Все посмотрели на убийцу!

Ну, и как я вам? Похож?

Что значит, на кого? На убийцу.

«Не так, чтобы очень, но кое-что есть»? Смешно, хотя и неправильно.

Я совсем на него не похож. Ни капельки! Ни единой черточкой! Я вообще убийцей задуман не был.

Спросите, откуда же тогда все взялось? Вот и я хочу узнать. Каждый день себя об этом спрашиваю, бешусь, хочу остановиться, но не могу. Души не хватает.

Я ведь утром просыпаюсь – человек человеком, никого не желаю убивать. Умываюсь, бреюсь, завтракаю… Не скажу, что всегда благостен и миролюбив, но это совсем другое – любой может проснуться с тяжестью на душе. Особенно, если один, если не выспался или, открыв глаза, увидел за окном совсем не то, что собирался. Такое я проглатываю, как пилюлю – горькую, но необходимую.

Плохое начинается потом.
Вот, хоть сегодня, уже в маршрутке, по дороге на работу… Какой-то тип прошелся по моим ботинкам так, словно меня в них не было. Он не оглянулся, не буркнул ничего, что можно было бы принять за извинение. Просто плюхнулся на сиденье напротив, ткнул в меня вонючим кулаком с парой монет и процедил, не глядя: «Слышь, водиле передай».

Я убил его тут же, сразу после того, как переправил деньги по назначению. Посмотрел прямо в лицо, похожее на переваренный пельмень, и мысленно выплюнул: «Что б ты сдох!».

О-о, не смейтесь! Я, конечно, не герой Стивена Кинга, который, едва ли не воочию, видел зарождение смертельных болезней у тех, кого он проклинал. Я проще, но смертоносен так же. Этот «пельмень», вполне возможно, поедет дальше здоровым, как бык. А возможно, цирроз уже разместился в его печени, задолго до меня. Но одно знаю точно – раз я «плюнул» в него всем своим отвращением, «плюнул», прекрасно понимая, как материальна мысль, значит, «плевок» мой обязательно достигнет цели! Не сегодня, так завтра…

На работу я приехал уже убийцей.
Включил компьютер, поработал пару часов над документами, прикидываясь человеком. А потом, при всей очевидной бессмысленности моей работы, с легкой душой пошел в курилку. Там уже собралась целая свора работников, вроде меня.

Разговоры, хохот, оскаленные зубы – здесь все одной крови. Единая стая, где я – волк одиночка – принят лишь на правах балагура и знатока скабрезных анекдотов. Они это уважают. Они – сплошь семейные люди. Когорта «Толстяков» и «Белых медведей» с одним общим именем – «Мужик».  Лучшая забава – посиделки где-нибудь в гараже, или пивной забегаловке. Короче, везде, где можно «классно поржать» над другими, которые, как лохи, с семьей, по всяким филармониям…

Этих я убиваю без сожалений и угрызений совести. Другие, которых жалко, сюда обычно не ходят. У них своя стая, где мне совсем нет места. Тем я банально завидую, но зависть - это наркотик другого сорта. Его надо потреблять малыми дозами, очищенным от примесей, и не углубляться, чтобы не затянуло… Семья, преданность ей, вечерние совместные прогулки, тихие разговоры за ужином… Химера!

Я рассказываю очередной анекдот, мысленно расстреливаю ржущие рыла и ухожу.
Мне нужно к начальнику.
Он уже отсидел положенные часы на совещании у начальника повыше, и теперь нуждается в разрядке.

Я стал «мальчиком для битья» потому что, когда-то, вместе учились и, кажется, даже дружили. Он и теперь вспоминает о дружбе всякий раз, когда заставляет делать то, что я особенно ненавижу. В этом бывший друг толк знает. Самое неприятное он сообщает с особенным сочувствием. Даже выходит из-за стола, доверительно приобнимает и, с показной нервозностью ослабляя галстук, жалуется на отсутствие надежных людей: «Я ведь, кроме тебя, больше никому…». Я делаю вид, что верю, и языком чувствую растущие клыки.

Неделю назад сглупил – обмолвился мимоходом, что ненавижу ходить к делопроизводителям. Результат не замедлил сказаться! Сегодня начальник и бывший друг приготовил мне задание «особой важности», которое состояло в получении крохотной справки именно у делопроизводителей. «Что ж поделать», - он сочувственно похлопал меня по плечу. – «Кроме тебя я ведь никому больше…»

Кто бы сомневался.
Я убил бывшего друга, когда он возвращался к столу. В спину. Как и положено.
А потом пошел в ненавистный кабинет, где давно и безуспешно убиваю одну из сотрудниц.

Нет, нет, никаких ТАКИХ отношений у нас с ней не было! Просто однажды, во время ремонта в здании, её «подселили» ко мне в кабинет. Я думал… Впрочем, уже неважно, ЧТО я думал. Дама страдала от семейных неурядиц и жаловалась на них ежедневно, в течение всего рабочего дня. А чтобы я не ослаблял внимания, то внезапно хваталась за сердце, то рыдала в голос.

