Божественный эксперимент

… «Мир в моих глазах перевернулся» - глупейшая фраза из всех возможных, ибо, скорее, сами глаза мои перевернулись, заглянули за неведомую до того грань и застыли в этом неприемлемом положении: вместо привычного взгляда на пространство (а я, поверьте, много взглядов и пространств повидал на своём веку, так много, что ничто, казалось, не способно удивить меня) я вдруг увидел множество зеркальных плоскостей, проходящих одна сквозь другую под такими невозможными углами, что они отражались друг в друге и изображения причудливо перемешивались, как в гигантском калейдоскопе.
    Ничего не в силах понять, я висел где-то между этих плоскостей и первые времена совершенно себя не идентифицировал, но, поскольку натура у меня деятельная и легко адаптируемая, подобное положение вещей вскоре мне надоело, и я задумался, а если я задумался –  я ещё есть, пусть даже и ни на что не похож.
     Впрочем, почему это - «ни на что»? Просто - ни на что, виденное ранее. А пытаться представить себе иное – значит, мыслить иначе, только и всего.
     Попытался пошевелить пальцем руки. Не получилось. А что, в сущности, есть палец? Деталь некоего отдельного механизма. Тогда – что есть механизм? Вот он, правильный вопрос, ибо механизм – рабочая совокупность деталей, предназначенная для совершения общего действия. То есть, если считать собственным механизмом окружающую абстрактную геометрию, то «пальцем» может оказаться любая из составляющих её плоскостей.
     На почве этих размышлений вторая попытка пошевелиться оказалась не в пример удачнее первой и вскоре все плоскости пришли в движение. Некоторое время я откровенно наслаждался зеркальным танцем своего пространства – тела – разума, неделимого, единого и самодостаточного, отражаемого в себе многократно и непрерывно, но вскоре мне надоело и это. И в поисках разнообразия я, такой совершенный и безошибочный, нашёл в себе одну забытую, но не утраченную способность – я вспомнил, положив тем самым начало своей деградации.
    Я вспомнил свои чувства, боль свою и любовь свою, и они, помноженные на свои отражения, глубоко поразили меня. Трещинками по зеркалам зазмеились улыбки – и слёзы размыли, расширили края, не давая возможности срастись, кислотой разъедая следы, перечёркивая сами себя. Каждый, кто когда-то предал меня, бросил свой камень, и несмотря на то, что все они попали друг в друга, моя зеркальная плоть от этого продолжала рушиться. И наконец, когда паника, неведомая мне до этого, ледяной волной поднялась из глубины стекла и смыла всё надуманное и неискреннее, я вспомнил своё тело, ещё более беспомощное и хрупкое, чем зеркала, и душу, живущую в нём, постоянно желающую невозможного, достигающую и не умеющую остановиться… Именно она сделала меня этим невероятным миром, погрузила сюда, дабы упорядочить мой внутренний хаос – и вот теперь, разочарованная, не найдя ни в чём  смысла, она вышла из каждой плоскости навстречу себе, вышла тысячей экземпляров, чтобы, сделав ещё шаг вперёд, вновь соединиться в одно.
     В этот миг пространство, до того беззвучное, обрело звук – мелодичный звон стекла и металла, сплетённый с  единовременным вздохом множества голосов, освобождённых от пребывания внутри меня. Всё ещё раз сместилось, развернулось гигантским полотном и обрушилось на моё существо всем своим весом. Я почувствовал, что падаю, и не понимая, вверх или вниз, кричу, кричу, как дурак, как самый обыкновенный человек, будто и не был никогда целым мирозданием одновременно…
     Не знаю, как долго это продолжалось, но через очередной промежуток времён я понял, что сижу на ровной, твёрдой поверхности и догадался заткнуться. Открыл глаза. Увидел стену, заросшую диким виноградом, раскачивающиеся на тросах фонари над головой, блики света в лужах на растрескавшемся асфальте, поросшем увядающей травой… Дома. Вот что значит быть дома – не просто в своём мире, своём Городе, но ещё и в своём теле, продрогшем, севшем в лужу и почти неуправляемом ввиду моего длительного в нём отсутствия, но всё-таки – своём. Оставалось только встать и пойти домой, что, по сравнению с пережитым – сущий пустяк, но я ещё долго сидел неподвижно, всеми своими чувствами ощущая, насколько осень прекрасна, реальность несовершенна и я в ней – такой, какой есть. Ни больше, ни меньше.
                V. & M, 17 сентября. 2005г.