Свалка

Свалка

ПЯТЬ.

Маленькие и острые крупинки песка не оставляли ему иного варианта, кроме как идти закрывшись рукавом коричневой кожаной куртки, как одинокий прорывающийся сквозь режущие морозы, геолог в Сибири. Только вот температура была здесь немного выше... градусов на семьдесят. Парило жаркое и безжалостное лето. Глеб тяжело шагал, морща небритую кубическую физиономию в бессмысленном резиновом оскале, и боролся со встречными потоками крупинок, которыми играл ветер. Словно астероиды под микроскопом, перевернутым наоборот, они сменяли друг друга и не давали ни шагу ступить без этого "перетягивания каната". Всё неясно... вроде бы Россия, а вроде и берег моря,  вроде крошечная пещинка, а перед защуренным глазом пронеслась огромная каменная глыба. Вот и он сейчас перетягивал невидимый канат в обратную сторону. Да что тут говорить, около берега всегда так. Тёплый шум. Гудящие высоковольтные провода. Забытое, где-то давно, будущее. Свалка мёртвого металла. И просто холм. Пнув какую-то ржавую банку съеденной тушёнки, он плюхнулся на дырявое и тоже проржавелое до дыр ведро, достал пачку беломора... Вспомнив старый суперприём, Глеб чиркнул спичкой о шершавую стенку ведра, и с четвёртого раза появилось пламя. Ну и свалка же это была! Найти старый автомат с газировкой здесь было, можно сказать, первым важным делом. Вот он и стоял за холмом, как холодильник на огромной андеграундной кухне. Слегка удивившись,  но, безропотно приняв этот дар свыше, Глеб нажал скрипящую персиковую кнопку. В животе заурчало прямо синхронно со старательной работой автомата. Он старался выжать из себя все - максимум, для столь случайного и дорогого как львиный мех, посетителя - в грязный стакан плеснуло полупрозрачной желтоватой жидкостью. Промочив горло и проглотив содержимое, Глеб выдохнул и присел обратно на ведро и закурил. Когда закатанный в вечернее тусклое одеяло - фонарь уже светил под глазом у уставшего за день неба, Глеб двинулся к мосту через овраг. Мост был чуть южней этого берега и дорожка к мосту вела полукругом огибая все увиденное. Закрываться рукавами уже не приходилось. Обходя многочисленное ржавое барахло, сложенное грудой друг на друга: трубы, жженые приставки денди, или просто куски изогнутых жестяных ошметков, Глеб обратил внимание на перевернутую парту, но чем она точно была необычной, так это тем, что у нее вместо обычной доски было синее стекло. Глеб как - будто нарочно, не оборачиваясь, шагал мимо. Был у него некий темперамент независимого, и при этом вальяжного сытого ленивца. Он тек во времени, как бумажный кораблик, пущенный по грязной, но возвышающей дух, запыленной и сверхспешащей весенней луже. Планировать жизнь было явно не в его ПЛАНАХ. Заметив в руке блеклый стакан наполненный - лишь загадочно гудящей тишиной побережья, Глеб небрежно и быстрым движением швырнул его через плечо, и вскоре понял, что одним неосторожным движением разбил вдребезги парту. А ведь она нешуточно радовала его провинциальный. Вернувшись, он подобрал среднего размера кусок, и поглядел сквозь него по старой детской привычке на заходящее солнце. Поломав на два куска, засунул один из них в карман, так, на память. Можно было достать его потом где-нибудь в холодной питерской, занюханной комнатке заросшей грязными обоями, посмотреть на нагую лампочку под протекающим нависшим потолком и оказаться на секунду в вечернем, темно - синем лесу.  Где трепещут осины...
    Мимо уже медленно протекали две серых девятиэтажки - коробки со старыми
игрушками, которые были связаны теле и радиоволнами с помощью коротких торчащих антенн на крышах. Пожалуй, больше их ничего не связывало в этой жизни. А сверток то надо было передать до завтрашнего вечера, и Глеба это иногда подтрунивало, но он с этой мыслью был обходителен, он ее обходил и не хотел портить официальной и бесцветной шелухой свой вечер. Хотя позвякивающие шорохи, исходящие из газетного свертка каждую секунду что-то обещали. Но и на этот раз он воздержался.
    Когда все погасло, темно желтое пространство как в банке абрикосового варенья, вывело его на последний поворот перед мостом, через который шла эта узкая дорожка, и он уверенно ускорил шаг, загребая и швыряя по сторонам песок.
"ДА, КРАСНЫЕ СОВЕТСКИЕ КЕДЫ ЗНАЮТ, КАК ОБРАЩАТЬСЯ С ПЫЛЬЮ" - и в ту же секунду Глеба ударило молотком. Нет, не обычным молотком с красной ручкой, как мы все якобы привыкли видеть. Его просто ослепило мыслью, что он СВОБОДЕН. "И неважно, что это ощущение прошло так же мимолетно, как песок заканчивается в часах! Когда часы переворачиваются, переворачивается и все внутри меня" - был виден мост из неотесанных досок, скрепленный с помощью всяких разных ржавых трубок и проволоки, да и еще не ясно зачем... И машинально через него переходя, Глеб остановился ровно на середине. Под мостом свалка делала заключительный крюк, и там валялись хаотичные наброски старых плат от бытовых приборов, проще говоря "ново-бытовые" отходы. Он начал всматриваться вдаль, а горизонт настолько пожелтел, что казалось, луна перехватила и взяла на себя солнечную задачу – фонтанировать светом. Не было ни дня ни ночи ни,  наконец , сумерек. Это была какая-то секретная прослойка времени, когда 10 минут решали бы все... Но не в этом случае.
   Вдали над заливом зашелестел неизвестный и уж тем более нежданный пропеллер, и вскоре Глеб, опершись локтями на синие облупившиеся дощатые перила моста, наблюдал за скорым приближением вертолета "черная акула" через стекло, которое он достал из кармана. Вертолет, рассекая бурую небесную гладь, режа на кучи мокрого белья, и без того тоненькие облака, сделал последний полукруг над ржавыми джунглями, завис в воздухе, и тут - же открылась дверь пилота. Буквально вгрызшись взглядом в происходящее и морщась от продолжающегося песчаного ветра, Глеб увидел вот что:
Некоторое время дверца кабины просто болталась открытая в воздухе. Простояв пару минут, ему уже начала надоедать однообразная картина. И он уже было собрался уходить дальше, непонятно куда, как из кабины буквально вылетел как пуля женский силуэт в какой-то сомнительной летней униформе бомжа; было видно яркие лучи уже зашедшего солнца, отражающиеся от... непонятного зеркального платья, они чертовски били в глаза и вообще во все стороны.
-Ну, Мэри Поппинс, до свиданья! - Глеб кинул шутку в никуда и, конечно же, единственный ей усмехнулся.
Свалка - как в момент последнего апокалипсиса настолько осветилась, что он увидел все мельчайшие детали в малиновых и желтых пятнах: крохотная лучевая трубка от огромного телевизора вдали, море ободранных разноцветных проводов в округе и, на холме, за полукругом откуда он пришел - отблески синих осколков странной парты. Вертолет испарился в никуда! Он исчез! И одно небо знало, где он затаился на самом деле. Хотя от звука винтов еще летало последнее эхо. А вот женщину было видно не вооруженным ослепительной гранатой, взглядом.  Уже практически вблизи она плыла как байдарка по сухому прогретому за день, воздуху. На ней сияло платье из разноцветных светящихся лоскутов и верхняя половина платья была из каких-то бежевых полупрозрачных лохмотьев (наверное это были какие-то занюханные очень старые шторы) словно она была могущественной королевой свалки. Она действительно приближалась несущаяся по потокам песчаного тумана, прямо на Глеба. Метрах в десяти, женщина снизилась до его уровня глаз посреди моста. Глеб, имея хладнокровный и бесстрастный характер, встав в стойку - "Кулаки воткну в бока", молча ждал что будет, он почувствовал что вряд - ли ему может грозить опасность - "Ну не съест же она меня, обязательно кедами подавится. Для этого, конечно же, и нужны наполненные воздухом красные круглишки с пересекающимися полосками на месте голени" - в голове закопошились бредовые слова. Ветер затих, и женщина, свистя, зависла в воздухе перед Глебом и смотрела ему ледяным изумрудным взглядом прямо в глаза.
- Я никогда не видел таких зеленых глаз, что за фломастеры? Китай? - серьезнейшим тоном спросил Глеб, и сразу - же не сдержал вырвавшийся смешок маленького мальчишки, почему-то ему хотелось смеяться безо всяких на то веских причин. Его неотесанное лицо не могло скрывать легкое пренебрежение ситуацией.
- Ты уже хочешь за мной? - зашелестела платьем женщина, не открыв рта. Эти слова напомнили какие-то звуки сирен, издающих страшный эротический клич. Ее лицо было идеальным, знаете... В сказке о семи богатырях у зеркальца было наверняка такое же милое, и в то же время строгое лицо. А эти две черты придавали вполне реальный эффект полнейшего безразличия к происходящему. И вот они оба висели над свалкой с полнейшим благородным безразличием.
- Хочешь ли ты со мной в другую половину? Хотя даже если ты попытаешься убежать, ты все равно попадешь туда - монотонно повторила она. Лицо ее было настолько бело, что под кожей можно было рассмотреть темно красные тоненькие вены, по которым едва перемещалась застоявшаяся кровь, но лицо было не старое. Все-таки это как никак, живое существо, подумал Глеб. Но только какое?
- Я ничего не решал, тебе незачем меня никуда торопить, хотя я удивлен столь вечерним визитом непонятно кого, здесь!
- Тебе и не нужно ничего решать, - висела в воздухе загадочным поплавком, женщина, и разноцветные лоскуты слепили глаза с разных сторон, особенно сиреневые и желтые волнистые квадраты по бокам по бокам.
- Тогда ты могла и не спрашивать... - так же безразлично сказал Глеб и от усталости присел на край моста, свесив ноги в кедах. В его привычках никак не было запрограммировано неожиданное оцепенение. Он вообще был, пожалуй, самым спокойным из душевнобольных на земле.
- И все - же, нас там так учат... И, пожалуйста, не делай лишних глупостей, можешь себе навредить.
- Глупостей говоришь не делать? Ну, хорошо, тогда до новых встреч в эфире!!! - Глеб резко накренился вместе с хрустом перил, и щукой полетел вниз. А вот таких внезапных полетов можно было от него вполне ожидать, забыл предупредить. Почва набитая впечатанными от времени в нее старыми платами и беспорядочными кусками компьютерных корпусов, начала расходиться по разным сторонам. Вся эта груда металлолома со скрежетом осыпалась вниз. Земля завибрировала как при землетрясении и начала с треском расступаться, образовывая огромную темную нору - вниз. Глеб в считанные доли секунд успел проскочить между каким-то видеомагнитофоном(у которого крышка открывалась наверх и назывался он "Позитрон") и обломками древнего квадратного бежевого монитора, которые с грохотом накрыли его сверху. Как - будто погрузившись в зыбучий песок или просто густую жижу неясного содержимого, Глеб потерял малейшее понятие о происходящем. И где-то сверху послышался ЕЁ голос:
- Через минуту.

