В гостях у декабристоведа

Из цикла "Перепрыгнувшие тысячелетие"


Сохранился  интересный  документ – политическая
утопия  «Сон», которая  хорошо  отражает  идеалы
движения  декабристов. Утопия  эта  была  прочитана
на  заседании  литературного  общества  «Зелёная
лампа», являвшегося  побочной  управой  декабристского
общества. Автор  утопии, декабрист  Улыбышев,
рассказывает, что  он  будто  бы видел  во  сне  будущий,
послереволюционный  Петербург. Он  даже  не  смог
узнать  хорошо  знакомый  ему  город. На  Зимнем  Дворце
была  надпись  «Дворец  государственного  собрания». На
Невском  проспекте  вместо  монастыря  автор  увидел
триумфальную  арку, «как  бы  воздвигнутую  на  развалинах
фанатизма»…В  прекрасном  храме, великолепие  которого
«превосходит  огромные  памятники  Римского  величия»,
шло  богослужение  особого  рода:  тут
  перед  мраморным  алтарём, на  котором  горел  неугасимый  огонь, возносили               
хвалу  Верховному  существу. Православное  христианство
исчезло – несколько  ветхих  старушек  ещё  исповедуют 
старую  религию, но  большинство  живёт  уже  по-новому.
На  чёрных  стенах  Зимнего  дворца  вместо  двуглавого
орла (ему  отрубили  обе  головы) – новый  герб  России:
Феникс, парящий  в  облаках  и  держащий  в  клюве 
Венок  из  оливковых  ветвей.
М. В. Нечкина  «Декабристы»  М., «Наука», 1975.

   Получилось  все  как-то  спонтанно. Выйдя  из  троллейбуса, дабы  прогуляться  по  Набережной, пока  её  не  изуродовали  «реконструкторы», едва  не  отложил  прогулку  совсем:  весёлая  молодёжь  на  площади  у  дворца  спорта  развлекалась, немало  позабавив  и  меня, старика  четвертьдесяточного. Установив  на  планшете  фотографию  некой  обнажённой  задней  части  человеческого  тела, что  пониже  спины, да  совместив  изображение  с  мишенью, симпатичные  ребята  и  красивые  девушки  соревновались  в  метании  дротиков. Оказалось, набрёл  я  на  пикет, участники  которого  «встречали»  Бориса  Моисеева. Мне  понравилась  идея  посмеяться  над  пропагандой  содомии, тем  паче  что  за  удовольствие  самому  поупражняться  с  дротиками  никакой  платы  не  взималось.  Вдоволь  наигравшись, я  попал  в  поле  зрения  распространителя   газеты  «Русский  Восток», юной  улыбающейся  красавицы, и, разумеется, взял  экземпляр. Вот  только  читаю  я  любые  газеты  с  последней  страницы, думаю, понятно, почему. И  на  этот  раз  привычка  оказалась  очень  кстати, ибо  обнаружил  там  я  интереснейшую  статью  про  декабристов, спасибо  автору  за  его  слегка  хулиганско-провокационный  стиль, но  наконец-то  сказано  живым  языком, а  не  мрачными  штампами.

