Достали

   Вынырнув из глубокого сна, Линда не сразу сообразила, от чего, собственно, она проснулась. Уши ее повернулись в направлении источника звука. Рядом, мирно посапывая, спал ее щенок.
   Звук повторился снова. Так и есть, звали  ее, Линду, ласковым голосом.
   Она лизнула отпрыска и, выбравшись из будки наружу, сонно потянулась.
   Ее дом находился под крыльцом хозяйского дома, которое владелец уже долгое время пытался переоборудовать под веранду.
   В ночном небе сияли яркие жемчужины звезд, а между ними плыла полная луна, предвещая беду.
   Снизу, в просветы между ступенями лестницы, были видны чьи-то ноги.
   Собака насторожилась, но что плохого может таиться в ласковом голосе, зовущем ее по имени, и знакомом с детства?

   Щенок был разбужен жалобным предсмертным взвизгом матери. Дрожа всем телом, он принялся тоскливо скулить, не сводя глаз с входного отверстия конуры. Но тут в будку проникла ужасная рука в черной перчатке. Жертва в ужасе умолкла.
   Больше никогда уже щенок не издаст ни звука.


* * *

   Шурик был разбужен ранним утром громким криком матери на улице.
   – Смотри, что сделали, твари!– всхлипывая, говорила она сонному сыну, стоявшему рядом в одних штанах и сонно протиравшему глаза кулаками.
   Шея Линды, их собаки, была передавлена калиткой забора, окружавшего дом. Выкаченные глаза, сочащиеся кровью, начинавшей уже сворачиваться, вывалившийся посиневший язык и свернутая в сторону челюсть говорили о страшных предсмертных страданиях животного. Лапы ее торчали в разные стороны.
   – Что наделали, изверги!– причитала Любовь Петровна.
   – Ты же сама хотела, что бы ее кто-нибудь съел!– воскликнул Александр.
   – Но не так жестоко!
   – А где щенок?
   – В самом деле,– Любовь Петровна оторвалась от созерцания ужасной картины, подошла к будке и, наклонившись, заглянула в нее. Резко выпрямившись, она коротко вскрикнула и зажала рот руками.
   – Что еще?– Шура подошел к будке и достал из нее холодный трупик. Голова щенка была повернута под неестественным углом. Шкурка вокруг рта и ноздрей была бурой от запекшейся крови.
   – Саша, иди, закопай их где-нибудь в лесу.
   – Я спать хочу!– резко ответил тот.
   – Ну, Саша, Ильюшка проснется, увидит, бояться потом будет.
   – Мама, а что там такое?– как на зло, раздался с веранды детский голос.
   – А ну, давай домой быстро!
   Любовь Петровна бросилась к нему, пытаясь закрыть собой страшную картину.
   – Что там?! Ааа! Линду убили!– закричал, что было силы, младший брат Шурика, захлебываясь рыданиями, и пытаясь вырваться из рук матери.
   Александр, хмыкнув, прошел в пристройку и взял там лопату.

   Когда он возвращался с «похорон», ему встретился глава семейства Анатолий Петрович.
   – Ты где бродишь?!– заорал тот, едва увидев Александра.– Давно уже пора забор ставить! Я тебя пол часа ищу!
   – Я псину вашу хоронил!– бросил он резко.
   Повседневная игра на нервах начиналась.
   – Что ты мне тут нервничаешь? Забор что, мне нужен?!
   Надо заметить, что забор был лишь одним из множества начинаний затейника Анатолия Петровича, в ряд которых входили недостроенный гараж, фиктивная баня, на заготовке дров для которой, однако, Шурик ежедневно оставлял последние силы.
   – Сходи, возьми моток проволоки, и приходи сюда.