СХВАТКА.

Огромная муха уже долгое время совершала движения по резким квадратным траекториям и искала место посадки. И, наконец, этим местом стал ровный и прямой нос человека, сидящего за столом с какими-то белыми но исписанными бумагами в руках. Муха села.
- Тихо! Идет съемка - над пластиковой евро дверью напротив небольшого возвышения вроде сцены - замигала табличка с подходящим текстом, и Глеб, включив камеру начал снимать. На экране появился логотип "Sony" и нагловатое молоденькое лицо диктора с жирной зеленой мухой на правом ухе.
- Как всегда в четыре, - как бы не обращая никакого внимания на насекомое, сказал он, - с вами "Заключение" с Игорем Демидовым. Последние события в прямом эфире!
Музыкальная заставка после его слов была даже какой-то чересчур короткой и незаконченной. Но наполненной глупого современного коммерческого пафоса.
- В дебри цивилизации, в это кладбище наших пережитых желаний, на свалку электробытовых приборов сегодня упал вертолет "Черная Акула", принадлежащий неясно кому. Муха, как - будто услышав о гибели дальнего родственника, вздрогнула, почесала махровые лапки и рванулась с места. Облетев вокруг осветительной лампы стоявшей около камеры Глеба, держащейся на стойке она не нашла иного выхода как обратно приземлиться диктору, теперь уже на макушку. Она еще долго там подергивала крылышками и думала про Глеба много разных вещей.
-Никаких людей и пострадавших не обнаружено. Ничего еще не ясно. Ведутся активные поиски - брякнул Игорь Демидов дежурную и крайне банальную фразу журналиста. Муха взлетела с головы и, подлетев к объективу камеры начала судорожно биться в него, будто увидев там, за окном Глеба и охотясь за ним. Глеб, обремененный жужжащей помехой в работе, как бешеный замахал перед экраном рукой, пытаясь дать мухе отрезвляющую оплеуху. Диктор резко выгнулся набок и внимательно посмотрел в свободное от руки и мухи пространство глазка камеры.
- Ей точно что-то от меня надо...!  Ах ты назойливая....ммМУха - Глеб уже опрокинул ногой камеру, она перевернулась со штативом и рухнула вдребезги на чистый ковролин. А сам уже сломя голову, гонялся по всей студии с газетой в руках и прыгал по мягким белым креслам, лупя с размаху по какой-то из репродукций Сальвадора Дали как псих. Камера, не смотря на потрескавшийся объектив, продолжала снимать все это, а диктор немного еще посидел, а потом вышел курить на лестничный проем.
   Вскоре муха, перестав совершать неуклюжие но эффективные марш броски из угла в угол просто села на стол и буквально стала наблюдать за Глебом. Он уселся на диванчик у двери и тоже стал пристально смотреть на нее. Муха загадочно убирала взгляд и потирала лапки. Он же - лишь набирался сил для последней решительной атаки. Медленно поднявшись с дивана, как гепард, он приблизился мелкими шажками к столу и размахнулся, словно стоя с каким то топором над куском полена. Муха просидела несколько секунд и резко, как ракета влетела в нос Глеба со всего размаху, как меч самурая в сверкающие ножны.
   Помутнело в глазах, и уже в кромешной темноте на фоне крутящегося мельничного колеса пред ним предстала она...