   Честно  скажу, наелся  я  декабристкой  темы  в  школе  так, что  и  вспоминать  противно. Моя  соседка  по  парте  так  вдохновилась  темой  «верных  жён», так  вздыхала  от  известного  фильма, что  сразу  после  получения  аттестата  вышла  замуж  за  мрачного  типа, отсидевшего  десятку. Помню, восторгалась  тем, что  жених  на  Каховского  похож. Жаль  Наташку, который  год  цветы  на  могилу  носим:  приревновал  её  муж, к  этому  же  Каховскому  на  портрете  и  приревновал:  у  них, сидельцев,  «декабрист»  означает  нетрадиционную  сексуальную  ориентацию… Так  и  нечему  удивляться:  это  ведь  «герои  войны  1812  года», понабрались  в  Париже  тамошних  мод, поди, и  эту  содомитскую  заразу  притащили  вместе  с  идеями  гнилыми… Сам  я  «пару»  схватил  влёт, когда  по  наивности  спросил:  «Что  ж  эти  умники, борцы  за  свободу  народа, по-русски  разговаривать-то  не  умели?». Это  я  узнал  из  передачи  «Что, где, когда?». Как  же, на  святое  посягнул  в  глазах  нашей  завучихи, да  ещё  и  продолжил (вот, дурак!, да  кабы  знал  я…) :  «Ну  и  чего  это  они  сами  своих  крестьян  не  освободили?». Это  я  уже  насмотрелся  фильмов  про  гардемаринов; ну, и  откуда  ж  было  знать, что  на  меня  так  вызверятся? Вспомнить  страшно  все  мои  школьные  неприятности, и  на  собрании  родительском, и  на  педсовет  даже  вызвали. У  нас  ведь  ещё  театр  в  школе  был. Во  второй  четверти, когда  невозможно  кивать  на  садово-огородные  дела, нас  зазывали  «добровольно»  на  всякие  роли, не  то  выше  «трёхи»  по  литературе  да  истории  не  получишь. Когда  наша  свирепая  «русачка»  объявила, что  быть  мне  Рылеевым, я  дар  речи  потерял. Без  шуток, махом  температура  стала  под  39, и  я  лишь  успел  выбежать  из  кабинета  и  добраться  в  мальчишеских  комнатках  до  раковины, рвота  была  такая, что  пришлось  пожалеть  о  вкусном  обеде, ел-то  я  дома. Дома  же, когда  полегчало, открыл  книжки, которые  раньше  в  руки  не  брал, да  и  почитал  про  этого  Рылеева… Жуть  полная! Он  мне  напомнил  Женьку  из  параллельного  класса:  тот  рано  начал  нюхать  клей  и  пить  конопляное  молочко, вот  так  же  вёл  себя, когда  был  весел  и  взбудоражен, а  за  партой  был  мрачнее  тучи, и  тоже, кстати, хамил  не  глядя. Женька  потом  к  каким-то  сектантам  ушёл, всё  нас  звал  рай  какой-то  на  земле  строить, ну, и  нету  его  давно. В  его  квартире  сейчас  чей-то  офис. Так  вот, как  репетиция, так  у  меня  рвота  в  туалете. Роль  Рылеева  отдали  потом  Лёхе  отличнику, он  после  школы  вылетел  из  института  за  драку  с  замдекана, потом  торговал  китайской  лапшой  на  рынке, а  после  профукал  чужие  деньги, и  его  нашли  повешенным  в  квартире. А  мне  же  досталась  роль  сибиряка, генерал-губернатора, который  стращает  Трубецкую, чтоб  не  ездила  в  Сибирь. И  всё  бы  ничего, да  Трубецкую  играла  моя  зазноба, Светка… Она  вышла  замуж  за  «братка», а  он  потом  во  что-то  влез, пришлось  продать  дачу, машину, квартиру – не  его, а  Светкины! В  церкви  Светка  служкой  теперь, а  про  меня  уж  и  забыла  давно. Встречу  Волконских  сыграли  Боря  с  Леной, да  так, что  педколлектив  прослезился. Они  потом  уселись  на  одну  парту, с  выпускного  даже  сбежали  куда-то  вместе, на  свадьбе  оба  класса  гуляли. Хоть  плачь  теперь – Боря  в  садоводстве  каком-то  сторожит, пьёт  по-чёрному, а  Лена  в  агентстве  досуга  работает. Помню, ещё  тогда  меня  мучил  вопрос:  зачем  Оболенский  Милорадовича  штыком  тыкал  сзади? А  учителей  спросить  опасался, и  всё  разглядывал  портрет  князя. Ну, и  нашёл  ответ-то. Был  в  нашем  дворе  один  мальчик, на  домашнем  обучении, в  школу  почти  не  ходил. Уж  очень  его  физиономия  на  тот  портрет  была  похожа. И, когда  настало  время  приглашать  девчонок  в  театры  и  дарить  этим  кокеткам  цветы, мальчик  тот  девочками  совсем  не  интересовался;  в  его  квартиру  вечно  захаживали  какие-то  тщедушные  дяденьки  с  неприятными  улыбчивыми  лицами  и  мои  сверстники, укуренные  и  пьяные, те, кто  не  имел  успеха  у  своих  избранниц.  Да  и  другое  настораживало:  «за  правду», «честь  превыше  всего», «патриоты»… Что  за  правда, если  подняли  солдат, запудрив  им  мозги  какой-то  мутью  про  Константина  и  Конституцию? Что  за  честь, если  выстрелить  в  парламентёра  плохим  поступком  не  считается, а  уж  предательство  Трубецкого  ни  в  какие  ворота  не  лезет? Я  согласен  с  фразой  из  фильма  «Звезда  пленительного  счастья» :  «Да  как  же  ты  венчался-то  с  таким  грехом?». Это  к  вопросу  о  долге  перед  семьёй  хотя  бы.  Что  за  патриотизм, когда  после  провала  путча  закладывают  друг  друга, своих  же  солдат  и  пылают  пламенной  любовью  к  Государю, за  право  убить  которого  вместе  со  всей  семьёй  только  не  дрались  на  своих  посиделках? Помню, перелистывал  тома  «Полярной  звезды», наткнулся  на  письма  Лунина, где  он  рассказывает  про  своё  увлечение  переводами  с  греческого, ругался:  вот  и  сидел  бы  в  своём  Париже, с  оборванцами  тусуясь, или  корпел  над  переводами  с  греческого  у  себя  в  усадьбе! Меня  ведь, как  всех  актёров  школьного  театра, премировали  книжечкой  «В  потомках  ваше  племя  оживёт…». Читать  её, конечно, мои  одноклассники  и  не  подумали  бы  даже  в  бреду  горячечном, но  меня  уже  заусило, и  я  одолел  её  всю. Оттуда  всему  классу  стало  известно, что  Раевский  в  ссылке  выращивал  огурцы, но  ни  у  кого  не  возникало  мысли  о  какой-то  признательности  ему  за  это, даже, когда  огурцами  научились  закусывать  водочку, только  злобно  крысились, глядя  на  «лачуги»  Трубецкого  и  Волконского. В  моём  классе  был  такой  задохлик  Серёга, мы  его  часто  провожали  до  дома, чтоб  не  обидел  часом  кто; это  был  очень  весёлый  и  добрый  мальчишка, просто  с  астмой  и  аллергией  на  тополиный  пух  здоровьем  блистать  трудно. Как  же  мы  костерили  этого  страшилу  Трубецкого  за  эти  его  тополя, глядя, как  наш  друг  кашляет  и  заливается  слезами! Сплошь  ненормативная  лексика, доложу  вам…Воспоминания  современников  о  декабристах, скажем  так, далеки  от  положительных, оказывается, если  не  сказать  больше; когда  же  я  узнал, что  Завалишин  рассказывал  про  бордель  на  каторге… А  тут  ещё  приехал  Солженицын  и  из  телеящика  вещает  про  зарплаты, про  нормы  работы, которые  многие  ребята  с  окраин  райской  жизнью  бы  назвали, всё  подкрепляя  архивными  документами, которыми  трясёт  перед  камерой…махом  обзвонил, кого  успел, там  дальше  передали, оба  класса  к  экрану  прилипли, наутро  школа  гудела, как  тяга  в  трубе.  Но  наша  школьная  администрация  пообещала  подчистить  наши  аттестаты, если  будем  шуметь, и  пришлось  затихнуть. Театр, правда, прекратил  тему  «героев  с  Сенатской», лихо  взявшись  за  «Мастера  и  Маргариту». Однако  от  этой  постановки, вопреки  ожиданиям, никто  не  пострадал, кроме  похмельного  сторожа, который, увидев  артиста  в  костюме  и  гриме  Бегемота, уронил  сумку  с  бутылками, половина  разбилась.

