Сказка. ч. 5. гл. 47. раздел 6. чудотворная

РАЗДЕЛ  6.  ЧУДОТВОРНАЯ.

  Чудеса не заставили долго себя ждать. В те смутные годы статистика загадочных гибелей, исчезновений и убийств была столь обширна, что на ее фоне не сразу проявилась направленность действия нашей Чудотворной.
  Хомяк и Пришельцы целыми сутками, без сна и отдыха, изучали прессу и донесения специальных агентов о поисках правительственной иконы: ясно было, что преступный мир так же лихорадочно разыскивает ее с целью либо уничтожения, либо использования чужими руками в своих целях (бандиты должны были отчетливо осознавать, что правило “ста метров” распространялось  на них всех безоговорочно и беспощадно). “Чудеса” вроде  сведений счетов между различными бандформированиями происходили тогда чуть ли не ежедневно, так что очень трудно было выявить на их фоне узкую направленность нашего кумира. Дух серьезно опасался, что может возникнуть движение за уничтожение  всяких предметов искусства, ибо каждый из них мог таить в себе смертельную опасность для преступного мира, в тот период практически безраздельно властвовавшего в России.
- Надо что-то делать, товарищи, - бормотал он, организовать охрану нашей реликвии… жаль только, что непонятно, как она выглядит и как ее найти!
- Послушайте, уважаемые, - дребезжал Хомяк, - у меня появилась ценная мысль: поскольку неизвестно, что конкретно  надо спасать, следует спасать все, в том числе и то, что нужно!  В любом случае мы не ошибемся, сохранив для человечества  все то, что олицетворяет и воплощает изобразительное искусство как таковое, и наши имена впишут в Красную книгу…
- Что ты плетешь, старик, - не выдержал Азазелл, - в Красную книгу записывают редких и исчезающих представителей животного и растительного мира! Может быть, имеется в виду Книга рекордов Гиннеса?
- Милостивый государь, - зловещим голосом прошипел Хомяк, - извольте объясниться: как вы смеет разговаривать подобным тоном? Как стоишь перед офицером, скотина!  -  взревел вдруг он грубым хамским голосом, - я тебе сейчас покажу, как следует стоять перед старшим по званию! Смирно! На первый-второй – рассчитайсь!
Дьявол машинально вытянулся по стойке “смирно”; через мгновение глазки его загорелись  адским злобным огнем, но тут же и угасли: негодяй, по-видимому,  вспомнил,  кем был разжалован в денщики и кто сейчас здесь хозяин.
- Слушаюсь, ваше благородие! – молодецки гаркнул он, - первый-второй, первый-второй…
- Достаточно, - снисходительно и почти что милостиво осклабился  старый имам-папа, - я вижу, ты усвоил некоторые правила хорошего тона. Можешь оправиться и покурить. Вольно!
И Дух поспешил убраться восвояси.
- Я вот что имею в виду,  - продолжал  служитель двух культов, затягиваясь дорогой гаванской сигарой, -  сохранив памятники культуры и искусства для потомков, мы навеки обессмертим свои имена,  и совершенно неважно, в  какие книги их впишут – хоть в гроссбухи бухгалтерского учета, хоть в Большой Энциклопедический словарь. Памятник самим себе воздвигнем мы, так сказать, нерукотворный, и поэтому к нему не зарастет народная тропа… вы все, надеюсь, поняли?
- Ты, старик, говори да не заговаривайся, - оборвал Хомяка Бука, которому явно не понравился менторский тон понтифика, - мы тут не твои денщики, и ты не Господь Бог; к тому же нехорошо так явно заниматься плагиатом, а тем более –  обворовывать беззащитных покойников, которые даже в суд подать не могут!
Старик пристыжено замолчал, но злобу, по традиции, затаил и только сверкнул очами так, что всех едва не обожгло. - “Вот еще один чудотворец нашелся”, - не сговариваясь, почти что одновременно подумали мы. А я почему-то подумал о том, что, по существу,  он все-таки абсолютно прав, что памятники культуры заслуживают лучшего обращения – неважно, чудотворные они или нет… словом, его предложение было полезным, и его стоило обсудить всерьез.
- Выйдем, господа, с предложением к Джахангиру относительно усиления уголовной ответственности за вандализм – вплоть до смертной казни через повешение? – обратился я к высокой аудитории, - Хомячок-то дело говорит! Пусть он ведет себя несколько вальяжно, но не судите его строго,  учтите  трудное прошлое, тяжелую денщицкую работу, опасную профессию… так, товарищи, или не так?!
Собрание хранило угрюмое молчание. Откуда-то из дворницкой выкатился Азазелл  и мерзким козлиным голосом заблеял:
- совершенно справедливо изволили заметить, господин перегрин, все так-с! Их благородие, высокочтимый  и сиятельный Хомяк-с верно сказали-с! Клянусь самим Сатаной… тьфу, Господом Богом, что не найти сейчас в мире более мудрого пророка, чем светлейший и мудрейший великий понтифик!
Здесь мы, не выдержав, прыснули, и обстановка разрядилась. Можно было спокойно  продолжить обсуждение. Слово взял старый скептик и мизантроп Бука:
- Ну, хорошо, примем мы меру к  охране искусства как такового, но ведь это только полумеры при решении столь важного вопроса, как поиски Истины, заключенные в  чудотворной иконе… то есть картине или скульптуре. Я могу предложить метод – пусть несколько садистский и изуверский, а самое главное – трудоемкий, но  слишком уж много времени потребуется для выявления  Чудотворной!
- Что ты такое выдумал, коллега, - тяжело вздохнул Бяка, - чего не мог бы выдумать я сам? Любопытно!
- Мой способ крайне прост, и испытывать его будем на тех, кого не жалко, - уверенно продолжал Пришелец.  -  Вначале беремся за музеи изобразительных искусств, и экспонаты под соответствующей охраной  демонстрируем в тюрьмах по схеме: картина № 1 – 1-я камера, номер два – вторая камера… и так далее. Эффект присутствия Чудотворной сработает сразу же, негодяи погибнут на месте.  Если ни одна из картин  не “сработает”, возьмемся за скульптуры, затем перейдем к амфорам… словом, потребуется масса  времени и исполнителей. Да, кстати, совсем забыл про иконы, а ведь, скорее всего, там-то и следует искать наш вожделенный   предмет!
- У меня есть серьезное возражение, - отозвался Бяка, - а ты уверен, что охранники, подступившие по ошибке к Чудотворной, сами не являются грешниками? Солоно же им придется!
- Тогда пусть этим делом займутся, скажем, священники или монахи, - не растерялся Бука, - народ в общем-то праведный, вся жизнь у них проходит в постах да молениях… им и поручим!
- Ой ли? – ядовито продолжал Бяка, - а не ошибемся опять? Да в этой среде праведников в процентном соотношении  ничуть не больше, чем, скажем, в милиции или в армии. Каждому ли солдату или полицейскому можно доверить материальные ценности?
- Не морочь мне голову, коллега,  - начал раздражаться первый Пришелец, - что нам теперь, у Господа ангелов требовать? Или самого его попросить  искать эту иголку в стогу сена? Будем работать с тем материалом, который имеется, и баста!
- Послушайте, господа, - внезапно осенило меня, а ведь наш  объект умеет прекрасно защищаться  и сам! Какой негодяй сумеет подойти к нему ближе, чем на сто метров? А, поскольку никто не знает, что именно из всех произведений искусства представляет смертельную опасность, то  никто отныне не посмеет заниматься вандализмом. Следует только широко оповестить о чуде все слои населения нашей страны! За работу, товарищи!
И заработала множительно-копировальная техника по всей стране, предупреждая население о недопустимости  варварского поведения в присутствии  священных предметов, представленных на нашей Богом забытой  планете  разнообразными картинами,  скульптурами, фресками, барельефами, книгами…Чудотворная, еще никак не обозначившись, уже начинала приносить пользу цивилизации. А мы  потребовали от Кощея немедленной организации службы мониторинга  несчастных случаев, связанных  с попытками вандализма: представлялась уникальная возможность  найти искомый объект за счет трижды никому не нужной жизни  какого-нибудь мерзавца или негодяя. Через три дня  Джахангир, загоревшийся этой идеей, подготовил проект соответствующего Указа, а еще  сутки спустя по стране уже забегало сорок тысяч одних только курьеров, занятых сбором чрезвычайно важной информации о летальных исходах, связанных с покушениями на  предметы, воплощающие  культуру человечества. Вскоре к нам стали поступать  самые курьезные сообщения:
- Камчатка, поселок Елизово. Сообщаем вам, что во время попытки кражи из местного краеведческого музея бронзовой статуэтки Фемиды трагически погиб известный вор-рецидивист Грабарь-Хапунов  по кличке Носильщик, убитый мечом  изваяния при его падении  на голову пострадавшего. Фемида взята под усиленную охрану в качестве потенциальной Чудотворной. Старший агент Малдер Иванов.
- Подмосковье. Сообщаем, что взрыве чугунного памятника  покойному царю Николаю Кровавому осколком был убит террорист-любитель Иван Догматов-Непримиримый. Осколки памятника взяты под охрану  с целью проведения экспертизы на предмет его возможной чудотворности.
- Якутия, город Мирный. Сообщаем вам, что при попытке краже бриллиантового колье из местного музея Алмазов путем заглатывания оного, скончался известный в Якутии уголовный авторитет Сидор Изворотливый по прозвищу  Форточник, подавившись этим произведением искусства. Колье взято под усиленную охрану…”…
