Человек с колокольни

          Осень. Сколько стихов тебе посвящали, какой дарили восторг и трепет; сколько чувств утонуло в твоём багряном хороводе... Строгий характер с печальной душой, ты ничего у нас не просишь – и не потому ли мы сами тебе всё отдаём: строки и мысли, грусть и надежду, и вдруг ставшую такой тихой и беззащитной – любовь?..
          Мне ли тягаться с Пушкиным, Тютчевым, Фетом?.. Но я пишу тебе, я пишу тебя, как бы нелепо это ни было. Потому что история, которую я хочу рассказать, могла случиться только осенью...

          Однажды мне довелось посетить город, названия которого я теперь не вспомню, да и ни к чему оно. Я назову его – город В., и позже вы поймёте, почему.
          Мне случилось побывать там осенью, в пору облетающих листьев и тяжёлых, как мысли, облаков. Если бы спросили моё мнение, я бы твёрдо сказал, что в городе В. всегда осень, хотя вряд ли это в самом деле так.
          Это был маленький тихий город, с узкими улочками и уютными кирпичными домами. В центре его была Главная площадь, средоточие всех значимых зданий города. Там была ратуша, небольшая церковь с колокольней и – неизвестно откуда и зачем – пара особняков стиля барокко.
          Над ратушей, в добрых традициях средневековья, возвышалась часовая башня, вровень с церковной колокольней. Как сейчас помню, что жители города В. никогда не называли эту башню часовой, а всегда – Временн;й. Может быть, это потому, что она показывала время, а может – потому что отсчитывала минуты, часы уходящей жизни. Весь город жил по одному и тому же времени, определяемому Временной башней, и оттого казалось, что весь город жил одну и ту же жизнь... И всё время казалось, что, каким бы ни было его настоящее название, на самом деле он должен называться Временной город.

          Весь город был засыпан и залит багряным, жёлтым и коричневым; каждая улочка, каждый дом были окрашены в эти цвета, и, сидя в одном из таких домов (кажется, это было кафе), я впервые услышал о Человеке с колокольни.
          Я зашёл выпить чашечку кофе: на улице дул промозглый ветер, и мне нестерпимо хотелось спрятаться от осени и её мрачных мыслей. Стоило входной двери с мягким звоном закрыться за мной, как все разговоры в кафе смолкли, и в полумраке я заметил несколько десятков глаз, уставившихся на меня.
          - Что за чёрт?.. – прошелестело в тишине.
          - Это он...
          - Быть того не может...
          Мне стало неловко. Я нащупал за спиной дверную ручку. Прокуренный воздух кафе, казалось, трещал от напряжения.
          В такие моменты нужно, чтобы кто-то сказал какую-нибудь глупость, или, например, произошло что-то до ужаса нелепое. Именно так и случилось.
          Дверь за моей спиной сотряслась от глухих ударов, казалось, задрожали даже стены кафе, вслед за этим разнеслось громогласное «Открывай!», и я отлетел к противоположной стене, зацепив головой стол...
          Пришёл в себя я довольно быстро. Когда я снова смог соображать, я заметил, что вокруг меня собралась толпа народу, и круглая женщина – хозяйка кафе – прикладывает к моему лбу холодную тряпку, прикрикивая:
          - Он!.. Ишь, разогнались! Всех посетителей мне распугают! Да вам бы с такой соображалкой – романы бы писать!..
          Мужчины на заднем плане смущённо переступали с ноги на ногу. Меня позабавила эта картина, и я не стал вспоминать о том, что произошло, а поинтересовался, за кого меня приняли.
          И тогда мне рассказали легенду, с которой и началась, собственно, моя история в городе В.

          А начиналась она так. Каждое утро перед рассветом жители города В., выходя на Главную площадь, видели необычного мужчину. Одни говорили, он был в шляпе и в смокинге, с тростью, другие высказывались за фрак... Но в одном все сходились точно: одет он был парадно, словно собирался на званый обед или на свидание... Мужчина сидел на крыше колокольни, на самом краю, и смотрел на Временную башню.  За это его прозвали Человеком с колокольни. Так продолжалось уже несколько месяцев.
          Когда я поинтересовался, что же это за мужчина, на меня обрушился град историй. Кто-то говорил, что это призрак джентльмена, который приехал в город В. и полюбил дочь богослова, а отец её, когда узнал об этом, не захотел такого брака и упрятал дочь в монастырь. Тогда англичанин с горя напился, взобрался на колокольню и, проклиная религию, церковь и Бога, бросился вниз. За это он был наказан и теперь вынужден сидеть на крыше, пока часы на ратуше не пробьют тринадцать раз, и его дух не станет свободен...
          Другой говорил, что он вовсе не англичанин, а даже француз, и что когда-то давно назначил свидание своей любимой на крыше колокольни в полночь, дабы вместе встретить рассвет, а звонарь, любивший эту самую девушку, подкрался к нему и сбросил с крыши. С тех пор он каждую ночь ждёт там свою любимую...
          Кто-то третий, кто был настроен более скептически, утверждал, что это просто «городской сумасшедший», и что «поймать его давно надо, и в лечебницу упрятать, чтоб не отравлял людям нервов»...

