Читая Бруцкуса. 19. Д. Штурман. Послесловие -1-

Дора Штурман. Послесловие. 1


Уникальная работа Б.Бруцкуса, которой посвящено это послесловие, по-видимому, забыта и в СССР, и на Западе. Во всяком случае, его несомненный единомышленник, лауреат Нобелевской премии Ф.А.Хайек в списке рекомендованной литературы к своей знаменитой книге «Дорога к рабству» (русское издание Nina Karsov, London, 1993), работ Б.Бруцкуса не упоминает. Между тем Ф.А.Хайек написал сочувственное предисловие к английскому изданию труда Бруцкуса «Планирование в советской России» (G.Routledge & Sons, Ltd. London, 1935).

Пусть читателя не удивляет, что послесловие по объему не уступает предмету анализа. Глубок сам труд Бруцкуса. Судьбоносно для СССР и мира последующее многолетнее развитие выявленных им на заре советского социализма закономерностей. Очень показательно сопоставление его характеристик и прогнозов с выводами и фразеологией более поздних эпох. Многозначительна историческая симметрия, явно наличествующая между советскими ситуациями 1921-1923 гг. и конца 1980-х гг. Послесловие это написано, чтобы еще раз вдуматься в работу Бруцкуса, опираясь на опыт истекшего после ее создания шестидесятипятилетия. Оно является данью прозрениям и предупреждениям, которые в 1987 году звучат не менее злободневно, чем звучали в 1922-м.

1. Марксизм и проблема социалистического народного хозяйства

В начале своего исследования Б.Бруцкус пишет о делении «истории развития социалистических учений» на два периода: утопический и научный. Он видит в этом делении некую привычную дань фразеологии эпохи: марксизм – научный социализм, домарксистские социализмы утопичны. От Бруцкуса не скрыты, однако, элементы утопизма в учении Маркса. От себя добавим, что марксизм утопичнее многих более ранних утопий: его финал /всемирное безгосударственное «безвластное» (Троцкий) «самоуправление ассоциированных производителей» (Маркс, Энгельс, Ленин)/ утопичнее тоталитарного идеала множества ранних утопий, в которых управлять, и тотально, призваны разнообразные олигархии (достойнейшие из граждан). Тоталитарный принцип (хотя и в не столь чистом виде, как у Платона, Кампанеллы, Мора, Вераса, Орвелла, Замятина, Хаксли и др.) осуществим, а «безвластное» самоуправление общества ни в государственных, ни в мировых масштабах – нет. Поэтому социализм Маркса, при всем его методологическом и методическом наукообразии, утопичен. Отдавая все ту же привычную дань словарю эпохи, Бруцкус называет марксизм «доктриной революционного пролетариата».

Учение это является, однако, не собственной, имманентной пролетариату, идеологией рабочего класса, а привносимым в него извне вероучением радикальной интеллигенции. Собственный идеал пролетариата – устойчивая, хорошо оплачиваемая, в хороших условиях работа, умеренный рабочий день, обеспеченная жизнь, приятный досуг, а не власть, хозяйственно-производственная и административно-политическая. Политико-идеологические свободы и права нужны пролетариату для достижения его прагматических целей. Все прочее – от радикальной интеллигенции, чего в ряде работ не отрицают и основоположники марксизма, и их толкователи. Маркс, утверждая (по Бруцкусу), «что социально-экономические явления развиваются стихийно», с самого начала, с первых шагов, придавал колоссальное значение целенаправленной организации хода событий. И эта цепкая, целеустремленная деятельность стала стержнем функционирования марксистских партий, делающим их своеобразными эмбрионами, всегда готовыми в нужный момент развернуться в завоевательную, а затем и в государственную иерархию. Не зная, как они задействуют свой скупо очерченный ими идеал, марксистские партии твердо знают, что нужно им как обязательное предварительное условие всего прочего – власть, и ориентированы на ее завоевание со времен первого Союза коммунистов, созданного Марксом и Энгельсом (1850-е гг.).
 