   Шурик прислонил лопату к стене недостроенного гаража и принялся искать проволоку


   – Где этот сукин сын?– Анатолий Петрович явно устал ждать.
   – Эй, ты!– крикнул он.– Где ты там?
   Подождав немного, еще раз крикнув и не дождавшись ответа, он выругался, и сам пошел к гаражу.
   – Эй, где ты там?– позвал он, зайдя под крышу недостроенного сооружения.
   Солнечные лучи, беснующиеся снаружи, не попадали сюда. Из темной глубины гаража тянуло сыростью и неприятной прохладой.
   Глаза Петровича, привыкшие к яркому солнцу, почти ничего не различали во мраке гаража и он, на ощупь, двинулся вперед.
   Вдруг, ударившись обо что-то ногой, он с громкими проклятиями повалился на земляной пол и, сильно приложившись головой к железному швеллеру, потерял сознание.
   Он не знал, сколько пролежал так, но, очнувшись, почувствовал, что не может пошевелиться и, первым делом, громко выругался. И тут Анатолий Петрович вспомнил, обо что споткнулся. Дело в том, что дня три назад, он привез какой-то чехословацкий трехцилиндровый двигатель. Для чего, он и сам толком не знал.
   – Проклятый мотор!– процедил он сквозь зубы.
   В этот момент к лопате, стоявшей у стены гаража, протянулась рука, затянутая в черную перчатку. Остро отточенная лопата сверкнула на солнце.


   Окончательно придя в себя, Анатолий Петрович понял, почему, собственно, не может двинуть ни рукой, ни ногой. Все его тело было опутано стальной проволокой.
   Какой-то звук заставил его, сколько можно, приподнять голову и посмотреть в направлении его источника.
   В слепящем квадрате входа четко вырисовывался черный силуэт человека, державшего в руках лопату.
   – Саня?
   Петрович редко называл его по имени, но тут был особый случай.
   – Саня, это ты?
   В ответ раздался громкий пронзительный хохот.
   Лопата воткнулась в земляной пол между туловищем и головой Анатолия Петровича. Мрак гаража скрыл, как голова, лишенная опоры, качнулась, и легла на бок, как кровь, сопровождаемая булькающим хрипом, вырывавшимся из перерубленного горла, быстро за-полнила углубления в земле.

   Шурик, с бухтой стальной проволоки в руках, вышел из сарая, стоявшего поодаль, и оглянулся.
   – Петрович!– позвал он.– Петрович, ты где?
   Не найдя его, Александр зашел в дом.
   – Ну что, поставили забор?– спросила мать.
   – Поставили, – с сарказмом ответил он.– Петрович куда-то делся.
   – Как, куда-то делся?– не поняла Любовь Петровна.
   – Как-как, ушел куда-то!
   – Ну, так ты бы его поискал.
   – Щасс!– взорвался Шурик.– Все брошу и побегу его искать! А идет он к гребанной матери!

   Весь день он выполнял заказы друзей, переписывая музыку с кассеты на кассету.
   Брат Ильюха, соорудив себе портупею из старого ремня и, надев отцовский галстук, изображал из себя «офицера союзников» и обзывал Шуру выражениями типа «паскуда ****ская». А то, выдумывал и покруче.
   В конце концов, наступил вечер, за окном стемнело.
   У Шурика зажевало пленку кассеты, он раскрутил ее и усердно пытался вставить назад, что требовало нечеловечески нервного напряжения.
   – Саша!– раздалось из кухни.– Спустись в погреб за картошкой!
   Шурик с ворчанием оторвался от кассеты, вышел в прихожую, где находился вход в подпол, и, убрав в сторону коврик, открыл люк.

   Любовь Петровна явно собиралась что-то стряпать. Когда ей понадобилось мясо, она подошла к холодильнику и открыла морозильную камеру.
   – Что это?– спросила она сама себя.
   Она точно помнила, что в морозильнике лежала только курица. Но теперь там лежал еще какой-то целлофановый пакет, белый от покрывавшего его инея.
   – Что это?– снова спросила себя хозяйка и вынула его из холодильника.
   В следующий момент она с визгом отбросила пакет в дальний угол кухни. Дело в том, что, открыв его, чтобы рассмотреть содержимое, она обнаружила внутри труп Линды и ее щенка.
   – Сашка! Чья это работа?!– громко крикнула она.
   Ответом ей была лишь мрачная тишина, выливающаяся из люка погреба, и растекаю-щаяся по дому, как зловещая опухоль.
   Немного успокоившись, Любовь Петровна взяла пакет двумя пальцами за уголок и вы-бросила его в окно.
   Ильюшка был на улице, Шурик, не откликаясь, копошился в погребе и она, напевая, что бы разогнать зловещую тишь, принялась за стряпню. Но, открыв кастрюлю, она побледнела. Выкатив глаза, не в силах вымолвить ни слова, она стояла, не отрывая взгляда от кастрюли.
   Оттуда мертвыми глазами на нее смотрело перекошенное гримасой смерти лицо Анатолия Петровича. Его отрубленная голова плавала в бульоне.
   Любовь Петровна стала пятиться задом, прочь из кухни. Выйдя в прихожую, она не заметила, что люк в погреб оставался, все еще, открыт, и рухнула в черноту погреба.