ЧЕТЫРЕ.

   Свалка. Глеб очнулся, сидя на ведре около разбитого вертолета (почти как у Пушкина) и его сверток все еще был в левой руке. "Надо же, я даже на секунду не выпустил его из руки... Если бы со всеми вещами была эта история... Я бы был бы не простым рядовым оператором Глебом, а самим дядькой Аристотелем" - Глеб медленно встал, отряхивая правую штанину. Ему вообще не хотелось ничего. Он бы так и просидел до вечера, а потом, наверное, пошел бы за сосисками в магазин и встретил теплую ночь в их молчаливой и грустной компании. Вертолет догорал как пионерский костер, и крупные, погнутые лопасти отлично дополняли картину. Первое что он сделал, - выкинул из кармана кусок стекла, он сейчас был просто несуществующим дополнением к несуществующей галлюцинации, в этой  тьме. Оглянувшись на мост, он на секунду увидел в темноте яркий силуэт женщины в платье, но он слишком быстро исчез, хотя перед глазами у Глеба долго стояла эта картинка. Она была наполнена такой яркостью красок, что изумрудные лучи были ничуть не хуже чем на самом деле. Она висела над землей и ее зеленые глаза мертвым стеклянным блеском освещали все вокруг тусклым ночным светом. Но в мире без Глеба этого снимка быть никак не могло. Фотография существует в мире сплошных иллюзий, лишь благодаря фотоаппарату.
- Она несомненно вернется, и до этого времени я должен вернуть содержимое свертка. - Сказал он в сторону моста и не увидел внизу ни малейшего намека на недавнюю мусорную воронку. - Уж не за ним ли такая странная охота?
- Это что - же, я переместился сюда находившись несколько минут непонятно где и, не понятным образом через... прорезавшую мой нос муху? - продолжал философствовать сам с собой Глеб.
"А если она во мне???" -  в тот же момент с отвращением пронеслась чья-то чужая мысль.
Содержимое обернутой коробки надо было отнести до завтрашнего и уже даже сегодняшнего вечера, так как видимо давно перевалило за 00:00. Весь долгий путь домой через свалку Глеб освещал себе лишь только папиросами и иногда потрескивающей бензиновой зажигалкой. Телефона у него не было. В девятиэтажках горело всего четверо окон на верхних этажах, и размазанные по земле световые пятна от окон лежали на искареженном металле спящей свалки. Глеб весело распинывал направо и налево - разного рода корпуса микроволновок, миксеров и всякую иную “элеткротребуху”. Обогнув холм с автоматом "Газ-вода", он подошел к срубу, напротив, теперь уже высокой девятиэтажки. Глеб щелкнул старомодный круглый выключатель и зашел, не разуваясь внутрь. Свет немедленно показал "комнату скромного железнодорожника", только с самыми необходимыми вещами: квадратным дубовым столиком у единственного окна, растрепанным диваном напротив лестницы на мансарду, и холодильника у стены, на которой висел маленький ночник. Выпив из чайника всю остававшуюся воду, голову посетила мысль:
- Уснуть немедленно - и  он через некоторое время поддался внутреннему голосу, почитав под ночником несколько мутных глав, уносящих далеко от не менее мутной реальности,  и отвернувшись от всего этого неясного мира, набок.
   Проснувшись в 7 утра, первым делом он увидел жирную зеленую муху на запотевшем маленьком стекле. Не обратив на нее должного внимания, Глеб вышел к чугунному умывальнику перед крыльцом и сполоснул отекшее багровое лицо нагретой дождевой водой. “Больше чем просто вода, вода богатая морскими испарениями”. Муха тем временем села на сверток, и торопливо забилась в одну из складок (Сверток напоминал книгу, завернутую в желтый бумажный конверт). Солнце к этому моменту, как-то сбоку и по-утреннему ложилось на свалку толстыми оранжевыми лучами. Все было видно как под огромной лупой, и денек обещал быть очень даже недурным несмотря на голубиное дерьмо на рукаве куртки Глеба. Он кинул мельком взгляд на белое пятно и подумал, что дерьмо всегда приходит в час большого дела. А потом добавил:
- Ага, день - точно для меня, еду!
Впопыхах схватив сверток со стола, Глеб вышел, и было двинулся к остановке, но тут же вспомнил, что забыл закрыть дверь и вообще не взял папиросы со стола. Он вернулся, забрал папиросы, прощелкнул два раза в навесном замке и медленно пошел к городу. Отдаляясь от "кладбища пережитых желаний", Глеб улыбнулся, вспомнив о безумном прямом эфире с большой охотой, но он не оглядывался назад и видел перед собой лишь сменяющиеся серые коробки жилых камер – одинаковых домов, сливавшихся в одну большую каменную глыбу. Ему даже подумалось, что этот район был весь - сплошной свалкой разного рода отходов, включая и людей: мимо него прямо вплотную прошел быдловатый подросток в полосатых сине-белых шортах, сланцах, как это было принято у них, белой майке и с пивом в порезанной руке. Он пронзил Глеба сумасшедшим и отчужденным взглядом.
- Кретин, до сих пор думает что жизнь - это большая зона - фыркнул Глеб.
Минуя спальный район, он вывернул между двумя пятиэтажными "Хрущёвками", с красными подъездными дверьми, дома были небрежно воткнуты когда-то в асфальт, и Глеб пошел по зеленому бульвару, начинавшемуся через дорогу. Машин ездило предельно мало. Да и дорога была скорее переулком между чем то глобальным и чем-то зеленовато легким.
Он, как рыба, окруженная розовыми бензиновыми пятнами, вынужден был проворно скользить между ними и нести свой сомнительный груз.
Здесь уже его встречало как нового человека городское утро - стаи бегающих строго вместе дружелюбных собак с грустными глазами, дети, собирающие с разноцветных клумб всякий светящийся мусор со склянками, и многочисленные пенсионеры, шедшие спозаранку мимо заросших травой кварталов, за молоком и баранками. "До остановки еще приблизительно 9 скамеек" - вглядывался Глеб в конец бульвара, и остановился завязать шнурки у одной из них. Солнце с трудом просвечивало зеленый "чердак" аллеи, и мигало в глаза. Увидев "тройку" у выхода с бульвара, Глеб выпрыгнул со скамьи и побежал трусцой, отчаянно махая водителю свертком, как  будто бы при входе вручил бы ему его. Троллейбус стоял и ждал, издавая звук движущейся электрички. Запрыгнув внутрь, Глеб шмыгнул на переднее сидение и принялся изучать карту маршрута, чтобы понять, как добраться до "СМПЗ" - завода по переработке металлических отходов. Там он должен был передать загадочный сверток более или менее загадочному Олегу Сергеевичу. Глеб проснулся от каких-то глухих толчков в бок. Контролерша толкала его в правый локоть, и когда тот очнулся, она произнесла:
- Молодой человек! У нас вообще-то конечная!
- А завод, девушка, когда? - ляпнул спросони Глеб, и понял что перед ним стоит круглая старушка имеющая вполне добродушный типаж работницы столовой.
Кондукторша разошлась в ослепляющей улыбке. Вот кого бы сейчас в "Космополитэн" на заглавную страницу.
- Ты не выходи, сынок, мы сейчас на кольце развернемся, и через две остановки будет тебе твой завод, - раздобрившись от комплимента, заботливо произнесла старушка.
-Спасибо большое. - Глеб отвернулся и оперся лбом на вибрирующее горячее стекло, от него сразу задребезжали зубы. Контролерша была явно настроена пообщаться о погоде и делах, но говорить с сидением ей не очень то хотелось. Она села на почетное место кондуктора, а Глеб быстро и проворно стянул карту маршрута и, свернув ее, с трудом протолкнул в задний  карман джинсов.
- Ну, приехали. Вот он, "СМПЗ". – Бабка подошла и как-то по родному наклонилась  прямо к лицу. Глеб поморщился где-то внутри, но не показал виду:
- Да, вижу, спасибо за теплую встречу, - отшутился Глеб и вышел из передней двери. Троллейбус не спеша, отъехал, и Глеб увидел на другой стороне огромный завод с кучей торчащих труб разного диаметра, вентиляционными завихрениями как у тромбона и псевдо-готическими сооружениями из красного кирпича с потрескавшимися пыльными окнами. “Вот всегда эти здания, и непонятно, происходит ли там что-то внутри, есть ли там движение? Чем такие места отличаются от моей ”свалки”? – Задумчиво почесал кисть Глеб. Огороженный громоздкими серыми плитами от жилой территории города, завод дышал своей жизнью, и казалось, ничто иное его никак не касалось. Глеб перебежал дорогу и вошел в проходную за прозрачными дверями у входа. Здесь было широченное затемненное пространство со стилизованным под мрамор полом, и 7 турникетов, через которые надо было проходить по рабочим пропускам. Но последнего у Глеба никак не могло быть, и он подошел к "стакану" слева, где сидел грузный мужичок и смотрел по маленькому автомобильному DVD плееру какое-то мыло. Не оборачиваясь на Глеба, он воткнулся клином в экран. Ему было куда интереснее происходящее в "Моей прекрасной няне", чем какое-то прошлогоднее лицо какого - то сомнительного Глеба, вопросительно на него смотрящее и ждущее хоть какой-нибудь реакции. И охранник сказал, смотря в телевизор:
- Что, пропуск опять похерил? Документы хоть есть?
- Да, да, - поддержал Глеб удачную мысль пропускного. - Вот паспорт.
- Что-то я тебя не припоминаю... Ты из десятого что - ли? Токарь?
- Куда ж вам меня запомнить, вы же только Санту - барбару помните, причем наверняка в мельчайших деталях - уже три раза пожалел о вышесказанном Глеб.
Охранника эти слова заставили отклеиться от экрана, и он с трудом и большими усилиями повернул круглую голову направо и Глеб увидел недовольное усатое и усталое лицо.
- А ты я смотрю остроумием блещешь, никак в К...
- Да из шестнадцатого я, по цветным сплавам - перебил пока не поздно Глеб, и, не медля ни секунды, продолжил легенду. - Вы меня простите, но с таким “не интересом” к своей работе, на завод может пробраться какой-нибудь турист и разбить там лагерь. А уж тогда он непременно начнет жарить сосиски на костре, и звать работников на огонек... Таким образом...
Пропускной расхохотался и, отдав паспорт, нажал на маленькую зеленую кнопку. Получилось. Электро калитка расступилась в стороны, и Глеб довольно ухмыляясь, пошел к автоматическим стеклянным дверям на вход в затемненную ими заводскую зону. У него была привычка носить с собой диктофон, и выйдя на открытую освещаемую обеденным солнцем площадь перед заводским комплексом, он решил зафиксировать свое непонимание происходящего:
- Сверток по-прежнему приклеен к моей левой руке, и кажется, не собирается со мной расставаться, словно я - его продолжение. Должно быть, в нем что-то важное, раз на телевидении МЕНЯ... Почему собственное именно меня? попросили его передать НА ЗАВОД. Олегу... как же его там... а, Сергеевичу. Олегу Сергеевичу. Слушай внимательно –  Глеб (он обратился в будущее), я думаю, что это как-то должно состыковаться с падением вертолета и этим видением в форме дамы на свалке, хотя, может сейчас, ты уже думаешь иначе. Только как? Сверток мне дала на работе харизматичная пожилая дама в серых штанах, два дня назад. Плюс к этому -  я не выпускаю эту посылку из рук ровно два дня. А вертолет рухнул сегодня ночью. Хотя как это рухнул? Я лично этого не видел. Точнее видел, то что он рухнул, но самого процесса “Р-уханья” не видел. Это военные? Шпионы? РУССКИЕ?.- Хе… Получилась какая-то пародия на Американское кино например о четырех подростках исследующих странный кусок камня, который один из ребят нашел у себя в квартире. И вот они сидят в школьной столовой с гамбургерами за щеками и с умными лицами предполагают, что камень подложили русские шпионы. Глеб невольно рассмеялся, и выключил запись, сказав заключительные слова: "Еще десять минут и я все узнаю про тебя, и мы расстанемся раз и навсегда, моя дорогая коробочка!" - Глеб поднес сверток к лицу чтобы рассмотреть маленькую надпись в углу, и из вкладки вылетела уже бесконечно долго ждущая этого момента - муха, прямо к Глебу в нос. Абсолютно так же резко и безнадежно - досадно, как и накануне. Все потеряло значение, и глаза наполнились разноцветными полосками как при загрузке программы с кассеты на ZX Spectrum.
Глеб выключился.