   Так  что  тон  статьи  Днепровского  меня  вовсе  не  шокировал, а  даже  обрадовал:  ну, хоть  кто-то  наконец  сказал  то, что  давно  следовало! Я  хотя  и  читал  мадам  Нечкину, и  не  одну  её  книгу, но  про  британский  след  во  всей  этой  пакостной  истории  не  думал, а  зря:  то, что  от  этой  публики  масонством  за  версту  разит, ясно-понятно, шила  в  мешке  не  запрячешь. Полюбуйтесь-ка  на  мой  эпиграф, вам  жутко  не  стало? Мне  вот, как  человеку, любящему  свою  Родину, заплохело  сразу. А  уж  когда  прочёл  у  той  же  Нечкиной, спасибо  покойнице, историк  она  цепкий, насчёт  программы  действий  в  случае  удачи  переворота, едва  книгу  не  выронил:  сценарий  февральской  и  октябрьской  революции, два  в  одном, полный  коктейль  на  пару  месяцев! И  цареубийство  расписано, как  по  нотам, так  что  понятно, что  ничего  большевики  сами  не  выдумывали.  И  про  «конституции»  эти  прочитал, где  сказано  про  освобождение  крестьян  без  земли, про  уничтожение  армии (это  при  том, что  Россия  постоянно  вынуждена  была   воевать  то  здесь, то  там  ещё  с  каких  времён…), да  и  вера  Православная  этим  модникам  мешала! А  ещё  немаловажно, что  по  обеим  «конституциям»  вводится  громадный  имущественный  ценз  для  участия  в  выборах, ценз  на  оседлость («прописка»!), ценз  на  грамотность (обучение же – платное), а  женщины  и  вовсе  лишены  этого права!  (для  исламистов  у  женщин  души  нет, но  ведь  эти-то  ислам  не  принимали) Хороша  «свобода, равенство  и  братство», рабство  натуральное! Мало  того, надо  разделить  Империю  на  15  штатов (так  записано!), уничтожив  «военные  поселения» (разоружение, конверсия, знаем  уже). Любопытно  также  вот  ещё  что. «Конституции»  этих  деятелей  в  библиотеках  не  найдёшь, как  и  записок  Завалишина, аплодисменты  этому  цинику  и  хитрецу, сосланному  из  Сибири. Как  не  найдёшь  и  билетов  на  фестиваль  «Декабристские  вечера»! Кто  там  тусуется, чем  занимается – тайна  сия  велика  есть, только  в  телевизорах  в  соответствующее  время  года  царит  культуроведческая  трескотня  на  сей  счёт, похожая  на  засохшее  безе.  А  вы  не  обращали  ли  внимания  на  дату  «восстания»?  Аккурат  Хеллоуинн, только  из-за  нового  стиля  сдвиг. А  первое  мая  у  нас  на  вальпургиеву  ночь  приходится, дело  известное. Как  известно  и  то, что  Сатана  за  службу  платит  черепками. Вот  и  получили  свои  черепки  в  виде  поленьев, что  чернь  в  них  за  подстреленного  Милорадовича  начала  кидать, так  что  даже  стрелять  в  ответ  в  толпу  пришлось. Зевак-то  эти  господа  стреляли, не  глядя. Бэкингем  в  «Трёх  мушкетёрах»  простолюдинов  конём  топчет, не  замечая, а  Д'Артаньян  хоть  и  замечает, да  не  оглядывается, оглянулся  он  лишь, чтоб  узнать, что  с  уставшими  лошадками  стало, взяли  ли  их  слуги, чтоб  увести  на  отдых. Каховский  в  царского  брата, что  подъехал  уговаривать, кстати, выстрелил, просто  осечка  «случилась», благодарение  Господу. Николай  же  стрелять  не  хотел  до  последнего, даже  батюшек  послал  на  переговоры, ну, да  разве  этим  сатанистам  что  втолкуешь, бешеные  ведь  становятся, нехристи, нелюди. Ну, а  когда  картечь  по  площади  пошла  наконец, там  уже  не  до  зубоскальства  и  развесёлого  топтания  на  холоде  было, ринулись  наутёк, герои  тряпочные, выставившие  солдат  под  залп, «честь  да  совесть», противно  даже.

