4

Городской голова Лев Глебович Хлеб насиделся в крайне пониженном настроении. Четыре часа назад он нашёл свою жену Шарлотту буйно повешенной. В посмертной записке, торчавшей из надбровного кармана покойной, в виконте «Причина кончины» значилась чёрствость супруга. Лев Глебович был убеждён в деепричастности к смерти любимой сторонних лиц. Его голова ходила ходуном от одного взгляда на список поборзеваемых.
Ключевой фигурой в этом списке был Оскар Ферзь, который стал сближаться с семьёй головы, едва его пятки ступили на порог ратуши. Радушный Лев Глебович принял его на грудь с распротёртыми обнятиями.
- Но-но-но, Лев Глебович, нельзя объять необъятное, - произнёс Оскар и протянул чиновнику свою извивую ладонь. Хлеб заподозрил неладное, ещё когда жал левую ладонь. На ней не хватало более двух пальцев, в то время как на правой питерне их было больше трёх. «Математик», - подумал Лев Глебович и заварил новобратцу мать-и-мачеховую кашу.
Следующей в перечне стояла Перелопа Пеппер – старая цыганская перечница. Этот весьма мирный атом жил на их клетке уже 110 лет, и из него периодически системно сыпались кванты, напоминая о том свете. Цыганка на цыпочках кралась ко всем дверным щелям и подслушивала, подглядывала, поднюхивала и даже подлизывала…
Третью ячейку занимал Литий Сизифович Шея – единственный оставшийся в живых потомок знаменитого масона. Никому не известно, как он умудрился пережить своего отца. Литию была тьма лет, и он был своеобразным вечным греком. Работал он в подчинении Льва Глебовича канцелярским крысом, был неженат и вообще терпеть не мог женский пол. Возможно, поэтому в его комнате имелся лишь торшер. Как-то раз его привлекли как поборзеваемого в убийстве нескольких баб одним зимним утром, но отпустили ему это прегрешение из-за утечки улик. Как стали тогда говорить местные жидели: «А были ли бабы?».
Четвёртый - чумазый чернобровый чайнист Чен, чьи четырнадцать чебуречных числились чертогом червивой чумной человечины. Часть человечьих членов чуланами чесала чучельнику Ченстохову. Чванливые чины, чада, чернецы чурались чебуречной, чуя чудовищное читерство. Чревоугодников чаровало чувство чего-то чрезвычайно чертовского.
По городу кривыми выводили самого разного боя толки об истории происхождения сырья для чебуреков. Ходят уши, что тесто готовится из смеси свежеиспечённых вафельных плиток и чёрствых чемоданов, а томятный сок – из выжимки умерших эритроцитов.
Однажды Лев Глебович заскочил в чебуречную отъедать неизведанного.
- Товарищ Чен, что-то ваши чебуреки чересчур тверды, я чуть было не лишился челюсти, пытаясь откусить хоть кус.
- Тем терствее, тем лутьсе, - только и отвечал торговец. – Зелудок работает, а не сидит по стойке смирно. Народ не залуется.
Хлеб осмотрелся – в заведении не было ни туши, а все контрахожие огибали домик параболой. Хлеб взглянул на часы. В эту секунду из них выскочила мёртвая свинья на жёрдочке и хрюкнула «Час кип». Тут же в чебуречную, пританцовывая, ввалились евреи.
«Я лишний на этом празднике жидни», - пронесло в голове Хлеба, и он выскочил из закусочной точно из упавшего тостера.
В списке был и пастух Яков Яков, якобы уковылявший подковывать яков в соседний Сантьяков.