Диалог.               
Было солнце-скрыла туча,
Тормоз, газ...смешались в кучу.
Все сквозь пальцы ускользало,
Взвыла скорость завизжала!
Слиплись мысли сжало туго,
Пела песню центрифуга.
Разгоняясь все дрожало
Нас снесло струей металла.
Дикий смерч свинцовым воем
Держит нас перед собою.
Лязг и скорость режут уши
Нет сомнений, стало лучше!
Щекотало кости, кожу,
Стоп нажать никто не может
Не кричали мы: "О боже!!!"
Вдруг удар!  теперь ВСЁ МОЖНО!
Играя словами - какой-то старый юморист - Аншлаговец, стоял на сцене и читал по бумажке, полный отсутствия смысла - монолог о протекающем кране. Буквы намеренно путались и менялись местами. Так вот и получался юмор. И ведь что интересно, Глеб действительно смеялся. Его больше всего позабавила строчка - "В трусах и с гаечным ключом, Я мыться в бане обречен", его единственного это рассмешило. В зале никого не было, красные кресла стояли пустые, некоторые из них были закрыты, на некоторых валялись какие-то газеты. А Глеб сидел один, и пока он оглядывал окружающую среду, на деревянной сцене потух свет, и юморист куда-то в миг испарился. Он повернулся и начал вглядываться в бордовые кулисы. Что-то в них было необычное... Они вроде - бы сами двигались волнами от одного края к другому.  Сквозняк? Нет.  Кулисы неторопливо разошлись, и на Глеба полетели грязные газеты, несущиеся с песчаным ветром из-под сидений. Одна из газет шлепнула резкой пощечиной вспотевшее от внимания лицо Глеба, и он, скинув ее на пол и сняв кожанку, кинул взгляд на сцену.  Выросшая из ничего тряпичная дива, подняв руки к потолку, раскинулась разноцветными лоскутами на всю сцену. Ее глаза были по-прежнему зелеными и глубокими, а башмаки были сделаны из пластиковых бутылок, словно ее стилист в свое время пересмотрел "Очумелых ручек”.
- Теперь ты всегда будешь со мной, Глеб, и даже после меня будешь ТЫ.
- Что же ты хочешь???  Я, конечно, могу предположить…все серии “
- Это не мое желание. Ты скоро станешь богат.
- Не хочу я быть богатым!
- Это очень хорошо! Но ты будешь богат не вещами или драгоценными камнями. Ты просто станешь богат. Знаешь, что означает просто быть богатым? Это означает, что ты станешь бедняком.
- Хо!
 - Никакой из  людей стремящихся к личной выгоде не знает, ЧТО ТАКОЕ ВЫГОДА на самом деле. Он даже не догадывается, что на бегу – атлетом не станешь. И вот, как сказал твой знакомый, на кладбище пережитых желаний, ты заменишь меня и станешь ЖИТЬ. Ведь не все умеют это. Хотя вроде бы это так просто. Родился, родил, умер. А жить? Ты пробовал делать это осознанно, так же как вчитываться в свою мутную книгу вечерами?
По старой привычке их диалогов, Глеб перебил:
- Так и что, - Он недоверчиво поморщился от следующей фразы, - ты Королева Свалки?
Женщина медленно и театрально опустила руки на бедра, наклонилась к пластиковым башмакам. Ее светлые волнистые волосы опустились до колен напоминая метлу, закрыв собственный силуэт, а лоскуты стали еще ярче.
- Нет, Глеб. Я не королева свалки, я… СВАЛКА!
Ее тело в тот же момент с визгом разошлось так, словно это был воздушный шарик который был наполнен отборной тухлятиной, и был тут же лопнут иглой. Вокруг оставшейся от тела  головы закружились ржавые гвозди, болты и даже какие-то каленые куски забора наверняка отобранного в этот момент с какого-нибудь сада. Весь этот смерч захватил всюду разбросанные газеты, и медленно начал сужаться, раскидывая содержимое в стороны. Глеб схватил куртку, присел на корточки за кресло, и стал остервенело закрываться от летящих осколков старых алюминиевых таксофонов и всяких болтов, которые со свистом рикошетили от стен.
-Стой!!!
Полупрофессиональным движением руки, Глеб достал из кармана серых джинсов – диктофон и включил “REC.” Кассета закрутилась. Металлическая туча сужалась и уже была размером с баскетбольный мяч. Звук стал трансформироваться из скрежета в свист какой-то сверхмощной бензопилы, потом начал стремительно повышаться до ультразвука и под конец напомнил свист крыльев назойливого ночного комара в саду. Туча окончательно испарилась, и на ее месте повисла  в воздухе, дребезжа крыльями - муха. Теперь стало ясно хотя – бы это.  Глеб нарочно запрокинул голову и полностью расслабил тело пытаясь войти в транс.
-Ну что ж… раз ты не хочешь больше говорить, давай…делай это. – Глеб показательно запрокинул голову еще сильнее и увидел отчего-то желтый потолок весь в бурых трещинах. Муха навострилась и полетела в его сторону.  Глеб ждал. Муха села ему на щетину около уха и на этот раз аккуратно заползла в нос, щекотя стенки слизистой. Так как она заползала очень медленно, Глеб еще успел некоторое время записывать свои ощущения на диктофон:
- Пахнет как у меня дома, я… сижу кажется в зале... смотрю в потолок, а в носу у меня свалка… Свалка по имени муха. Муха которая живет в пещере. Но сейчас она королева!!!, - Манерно крикнул Глеб. Если бы вы начали читать с этого места вы бы наверное подумали  совсем не то что нужно. Да и ничего вообще не нужно. Но Глеб был забит наивными вопросами, которые все сходились к одному – “ЗАЧЕМ???”, - Стой!!! Вертолет и этот сверток - связаны с…
Шум свинцовых кручений и лязгающего друг об друга и об стены, металла, не дал ему закончить фразы. Металлический удар пришелся в голову. И вот, он быстрым, даже можно медленно пробирается сквозь сталагмиты.  Все мутнеет и появляется дрожь в конечностях. Холодеет. Пора отключаться. Глеб, слушай………………………………

