным и порядочным человеком — истинной чести, а Горький — всегда оставался малокультурен, фальшив и двуличен, а со временем и попросту стал лицемерной сталинской «шестеркой»…
Разве не Горький призывал к массовому уничтожению наших сограждан, заявляя с кровавых большевицких трибун: «Если враг не сдается, его уничтожают!»?
Не он ли, этот страстный любитель философов вполне антихристианской направленности — Шопенгауэра и Ницше — и сам последовательный антихристианин, увлекавшийся сектантством и посещавший радения «хлыстов», восклицал (устами дьякона-расстриги  — персонажа романа «Жизнь Клима Самгина»): «Не Христос — не Авель нужен людям, людям нужен Прометей — Антихрист» ?
И не этот ли «любитель человечества» призывал «создать» нового «бога», заявляя: «Ныне быт ускользает от мещан… А когда от холода и голода внутреннего издохнут — мы для себя создадим бога великого, прекрасного, радостного, всё и всех любящего покровителя жизни» ?
И не он ли сетовал на то, что «бог Библии» — «страшный и подлый бог жив до сего дня… как это утверждается реставраторами агонизирующего капитализма» ?
А его политическая проституция? Не он ли — этот лукавый панегирист советской власти — трусливо выполнял сталинские заказы по восхвалению большевицкого (вполне по-ленински) рабовладения «трудовыми массами» в СССР и чуть ли не со слезами умиления славил огромный сталинский концентрационный лагерь, строивший Беломорканал?
Но, вспомним — не он ли ранее говорил о коммунистах совсем другое?
Вот как, например, выражал Горький подлинное свое восприятие революционных событий 1917 года, в тот самый момент, когда они происходили: «Многие люди считают революционным поведение, которое на самом деле является лишь проявлением азиатской ярости неконтролируемой толпы…» ; или: «… Люди всё более и более ленивые и трусливые, все самые низкие и криминальные инстинкты, с которыми я всегда боролся, кажется, вылезли наружу. Это азиатская революция, которая сейчас бушует и разрушает Россию…»
И потому вовсе уж не удивительно прочитать затем у этого якобы «буревестника революции» такие строки (по случаю имевших место репрессий Временного правительства в отношении коммунистов в июле 1917 года): «Большевизм, который играет на самых темных инстинктах масс, смертельно ранен, и это хорошо» .
По поводу же непосредственно большевицкого путча и устанавливавшегося тогда коммунистического режима Горький — всего через две недели после октябрьского переворота! — не нашел других слов, кроме следующих: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме прав, за торжество которых боролась демократия» .
О террористической же сущности революционного «ленинизма» он писал и чуть позже, в 1918 году: «Поголовное истребление инакомыслящих — старый, испытанный прием… почему же Владимиру Ленину отказываться от такого упрощенного приема? Он и не отказывается, откровенно заявляя, что не побрезгует ничем для искоренения врагов» .
Однако уже через полтора десятилетия Горький самым лицемерным и бессовестным образом восхвалял «гнилой яд» лагерного «советизма» — того строя, где вообще никогда не существовало никакой свободы: ни свободы слова, ни свободы личности, ни свободы элементарных человеческих прав.
И вот — графический портрет столь беспринципного политического маятника предлагает ныне читателям «Литературной газеты» ее редакция в качестве знакового образа отечественной литературы, наравне с Пушкиным!
Тем самым этот ницшеанец-безбожник прокламируется здесь чуть ли не как продолжатель пушкинской литературной традиции и настойчиво навязывается нам вновь — как якобы еще один светоч (прямо чуть ли не «вслед» за Пушкиным) российской культуры!
  /Примеч: Печально, что эта газета, порой весьма живая и искренне радеющая о нахождении обществом путей спасения России, остается преимущественно рупором «розового» патриотизма, так и не имея духовных сил вырваться из привычных штампов полусоветского, в основном атеистического или религиозно-индифферентного, мировидения и — соответственно — оценок как прошлого, так и нынешнего нашего бытия.
Плюрализм мнений, высказываемых в «Литературной газете», — иногда, быть может, оказывается и полезен для более широкого представления об общем восприятии ситуации в стране. Но при их часто полной полярности (то здесь излагает свои идеи А. Зиновьев, то «евразиец» А. Дугин, то их полный антипод — русская «традиционалистка» Н. Нарочницкая), а, главное, при отсутствии, как правило, необходимых комментариев редакции с ее собственной оценкой высказываемых позиций, страницы газеты нередко превращаются поистине в какой-то идеологический винегрет, что мало способствует уяснению истины ее читателями/.
Однако возвращение изображения Горького на заглавный лист «Литературной газеты», оскорбляя уже одним своим соседством память поэта — благородного человека и русского христианина, лишний раз говорит о неистребимо дурном вкусе ее издателей и весьма невысоком уровне (как и общей спутанности) всей системы их духовных ценностей!
Поэтому и неудивительно, что «Максим Горький», этот по-человечески глубоко несчастный литератор-хамелеон, «великий пролетарский писатель» — в действительности же ходульно-пошлый, довольно примитивный в творчестве и эгоцентрически-безбожный в жизни — все еще дорог любителям «творческого наследия» Союза советских писателей, или ССП (по сути — былого филиала ОГПУ-КГБ).
Недаром в значительной степени именно с подачи М. Горького и была создана эта сугубо сервильная писательская организации, время от времени покорно травившая по приказу начальства своих наиболее талантливых и наименее послушных членов.
Разумеется, добавим, что такие замечательнейшие деятели российской словесности, вынужденно жившие и работавшие в условиях советизма, как, например, Платонов, Булгаков, Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Шукшин, Вампилов, Бродский и ряд других, имели к советской литературе весьма косвенное отношение или даже, по сути, не имели никакого.
Жаль, что «Литературная газета», которая могла бы стать выразительницей подлинного русского патриотизма, продолжает и поныне оставаться в значительной мере рупором безбожного и по всему внутреннему духовномк содержанию своему безродного «патриотизма» чисто советского типа.
Весьма ярко об этом свидетельствуют и нередко продолжающиеся встречаться в «Литературной газете» (в мемориальном разделе «SMS-календарь»), по сути, панегирики таким большевицким палачам русской литературы и, шире, культуры в целом, как, например, А. Жданов, о котором в одном из газетных номеров было самым бесстыдным образом сказано следующее, причем — с явно положительной оценкой его «коммуно-советского лица»: «60 лет назад умер Андрей Александрович Жданов (1896—1948), советский государственный и партийный деятель, участник Октябрьской революции, Гражданской и Великой Отечественной войн. Будучи талантливой личностью, он содействовал идейному и духовному обогащению советской литературы и искусства [не своей ли оголтелой травлей замечательного писателя и порядочнейшего человека — М. Зощенко или же прекрасной поэтессы — А. Ахматовой? — Г. М.]. И по сей день спекулируют на его резких оценках некоторых работ Зощенко и Ахматовой, хотя он всего лишь выступал против клеветы на советских людей, против «безыдейных и аполитичных» произведений» . И далее — с сожалением чекистского «сексота» или некоего современного его наследника автор заметки пишет: «Жданова уже давно нет, как нет города, улиц и площадей, названных в его честь, социалистический реализм уничтожен, безыдейность и аполитичность приветствуются…» .   
Что ж, глубоко въевшийся в сознание многих наших граждан более чем семидесятилетний «советизм» порой лишает выпестованных им «деятелей культуры» необходимого трезвого представления о подлинных культурных ценностях.
В свете же всего сказанного следует заметить, что А. Пушкин вряд ли был бы рад и непосредственно литературному своему «соседству» с Горьким, которое ему так навязывает упомянутая газета (а не только по причине совершенно разного понимания обоими российского патриотизма и, тем более, совершенно противоположного их отношения к Богу). Уж слишком несоизмеримы также и их творческие дарования!
 / Примеч.: Подлинно талантливый русский прозаик и поэт В. Набоков, недаром относившийся всегда с закономерной брезгливостью к «Советам» и «Союзам» (в том числе — и к «Союзу сов.-писателей), касаясь творчества Горького, неизменно отмечал «убогость его дара и хаотическое нагромождение идей», а, в частности, о его рассказе «На плотах» говорил, что «в нем нет ни одного живого слова, ни единой оригинальной фразы, одни готовые штампы, сплошная патока с небольшим количеством копоти, примешанной ровно настолько, чтобы привлечь внимание.
Отсюда — всего один шаг до так называемой советской литературы» (Набоков В. Лекции по русской литературе. М.: Изд-во «Независимая газета», 1996. С. 382, 383).
Что ж, взращенные еще в недрах именно такой литературы отдельные пост-советские «литработники» и сегодня могут продолжать пытаться поднимать на щит российской словесности этого фальшивого «гуманиста» и второстепенного беллетриста. При этом основанием к подобной их настойчивости служит, скорее всего, характернейшая для многих современных журналистов черта — та же самая, которую отмечал, говоря о Горьком, все тот же В. Набоков: «обратите внимание на его низкий культурный уровень (по-русски он называется псевдоинтеллигентностью), что совершенно убийственно для писателя, обделенного остротой зрения и воображением (способными творить чудеса под пером даже необразованного автора)» (Там же. С. 382)/.
Заметим также, что Горький был совершенно бесплоден и как писатель-мыслитель, «властитель дум».
Подтверждением сказанному может служить, например, такой, казалось бы, частный, но весьма показательный факт. Еще М. Алданов писал в свое время о полной неспособности Горького к творческой генерации каких-либо собственных «идей» в литературе: «В пору появления “На дне” сколько было восторгов у бесчисленных в то время поклонников Максима Горького по поводу “русской” философии старца Луки с его “утешительной неправдой”, благодаря которой несчастные люди забывают о своей беде и нужде. Горький никогда никаких своих идей не имел… Старец Лука свою философию позаимствовал у ибсеновского доктора Реллинга. Он тоже проповедовал “ложь жизни” [точнее, в контексте пьесы Ибсена: человеческий самообман. — Г. М.]. “Ложь жизни? Не ослышался ли я?” — спрашивает доктор Грегорс Верле. — “Нет, я сказал «ложь жизни». Потому что надо вам знать, ложь жизни есть стимулирующий принцип. Отнимая у среднего человека ложь жизни, вы вместе с тем отнимаете у него счастье”…» (Цит. по: Башилов Б. Русская мощь. Пламя в снегах. М., 2008. С. 134). Чистейший плагиат (пусть даже и, так сказать, только «идейный») здесь налицо…
Что ж, кстати, не такой ли именно «утешительной неправдой», не такой ли «ложью жизни» «советские писатели» и утешали долгие десятилетия наш — якобы тоже полностью «советский» — народ, а ныне тем же самым продолжают заниматься и авторы «Литературной газеты», подобные Кс. Мяло?
Увы, такое, «советизированное» сознание, присущее упомянутого рода «розовым» патриотам (воспитанным, как правило, в безбожной и отнюдь не традиционно русской среде), пока никак не воспринимает, казалось бы, прописных — и общеполитических и, главное, духовных — истин о российской истории XX века. И потому уже совершенно не удивляешься, когда слышишь далее от упомянутой выше К. Мяло свидетельство ее явного раздражения по поводу той духовно проницательной и евангельски принципиальной оценки антихристианских и во многом попросту античеловечных основ былого «государства Советов», что порой высказывается Русской Православной Церковью.
При этом Кс. Мяло явно не отделяет друг от друга понятий: «советское» и «национальное» (читай даже — «русское»), замечая — чуть ли не с обидой — по поводу не только мирской, но и церковной критики коммуно-советизма: «Представляете… человек прожил жизнь, а ему сказали, что… надо начинать заново!.. Церковь тоже добавляет к этому удару по национальному самосознанию»
  / Все ли народы России равны? Круглый стол «ЛГ» // «Литературная газета». 23—29 июня 2004 г. № 24. С. 3./.
Вполне представляем! Прожили многие из нас жизнь и вправду нередко нелепо, мучительно, безбожно и бездумно, порой в духовном отношении и нечестно, а иногда и попросту подло, обманутые и обманывающие, причем зачастую — самих же себя… И недаром уже цитировавшийся здесь честнейший наш писатель В. Астафьев порой с такой горечью и такими страшными (но во многом справедливыми) словами позволял себе характеризовать нынешнее духовное состояние граждан «Эрэфии», ставшее итогом более чем семидесятилетнего ига большевицкой орды, — ига, которое сами же русские люди и взвалили на себя в былом своем прокоммунистическом ослеплении, оттого постепенно и превращаясь из многовековых «русских» в сиюминутных «советских»…
Как буквально вопиял Астафьев от боли за русского человека в одном из своих писем начала 1992 года, касаясь трагической темы утраты нами своей идентичности и обвала в черную яму «советизма»!
Задаваясь вопросом: где же ныне сей, пусть и во многом идеализированный, народ — тот, «что нарисован на картинках Нестерова, изображен на иконах российских богомазов, да трясет шароварами и подолами в разных ансамблях и хорах»? — он, сам же и терзаясь этим, веря и не веря своим же скорбным словам, отвечал: «На самом же деле его давно нет, и большевицкий обман постепенно приобрел окраску голубого цвета, а дурман пролетарской демагогии и атеистической пропаганды таким ладаном густым закадил, что уже самих кадильщиков в здании на Старой площади (здесь в Москве ранее находилось здание ЦК КПСС. — Г. М.) сделалось не видно. Зато понукаемые ими “защитники народа”… заприпрыгивали, закривлялись, завизжали на площадях, в редакциях, в курных и злачных помещениях, и всюду задребезжало: “Народ! Народ! Народ!” А это самый подлый обман и есть, самый страшный грех против Бога и своего народа, ибо его уже нет, а есть общество полудиких людей, щипачей, лжецов, богоотступников, предавших не только Господа, но и брата своего, родителей своих, детей предавших, землю и волю свою за дешевые посулы продавших.
Среди этого сброда отдельные личности, редкие святые, себя забывшие труженики… Мы все изменились…» . Соответственно даже и всевозможные «патриотические союзы», сохраняющие корневую лживую советскую ментальность, по его мнению, вполне закономерно принимают зачастую «форму банд или шайки шпаны, исходящих словесным поносом и брызжущих патриотической слюной» . И здесь же писатель добавляет о чисто коммуно-советских, а вовсе не «русских», истоках такого «народо- и отечестволюбия» (вспоминая о собственной газетной «советской» работе в начальный, еще «сталинский» период своего писательства): «Знаю я этот патриотизм, сам его сочинял и тискал на страницах незабываемой газеты “Чусовской рабочий”»
  / Крест бесконечный. В. Астафьев — В. Курбатов: Письма из глубины России… С. 292—293/ .
Однако, конечно же, не всегда и не во всём, а главное — не весь же таков наш народ. Это в общем прекрасно внутренне чувствовал и сам В. Астафьев — как верный его сын и как поистине плоть от плоти его, что, собственно, и давало ему право так скорбеть о его нынешнем состоянии и так обличать его…
К сожалению, он — сам в определенной степени воспитанник своего атеистического века — только на самом закате жизни начал подходить к относительно сознательному  христианскому ее измерению, не имея к тому же глубокой связи с жизнью Церкви и с ее лучшими представителями...
Равняясь же на них, оглянемся наконец не на коммуно-советских «отморозков» и их последышей, не на морок последнего безбожно-одичалого столетия — перестав цепляться за него — а на весь наш предыдущий тысячелетний путь действительно великой христианской нации. И скажем: «Слава Богу!» — если мы, грешные, всё же успеем хотя бы сегодня начать новую жизнь, гораздо более осмысленную и достойную: не как «совки», а как настоящие русские люди, всерьез наконец задумавшись над всей лживостью и лицемерием нашей — и прошлой советской, и теперешней послесоветской — судьбы.
Тысячелетний путь труда, самоотречения, мук, но и — веры, роста, могучего, нередко ведь и радостного, строительства, душевной твердости и великих достижений — таков путь нашего Российского Отечества…
Однако и поныне многие из современных наших сограждан (если не большинство) чаще всего даже и не знают своей многовековой, подлинно русской «досоветской» истории (или знают о ней в лживой советской интерпретации — что еще хуже). Весьма мало ориентируются они и в вере своих предков (этой глубинной основе самоидентичности русского народа), и в возросшей на ней христианской русской культуре.
Думается, именно поэтому так часто и сегодня цитируют чрезвычайно показательное своей духовной слепотой высказывание уже упоминавшегося А. Зиновьева по поводу крушения СССР: «Целили в коммунизм, а попали в Россию». Целили, действительно, в коммунизм и потому совершенно закономерным образом попали — но отнюдь не в Россию, а в ее подделку: в коммунистический СССР, который с нею — подлинной! — всегда имел весьма мало общего!
Процитированные выше слова мог сказать только человек (а за ним повторяют и ему подобные), для которого Россия, действительно, началась лишь в 1917 году!
Истинную же Россию приговорили именно тогда к революционной казни ее коммунистические ненавистники, стремясь затем путем многолетнего геноцида русского народа и полного попрания его веры, его святынь и традиций, путем введения его в соблазн своими фальшивыми посулами вечного благоденствия выстроить полный духовный антипод истинной нашей Родины, Русской земли, антихристианского урода (с точки зрения элементарной человеческой нравственности) — СССР. И неудивительно поэтому, что он вполне духовно же закономерно и оказался ныне разрушенным по воле Божией — при полном, кстати, в тот момент равнодушии выпестованного большевиками в свое время лагерями и каждодневной «промывкой мозгов» «нового сообщества советских людей».
Но разве не предсказывали такого позорного конца «советской» псевдо-России св. Патриарх Тихон и весь сонм российских новомучеников, прославленных ныне Церковью? И потому-то сегодняшняя единственная задача русского, а отнюдь не «советского», народа — воскресить, возродить из пепла, на обломках СССР, свое истинное тысячелетнее Отечество, Святую Русь, Россию…
Однако в значительной части наших сограждан — в той, что духовно отравлена всеми искажениями их предшествующей коммуно-советской жизни, — подобных элементов собственно национального (а не «совкового») самоосмысления, к несчастью, пока еще очень мало. И именно обретение всеми нами действительно настоящего национального самосознания и самостояния, истинного осознания своей былой, но выхолощенной большевизмом, «русскости» — есть первостепеннейшая задача всей нашей народной жизни! Однако задача эта чрезвычайно сложна, ибо такого понимания нашего сегодняшнего бытия и нашей единственно спасительной цели — как возрождения великой подлинной Православной России — у людей с атеистической формой сознания нет. А ведь таковых у нас еще немалое число!
И потому, читая авторов, подобных Кс. Мяло, можно подумать, что такой задачи и не существует вовсе, и что у нас в реальности, действительно, имеется некая особая «советская» чуть ли не национальность, ежечасно оскорбляемая в лучших своих чувствах «нехорошей» — несправедливо критиканской и антипатриотичной Церковью…
Как известно, большевики особенно любили лгать о постепенном выращивании ими в коммунистической пробирке некоего «советского народа», «новой общности советских людей». Со временем, впрочем, сама жизнь показала, что эта искусственная временная общность явилась результатом всего лишь поверхностной «идеологизированности» масс, будучи общностью почти виртуальной и, разумеется, антинациональной.
В свое время писатель и историк литературы Георгий Давыдов в беседе с литературным критиком Львом Аннинским весьма точно заметил: «Никакого “советского народа” никогда не было и быть не могло. “Советский народ” — это канцелярский предшественник нынешнего канцелярского “многонациональеого народа Российской Федерации”. Слово “советский” вообще нужно изгнать из употребления. Подобное словоупотребление бессмысленно и с грамматической, и с семантической точек зрения. Единственно возможное словоупотребление — “советская власть”, то есть определенный тип власти, которая к тому же никогда не существовала, так как известно, что власть была у коммунистической партии. Говорить “советский народ” это все равно что вместо “французы” говорить “республиканский народ”, вместо “англичане” или “британцы” — “королевский народ” либо “парламентский народ” и так далее.
Был — и есть — русский народ и дружественные ему народы…»
  / Давыдов Г. Русской истории нужен Моисей [Ответы на вопросы Л. Аннинского] // Независимая газета. 16.09.1998. С. 8/ .
Однако авторам, подобным Кс. Мяло, подобные увещания нормальных русских людей бесполезны: духовные и подсознательно-психологические стереотипы мышления таких «советских людей» наглухо закрывают от них нравственную трагическую правду о многолетней богоборческой жизни нашей страны, по сути, и приведшей в конце концов к сегодняшнему очередному ее краху. Им кажется, что не по коммуно-советизму, а по самому народу и по его самосознанию наносит очередной немилосердный удар наша Церковь!
Христиане говорят страшную правду о бесчеловечной природе коммунизма, большевиках, всех этих Лениных, Троцких, Сталиных, Кагановичах, Бериях с несколькими миллионами их уголовно-партийных «товарищей»-прислужников, говорят как о захватчиках, палачах и растлителях остальной России, — Кс. Мяло же утверждает, что это говорится о русском народе…
И когда так смешивают и даже сливают воедино понятия: «советское» и «национальное», уже вовсе не удивляешься, читая дальнейшие сетования того же автора: «Каждый раз, когда я слышу послание патриарха по случаю любого праздника, то встречаю чудовищно отрицательные оценки советского прошлого, хотя с тех пор уже прошло много времени. Всё бьют и бьют безжалостно и беспощадно. А после этого предлагают народу подняться».
Вот уже и Патриарх для таких патриотов — чудовищен и жесток в своих речах и увещаниях!
Но сколько бы ни прошло времени — оценки эти измениться уже не смогут (если только не станут — хорошо бы! — еще более глубинно и трагично осмысленными, а потому и еще более последовательно жесткими и сущностно-аналитичными).
Другое дело, что духовная подоснова подобных оценок навсегда, по-видимому, останется совершенно чуждой и непонятной патриотам того фактически незаконного государственного образования, что — вопреки слову Церкви, а потому, как естественное следствие, и на ее крови тоже — возникло и существовало долгие десятилетия на территории России . И, конечно же, при таких правдивых и нелицеприятных церковных обличениях былого подсоветского бытия вряд ли «поднимется» (по выражению Кс. Мяло) гражданин «советского прошлого»; но человек, стремящийся к своей русской подлинности и просвещаемый Церковью, постепенно все более освобождающийся от духовных пут большевизма и отметающий всю иезуитскую ложь этого прошлого, — такой человек, будем верить и надеяться, с колен наконец встанет!
Важно лишь не позволить занять образующуюся ныне порой пустоту в душах, десятилетиями не знавших ни подлинной тысячелетней истории своего Отечества, ни веры своих предков, — тем безбожным идолам, что вновь наступают на нас со всех сторон. Идолы эти: жажда наживы и мещанское накопительство, равнодушие к Богу и к ближнему, неуклонный распад нравственности (неизменно притом прикрываемые абсолютно фальшивыми в духовном отношении демократическими лозунгами) — то есть всё то, на чем в основном и зиждится вся современная цивилизация общемирового буржуазного эгоизма.
Увы, к сожалению, и ряды многих наших нынешних записных «патриотов» строят свою систему ценностей, если разобраться, на не меньшей безнравственности и на не меньшем, хотя и глубоко запрятанном в общественном «подсознании», определенно антихристианском эгоизме. И бесконечно жаль, что значительная часть сограждан — «розовых патриотов» (не говоря уж о «красных»!), искренне считающих себя наследниками тысячелетней России, никак не могут исцелиться от привычной своей нравственной глухоты: мало кому из них приходит на ум и на душу простейшая, но от того не менее страшная истина — что все те якобы основательные блага (в общем-то довольно убогие, хотя и более-менее стабильные), которыми они пользовались в предыдущие десятилетия, всё то относительное равенство в материальной и нравственной нищете, в которой пребывало общество в СССР и которая воспринималась многими как вполне приемлемая норма повседневного бытия, — всё это есть результат вопиющих преступлений и безмерного человеческого греха!
Все пресловутые «достижения советского строя» покоятся на былых изощренных зверствах большевизма, на крушениях бесчисленных человеческих судеб, на разрушении семей и слезах сирот, на миллионах лишенных родины и на десятках миллионов загубленных жизней, на духовном отравлении лжтво-искусительной коммунистической идеологией большой части наших сограждан.
В конечном же итоге все эти прежние «народные блага» есть трагический и одновременно жалкий (как показала жизнь последних лет) результат уничтожения и разграбления большевиками (под видом якобы освободительной и справедливой революции) единственно истинного нашего Отечества — Православной Руси, на костях которой и было построено всё временное и на самом деле достаточно жалкое благополучие нынешних постсоветских горе-патриотов!
Чтобы не быть голословным, вот небольшой пример (из миллионов!) — бесхитростный рассказ из времен так называемого раскулачивания российского крестьянства — одной из тех страниц нашей прошлой жизни, которые так требует забыть Кс. Мяло и прочие любители «великих пролетарских писателей».
«Было мне четыре года, когда пришли раскулачивать моих родителей. Со двора выгнали всю скотину и очистили все амбары и житницы. В доме выкинули все из сундуков, отобрали все подушки и одеяла. Активисты тут же стали примерять отцовские пиджаки и рубашки. Вскрыли в доме все половицы, искали припрятанные деньги. С бабушки (она мне приходилась прабабушкой, ей было больше 90 лет, и она всегда мерзла) стали стаскивать тулупчик. Бабушка, не понимая, чего от нее хотят активисты, побежала к двери, но ей один из них подставил подножку, и когда она упала, с нее стащили тулупчик. Она тут же и умерла. Ограбив нас и убив бабушку, пьяные уполномоченные с активистами, хохоча, переступили через мертвое тело бабушки и двинулись к нашим соседям, предварительно опрокинув в печи чугуны со щами и картошкой, чтобы мы оставались голодными. За те три дня, пока покойница лежала в доме, к нам еще не раз приходили уполномоченные, всякий раз унося с собой то, что не взяли ранее, будь то кочерга или лопата. В день, когда должны были хоронить бабушку, в наш дом ввалилась пьяная орава комсомольцев. Они стали всюду шарить, требуя у отца денег. Отец им пояснил, что у нас уже все отняли. Из съестного в доме оставалось всего килограмма два проса, которое мама собрала в амбаре на полу. Его рассыпали в первый день раскулачивания из прорвавшегося мешка… Пока они рылись в доме, мама незаметно сунула в гроб, под голову мертвой бабушки, наш последний мешочек с просом. Активисты, не найдя в доме денег, стали их искать в гробу у покойницы. Они нашли мешочек с просом и забрали его с собой»
 / Сенников Б.В. Тамбовское восстание 1920—1921 гг. и раскрестьянивание России 1929—1933 гг. М., 2004 (Цит. по: Александров К. Другая война // «Церковный вестник» (газ.). М. № 5 (306). Апрель 2005 г. С. 14)/.
Вот такая незатейливая история, которая, верно, по мнению Кс. Мяло, очень обидит всех этих бывших уполномоченных и комсомольцев (или их светлую память); не в их ли именно славную комсомольскую честь и выходит в Москве весьма распространенная бульварная газетенка?
После такого рода воспоминаний лишний раз хочется спросить некоторых наших «розовых» патриотов-публицистов, защитников столь милого им советского прошлого: задумывались ли они когда-либо вообще над тем, сколько крови и слез было замешано в самой основе каждого съедаемого ими куска хлеба — из славных «закромов социалистической родины», воздвигнутых на могилах российского крестьянства? Понимают ли они, что все те преступления, что были совершены коммунистами за три четверти столетия их владычества над Россией (подобные — и по духовной сущности, и по масштабам — таким же, совершенным фашистами во временно соблазненной ими и оболваненной Германии), — ни в правовом, ни в нравственном смысле не имеют срока давности? Способны ли их души почувствовать сегодня, пусть даже почти столетие спустя после гибели подлинной родины их предков (в большинстве своем — христиан), стыд и боль за все те преступления против Бога и человека, против Российского их Отечества, которые творили от лица русского и других народов России ее предатели — большевики? Понимают ли такие «патриоты», какое духовное преступление было совершено коммунистами в России, когда они постепенно вовлекали в свои разбойничьи деяния самих русских людей, связывая многих из них своей кровавой порукой и предлагая им насквозь обманную «новую родину», эту «страну победившего (всех и вся, в том числе и сам русский народ!) социализма», — СССР?
Знают ли, помнят ли, и желают ли знать и помнить все эти бывшие «добропорядочные» граждане Советского Союза о том геноциде, которым подвергались ежедневно (ежечасно!)  миллионы русских людей по всей стране в революционные годы, а сколько раз — и потом! Помнят ли они, например, о покрывавших карагандинскую степь до горизонта, по сторонам железной дороги, трупах высланных сюда крестьян-«кулаков» (с женщинами и детьми), где на погибель этих несчастных (порядка двух миллионов) был устроен — так дорогой для нынешних коммунопатриотов их «Советской Родиной» —  Карагандинский концентрационный лагерь? Почти все (!) дети умерли здесь в первую же зиму. Чем это лучше Освенцима?
Или, быть может, эти, по сути, патриоты ГУЛАГ-а спишут на «исторический процесс» само становление их былой замечательной государственности — становление тем зверским чекистским путем, о котором вспоминал, говоря о Харьковской «ЧК», А.И. Деникин: «Наконец — эти могилы мертвых и живых — каторжная тюрьма, чрезвычайка и концентрационный лагерь, где в невыносимых мучениях гибли тысячи жертв, где люди-звери — Саенко, Бондаренко, Иванович и многие другие били, пытали, убивали и так называемых врагов народа, и самый неподдельный “безвинный народ”! “Сегодня расстрелял 15 человек. Как жить приятно и легко!” — такими внутренними эмоциями своими делился с очередной партией обреченных жертв знаменитый садист Саенко. По ремеслу столяр, потом последовательно городовой, военный дезертир, милиционер и наконец почетный палач советского застенка. Ему вторил другой палач — беглый каторжник Иванович: “Бывало, раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло — научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил — сердце каменным стало”» .
А как с сердцами у нынешних «розовых патриотов»?
«Стучит» ли в их сердца пепел не только Треблинки, Майданека или Ревенсбрюка, но и столь же фашистских — «их» собственных лагерей смерти —  упомянутого Карлага и таких же «всесоюзных» лагерей Воркуты, Соловков и Магадана?
Знают ли эти любители советизма, что если нацисты уничтожили на оккупированных территориях 2 миллиона наших сограждан, то за время принудительной депортации крестьян большевиками с 1930 по 1940 год были высланы 4 миллиона человек, из которых в местах спецпоселений и на коммунистической каторге умерли 1, 8 миллиона?
Известно ли нынешним умиротворителям российского общества, предлагающим забыть о преступлениях большевизма, что по директивам ЦК ВКП(б), готовившимся лично Сталиным и Молотовым для «ликвидации кулачества как класса» (путем специально организованного голода), в 1932—1933 годах, по новейшим данным, умерло не менее 7, 5 миллионов крестьян
  / «В 1930—1932 гг. принудительное раскулачивание коснулось около 10 млн. человек…Чтобы сломить сопротивление коллективизации сталинское Политбюро осенью 1932 года провело на Дону, Кубани, в Северном Казахстане, в Киргизии и на Украине тотальные хлебозаготовки. Хлеб из колхозов и единоличных хозяйств выметался подчистую. В результате эти районы уже зимой охватил беспримерный в отечественной истории голод. Сталин и Молотов специальной директивой Политбюро ЦК ВКП(б) от 22 января 1933 года запретили миграцию населения из пораженных голодом регионов. Более 220 тысяч человек были силой возвращены в места постоянного проживания» (Александров К. Другая война // «Церковный вестник»... С. 14), после чего они, естественно, в своих же селах и умерли. «По данным ОГПУ в те годы на территории СССР состоялось 6 тысяч стихийных выступлений с участием 1, 8 млн. человек» (Там же)/.
 И что «к 1935 году число заключенных ГУЛАГа составило 1 млн. человек, а к 1 апреля 1938 года превысило 2 млн.» (Там же)? При этом напомним, что ежегодно в лагерях погибали от 7 до 10 % заключенных…
А уничтожение казачества?
О репрессиях против казаков Кубани, Дона говорилось уже немало. Так, небезызвестный М. Шолохов, живший в станице Вешенской, «беспристрастно описал, как при насильственном изъятии хлеба зимой 1932—33 гг. уполномоченные Вешенского райкома ВКП(б) ломали донцам пальцы, зажимая между ними карандаши, подвешивали за шею к потолку, инсценировали расстрел, семьями выгоняли на лютый мороз, сажали на раскаленную плиту и пытали огнем, зарывали по пояс в яму… 19 февраля 1930 г. командующий Северо-Кавказским военным округом И.П. Белов подписал особую инструкцию № 01042, в которой разрешил использовать артиллерию и авиацию против сел и станиц, сопротивлявшихся коллективизации и депортациям»
  / Александров К. «За погибших в 33-м всех кубанцев и донцов!» // «Церковный вестник» (газ.). М. № 7 (308). Апрель 2005 г. С. 14/.
 Поэтому вполне естественно, что значительная часть казаков России воспринимала коммунистов как бесовское отродье. И потому вовсе не удивительно, что, воспользовавшись началом немецкой оккупации, они сами — пойдя на прямой контакт с немцами — стали воевать с большевиками, захватившими их землю ранее Гитлера и принесшими им неисчислимые беды и муки: коммунистов они считали еще хуже фашистов, поскольку последние были хотя бы оккупантами, в то время как убивавшие и грабившие казаков верные «ленинцы-сталинцы» вроде бы являлись своими же российскими согражданами…
Именно тогда казачьими атаманами были созданы многотысячные военные антибольшевицкие формирования, в чьих песнях звучали такие слова:

Не за власть кремлевской клики,
Тунеядцев-подлецов,
За народ казачьи пики
Будут бить большевиков!
За поруганную Церковь,
За расстрелянных отцов,
За погибших в 33-м
Всех кубанцев и донцов!
   /Там же/.
И подобное неприятие большевизма, подчеркнем, было среди казаков весьма распространенным явлением! На это указывают беспристрастные цифры: в кубанских и донских казачьих частях, помогавших в 1941—1943 гг. нацистам, служило порядка 100 тысяч (!) казаков, а позже, в 1943 году, при отступлении немцев, с ними добровольно ушло не менее 70 тысяч (казаки уходили вместе с семьями)! И этот альянс казачества с нацизмом был (в массе своей) явлением, конечно же, вовсе не примитивно предательским (как это старалась изобразить коммунистическая пропаганда), а социально-политическим!
Для казаков, как и для многих других народов и социальных групп, пострадавших от коммунистов, подобный выбор был продолжением гражданской войны с большевизмом, не прекращавшейся внутри российского общества никогда и нашедшей свое реальное продолжение (безусловно — в предельно двусмысленной и трагической форме) в начальный период Отечественной войны, когда многие в первые ее дни и даже месяцы воспринимали германские войска как потенциальных освободителей от оккупации большевицкой!
Именно поэтому, не желая воевать с немецким фашизмом как с возможным своим «избавителем» от коммуно-фашистов собственных, именно поэтому и сдавались летом и осенью 1941 года многие наши солдаты — всего, как минимум, в плен тогда попали 4 миллиона 600 тысяч!
Трусов бывают единицы, сотни, пусть — даже десятки тысяч, но не бывает — миллионов…
За подобной массовой сдачей стояло вовсе не неожиданное окружение, а совершенно иное: внутреннее непризнание и неприятие советской власти, реально насчитывавшей тогда всего около 20 лет существования — но уже успевшей за этот период своими преступлениями вызвать лютую ненависть огромного числа русских людей, на своем печальном опыте испытавших и понявших всю бесчеловечную суть коммунистического режима... И именно поэтому многие и не желали его защищать! Они не желали гибнуть за СССР, который был для них не родиной-матерью, а страшной мачехой.
Более того — даже в начале 1945 года порядка 1,2 миллиона граждан СССР (среди них — около 360 тысяч русских и четверть миллиона украинцев) всё еще участвовали (и многие наверняка без каких-либо угрызений совести и патриотических сомнений!) в войне на стороне фашистского вермахта. Ведь многих из них «Советы» лишили по существу всего: христианской (для иных — мусульманской) родины и национальных традиций, родных, расстрелянных или замученных в лагерях, земли, имущества и даже полноценного права на жизнь… Но главное — у них отняли человеческую свободу!
При этом подобные «лишенцы» вовсе не питали к гитлеровской Германии сколько-нибудь теплых чувств, но лишь ненавидели свое прежнее коммунистическое рабство, которое считали ничем не лучше германского нацизма, — ненавидели отнюдь не Россию, а изначально и неизменно враждебное им большевицкое государство, возникшее на ее территории!
Ведь приблизительно до середины прошлого века, то есть до резкой смены поколений, СССР отнюдь не был духовной родиной для многих еще миллионов жителей Русской земли. И такая их позиция являлась естественным продолжением всё той же прежней гражданской войны, которая, по сути, для них внутренне продолжалась до самого конца их, исковерканной революцией, жизни (а для многих еще отнюдь не завершена и сегодня!) .
…Лишь гитлеровский расистский фанатизм и спровоцированная им безумная политика Германии в Восточной Европе, выразившаяся в бессмысленных и абсолютно неконструктивных немецких зверствах в России, произвели вскоре кардинальный перелом в сознании граждан СССР, понявших, что это коричневая чума отнюдь не собирается освобождать их от чумы красной… И что в итоге можно остаться вовсе без Родины — пусть даже пока не русской, а советской…
«Родная» же советская власть, как подтверждают прямые факты подлинной истории (а не пропагандистская большевицкая белиберда), во все предвоенные годы отнюдь не способствовала пробуждению искренних патриотических чувств в подлинно широких кругах российских граждан: из года в год, из десятилетия в десятилетие миллионы их продолжали находиться в тюрьмах и лагерях, миллионы же и погибали в них — в той стране, о которой лживо тогда пелось: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек»… Бесчисленные жертвы, бесконечные — чаще всего тайные для внешнего мира — человеческие жертвоприношения…
О том, как, например, образцовый советский человек Сталин уничтожал человека русского — как, впрочем, и представителей всех других российских народов (и это тоже можно вписать во всё то «всякое», о котором сквозь зубы говорит нехотя та же К. Мяло), дает весьма яркое представление один из многочисленных документов 1937 года с указаниями относительно очередных репрессий против русского крестьянства.
Вот хотя бы фрагменты этого, деловито, по-сталински составленного, замечательно характеризующего ту эпоху, текста:


«Строго секретно.
                Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков)
                Центральный Комитет
     № П 51/94                3 июля 1937 года.
 
                Тов. Ежову,
                секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий.
                Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК.

                Решение от 2. VII. 37 г.

<…> Об антисоветских элементах.
Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников [так называлась тогда значительная часть добросовестно трудившегося крестьянства, еще не окончательно уничтоженная соввластью — «как класс» — за предыдущий период. — Г. М.], высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, потом по истечении срока вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности. ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет возвратившихся кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки [т. е. в большевицком «междусобойчике», так сказать «соображая на троих», без всякого следствия и суда — пусть даже и «самого гуманного», советского. — Г. М.], а остальные, менее активные, но всё же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке.

  Секретарь ЦК                И. Сталин»
 
/ Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД (Сборник документов). Т. 1. М., 1998. С. 24./

И сколько было таких коммуно-советских циркуляров, и сколько — смертей!
Тогда же была подготовлена и особая плановая «разнарядка» на смерти — с привычными принципами коммунистических методов «социалистического хозяйствования». Она была определена тогда в приказе наркома внутренних дел Ежова и давала такие установочные цифры: по первой категории (расстрел) — 72 тысячи, по второй (заключение в концентрационном трудовом лагере на 8—10 лет) — 186. 500, всего же — как минимум 259. 450 человек.
Архивные материалы, разобранные впоследствии, показывают, что все эти контрольные цифры были значительно превышены советскими палачами («выполняй и перевыполняй сталинские пятилетки!»): так выслано было раза в 3 больше первоначально указанного числа, а расстреляно — в 5 раз больше «нужного» .
А ведь без всех этих безвинных жертв, товарищи «патриоты СССР», — самого этого вашего «Союза», поднявшегося и стоявшего на костях десятков миллионов загубленных коммунистической властью наших сограждан, — этой советской псевдо-России, о которой вы так скорбите, и быть не могло!
И это что — лучше гитлеровского фашизма?

Величайшая и опаснейшая искусительная сила «советской» идеологии неизменно проявлялась в претензии последней на якобы законное обладание такими святынями человеческого духа, как понятие патриотизма, народной государственности, всенародного единства, что было, конечно же, узурпацией того, что большевизму изначально, по определению, никогда не принадлежало.
Все эти черты нормального человеческого сообщества, естественно, нередко проявлялись и в жизни «советского народа», но всегда были результатом отнюдь не «советской», а попросту естественной людской нравственности, которую и эксплуатировал большевизм, пытаясь, к тому же, выдавать и её, и связанные с нею духовные достижения человечества (в том числе и русского народа), — за якобы собственные нравственные ценности.
И что было при этом особенно прискорбно, так это то, что постоянно навязываемая коммунистической пропагандой (особенно позднего периода) идея о естественной присущности, свойственности именно советскому обществу любых нравственных ценностей — воспринималась в качестве как бы само собой разумеющейся не только зачастую духовно ослепленным «простым» «советским человеком», но также нередко и основной частью интеллигенции!
А ведь она-то, казалось бы, самим опытом общечеловеческой культуры (который должна была впитать, претендуя на внутреннюю подлинную интеллигентность) обязана всегда отличать черное от белого! Увы, большинство советизированной интеллигенции также оказывалась чаще всего не способной отделить и защитить русскую, человечную нравственность от претензии на нее со стороны и безнравственного,  и бесчеловечного в самой сердцевине своей коммуно-советизма.
Причиной этого обычно служила (а порой продолжает служить и сегодня) практическая «невоцерковленность» даже той части интеллигенции, которая считала себя ориентированной на христианскую систему ценностей, на православную национальную традицию.
Даже для многих такого рода «православствующих» интеллигентов (философов, историков, писателей) Церковь всегда имела несколько «музейную» окраску: для них и ранее, а для многих и сегодня, жизнь Церкви не есть жизнь Духа, бескомпромиссного в Своей Чистоте и Правде, а лишь своего рода необходимый элемент природно-растительного «органического» развития того или иного общества, развития, детерминированного преимущественно человеческим, а не божественным началом, — пусть даже это «человеческое» и имеет определенный «христианский подтекст».
Такие — «как бы православные» — интеллигенты всегда на деле равнодушны к той составляющей части российской истории, которая определяется христианской мета-историей; они — и при всём своем пиетете по отношению к христианским истокам и содержанию отечественного исторического бытия — внутренне остаются «марксистами истории» (настолько въелся в их подсознание советизм, в котором они были обречены провести б;льшую часть жизни). Такие интеллигенты (вполне «по-мирски», если даже не «по-марксистски») гораздо более учитывают лежащий на поверхности бытия прагматизм более или менее церковно окрашенной истории, чем ее глубинный, онтологический провиденциализм, коренящийся в синергии, соотнесённости (если уж не в полном сотрудничестве) свободной человеческой воли.с над-историческим Божественным Промыслом.
И это определенно так — сколько бы ни открещивались от этого наши либерал-националисты: в первую очередь именно ими они и являются, и лишь только во вторую очередь они христиане — в той или иной степени жизненно руководствующиеся евангельскими заветами, запретами и предупреждающими пророчествами. Талант здесь не спасает...
Таковы, например, почти гениальные, но во многом еще остававшиеся верными духу материалистического позитивизма XIX века полухристиане, полупантеисты Флоренский и Вернадский (отсюда и духовно-политические путаники, способные радоваться, например, временным победам большевиков в Польше — только потому что они из России! — пока те не были полностью разбиты Пилсудским).
А ведь и им прекрасно было известно, что Красная армия, во главе с Тухачевским, этим душегубом русского крестьянства, шла туда отнюдь не ради возвращения Польши в лоно псевдоимперской РСФСР, а только для того, чтобы распространить заразу коммунизма и на Венгрию, и на Германию, и на всю Европу
  / Примеч.: Кстати, замечателен, например, и факт написания тем же о. П. Флоренским, находившимся тогда в тюремной камере Лубянки, особой «патриотической» программы построения будущей, прагматически идеальной (по его понятиям) российской государственности, остающейся притом вполне прокоммунистической. Программа эта была составлена им специально для большевицкого правительства и выражала надежду на появление в будущем в СССР некоего властителя — как особого «героя»-гения, при котором, однако, «порядок, достигнутый советской властью, должен быть углубляем и укрепляем». См.: Флоренский П. Предполагаемое государственное устройство в будущем // Литературная учёба. Кн. 3. Май—июнь 1991 г. С. 96—111/.
Таковы же и издавна, еще с 1920-х годов, прокоммунистические евразийцы; таковы и их позднейшие (уже вполне вне-коммунистические) духовные наследники — патриоты якобы «русского» СССР: весьма незаурядный литературовед, историк общественной мысли России и даже политолог В. Кожинов (лично не питавший никаких добрых чувств к марксистско-ленинской идеологии) или же нынешний ново- или неоевразиец А. Дугин и ему подобные. Таков, наконец, и талантливейший философ А.Панарин, попытавшийся в искреннейшей, но слепой своей преданности идеализированному им Советскому Союзу, скрестить императивы христианской нравственности с советским патриотизмом
  / Примеч.: К сожалению, процесс так сказать «физиологического» видового изменения России и русского человека с частичным (можно надеяться — временным) превращением последнего в «хомо советикус» рассмотрен им в полном отрыве от тех бездн нравственного падения, которые сопутствовали нам на всем нашем историческом пути в течение XX века (и из которых мы не можем выбраться до сих пор). В этом смысле А. Панарин — чистейшей воды евразиец, причем «фундаментально-классического типа» (периода еще 1920-х гг.), что для него, как человека явно практически мало воцерковленного (или даже невоцерковленного вовсе), то есть далекого от конкретной религиозно-нравственной тематики, не представлялось духовным соблазном. Впрочем, его анализ противостояния России (в тогдашнем облике СССР) Западу порой не лишен внутренней политической логики и верен в основных своих интенциях. См., например, его книгу «Народ без элиты» (М., 2006)/.
Все они, однако, — кто в большей, кто в меньшей степени, — оказались исподволь отравлены ядовитыми испарениями так сказать «природного» большевизма, вылившегося в соблазн советско-российской «великодержавности»  (пусть даже — на поверку ее Евангелием — и оказывающейся безбожной, но для них всё-таки, в их понимании, обладающей безусловной ценностью).
В отношении, кстати, того же В. Кожинова это тем более печально, что он был безусловно выдающимся российским культурологом — отличавшимся замечательной интуицией и способностью к точнейшему, глубинному духовному анализу самых разнообразных явлений русской культуры!
Впрочем, тогдашнее время — из десятилетия в десятилетие — обламывало в своих советских лживых условиях чуть ли не всех подряд из пишущей братии. Как сравнительно недавно заметил литературный критик В. Курбатов, упоминая о заразе советской фальши в писательских кругах — которой зачастую отравлялись отнюдь не худшие ее представители: «…дело даже не в прямой лжи, а в том, что и сами по себе честные и блестящие художники, как работавшие тогда Ю. Нагибин и В. Катаев, Ю. Бондарев и Ю. Трифонов, все-таки будто на какой-то живоносной глубине разрушены, и в их честных и высоко ценимых тогда сочинениях проступала мимо их воли искренняя ложь, рожденная забвением древнего своего кровообращения, побуждая и нас разделить эту ложь» .
Сказанного, разумеется, никак нельзя во всей полноте отнести к В. Кожинову, но некоторая внутренняя, как бы подсознательная «под-отравленность» советизмом была, увы, присуща точно так же и ему, несмотря даже на весь его пиетет перед православной системой духовных ценностей.
Именно в силу своего явного неравнодушия к вере и Церкви он нередко с такой горечью констатировал якобы вполне однозначный факт почти полной дехристианизации и вообще безрелигиозности русских людей, основанной на «кардинальном изменении самой “структуры” человеческого сознания в условиях современной цивилизации» , утверждая, что ныне у нас, в связи с общим цивилизационным разрушением христанской души современного человечества, «для решения на высшем уровне вопроса о бытии Бога и тем более о бессмертии их собственных душ… нет ни особенного дара, ни высшей развитости разума…»
Отсюда он, соответственно, приходил и к печальному выводу о том, что «…Исходя из этого едва ли можно полагать, что православие и всё неразрывно с ним связанное — в том числе идея истинной монархии — способно возродиться и стать основной опорой бытия страны…» .
Что ж, в известной мере положение на сегодня действительно таково. Но только — в известной... Недаром и сам В. Кожинов при том подчеркивал, что «…Утверждая это, я имею в виду современное положение вещей; нельзя исключить, что в более или менее отдаленном будущем положение в силу каких-либо исторических сдвигов и событий преобразуется» .
Автор же этой книги не только солидарен именно с таким кожиновским прогнозом, но, более того, уверен, что, учитывая общее направление сегодняшнего общемирового развития (особенно евроазиатской его составляющей) и углубляющееся кризисное состояние нашей страны, при сохранении в то же время за Россией возложенного на нее свыше задания быть, по сути, «удерживающим», по слову Св. Апостола Павла (2 Фес. 2, 7), мир от окончательного обезбоживания, «исторические сдвиги», предполагаемые В. Кожиновым, произойдут непременно.
Причем, думается, это очередное испытание России на духовную прочность состоится — при все убыстряющемся течении мирового времени — отнюдь не «в более», а «в менее отдаленном будущем» (навряд ли превысив срок в одно-два десятилетия), достигнув столь жесточайшей (и пока что даже непредставимой нами степени) трагизма, что мы просто не сможем вынести всего этого без помощи Божией — как и дописать эту очередную горестную страницу своей истории без единого для всех духовного и национально-государственного лидера. Когда же будет нужно — Господь явит и его.
Сегодня же мы должны запастись терпением,  мужеством и надеждой. Подобно древним иудеям,.и мы в конце концов будем выведены, по милости Божией (если окажемся верными Ему), нашим православным «Моисеем» из нынешнего «египетского плена» олигархической «Эрэфии» — на простор «обетованной» святой Русской земли!
Именно об этом один из наших историков-культурологов весьма ясно и духовно трезво высказался так (слова его прозвучали около десяти лет назад, но, отбросывая столь свойственное многим из нас желание выдавать желаемое за действительное, признаем, что и сегодня мало что изменилось в самом духе и принципиальной сущности власти в РФ): «Нынешнему моменту, несомненно, родственны личности Смутного времени… Совершенно очевидно, что возможность пребывания у власти подобных личностей — показатель состояния народного сознания. Это есть персональное проявление глубокой всенародной болезни. Но нынешнему моменту если не родственна, то очевидно потребна личность небывалого для русской истории масштаба. Русской истории нужен Моисей. России нужна личность, в которой соединится все могущество русской и мировой истории, сойдутся все чаяния духоносных старцев, идеи русских любомудров, опыт русских царей и бесстрашие русских патриархов, личность, “власть имеющая”.В которой возгорится пламя мировой воли. Которая придет не вследствие анекдотических мешков с выборными лоскутками, но по прямой воле истории, [личность,] в которой история обретет подлинный смысл, идею вечности [выделено мной. — Г. М.]»
  / Давыдов Г. Русской истории нужен Моисей… // Независимая газета. 16.09.1998. С. 8/.
…Но вернемся, однако, к высказываниям В. Кожинова и к некоторым особенностям идеологии подобного типа.
В значительной степени кожиновский «общественно-церковный» пессимизм объясняется тем вообще нередким псевдоидеалистическим искажением религиозного сознания (преимущественно характерным для интеллигентских кругов), когда миссия Церкви воспринимается только лишь как миссия духовного, полностью «иноприродного» сообщества, фактически чуждого реальной исторической (в том числе и государственно-политической) жизни мира.  Естественно, прямо об этом никто из подобных «идеалистов» никогда не заявлял и не заявит, но дело здесь в значительной мере обстоит именно так.
Однако почему тогда Сам Христос утверждал, что вера в Него и верность Ему в итоге неизбежно оборачивается «не миром, но мечом», ибо, как сказал Он, «не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10, 34)? Почему «меч» этот — как образ разделения человеческого бытия на «правое» и «левое», на его добро и зло, остается неизменно актуальным и для единой человеческой личности, и в семейно-родовых отношениях, и в отношениях между странами, между народами, даже между цивилизациями (и тут, в общем, можно назвать все формы человеческих общностей)?
Разумеется, здесь чаще всего и даже преимущественно подразумевается всерассекающий «меч духовный» — между божественным и дьявольским, между праведностью и грехом, между истиной и ложью, — меч, который порой рассекает и душу самого человека! Но — не только это! Ведь в значительной мере это евангельское выражение самой жизнью связывается, увы, и с мечом вполне реальным, не метафизическим, а «стальным», когда, например, пользуясь им, христианин справедливо защищает слабого и невинного, когда «кладет свою душу» за «други своя», за своих единоверцев, за единоплеменников, за свое Отечество, за свою национально существующую Церковь — как Тело Христово, в абсолютной Полноте присутствующее в каждой «поместной» Церкви.
К сожалению, при упомянутой и весьма часто еще встречающейся в малоцерковной среде упомянутой духовно-исторической аберрации взгляда на смысл и содержание Полноты жизни Церкви в «мире, лежащем во зле», сама Церковь как бы загоняется в некое «духовное гетто», уводится из страдающей мирской жизни в такие заоблачные выси, что, по существу, лишается собственной необходимо-глобальной жизненной конкретики…
При таком восприятии и оценке церковности — как таковой — каждая поместная Церковь (неизменно также являющаяся частью Вселенского Православия) лишается всякого права осуществлять, наряду с мистериальной и нравственно-просветительной деятельностью, — деятельность подлинно общепастырскую: и религиозно-общественную, и в целом путеводную для своей страны и своего народа в его конкретном историческом существовании.
Но ведь Христос, спасая мир, не только читал ему проповеди, не только очищал души от проказы  безнравственности и бездуховности, но и созидал вполне конкретную Церковь, и исцелял вполне конкретных больных и даже воскрешал мертвых (которых он мог бы предоставить погребать другим потенциальным мертвецам). Христос никогда не был только проповедником или всего лишь нравственным резонером-обличителем — так сказать «теоретиком духовности», констатирующим тот или иной факт человеческого падения, но активным и последовательным — вплоть до собственного Креста! — восстановителем человечества и всего человеческого мира.
И не менее при том важно, что Христос еще и восстанавливал, кардинально при том преобразовывая, подлинную традицию ветхозаветного благочестия, заявляя, в частности, что Он пришел не для того, чтобы ее разрушить, но для того, чтобы преисполнить новым духовным содержанием и истинно спасительным смыслом… Христос Спаситель был активен во всех сферах человеческого бытия, тем самым завещая точно такую же позицию и Своей Церкви!
К сожалению, длительная насильственная вычлененность Церкви из общественной народной жизни, ее своего рода вынужденная духовная «катакомбность» во времена коммунистического режима — порой способствовали сложению у сторонних наблюдателей впечатлению о некоей особой ее «неотмирности». Отсюда, соответственно, рождались и совершенно ложные представления о значительной якобы узости ее целей и задач, ограничиваемых только нравственной проповедью.
К сожалению, такой «идеал церковности» порой находит известную поддержку и среди отдельных церковных «функционеров», поскольку обеспечивает достаточно удобную для них идейную платформу конформизма, а отсюда — и известной «комфортности» такого псевдоцерковного бытия.
Потому — в силу всего сказанного — вовсе и не удивительно, что тот же В. Кожинов сомневался, например, в способности Церкви восстановить связь русского народа «с прадедовским бытием и сознанием… ибо для исполнения такой задачи Церковь, в сущности, — как представлялось ему, — должна была бы отказаться от своей истинной миссии»  (ибо и в его сознании глубоко сидела некая туманная идея о преимущественно «неотмирной» роли Церкви» — мысль, которая, однако, лишь частично определяет характер того социального церковного статуса, что был навязан Российской Церкви длительным ее пленением — равно как в послепетровский синодальный период, так и в эпоху большевицкой оккупации).
При этом В. Кожинов, исходя из такой, внутренне во многом демобилизующей, но кажущейся очень «возвышенной», идеи, был даже склонен критически — как к некоторым исключениям — относиться вообще к любым проявлениям церковной активности и в прежней исторической жизни России, утверждая, что «…Конечно, за более чем тысячелетнюю историю нашей Церкви те или иные ее деятели неоднократно “вмешивались” в “мирские” дела, но это были проявления именно их воли, но не воля Церкви как таковой. Ибо Церковь может и должна благоустраивать отношения между людьми, воплощая в себе связь людей с Богом, а не воздействуя непосредственно на их мирские отношения»  (но, заметим, ведь именно о таком положении Церкви в былом советском обществе постоянно и заботились кагэбэшники — «уполномоченные по делам Церкви»! именно такова и была их программа изоляции Церкви от советского «мира»).
Вполне в русле той же, вполне ложной, мысли В. Кожинов считал, что Церковь, занявшись делом восстановления нашей связи с дореволюционной Россией, то есть возрождением у нации чувства и знания тысячелетней христианской Традиции, украденных у русского народа или же выхолощенных в них более чем семидесятилетней эпохой большевизма, «утратила бы свою истинную сущность»!
Однако при таком подходе к роли Церкви что нам тогда делать с преп. Сергием Радонежским или же со священномучеником Патриархом Гермогеном, «непосредственно воздействовавшими на мирские отношения»?
Или эти христианские «деятели», признанные Церковью ее великими святыми, действовали вопреки задачам и «истинной сущности» Церкви?
И разве сегодня нам не нужны подобные же неравнодушные к «мирским» делам представители Церкви — когда сам наш русский мир вновь стоит на пороге гибели?
И — более того — разве нужна будет России, ее христианам (особенно же — и ее еще возможным христианам!), ни во что «не вмешивающаяся» Церковь, стоящая в стороне от общего нашего земного Отечества, от его бед и ран, — при полном параде, в сияющих ризах и в позе «неземного» наблюдателя — только и заботящаяся о том, как бы «не утратить своей истинной сущности»?
Впрочем, к чести В. Кожинова следует сказать, что в самый последний период жизни его церковные и чувства и мысли стали гораздо более глубокими и в общем более оптимистичными, что и позволило ему в конце концов заявить: «Мы все должны возвыситься до религии. 80 лет жизни без веры не могли переиначить природу русской души. Но обратить ее снова к Богу — задача невероятно трудная»  и другое: «Церковь — единственный институт у нас, который существует уже тысячу лет, всё остальное сметено историческим ураганом. И если Церковь существует, априори ясно, что она оказывает влияние на самое существо национального мироощущения, определяет самые глубинные отношения человека к природе, отношения людей друг к другу, их систему ценностей и т. д. Я думаю, что сформировано в нас под влиянием православия, никуда не ушло» .
И, действительно, удивительным образом, несмотря на всю столь мощную современную, почти  повсеместную (в СМИ, в рекламе, в «искусстве» и «культуре» новейшего времени) пропаганду греха и вседозволенности, хамской глупости и наглого цинизма, страна шатко-валко, порой довольно поверхностно, почти что еще «полуязычески», но всё-таки постепенно поворачивается к Церкви как хранительнице самой души подлинной России, к ее вере в Божию Правду и вечное спасение — то есть, как надеялся в свое время тот же В. Кожинов, отечество наше «в силу… исторических сдвигов и событий преобразуется».
Однако мы видим, что и политическое, и духовное время России ныне с каждым днем катастрофически убыстряется… И вот уже сегодня сама жизнь всё определеннее заставляет нас склоняться — ради прямого самосохранения нации — именно к такому давно чаемому «преображению»: либо мы поймем, что наше общероссийское трагическое будущее приближается к нам семимильными шагами, и что на него нация уже должна готовить христианский, воцерковленный ответ (для кого-то на уровне глубинной веры, для кого-то пока пусть только еще на уровне традиционалистской идеологии) — и наконец-то необходимый положительный ответ этот на зов Церкви будет нами дан, либо все мы погибнем под обломками окончательно обезбоженной — нами же самими — России!
И чем дольше мы  будем тянуть с нашим ответом, тем лишь ужаснее окажутся для нас «прещения Божии», — но неужели так необходимо, чтобы на нас обрушились в дальнейшем еще горы бед, несчастий и смертей, дабы мы наконец образумились и поняли Правду Божию о смысле нашей жизни и всего мира?
Ибо недаром еще на самой заре коммуно-советизма, еще в самом начале провала России в эту и метафизическую, и социально-историческую яму, нашим Патриархом-священноисповедником Тихоном  было твердо и ясно, вполне пророчески определено в одном из его обращений к русскому народу: «Вся эта разруха и недостаток оттого, что без Бога строится ныне Русское Государство».
И эти его слова, увы, остаются столь же справедливы и актуальны для сегодняшнего дня России. Пока нация не прислушается к ним, всей душой не согласится с ними и, главное, не начнет по ним жить — наше спасение и возрождение в принципе остается невозможным!