          Я выбрался из кафе уже под вечер. Голова гудела от множества услышанных мною версий. Я не буду их вам сейчас пересказывать, потому что это долго, к тому же, большинство из них не отличаются оригинальностью. Скажу только, что, несмотря ни на что, остался доволен. Я был неугомонный философ и искатель приключений и решил во что бы то ни стало разобраться с этой историей.
          Рано утром я уже был на площади. Я боялся, что незнакомец не придёт на колокольню, но мои опасения были напрасными. Выйдя на площадь, я сразу заметил человека, сидящего на самом верху.
          На высоте, а тем более, в темноте, было сложно его рассмотреть. Я заметил лишь тёмную тень на самом краю крыши, сжавшуюся наподобие сидящего человека. Мне показалось, что человек угрюмо (или задумчиво?) смотрел на огромный циферблат часов ратуши.
          Я оглянулся. Часы показывали без пятнадцати семь. На востоке занималась неясным светом кромка неба.
          Когда я ещё раз взглянул на колокольню, тени там уже не было. Я инстинктивно глянул вниз – пусто. Вот так: стоило мне на секунду отвлечься – и незнакомец уже растворился в воздухе...

          Часы пробили девять, и я первым делом решил пойти к звонарю, как мне и советовала хозяйка кафе.
          Звонарь жил в маленькой пристройке рядом с колокольней. Он был человек суеверный и считал ночного посетителя бесом, а потому охотно согласился меня пропустить, при условии, что я «разберусь с этим делом».
          Теперь оставалось только дождаться ночи.

          В следующую полночь я уже был на Главной площади. Крыша была пуста. Я порядком устал и продрог, глаза мои слипались. Человек с колокольни появился только к рассвету. Но он появился.
          Я бегом бросился через площадь, разбудил звонаря и, как только дверь была открыта, взбежал на колокольню... Огляделся – никого. Незнакомец опять исчез, словно испарился.
          С горьким чувством разочарования я спустился вниз. Значит, не судьба, сказал я себе. Оставалось только пойти домой, выпить чаю и лечь спать.
          Я уже собирался выйти из башни, как вдруг услышал позади себя шаги. Я остановился. Шаги затихли.
          - Кто вы? – спросил ровный голос. – Что вам нужно?
          Я обернулся. Прямо передо мной стоял молодой человек в чёрном фраке, в шляпе и с тростью в руке. Лицо его скрывала тень, но я заметил, что он с интересом разглядывает меня.
          - Вы не местный, ведь так? – продолжал незнакомец. – Местные все меня боятся. А боятся – значит ненавидят. И единственное, что мешает им забросать меня тухлыми яйцами и гнилыми помидорами – это то, что колокольня стоит прямёхонько перед церковью... – Он словно очнулся от раздумий: - Ну! Чего вы молчите?!
          Я растерялся.
          - Я спросил, кто вы, - с напряжением повторил юноша.
          - Я путешественник,  - сказал я. – И философ... и ещё немного – искатель приключений.
          Незнакомец усмехнулся.
          - Скромничаете! Вы много больше искатель приключений, чем вы о себе думаете, - он ещё раз окинул меня оценивающим взглядом. – И что же вам нужно?
          Ко мне вернулось самообладание. Я ответил:
          - Думаю, это понятно. Узнать, кто вы и что здесь вообще происходит. Потом отметить это в записках, красиво изложить, издать...
          - ...и остаться в памяти человечества на века! – он рассмеялся. – Ну что ж, пойдёмте.
          - Куда? – я опешил.
          - Как – куда? Не изливать же нам душу здесь, прямо посреди колокольни.
          Он прошёл мимо меня и выскользнул на улицу. Я поспешил за ним.

