Глава 8 романа Покровитель черновик романа

Глава 8
Я как вечный оптимист

На следующее утро Габриэла исчезла. Я облазил весь остров, но нигде ее не нашел. Она канула как сквозь землю. Однако электричество по-прежнему давало мне возможность пользоваться холодильником, телевизором и компьютером. Я мог смотреть телевизор и знать, что происходит в мире. Везде царил глобальный кризис со странным потеплением. В России была массовая безработица, а на улицах пикетчики и демонстрации протеста. Президент грозил отправить в  отставку премьера, а премьер грозился вместе с парламентом превратить Россию в парламентскую республику. Все это мне напоминало политический кризис на Украине. Впрочем, это могла быть всего лишь очередная политическая игра, когда борьба за власть превращается в процесс манипуляции человеческими мозгами.
Временами от этих передач и от остроты осознания собственного одиночества я переполнялся взрывами ипохондрии и ненавидел себя, как и все остальное человечество. Главным мне в этот момент казалось осознание всеобщей неполноценности, ущербности, и как результат, всех наших человеческих пороков. Видимо, человек родился, чтобы сгнивать заживо. Чувство Смерти, как и Чувство неразгаданности тайны Вселенной, и общей судьбы давало мне возможность увидеть во всем приготовленный кем-то искусный лабиринт, по которому блуждая, человечество совершает все то, что было необходимо тому, кто это создал. Но еще я почувствовал, что когда-нибудь мы как созданные кем-то создания сможем предвосхитить и полностью раскрыть своего невидимого Создателя.
Возможно, эти абсурдные мысли были плодом моего больного воображения, а возможно правдой, вырванной из разума чувством необходимого одиночества. Я грустил и сходил с ума самым непостижимым для науки способом. Я грыз ногти, потом заусенцы по краям ногтей, причем мне казалось, что я сам обгрызаю со всех сторон остров, на котором живу. Кто-то явно следил за мной. Я уже успел заметить гирлянду солнечных батарей, свисающих со скалы у моря, от которой и образовывалось так необходимое мне электричество. Еще я обнаружил у одной скалы грот и забрался в него, но дальше грот превращался в темную пещеру, и было страшно туда идти. И с этих пор я стал думать о создании фонарика.
 Я почувствовал, что в пещере может быть какая-то тайна или загадка. Любая пещера ассоциируется с тайной, благодаря женскому началу. Женское лоно это та же пещера сулящее раскрытие тайны через проникновение в нее… Так что не надо быть слишком умным, чтобы почувствовать это.
В детстве я очень боялся, что не доживу по каким-то причинам до того момента, когда проникну в женщину, в ее пещеру. И только моя первая любовь изгнала мой страх вместе с проникновением в нее. Именно в то время я научился говорить женщинам «люблю», когда хотел проникнуть в них и заронить свое семя.
В любви есть два серьезных испытания – люди одинаково любят заниматься сексом, как и властвовать друг над другом. Хуже всего, когда секс становится разменной монетой в борьбе за власть. Я часто встречал женщин, готовых тут же заняться с тобой сексом ради власти над тобой. Иными словами, они любят причинять нам боль, которой мы их же награждаем. Меня одинаково мучили мысли о вынашивающих моих детей Людмиле, о Марии Давидович, и о Габриэле. Я пытался как-то сравнить этих трех женщин, но у меня ничего не получалось. Я был очень ослеплен красотой Людмилы, умом Марии и даже идиотской наивностью Габриэлы.
Я очень быстро ее раскусил, а разузнав, тут же поверил, в ее обезоруживающее простодушие. Только такая наивная и глупая девушка, как Габриэла, могла ввязаться в такую грязную авантюру. Однако не смотря на свое простодушие, Габриэла все же смогла почувствовать опасность, исходящую от связи со мной. Люди, которые помогли ей похитить меня, так же ловко похитили и ее, и именно поэтому она так незаметно исчезла. Я был в этом абсолютно уверен. Теперь я бродил по острову, создавая видимость, что я ищу Габриэлу.