Это был сущий кошмар!
Домой я возвращался с бетонной плитой её проблем на плечах. Руки пахли корвалолом и валерианкой, по ночам стали сниться кошмары. В них я неизменно проваливался в черную дыру рыдающего рта, выныривал и снова проваливался.

Две недели убийца во мне не исчезал ни на минуту. Но и потом, стоило оказаться в пределах её видимости, безутешная страдалица, с криком: «Ой, вы знаете…», впивалась мне в руку и не отпускала её до тех пор, пока очередная порция чужих бед не повисала на моей шее удавкой.

Убивать эту тетку было особенно противно.
И сегодня я, с гадливостью, захлопнул дверь в кабинет делопроизводителей, после того, как сорок минут простоял в ожидании крошечной справки, с рыдающей гирей на руке.

В итоге, во время обеда, была убита буфетчица за слишком визгливый голос, а потом и заслуженный ветеран-пенсионер, слишком шумно стягивавший борщ с ложки. Последнего, конечно, зря. Но убийца во мне уже щелкал зубами без разбора.

Чтобы лишний раз его не раздражать, уходя с работы, я нарочно сделал крюк и сел в маршрутку на конечной остановке. Забился на сиденье, поближе к окну, подальше от выхода, в надежде на то, что до дома доберусь без убийств.

Но беда не ходит одна.
Уже на следующей остановке рядом со мной упал совершенно пьяный, смрадный тип.
Мутным взором он осмотрел окрестности и заметил в моих руках литровую бутылку минералки. Вонючая рука тут же потянулась к ней: « Дай! Слышь, дай, а то трубы горят». Я демонстративно спрятал бутылку в портфель. «У-у, ты, гнида», - еле выговорил пьяный. – «Пожалел ...» После этого он развалился на сиденье, примостив голову мне на плечо.

Пришлось встать.
Свободных мест в маршрутке уже не осталось, и я отошел подальше, к выходу, где не так чувствовался алкогольный смрад. Весь автобус смотрел на меня с ненавистью. А какая-то старуха с двумя тяжелыми мешками, стоя над сидящим парнем в наушниках, прошипела мне в спину: «Ишь, водички он пожалел, а человек мается…».

Я убил их всех и вышел.
Потом была длиннющая очередь за хлебом и, во главе её, жеманная барышня, выясняющая у продавца, какие пирожные свежие, какие нет, и, что из чего сделано?
Эту, в конце концов, убила вся очередь, но и я в стороне не стоял.
Потом, уже на подходах к дому, был уничтожен дворовый наркоман, матом требовавший у меня подачки, и его друг, гадивший прямо у подъезда.

Наконец, я отпер ключом дверь своей квартиры, ввалился в спасительный вакуум и заперся на все запоры.
Тишина… Покой…
Убийца еще какое-то время повозился и затих, не находя жертвы. А к ужину скис настолько, что не среагировал даже на диктора теленовостей, который, со скорбным ликованием, сообщал о дневных несчастьях.

На сегодня убийства закончились.

Вот только ночью, сам не знаю почему, я вдруг встал и подошел к зеркалу.
Из темных его глубин смотрел человек, совсем не похожий на убийцу. Просто тихий, безответный очкарик.

Я знаю… Я знаю, что утром надо начинать с него. Может, тогда все будет уже не так остро? Но рука не поднимается. Из лица в зазеркалье смотрят черты моего отца, который никогда не садился в городском транспорте; черты матери, до смешного наивной по нынешним временам; и мои собственные, из того детства, когда верилось только в хорошее.

Почему я перестал это хорошее видеть? Почему бесполезными вдруг стали и моё воспитание, и моё образование? Неужели, только потому, что первое не дает второму стать лишь средством для добывания денег? Почему, вопреки и воспитанию, и образованию, я, всё же, позволяю себе попытки «соответствовать», но и те выходят корявые, не до конца…

Не знаю. Ничего не знаю. А бороться со всем этим Души не хватает.
Зеркало запотело от моего дыхания, стало мутным.

А может, всё проще? И я не решаюсь убить сам себя из боязни обнаружить пустоту там, где сейчас сидит, хотя бы, убийца? Что останется под этой оболочкой, кроме памяти и бесполезных идеалов? Куда я с ними?

Одна знакомая сказала: «Иди в церковь». И я пошел. И, прямо на входе, уперся носом в большущую надпись: «В храме сумки без присмотра не оставлять!»

Говорят, человек видит только то, что хочет. А как быть, если я не хочу, но вижу?! Не хочу, но убиваю?! Я же не был задуман убийцей! И дураком тоже задуман не был, поэтому понимаю, что, в сущности, всем глубоко наплевать на мой внутренний протест и гнев. Что убиваю я, в конечном итоге, только одного…

Вам уже скучно?
Понимаю и это.
Обещанный убийца оказался мелким злопыхателем и самоедом.
Что ж, не смею задерживать, господа. Простите, что разочаровал.
Но, себе в оправдание, скажу: все мои убийства обязательно достигнут цели. Не сегодня, так завтра. И цель эта – Я…