…В связи со всем только что сказанным понятно, что подлинно целостная и мощная Российская державность может быть только державностью, христианизированной в самой своей основе. Державность же, например, евразийского, постсоветского типа в духовном отношении, несмотря на все заигрывания евразийцев с Православием, на самом деле абсолютно антицерковна, чужда Вселенскому Православию и глубоко ложна — в своей сокровенной внеэтической сущности.
И потому понятно, что не только евразийцы, но и все прочие подобного рода современные «патриоты» — все эти почитатели душегуба Ивана Грозного, блудника и «религиозного» авантюриста Григория Распутина, бандита Чапаева, расстрельщика и создателя особого «колхозного рабовладения» Сталина и прочих, им подобных, «героев», — все они, еще с детских лет бездумно напитавшиеся духом большевизма, но выдающие себя ныне за православных, есть безусловные еретики в области христианской нравственности и граждане отнюдь не «Небесного Иерусалима», не «Святой Руси» и даже не «Третьего Рима», а самой настоящей их сатанинской подделки — «Руси Аримановой».
Подчеркнем при этом: все они неизбежно оказываются — при такой своей позиции «органики истории», то есть оценки жизни как почти  естественно-исторического процесса (вовсе не обязанного руководствоваться  евангельскими божественными нормами), — все они оказываются явными релятивистами касательно роли совершенно уникального христианского нравственного начала в истории.
Все они в закономерном для них итоге приемлют — просто как факт — любую Россию: преп. Сергия Радонежского и Ленина, преподобного Серафима Саровского и Сталина, страну убиенного Государя Николая II и страну его убийц — этих «комиссаров в пыльных шлемах»: они равно готовы славить и Суворова, и Тухачевского, которого тот же Суворов — как воин-христианин и патриот подлинной Христовой России — повесил бы на первом же суку как государственного преступника, ничуть не интересуясь якобы «новым величием Русской земли» — в ее фальшивом облике СССР.
И эта внутренняя духовная ложь «страны победившего социализма», как гангрена разъедавшая Союз десятилетиями, и привела к печальному для многих, но вполне закономерному его концу: он, действительно, в конце концов оказался «колоссом на глиняных ногах» — уж слишком много в эту глину (вполне самоубийственно) было подмешано российской крови! И любая попытка возродить Россию на подобном же «советском» основании приведет рано или поздно к подобному же очередному нашему самоубийству… Возрождение ее возможно только через покаяние и всеобщее возвращение к отвергнутому ею ранее Богу, без Которого, как нам уже две тысячи лет твердит Евангелие, невозможно «творить ничего» (Иоан. 9, 33) — тем более невозможно «творить» духовно устроенную и просветленную страну.
А зачем Богу и нам, нормальным православным русским людям, а не постсоветским духовным слепцам, — иная?
Более того: нам нужна Русь не просто «русская», а Русь христианская, Русь не просто сильная, а сильная духовным светом!
Только такая сила и спасительна для России, и нужна русскому народу, «потому что, — как пишет уже не раз упоминавшийся В. Курбатов (в письме к В. Астафьеву), — без этого света и силы — земля ему пустыня, а он — сирота» . И далее он же, стремясь ответить на вопрос, в чем состоит сущность такой светлой исторической силы прежнего русского народа, продолжает: «Откуда же сила-то? Это понятно всякому человеку, отстоявшему любую литургию, хоть в самой крошечной церкви и при самом беспутном попе из тех, которых так любил рисовать разоблачительный Перов. Сила эта в том, что в церкви человек стоит посреди истории, что он не безроден и не вчера родился, а с ним идет всё прошлое, как живое и сегодняшнее. И не только в том, что русский человек записывает в поминальник и тех родных, которые ушли из мира еще в Крымскую кампанию, но в том в особенности, что сама литургия поминает и Александра Невского, и Сергия Радонежского, и тьму преподобных, замученных татарами за отчую землю.
Человек стоит в сегодняшнем дне, где нет прошлого, а один долгий день, за который ему тоже надо отвечать. А молится он не за одного себя, но за всех страждущих в этот час от болезни, одиночества, скорби, гнева и нужды, за всех “труждающихся и обремененных”, потому что на земле нет ему чужих людей, а все — семья (братья и сестры). Человек в церкви (разумеется, заметим, если он в ней — всей душой, а не только телом. — Г. М.) не может быть сиротой и не может быть поражен беспомощностью и цинизмом — ему и душа не даст.
А шире — он стоит и в истории Вселенной, так что ему и первые века — свои. Когда однажды почувствуешь этот мощный ствол, этот световой поток, то тут уж будет не до себя, не до мелочей своих. Это впечатление незабываемое, словно и правда мечешься по свету один-одинешенек, а тут тебя ждал весь родной мир. В этом нет ни мистики московских умников, ни кликушества провинциальных недоумков, ни партийности объевшихся интеллигентов, а только — спокойное сознание родства и знание места, где это родство не забыто и история не переписывается в угоду сменяющимся поколениям, не тасуется и не передергивает дат и имен, а помнит только самое существенное — страдание за отчую землю».
Сказанное только лишний раз подтверждает ту основную мысль нашей русской мета-историософии — не только наиболее разумную, но и оттого наиболее практичную, что нам нужна Россия (если только мы не хотим окончательно обрушиться в уже разверзающуюся перед ними историческую бездну) — сверхисторическая, живущая давним, вечным светом веры, освещавшим многие и века ее, и ее — духовно подлинные — пути, благодаря чему Русская земля некогда и стояла твердо в своей конкретной, подлинной, то есть христианской, истории…
К сожалению, вовсе не понимая, казалось бы, такой простой истины, представители указанного выше рода «органического» патриотизма (публикациями с подобного типа идеологическим подтекстом и поныне заполнена, к сожалению, например, та же «Литературная газета»), как правило, всегда готовы поверить в любую «Россию», всегда готовы так или иначе оправдать любые ее — даже и антихристианские — деяния (лишь бы они вытекали из очередного этапа ее «естественно-природной» жизни).
Для них и Православие — всего  лишь довесок к «русскости» как таковой, то есть, по большому счету, только атрибут последней, только элемент национальной, чуть ли не этнографической, идентификации (сколько бы при этом они ни вещали о своей якобы истинной «православности»!).
Такой патриотизм и ранее был, и сегодня остается довольно опасным на путях возрождения новой России, не являясь подлинно и последовательно христианским, а зачастую, напротив, попросту полуязыческим, но ряженым в одежды внутренне выхолощенного «византизма», хотя и сдобренным порой обильной фразеологией о Москве-«Третьем Риме».
Как совершенно верно пишет о подобном «патриотизме» уже цитировавшийся выше А.В. Воронцов: «Многие из писателей-патриотов считают себя верующими или на самом деле являются таковыми. Но, похоже, они не понимают, что для верующего понятие “народ” значит не более чем, скажем, понятие “пролетариат”. И пролетариат, и народ объективно существуют, но обожествление этих групп людей — атеистический обман. Для Отцов Церкви народ прежде всего был паствой, которую надо приводить к Богу.
А наши патриоты без конца курили народу фимиам, как идолу какому-то, и дождались благодарности: народ, когда они стали, начиная с 1990 года, писать воззвания к нему, удивленно выпучился на них. Какие “идеалы”? Какая “Родина”? Какая “духовность”?... люди живут угрюмой свинцовой жизнью без Бога, оживляемой лишь звоном нелегко достающихся рублей…
Нельзя славное прошлое народа, его культуру и традиции автоматически переносить на нынешний народ, наделять его чертами, которых он уже лишен, и называть это любовью…Народ как абстрактную категорию любить не нужно. Это, как писал Достоевский, все равно, что любить не отдельного человека, а все человечество… Мне искренне жаль наших слепых “народолюбцев”… они сочинили для самих себя фантом — прекраснодушный народ…»  В действительности же мы, — продолжает писатель, — «приблизились к той роковой черте, когда можем идентифицировать себя как народ только в прошлом. От нашей былой мощи — государства, армии, науки, образования, промышленности — остались слабые воспоминания. Так, наверное, римляне под властью гуннов и вестготов смутно помнили о своем величии, но в настоящем у них были только развалины» . И потому нужно «не фантазировать относительно “еще таящихся в народе сил”, а често признать существующий в народе моральный статус-кво. Русофобствующие публицисты, утверждавшие в годы горбачевщины, что у нас теперь не народ, а население, были не так уж не правы… Давайте прямо смотреть горькой правде в глаза: если бы русофобы-демократы клеветали относительно “населения”, они бы не победили. Ведь они даже не скрывали, что не любят русский народ…
Между тем правду о народе надо было говорить самим. А то отважились на это в свое время Абрамов и Крупин [добавим сюда же и В. Астафьева. — Г. М.], а их давай клевать, в том числе и свои…
Мы… видим, с одной стороны, у народа все признаки массовой деморализации, а с другой — отсутствие духовных и политических вождей…
Я не призываю людей толпой бежать записываться в вожди и пророки… Но кто сказал нам, что безмолствовать на пороге гибели — мудро?»
О, как же обижаются на подобную трезвую оценку духовного состояния нации «патриоты» типа Кс. Мяло! Но тот же автор отвечает им: «Мало, конечно, удовольствия в том, чтобы раздавать оплеухи своему же народу…»  — но «…Не те времена, чтобы думать о том, как бы кого не обидеть. Велика ли беда, что на тебя обидятся, если впереди ждет беда большая! В жизни каждой нации бывают моменты, когда немота тех, кому есть, что сказать, просто преступна. Мне скажут: ты обвиняешь весь народ в своих собственных грехах. Отлично-с! Я тоже часть народа. И кто знает, где сегодня начинается личный грех и кончается коллективный? Пусть лучше люди вздрагивают от резких слов, чем от приклада оккупанта, занесенного над их головой» .
…«Розовые» наши «патриоты» в качестве имперского подлинного «Третьего Рима» способны воспринимать даже сталинский СССР, отдельные успехи которого они расценивали как проявление исконной «российской державности» вообще, а не как конкретный результат мученичества, порой — страха, порой — самоотверженности и ежедневного подвига замордованных, запуганных или оболваненных большевизмом, но, как верится, так всё еще и не потерявших полностью своей человечности, народов России.
Однако, сознавая, в частности, духовную опасность подмен и соблазнов, присутствующую, например, в якобы «патриотической» доктрине неоевразийства, Церковь дает ныне весьма трезвую и глубоко осуждающую характеристику этой, по существу, враждебной ей идеологии большевицкого толка.
Вот как оценивает евразийское движение уже упоминавшийся здесь ранее известный православный историк, специально занимающийся вопросами идеологии, становления и практики большевизма в России, протоиерей Г. Митрофанов: «…поднятая на щит современными сторонниками “геополитически обновленного” коммунизма, евразийская идеологема выдвигается сейчас в качестве главной мировоззренческой альтернативы номенклатурно-рыночному космополитизму безыдейной постперестроечной государственной бюрократии. Весьма вульгаризованная, якобы “православная” евразийская версия новой тоталитарной идеологии, в которой доминируют богословски кощунственные и теоретически примитивные мифологемы… находит значительный отзвук в душах не столько религиозно уверовавших, сколько социально-идеологически перепуганных постсоветских неофитов, прибившихся к церковной ограде в последнее десятилетие.
Примитивизация религиозного менталитета народных масс, ставшая одним из важнейших духовных результатов коммунистического периода российской истории, забвение целыми поколениями русских людей элементарных вероучительных истин православного мировоззрения создают в России духовно-историческую парадоксальную ситуацию, когда даже многие из обращающихся к православной вере представителей постсоветского общества пытаются сочетать ее со многими стереотипами коммунистической идеологии, еще недавно подвергавшей эту веру гонениям»
  / Протоиерей Георгий Митрофанов. Россия XX века — «восток Ксеркса» или «восток Христа». Духовно-исторический феномен коммунизма как предмет критического исследования в русской религиозно-философской мысли первой половины XX века. Ростов-на-Дону: Изд-во «Троицкое слово», 2004. С. 282—283/ .
В итоге же перед нами, в зарождающейся новой российской политической парадигме, встают: не только очередной постбольшевицкий духовный нонсенс — сегодня, но и потенциальный следующий кровавый виток вновь жаждущего власти над человеческими душами (теперь уже под прикрытием «веры») большевизма — завтра, поскольку «…Евразийски мутирующее коммунистическое обновленчество пытается убедить современных православных христиан в спасительности для России и Православной Церкви нового, на этот раз уже не просто коммунистического, но коммуно-“православного” евразийского тоталитарного государства и тем самым рискует обречь Церковь на новые, “могущие убить не только тело, но и душу” русских христиан исторические испытания» /Там же/.
По этому же поводу, обличая еще евразийство 1920-х годов, весьма резко, но совершенно точно высказался известный православный философ-публицист Г.П. Федотов — и слова его полностью можно отнести также и к нынешнему евразийству: «Как ни гнусен большевизм, можно мыслить нечто еще более гнусное — большевизм во имя Христа. Методы ГПУ на службе церкви были бы в тысячу раз отвратительнее тех же методов на службе у безбожия, потому что есть внутреннее сродство между целью и средством, между верой и жизнью, между идеей и политикой. Оттого мы относимся с таким ужасом к увлечению большевицкими методами в христианском стане. Евразийство у власти, управляющее по большевицкой системе, могло бы реабилитировать даже большевизм»
  / Федотов Г.П. Правда побежденных // Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории культуры. Т. 1. СПб., 1991. С. 29/.
Но, разумеется, было бы совершенно неразумным — особенно сегодня, перед вызовами нынешнего всеохватного в этнокультурном отношении времени — отказывать России (как потенциально всё еще остающейся стране преимущественно православной христианской цивилизации) в ее давней «всемирной отзывчивости», о которой не уставал говорить еще Достоевский.  И в этом смысле мы просто-напросто обязаны осознавать себя страной, равно открытой (давно, неизменно и бесповоротно!) и Западу, и Востоку. Тем более это является и неизбежным, и настоятельно необходимым, если мы всерьез хотим возродить и укрепить Россию как уже давнюю полиэтническую, полирелигиозную и поликультурную общность.
Однако такая наша позиция не станет опасной для нас, основного ядра населения России, лишь только в том случае, если мы не утратим своей, по сути уже тысячелетней, русскости! А она всегда определялась верностью самым ее основам — христианской православной вере, православной государственности, православной ментальности и православной культуре. И лишь при сохранении нами этих духовных первооснов и принципиальных составляющих Традиции русского мира (а для многих — и при настоятельно требуемом возрождении таких первооснов в себе) мы и сможем безболезненно, без духовного саморазрушения равно контактировать как с Западом, так и с Востоком — пусть зачастую и оказываясь то Азией для Европы, то Европой для Азии! Но что нам с того? Только бы мы оставались самими собой: и нам ли при этом оправдываться — что перед теми, что перед другими — в нашей уникальной, практически порой полиморфной, «полиэкранной», но национально остающейся монолитной и, главное, духовно целостной и именно на этой основе народно и государственно незыблемой позиции?