Я уже успел заметить несколько видеокамер, спрятанных в соломенной крыше бунгало и на нескольких пальмах. Вскоре я убедился, что весь остров находится в поле зрения невидимого мной наблюдателя. Я понял, что нахожусь в ловушке – уехать отсюда, улететь,  уплыть я ни на чем не могу, и за мной еще наблюдают. Может дни мои сочтены? Кто знает?!
Надо проникнуть в пещеру, и может быть спрятаться там ночью. Пусть они будут думать, что я исчез, и снимут с острова наблюдение. А если они найдут меня в пещере, то значит, так тому и быть. На следующий день среди ящиков с продуктами, сушеными фруктами, макаронами и тушенкой, я обнаружил ящик с фонарями, все они были с батарейками.
Теперь я решил под покровом ночи, захватить с собой побольше воды, провизии и фонариков, и проникнув в пещеру, скрываться в ней до тех пор, пока выдержат силы. Так я и сделал, только провизию и воду затащил в пещеру в три захода. В пещере  я решил скрываться одну неделю. На мой взгляд, этого срока было достаточно, чтобы убедить своих преследователей в том, что меня нет на острове.
Пещера оказалась сухим и прохладным лабиринтом. Я так и не дошел до ее конца, потому что через пятьсот метров моего прохождения по ней,     она сузилась до таких размеров, что надо было по ней уже ползти, а когда с ее свода рухнуло несколько кусков ракушечника, я испугался и вернулся назад. Нельзя сказать, что я ничего не делал в пещере. Я думал очень много и сразу обо всем.  Я пролистывал в памяти свое прошлое. Оно было обескураживающее запутанным клубком событий, судеб и стремлений. Я всегда хотел достичь недостигаемого, любить самую красивую женщину на свете, быть самым богатым и независимым, и управлять множеством людей по собственной прихоти. Можно сказать, что чего-то я достиг, но какой ценой?! У меня совершенно не было друзей. Может поэтому я пытался раствориться в Людмиле, в ее ненасытном лоне. Только зачем я лишил девственности Марию Давидович?! Любопытство весьма опасная штука! Ты хочешь заглянуть во многие души и тела, превращая собственную жизнь в целенаправленную суету.
И лишь оглядываясь назад, роясь в жалкой кучке ничтожных побед на любовном фронте, ты можешь найти единственную женщину, ради которой тебе стоило жить. В моей жизни этой женщиной была одна Людмила. Да, я лишил девственности Марию Давидович, но разве не она сама меня же изнасиловала, воспользовавшись моей пьяной и добродушной рассеянностью?! Ах, Людмила, Людмила! Красивую женщину приходится непрерывно любить, доставляя ей наслаждение в сексе, иначе она с легкостью найдет тебе замену.
Единственное, что меня еще утешало в этом вопросе, это то, что Людмила была беременной и все чаще чувствовала себя равнодушной к сексу, ибо инстинктивно оберегала в себе зачатое мною дитя. Кажется, я бы с легкостью отдал этим негодяям свою фирму, и все нажитое мной деньги, если бы они вернули мне мою Людмилу.
В прохладной пещере мне не хотелось ни есть, ни пить, я только с необъяснимым восторгом вслушивался в шум океана, его бурных волн, в котором я явственно слышал голос встревоженного народа. Могучее восстание масс, желание подняться и тут же слиться с безумным натиском природы и ее ярким взлетом и ослепительным падением, сначала в небо, после в бездну, и обо все разбившись, слегка и вмиг умолкнув, умереть… В океане пряталась загадка нашего возникновения, а с ним возникновения всего живого…. Нашей отчаянной борьбы с тем, что нас же создало и породило… Мы боролись с собственной матерью – природой, едва осознавая смысл этого колоссального противоречия, асимметрии Вселенной…
В таком беспокойном полузабытьи я провел несколько суток. Сколько прошло времени я не знал, но по моим смутным и туманным представлениям прошло не меньше тысячи лет. Когда я вышел из пещеры, меня ослепило солнце. Наверное, час я не мог сдвинуться с места. Глаза слезились и резали какой-то неестественной болью, но спустя час я мог уже привыкнуть к свету.