   Придя в себя, она некоторое время соображала, где находится, потом попробовала подняться, но левая нога отказывалась служить, и при этом страшно болела.
   – Саша,– позвала она и двинулась, подтягивая за собой ногу, во мрак подполья, прочь от спасительного светлого квадрата вверху, в поисках сына.
   Впереди что-то блеснуло, что-то длинное и узкое, отражая свет, падавший из открытого люка.
   – Саша, это ты?
   Лезвие длинного кухонного ножа прошло сквозь ее тело, выйдя из спины. Желудок ее сжался в предсмертном спазме, и изо рта на убийцу выплеснулась струя крови.

   Ильюха зашел с улицы в дом и громко позвал:
   – Мама!
   Но в этот момент он увидел вылезающего из подвала Шурика, измазанного кровью, с бешеным блеском в глазах.
   – Сашка, где мама?
   Тот ничего не ответил.
   – Где мама?!– завопил младший брат страшным дискантом.
   – Иди сюда,– вместо ответа, почти ласково, позвал Шурик и протянул свои окровавленные руки к ребенку.
   Но тот резко повернулся и, с громким криком, бросился прочь из дома.

   Через некоторое время к дому подошел сосед, милиционер Толя.
   Он оглядел его, вынул из кобуры пистолет, и поднялся на веранду. Открыв дверь ногой, и держа пистолет наготове, блюститель порядка и законности прошел внутрь.
   К двери подсобной комнаты вели кровавые полосы, как будто по полу что-то волокли.
   Толик открыл дверь резким движением и остолбенел.
   В комнате, где Анатолий Петрович оборудовал себе мастерскую, лежали страшно изуродованные тела. Здесь же лежали две мертвые собаки, уже начинавшие оттаивать.
   Желудок милиционера скрутило, и его вырвало.
   – Толик, знаешь, как они меня достали!– раздался в этот момент голос позади него.
   Сзади, с ножом в руке, стоял Шурик.
   Анатолий резко развернулся на каблуках и выстрелил, но был отброшен внутрь мастерской страшным ударом.
   В облаке порохового дыма он видел, как маньяк закрывает за собой дверь. Из его левого плеча, куда попала пуля, сочилась кровь, окрашивая рукав рубашки в красный цвет.
   – Зря ты так поступил,– проговорил Шурик и поднял, отлетевший во время удара, пистолет.
   Руки и ноги Толика были хладнокровно прострелены. Он стал беспомощной игрушкой в руках безумца.
   Шурик не без труда, учитывая простреленное плечо, поднял бессильную жертву, уложил на верстак и подвел голову соседа под сверло сверлильного станка.
   – Прощай, Толик, встретимся на том свете.
   Убийца взвел автомат, и патрон станка бешено завертелся.
   Анатолий, изо всех сил скосив глаза, наблюдал за вращающимся сверлом, сверкавшем все ближе.
   Он, дрожа и обливаясь потом, поспешил прибегнуть к последнему способу спасения.
   – Шурик,– проговорил он срывающимся голосом.– Вспомни, я когда-нибудь причинял тебе зло? А помнишь, как я подвозил тебя на машине?
   Александр приостановил подачу сверла.
   Рука Анатолия, почти непослушная хозяину, тем временем медленно тянулась к пистолету, который убийца положил рядом на табурет.
   – Зачем ты в меня стрелял?
   – Просто, я ошибся.
   В этот момент оружие оказалось в руке милиционера, но издало лишь щелчок, не дав желаемого результата. Все патроны были выпущены.
   Шурик с остервенением крутанул рукоятку подачи сверла. Оно вошло в голову, залив все вокруг страшным джемом из крови, мозга и лимфы.

   Солнце садилось, отбрасывая длинные тени. Александр сидел на ступеньках веранды, тихо чему-то улыбаясь.

The END

Где-то 1992 год
На самом деле все до сих пор живы;