«В то время как утопические социалисты на первом плане ставили задачу конструирования нового общества, научный социализм концентрировал свое внимание главным образом на критическом исследовании современной системы народного хозяйства и на выяснении ее эволюции. Последняя уже предрешала некоторые основы будущего социалистического общества, но разработкой задачи систематического его конструирования Маркс не занимался.

Последователи Маркса точно так же не уделяли последней задаче своего внимания. Даже такой разносторонний и исключительно плодовитый писатель, как Карл Каутский, так много сделавший для исследования социально-экономических явлений методами марксизма, в интересующем нас вопросе оказался бесплодным.

Совершившийся в России социальный переворот, казалось бы, поставил ребром перед русскими ортодоксальными социалистами задачу конструирования социализма как положительного учения. Но и русская социалистическая литература пока не сумела в этом направлении ничего сделать. Выдающийся теоретик большевизма, Н.Бухарин, в своей «Экономике переходного времени» ограничился утверждениями старого положения социализма, что категории капиталистического строя при социализме теряют свое значение, но он не попытался выяснить, какие же категории будут регулировать производство и потребление при новом строе. Если в русской литературе и сделана попытка конструировать социализм как положительное учение, то она принадлежит покойному М.И.Туган-Барановскому, которого, конечно, нельзя назвать ортодоксальным марксистом».

Все это рассуждение Бруцкуса чрезвычайно важно. В некоторых отношениях оно является ключевым к современной ситуации в социалистических и приближающихся к ним квазикапиталистических странах. По Марксу, Энгельсу, Ленину, капиталистическая система народного хозяйства в ее эволюции «предрешала некоторые основы будущего социалистического общества» лишь в самых общих чертах и до определенного момента. Банки предвосхищали систему «всенародного» (???) учета и контроля, необходимых на докоммунистической стадии социализма, когда еще нужны будут учет и контроль производства и распределения. Частичные промышленно-торговые монополии должны были служить прообразом той общегосударственной и даже международной монополии, которой должны будут овладеть рабочие в момент пика, а затем агонии капитализма. Овладеть, чтобы затем передать средства общественного производства в безгосударственное и бесклассовое распоряжение всех «ассоциированных производителей». Как технологически будет осуществляться «всенародный» (?) учет и контроль, а затем, на высшей, коммунистической стадии социализма, самоорганизация трудящихся без специальных управленческих и контрольно-учетных аппаратов, в классической теории научного социализма (научного коммунизма, марксизма-ленинизма) не сказано. Более того: в ней не разработаны структурно-функциональные основы того, по Марксу и Энгельсу – предсоциалистического, по Ленину – уже социалистического, момента, когда национальной (или интернациональной: у них встречается и то, и другое) хозяйственной монополией овладеют «рабочие». Точнее – его «коммунистический авангард» (последнее у Маркса и Энгельса – в подтексте их «пролетариатократии», у Ленина – откровенно, в тексте).

Следующие безукоризненно справедливые слова Бруцкус написал в 1922 году: «Таким образом, приходится с полной определенностью констатировать поразительный факт: научный социализм, целиком поглощенный критикой капиталистического строя, теории социалистического строя до сих пор не разработал».

Самое удивительное состоит в том, что эти слова остаются справедливыми и в середине 1980-х гг., как были справедливы и в конце 1960-х, когда, в связи с предполагавшимися экономическими реформами после отставки Хрущева, подобные мысли зазвучали в разных легальных работах откровенно и прикровенно. Приведу несколько примеров конца 1960-х гг.:

Акад. Н.П.Федоренко, директор Центрального Экономико-математического института АН СССР, председатель нескольких комитетов союзного значения, связанных с математическими методами экономического управления, выступил в конце 1960-х гг. в специальной и в популярной печати с пропагандой СОФЭ (системы оптимального функционирования экономики)*. [* Все цитаты – по книге акад. Федоренко Н.П. «Экономика и математика», М., 1967 и по его статье «Середина века: беспредельность поиска», ЛГ № 49, 1967.]