   И  тут  понял  я  такую  простую  вещь. Долбим  же  мы  в  начальной  школе  таблицу  умножения, потом  законы  движения, английскую  грамматику… Точно  также  нас  заставляют  долбить  и  то, что  уже  не  является  законами  мироздания  и  правилами  математики  да  пунктуации, а  есть  всего-то  пропагандистский  продукт  какой-либо  идеологии, в  данном  случае   антихристианской:  царь  плохой  не  потому, что  плохо  правил, а  потому, что  царь, а  не  вождь  чей-то; Православие  плохо, потому  что  плохо, я  вам  сказал! – бесовская  декларация  о  захвате  территории; Российская  Империя, кормившая  хлебом  Европу  и  Америку, строившая  Транссиб  быстрее  и  качественнее, чем  со  всеми  достижениями  современных  технологий  могут  сейчас – плохая  потому, что  если  признать  очевидные  факты, то  несостоятельность  мифа  об  «нищей, отсталой  России»  видна  и  слепому. Насчёт  «нищеты» – бездомных, в  отличие  от  «просвещённой  Европы», у  нас  не  было, жильё (изба, а  чем  плохо, с  точки  зрения  современной  валеологии - это  идеальное  жилище) было  у  каждого  жителя  страны, даже  у  нищенствующего  побирушки; «несчастный  бурлак»  по  осени  того  же  сезона, что  тягал (добровольно!) лямку, строил  себе  дом, и  не  хижину  какую  из  веток, а  настоящий  коттедж-усадьбу, со  всеми  хозблоками. А  насчёт  тогдашних  цен – прочтите-ка  Катаева, «Белеет  парус  одинокий», и  посчитайте  хорошо, там, с  полушками, да  что  на  базаре  стоит, и  сравните  сейчас  по  курсу, поупражняйтесь  в  математике, да  не  забудьте, что  за  один  рейс  матрос  получал  5  рублей (корова  стоит  рубль, вопрос  с  жильём  не  стоит, напоминаю). Ну, а  насчёт  отсталости… Да, отстали  мы  от  той  же  Франции  и  по  цареубийству, и  по  сатанизму, и  по  содомии  и  алкоголизму (она  лидер, на  пару  с  Британией, читайте  хоть  сестёр  Бронте), и  даже  хрущобы  наши  просторнее  французских… Только  много  ли  доблести  в  таком  «прогрессе»? Зинаида  Гиппиус  тоже  хвалебные  оды  декабристам  писала, после  поняла, какова  плата  черепками, когда  «Чёрную  тетрадь»  пришлось  делать. А  в  Иркутске  недавно  умерла  почётный  гражданин  города, 96-летняя  Лидия  Ивановна  Тамм. Тоже, знаете  ли, идеалы  города-солнца  Томмазо  Кампанеллы, декабристы-герои, вольные  поляки, у  которых  в  Лондоне  эмигрантское  правительство  под  полвека  заседало. У  неё  дом  был  возле  Иерусалимского  кладбища, типовой  тогдашний  особняк, двухэтажный, по  6  комнат  на  этаже, с  печами-голландками (не  буржуйками), с  зеркалами  от  пола  до  потолка  в  простенках  между  окнами, высота  потолков  по  три  с  половиной  метра. Это  на  семью  одну. Простите, ошибся, это  я  её  дедушки  доходный  дом  описал, где  квартиры  на  этаже  в  аренду  сдавались, жили-то  они  в  таком  же, но  одноэтажном, а  ещё  в  усадьбе  был  флигель. В  хаминовской  гимназии  девочка  училась, балериной  могла  стать. Это  там, где  сейчас  пединститут  располагается. Родня  души  не  чаяла, пылинки  сдувала. Ну, и? Красная  косынка, кожанка  с  маузером  под  мадам  Коллонтай, до  прихода  мировой  революции – никакой  любви! Вышла  замуж  за  дегенеративного  смазливого  гопника, который  на  неё  же  паскудный  донос  написал (на  мать  своего  же  сына, в  духе  тех  нравов  поступок), чуть  не  расстреляли  под  запарку, да  там  сверстник  вину  на  себя  взял. Лидия  ему  руки  не  подала, отвернулась; кстати, ей  сломали  на  допросах  позвоночник. На  поселении  ей  снова  повезло, в  провинциальной  глуши  старый  знакомый  узнал, спас, пристроил  на  хлебную (завстоловой, в  прямом  смысле  хлебную) должность. На  строительстве  иркутского  кирпичного завода  чуть  не  села  за  чужие  махинации  в  бухгалтерии – урок  не  впрок, не  вняла, Кто  бережёт  от  погибели. Полвека  отжив, побегав  от  пьяных  ветеранов  по  баракам, уезжает  на  комсомольскую  стройку – тот  же  ветер  в  голове, что  и  по  молодости, да  и  пятно  репрессированной  ещё  не  стёрлось. Сын-то, видать, в  папу  удался, бездарь  бездарью, да  ещё  и  попивает, да  и  помер  потом  после  четвертого  десятка  бобылём. Ну, наша  бабуля  открывает  милицейский  опорник, бегает  по  подворотням  пьяные  драки  разнимать – куда  как  интересная  жизнь, среди  пролетариата  же! В  восемьдесят  лет    молодёжный  клуб  выбила, шпане  занятие  нашлось. Понятно, своих  внучат  нет, так  хоть  такая  сублимация. И  осталась  на  старости  лет  в  однокомнатной  хрущобе, где  повернуться  негде, да  и  то  там  посиделки  разводила, чтоб  не  скучать. Её  благодарные  почитатели  не  устают  повторять, что  «Лидию  Ивановну  часто  предавали  самые  близкие  люди, но  она  всегда  готова  была  броситься  любому  на  помощь, даже  в  ущерб  себе». Вы  меня  простите  за  такое  кощунство  заранее, но  это  называется  неприятным  словом  ДУРА. Закопала  свой  талант  в  землю, растратила  попусту, всю  жизнь  утопии  поклонялась, а  в  Бога, что  спасал  и  воздавал  ей  за  праведность, верить  отказывалась! Я  бы  не  женился  на  таком  вечном  комсорге, мне, знаете  ли, нужна  жена  и  дети, а  не  собесовский  офис  в  квартире. Валентин  Распутин  как-то  попенял  молодёжи  90-х:  «У  нас  хоть  паршивые, да  были  идеалы. У  вас  же  вообще  идеалов  нет». А  как  же  заповедь  «Не  сотвори  себе  кумира»? Зачем  мне  какой-то  идеал, если  я  не  называюсь, а  являюсь  православным  человеком? И  почему  я  обязан  думать, что  то, что  сделали  с  моей  Родиной  в  начале  20-го  века, а  декабристы  хотели  начать  на  столетие  раньше – хорошо?! Лишь  потому, что  мне  это  долбят  со  школьной  парты, что  ли?! И  тогда  я  возблагодарил  Господа  нашего, что Он  устроил  всё  так, что  я  прочёл  эти  книжки  по  декабристоведению. Мне  с  моими  школьными  товарищами  повезло, но  кто  же  скажет  этим  малышам  сейчас  за  партой, как  было  дело, ведь  у  них, в  отличие  от  нас, никогда  не  возникнет  желания  читать  Нечкину  или  Коваля? А  может, я  отстал  от  жизни, и  статья  Днепровского – уже  закономерность?

   Тогда  я  взял  газету  и  пошёл  в  музей.

