Титры от автора и послесловие

 Я стою перед зеркалом в полутёмной комнате и пристально, будто в первый раз вижу, вглядываюсь в отражение, которое уже столько лет не имею права присваивать, ибо являюсь не одним существом, а девятью, и с каждым из них надо считаться. А поскольку всё, что я написала в своей жизни, тоже сугубо коллективное творчество, было бы неплохо наконец-то представить всех нас воображаемому читателю.
   Итак, будем знакомы: Радмира Ружковская, центр Ликьюска, линия материальности, и мой незримый двойник, Мирра Табу, автор мироздания, линия божественности и женская линия. Странно? Ничего подобного, это всего лишь двое из девяти. А из-за левого плеча   моего уже появляется худой, угловатый тип с прямыми пепельными волосами и безумным взглядом светло-серых глаз. «Винс, можно тебя представить?» - спрашиваю я, и он рассеянно улыбается, глядя сквозь меня. Это - Винсент Табу, божество всемирной боли, Хозяин Чёрного Треугольника, линия божественности и мужская линия. Так же, как я, он един в двух лицах, и его второй - Рыцарь Табу, основа баланса, Смерть, линия проводников. Ну вот, уже четверо.
   А в зеркале всё то же некрасивое лицо, предположительно, моё, к которому я никак не могу привыкнуть. Оно весьма асимметрично, отчего кажется, что левая половинка хмурится, а правая - грустит, и только когда я улыбаюсь, они ненадолго объединяются, поэтому на людях я очень стараюсь веселиться и забывать о своей сущности, чтобы никого не напрягать. Зачастую мне это вполне удаётся.
    Тем временем - видите? Нет? - справа из-за спины появляются двое, мужчина и женщина, держась за руки и никого вокруг не замечая. Это наши воплощённые мечты, наши с Винсом лирические герои, давно уже не зависящие от своих создателей: Шем, душа Ликьюска, фрагментарно существующий абсолютный миф, творящий сам себя (линия невозможного и мужская линия), и его Иштар, идеализированное женское начало, частично самовоплощающееся во многих преданных и любящих женщинах (линия невозможности и женская линия). Замечательно, правда? Даже моё отражение, словив ощущение идеала, немного преображается, задорно подмигивает и начинает пританцовывать под ту самую мелодию из «Камней в холодной воде», обильно посыпанную песком патефонной пластинки.
    «А ты хорошо танцуешь, Мирра!» - яркая бирюзовая вспышка отражается в стекле, и в следующую секунду я уже смотрю в невероятно яркие глаза нечеловеческого существа с серой, бархатной кожей и почти кошачьим лицом, словно вышедшего из египетских мифов. Нас становится семеро, ибо это существо - Латис Клэйтэр, мой личный наблюдатель и соавтор по концепции Ликьюска, линия проводников. Это на языке его мира выражение «Ликьюск лушму» обозначает «Ромб девяти», чётко сформированная геометрическая фигура, на которую опирается мироздание. С раннего детства он был рядом со мной, и на все вопросы отвечал: «Вспоминай, ты всё уже знаешь!». Вот, собственно, что из этого получилось.
     Теперь же мне остаётся самое сложное - умолчать о двоих оставшихся участниках действа, ибо они - люди, настоящие люди из нашего мира, хрупкую дружбу с которыми я слишком ценю, чтобы раскрыть непосвящённым их имена, ибо подозреваю, что им не слишком-то понравится оказаться частью моего шизофренического бреда. Скажу лишь, что там, где мужская и женская линии пересекаются с линией материальности, есть две точки, два человека, не знакомые друг с другом мужчина и женщина, без которых совершенство Ликьюска было бы не полным. И я ничуть не удивлюсь, если у каждого из них есть своё зеркало, где они тайком беседуют с какими-нибудь своими персонажами, воплощая тем самым свой Шертмивер.