По словам акад. Федоренко, «экономическая наука обретает в социалистических условиях колоссальное значение», т.к. социалистическое общество «есть продукт науки, воплощение идеалов революционеров, овладевших теорией научного социализма».

Констатировав первостепенную роль науки в появлении на свет социализма, академик пишет: «Правда, еще нельзя сказать, что в экономике теория намного опережает практику, как это имеет место, например, в физике или математике, как это должно быть в любой науке, достигшей зрелости».

«В течение длительного времени экономическая наука, оперируя общими формулировками, не давала практике четких предпосылок для выработки количественных методов изучения процессов, протекающих в социалистической экономике».

«Научные исследования, выполненные в данной области в последние 2-3 года, – утешает нас автор СОФЭ, – позволяют сформулировать и обосновать исходные предпосылки комплексного механизма функционирования социалистической экономики, наметить важнейшие направления разработки системы оптимального планирования и управления народным хозяйством страны».

Маркс и Энгельс призвали разрушить до основания старый мир и стереть с лица земли присущие ему формы хозяйствования во имя «научной» организации экономики, «исходные предпосылки» функционирования которой начали вырисовываться лишь через 120 лет – в исследованиях, руководимых Н.П.Федоренко.

Может быть, академик Федоренко сгущает краски /из невинного желания повысить цену СОФЭ/? Нисколько. Вот что пишет о научной строгости социалистического экономического управления член-корр. АН СССР Н.Моисеев:

«Нужна систематическая, в союзном масштабе, координация исследовательской деятельности. И, прежде всего, следовало бы развернуть теоретическое изучение самих принципов управления. Мы поразительно невежественны в этой области! Когда стоит вопрос об управлении космическим кораблем, мы знаем, какая система обратных связей необходима, каково допустимое искажение информации и т.д. Говоря же о системе управления заводом или отраслью, мы ни на один вопрос из подобных вопросов ответить не можем. Хорошо это или плохо – пересматривать план один раз в год? Какими должны быть допустимые сроки переработки информации и т.д. и т.п.? Здесь можно только гадать. У нас даже нет критериев оценки системы управления. Вот почему необходим в первую очередь теоретический анализ с использованием ЭВМ и моделированием на ЭВМ*. [* См. статус «Время кустарничать прошло». ЛГ № 11, 1968. Стало быть, до тех пор кустарничали, а не управляли научно.]

В октябре 1968 года академик Трапезников в докладе на всесоюзном совещании в Тбилиси сказал:

«Мы неплохо владеем методами и средствами управления технологическими объектами, но в области управления широкими комплексами, организационными системами, условно иногда называемыми большими системами, мы, по существу, лишь начинаем работу»*. [* Акад. Трапезников В.А. «Вопросы управления экономическими системами». Доклад на IV Всесоюзном совещании по автоматическому регулированию 30 сентября 1966 г., Тбилиси. – «Автоматика и телемеханика», 1969, № 1; «Наука и жизнь», 1969, № 1.]

Прошло почти двадцать лет после отставки Хрущева, и генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.Андропов на июньском, 1983 года, пленуме ЦК вынужден был в очередной раз констатировать тот же поразительный факт, который констатировал в 1968 году академик Н.П.Федоренко:

«...если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».

Обращаясь к науке с призывом устранить, наконец, эмпиризм советской экономики и поставить последнюю на строго научное основание, Андропов тут же требует от ученых выполнения двух условий: наука во что бы то ни стало «должна опираться на прочный марксистско-ленинский теоретический фундамент» и отвечать «принципам и условиям развитого социализма». Иными словами, все должно оставаться незыблемым, несмотря на то, что «прочный марксистско-ленинский фундамент» за шестьдесят девять лет предыстории советского строя (1848-1917) и за шестьдесят шесть лет его истории (1917-1983) не помог выработать научные и практические основы достаточно эффективной социалистической экономики. Андропов сам об этом сказал, и сказал далеко не первый. Тем не менее, с начала 1920-х годов не прекращается настойчивая, с начальственным окриком, апелляция к советским ученым: ведь марксизм – наука! Дайте же, черт вас побери, наконец, эффективные научные рекомендации к задействованию советской экономики на полную мощность.