          Мы сидели в небольшом уютном доме за церковью и пили чай. Кроме нас двоих в доме никого не было. Мы молчали. Он всё никак не решался начать, а мне неловко было спрашивать.
          В конце концов, Человек с колокольни вздохнул и сказал:
          - Меня зовут ***. Я... нет, не так. Всё началось с того... – он замолчал. Я выжидающе смотрел на него. – Давайте лучше так: вы будете спрашивать, а я – отвечать. Идёт?
          Я кивнул и стал обдумывать вопрос. Странно, но ничего не приходило мне в голову. За всё прошедшее время я накопил их столько... а вот сейчас не мог найти подходящей формулировки.
          - Сложно, правда? – усмехнулся ***. – Мы с вами два чудака, искатель приключений. Собрались съесть вместе пирог, и не знаем, с какого конца начать. А знаете, почему? – внезапно развеселился он. – Потому что у пирога нет конца!
          - Пирог обычно режут от середины, - заметил я.
          - Ну что ж, давайте резать нашу беседу от середины. – Он помолчал и совершенно серьёзно спросил: - Что вы понимаете под словом «любовь»?
          Я растерялся.
          - Ну... любовь...
          - Прежде всего, любовь – это чувство. Дальше?
          - Любовь – это когда вам хорошо вместе. Когда вы не можете жить друг без друга. Это счастье и горечь, удовольствие и боль… и, наверное, это новая жизнь… или право на неё…
          *** кивнул:
          - Ну, а теперь представьте: вот человек влюбился. Может же он влюбиться?
          Я согласился, что может.
          - Скорее даже так: не влюбился, а полюбил. Полюбил прекрасное создание, несовершенное во всех отношениях, но ведь этому человеку так приятно назвать его своим, любимым, и не обращать внимания на все его недостатки.
          Я кивнул, глядя в скатерть. Человек с колокольни уже, казалось, не замечал меня.
          - И вот оно, это Существо, и Человеку даже кажется, что Существо любит его в ответ... Но всё в мире преходяще. И вот уже становится холоднее, зелёный лист на дереве сменяется жёлтым, а ты всё боишься, что он вдруг станет красным и облетит, как будто бы его и не было совсем...
          - Но ведь будет весна? – робко сказал я. – И будет новый лист...
          - Может быть хоть сто вёсен, а лист – он всё равно один. Потому и любовь одна. Как непрерывная функция, как река от устья до истока. Ведь нельзя взять и разлюбить, это противоестественно, это всё равно что остановить ток крови...
          - Можно, - я покачал головой. – Можно, и именно так обычно и случается...
          - Значит, это не любовь, - уверенно заявил Человек с колокольни. – В том то и есть наша проблема, что многие не умеют любить. А ведь любить и влюбляться – разные вещи. Разве вы бы перестали любить свою мать за то, что она угостила конфетой другого ребёнка?..
          - Вы говорите о разных вещах. Не пытайтесь...
          - Нет, я говорю об одном и том же. Я говорю о любви. И вы не покинете родину, если на ней наступит осень, и не оставите любимую науку, если кто-то преуспеет в ней больше вас... Так почему же, стоит нашим жёнам, или мужьям, или кто-они-нам-там-ещё, полюбить кого-нибудь другого, как мы тут же от них отказываемся? И почему они отказываются от нас, полюбив другого человека?
          - Вы путаете любовь с простой человеческой дружбой. Вы говорите...
          - Ах, не слушайте, что я говорю! Я говорю на скользкие темы. Мне только интересно, когда мы перестанем любить, как дикари, когда мы перестанем иметь, а не любить, простите меня за грубость...
Я молчал.
          - Потому я и спросил у вас, что для вас значит любовь, - продолжил ***. – Видите ли, для каждого она значит что-то своё. И потому кто-то чувствует себя виноватым, а кто-то – брошенным и обиженным, а кто-то вообще никак не чувствует...
          Ладно, отбросим эти шаткие темы и вернёмся к нашему Человеку. Вот его Ангел, его совершенное Существо, словно лист осенью, улетает – и весь его хрупкий мир рушится в одно мгновение. Казалось бы, коль скоро он умеет так любить, как я говорю, он должен радоваться... И разум его действительно радуется, но слабое, глупое сердце, которому невдомёк до высоких чувств, у которого забрали любимую игрушку – оно начинает ныть, страдать и никак не даёт Человеку покоя. Оно отчаянно счастливо днём, когда может хоть на минуту взглянуть на предмет своего вожделения; однако ночью ему холодно, страшно, одиноко... И рано или поздно оно решает, что всё – больше так не выдержу, пусть лучше ничего, чем вот так вот... И тогда оно гонит своего хозяина – или раба? – на самую высокую башню в городе, и...
          Человек махнул рукой и замолчал.
          Мне почему-то вспомнился Мариенгоф. Извечная история романтиков и циников... Когда наступают на горло тебе – это ещё ладно, но когда наступают на горло тому, что для тебя свято...
          Наверное, я что-то произнёс вслух, потому что *** поспешно сказал:
          - Нет-нет, она вовсе не цинична... Вы всё не так поняли. Это всё я... Мне просто жаль её, она будет так страдать...
          Я поджал губы, не решаясь задать последний вопрос. Казалось, что мы и так уже перешли все границы, которые только возможно.
          Мне помог сам Человек с колокольни. Он сказал:
          - Вам, наверное, интересно... почему?
          - И почему же? – медленно спросил я.
          - Почему же... – повторил ***. – Да потому что оно слабое. В нём, видно, есть какие-то зачатки высокого, человеческого... И в последний момент, стоя на самом краю, оно вспоминает Её, счастливую, прекрасную... любимую – а ведь Она знает, что Человек её любит, и это мучает её, когда она вдруг случайно об этом вспоминает. И когда оно представит себе, что его Ангел будет винить себя в этом, случившемся, что Ангел не сможет об этом забыть, что это будет мучить Её всю жизнь... Оно просто не может, оно ведь всё-таки как-никак... любит её...
          Человек вздохнул.
          - Вот так я и сижу там, ни жив, ни мёртв, на самом краю жизни, на краю света... И не решаюсь ступить ни туда, ни обратно. А как только забрезжит рассвет – ухожу, чтобы она не дай Бог не увидела... иначе – всё...
          Человек отвернулся. Некоторое время мы сидели в молчании. Я обдумывал слова ***.
          За окном пропела птица, и стола коснулся луч мягкого осеннего солнца. Атмосфера немного разрядилась.
          Я спросил, подводя итог нашему разговору:
          - Зачем?
          - Что зачем? – откликнулся Человек с колокольни.
          - Зачем вы мне всё это рассказали? Когда я впервые увидел вас, мне показалось, что я не добьюсь от вас ничего, кроме, разве что, пары насмешек. А вы сами мне всё... Зачем?
          - Зачем, - усмехнулся ***. – Мне изначально было ясно, что вы хотите использовать меня... И я решил использовать вас. Вот вы думали, что я изливаю вам свою душу – а я использовал вас как носовой платок, в который высморкался – и выбросил. Право же, для моей души все эти разговоры – не больше... назойливого насморка.
          - А вы циничны, - отметил я.
          - Не скрою. Местами. Вы свободны.

