А мы уж того...

Жил тут у нас один - Семёном звали. Степана Чупурова сын. Сам-то Семён на войне сгинул.
Село у нас большое, не мене тищши дворов. Почитай, с каждого по одному - двое ушло. А с войны вернулись двадцать шесть. И те калечены все. А Андрюха Подвойнов, тот на войну прямо из тюрьмы в штрафной батальон - добровольно, значит. Счас без ног. Ногам вину свою смыл. Это чо! Иван Стернёв, тот слепым вовсе вернулся. В танке обгорел. Он у нас до войны на тракторе работал. Женился перед самой демобилизацией, но наследника успели с Катькой сострогать. Ох, голосила Катька! На всё село, когда Стернёв-от горелой пришёл. Бабы ей:
- Чево голосишь, дура!? Подумаешь, слепой! Руки-ноги целы и ешо чо, для бабьего счастья, а она, дура, голосит. Наших-то вообче побило.
Но хуже всего Коське Шмелёву досталось. Он парнем на фронт ушёл, не успел, значит, семейством обзавестись. Так ему это самое, бабье счастье, и оторвало. Беда! Парень хоть куда, а подишь ты, - изъян такой. Бабы откуда чо прознали?! Спился потом Коська -въусмерть.
А Степан Чупуров, как многие, не вернулся. Жена недолго пережила его, и остался Семён один. Так и вырос, люди у нас хороши.
Вот этого семена и колотили вечером. А чо?! Ему ж говорили: « Не твоё! « - А он чо удумал? Спортил Таньку Грушкову. Сам-от Грушков тоже, на войне остался. С матерью Танька жила, с сестрёнкам младшим, ещё трое, кроме неё, было. Мать строга у неё. Бывало, кричит, на улице слышно:
- Смотри, Танька, принесёшь в подоле-то! Чо тогда делать-то мне?! Шкуру
спущу!
Вот к Таньке той Семён и нырнул на сеновал. Летом то дело было. А к зиме, значит, выплыло наружу всё. Пузо-то не спрячешь!
Мать орёт, Танька ревёт. Вот мы его и отколотили. Пятеро нас было. Иванка Бродов, он потом на Курилах служил, там и жить остался, семью завёл. Здоровенный парень был Иванка. Ему Семён сходу скулу на бок своротил. Иванка как пал, так до конца драки и не смог подняться. Скулу ему потом фельдшерица с трудом вправила.
Алёха Шарков тоже участвовал. Жилистой такой. Подковы рукам разгибал. Ему Сёмка оглоблей по хребту съездил, а тому - хоть что! Он Семёна-то с ног и сбил. Ухватистой парень. После армии завербовался на Дальний Восток, да и с концам.
Паша - Лапочка - малой, центнера на два весом. Лапочка - это прозвище тако. Ох, и ручища была у него! А на голову был слаб. Не то, чтоб идиот, нет. Но в армию не взяли, слово како-то вписали - « недоспособен «. Не способен, словом, сам-то. Ему всё подсказать надо. Сам-от он безобидной был. В армию не взяли, мол, порченной, а детей настрогал кущу! Восемь девок и пять парней было.
Славка Прудников, у него отца в первый месяц войны убило, в этой же заварухе был. Ему там глаз шибко подбил Семён. Славка, после армии, у нас на пилораме начальником работал, потом его в сельсовет выдвинули. Ну, и я то ж тогда ввязался. С трудом завалили мы Семёна. Озверел парень. Мы, понятно, разгорячились. Начистили ему бока, как надо! Не Паша-Лапочка, не одолеть бы нам Семёна-то. Алёха сбил его, Семёна, с ног, ну, Паша его тут и сцапал. А уж схватил, то уж всё! Не в жизть не вырвешша.
Или оттого, что мы его отдубасили, аль от чево, но произошла у них с Танькой любовь. И кака была любовь! Четверо сыновей и дочь! Парни все, ну вылитый Семён! А дочь в Таньку вся.
Семён, как и отец, на тракторе у нас в колхозе работал. Месяц до пенсии не дожил. Да и ладно, дети уж больши были. Внуков успел повидать. На нас Семён нет, не обижался. О драке той ни он, ни мы не заикались. Дело молодое было. Женись он сначала, а то иж, на сеновал!
У! У нас всяко тут бывало. А вообче, люди у нас хороши. Роботяшши были. Сейчас не то уж, понятно. Нас-то стариков по пальцам сощщиташ. Уходим.
А молодёжь ноне по-другому. Ей в город надо, в культуру. А можа так и должно быть?! Но я вот думаю, - где родился, там и корни твои. Как не крути по стране, а вернёшша, к корням-от. А жизнь, - чо жизнь? Она и ране не сладка была. Работать надо! Вот и жизнь вся. Работать будешь, и всё будет.
А мы уж того... уходим.


июнь 1999г