Отсюда же и упрек, адресованный советской науке в докладе тогдашнего главного идеолога, будущего генсека К.Черненко, на том же июньском, 1983 года, пленуме КПСС: «...помощь партии со стороны научных учреждений могла бы быть более основательной». И знаменательное, с двумя адресами, его же обращение к прошлому:

«Приведу конкретный пример. Многого мы ожидали от созданных еще в 60-х годах Института социологических исследований и Центрального экономико-математического института Академии Наук СССР. Но до сих пор так и не дождались обстоятельных конкретных исследований социальных явлений и актуальных экономических проблем».
Именно коллективом ЦЭМИ, в лице его директора акад. Н.П.Федоренко, обещано было в конце 1960-х гг. создать, наконец, теорию оптимального функционирования социалистической экономики, и в провале именно этой попытки упрекает ЦЭМИ Черненко.

Горбачев, весьма расплывчато в экономических отношениях, но очень шумно пропагандирующий свою «перестройку» и называющий ее иногда «революцией», неустанно апеллирует к Ленину и утверждает, что учится у него. Между тем Ленин в одном из последних своих больших выступлений в «Политическом отчете ЦК РКП(б) XI съезду РКП(б)» сказал:

«Вырывается машина из рук: как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда ее направляют, а туда, куда направляет кто-то, не то нелегальное, не то беззаконное, не то бог знает откуда взятое, не то спекулянты, не то частно-хозяйственные капиталисты, или те и другие, – но машина едет не совсем так, а очень часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины»... (В.Ленин. Соч., изд. IV, т. 33, стр. 260).

Произнесено это было 27 марта того же 1922 года, когда прозвучали приведенные выше слова Бруцкуса: «Таким образом, приходится с полной определенностью констатировать поразительный факт: научный социализм, целиком поглощенный критикой капиталистического строя, теории социалистического строя до сих пор не разработал».

И была эта растерянность и подавленность Ленина преобладающим его настроением в последние месяцы более или менее трудоспособного его существования. Остается констатировать, что экономическая мысль руководства РКП(б) – ВКП(б) – КПСС вращается в замкнутом цикле, то и дело возвращаясь от какой-то из точек тупика к его началу.
 
Для Ленина НЭП был маневром, преходящей уступкой обстоятельствам, временным отступлением. По его замыслу, НЭП ни в коем случае не должен был необратимо и неподдельно повысить истинную автономность личности или разнородных союзов таковых от государства, т.е. от вершины монопартократической иерархии. И, если Горбачев надеется обрести у Ленина эффективную и работоспособную «теорию социалистического строя», он обречен углубляться все дальше в тупик (может быть, после небольшой, паллиативной, сугубо временной ремиссии оздоровления, связанной с некоторым обузданием уголовщины, в том числе и в руководящих звеньях системы).

Бруцкус пишет о переходе от капитализма к социализму: «Ищущий прибыли предприниматель, который до того приводил в движение весь экономический механизм общества, исчезает. В хозяйственной жизни должны появиться новые стимулирующие "двигатели"».

Уточним одно обстоятельство. «До того», т.е. до социалистического переворота (существенное преобладание монополий на формально свободных рынках еще до такого переворота чувствительно искажает протекающие на них процессы), «весь экономический механизм общества» приводили в движение не один, а многие конкурирующие предприниматели, наперебой друг с другом искавшие прибыли посредством завоевания потребителя. Это он, покупатель и избиратель, на всех конкурентных рынках: вещественно-товарном, информационном (в широчайшем значении последнего определения), партийно-политическом – награждает прибылью (покупкой, избранием) или карает убытком и проигрышем каждого из множества конкурирующих поставщиков.