          Больше я не видел Человека с колокольни. Первое время мне тошно было туда смотреть, а когда я впервые решился задуматься об этом, поезд уже весело нёс меня прочь от города В., от его Временной башни и колокольни, кафе и нелепых особняков, стилизованных под итальянское барокко.
          Не знаю, почему, но я поверил ***. Тонкая романтическая натура, скрывающаяся под маской цинизма – не редкость в наше время. Цинизм здесь – как корочка, которая появляется на ранах души, чтобы под ней опять образовалась тонкая кожа романтика. Вот только если рану всё время бередить, то она так и останется… корочкой.
          А рассуждения Человека с колокольни, сначала показавшиеся мне наивными, на самом деле не лишены смысла. Возможно, конечно, кое-что из сказанного основано на переживаниях его «глупого сердца»... Но дар Любить – действительно очень редкий дар, и за него приходится платить большую цену.
          Казалось бы, здесь мне нужно окончить точкой всё эту историю. Но я поставлю точку с запятой. Ведь история эта не заканчивается с моим отъездом, да и вряд ли когда-нибудь закончится. В завершение скажу только, что через много лет встретил, уж и не помню где, старую знакомую из города В. Она рассказала, что одна приятная особа утонула во время прогулки по реке, и в ту же ночь Человек с колокольни прыгнул вниз и разбился насмерть. Говорят, часы на Временной башне пробили тогда тринадцать раз...
          Я не верю этому. Фантазия у жителей города В. охоча до трагедий, хотя вряд ли хоть половина из них читала Шекспира. Или вообще хоть что-то читала, кроме вывески у кабака. Я не верю. А верить ли вам – решайте сами...

2008