ТРИ.

Глеб по-прежнему стоял у стеклянных дверей, как - бы очень внимательно задумавшись, на самом деле все это имело место быть или нет? А еще он подумал, как ему следует жить. Курить ли папиросы? Искать ли умиротворение или же просто ждать его сидя на дырявом ведре?
"Теперь все можно".
Что то в этом было… Желать что – то, или же выбрасывать то что есть?
“Ну раз уж я стану… свалкой… гм.. я пожалуй закурю папиросу”. Освещенный отблесками от разбитых пыльных окон сверху, он закурил. Блики то и привели его в более или менее четкий рассудок.
Вы когда-нибудь играли в Half-Life?  Он посмотрел наверх и увидел на кирпичном сооружении пожарную лестницу, которая вела на систему скрещенных друг с другом металлических балконов. Наверху стояла толстая женщина и развешивала чистое белье между двумя балконами, располагавшимися напротив друг друга.
-Так... Это промышленный завод? Или дом матери и сына?...
Где то вдалеке прозвучал ответ в виде звука забивающейся сваи, грохочущий по стеклам громоздких квадратных серо-голубых цехов оббитых кафелем, и Глеб рассеянно побрел на звук, волоча осточертевший до боли квадратный сверток. Ландшафт очень грел его душу, но чертовски хотелось жрать. Вокруг были огромные открытые пространства, пронизанные ярким светом полуденного солнечного гнета. Местами в землю были воткнуты турники и старые спортивные лесенки, по которым надо было ползти вниз головой, качели на тоненьких цепях покрытых годовалой коррозией. “А… похоже здесь они и работают и живут. Надо же! Я попал в секту?” – усмехнулся Глеб и на секунду сам себе поверил. Дойдя до котельной с высокой тонкой кирпичной трубой, он остановился и оглянулся назад. Женщины на балконе уже не было, а на его пройденном маршруте, тянулась за ним какая-то непонятная закрученная проволока и шлейфы тонких проводов.
   Неведомо откуда взявшиеся крупные болты звонко посыпались из карманов. В полном безразличии, Глеб шел, выгребая из карманов железные шайбы. Он даже в один момент остановился, но когда он понял что бороться безнадежно – скинул с себя куртку. Он пошел дальше не обращая внимание на то что в кедах мешалась железная Мелочь, больно режущая пятки.
   Пройдя мимо двух больших катеров с маленькими пухлыми винтами, стоящих на траве, Глеб увидел серые плиты - заграждения, на которых, видимо, заканчивалась территория завода; за плитами виднелось сине-белое бурлящее и клокочущее море с тоненькой солнечной тропинкой посередине. Справа у плит стояла огромнейшая каменная труба, наверное, длинной в целый километр. Наверху мерцали красные огни, и взглянув на нее все показалось Глебу не так уж и странно. Глеб увидел  вход в здание напоминавшее старое троллейбусное депо , и подойдя в плотную к закрытой двери, Глеб глухо постучался свертком в дверь, и неловко крикнул:
-Олег Сергеевич! Это Глеб, вы здесь?
Никто не отвечал.
    Глеб повторял процедуру еще около трех раз, а потом сел на траву и начал не спеша вскрывать сверток и попутно слушал диктофон, второй раз не веря собственным ушам.
Он сорвал слой грубой желтой бумаги, под ним оказался какой-то железный предмет, обернутый в газету и замотанный синей тонкой изолентой. Глеб выключил диктофон на словах: “Муха которая летает на свободе, а сидит во мне“.  Муха пронзительно вылетела из носа будто она откликнулась на шаманское заклинание, и залетела в одну из форточек “Депо”. Раздался старомодный дребезжащий телефонный звонок.
Через минуту высокий человек открыл коричневую деревянную дверь и как ни в чем ни бывало, дружелюбно и громко спросил непонятно у кого:
- Да, да !  Кто-то стучался?
Глеб с газетным свертком подскочил с травы и подойдя к человеку протянул рыжую волосатую руку:
-Глеб. Очень приятно, и интересно. Если вы конечно Олег Сергеевич… - усмехнулся Глеб. – да и если нет все равно интересно!               
- Взаимно, - сказал Олег Сергеевич простодушно и приветливо, - Олег Сергеевич. -Подпитаем ваш необычайный интерес кружкой коньяка? – Он уже был необычайно веселый и багровый как ковер, чем, безусловно вызвал дружелюбное отношение.Мысли же Глеба, напоминали заплывший плесенью породистый и благородный французский сыр.
На голове у человека были седоватые редкие волосы зачесанные назад на манер Энштейна. Широкие усы пьяного ремонтника вполне делали его уместным в сложившейся ситуации.
- Олег Сергеевич, не будем медлить, пройдемте внутрь? – Глеб махнул головой на открытую комнату в огромное депо.
- С превеликим удовольствием, - оскалил весело, прокуренные желтые зубы Олег Сергеевич, - И не к чему нам всякого рода официальшина, сам понимаешь! Так что мы с тобой в данный момент Олег и Глеб… И неважно, что будет после, - как то странно понизив голос добавил он перегара в воздух, и двинулся в сторону двери. Глеб послушно зашагал следом, все размышляя об этом “после”, и они почти одновременно зашли в длинный полупустой ангар.  На открытом пространстве сбоку у колонн стояло огромное судно, и даже нет смысла его описывать, так - как оно лишь было обычным белым большим тягачом. Глеб поднялся наверх за Олегом, звеня кедами по железным дырявым ступеням. На втором, лестница упиралась в небольшое помещение из четырех стен, и из двух окон было видно и улицу и ослепительно белый корабль в грязном ангаре. Олег уселся в кресло у деревянной тумбочки с тремя отделениями, и закинул в чай два кубика рафинада. “Нет ну он то, получается, из меня вылетел…” – подумал Глеб, и ему стало не по себе, - “А чай то налитый откуда? И удар по голове? Что за сказки Андерсена?”. Глеб присел на стол, свесив ноги.
-Ну и? Я весь во внимании! – уже с небольшим раздражением от прилетевших мыслей произнес он.
Олег в каком-то выключенном состоянии наблюдал за разваливающимися кубиками сахара в граненом стакане, и явно думал о чем-то своем и высоком, судя по крайне глупому выражению лица. “Всегда так, думаешь о самых сокровенных вещах, а потом в миг выходишь из эйфории и понимаешь, что на твоих плечах стоит чья-то глупая голова” – опять кто-то внутри сказал монотонно Глебу. Он швырнул в голубую урну у двери, горстку ржавых гаек из кармана джинсов причем вместе с диктофоном.
-Что? – рассеянно спросил Олег поднимая голову, он как - будто уже забыл об этой встрече.
- Вот… – опустил с грохотом сверток на стол Глеб.
- Ну и открывай. Ты же принес его СЕБЕ.
- Отчего же  себе? Вам…то есть… ТЕБЕ!
-Ну, мне например он абсолютно не нужен… Ты посмотри вокруг. Чего мне может тут не хватать? – Олег оглядел стены с откуда-то резко взявшимися персидскими коврами, показательно поднял глаза на перламутровую позолоченную люстру, внезапно  возникшую вокруг худой лампочки.  - У меня даже шхуна своя есть, - спокойно произнес Олег, и Глеб на секунду завис. Все было, естественно, не так как он это себе представлял сидя в троллейбусе и клюя воздух. И тягач уже больше походил на старый корвет с тремя деревянными мачтами и веером сложенными серыми парусами.
- Ну а мне… хотя погоди…постой. Единственное что я могу сказать, это то, что мне чрезвычайно интересно,  что там. – нехотя согласился с ним Глеб. Он всегда с подозрением принимал новую информацию. “Жизнь всех научит” – говорила ему бабка -  случайная попутчица в поезде, когда он был еще совсем коротеньким. Но Глеб не особо задумывался тогда о таких вещах. Его потом жизнь научила…
- Давай, давай – как-то с сомнением о содержимом свертка кивнул на него Олег, и закурил.
Глеб быстро разорвал изоленту и открыл газету. На газете лежал … маленький согнутый гвоздь. Он был настолько жалок, что его хотелось либо выпрямить, либо просто выкинуть.
-И что… что это? – Глеба охватило внезапное чувство смертельной тоски и бессмысленного существования. Волна меланхолии накатила на него своим безразличным гневом.

НОЛЬ.