- Кого заковывать, ковда у всех законные отмазки? - терялся Лев Глебович, но был обнаружен за открытием настульной книги.
Вообще он не жаловал творчество своего знакомого ботаника Сильвестерна Остерновича Лженицше, однако «Редколесье» кольнуло его за живое. Все пальцы Льва Глебовича были обмотаны густой шевелюрой полос. Правда, намедни весь бинт разболтался и свисал с конечностей мёртвым грузом.
- Настоятельнейше рекомендую посмотреть и снятый по книге фильм, мой друг, - посоветовал Сильвестерн Остернович, как только вошёл в кабинет головы. – Игорь Костоправский там просто бесподобен! Жаль, Изабель Аджани отказалась от роли. А всё гонорарный гонор – мало ей ведра малины, видите ли. Жадина.
- Простите, герр Сильвестерн, - отозвался Хлеб, - но кого б она сыграла, если в вашей книге нет ни единого женского персонажа?
- Нет – взрастили б.
Глеб углупился в чтение, и Сильвестерн Остернович включил телезриво.
По «-1» шли новости. Диктор бросил дротик в глобус и попал в Софию. Гримёрша вскрикнула и залилась кровью.
- Голландия. Король Ни дер Ланд сделал официальное заявление, цитата: «С завтрашнего дня все жители страны перейдут на одноколёсный транспорт». Некоторые экономисты склонны связывать это решение с тем, что все Лейденские банки лопнули. В стране кризис.
«Какие страсти», - трясясь от страха, подумал ботаник и перекрестился.
- Это интеллектуальное шоу «Царь коры» и я, его ведущий, Курган Малахов! – махал опахалом хамоватый больной хламидиозом малый на канале «UQ». – Для того чтобы определить очередного участника нашей программы, я задам претендентам вопрос. Назовите селекционера, выведшего в Ижевске знаменитый сорт помидоров с толстым стволом.
- Твоя специализация, - встрял Лев Глебович.
- Селекционеров лекторы не жаловали. Их сейчас как собак нерезаных – скрещивают ньюфаундленда с бультерьером, и все равно Муму получается. Досадочная порода. Их хвастовство и восторги псу под хвост.
Не дождавшись правильного ответа, Лженицше выключил телезриво и игриво кликнул секретаршу Хлеба:
- Юльчик!
Чикса в чалых чулках с всклокоченными локонами оловянного колора в тот момент ментально расслаблялась, слушая «Танец с саблями». Юльчик чифирила в час по чайной чашке, считая, что ишачить по четыреста дней в год негоже человеку.
- Распустил совсем бессовестную весталку! - и Лженицше извлёк из-за тазухи свежие «Известия».
- Вестимо, стимул мулить улетучился с парами чая, - меча меж плеч не замечая, чиновник констатировал мечтательно.
- Тем лучше, - Лженицше случай улучил препревосходный.
Хлеб канул ниц. Циркулировавшая дотоле в тесном теле кровь вылилась на линолеумную свободу с чувством высвободившего боди из застрявшего лифта клаустрофоба и, приободрённая таким крововоротом событий, была такова.

Сильвестерн Остернович горделиво засеменил к выходу, потирая рукоять меча. Следующей в очереди была стажёрка. Ничего не чаявшая Юльчик только что вытащила мягкие французские булки из макрокорпускулярки и стала вкушать их, запивая чаем.
- Замечательное тельце, мечта мачете, - отчеканил чокнутый учёный, помахивая полным хладнокровной злости лезвием.
- Живо вон, а не то заору! – потянувшись к секретеру за оружием, угрожающе изъязвила секретарша.
- На этот случай у меня наизготове кое-что подальнобойнее, - отвесил Лженицше.
Пистолет оказался с глушителем.

Лев Глебович застал свою жену врасплох. Действительно, хуже ей быть уже не могло. Её распоротый торс в ночном пномпеньюаре мэйд ин Кампуччино дрягался на соплях, с которых от потуги стекал пот.
- Сурово сработали, - пришло ему в голову, и мысль о суициде сиюминутно была погребена под толстым слоем плетёного пирога, который он, едва заметив, начал уплетать.
Платья, пальто, красный диплом Пало-Альто, полтораста растаманских шарфиков, автомобиль серый «Волга», путёвка в Волгарию, роман Ромена Гари и мемуары Гарибальди, шкура барибала, трёхмерная модель собственной РНК – вот только толика того, что оставила после себя усопшая.
Сопоставляя события последних суток, Лев Глебович последовательно вывел, что с ним сыграли в злой ящик. Щиколотка, впопад возжелавшая быть обработанной мерными движениями ногтей головы, вывела его из шока. Шоколад наладил деятельность мозга, и Хлеб бегло поглядел на гобелен Гольбейна, запечатлевший гибель «Бигля». Хляби небесные бесстыдно разверзлись, и зверем гепардом ломаная молния неумолимо неуловимо для романтиков с «Олимпусами» пустилась семимильными изломами к земле. Молчал городской голова.

