Холодная страсть наследниц Нефертити

— Ну, как тебе спалось?

— Никак мне не спалось. Я не вижу снов. Поэтому сказать нечего. Ты же знаешь, что я не сплю так как спишь ты.

— Знаю. Поэтому и спросила. Выпьешь?

— Не возражаю.

Зеленая бутылка терпкого абсента дозировала ароматный психоделик начавший заполнять пространство ветром вскрытой укупорки.
Звезды зависли в зените. Беседка, заросшая цветущим жасмином, колокольно несла звон цикад, проснувшихся и начавших песню своей ночной жизни. Луна прочертила лунную дорожку, бегущую по неторопливым призрачным волнам голубого призрака цвета летней ночи.

— Ну? – спросил он. – И что дальше?

— Да я вот это у тебя и хотела спросить. Ты же тут у нас такой умный философ. В прошлый раз ты сказал, что меня не существует. Если существуешь ты, то существую и я. Тебе это в голову не приходило?

— А если наоборот?

— Как это?

— Если не существую я, то нет и тебя.

— Как ты можешь не существовать? Вот я сейчас набираю текст, и ты пьёшь абсент. Как кстати аромат? Это коллекционная бутылка.

— Хороший. Абсент не факт, что я его пью.

— Вот, вот… Мне нравится подобная ахинея. Абсент не факт, что ты его пьёшь. Это надо же додуматься до подобной белиберды!

Она налила из бутылки немного напитка и сделала глоток.

— Да… –  проговорила. – Привкус зеленого миндаля с полынью. Ты курить не начал?

— Я не бросал.

Вытащил пачку длинных тонких сигарет и положил на стол. Распечатал, закурил, пустил кольцо дыма, прищурился, сбил пепел, откинулся в плетеном кресле, глотнул абсента, сказал:

— Хорошо.

Вдали завыл бродячий пес.

— Ты смотри–ка… Собака. А почему бродячая?

— Здесь нет никого кроме нас. На этом острове нет жителей. Вот пес и бродит.

— Мда…

Она взяла сигарету и прикурила. Посмотрела на Луну. Спросила, блеснув взглядом, отразившим лунный свет:

— Как там твоя политика?

— Тебе интересно? Гольф клуб играет китайскими мячами. А Лукашенко выбрал арабские. Вот и всё. Ты там что–то писала про элиту, про разборки, про политику… Да сейчас политика на открытой ладони. Белорусы поставили на арабов. Это их выбор. А наш дружный тандем никак не может развязать палестинский узел, завязанный на российскую, как ты пишешь, элиту. Элита в основном еврейская, ты же понимаешь.

— Ну… Понимаю…

— Вот тебе и весь ответ на истоки молочной войны. Подожди, будет ещё кино интересней. Для тех, кто не в курсе.

— А ты в курсе?

— Немного.

— Ха… Блин… Я не в курсе, а ты – в курсе!

— Чего ты удивляешься? Пока Израиль не решил с арабами палестинский вопрос, молоко постоянно будет киснуть.

— Слушай, не садись на свою лошадь. Расскажи мне, что ты думаешь о кризисе в контексте гламура.

Он окинул её пристальным взглядом. Спросил:

— А что? Ты в форме. Тебе то ничего не грозит.

— А кому грозит?

— Кому? Читателям. Они же верят тому, что пишут. Да твой этот самый гламур и отозвал капитал, чтобы уцелеть как вид, говоря твоими словами. Обрати внимание, никто конкретно не говорит п о ч е м у кризис. Да потому, что сказать нечего. Это всё равно что у кидал спрашивать, под каким колпачком лежит шарик, а вернее спрашивать, почему он там не лежит. Ты же сама статью про элиту написала. Ты же сама понимаешь, что девяносто девять процентов людей это полные лохи в отношении мироустройства. А из оставшегося процента девяносто девять – полные элитные лохи. И уже из того, что осталось –  меньше одного процента работает в реальном делании того, что окружает всех. И ты, зная всё это, задаешь мне такие тупые вопросы?

— Мне интересно смотреть, как ты принимаешь всё за правду. Это же рассказ.

Он вскочил с кресла и выбросил сигарету. Помолчал и неторопливо сел обратно. Посмотрел на неё, и грустно улыбнувшись, сказал:

— Да, ты права. Но вся жизнь рассказ. К сожалению, или к счастью.

Сиреневый ветерок пронизывал ночь ароматом жасмина. Звездная пыль оседала лунной дорожкой морской волны. Шелестящий прибой океана шептал ночную сказку. Воздух мерцал огоньками трассирующих пуль светлячков, живущих лунной жизнью призрачной ночи рассыпавшихся звезд зазеркалья, где одиноко бродил бездомный пес и серебрился горячий подиум холодной страсти элитарного существования наследниц Нефертити.