К  моему  немалому  удивлению, я  увидел  в  передней  стайку  молодых  ребят, которых  видел  в  пикете. Они  вежливо, но  громко  просили  выйти  к  ним  одну  из  научных  сотрудниц  музея, назвав  вахтёрше  её  имя  и  фамилию, и  их  просьбу  поспешили  удовлетворить. Одна  из  девушек  была  крайне  раздосадована:  она  уверяла  своих  спутников, что  в  прошлый  раз  цену  ей  назвали  впятеро  меньшую, чем  сейчас, вахтёрша  же  пыталась  объяснить, что  что-то  в  цене  добавлено. Я  же  решил  схитрить:  мимоходом  глянув  в  зеркало, решил, что  достаточно  молодо  выгляжу, и, если  что, в  компании  этих  студентов  лишние  полтора  десятка  лет  будут  незаметны  незнакомому  человеку. Хитрость  удалась:  когда  леди-декабристовед  вышла  к  гостям  и, узнав, что  у  них  возникли  вопросы, пригласила  их  в  одну  из  комнат  музея, я  легко  просочился  следом  и  уселся  среди  юношей, будто  свой, те  же  не  придали  моему  появлению  никакого  значения. Ещё  прежде, чем  мне  удалось  осуществить  этот  маневр, я  был  удивлён  дважды:  студенты  принесли  сотруднице  музея  тот  же  экземпляр  газеты, что  был  у  меня. Как  можно  понять, такое  положение  дел  меня  более  чем  устраивало, и  я  наконец  смог  разглядеть  немолодую  даму, как  выяснилось  позже, преподавателя  истфака  госунивеситета. Она  оказалась  довольно  несимпатичной, даже  неприятной  на  первый  взгляд, впрочем, старость  не  красит, а  внешность  бывает  обманчива. Леди  заметно  нервничала, газету  она  держала  в  руках, словно  моя  старая  завучиха – немытую  меловую  тряпку, с  жеманной  брезгливостью. Она  сразу  объявила  собравшимся, что  автор  статьи – несерьёзный  дилетант, стремящийся  стяжать  славу  Герострата, и, что  вполне  логично, пожелала  сразу  приступить  к  разбору  текста. Однако  студенты, немало  удивив  даже  меня, выхватили  инициативу  сразу:

–– Эту  неточность  про  генеалогию  княгинь  мы  и  сами  знаем, – уверенно  заговорила  одна  из  девушек, похоже, постарше  той, что  сокрушалась  о  цене  билетов, – кому, как  не  вам, её  заметить, однако  первый  вопрос  у  нас  следующий…– выждав  аккуратную  паузу, – она  заговорила  тоном, каким  разве  что  о  погоде  говорят. –– Мы, являясь  в  большинстве  православными  христианами, хотя  среди  нас  есть  также  и  язычники (при  этих  словах  солидная  дама  заметно  вздрогнула) хотим  узнать  у  вас, сколько  среди  этой  команды  деятелей  было  содомитов? Троих  мы  знаем, но  знаем  также, что  многие  этим  мерзким  грехом  не  брезговали.

–– Да, это  нас  очень  волнует, – подтвердил  один  из  юношей, напомнивший  мне  этакого  гламурного  яппи-пижона, – ведь  мы  на  пикете  протестовали  не  против  Моисеева  лично, а  против  того, что  он  рекламирует  этот  порок.

Леди  глубоко  вздохнула, откинувшись  на  спинку  стула.

–– Вы  употребляете  какие-то  чересчур  многозначные  слова, – с  расстановкой  проговорила  она. –– «Команда», «деятели»…Как  прикажете  это  понимать?

–– Да  буквально, – холодно  ответила  собеседница  (тут  я  отметил, что  девушка  сидит, не  скрещивая  руки  и   ноги, в  отличие  от  остальных, широко  развернув  плечи, и  облокотившись  обеими  руками  на  свой  стул, что  меня, занявшего  оборонно-выжидательную  позицию, задело, словно  мою  машину  обошли  у  меня  перед  глазами). –– Что  уж  тут  неясного –– декабристы  суть  исторические  деятели, целая  команда, только  и  всего.

–– И  как  же  вы  формулируете  свой  вопрос? –– насмешливо  спросила  её  преподаватель, вертя  в  руке  свои  очки.

–– Да  так  и  формулирую, –– тем  же  тоном  ответила  гостья, –– мы  хотим  знать, сколько  среди  декабристов  было  содомитов, выражаясь  современным  сленгом, сколько  голубых?


–– И  кого  же  из  декабристов  вы  объявляете…голубыми? –– непонятно, чего  больше  было  в  голосе  мадам –– удивления  или  возмущения. Я  тоже  был  изумлён, но  тем  сильнее  мне  захотелось  узнать  то, о  чём  спросили –и  верно, а  сколько  всех-то? Потом  процент  подсчитаю, поразмыслю…

–– Да  зачем  нам  кого-то  ими  объявлять, – в  свою  очередь, усмехнулась  гостья, – если  их  там  и  так  хватало. Так  сколько  всего?

–– Но  скажите, кого  вы  считаете…голубым?!

–– Я  считаю? – по  тону  говорившей  можно  было  решить, что  она  услышала  старый, но  смешной  анекдот. –– Да  хоть  бы  и  хамоватого  Лунина  считаю, а  что?

–– Да  как  вы… да  что  вы… – тон  был  не  то  растерянный, не  то  негодующий. – Да  где  вы  это  прочитали?!

–– Подождите, – вежливо  подал  голос  другой  юноша, солидного  вида, правда, выглядел  он  скорее  отрешённо, чем  заинтересованно, –– этак  мы  уйдём  от  темы, а  нам  надо  знать  количество.
 
–– Хм, да  в  вашей  же  «Полярной  звезде»  и  прочитали, – холодно  сказала  старшая, –– ну, так  сколько  всех?

–– Там  нет  ни  одного  прямого  указания! – воскликнула  мадам.

–– А  об  этом  напрямую  и  не  говорят, –– невозмутимо  ответила  собеседница, –– так  сколько  голубых-то?

–– Послушайте, –– голос  преподавательницы  стал  бархатным, даже  мурлыкающим, –– Лунин  известен  как  большой  дамский  угодник, и  сохранилось  множество  писем  от  его  любовниц, в  которых…

–– Эка  невидаль, бисексуалы  очень  в  сексе  ничего, это  медицинский  факт, а  то, что  Мишель  имел  бурную  личную  жизнь, нам  известно, так  что  это  лишь  подтверждает  клинику, –– скучным  голосом  заметила  старшая  девушка. Я  уже  начал  с  конкретным  мужским  интересом  разглядывать  её  фигуру  под  костюмом  из  чёрной  джинсы; юбка, правда, длинновата, но, похоже, ноги  тоже  без  изъянов…

–– Позвольте, –– вдруг  жёстко  заметила  младшая  девушка, тряхнув  широкой  чёлкой  и  коротким  тёмным  хвостиком  на  резинке, –– вы  не  уходите  от  темы, мы  хотим  знать, сколько?!