- и так далее и в том же духе. Вскоре потенциальных “Чудотворных” в картотеке скопилось не меньше тысячи. Мы хватались за голову. Система мониторинга  явно себя не оправдывала. А тут еще валом повалили сообщения на тему, что некий гражданин Иванов так хватил соседа Сидорова тефлоновой сковородкой по башке, что последний  сразу же  отдал Богу душу… следует ли в таком случае считать сковороду  Чудотворной, если изделия  фирмы-производителя многими знатоками приравниваются к произведениям искусства? А тут еще на звание художников стали претендовать мастера-оружейники всех видов… словом,  поиски все осложнялись и осложнялись. А мне в голову пришла совсем уже дикая мысль: а сами мы не являемся ли произведениями искусства, созданными, в свое время, величайшим из всех мастеров Вселенной – Демиургом, Господом нашим? Может быть, пресловутая Чудотворная – это всего лишь – один из нас?! В таком случае, - развивал я свою идею перед Пришельцами, Хомяком с его рогатым адъютантом и Джахангиром с нукерами, - тот из нас,  на ком почила Благодать, не только неуязвим для Зла и его носителей, но и представляет собой грозное оружие борьбы с ними!  И каждый из нас тайком  подумал: “А не я ли это?” Все мы были бессмертны (впрочем, нукеры  Кощея – достаточно условно, только в качестве мафии), каждый из нас истребил немало носителей Зла… словом, чем черт не шутит!
- С одной стороны, это весьма возможно и даже вероятно, - рассуждал Дух, меряя шагами зал заседаний, - с другой стороны, слишком уж много  вариантов… не нравится мне эта неопределенность! Что скажешь на это, ваше высокоблагородие?
- То же, что и ты, Душок, - мрачно отвечал Хомяк, сплошные загадки… а какой простой казалась нам вначале эта задача! Что же нам теперь,  жребий бросать, чтобы выявить, кто тут – Чудо?
При этих словах в комнате потемнело, затем всех ослепило небесное сияние, и вместе с раскатами грома в комнату влетел Бог. Всевышний не мог произнести ни слова – его буквально душил смех.
- Не могу, не могу, - вымолвил он, наконец, -  как же все-таки вы, сами того не подозревая, скрашиваете унылые небесные будни! Никакого цирка не надо, когда у тебя есть такие туповатые ортодоксы, с фельдфебельской пунктуальностью бросающиеся выполнять самые нелепые указания! Впрочем, это и замечательно: мне иногда  тоже необходимо развеяться, посмеяться от души, например… словом, ваша неспособность  понимать юмор иногда способна сослужить мне (да и вам заодно) очень хорошую службу. Так держать, Геростраты вы мои, славные Нероны и Калигулы! Веселите Господа вашего и в дальнейшем!  Кстати… - тут Господь на миг задумался, а затем, несколько посерьезнев, заметил:
- Зарубите себе на носу: вопросы чудотворчества находятся исключительно в нашей компетенции… впрочем, для невежественных и суеверных субъектов за чудеса прекрасно могут сойти и фокусы, и некоторые явления природы, и даже научные или технические новинки и отдельные произведения искусства… впрочем, шедевры действительно приравниваются к чуду, не так ли?
Мы промолчали, ибо действительно возразить тут было нечего.
- Так вот, недалекие вы мои, - продолжал Демиург, - немало действительно рационального родилось в ваших недальновидных умах во время обсуждения проблемы борьбы с вандализмом, и это вам зачтется. Воплощайте в жизнь  все ваши маниловские прожекты, активно подключая к этому аппарат Джахангира с его нукерами.  И вообще  берите с него пример… во многом. Но и он пусть у вас кое-чему поучится. И – больше жизни, товарищи, будьте же поактивнее во всех ваших прекрасных начинаниях! Жизнь прекрасна, а мы способны сделать ее еще лучше! Я пока покидаю вас – впрочем, не надолго; не ссорьтесь, активно  воплощайте  все ваши замыслы в мероприятия… что еще вам пожелать? Шесть футов под килем? Ни пуха, ни пера? Но тогда бы вам пришлось послать  меня к черту, а это есть нонсенс, то есть недопустимо и граничит с экстремизмом! Словом, пора заканчивать, да что-то вот не хочется… - это из какого произведения, Парамоша? – неожиданно обратился Создатель к моей скромной персоне.
- Из песни Кукина “Сумерки”, ваше сиятельство! – молодецки гаркнул я.
- Молодец…можешь считать, что экзамен выдержал. Оставайся и впредь таким же высоко эрудированным, и, возможно, когда-нибудь на тебя и сойдет моя Благодать. А сейчас – причастимся, друзья перед дальней дорогой?
И, не дожидаясь ответа, он сотворил из какого-то Небытия добрую бочку нектара да скатерть-самобранку, и  галантным жестом пригласил всех к столу. Через полчаса мы, изрядно нагрузившись, почувствовали нестерпимое желание спеть что-нибудь задушевное. Господь услышал наши помыслы и произнес:
- прекрасная мысль! Дух, изобрази чего-нибудь из своего дикого репертуара!
- Слушаюсь, выше божеское величие! – бодро рявкнул дъявол-правдоискатель (а теперь еще и папский денщик по совместительству), - сейчас исполним в лучшем виде! Останетесь довольны-с!
Азазелл мгновенно настроил старенькую гитару, судя по виду, служившую еще самому Мафусаилу, глубоко вздохнул и жутким волчьим голосом затянул никому не известную песню на мотив  Сороковой Симфонии Моцарта:


Полет стамески

Выстывает родная пещера,
Заметает долины метель,
И летит по планете сомбреро,
Как стамеска, летящая в цель!

Не  браните ее слишком резко:
Осудить нам полет не дано,
Ибо это – всего лишь стамеска,
Или шляпа… не все ли равно!?

И какое нам, собственно, дело -
Что мы видим здесь – бред или  трюк,
Если трасса полета умело
Направляется в тьму без предела
Мановеньем божественных рук?

“Набралась” ли она в день получки,
Либо в силу каких-то причин
Взмыла в небо без слов… и без ручки
Под суровые взгляды мужчин

И под воющий шум перелеска…
Нам-то что, господа, до нее?
Пусть вонзается наша стамеска
Глубоко, как копье,  в Бытие!

Все равно не пройти ей отрезка
По Вселенной от “Аз” и до “Ять”,
Ибо вряд ли сумеет стамеска
Необъятное разом объять.

Все равно не сумеют предметы
Вверх летящие, или же вниз,
На Земле или в недрах кометы
Бестолковый создать Парадиз!

Сны богов, парадоксы гротеска,
И возможный всемирный Исход
Процарапает наша стамеска,
Совершая свой горний полет.

И, Небесную Книгу листая
Вплоть до самых заветных страниц,
Пусть же вслед ей напильников стая
Устремится при блеске зарниц!