Детектив с дефектом дефекации Акушерлок Низменный любил эффектно появляться: его коронное антре – из кафеля кефалью под кофе с клофелином. Низменный являлся истым адвентистом и раньше работал дантистом. С городским головой он не шёл ни в какие ворота. «Оторва» Освальда Торвальдсена была для него второй Торой.
Акушерлок часто сачковал. В его коллекции насчитывалось пять сорок и сорок пять бабочек. Кроме Того, он имел личную пасеку в Лусаке - семьсот на семь сот, на которой паслись рабочие пчёлы. За пасекой присматривал порой Рой Муравьёв.
Низменный хлопнул хлипкой дверью такси с такой дури, что шашечки посыпались по чёрно-белой мостовой. Подкидное, мотором взревев, торопливо упороло за топливом.
Раскройщик преступлений закона раскрыл зонт-гвоздь и, перескакивая с одной крышки канальизационного глюка на две, пустился по пустому проспектру, скользя, как улитка на слоне.
Апартаменты навеки зашторившей веки менты обвели вокруг да около пальца окровавевшей лентой, а место вздратия обрисовали мелком от тараканов. «Меломаны», - подумал Низменный, мельком обратив внимание на гобои на обоях обеих комнат. «Танком не раздавишь», - прошипел шпик, увидев хлебный мякиш, кишмя кишевший всякой вшой. «Ну и запашок!» – благо, было вдосталь кислоты, и детектив растворил окно.
- Ага, вот эти ребята чем воспользовались, если тут можно говорить о пользе! Лезвительным оружием. Похоже на Эжена Вспотье, - нежно произнёс Низменный, услышав декламирование «Иррационала» по радио. – Допустим, что сие катана. В городе ими владеет горстка автобанзаев с забаненной бензоколонки да пара паралитиков-любителей. Отсюда следует, что надо искать убийцу через медсестёр. Замужем из них примерно половина, то есть всего порядка ста пятидесяти вариантов. Взрез был сделан таким манервом, словно это левша. Итого – дюжая дюжина претендеров.

Сваты ворвались в хату с краю города. Её хозяин держался особняком от отстальной цивилизации, чем навлекал на себя косые взгляды зайцев, живших в лесу супротив.
- Сколько зайца ни корми, он всё равно косо смотрит, - приговаривал бирюк, беря крюки в руки - и шёл по уши. Юркие зверьки не развевали рты и затевали резвые старты.
Детектив Низменный заявил с неизменным змеиным прищуром:
- Вот я тебя и прищучил, Кюри. Твои трюки на все запачканные кровей руки укротили.
Бирюк надел брюки, брюзжа и брызжа слюной.
- В чём дело, мосье Низменный? Все живы труселя, клянусь Мазаем.
Сваты скрутили Кюри.
- В очисток его, а я к голове. Ох, и не завидую я твоей участи, Юрик.

Акушерлок поймал взгляд стоявшего на стрёме светофора и перебежал на противопоставленную сторону. Пройтись пешкой и продумать каждый сделанный ход – лучше были только шахматы.
«Элементарная задача! Загнать всю шатию шайтанов в один ушат. А там уж дело жребия. Лев придёт в восторг от моего левого шария».
Дорогой Низменный завернул в чебуречную.
- Дорогой, заверни мне пару чизбуреков – с утра батрачу с пустою утробой.
Детектив буквально сегодня намылился прикрыть лавочку Чена, но усом даже не моргнул хоть как-то обнаружить себя в этом стремлении, ибо усей не имел.
«Один съем, другой на импертизу», - искушение было выше Акушерлока, хотя на самом деле ниже и меньше раз в сто сорок. До центра было ещё ступать и ступать, а пустой желудок, скукожившийся до парасантиметров жёлудя, говорил сам на всю Ивановскую.
Следователь своим низменным инстинктам резко врезался резцами в источающую томятный аромат сдобную поверхность чебурека и стал вкушать каждый его атом с таким вожделением, словно это была его первая девушка или последнее слово.


1 октября – 7 ноября 2008 г.