–– Что  сколько? –– удивлённо  прохрипела  мадам.

–– Оох, тяжела  доля, –– проворчал  вдруг  первый  юноша, загорелый  яппи, –– ну  сколько  можно, тупой  вопрос:  сколько  среди  декабристов  было  голубых, что, цифру  трудно  назвать?

–– Угу? –– дружно  выдохнули  остальные, словно  спросили  время  отхода  электрички. Мадам  нервически  всплеснула  руками, с  негодованием  окинула  взглядом  присутствующих, презрительно  бросила:

–– Я  не  знаю! Я  никогда  не  занималась  этим  вопросом!

Честно  говоря, я  был  удивлён  ответом  и  не  поверил. Однако  студентов  этот  ответ  не  удивил, а  лишь  позабавил.  Они  синхронно  начали  хохотать, хотя  и  недолго, фыркали, хлопая  себя  по  коленям. 
 
–– Вот  это  да! –– с  чувством  прогремел  первый  парень, ероша  пятернёй  тёмно-каштановые  короткие  волосы.

–– Вот  так  ничего  себе! –– заливался  второй, потряхивая  пышной, едва  ли  не  есенинской, шевелюрой.

–– Вот  так  так! –– обиделась  младшая  девушка, тряхнув  хрупкими  плечами. –– Всю  жизнь  заниматься  этой  шайкой, и  не  знать!

–– Не  понял? –– услышал  я  уже  свой  растерянный  голос. Расслабился…

–– Однако! – фыркнула  старшая. –– Не  смущайте  человека, народ! Ладно, –– заговорила  она  по-прежнему  спокойно, –– тогда  второй  вопрос… –– она  снова  подтянула  паузу, мадам  даже  успела  сделать  нетерпеливый  жест, –– сколько  тогда  среди  них  было  особей, страдавших  «вьетнамским  синдромом»?

–– Что  это  значит?! –– с  вызовом  в  голосе  поинтересовалась  мадам.

Ну, я  бы  на  её  месте  с  ясными  глазами  и  чистой  совестью  сказал  бы:  все, кто  принимал  участие  в  боевых  действиях. Потому  что  тогда  пехота  то  и  дело  ходила  в  рукопашную  на  штыках, стенка  на  стенку, и конница рубилась лицом к лицу, когда  противника  видишь  в  упор  перед  собою, а  не  стреляешь, как  сейчас, порой  с  оптикой  на  стометровку, да  и  не  видишь  часто, что  там  с  тушкой  человека  стало. Потому  и  действие  на  психику  в  рукопашной и сабельной атаке   серьёзней  и  страшнее  во  много  раз, это  вам  не  кнопочки  на  пульте  нажимать…та  ещё  мясорубка!

–– Ну, то  и  значит, –– ответила  девушка  тоном, которым  говорят  с  воспитанниками  детского  сада, –– что  мы  хотим  знать, сколько  среди  декабристов  было  людей, страдавших  синдромом  «горячей  точки»?

–– Это  мне  неизвестно! –– резко  заявила  преподаватель.

–– Удивительное  дело! –– с  сомнением  в  голосе  отреагировал  первый  юноша, покачав  головой. –– А  мой  руководитель  курсовой  настаивает, что  эти  данные  есть, и  вы  должны  их  знать…

–– Действительно, странно, –– подивился  второй, –– неужели  вам  самой  это  никогда  не  было  интересно?

–– Почему  это  должно  меня  интересовать? –– обиделась  мадам.

–– А  как  же  любовь  к  своей  специальности, вы  ведь  сознательно  выбрали  декабристскую  тематику, верно?

–– Послушайте, –– жёстко  произнесла  леди, тяжело  дыша, –– я  всю  жизнь  занимаюсь  этой  темой, многие  тома  «Полярной  звезды»  я  знаю  едва  ли  не  наизусть, я  прочла  столько  литературы, что  вам  и  не  представить  даже  сейчас… 

–– Вот  именно  поэтому  мы  и  пришли  к  вам, –– миролюбиво  прервал  её  первый  юноша, и  его  карие  глаза  выражали  лишь  спокойствие, –– потому  что  доверяем  вашей  компетенции  в  данном  вопросе, у  кого  же  ещё  спрашивать, ведь  мы  ещё  не  разыскали  Днепровского…

–– Этот  Днепровский –– клеветник  и  дилетант! –– взвизгнула  разъяренная  женщина. –– Вы  посмотрите, что  он  тут  пишет!!!

–– Да, а  что  там  не  так, по  вашему  мнению? –– вставил  уже  я.

–– Ну  вот  же, смотрите, –– леди  схватила  газету, другой  рукой  надела  очки, обе  руки  заметно  подрагивали, –– «…готовили  государственный  переворот, а  получился  ярмарочный  балаган  с  Петрушкой, готовили  домашний  спектакль –– опять, извините, всё  широким  кверху…»!..

–– Ну, эмоции  автора  нас  мало  волнуют, –– лениво  махнула  рукой  старшая  девушка, и  я  продолжил  её  внимательно  разглядывать, пользуясь  тем, что  она  этого  не  могла  видеть; длинные, до  пояса  шатеновые  волосы  мне  очень  понравились. –– Это  ж  так, самовыражение, не  обязан  же  он  восхвалять  тех, кто  ему  несимпатичен. Так, значит, насчёт  театра  Волконской  верно, что  он  не  дал  ни  одного  спектакля? 
 
–– Нет, театр  был! –– с  некой  непонятной  мне  горячностью  воскликнула  мадам. –– Это  просто  мемуары  Белоголового, а  есть  данные, что  театр  давал  водевили  и  комедии!