- Боюсь что ты не поверишь… Это гвоздь, – сказала женщина в лоскутах, сидящая на люстре и весело болтающая ногами.
Глеб не подал привычной для такой ситуации изумленной физиономии, так как был слегка горд и явно самодостаточен.
- И все?
-ДА.
- Но я дума…
- То что ты думал, ты сам  толком не знаешь, так ведь?
- Ну да… Откуда мне знать…Я же не какой-нибудь “недо-бог”…
- Хорошо. Но что ты предполагал там увидеть? – Женщина сидела на месте Олега, да она наверное и была Олегом, подумалось сгорбившемуся над полом, Глебу. “Черт бы побрал вас, мусорщиков” – отчаянно пронеслось в голове.
- Ну я не знаю… Я думал что может это какой-нибудь драгоценный камень. – неожиданно даже сам для себя произнес Глеб глядя в глубокие зеленые глаза. – Изумруд... И вообще, какая разница, что думал я?
- Противоположная.
- Извини...?
- То, что ты мог подумать, превратилось в нечто обратное по обычному материальному плану. Ну, ты знаешь, как случаются убийства желаний, или как вы все говорите - разочарования? Сначала ты мечтаешь. Создашь фундамент. Затем стены –  ты планируешь. Ну и наконец убийство до рождения -  хвастаешься несуществующим , перед собой и другими. Но ты не мечтал. И поэтому...
- Ну зачем все это, зачем ты с момента нашей встречи тратишь мое время? – устало произнес Глеб. Надо признаться, что ему действительно это изрядно надоело.
- Времени у тебя нету!  И потом, я  не виновата, что ты не понимаешь, ты лишь оттягиваешь наше превращение. Все эти “Олеги Сергеевичи”, гвозди, люди на проходной – загадочно и медленно растягивая слова, произнесла женщина, - все это нелепые сочинения неокуклившегося разума. А откуда возник Олег?  Думаешь там, на проходной действительно кто-то сидел? вообще этот завод… Или этот гвоздик? – Она кинула взгляд на большой ржавый кран, лежащий в порванной газете вместо маленького гвоздика. – Видишь?
- Да. – Глеб сидел в полном оцепенении и читал заголовок "С первым мая" на старинном скомканном листке. – что… это?
- Ты издеваешься? – Это кран! Хочешь, прикрути его себе куда-нибудь!!! – “королева” явно занервничала так, будь она  женой пьющего колхозника ждущая его домой. -  Я устала уже тебя наводить на мысли! Тебе нужен какой-то готовый материал. А сам подумать ты никак не хочешь.
- Мне что, думаешь, плохо жилось? – сказал Глеб, и понял, что жилось то на самом деле не очень то.
- Думаю, не очень. – Ехидно сказала женщина. – Ну ладно. Хочешь быть вещью в мире вещей? Так давай… Беги быстрей покупать телевизор, микроволновку и красивые трусы.  Они уж точно спасут тебя и вытащат из замкнутого круга. На  этот раз тоже не получилось тебя повернуть. Но я знаю, ты сможешь преодолеть свою “китайскую стену”, и разрушив ее ты сам оповестишь меня об этом.
- Да... да… А ты знаешь?... Ты и впрямь назойлива как… МУХА – Улыбаясь сказал Глеб мухе, сидящей на кресле. – и все таки я тебя сейчас пришлепну – Он дико рыча, сорвался с места с куском газеты, но пока он рассчитывал удар и замахивался, муха была уже глубоко в носу…

Два.

Вечерело. В кустах уже заскрипели сверчки, перекрикивая друг друга. Маленькая Ира играла в песочнице, когда из окна третьего этажа высунулось недовольное лицо строгой мамы:
- Быстро домой!
Она легким пинком опрокинула ногой ведро с мокрым песком и деревянной лопаткой, и послушно побежала домой, щелкая быстрыми и мелкими шажками по сырому подъезду. Дверь была приоткрыта. В коридоре светил желтый старомодный абажур и с кухни тянуло всякими вкусностями; сопровождалось все это - уютным домашним потрескиванием сковородки. Она прыгнула на стул под зеркалом, и увидела веснушчатое лицо с большущими зелеными глазами, наполненными бесконечным любопытством. Огромная рыжая коса лежала на плече. Ира продолжала смотреться в зеркало и гримасничать, как старая глупая макака.
- Ира, иди ешь! Остынет.
-  Не хочу.
- Так, не спорь, и марш руки мыть.
- Ладно, ладно… - Ира спрыгнула и еще по инерции от прошедшего дня побежала в ванну; второпях без мыла сполоснула лицо и села есть.
После еды у них дома всегда было принято смотреть телевизор, но она по дороге в зал, зашла в свою комнату. Комната была обклеена с одной стороны темно-синими обоями с обилием  желтых месяцев и красивых серебрянных звезд разного размера и цвета, а на противоположной стене обоев не было, и она была выкрашена в салатовые тона, и была слегка ребристой. У окошка стояла синяя железная кровать, накрытая старым покрывалом, с кучей разбросанных на ней игрушек. Да она, конечно, очень любила перед сном возиться с куклами и конструктором, но больше всего ей нравилось сидеть с фонариком под одеялом, так ее совсем не было видно и ничто ей не могло помешать быть с собой наедине. И она в то - же время не спала, разглядывая слегка просвечивающие слои ватного одеяла в белом пододеяльнике. Местами, неровно распределившееся одеяло просвечивало, запуская в ногах тонкую струйку света. И она старалась изо всех сил устранить эти трещины, чтобы настигла полнейшая тьма, тишина, и было слышно дыхание.
   Ира с разбегу прыгнула на кровать, но фонарика там не оказалось. Тогда она скинула все с кровати на пол. Но найти фонарик никак не получалось. Уже готовая по привычке разреветься, она все-таки прикусила губу, и опустилась под кровать. Фонарь лежал буквально в метре от стены. Радостно схватив его, Ира сразу же включила его, и принялась с огромным интересом рассматривать содержимое грязного подкроватного тайника, ползая и пыхтя в пыли от угла к углу. Когда он сгребла в охапку какие-то залежалости, она выползла на свет и сложила все это на кровать. В основном ничего не вызвало интереса, но это не касалось маленьких песочных часов с синими пластиковыми наконечниками.  Она схватила их и удивилась. В верхней половине было около четверти содержимого песка, очень медленно перетекающего в нижнюю половину. И еще с них свисал толстый слой скатавшейся в ворс - пыли. Она возбужденно подбежала к маме, смотрящей телевизор, и тыча грязными часами в лицо спросила:
- Мам,  а Мам… Почему они текут? может у нас домовёнок завелся? Они же там давно валяются!
В ответ она увидела загипнотизированное лицо мамы, в глазах у которых отражался голубой экран с идущими новостями, и услышала только:
- Тсс… Тихо. И вообще выкинь их, они грязные! – бросила мимолетный взгляд мама.
Но что вы! Как она могла выкинуть такое сокровище. Для нее это было самым настоящим чудом. Она протерла влажной тряпкой стекло на часах и убежала в свою комнату. Из окошка подуло весенней свежей прохладой, и Ира забралась под одеяло. На шатающейся от постоянного ерзанья, кровати, образовался большой белый бугор, и она включила фонарик, сев наблюдать за текущими песчинками. Это было тридцать шесть лет назад. А  песок все сыпался и сыпался перед ее зелеными зрачками…

Последнее Раздвоение.