«После того» (после огосударствления экономики и уничтожения единственной правящей партией всякой политико-идеологической конкуренции с этой партией) «ищущий прибыли предприниматель» не исчезает. Он становится единственным, внеконкурентным и совокупным, с иерархически распределенной инициативой. Общество лишается выбора: оно вынуждено брать то, что ему дают по монопольной, всегда максимальной, цене. Автоматизм, при котором избиратель и покупатель в конечном счете управляют деятельностью конкурирующих поставщиков в своих целях и вкусах (см. прим. 1), рушится. Он уступает место ситуации, при которой, по очень меткому, основополагающему, замечанию Бруцкуса, все социально значимые процессы, протекающие в обществе, «должны быть, предварительно осознаны его руководящими кругами». Мы бы сказали: осознаны и предопределены. В.Сорокин в своем примечании к этому рассуждению Б.Бруцкуса справедливо расширяет вопрос до того, чьи цели (критерии) управляют обществом в том и другом случае.

Сделанное Б.Бруцкусом замечание о скачкообразном возрастании нужды в «науке экономической политики» в условиях сознательного верховного конструирования этой политики заставляет его коснуться мимоходом кардинальной и неустранимой проблемы огосударствленной экономики. Он приходит к выводу, что, по сравнению с частнохозяйственными условиями, в обстоятельствах социализма «деятельность государства и бесконечно ответственна, и бесконечно более многообразна, и бесконечно более сложна (прим. Д.Ш.). Подчеркнутое мною трехкратное «бесконечно» – не эмоциональный прием, не гипербола. За истекшее после первого издания анализируемой нами работы Б.Бруцкуса шестидесятипятилетие и на Западе, и, как это ни странно, советской официальной наукой, не говоря уже о Самиздате и трудах эмиграции, было многократно доказано и впечатляюще проиллюстрировано статистическими примерами, что количество той информации, которую должны были бы переработать, превратить в планы и команды и довести до адресатов руководящие органы огосударствленной экономики, теоретически и практически бесконечно. Последнее справедливо даже в том случае, если государство будет следовать только своим критериям и целям, игнорируя критерии и цели своих подданных, с чьими запросами оно и не в состоянии ознакомиться по причине все той же бесконечности необходимых для этого объемов информации – времени.

Это ограничение непреодолимо, и Бруцкус его, несомненно, учитывал, когда трехкратно повторял свое «бесконечно». Никакие теории функционирования социалистической экономики не могут перешагнуть через это ограничение. Не может преодолеть его и практика социалистического хозяйствования, почему последнее функционирует неэффективно (по сравнению с частнохозяйственной экономикой аналогичных потенций).

Б.Бруцкус справедливо замечает, что марксизм в своей пропаганде настойчиво акцентирует «отрицательные стороны капитализма» и противопоставляет «ему социализм лишь в самых общих заманчивых контурах». Любое утопическое учение может осуществить только свои неутопические элементы, если они в нем присутствуют. В марксизме реален, хотя и поверхностен, его критический элемент, многократно (чем ближе к нашему времени, тем более) усиливаемый демагогией. Реален и захват власти марксистской партией в той или иной кризисной ситуации, с опорой в разных обстоятельствах на различные силы. Осуществимо и огосударствление экономики. В дальнейшем вопрос «о творчестве нового строя» упирается не в упущение марксистов, не в «то, что марксисты в этом отношении оказались неподготовленными». Парадокс в том, что «теория социалистического строя», свободная, последовательная и непредвзятая, не может не квалифицировать этот строй как тупик, в котором нет выхода из пороков капитализма. Работа Бруцкуса – одно из самых ранних, если не самое раннее, доказательство этого на советском опыте. И что же? Он выслан (благо, что не посажен и не убит). Власть, как справедливо отмечает В.Сорокин в комментарии 2, оказывается важнее истины.