–– Ясно. Надо  полагать, в  городской  театр  точно  не  пускали, вот  и  вспомнили  традицию  крепостных  театров, –– фыркнул  в  ответ  второй  юноша, оставаясь  подчёркнуто  спокойным, такое  создалось  у  меня  впечатление, –– кстати, насколько  мне  известно, никто  из  этих  борцов  за  свободу  своих-то  крестьян  не  освобождал, да?  А  ведь  законодательная  база  была  подготовлена  ещё  императором  Александром…

–– Что  это  вы  себе  позволяете? –– строгим  тоном, каким  в  начальной  школе  стыдят  напроказивших, прервала  его  леди. –– Да  кто  вам  дал  право  осуждать  декабристов?!

–– Если  бы  я  желал  их  осуждать, мадам, –– прежним  тоном  ответил  он, –– то  я  бы  начал  с  их  любимой  темы  цареубийства. Вы  же  не  станете  отрицать, что в любом правовом государстве подготовка и попытка покушения на главу государства является одним из тягчайших преступлений? Как не станете отрицать и того, что  за  право  прикончить  царскую  семью  у  декабристов  были  глобальные  междоусобицы? Представляю, какая  бы  драка  у  них  пошла, возьми  они  власть! Амбиции-то  княжеские, но вместо  дуэлей  бы  солдатская  кровушка  полилась, это  понятно.
 
–– Да, –– для  меня  неожиданно  спокойно  ответила  ему  собеседница, –– планы  цареубийства  строились, что  в  этом  особенного… Вам-то  почему  это  так  не  нравится?

–– А  нам  много  чего  не  нравится, –– невозмутимо  проговорил  кареглазый, –– конституции  их  не  нравятся, масонщина  их  декларационная  не  нравится, предательство  Родины  двойное, знаете  ли, очень  не  нравится.

–– Вы  что, смеете  утверждать, что  согласны  с  Днепровским?! –– дама  не  на  шутку  рассвирепела, заёрзала  на  стуле, вертя  очками  в  руках. – С  этими  инсинуациями, на  основании  единственной  цитаты  из  Струве? А  вы  читали  все  воспоминания  Бернгарда  Васильевича?

–– В  этом  нет  необходимости, –– сухо  ответил  юноша, –– этих  слов  про  английского  туриста  Гиля, везде  бывающего, вполне  достаточно. Работа  такая  у  всех  шпионов - везде  бывать.

–– Ну, знаете  ли…–– леди  даже  поднялась  со  стула, картинно  всплёскивая  руками. –– Этот  Гиль  был  вхож  в  дома  и  чиновников, и  купцов, и, по  вашей  логике, никто  из  них, что  ли, не  мог  оказаться  предателем  своей  родины, –– здесь  она  начала  смеяться  каким-то  сухим  надтреснутым  смехом, –– могли, значит, только  декабристы?!
 
–– Не  надо  кивать  куда  попало, –– угрюмо  проговорила  младшая  девушка, –– декабристы  уже  однажды  стали  предателями, и  когда  обманули  солдат, и  когда  их  же  выдали  на  следствии, так  что  нечего  удивляться,  это  у  них, видимо, в  традиции, того  же  Трубецкого  взять –– хорош  рыцарь  чести, его  подельники  на  площади  мёрзнут, а  он  в  канцелярии  сидит, царю  на  верность  присягает.

   Лицо  мадам  приобрело  застывшее  выражение  и  потемнело.

–– Просто  я  полагаю, –– уверенно  продолжила  старшая, –– что  тут  всё  намного  проще. Трубецкой, как  планируемый  диктатор, вовремя  получил  известие  о  том, что  британцы  не  станут  поддерживать  путч, и  побежал  страховаться, чтоб  его  не  трогали. Ведь  так?

–– Мне  кажется, вы  очень  недобрый  человек, –– леди  буквально  начала  шипеть, как  рассерженная  кошка, –– если  вы  себе  позволяете…

–– Вот  так  весело! –– насмешливо  перебила  её  собеседница. –– Вы  ведь  меня  впервые  видите, однако  вот  я, например, не  говорю  вам  ничего  подобного  про  вас  лично, вы  заметили?

–– Зачем  вы  сюда  пришли?! –– в  том  же  тоне  продолжила  мадам. –– Вы  говорите  гадости  про  святых  людей! Это  были  передовые  люди  своего  времени!

–– Забавные  у  вас  представления  о  святости, стоит  сказать! –– первый  юноша, смеясь, чуть  не  повалился  со  стула. –– А  вы  знаете, что  та  же  Британия  для  своих  передовых  людей  времени  делала? Цитирую:  «Каждый из вас будет взят из тюрьмы и оттуда на тачках доставлен на место казни, где вас повесят за шею, но не до смерти. Вас живыми вынут из петли, вам вырвут внутренности и сожгут перед вашими глазами. Затем вам отрубят головы, а тела будут четвертованы. С обрубками поступлено  будет  по  воле  короля. Да помилует Господь ваши души".

–– Ну  и  что, декабристов  поначалу  тоже  приговорили  к  четвертованию… –– изумлённо  пробормотала  мадам.

–– А  то, что  этот  приговор  вынесен  британцам, которые  всего-то  между  собой  болтали  о  возможности  изменения  государственного  строя, а  не  выводили  обманутых   солдат  на  площадь  под  картечь! 
 
–– Откуда  вы  взялись? –– уже  недоумевала  мадам. –– Вы  понятия  не  имеете  о  исторических  вопросах!

–– Отнюдь, о  циклах  развития  истории  мы  знаем  достаточно. Мы  очень  уважаем  Стогова, Соболева, Вернадского, Чижевского. Прежде  чем  сюда  прийти, мы  Нечкину  не  на  раз  перечитали, она  нам  больше  симпатична, чем  Коваль, –– старшая  девушка  говорила  по-прежнему  холодно  и  внятно, мадам  заметно  растерялась, слыша  эти  слова. –– А  вы  вот  дали  себе  труд  ознакомиться  с  работами  Азимова? Или  того  же  Хайнлайна, Рассела, Шекли, Каттнера  читали? Ну, Головачёва, на  самый  худой  конец, или  Семёнову?

