Мери...

-молодой человек, молодой человек, что ж вы всё меня проходите?
Не проходите мимо!
У меня товар ничуть не хуже чем у других - мелодично и как-то жалобно, нараспев, с сочным акцентом тянула молодуха неопределённого возраста.
Уже битый час я топчусь на пицундском  рынке в надежде выбрать себе футболку.
Начало сентября, а жара такая, что горит белок глаз, а карие зрачки мои расширены до предела и кажется,  совсем уже выцвели, став цвета кофе с молоком, причём кофе в них  практически уже не осталось, или и не было… Теперь я понимаю, почему коренные абхазы голубоглазы.
Абхазия…
Апсны - страна души…
Молодуха перешла на истерический фальцет…
меня уже мутит, то ли от неё, то ли от жары, то ли от однообразия-многообразия выбора, то ли от перепробованного местного вина, коньяка и  чачи…
а как не попробовать!?
Когда на этом рынке смешали всё! Не пойти, не проехать…
тут и вещи, и сувенирчики больших и малых размеров с патриотической абхазкой тематикой и дары природы в виде изысканных по вкусу и красоте местных субтропических фруктов и живности (ах, какие тут перепела!) местных напитков, чёрт возьми, но вкусно! И отказать нельзя местным торговкам, обижаются!
Там колпачок, здесь глоточек, там аромат, тут 50 грамм…
И уже мутит…
Рынок то небольшой, так, рыночек по московским меркам.
Приблизительно такой можно встретить в Москве, например, на Сущёвке. Даже лица практически те же, в смысле кавказские…
Жара!
Абхазы все небольшого роста, и проблема выбора у меня одна, размер мой есть, а вот рост…
скажу прямо, все футболки, майки мне до пупа! 
…шорты бы ещё купить - промелькнула правильная, в общем-то, мысль, и тут же растворилась в полуденном зное…
крупные капли пота у меня уже на носу, на лбу и даже на бровях, и все грозят сорваться вниз бурным потоком и устроить всемирный потоп в рыночном масштабе…
джинсы хоть выжимай, нет сил, не двигаться, не стоять, присесть бы…
я остановился…
торговка оживилась, улыбнулась мне широкой улыбкой и затараторила еще мелодичней, но уже без жалобных интонаций в голосе, а призывно и даже как-то по-дружески, чуть ли не любовно.
- молодой человек, тебя майку надо? Я вижу, ты всё ходишь-бродишь, тут спросил, там поговорил, ко мне не подходишь…  тебе какую надо то?
дай-ка я подойду к тебе, встану о подле тебя…
молодуха бочком кое-как протиснулась между двух сваренных ещё в советские годы уже достаточно потрёпанных временем металлических  и когда окрашенных в зелённый цвет прилавков. Встала возле меня и восторженно вскричала
- о! великан! Откуда ты такой приехал, молодец, где остановился? Вижу притомился, а у меня дом шикарный, сад большой и за дёшево, хочешь, поживи у меня. Для тебя даром… ты…
Я перебил её неудержимо льющиеся поток слов, сказав, что уже остановился в пансионате «Сосновая роща» у Родионовны.
На что она протараторила практически на одном дыхании
-сосновка! Знаю, знаю… хорошая хозяйка, нечего сказать, какое хозяйство держит и всё строит и строит, и всё сама, сама, не баба она прямо, про неё говорят у нас в Апсны, не женщина, а баба с яйцами! Хватка у неё будь здоров, ох уж деловая эта Родионовна!
-мне б маячку прикупить у вас, не найдётся на меня…
-как не найдётся, на вот эту померь!
Молодуха, как по волшебству, протянула мне белую тряпицу, лихо сшитую пополам крупными цветными стяжками, с прорезями для рук и головы, с набитым на груди  горделивым абхазским флагом.
Я повертел голову в поисках примерочной кабины…
-Астамур, Энвей, Мери - прокричала она иступлёно и зычно, (как львица, созывая своих львят на трапезу) и ещё что-то бегло проговорила  по-абхазки.
Прибежали два смышленых мальчугана видимо погодки с противоположных концов рынка, с соседнего ряда, с дальнего прилавка встала и неторопливо подошла молодая девушка лет 14-15…
если я скажу, что она была красива, этим я ничего не скажу. Она была очень  красива и грациозна…
много я видел красивых женщин, но такой красоты никогда.
Густой иссиня-чёрный водопад сильных волос ниспадал на её тонкие, но уже достаточно сформированные женские плечи и струился дальше, заканчиваясь, где-то в районе двух округлых выдающихся крепких ягодиц.
Её кожа была в меру загорела и прозрачна, причудливый узор кровеносных сосудов светился изнутри перламутрово-розоватым сиянием.
И на этом фоне, как два бездонных озера, располагались громадные чётко очерченные правильной миндалевидной формы глаза, цвета голубого и непознанного…    
- это мои дети – представила львица своих львят, улыбаясь
- мальчики помогут, заслонят тебя этой завесой - сказала она, беря большой кусок какой то цветастой ткани из рук дочери.    
А дальше…
дальше я ничего не помню…
очнулся я уже у Родионовны в пансионате.
Я купил и майку, и шорты и шлёпки у этой женщины, у молодухи, у львицы…
Всё как во сне…
И сейчас, когда я пишу эти строки, где-то в глубине моей памяти всплывает образ её дочери, Мери… Мери… Мери…
Мне часто с тех пор сниться один и тот же сон, где она стоит передо мной и держит в руках маленькое заляпанное многочисленными руками кривобокое зеркальце, в котором нельзя что-либо рассмотреть…
А кругом толкотня, мелькают расплывчатые силуэты  людей, торговки, покупатели, все о чём-то разговаривают, отчаянно жестикулируя, но звук выключен…
немое кино…
…я смотрю его и отчётливо вижу только её,  и это дурацкое зеркало.
Мери…