Золотоносная руда

Рецензия на цикл рассказов Любови Чуриной:
http://www.proza.ru/2006/11/22-292
http://www.proza.ru/2006/11/22-300
http://www.proza.ru/2006/11/22-302
http://www.proza.ru/2006/11/22-303
http://www.proza.ru/2006/11/22-305
http://www.proza.ru/2006/11/23-01
http://www.proza.ru/2007/02/18-412

Недавно мне довелось участвовать в дискуссии на тему о главном в художественных произведениях. Кто-то говорил о том, что не так важно КАК сказать, намного важнее – ЧТО сказано; кто-то возражал и говорил о приоритете стиля, языка и внешней эстетики; кто-то настаивал на привнесении неожиданных решений и креатива; в итоге, победила дружба. В настоящем художественном произведении важно все – каждый штрих, каждый речевой оборот, каждая запятая. В настоящем художественном произведении ВСЁ работает на одну идею, на авторский замысел, поэтому нет ничего такого, чем можно было бы пренебречь. Как сказал когда-то Гёте: "Хорошая книга дарит двойное наслаждение: человеческое – от сопереживания рассказанному в ней, и эстетическое – от того, как она написана".

Художественная литература – моя религия. Русский язык в ней – верховное божество, которому  я совершаю ежедневные гекатомбы, изучая его, работая с его гибким и пластичным телом, готовым принять любые формы, терпеливо нанизывая букву за буквой, строчку за строчкой, в попытке постигнуть его глубину. Я инстинктивно сопротивляюсь невнимательному обращению с языком и потому, начав чтение цикла рассказов Любови Чуриной и напоровшись с первых строк на дебри ошибок в пунктуации, синтаксисе, на заросли стилистических огрех, я вспыхнула было гневом праведным и приготовилась написать разгромную рецензию, но… Дочитала до конца и передумала.

После знакомства с циклом рассказов об одинокой и немного смешной бабе Дусе остается какое-то светлое и легкое ощущение, очень похожее на то, которое бывает после поездки в глухую, цивилизацией забытую деревеньку, где люди просты и щедры, где важно не то, как ты выглядишь, а то, что ты делаешь, где главной ценностью все еще остается ДОБРОТА. Центральный персонаж – добрая и приветливая старушка Евдокия Кузьминична – опорная свая всего цикла, держащая на себе немного наивный, но такой привлекательный мирок, созданный Любовью Чуриной.

В этом мирке, словно на детском рисунке, эмоциональная погода всегда хорошая, и даже если появляется на небе грустная, серая тучка, ее тут же закрашивают цветом оптимизма и надежды на лучшее. В этом мирке – все не так, как в реальном мире, но так, как нам хотелось бы его видеть.

В нем одинокая пенсионерка не собирает последние копейки на четверть буханки хлеба, а кормит борщами, пирожками, конфетами и печеньем всех случайных сантехников, милиционеров, уличных мальчишек и подобранных на лестничной площадке детей.

В нем криминальные новости и террористы существуют только на экране телевизора, и тикают не бомбы, а будильники.

В нем милиционеры вежливы и услужливы, а у участкового так мало работы, что он по первому зову бросается на поиски загулявшего кота.

В нем мальчишки курят только понарошку, чтобы убедиться в том, что это противно, и никогда больше не брать в руки сигарет.

В нем соседи не плюют друг на друга через высокий забор, а помогают.

В нем люди не забрасывают желчными камнями одинокую мать, чей пятилетний ребенок без присмотра остается ночевать в подъезде, а проникаются пониманием и стараются помочь.

В нем война – только тяжкое воспоминание, вплетенное в сказку, ее больше нет, и никогда не будет.

Главная героиня баба Дуся раскрывается далеко не сразу. В первых двух рассказах цикла, по жанру ближе прилегающих к байке, она только наивна, и детская наивность ее подчеркивается внешними штрихами – маленькими ручками и звонким голосом, который все принимают за голосок ребенка. Эти штрихи, в совокупности с характерным жестом (в удивлении баба Дуся прикрывает ладошкой рот и покачивает головой) и "коронной" фразой ("Что же это на белом свете деется-то?!") уже создают некоторую фактуру, обозначают характер. Но вот начинается третий рассказ – "Приблуда" – и байки заканчиваются, а героиня проявляет себя с другой стороны. Обнаружив спящую на лестнице голодную и замерзшую девочку, она не звонит в милицию или органы опеки, как это "положено",  а поступает по велению сердца – забирает ее домой. В следующем рассказе образ Евдокии Кузьминичны получает новую краску: баба Дуся оказывается талантливым и мудрым педагогом.

И постепенно, от рассказа к рассказу, вырисовывается бесхитростный и незамысловатый, но какой-то близкий сердцу образ – человека с непростой судьбой и простой душой, основной движущей силой которой является доброта…

…Писатель начинает там, где заканчивает рассказчик. Можно поведать сколь угодно привлекательную историю, но небрежная подача смажет все впечатление и сведет усилия рассказчика практически к нулю. Цикл рассказов Любови Чуриной в том состоянии, в котором он пребывает сейчас, ассоциируется у меня с золотоносной рудой.  В нем есть драгоценные вкрапления, но их нужно извлечь, очистить от языкового шлака – откорректировать стиль, исправить ошибки, отшлифовать диалоги так, чтобы речь героини не "прыгала" бессистемно от простонародного стиля к литературному, словно говорят два разных человека (например, только что баба Дуся сказала: "Ну, чтоб мальчишки, значит, поняли. Прости, милок", - стиль один, но она тут же добавляет: "Я понимаю, конечно, что даже в воспитательных целях так поступать нельзя. Меня это, конечно, не прощает", - стиль совершенно другой). Одним словом, требуется проделать большую, кропотливую, но крайне необходимую работу - работу именно над подачей материала. Если автор найдет в себе силы и терпение переработать "единого слова ради тысячи тонн словесной руды", его усилия будут вознаграждены сторицей – в его руках окажется замечательный самородок, способный доставить читателю не только нравственное, но еще и эстетическое наслаждение.