   Дама  довольно  ненатурально  изобразила  задумчивость. Я  же  про  себя  мурлыкал, заслышав  знакомые  имена, словно  сытый  кот. Она  бы  ещё  догадалась  мадам  сказать  про  Стругацких! Или  там  Урсулу  ле  Гуин, Роберта  Джордана, Александра  Бушкова…я  про  себя  уже  смеялся, не  останавливаясь. Кажется, я  скоро  женюсь!..

–– Мне  приходилось  что-то  читать  из  Азимова…

–– Если  вас  не  затруднит, скажите, что  именно.

–– Я  сейчас  не  вспомню…

–– Ясно, Азимова  вы  никогда  не  открывали. Ребята, мы, кажется, зря  теряем  время, человек  некомпетентен  даже  в  своей  теме.

–– Или  нам  просто  не  хотят  говорить, –– мрачно  добавила  младшая  девушка, на  ходу  отбивая  кому-то  ответ  клавишами  сотового.

–– Что  это  означает?! –– рассвирепела  леди. –– Что  вы  хотите  знать?!

–– Ну, мы  же  уже  спросили, –– миролюбиво  проворковал  второй  юноша, –– вы  сказали, что  не  знаете, вот  беседа  и  зависла, плаваем  туда-сюда, как  следствие…

–– Вы  пришли  сюда, оскорбили  моего  любимого  Лунина, –– взъярилась  леди  не  на  шутку, –– говорите  гадости  про  всех  декабристов…

–– А  что  можно  хорошего  сказать  про  людей, испакостивших  моё  отечество? –– холодно  поинтересовались  в  ответ.

–– Да  вы  вообще, что  вы  знаете  про  них?.. Они…

–– Жили  здесь, например, –– жёстко  вставил  первый  юноша. –– Ничё  так  домик-то  каторжанский, кто  б  мне  такой  отгрохал, а  то  нас  пятеро  в  двухкомнатной  хрущобе!

–– Ну  что  вы  в  самом  деле, –– сладко  заулыбалась  мадам, –– я  сама  до  сих  пор  в  общежитии  живу, ну  и  что?  Так  ведь  жили  далеко  не  все, а  только  те, кому  родственники  по-христиански  пересылали  деньги, а  остальные –– как  попало, во  всяких  развалюхах.

–– Ну  да, хозяйка  этого  дома, верная  такая  жёнушка, в  год  проживала  по  четыреста золотых  рублей, несчастье-то  какое…Представляю, как  бы  эта  публика  кутила, возьми  она  власть!

   Мадам  свирепо  зыркнула  на  парня  из-под  косящих  глаз:

–– Получи  они  власть, всем  было  бы  хорошо!

–– Ну  ни  хрена  себе! –– это  уже  я, забывшись, выпалил. Надо  же  ухватить  инициативу, а  то  старшая  подруга  слова  вставить  не  даст. – Это  кому  конкретно, извините, вам  или  ещё  кому?!

–– Утихни, –– спокойно, не  удостоив  меня  взглядом, произнесла  моя  зазноба. Она  нехотя  протянула  руку   в  сторону  собеседницы, указывая  пальцами  прямо  на  её  лицо. –– Так  значит, по-вашему, декабристы –– хорошие  люди, да? –– вежливый  вопрос, словно  про  выход  из  трамвая.

–– Несомненно! –– отрезала  мадам.

–– С  этого  и  стоило  начать, –– невозмутимо  продолжила  девушка, –– во  имя  отца, и  сына, и  святого  духа, –– неторопливо  произнесла  она, осеняя  себя  крестным  знамением, –– да  воскреснет  Бог, и  расточатся  врази  Его, и  бегут  прочь  от  лица  Его  все  ненавидящие  Его! –  мадам  при  этом  очень  заметно  начала  ежиться  и  молча  кривляться  как-то, что  ли. –– Вы  здесь, –– она  вскинула  руку  в  сторону  леди, –– обеляете  преступников, врагов  Отечества  и  Веры! Вы  лжёте  людям, но  ваше  время  вышло, –– при  этих  словах  девушка  встала  и  повернулась  к  своим  спутникам. –– Пошли  отсюда, народ, нам  тут  делать  больше  нечего, а  то  курсовые  горят, да  и  дел  полно.

  Скажу  честно, я  лично  промолчал, совершенно  потрясённый  и  обрадованный, но  студенты  весело  поднялись  и, посмеиваясь, двинулись  за  своим  командиром  на  выход  из  комнаты; я  побрёл  следом.

–– Куда  это  вы  пошли?!!! –– раздался  яростный  вопль  за  спиной.

–– Да  отсюда  подальше, –– хихикнул  второй  юноша.

–– Нам  тут  не  понравилось, –– поддержал  первый.

–– Да  вы  нас  разочаровали, знаете  ли, –– фыркнула  младшая.

–– А  мы  пойдём  на  север! –– автоматически  ляпнул  я, подлаживаясь.

Тут  наши  ехидства  перекрыл  густой  голос  командира:

–– Да  в  Храм  Божий  мы  идём, отмаливаться  от  вас!

   По-видимому, мадам  взбеленилась  окончательно, выбегая  следом:

–– Ну  уж  нет, наглецы, это  ваше  время  вышло! Да  вы…

Старшая  не  дала  ей  сказать:

–– Это  угроза?! –– спокойно  поинтересовалась  она, оглянувшись.

–– Н-нет, конечно, но…

–– То-то  же! –– холодно  подытожила  старшая, отворачиваясь.

Вся  группа, весело  смеясь, выкатилась  из  передней  и  быстро  покинула  территорию  музея. На  меня, правда, по-прежнему  никто  не  обращал  внимания, даже  обидно  слегка. Но  я  скоро  понял, почему:  от  души  насмеявшись, фыркая  и  потряхивая  головами, жалуясь  на  ощутимую  потерю  энергии  за  время  разговора, все  быстро  утихли  ещё  на  подходе  к  крыльцу  храма  Преображения  Господня. Девушки  на  ходу  достали  из  сумочек  лёгкие  платочки, автоматическим  жестом  повязали  на  голову, и  вся  группа  ровным  строем  действительно  двинула  в  церковь, как  и  было  сказано! Я  оторопел, но  решил  не  отставать.

Михаил  Сухнов