На стр. 23 Бруцкус дает характеристику марксистского теоретического социализма. О реальном социализме он будет говорить позже. Мы сами можем уловить общность между тем и другим, позволяющую В.Сорокину в комм. 4 подчеркнуть идентичность марксистского книжного и советского реального социализмов. Отрицается рынок и конкурирующая на нем частная собственность; упраздняются все управляющие капиталистическим производством рыночные процессы, связи и категории. Они подменяются «единым государственным планом на основах статистики». Это позволяет квалифицировать оба строя: марксов теоретический и большевистский реальный – как идентичные. Но далее начинаются расхождения, о которых Бруцкус, несомненно, будет еще много говорить: в марксовом литературном социалистическом обществе «все работают и получают полный (подч. Д.Ш.) продукт своего труда» – в реальном социалистическом обществе из этого продукта неизбежно изымается колоссальная «прибавочная стоимость» (терминология марксизма), потому что в государстве существуют огромные контингенты, не производящие продукта и, тем не менее, его потребляющие, им наделяемые – щедрее, чем производители.

«Распределение должно быть согласовано в социалистическом обществе с эгалитарным принципом», согласно классическим источникам теории, на «второй», или «полной», стадии социализма, переходя при этом в коммунистическое распределение «по потребностям». На первой же стадии социализма, в том его виде, в каком он, по Марксу, Энгельсу, Ленину, выходит из капиталистического общества, должно господствовать «идеальное буржуазное право» (Маркс) – распределение по труду.

Напомним, что, согласно классическим первоисточникам, вторая, или «полная», фаза (стадия) социализма – это безгосударственное, безаппаратное, безвластное «самоуправление ассоциированных производителей» (Энгельс) в масштабах всей (или почти всей) планеты.

Поскольку реальный социализм нигде не вышел (и никогда не выйдет) из «первой стадии», то в нем господствует распределение не эгалитарное и, тем более, не по потребности, а... по труду? Нет, соответственно представлению планирующих распределение высших государственных инстанций о ценности данного вида деятельности, данного работника для государства. И не в виде возвращения работнику его доли произведенного продукта в натуральном виде (такие нелепые попытки, восходящие к экспериментам Р.Оуэна, в СССР были, но быстро отпали), а в виде зарплаты с дополнительными узаконенными и неузаконенными, гласными и негласными привилегиями.

Так что из «руководящих идей марксистского социализма в деле построения нового народного хозяйства» поневоле сохраняется лишь отмеченное Ф.А.Хайеком (см. комм. 4) «упразднение частной собственности на средства производства и создание системы "плановой экономики"».

Б.Бруцкус и ставит (в 1922 г.) вопрос о том, «удастся ли... решить задачу теоретического конструирования социалистического хозяйства» в направлении, предопределенном марксизмом. Или, добавим мы, в каком-либо ином продуктивном направлении. По мнению Б.Бруцкуса, рассмотрение этой проблемы «имеет большое значение и для более отчетливого исследования природы капиталистического хозяйства».

=============

От публикатора.

С момента публикации парижского издания поистине пророческой и безукоризненно научно убедительно работы Б.Бруцкуса прошло уже 23 года. Крах коммунистической системы подтвердил правоту ученого ПОЛНОСТЬЮ, но ни российской народ, ни подавляющая часть его интеллигенции не усвоили из наглядных уроков НИКАКИХ выводов: ни за понюшку табаку народ подарил власть над собой – на этот раз уже добровольно, причем навечно и бесконтрольно – точно таким же аферистам, какими оказались большевики. Деградация российского общества оказалась столь катастрофичной, что новая власть даже не пыталась прикрыться фиговым листком – разглагольствованиями о светлом будущем, равенстве, братстве и подобных миражах. Власть взяла народ тепленьким, и этот народ не только не брыкался, но, напротив, при полной (при желании) информированности о преступной деятельности  власти он, как теперь принято говорить, лег под эту власть! Страшна и омерзительна не власть – она почти всегда и везде такая, страшно и омерзительно НОВОЕ сознание народа (как всегда уточняю: его большинства). Выборы президента в 2000-м году – это единственный случай во всей мировой истории, когда народ добровольно проголосовал за человека без биографии, без авторитета, без нравственных ценностей, без соответствующих знаний, без политической программы и вообще – без разговоров! При этом российский народ убежден, что во всех отношениях он в своем развитии оставил далеко позади все общества на планете. Изучение этой черной дыры сознания должно стать, по-моему, первостепенной задачей современной науки.

В.С.