…В свете только что сказанного не меньшую опасность для патриотического российского движения представляют сегодня, наряду с пост«совками» евразийцами, и отдельные маргиналы-неоязычники — с их фальшивыми «Велесовыми книгами» и направленными на размывание национальной русской идентичности антихристианскими, пантеистическими (считай — попросту сатанинскими) культами всевозможных языческих божеств .
Наконец, в том же самом смысле являются безусловно антигосударственными и подрывными для подлинного русского национального самосознания также и бредовые сочинения «известных» дилетантов в области исторической науки Н. Фоменко или же В. Макаренко (отметим здесь в качестве классического примера псевдопатриотический книжный опус последнего под названием «Откуда пошла Русь»).
Что это за патриотизм, хорошо видно хотя бы из последней книги, согласно которой наша  страна, по фантастическим измышлениям автора, и есть чуть ли не Древний Израиль (или вариант: Русь — это древняя Сирия), с Новгородом, основанным якобы еще в 2396 году до нашей эры!
По сути, подобного рода антинаучные инсинуации, эти примитивно-обывательские дешевки в яркой рекламной обертке псевдонаучности, — отнюдь не возвеличивают Древнюю Русь, а являют собой поистине нравственное преступление и перед исторической наукой, и перед подлинным христианским смыслом, самой сутью русского народа и его истории, отравляя душу нации антиправославной проповедью неоязычества.
Более того, в чисто политическом смысле идеи указанного рода, как и вся деятельность таких фальшивых «историков», являются откровенно подрывными в отношении российской государственности и духовной составляющей русского народа! И не трудно представить, кому именно выгодно сегодня такое наступление на православную русскую — и историческую, и народно-государственную — Традицию!
С точки зрения же Церкви всё это есть предельно циничная продукция известного «отца лжи». По существу — это лишь псевдоинтеллектуальный корпус морально грязных в своей первооснове и полностью антиисторичных фикций. Спровоцированы же они той ядовитейшей и разрушительной энергией большевизма, что издавна была свойственна многим представителям безбожной и полуграмотной советской образованщины.
Потому вовсе и не удивительно, что многие из них рядятся ныне в одежды предельно ложного (с неизменно антицерковной направленностью!), полностью антидуховного и во многом чуть ли не биологизированного, вульгарного «национал-патриотизма». При этом, что весьма показательно, они не останавливаются перед любыми формами самой безстыдной фальсификации.
Подобные попытки выдать желаемое за реальные факты — например, той же истории — достаточно характерны для внутренне ущемленных, исполненных историко-культурных и социальных комплексов, отечественных полуинтеллигентов XX века.
Яркий пример здесь — псевдонаучная, так называемая «новейшая хронология» математика А.Т. Фоменко, при желании охарактеризовать которую оказываешься даже в некоторой растерянности, не решаясь сказать, чего же в фоменковских опусах больше: обывательски-«совкового» невежества, фальшивой романтики якобы «первооткрывателя» и «основоположника» новой «сверх-исторической методологии», сознательного ли авантюризма или глубинно-маниакальных устремлений к вульгаризации науки, всегда столь свойственных общественным психозам на разломах эпох?
  / Примеч.: О научной оценке «фоменковщины» как интеллектуального и духовного подлога см., например: История и антиистория: Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко. М.: Школа «Языки русской культуры», 2000; Мифы «новой хронологии». Материалы конференции на Историческом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова 21 декабря 1999 года. АНТИФОМЕНКО. М.: Изд-во «Русская панорама», 2001; Антифоменковская мозаика. М., 2001; Астрономия против «новой хронологии». М.: Изд-во «Русская панорама», 2001; Журинская М. «Сон разума порождает чудовищ» // «Альфа и Омега» (журн.). М. № 2 (28). 2001 г. С. 274—309. № 3 (29). С. 275—297.
Во вненаучном же, чисто житейском плане феномен «фоменковщины» можно характеризовать двояко: это или проявление преимущественно социально обусловленной «псевдотворческой шизофрении», или же замечательный образец вполне еще советского по методам, авантюристичного и внутренне эпатажного «прохиндейства», то есть попросту своего рода «замечательного», совершенно безобидного с точки зрения УК РФ, экономического проекта псевдонаучного литературного мошенничества.
К «историософии» подобного же жанра примыкают и различные неоязыческие фантазмы на темы «праславянства», порой целыми «полосами» публикуемые редакцией «Литературной газеты» (с размахом и пиететом невежд перед якобы «тайной историей славян»). См., например, подобные, явно провокационного характера и оставляющие при этом, увы, трагикомическое впечатление, собеседования Михаила Задорнова с В. Чудиновым и омским писателем В. Деминым, печатаемые под весьма показательным грифом: «ЗадорНОВЫЙ ХРОНОтоп»: Боги меняются. Диалог Михаила Задорнова и Валерия Чудинова // «Литературная газета». 5—11 марта 2008 г. № 9 (6161). С. 14; Древнее древнерусского [беседа Михаила Задорнова с Валерием Деминым] // «Литературная газета». 28 мая—3 июня 2008 г. № 22 (6174). С. 11.
Трудно поверить, что шутовские лавры А. Фоменко прельстили ныне и М. Задорнова. И думается: уж не очередной ли это шарш-«наивняк» на современную псевдо-«историю», разыгранный известным сатириком? Затея его, впрочем, от этого не становится менее вредной, исподволь разлагая и без того еще не слишком окрепшее национально-религиозное самосознание воссоздающего себя ныне русского народа./

…Но вернемся к проблеме подлинного историзма — как одной из опор сегодняшнего политического процесса в России.
До конца воцерковлённое, давнее, но отнюдь не преходящее, чуждое нравственной глухоты, православное по духу, а потому и неложное, учение о российской государственности — как основа истинного патриотизма — не имеет ничего общего ни с лжеисторией фоменковского образца, ни с историческими концепциями как давних, так и современных бойких говорунов-евразийцев.
Оно вовсе не утопично, духовно целенаправленно и покоится на твердейшем основании вот уже двухтысячелетнего, нравственно здравого понимания любого православного (а значит — и попросту подлинно человечного) сообщества вообще.
В соответствии с этим евангельским учением современные российские граждане должны наконец, отбросив прежнее, чуть ли не целый век искажавшееся коммунистической пропагандой представление о своем Отечестве, понять: наша Родина — это, прежде всего, христианская страна; это Русь св. Александра Невского (который боролся бы до последней капли крови и с безбожниками-большевиками, появись они в его время, — как боролся он с немецкими рыцарями); это Русь св. Сергия Радонежского (святые мощи которого коммунисты осквернили в апреле 1919 года, а будь их воля, сгноили бы и его самого в своих лагерях — как сгноили миллионы его духовных последователей); это Россия Александра Суворова, сажавшего бунтовщика Пугачева в клетку и искренне жаждавшего принять монашество; это Россия Федора Тютчева, слагавшего строки: «Удрученный ношей крестной, / Всю тебя, земля родная, / В рабском виде Царь Небесный / Исходил, благословляя».
Именно благодаря им, их подвигу, их христианской вере, их святости, и созидалась подлинная Русь — в первую очередь утверждаясь не на силе Божией, а на Его правде, о чем говорил еще святой князь Александр Невский.
Так в чем же состоит наша христианская правда о России?
«Ответ, — как пишет один из наших пастырей, — есть. Посмотрим, как созидалась Российская держава. Святой князь Владимир, святой князь Александр Невский, святой князь Даниил Московский; святые митрополиты Петр и Алексий — вот кто основа нашего отечества. Они святые не потому, что созидали и защищали державу… а наоборот, Россия созидалась и покрывалась Богом потому, что они — святые. Вот в чем единственное истинное величие нашего отечества: в пусть плохо воплощавшемся, но стремлении к идеалу святости»
  / Игумен Петр (Мещеринов). Размышления о патриотизме // «Церковный вестник» (газ.). М. № 12 (313). Июнь 2005 г. С. 11/.
Именно эта, созданная христианской святостью, Святая Русь и есть наша вечная Родина, Православная Россия, а не та ленинско-сталинская РСФСР, опозорившая нас преступлениями своих безбожных властителей, — опозорившая перед благородной памятью всех наших благочестивых предков и перед всем миром, десятилетиями уничтожавшая нашу христианскую культуру, вконец разорившая наше крестьянство, тысячами и тысячами расстреливавшая (зачастую — руками наших же «русских» Иуд) священников и просто обычных, совестливых русских людей, еще сохранявших в себе понятия веры, правды и чести!
Разумеется, и в условиях такой, изначально бесчеловечной, государственности многие, многие сохраняли свой человеческий облик — иначе говоря, «образ Божий» в себе; многие честно (чаще всего — почти задаром) трудились, были способны на самопожертвование, на искренние и глубокие добрые чувства: как и прежде в людских душах было неистребимо влечение к вере, чести, к благородному и столь естественному (зачастую, увы, искаженно или даже совершенно ложно понимаемому) чувству патриотизма.
Как замечает петербургский митрополит Иоанн (Снычев) по поводу добрых начал, сохранявшихся в жизни русского человека даже и послереволюционного периода (естественной человечности, искреннего подвижничества, порой — даже героизма), известный положительный итог этого времени заключается «не в том, что мы стреляли друг в друга на фронтах Гражданской войны, не в том, что поверили лукавым вождям, разорили коллективизацией крестьянство, под корень вывели казачество, допустили вакханалию массового антирусского террора, разгул святотатства, безбожия и богоборчества! Нет, героизм в том, что, несмотря на все это, мы — ценой невероятных жертв и ужасающих лишений — сохранили в душе народа искру веры, горячую любовь к Родине, что мы дважды (после революции и Великой Отечественной войны) отстраивали обращенную в пепелище страну…» .
Но следует подчеркнуть: всё это имело место и воплощалось в исторической жизни страны отнюдь не благодаря, а вопреки коммуно-советской государственно-идеологической основе ее бытия!
И на полях мира, и на полях войны всегда в конце концов побеждал не мифический «советский человек», а просто русский, украинец, грузин, белорус — равно как и представитель любой другой национальности. «Советизм» же только ввергал всех их во всё новые и новые беды, выходя из которых народ должен был предельно напрягать свои силы и платить притом за всё огромной ценой собственной крови!
В итоге же (и он не мог быть иным!) мы получили насквозь прогнившую (и духовно — в силу насаждавшегося государственного атеизма, и материально — в силу непроизводительного социалистического метода производства) страну, в одночасье, по воле Божией, переставшую быть той псевдодержавой, которой она все время силилась казаться после переворота 1917 года.
Время это подошло — духовно-исторически вполне закономерно — к своему печальному логическому завершению и наконец… всё вышло. В очередной раз права оказалась многовековая народная мудрость: «Господь долго ждет, да больно бьет!».
Та «длинная, темная, темная» ночь коммунизма, которую предрекал еще святой Патриарх Тихон, закончилась… Но, проснувшись, все мы обнаружили, что оказались наследниками одних лишь обломков нашей государственности: и той давней — российской, дореволюционной, и последующей — псевдороссийской, «советской»…
Время — строить новую! Строить, учась на собственных трагических ошибках, совершавшихся на протяжении всего XX века, каясь в своем предательстве подлинно державной, христианской России, возвращаясь к святыням наших праотцев и остерегаясь новых соблазнов постепенно все более обезбоживающегося Запада: неужели забудем мы о том, как он уже раз заразил русский народ коммуно-фашистской марксовой «философией» грабежа и примитивной жажды одних только материальных благ, как ввергнул всех в братоубийственные (наподобие «Великой» французской революции) «междоусобные брани»?
Именно оттуда пришли к нам в Россию все мировоззренческие заблуждения двух последних столетий; именно фантомами этих общественно-политических бредней продолжает и сегодня питаться российская интеллигенция — равно и прозападно-либертарианского типа, и типа «розово-патриотического», также, в общем, подспудно неравнодушного к лукавым идеям европейского «прогрессизма»!
  / Примеч.: Лукавым — ибо о каком реальном прогрессе может идти сегодня речь, когда печальные итоги последнего налицо: по данным международной статистики 59% мировых богатств принадлежат всего лишь 6 процентам земного населения, половина же землян вообще голодает, а чуть ли не три четверти его полностью неграмотны и не умеют ни читать, ни писать!/
И именно от этих разрушительных заблуждений нам, как можно скорее, следует освободиться и очиститься сегодня. Особенно же — тем представителям советской и постсоветской интеллигентской «образованщины», что порой вполне искренне претендуют ныне на звание «русских патриотов».
Обо всём этом замечательно точно говорил еще более полувека назад, с присущей ему практической духовно-политической трезвостью, вновь цитируемый нами И. Солоневич: «Вопрос заключается в том, под влиянием каких галлюцинаций жила, действовала, писала книги и бросала бомбы русская революционная книжная философская интеллигенция последних ста лет. Это вовсе не теоретический вопрос. Это есть вопрос непосредственного, чисто практического значения, вопрос жизни и смерти всех нас, и для России тоже. Ибо если русская общественная мысль сто лет подряд питалась галлюцинациями о невыразимом будущем, то какие есть шансы на то, чтобы эти же галлюцинации или, по крайней мере, остатки этих галлюцинаций не маячили бы еще и перед вашими глазами и перед вашим сознанием? Нам в течение по меньшей мере ста лет подряд сообщали заведомо подтасованные факты… нас кормили заведомо завиральными теориями… для услаждения нашего умственного взора перед нами строили… идиотскую конструкцию о великолепном революционном будущем, какую французские энциклопедисты строили на потребу французским якобинцам, немецкие философы — на потребу расе, а Карл Маркс — на потребу высшему классу, то есть пролетариату. Какие есть шансы на то, чтобы мы с вами остались бы совершенно иммунны против всего этого великого поветрия? Или чтобы у нас хватило мозгов, знания, времени и желания взять тряпку, мыло, щетку и скребницу и, по крайней мере, очистить наше собственное сознание, по крайней мере, от совершенно заведомого вздора? Русская общественная мысль в течение ста лет действовала под влиянием вздора о великой и бескровной. Что будет, если мы в какой-то степени продолжим эту философскую традицию?..
Мы с вами, хотим ли мы этого или не хотим, напиханы теми представлениями о России, о мире, о человечестве, о науке, об искусстве, о философии и прочем, которые нам преподносились в старых гимназиях и новых семилетках, в старых университетах и новых комакадемиях, в новой советской литературе, но также и в старой интеллигентской.
История философии утверждает, что каждый человек есть “дитя своей эпохи”. В какой именно степени мы, дети нашей безмозглой эпохи, мы, “дети страшных лет России”, можем уйти, бежать, отмыться от того несусветимого вздора, которым засорили наши мозги и замазали нашу душу сеятели того “разумного, доброго, вечного”, которое сейчас восходит кровавым урожаем в России, в Европе и во всем мире?..
Это есть основной вопрос»
 / Солоневич И. Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия… С. 200—201/.