Пусть в своем  ослепительном блеске
Прямо в Вечность, не зная преград
Эти шляпы (а, может, стамески)
Непрерывно и странно летят!

Парадоксов огромные кучки,
Суть явлений -  постичь им дано…
Лишь бы к ним не приделали ручки.
Лишь бы их не загнали “на дно”.

И плывут над землей арабески,
Словно символы райских услад,
И вгрызаются в небо стамески,
И “Осанну” поют невпопад.

Так проносятся судьбы и даты
Остановки в далеком порту;
А стамески несутся  куда-то,
Ни о чем бормоча на лету.

Мог поверить ли кто-то? – едва ли –
Будто этот тупой инструмент,
Этот штамп из бракованной стали,
Вдруг познает полета момент?

Да, загадки, сплошные загадки:
Ни маршрут не известен, ни цель!
Непонятно, с какой стройплощадки –
То ль за три, то ль за девять земель,

Вдруг тебя в небеса потащило
Всем законам Ньютона назло,
И какая волшебная сила
Поднимала тебя на крыло?

Так снимите же шляпы и фески,
Встаньте смирно и руки -  по швам:
То, что Бог позволяет стамеске,
Вряд ли будет позволено вам!

Что-то холодно... стало смеркаться...
И покою мне мысль не дает:
Что же нам-то мешает подняться
Да пуститься в свободный полет?

- Что это ты такое изобразил, любезный? –спросил Господь, терпеливо дождавшись окончания странного произведения, - какая тут мораль?
- Это, ваше  высокоблагородие, - отвечал, не задумываясь, “бард”, -  есть не что иное, как  сочиненная мною экспромтом  авторская песня “Полет шляпы, или, возможно, листа фанеры в образе стамески”. Мораль здесь, я полагаю, очевидна:  всегда стремитесь к высоким идеалам, кем бы вы не родились… пусть даже стамеской без ручки!
- Замечательно, - взволнованно произнес Демиург, - не зря я все-таки бьюсь с вами вот уже не помню, сколько лет: пусть не стремление к высоким  целям, но хотя бы сами  рассуждения о высших материях вам уже доступны, и это не может не заслужить поощрения! Отныне ты, бывший прохвост и дьявол, становишься серафимом Третьего класса!  И это есть величайшее чудо. Преклоните головы, товарищи,  и осознайте  всю глубину неординарности возникшей ситуации!  Разве вы еще не  почувствовали  всепоглощающего ощущения радости Бытия? Не поняли того, что я – есть, и я – с вами?
- С нами! С нами! -  радостно завопил Дух, - мы это всегда понимали, хотя, признаться, были некоторые сомнения… но теперь-то, когда никто и ничто не мешает нам  устремить орлиный взор к далеким  звездам, остается только поблагодарить тебя, Господь, за то, что этот путь к тебе был спланирован через терновые кусты, или, как это сказано в Писании, “сквозь тернии”. Как бы по-другому мы могли осознать твое величие, если бы его не оттеняло все то, что составляет непомерную тяжесть того же самого Бытия, будь оно трижды неладно?
- Молодец, черт… то есть, я хочу сказать  бывший демон, с чем тебя и поздравляю!
Господь докурил трубку, неторопливо  постучал ей по башке Азазелла и спросил, хитровато прищурясь:
- вы не будете возражать, если я временно вас оставлю? С Джахангиром? Он, кажется, начинает созревать и вскоре может возвыситься до состояния полной потери своего кощейства! Вы уж не бросайте его в трудную минуту, дети мои… то есть хочу сказать, мои любимые ученики… то есть рабы… словом,  как вам нравится, так и называйтесь, только ведите себя по-человечески. Не все ли равно, как именоваться и кем казаться, если  важнее все-таки чем-то или кем-то быть?
- Да, Демиург, мы все поняли, - дружно заголосили все, - ты уж нас не забывай, благодетель, а то мы и вовсе закручинимся и окончательно утратим человеческий – а, стало быть, тебе подобный  - облик!
- Главное, вы меня не забудьте, - многозначительно ответил Всевышний, - а уж за нами-то дело не станет!
И с этими словами Господь вновь покинул нас. А за окном все ярче разгоралась утренняя   заря.