Когда я подошел к бунгало, я сразу заметил отсутствие телевизора, холодильника и компьютера. Ящики с сухими продуктами валялись в беспорядке. На крыше бунгало и на пальмах уже не было видеокамер. На склоне скалы не было солнечных батарей, значит, они поверили, что я скрылся, то есть пропал с острова.
Неожиданно из кустов акации, росших рядом с бунгало, я услышал тихий стон. Я пошел на звук, и раздвинув кусты акации, увидел лежащую на песке голую и избитую, всю в синяках и ссадинах Габриэлу.
- Что тебе нужно, злодей?! – прошептала она разбитыми и потрескавшимися губами.
- Почему злодей?! – удивился я.
- Но это из-за тебя я так пострадала. Ты куда-то пропал, а они подумали, что это я устроила побег! – зарыдала Габриэла.
Она не могла даже идти. Я осторожно отнес ее в бунгало и положил на ковать. Я оставил ее лежать так ей было не до меня и ушел бродить по острову. Мне нравилась моя свобода, пусть и на этом небольшом диком островке, но зато никто уже не следил за мной. К тому еще было неизвестно, чем бы вся эта слежка за мной закончилась.
К вечеру Габриэла смогла уже подняться с кровати. Заплывшие щелки глаз напоминали мне Людмилу и мрачную сторону ее супружеской жизни с Олегом.
- Этих продуктов нам хватит только на месяц, - с отчаянием поглядела на меня Габриэла.
- Ну и что, - усмехнулся я, - из скалы бьет родник, на пальмах растут кокосы и бананы, семена акации можно есть, они съедобны. Можно еще ловить крабов, рыбу. В воде на скалах полно мидий.
- Робинзон, твою мать, - захныкала Габриэла.
- Тебе это совсем не идет, - покачал я укоризненно головой, - а жизнь всегда будет хороша, если ты будешь к ней хорошо относиться.
- Если все так хорошо, то почему мне так плохо? – закричала Габриэла.
- Ничего, все пройдет, и болячки твои заживут, - я попытался ее обнять, но она меня оттолкнула.
- Ну ладно, ты из-за фирмы своей страдаешь, но я-то из-за чего?! – Габриэла заплакала, отвернувшись от меня.
- Если ты будешь думать, что весь мир против тебя, то твои ожидания сбудутся!
- Ты о чем?! – спросила Габриэла, продолжая лежать ко мне спиной.
- О том, что пессимизм рождает трагедию!
- Как ты меня задолбал своей непосредственностью! – повернулась Габриэла ко мне, яростно посверкивая глазами.
- Ты раньше была намного добрее ко мне!
- Раньше мне за это деньги платили! – скривилась в усмешке Габриэла.
- Ну и черт с тобой! – я разозлился и вышел из бунгало.
В пещере еще оставалось три ящика с продуктами. Я уже начинал подумывать о самостоятельной жизни. Для начала недалеко от берега я смастерил себе шалаш, и перетащил туда из пещеры ящики с провизией. Тут же у меня стояло ведро с родниковой водой. От скуки я начал читать взятую мной из бунгало книгу афоризмов Станислава Ежи Леца. Неожиданно мне попался следующий афоризм: «Х – вечный оптимист. Этим он радует все режимы!»
«И я как вечный оптимист, - подумал я, - как бы мне не было плохо, я всегда и во всем нахожу что-то хорошее. И сам радуюсь, и других радую! Правда, по Габриэле этого не скажешь».
- Может, вернешься ко мне?! – вытянулась из-за скалы голова Габриэлы.
- А ты не будешь меня ни в чем обвинять? – с любопытством взглянул я на нее.
- Обычно мужчина считается виновным до тех пор, пока не докажет свою состоятельность, - улыбнулась мне разбитыми губами Габриэла, уже подошедшая ко мне, и я ее тут же поцеловал, заключив в жаркие объятья.
На небо выплыла Луна,  но было светло как днем. В тропиках царило небывалое до сей поры лето. На земле постоянно все изменяется, но мне почему-то кажется, что к лучшему. Я не могу верить в плохое, я не могу не осеменять своих женщин и не могу не верить в божью благодать. Я как вечный оптимист, моя улыбка как печать… прощения Вечности.