                2. ВОССТАНОВЛЕНИЕ «СВЯТОРУССКОГО» НАЧАЛА
                В ДУШЕ НАРОДА — ОСНОВА ВОССТАНОВЛЕНИЯ
                ПОДЛИННОГО РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

Ныне, уже на трагических, но вполне закономерных развалинах безбожного СССР, Промыслом Божиим вновь дается русской нации (не в последний ли раз?) возможность восстановления подлинной ее российской государственности.
И перед нами во весь рост стоит сегодня, повторим это еще и еще, единственно важный для будущего России вопрос: чт; же станет основой ее дальнейшего общественного и государственного строительства — органическая, человечная система нравственно-религиозных (в первую очередь христианских) ценностей или же мещански-животная идеология бездушного потребительства? Другими словами: чт; ляжет в основу грядущего существования русского народа — благодатное духовное наследие его святых предков, Правда Святой Руси или же богоборческая ложь псевдо-Руси «Аримановой», бесовской?
Не решив правильно, «по Богу», этой задачи — непосредственно в самом сердце своем! — Россия никогда не сможет обрести ни действительно достойных форм, ни положительного содержания своей государственности. Иначе говоря, не подведя трагического итога разрушительной для нашей страны деятельности большевиков, не дав ей ясной и окончательной самообличительной духовной оценки в русле тысячелетнего самосознания родной для нас, православных русских людей, но совершенно чуждой им, Святой Руси, — мы никогда не сможем построить — по благим и вековечным ее заветам! — подлинно осмысленной и по-настоящему доброй жизни.
Нам наконец необходимо понять, что лишь в «Свете истинном» — Свете-Христе, «Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1, 9), — единственно живой залог действительно светлого будущего России.
Только так она и сможет существовать в дальнейшем единственно достойным и духовно оправданным образом — как, по точному определению А. Карташева: «Россия с душой Святой Руси», как «государство, высветленное изнутри православным духом, христианизированное или, прямо сказать, христианское государство» .
При этом он обращает внимание на особую, первостепенную роль Церкви в воссоздании (или, если угодно, — «пересоздании») истинно российской национальной государственности, говоря так: «…издевательства над нашей уснувшей христианской совестью, учиненные антихристианским большевизмом, пробудили сознание, что легкомысленное сбрасывание со счетов государственного строительства роли Церкви открывает дорогу интернациональным подкапывателям цинически использовать нашу толерантность и наш индифферентизм. Мы джентльменски играли в гуманность и равноправие, а они грабительски вошли в наш дом и растлили душу народа. Чтобы защититься от этого откровенного погромничества, мы должны воссоздать наш национальный дом на основе конституционно заявляемой и тонко воплощаемой в формах государственного права идеологии Православной Церкви» ; одновременно важно утверждать, что вполне возможен (и на деле это неоднократно доказано) «синтез правового свободного государства с его христианской идеологией», так что «христианское государство может удовлетворять самое требовательное современное правосознание, может иметь самые разнообразные и технически новейшие правовые свободные формы. Дело не в форме, а в духе и содержании» .
Но как добиться нам этого при строительстве будущей России?
И здесь полезным представляется напомнить замечательные слова, некогда сказанные Ив. Ильиным: «Чтобы возродить Россию, русский человек должен жизненно укоренить свою душу в Боге и принять эту укорененность — сердцем, волею и разумом. Тогда в его душе расцветет цельная и огненная вера, двигающая горами... Она углубит и окрылит созерцающее воображение, чтобы сердце узрело Бога и все Его лучи в мире» .
Не менее ясно и последовательно он развивает ту же мысль далее: «Путь к возрождению России ведет через одухотворение и благодатное оживление русского национального инстинкта. Именно последняя глубина души может и должна возродить Россию: искренняя и цельная жажда Бога и божественного в жизни. Испытания и лишения, унижения и муки должны поднять со дна наш затонувший “Град Китеж”, должны возродить “Святую Русь” в душе русского народа» .
При этом сам народ должен наконец проснуться от своего, затянувшегося почти на столетие, духовного сна, сбросить с себя путы притупляющего его сознание бездушного материализма и того беспросветного мещанства «плоти», что надвинулось ныне на весь окружающий нас мир. Ибо это безблагодатное мещанство, как заметил известный философ и культуролог, князь Е. Трубецкой (видевший в нем, вслед за К. Леонтьевым) один из источников возможной гибели России), «вовсе не так нейтрально, как это кажется с первого взгляда: из недр его рождаются кровавые преступления и войны. Комфорт родит предателя. Продажа собственной души и родины за тридцать сребреников, явные сделки с сатаной из-за выгод, явное поклонение сатане... — вот куда, в конце концов, ведет сытый идеал мещанского довольства» .
На это же еще раньше указывал и К. Леонтьев, не постеснявшийся открыто и прямо заявить, что в результате все более ширящегося политико-экономического процесса постепенного «демократического» обмещанивания европейских стран рождается «средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения», что вполне и подтвердилось полувеком позже всей практикой двух европейских братьев по духу — фашизма и коммунизма.
Не без явной духовной брезгливости К. Леонтьев говорил о вопиющей пошлости наступающего на мир мещанства — причем в самой основе своей неизменно безрелигиозного, пошло-буржуазного толка: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы “индивидуально” или “коллективно” на развалинах всего этого прошлого величия?»
Но как раз играя на самых низменных, завистливых чувствах человека-мещанина, прикрывая — оказавшимися на поверку насквозь фальшивыми — идеалами «равенства» и «материального благополучия», «довольства» собственную воровскую и даже, более того, грабительскую сущность, коммунистическая идеология и смогла в начале XX века свить на долгое время свое вредоносное гнездо в душах значительной части русского народа.
Как отмечал в одном из своих религиозно-исторических очерков архимандрит Константин (Зайцев) — со свойственной ему последовательно «фундаменталистской»  православной позицией: «К началу этого столетия из сознания русского общества, да и народа, изгладилось то, что наше отечество не Великая Россия [в смысле: не просто некое огромное, мощное, но безразлично — религиозное или нет — государство. — Г. М.], а облеченная в национально-государственное могущество Святая Русь, на плечи которой Промыслом Божиим возложено безмерно-великое служение: быть последним оплотом вселенского Православия, быть Удерживающим мировое зло [имеется ввиду уже упоминавшееся ранее понятие об “удерживающем”, присутствующее в одном из Посланий Св. Апостола Павла. — Г. М.]» .
Вновь воскрешенная в душе русского народа эта идея, идея освященного традиционного смысла существования нации, воплощенная нами — при будущем воссоздании Российской государственности — во всём содержании нашей жизни, единственно и может придать подлинную силу, духовную крепость и внутреннюю осмысленность всем ожидающим еще нас великим трудам по собственному самоочищению и общенациональному восстановлению России.



                3. ЦЕРКОВЬ О ПРАВОСЛАВНОМ ВОЗРОЖДЕНИИ  РОССИИ:
                ЧУДО ВОЗМОЖНО!

В значительной части своей пойдя за коммунистическим соблазном, Россия XX-го века — и это надо сказать прямо — изменила заветам Святой Руси, совершив тем самым акт ее духовного предательства и отказавшись от заповеданного русскому народу христианского призвания: нести евангельский свет всему миру...
Такова оказалась оборотная сторона великого, но и страшного Божественного дара — свободы. Потому что, как указывал ещё А. Карташев, «человек... и коллективы человеческие... погруженные в загадку духовной свободы, не могут уйти от критерия ответственности за свою жизнь и судьбу в той мере, в какой они могут свободно развивать данный им талант или зарывать его в землю. Много званных, но мало избранных... Призванием легче всего пренебречь: прежде всего — не угадать и не осознать его, соблазниться чужим путем, заблудиться, или, узнав, зазнаться, залениться, возмечтать получить все даром, без усилий и — пропасть исторически... Свободная ответственность народа определяет его судьбу — к славе или позору. Духовный лик России, самосознание русского народа уже ясно определились в истории. Но хочет ли он идти этим путем в сознательном подвиге — это уже дело его свободы» .
По существу, речь сегодня идет о том, захочет ли сам русский народ вернуть себе свой прежний, но во многом утраченный за последнее столетие христианский лик, захочет ли вновь поклониться Правде и Истине: не апокалипсическому Зверю сиюминутного, преходящего «века сего», но вечным святыням своих Богопросвещенных предков, Единому Богу Святой Руси.
Об этом же — необходимейшем на сегодня и ответственнейшем перед будущими поколениями — окончательном положительном выборе Россией своего духовного лика, а также об особой роли и неизбежности присутствия национально-исторической православной составляющей в грядущем религиозном самоопределении русского народа, тот же А. Карташев говорит и в другой своей историософской работе, справедливо утверждая, что «в самом зарождении своего национального, культурного и государственного самосознания, в самой купели своего крещения и колыбельных пеленах своих Русь обрела в себе православную, а не иную какую душу и нашла в ней откровение своего исторического пути раз и навсегда. Собирательная душа наций не фантазия, а реальность. Если индивидуальная душа человека — одна на всю жизнь, то и собирательная душа по аналогии с ней — также одна на все тысячелетия исторической жизни и творчества нации. Как глубокая и нормальная индивидуальная душа однолюбива, однобрачна, так и творческие таланты нации раскрываются при условии верности ее первой любви к своему идеалу. Полигамически, легкомысленно, революционно меняющая свои идеалы, коллективная национальная душа обезличивает народ, обеспложивает его творчество и просто обращает его в потерявшие смысл своего существования обломки бывшей нации, приводит его к истинной смерти. Исторический опыт не знает ни одной нации, которая прожила бы свои века и тысячелетия, так сказать, на разные темы, меняя свои души, свои идеалы, свое творчество. Был один пример творческого разрушения. Это пришествие христианства» .
Другими словами: если русский народ намерен вообще продолжить свое историческое существование, он прежде всего должен вспомнить о своей православной душе и перестать самоидентифицировать себя с безбожными и религиозно индифферентными «советскими людьми», с «совками» последних десятилетий, с застарелой «совковостью» внутри самого себя. Он  должен наконец начать возрождать себя как многовековую великую русскую нацию, опираясь не на пресловутые псевдочеловечные «общечеловеческие ценности», не на, как правило, оскопленный в подлинно духовном отношении «патриотизм» былого советизма, а на свою загнанную пока в подполье подсознания православную душу — эту единственно истинную патриотку истинной, христианской России.
В противном случае ожидающее нас будущее — лишь постепенное полное наше разложение как национального образования, окончательный распад России в результате все более наглеющего сепаратизма всевозможных местных князьков и — в итоге — самоубийственная война всех против всех!
Не будет преувеличением сказать, что именно уже теперь подспудно совершается нами выбор нашего будущего.
Подобно эпохе Смутного времени, и сегодня судьба страны будет положительно решена лишь при христианском покаянии ее народа за грех обольщения безбожным большевизмом и только в том случае, если она сможет вновь явить нам в результате этого глубоко осмысленного покаянного чувства настоящих русских патриотов — современных Гермогенов, Мининых и Пожарских.
Нас не спасет ни естественно-природный, почти что этнически-бытовой национализм, так часто рядящийся в псевдопатриотические одежды, ни упование на одну только «твердую руку», ни самые изощренные экономические рецепты всевозможных «перестройщиков». Ибо единственно важным ныне остается решение основного вопроса: что мы хотим воздвигнуть на обломках прежней безбожной жизни? Будет ли с нами при строительстве нашего нового российского бытия Божие благословение?
Что. собственно, мы хотим в дальнейшем воздвигнуть: еще одного «цивилизованного», хозяйственно относительно процветающего (да и это — откуда? какими очередными неимоверными жертвами?), но бездушного государственного монстра — по «западному» образцу, лишь только снаружи напоминающего былую православную Великую Россию, или же подлинно христианскую и потому подлинно народную — Российскую державу?
И тут представляется полезным привести слова уже упоминавшегося ранее о. Константина (Зайцева): «За что боролось белое движение: за Великую Россию или за Святую Русь? Великая Россия, завершая путь России исторической, явилась лишь футляром, хранящим в себе Святую Русь. По мере того, как Святая Русь все более переставала быть сердцевиной и стержнем императорской России, Великая Россия все более слабела и, наконец, пала. Поэтому восстановление России не есть реставрация империи, опрокинутой “февралем” и растоптанной “октябрем”, а прежде всего поднятие русского народа на ту высоту духовной качественности, — православной церковной Святой Руси, — которая только и могла на протяжении всей истории выносить историческую Россию из самых страшных падений».
Только при возвращении нации к религиозному, христианскому осмыслению бытия и возможно будущее воссоздание действительно духовно крепкой и государственно мощной России, вынуждаемой (хотим мы этого или не хотим) и всей своей историей, и Божиим замыслом о ней — встать лицом к лицу со все более оказывающемся апостасийным, обезбоживающимся миром вокруг нее, имея при этом необходимые — чтобы устоять! — единство и твердость духа.
Основой же этой твердости может быть только, как неоднократно уже показывала вся история России, ее святоотеческая, подлинно пережитая и осмысленная вера. Только она, только православная сердечная традиция подлинной российской жизни и может стать гарантом нового возрождения и укрепления настоящей России.
Именно на это в свое время неустанно указывал и такой искренний патриот ее, как митрополит Петербургский Иоанн, утверждавший, исходя из опыта всей своей жизни, что «Церковная основа русского бытия сокрыта в самом сердце России, в самых глубоких корнях народного мироощущения. Говорю об этом столь подробно, дабы стало ясно: то, что хотят “возродить” люди, отвергающие православную духовность и Церковь, не есть Россия. Вполне допуская их личную благонамеренность и честность, надо все же ясно понимать — такой путь ведет в тупик. Лишенное религиозно-нравственных опор, национальное самосознание либо рухнет под напором космополитической нечисти, либо выродится в неоправданную национальную спесь. И то и другое для России — гибель. Не видеть этой опасности может лишь слепой.
“Патриоты”, клянущиеся в любви к России-матушке и одновременно отвергающие Православие, — любят какую-то другую страну, которую они сами себе выдумали. “Патриотическая” печать, призывающая к русскому возрождению и одновременно рекламирующая на своих страницах “целителей” и экстрасенсов, астрологов и колдунов, оставляет впечатление отсутствия простейшего национального чутья.
В этой ситуации все мы похожи на человека, который разрушает левой рукой то, что с великим трудом созидает правой. Лишь признание той очевидной истины, что вопросы русского возрождения — это вопросы религиозные, позволит нам вернуться на столбовую дорогу державной российской государственности. Здесь — ключ к решению всех наших проблем»
 / Высокопреосвященнейший Иоанн, Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Битва за Россию… С. 24/.
Соответственно, по слову митрополита Иоанна, на первое место во всех сферах нашей жизни — в духовно-культурной, политической, экономической, социально-охранной — должно быть поставлено решение важнейшей для всего российского общества задачи, которую Владыка определил следующим образом: «Ныне главной задачей для всех, кто болеет душой за поруганную Россию, должно стать восстановление исторической преемственности русской жизни» /Там же. С.69/.
Это есть на сегодня самое главное и самое определяющее в социально-политической доктрине современной Российской Православной Церкви.
Духовную же подоснову этой церковно-политической идеи прекрасно выразил в свое время замечательный архипастырь, святитель Иоанн (Максимович): «Тяжкие страдания русского народа есть следствие измены России самой себе, своему пути, своему призванию… Россия восстанет так же, как она восставала и раньше. Восстанет, когда разгорится вера. Когда люди духовно восстанут, когда снова им будет дорог; ясная, твердая вера в правду слов Спасителя: “Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и вся сия приложатся вам”. Россия восстанет, когда полюбит Веру и исповедание Православия, когда увидит и полюбит православных праведников и исповедников… Россия восстанет, когда поднимет взор свой и увидит, что все святые, в земле Российской просиявшие, живы в Божием Царстве, что в них дух вечной жизни, и что нам надо быть с ними и духовно коснуться и приобщиться к их вечной жизни. В этом спасение России и всего мира»
  / Блаженный святитель Шанхайский и Сан-Францисский Иоанн (Максимович). Россия. // В чем спасение России? Пророчества старцев. М.: Изд-во «Фаворъ», 2002. С. 83—84/.
Однако о необходимости приобщении русского человека к духовной силе Царства Божия говорят нам не только великие архипастыри, подобные святителю Иоанну, но и исполненные точно такого же сущностного понимания задач, стоящих ныне перед Россией, лучшие приходские священники.
Вот как от всего сердца взывает к нам один из уважаемых иереев Божиих, более пятидесяти лет прослуживший у престола Господня: «…сегодня у нас, россиян, идет страшная битва. Битва критическая. Не с автоматами, не с танками, не с ракетами — битва духовная. В этой битве должны принимать участие все россияне — те, кому дорог Русский Дом, кто любит Россию, кто должен вычистить, вымести всю нечисть из нашего дома, а именно: наркотики, дискотеки, похабные песни, похабную одежду, похабные статьи, от которых все это идет. А мы, как свиньи, валяемся в этой грязи, тем самым расшатывая внутреннее “я” русского человека…
Так что же делать? А вот — душу поднять, россияне, душу поднять надо русского человека, его духовный мир, мужество жизни. Это может сделать только Церковь и безвестные герои наших дней — мы, священники»
 / Протоиерей Василий Ермаков. О чем болит душа… // Тернистым путем к Богу. СПб.: Изд-во «Русская Классика», 2007. С. 194—195/.
И вот, если мы прислушаемся к подобным призывам наших пастырей и станем подлинно, реально жизненно следовать их наставлениям, то, естественно, первостепеннейшую и поистине всеопределяющую роль в будущем процессе возрождения нашей страны должно будет сыграть — и в первую, в первую очередь! —  именно восстановление православного смысла самой жизни всех тех, кто желает быть настоящим русским и настоящим гражданином России.