 
ПОСЛЕСЛОВИЕ. (Не отправленное письмо.)
     Есть одно качество, определяющее моральную разницу между богом и человеком: совесть. Только став человеком из Абсолютной Материальности, я поняла, как жестоко распорядилась жизнями некоторых существ. Знаешь, Винсент, всё-таки пришло время, когда мне захотелось от всей души попросить у тебя прощения, хотя ты-то как раз и не в претензии, ибо за целую вечность безнадёжного отчаяния окончательно разучился обижаться и научился любить. Порой я думаю даже, что, научись ты этому немного раньше, чем узнал меня, история вселенной была бы совсем другой сказочкой, может быть, даже не такой грустной. А потом понимаю, что всё это бред - мне-то, чтобы этому научиться, потребовалось гораздо больше времени и жизней. Но, как бы то ни было, на данный момент мы имеем полностью достроенный Ликьюск, то есть моя жажда воплощения исчерпана до конца (по крайней мере, я на это очень надеюсь). Что дальше? Жить так, как я всегда хотела - как человек, хотя с моими познаниями мне это очень плохо удаётся. Тем не менее, от меня уже почти ничего не зависит, главное - ни во что больше не вмешиваться.
    А помнишь, как и почему ты придумал Шема? Это ведь была всецело твоя идея, я лишь помогла тебе, сбалансировав её созданием Иштар (не только для Шема, но и для тебя, между прочим - у каждого должна быть своя Иштар!). Думал ли ты тогда о каком-то там Ликьюске? Сомневаюсь. Просто тебе было очень плохо, настолько, что ты изо всех сил пожелал выпасть из себя, чувствовать, не сознавая, а ещё лучше - просто отдаться течению и ничего не чувствовать; ты породил саму идею фрагментарности жизни, на основе которой нами были написаны «Камни в холодной воде» (спасибо Б.Г. за название и мифологическую поддержку), где отчаявшийся человечек, потерявший всё и, частично, рассудок (как ты, дорогой мой Винсент!), возникает из своего тщательно оберегаемого небытия окриком на мосту, чтобы прожить целую жизнь за один вечер и… исчезнуть? Я очень хотела бы, чтобы это было правдой, но - увы! - ты тогда не позволил мне разделаться с нашим общим идеалом и заставил написать продолжение, где Шем вновь воскресает, но уже совсем настоящим, реальным человеком, одним из нас, творцов реальности! Миф начал воплощать себя сам.
       И вот, промозглым октябрьским утром 1999 года, в холодной электричке на Петергоф, этот миф берёт ручку моими замёрзшими пальцами и пишет о том, чего я ещё не в силах осознать; истинная суть вещей вращается вокруг шарика в стержне и выплёскивается на бумагу чётко сформулированными законами мироздания, чтобы через пару лет я наконец осознала, что и сама являюсь такой же персонифицированной пустотой, как ты, Винс, как придуманный нами Шем и ещё множество тех, кто «не умеет согреваться сам, ибо не может быть без постороннего осознания своего присутствия.». Да, в моей жизни появился тот, без кого меня, глупого божества, нет - мой творец и… моё творение, ибо он тоже один из нас девяти, но об этом - тсс, ни слова! Мне и без того за него страшно, когда я, глядя на него, узнаю в нём Шема, а ещё хуже - тебя, Винс, твои нелепые выходки, твою нечеловеческую логику… А человек должен быть человеком со своей судьбой, и ничьи страшные сказки не имеют права в неё вмешиваться. Пусть боги сами расхлёбывают свою вечную кашу. Ты согласен, коллега? Тогда тебе потребуется очень длинная ложка, примерно как у меня, и - вперёд, продолжение было!
        Но перед этим я позволю себе ещё ненадолго задержаться здесь, обернуться через левое плечо и с любовью вглядеться в тех, кто столько веков были моими соучастниками, кто «избавился от мысли о смысле настолько, чтобы не спросить себя «Зачем?», с кем мы ещё встретимся «там, где ветер и пепел…» и далее по тексту - всех, воплотивших Shertmiver, персонифицированную пустоту. И жаль, что я никогда не смогу сказать им: «Всем спасибо. Все свободны».

P. S.  Ну, разве что, сказать это самой себе…

                М. Т. А.  Апрель 2003 г.