Следует особо подчеркнуть, что воссоздание образа Святой Руси в нашей душе — как основы новой российской государственности в целом — отнюдь не означает всеобщей внешней клерикализации народной жизни, но предполагает восстановление духовного здоровья самог; народного организма и начало нового, духовно осмысленного существования русского народа — не по «диктатуре закона», но по «диктатуре христианской совести», не по внешнему закону (напомним здесь почти тысячу лет назад сказанные слова Киевского митрополита Илариона), но по благодати!
Иначе говоря, самой непосредственной, по возможности ближайшей задачей нации должно стать возрождение идеала Святой Руси в собственном сознании, в национальной нашей душе, реальное, осмысленное возвращение его в нашу жизнь.
При этом нужно ясно «осознавать, что этот идеал — вовсе не в том, что все стройно ходят крестными ходами, круглосуточно читая акафисты, но в понуждении себя на исполнение заповедей Христовых. Это основа всякого действия для христианина»
 / Игумен Петр (Мещеринов). Размышления о патриотизме // «Церковный вестник» (газ). М. № 12 (313). Июнь 2005 г. С. 11/.
Непосредственное преображение всей потенциальной религиозной основы России — по Христу и по Его Евангелию, по Его Благой Вести о единственно достойной, подлинно духовной человеческой жизни, —  вот цель, вот задача, что стоит сегодня (как первостепенная и самая важная) перед всем русским народом, значительная часть которого около века назад отказалась от ее положительного решения.
Как с горечью говорит о временном духовном помрачении России в период большевизма известный иерарх Зарубежной Церкви архиепископ Аверкий (Аушев): «Русский народ виновен в том, что он проявил себя слишком наивным и доверчивым к обольстившим его врагам своим, поддался их лукавой пропаганде и не оказал достаточно сильного сопротивления. Обо всем этом его пророчески предостерегали, предрекая надвигающуюся страшную катастрофу, многие великие духовные мужи и праведники, а особенно сильно и ярко епископ Феофан Затворник и св. праведный Иоанн Кронштадский. С их прозрениями и предупреждениями следовало бы хорошо познакомиться всем русским людям, вместо того, чтобы впустую бесплодно тратить время на взаимные споры и раздоры, выясняя причины постигшего нашу Россию бедствия. Ведь всё предсказанное ими в точности исполнилось, а это, казалось бы, должно было бы убеждать нас в их безусловной правоте и побуждать с полным доверием отнестись к их указаниям и советам, что надо делать, дабы изжить последствия этой страшной кровавой катастрофы».
И сегодня Церковь вновь должна последовать примеру этих великих проповедников веры Христовой, неся голос Его правды многим, запутавшимся в своих духовных противоречиях, русским людям.
Одновременно же именно Церковь должна стремиться в значительной мере возглавить не только процесс их духовного освобождения, но и параллельный процесс освобождения самой страны от тлетворного духа атеизма вообще и большевицкого атеизма в частности, что и является единственным залогом подлинного возрождения России.
Церковь должна наконец призвать общество к тотальному наступлению на безбожие — как, не будем лукавить, на всё ещё одну из составляющих реальной политики существующей пока у нас, в основе своей абсолютно чуждой национальным интересам, либеральной власти, которой столь же чужда и многовековая религиозная традиция исторической России.
Более того — именно Церковь и обязана возглавить это наступление!
Как, например, смеют несколько процентов безбожников из нынешних постсоветских властных структур, лицемерно прикрываясь побрякушками плюрализма, запрещать 80-ти процентам населения, относящим себя к православной традиции, обучать своих детей — даже не вере, а всего лишь христианским основам высших достижений отечественной культуры, которой та буквально пронизана?
Сегодняшнюю политику государства в отношении духовного просвещения наших граждан можно в целом оценить как абсолютно непоследовательную и неконструктивную, в пределе же — как вообще продолжающую угрожать национальной (духовной!) безопасности России.
Прежнее последовательное злобное преследование всякой религии, вообще характерное для совбольшевизма, сегодня сменилось, на самом деле, известным равнодушием к ней и к ее проблемам. Ведь не будем же мы принимать всерьез «показушные» заигрывания центральной власти с Церковью — для попытки придания себе с ее помощью большей легитимации. Более того: именно из этого равнодушия (и даже из некоторой опаски усиления авторитета Церкви) власть ныне фактически нередко потакает тем антирелигиозным тенденциям,  что присущи совершенно ничтожной доле российских граждан — этих духовно развращенных эгоистическим нигилизмом отщепенцев.
Развращенность же эта (причем никак не окорачиваемая высшей властью «РФ») достаточно ярко проявилась в противостоянии СМИ самой идее церковного образования нации. Недаром даже не так давно предпринятая робкая попытка Министерства образования ввести в школах факультативный (то есть вовсе не обязательный для всех) курс истории основ православной культуры России вызвал дикое озлобление в СМИ, начавших — и «от души» (чаще всего погрязшей в вульгарном безбожии), и за хорошие деньги, — травить инициаторов этого предложения.
Но что «подрывного» для общества в данном проекте? Именно на этом, кстати (и, в частности, на отдельных — везде положительных! — примерах воплощениях его в жизнь в школах отдельных регионов), заострил внимание митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси) в подготовленном им в ноябре 2005 года документе Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата «О религиозной свободе в России», утверждая, что: «там, где такая практика существует, это не привело к межнациональным или межрелигиозным конфликтам» . И это вполне естественно, поскольку, как продолжает Владыка Кирилл: «Данный предмет носит культурологический характер. Его введение имеет целью донести до детей правдивую информацию о роли Православия в истории нашего народа, которая преднамеренно замалчивалась в советской школе, построенной на основе диктата материализма. К сожалению, школьная программа не сильно изменилась с тех пор. Мы считаем, что преподавание школьных предметов с позиций материализма является нарушением права родителей на обучение детей в соответствии с их мировоззренческими взгдядами. Кроме того, очевидно: дети, получившие знания о православной культуре в школе, в соответствии с желанием большинства родителей, получат возможность бесконфликтно жить в современном поликультурном обществе»
 / Кирилл, Митрополит Смоленский и Калининградский. О религиозной свободе в России // Церковный вестник. № 23 (324). Декабрь 2005 г. С. 6/.
Но, слава Богу, жизнь не стоит на месте. И вот уже нередко сама российская общественность собственными волевыми актами, в чисто явочном порядке, начинает осуществлять программу религиозно-культурного воспитания подрастающего поколения.
Примеры такого живого подхода к делу привел на «XIV-х Рождественских образовательных чтениях» архимандрит Иоанн (Экономцев), сославшийся в своем докладе «на успешный опыт введения “Основ православной культуры” в целом ряде регионов России: Московской, Белгородской, Смоленской, Кемеровской, Новосибирской, Волгоградской и других областях. Особо следует отметить опыт Курской области, где курс “Основы православной культуры” был введен уже в 1997 году, а в 2005 году была принята областная целевая программа “Духовно-нравственное воспитание детей и молодежи на 2006—2010 годы”. В ее реализации участвуют Епархиальное управление, почти все комитеты исполнительной власти Курской области, общественные организации.» . Здесь же он обратился и с конкретным предложением к тогдашнему президенту В. Путину, сказав следующее: «Реальной помощь всем регионам России могло бы стать создание при Президенте Российской Федерации Общественного совета по духовно-нравственному воспитанию, куда могли бы войти представители государственной власти, образования, общественных организаций, традиционных религиозных конфессий, деятели науки и культуры» .
Думается, что незамедлительный конкретный положительный ответ власти РФ и показал бы нам меру действительной ее заинтересованности в духовном укреплении подрастающего поколения… Однако власть и до сих пор никак не отзвалась на горестные сетования Церкви, высказанные вышеупомянутым архимандритом Иоанном и так им прокомментированные: «Не нужно обольщаться наличествующей ныне определенной общественной стабилизацией, хотя безусловно и этот фактор, отводящий наше общество от возможных гражданских потрясений, немаловажен. Однако до сих пор нынешнее Российское государство не обладает ни должным нравственным авторитетом, ни продуманной стратегией выхода из кризиса… Общество в целом продолжает относиться даже к благим его начинаниям недоверчиво.
Нужна внятная стратегия, способная сплоить всех людей, дорожащих человеческим достоинством, помнящих о прошлом, не забывающих о настоящем и будущем. Если мы хотим остановить культурную и духовную деградацию… следует обратиться к созидательным, а не разрушительным началам жизни. Нам может помочь только подлинное обращение к тем ценностям, коими на протяжении тысячелетия жили люди, благодаря которым они перемогали все трудности и нескладицы исторического пути и построили крепкую государственность, объединившую в своем доме множество разных народов, мирно, духовно богато и плодотворно уживавшихся друг с другом, создавших всемирно признанное великое культурное наследие».
Однако духовной энергии, столь необходимой для решения подобных вопросов религиозно-культурной переориентации не только государственных мужей, но и всего российского общества, пока явно недостаточно! И разве не должно само общество приступить наконец к созданию такой нравственной атмосферы в стране, где всякое проявление дискриминации народной религиозной традиции воспринималось бы как реальное служение темным силам зла, угрожающее самому существованию России?
Разве каждый здравомыслящий русский человек, идентифицирующий себя православным, не должен заботиться о духовном здоровье нации и своих же родных детей?
Нам, всем тем, кто считают себя подлинно русскими, тем более следовало бы занять такую твердую позицию в защите наших духовных традиций, чтобы те, кто равнодушны к ним (не говоря уж о не приемлющих их в принципе), не смели лишать наших детей общекультурного религиозного воспитания, не смели издеваться над Богом и верой в средствах СМИ или на художественных выставках; более того —чтобы они со временем (пусть и защищаемые законом — даже в качестве атеистов) начали восприниматься самим обществом как духовные уроды, как нравственно ущербные люди, потенциально не менее опасные для России, чем прежние коммунисты-безбожники: ведь именно атеизм и есть злодуховная, реальная основа всех наших революций и подрывов российской государственности — как прошлых, так, возможно (при нашем равнодушии к вере), и будущих!
Мы должны занять самую активную религиозно-гражданскую позицию — не обороняться от незначительного числа атеистов, захвативших власть в нашей стране и демагогически прикрывающихся в своей ненависти к вере и Церкви «демократическими свободами», но сами переходить в повсеместное наступление на их — подрывную по отношению к общенародному положительному духовному развитию — политику.
Православием — не как мертвой, сухой идеологией и не как лишь историческим наследием Средневековья или культурно-философским «памятником старины», а как самым живым чувством Божественного, как живым горением сердца, с естественной благодарностью воспринимающего само дыхание Божие в нем, как хранителем и всеобщим источником евангельской, столь человечной нравственности, — должна буквально пронизаться, пропитаться вся наша жизнь: политика и экономика, армия и оборона, наука и культура, литература и искусство, труд и отдых, любовь и семья, благотворительность и меценатство, образование, здравоохранение и даже спорт, всё наше целостное творчество жизни!
Без веры — общество не имеет практически-здорового, всеобъемлющего и подлинно содержательного мировоззрения, а без ясной мировоззренческой позиции, утвержденной на тысячелетней российской православной традиции, утвержденной в Самом Боге, нашем Помощнике и Покровителе, никакое патриотическое движение не будет у нас иметь (и это следует особо подчеркнуть) никакой реальной силы, никакой связующей, непререкаемой системы непреходящих духовных ценностей, а потому никогда и не приведет такое движение к положительному результату.
На одной только политической платформе патриотическое движение до конца объединиться не сможет никогда и добиться окончательной победы над антироссийскими силами оно также не сможет. Только в Боге наша победа!
Не одухотворенное же верой такое движение всегда будет и квазинациональным, и квазипатриотическим. Как известно — вспомним слова св. князя Александра Невского — «не в силе Бог, а в правде». Вот этой-то правдой и должны жить сегодня подлинные российские патриоты! Вот этой-то правде Божией и обязана учить Церковь Христова — и с храмовых амвонов, и на стогнах градов, и в еле-еле уже живущих наших деревнях — если она действительно хочет исполнить свой долг перед Богом и Его Россией, перед продолжающей и сегодня жить в ней Его Святой Русью.

…За прошедшие столетия изменился самый тип общественной жизни, неузнаваемо переменился и сам мир — и евангельское, вечно «молодое вино» нет нужды «вливать в мехи ветхие» (Ср. Мф. 9, 17). Да это и практически невозможно... Поэтому, безусловно, в сегодняшней России немыслимы никакие поверхностные, формальные реставрации тех или иных основополагающих элементов ее прежнего государственного бытия. По-христиански же благое общественное устроение — еще нужно и заслужить! А на это, даже при постепенном духовном отрезвении большинства граждан России (и при сколько-нибудь отпущенном нам еще на это времени), потребуются, вероятно, годы и годы, если не десятилетия, и, быть может, не одно еще поколение... И здесь позволим себе вновь процитировать А. Карташева: «...недостаток ясной мысли об этом зависит не только от безрелигиозности среднего большинства соотечественников, но еще чаще от ленивых маниловских реставрационных мечтаний. Знают только лик прошлой Св<ятой> Руси и не в силах представить лика иной, новой, грядущей. Рухнули царства, династии, государства, границы, народы, классы, установления... Думать о механическом возврате старой формы политических и церковных взаимоотношений значит заранее готовить себе жестокое разочарование. Небываемое не бывает! Прошлогодний снег растаял. И не в нем дело, не в истлевшей плоти старой Руси, а в ее бессмертном духе, имеющем вновь воплотиться в соответственную ему в новых условиях новую форму... Мы живем в мире секуляризовавшейся культуры, новых правовых и авторитарных государств, многонародных, многоверных, разноверных и безверных. Есть ли тут место монолиту Святой Руси? Не бред ли это старых романтиков? Да, бред, если думать только реставрационно. Думать так, значит опять оказаться застигнутыми врасплох новой непредвиденной и уже окончательной погребальной катастрофой для Святой Руси.
Верую и исповедую, что мы вступили уже в эпоху... восстановления вновь Православной России, но в совершенно новых формах свободы и права. Вне свободы вообще не может быть христианской качественности. Христианство по принуждению есть абсурд... мертвый и кощунственный ярлык.
Святая Русь в арматуре новейшей общественности и государственности — это не парадокс, а единственно реальная возможность. Или только так, или никак, — одно благочестивое пустословие... Но само собой это не случится, самотеком, от одних елейных мечтаний... надо уметь, так сказать, “сделать Святую Русь”. При Божьей помощи, но, конечно, нашими методическими, планомерными усилиями, в процессе великой духовной, идейной и политической борьбы» .
О подобном же творческом развитии всего лучшего, обретенного российской государственностью на ее историческом пути, постоянно говорил и такой известнейший наш архипастырь, как митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев), считавший, что естественной для нас может быть только монархическая форма правления [выделено мной. — Г. М.] — как православная соборная государственная власть, но при этом особо подчеркивавший, что «…Монархия в России может быть восстановлена только как творческое развитие механизмов русской государственности при сохранении в неприкосновенности ее основополагающих, традиционных ценностей и святынь. Это значит, что никакой примитивной реставрации, никакого буквального возврата к тому, что было до революции 1917 года — быть не может ни в коем случае! Из нашего дореволюционного прошлого, так же, как и из трагического «советского» периода русской судьбы, мы должны будем взять лишь самое ценное, практически применимое и жизнеспособное, решительно отбросив все то, что история отвергла самим ходом своей эволюции» .
Понятно, что архиерей-традиционалист — в силу своего личного (но и общецерковного) духовного опыта и, можно сказать, в силу литургически осмысленного им опыта истории — не может не высказывать естественных симпатий к институту монархии, издавна и признававшейся Церковью единственно духовно-легитимной формой государственного правления (в отличие от всевозможных квазиправославных «обновленцев»). Но вот и человек вполне современный, чуждый, казалось бы, архаическому, чуть ли не средневековому мировидению церковного иерарха (как зачастую воспринимают православный епископат многие нынешние, духовно кастрированные большевизмом нашисограждане), современный известный математик, академик И. Шафаревич также выступает с последовательно монархических позиций — относительно наилучшего будущего политического устроения России.
В одном из данных им интервью он в частности высказывается по этому поводу следующим образом:
«…Сейчас многие блуждают около Православной Церкви…
— А как Вы думаете, в будущем есть надежда, что русский народ станет церковным и произойдет возрождение?
— Откуда мне знать? Я думаю: или, или. Или произойдет, или народ исчезнет. Может быть, народ исчезнет как более или менее значительное явление мировой жизни. Конечно, я уверен, что сильный русский народ может существовать только по принципу: “Один народ, одна страна, и один Бог, и одна Церковь”.
И я думаю, что если бы была полная, укорененная, спокойная, как окончательный выход для себя найденная церковность, вера, пронизывающая всю жизнь народа, то это решило бы и проблему монархического государственного устройства, без которого я тоже себе никак не представляю устойчивой и сильной России. Потому что как Россия может существовать? При демократии она представляет такой жалкий вид, что даже сердце щемит. Даже не трагичный — хуже…
В итоге я представляю себе только монархию, которая основана, как на фундаменте, на религиозном мироощущении. Потому что иначе непонятно, как народ может доверять свою судьбу одному человеку, если эта уверенность откуда-то свыше не подтверждена. Но мне кажется, это возможно в каком-то далеком будущем, которое я-то уж точно никак не надеюсь увидеть. Хотя часто все происходит гораздо быстрее, чем мы можем себе это представить.
— …Вы считаете, что мы сейчас стоим в точке перелома?
— Даже хуже, чем в точке перелома. Россия сейчас, конечно, является покоренной страной, побежденной. И либо она найдет в себе силы преодолеть иго — духовное и физическое, сбросить его с себя, либо не устоит…»
  / Шафаревич И. «Один народ, одна страна, один Бог и одна Церковь». (Интервью Дм. Сапрыкина с академиком Игорем Шафаревичем) // «Сретенский альманах». Интервью. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2001. С. 118—119/.
Что ж, время сегодня, действительно, летит быстро… События готовятся нагромоздиться — в не слишком уж и отдаленном будущем — одно на другое…
Впереди явно проступают грозные черты всевозможных противостояний и расколов; национальное хозяйство постепенно катится в бездну; высшее «начальство» продолжает лелеять всеобщую чиновничью коррупцию и лишь время от времени делает картинно-патриотические, но на поверку абсолютно фальшивые заявления; рабочим порой продолжают не выплачивать зарплату, пенсионерам изредка бросают жалкие, вынужденно «инфляционные» подачки (в то время как их пенсии, для относительно нормальной жизни, необходимо увеличить хотя бы в три раза!), а продажно-гламурные СМИ распространяют повсюду пиаровское зловоние политического публичного дома…
И с каждым годом народ всё более убеждается: так называемая «демократическая» власть — для России смерти подобна! И потому всё большее и большее число наших граждан обращаются к идее единственно положительно приемлемых для нашей страны   преобразований в системе власти: через временную жесткую пророссийскую диктатуру — к постоянной и стабильной народной монархии!
Показательно, что по данным выборочного опроса населения, проведенного ВЦИОМ-ом в первой половине 2008 года, 30 % опрошенных жителей Москвы и Петербурга приветствовали идею восстановления в России монархической формы правления. Медленно, но верно идея эта прорастает в народной душе. И, действительно, почему бы и нет?
Как правило, нежелание всерьез задуматься над проблемой монархии — есть или следствие внушавшегося в течение многих десятилетий коммунистической пропагандой злобного отрицания прежней имперской России в целом, или наивного представления о монархии как о чем-то реликтовом и устаревшем, или же результат обыкновенного «совкового» «пофигизма», без желания разобраться в сути вопроса..
Как писал по этому поводу в свое время Ив. Ильин: «Люди отворачиваются от монархии потому, что утрачивают верное понимание ее» ; «Когда прислушиваешься к современным политическим мнения и толкам, то незаметно приходишь к выводу, что наши радикальные современники внушают сами себе и друг другу, будто эпоха монархии безвозвратно “минула” и наступила “окончательно” эпоха республики, и будто монархист есть тем самым реакционер, а республиканец есть друг всего “высокого и прекрасного”, всякого света, свободы и просвещения. Воззрение это прививается и распространяется искусственно, из-за кулисы и притом в расчете на политическую наивность и слепоту массового “гражданина”…» .
Однако, как неизменно показывает жизнь, «заговорщическое и революционное свержение монархического строя быстро приводит совсем не к республиканским свободам и “радостям”, а к персональной тирании очередного авантюриста или к партийной диктатуре», при которых «произвол заменяет собою право и возникает новое неравенство, открывающее двери всем сомнительным или худшим элементам страны. И вот лягушки, добивавшиеся республики, “от дел своих казнятся” (И. Крылов) и медленно, туго, с неискренними оговорками, начинают всё же постигать назначение и благо монархического строя» .
Ибо чт; такое, по мнению Ив. Ильина, «современная демократия», в отличие, например, от первоначальной, древнегреческой, «полисной»?
Это — чисто «формальная демократия, не требующая от гражданина силы суждения; это развязывающие человека “права”, не связанные с правосознанием; это “самоопределение” и “самоуправление”, не обеспеченные духовной самостоятельностью человека; это “глава государства”, ничего не возглавляющий и никуда не ведущий, — иллюзия права и государства и реальность лукавого карьеризма и закулисной интриги» .
Всё сказанное здесь характерно — в предельной степени! — для «эрэфовской» «демократии» в целом, и для так называемой «демократической» власти «Эрэфии», в частности… Соответственны и результаты: политиканский цинизм, коррупция, повальное воровство, «правовой» беспредел, продажные СМИ, полунищета, а порой и полная нищета русского человека, вымирание нации, последовательное духовное ее оскопление — и беспредельное народное чувство вопиющей несправедливости такой «демократии».
Как заметил по этому поводу не так давно петербургский писатель Д. Каралис: «Три основные причины терзают коллективную душу современного российского общества, не дают спать спокойно: массовое чувство социальной несправедливости, физическая незащищенность и неуверенность в завтрашнем дне. И нет ничего удивительного — по индексу Джини, который показывает концентрацию доходов в руках отдельных лиц, наша страна вышла на первое место в мире среди стран с развитой и переходной экономикой. И на последнее по ожидаемой продолжительности жизни при рождении нового человека» .
Таковыми были уже итоги президентства Б. Ельцина, — но эти итоги, скажем прямо, по сути, лишь преимущественно укрепил и расширил в течение своего президентства В. Путин, которого наш заказной политический пиар подает (а наивный во многом «электорат» — затем почитает) как чуть ли не спасителя России и ярого ее патриота… Однако и до сих пор (сколь бы, возможно, ни искренне «патриотичны» были его личные, «домашние» чувства) сама его государственная политика (особенно экономическая), — сами его дела, а не слова, — фактически являются всего лишь продолжением и даже развитием антинародной политики Ельцина, который в свое время предпочел опереться не на нацию, а на ее отщепенцев — кучку функционеров ЦК, обкомов, комитетов ВЛКСМ, — ставших ворами «в законе» и присосавшихся при его попустительстве своими партийно-советскими щупальцами к достоянию всей страны. Увы, побоялся стать «народным президентом» и Путин, пустив свое «президентское дело» преимущественно на нефтегазовый «самотёк» …
И при таком, продолжающемся у нас вот уже почти двадцатилетие и всё более приближающем национальную катастрофу, положении не придет ли в трагическом итоге время — когда всё у нас с треском и с немалою кровью окончательно обрушится и когда теснимая со всех сторон, разбитая, истерзанная, голодная и холодная страна, исстрадавшись, поймет наконец, что ей нужны в качестве ее возглавителей не какие-либо временщики-приказчики той или иной шайки нефтегазовых «вампиров», а подлинный и ответственный перед нею и Богом Самодержавный Хозяин?
Экономисты-футурологи, пользуясь компьютерными расчетами, пророчат нам эти прискорбные результаты уже в ближайшие 5—10—15 лет (в зависимости от общемировой экономической и политической ситуации… При сохранении в России и в дальнейшем сегодняшней экономической практики и самих принципов непосредственно финансово-экономического развития страны — крах неизбежен!
Это, в общем, естественно, внутренне чувствуют (а некоторые даже и понимают) — там, наверху… Но, увы, основной жизненный принцип большинства нынешних «сильных мира сего» достаточно хищен, примитивен и, конечно же, предельно вульгарен: это всё то же «после нас — хоть потоп»…
Что ж, именно это вкупе и приведет со временем — вполне закономерно — к тому невозможному более положению в стране, когда из уст грядущих ее защитников и спасителей — всех ее верных сыновей и дочерей, представителей общественных патриотических движений, будущих «народных ополченцев», монархистов, «земцев» — прозвучит, быть может, наконец над неумирающей в своей имперскости Россией долгожданное слово: «РЕСТАВРАЦИЯ», — слово, практически знаменующее возрождение нами нашего нового, хотя внутренне издавна, столетиями, столь привычного  для нас РОССИЙСКОГО САМОДЕРЖАВИЯ?!

…На путях созидания нами обновленной, нравственно ответственной в своей духовной свободе, боголюбивой, а потому и человеколюбивой России основной силой, укрепляющей наш дух и нашу волю, просветляющей наше сердце и наш разум, вновь должна стать (и другой альтернативы здесь нет и не будет) христианская вера Святой Руси; только она одна может подлинным образом соединить нас всех с Богом, а через Него и друг с другом, со всеми детьми Божиими и исповедниками Его Истины — где бы они ни жили...
Поэтому, естественно, ведущую роль в этом будущем историческом (и даже — что вполне прогнозируется религиозным сознанием — мета-историческом) процессе суждено будет вновь сыграть Православной Российской Церкви. Разумеется — если мы хотим, чтобы процесс этот вообще имел последовательно благое свое продолжение.
Именно Церковь есть навсегда единственный в своем роде Богочеловеческий организм, всем своим существом утверждающий непреходящие принципы духовно-органического развития человеческого общества.
Для нас же особенно важно и то, что ныне в российском обществе, как уже бывало, вновь не существует никакой другой объединяющей и возрождающей силы, и это — несмотря даже на нынешнюю явную, все еще продолжающуюся внутреннюю «дезорганизованность» самой Церкви и ее недостаточную практическую адекватность огромным масштабам проблем, стоящих перед Россией. И тем не менее лишь в постепенном собирании духовно твердых и трезвых, живых, творческих сил внутри самой Церкви, в постоянно ширящемся религиозно-общественном сплочении русских людей вокруг нее — как сердца Святой Руси — и заключается начальный этап воссоздания святорусского духа в душе современной России.
Причем, в связи со сказанным, следует подчеркнуть, что самой Церкви сегодня особенно необходимо стремиться к постоянному внутреннему самоочищению своих рядов — тем более, что она ныне имеет к этому все возможности, ни от кого ни внешне, ни внутренне не завися.
К неизбежности такого самоочищения Церковь подводит сама жизнь, ибо в церковное Тело Христово время от времени пытается порой проникнуть весьма вредоносная, явно мирская, но «мимикрирующая» под Православие, инфекция.
Это и порой явно еретичествующие, анархически, обновленчески настроенные группки полусектантского (полупротестантского) типа; это и всевозможные невежественные изуверы; это и псевдонационалисты «патриоты»-политиканы, и различные псевдотрадиционалисты, в собственно церковном смысле духовно малограмотные — еще  вполне «советской выделки». Последние, именно в силу этого своего невежества и неизжитых элементов коммунистического — разрушительного и всегда недоброго — подсознания, порой то жаждут немедленной канонизации якобы оболганного Церковью «старца» (а на самом деле — хлыста и развратника) Григория Распутина , то готовы провозгласить святыми таких убийц тысяч и тысяч христиан, как Иван Грозный или же как активный расстрельщик священства в 1920—1930-х годах И. Сталин (в отравленных советизмом головах таких лжепатриотов он нередко превращается в тайного «хорошего» большевика и чуть ли не спасителя Церкви от большевиков «нехороших», «иудействующих»).
Именно о подобного рода некоторых псевдохристианах, заблудившихся в дебрях абсолютно неправославного, полусоветского и в основе своей — по ментальности и духу — вполне «постбольшевицкого», ложного «патриотизма», весьма ясно (как о предельно «неприятном явлении») высказался Святейший Патриарх Алексий II — заявивший на ежегодном Епархиальном собрании духовенства г. Москвы в декабре 2001 года: «…В последнее время появилось довольно много, с позволения сказать, икон царя Иоанна Грозного, печально известного Григория Распутина и других темных исторических личностей… Им составляются молитвы, тропари, величания, акафисты и службы. Какая-то группа псевдоревнителей православия и самодержавия пытается самочинно, с «черного хода» канонизировать тиранов и авантюристов, приучить не очень осведомленных людей к их почитанию. Неизвестно, действуют ли эти люди осмысленно или несознательно. Если осмысленно, то это провокаторы и враги Церкви, которые пытаются скомпрометировать Церковь, подорвать ее моральный авторитет. Если признать святыми царя Иоанна Грозного и Григория Распутина, то, чтобы быть последовательными, надо деканонизировать, например, митрополита Московского Филиппа и преподобного Корнилия Псково-Печерского. Нельзя же поклоняться убийцам и их жертвам. Это безумие. Кто из нормальных верующих захочет оставаться в Церкви, которая одинаково почитает убийц и мучеников, развратников и святых?»
Отнюдь не секрет, что дух лежащего во грехе мира, повинуясь самому «духу зла», «князю мира сего», всегда стремился и стремится свить свое гнездо даже под церковным кровом: и как Христа когда-то предал Иуда, так и современные «иуды» неоднократно уже пытались разрушить Церковь изнутри — вспомним хотя бы «обновленцев» 1920—1930-х годов.
О подобных же сегодняшних попытках духовного искажения жизни внутри самой Церкви, например, свидетельствовал — одновременно предупреждая, предостерегая от излишнего церковного «оптимизма» — уже цитировавшийся здесь ранее известный старец Псково-Печерского монастыря, архимандрит Иоанн (Крестьянкин;): «Теперь наступают такие дни, что имя христианское слышится повсюду, храмов открывается даже больше, чем можно найти молящихся. Но не будем спешить радоваться. Ведь как часто это только видимость, ибо внутри уже нет духа христианского, духа любви, духа Божия, творящего и дающего жизнь, но царит там дух века сего — дух подозрительности, злобы, раздора. Духи-обольстители и учения бесовские уже давно проникли в церковную среду. Священнослужители, народ церковный, попуская себе ходить в жизни в похотях сердец своих, одновременно молясь Богу и работая греху, получают за это должное вознаграждение. Бог их не слышит, а диавол, не связанный силой Божией, творит через обольщенных свои непотребные дела».
Архимандрит Иоанн также особо обращал внимание православных на то, что «если прежде во все времена еретики обнаруживали себя явно, то ныне Церковь наполнена еретиками скрытыми. Это все те, кто приходит в Церковь, но неправо мыслит о ней, о вере, о Боге. <…> В наше духовно смутное время восстают пастыри — волки, лжеучителя, не щадящие стада Христова — православный народ… И пусть не туне для всех нас звучат слова с церковного амвона: “Умоляю Вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них»” (Рим 16, 17)».
Тем более поэтому, осознавая все те духовные трудности и проблемы, что возникают сегодня перед Церковью, и в противовес усилиям всех тех, кто пытается (порой —  «в ревности не по разуму» и без церковного «рассуждения») исказить и, по сути, внутренне разрушить подлинное Православие, все православные христиане обязаны теснее сплотиться вокруг своих Богом установленных архипастырей — всех тех, кто нелицемерно служат Ему!

Сегодня возможность христианского возрождения русского народа (тем более — возможного восстановления традиционной для России формы монархического правления) многим представляется почти немыслимым чудом...
Но ведь именно так и говорили об этом в свое время наши великие подвижники-прозорливцы.
Как предупреждал еще в феврале 1917 года святой старец Оптиной Пустыни Анатолий (Потапов): «Будет шторм и русский корабль будет разбит. Но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. И всё же не все погибнут... явлено будет великое чудо Божие, да... И все щепки и обломки, волею Божией и силой Его, соберутся и соединятся и воссоздастся корабль [Россия. — Г. М.] в своей красе и пойдет своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет явное всем чудо» .
Другой святой старец — Варнава Гефсиманский, предсказывая еще в начале XX века будущее порабощение России безбожниками, заметил, что «когда уже невмоготу станет терпеть, то тогда наступит освобождение. И настанет время расцвета...» .
О грядущем возрождении страны после коммунистического пленения говорил (еще в 1920 году) и оптинский преподобный старец Нектарий (Тихонов): «Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом богата... Если в России сохранится хоть немного верных православных, Бог ее помилует… А у нас такие праведники есть».
Что ж, для Бога возможно любое чудо... Другое дело — готовы ли мы сами к его принятию?
В отношении же возрождения у нас конкретно монархии уже упоминавшийся выше историк М. Назаров также вполне трезво отмечает, что вообще «весь мир сейчас в таком состоянии, что воссоздание российской монархии возможно лишь в виде чуда…
Однако чудо как помощь Божия еще не исключается из нашей истории, если будет кому помогать. В Священном Писании сказано: “В руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней” (Сир. 10, 4). В этом и состоит смысл “подвига русскости перед лицом зреющей апостасии”, который в наше время порою близок к подвигу юродства. Существование все это время в русской эмиграции, а теперь и в России пусть даже небольших групп, ставящих себе задачей — несмотря ни на что! — восстановление монархической государственности, это еще один пример существования в русском народе его неуничтожимого первообраза, который может исчезнуть лишь с физической гибелью самой страны. Только в этом случае можно будет сказать, что воссоздание российской православной монархии больше невозможно» …