Олег Сергеевич сидел в кресле и пил свой приторный чай. Глеб молча спрыгнул с пыльного стола, подошел к нему, наклоняясь  вплотную к лицу и сказал:
- Олег… вот ты мне сейчас честно и прямо скажи. Ты есть?
- Я?... Хм…  в данный момент вроде как да. А ты?
- *****… - Выругался в воротник рубашки Глеб, - Я уже не уверен...
- Видишь, мы оба не уверены. А это к добру не приведет. Ты иди, пройдись по берегу. Там камыши, как вилы торчат, а в заборе за ангаром они дыру сделали для тебя. Хотя все равно сверху прыгать будешь…
- Это, интересно кто, они?
- Смешной ты…и глупый - Олег встал, заправил рубашку и небрежно, как бы с долькой остервенения взял со стола жилетку, нелепо подмигнув Глебу до боли знакомыми глазами. Затем вальяжно прошелся со сложенными за спиной руками, и, по практически пустой комнате. У окна он очень резко оглянулся и практически беззвучно лопнул, разлетевшись на тысячу лазурных мыльных пузырей. ”Глупый, но хотя бы настоящий” – проворчал себе под нос Глеб. Он проджолжал некоторое время сидеть на столе, не придавая признаков здравомыслия и бормоча что-то под нос.
Он медленно и нехотя подошел к окну. В принципе для него все это было уже практически обыденно. Ему казалось, еще одна папироса, и весь мир опять изменится с легкостью тления падающего в огонь пера.
   За окном, наверху торжественно горели красные огоньки для пилотов. Кроме, теперь уже туманной лунной дорожки на ковре тихого залива и огоньков сверху не было видно ничего. А может быть, ничего больше и не было…
“Дыра” – подумал Глеб и вылез из окна, проходя по толстому каменному карнизу. Глеб настолько врос в действительность, что спрыгнул с карниза за забор, так и не воспользовавшись скромно разрекламированной дырой. Медленно скатившись по холму вниз, скользя по мокрой траве, Глеб вышел на освещенную редкими фонарями кольцевую дорогу, идущую  вдоль округлого берега. Прибой был настолько тихий, что скорее напоминал однократный смыв сливного бочка. Только птицы заполняли различными дикими звуками ночные картины. Ему бы конечно хотелось достать синее стекло, но он вспомнил, что выкинул его еще вчера. Да и из этих дурацких потусторонних поучений о красивых трусах ему хотелось выйти через правильное окно.
- Нет ну почему вещи…вещи… - Глеб пытался разложить ситуацию на молоко и деготь. -  Можно подумать я только и думаю о вещах. У меня в квартире почти нету вещей. – вспомнил он. 
-Даже сейчас я думаю о причине приходящих в мою голову мыслей, а мысль и вещь – это театр и компот. Так ведь, Олег?
- Так, - твердо сказал Олег внутри него.
- А я тогда кто?
- А ты тогда Глеб.
Глеб понял, что похоже случай не совсем клинический. Что-то было в этих обстоятельствах неподходящим для раздвоения личности. Он - то это знал лучше, чем кто иной.
- И ты настоящий?
- Ты мне задашь этот вопрос во второй раз… Не надоело? Ах… Вот что, ты все еще посередине… Ладно. Да, в данный момент я настоящий.
Со стороны, Глеб был похож на какого-то бродягу. Бродягу  в клетчатой рубахе, шагающего по дороге и говорящим двумя разными голосами, как вполне одаренный пародист. Олег явно пытался вырваться наружу и то и дело напоминал о кране и свертке, об их не существовании и других не очень то занятных для Глеба мелочах. И тогда Глеб, потеряв терпение, сказал, рыча сквозь зубы:
- Заткнись. Я еще не совсем потерял рассудок.
Олег не собирался умолкать и продолжал твердить заунывным голосом о высоких материях. Глеб посмотрел расслабленными зрачками на фонарь у громоздкого орешника, и фонарь расплылся белым пятном, окаймленным толстым синим контуром. Он прошагал еще около пяти шагов, споря с Олегом, а потом его осенило. Он повернул голову назад и налево, и сверху не увидел ни каменных плит, ни завода. “Неужто это и впрямь все – Я?” – Глеб кинул взгляд вперед, увидел вдалеке какой-то квадратный указатель в теплом тумане лабиринтов собственного зрения, на тонком столбе и зашагал вдоль залива чуть быстрее. Джинсы волочились по земле и ноги уже шаркали от усталости.
- Чтобы существовала иллюзия выбора, без разговора не обойтись, - продолжал Олег.
- Да замолкни ты, - Глеб ударил себя в солнечное сплетение и не почувствовал никакой боли.
- Ты иди, иди... Финиш близко.
- Замолкни! Свалка, Свалка, Свалка, Свалка, Свалка… - начал твердить Глеб, стараясь изо всех сил заглушить голос Олега. – Свалка, свалка, свалка …
   “Свалка электрооборудования” – резко и истошно закричала ему в глаза надпись на указателе. Глеб не поверил своим глазам и тотчас достал ворованную из троллейбуса карту. Оказалось, что он проделал полукруглый маршрут от дома до теперь уже несуществующего завода. И теперь дополнил его до окружности, вернувшись с другой стороны.
- Это же надо… Прям как в формуле ОДИН. Олег, а вот, например как ты объяснишь это? –  Глеб почему-то за секунду изрядно повеселел, и ткнул грязным пальцем в сторону
указателя.
Олег молчал.

ОДИН.

Указатель не соврал. В дымке было видно холмы, и они напоминали головы иноземных великанов с толстыми железными волосами из ржавых труб, торчащие по уши в земле. Глазами были выпуклые и до вмятин исхоженные холмы. Ничего не изменилось: груды разбросанных повсюду тяжелых чугунных раковин, испорченных газовых плит, стиральных машин, и других пережитых желаний.  Глеб остановился на самой высокой точке, откуда было видно все:  нетерпимо подмывающий слева залив с высоченными переплетающимися в узорах высотными кранами на том берегу, полу жилой спальный район справа ,и посередине, вдали – разбитый деревянный мост через овраг, ведущий непонятно куда и зачем. Вероятно мост был украшением, дополняющим индустриально - жизненный пейзаж.  Он медленно побрел до своего логова, ловя своим оквадраченым лицом куски известки и те-же старые добрые и шустрые пещинки. Спереди у очередного поворота тропинки послышались голоса и смех. Подойдя на 50 метров ближе, Глеб увидел какую-то компанию в разноцветных одеждах, лопочущих и явно по-дружески, культурно кричащих друг на друга парней, без брани, так... спорили о чем-то. Парни стояли у прогнившей ванной в которой развели костерок, коптящий вечернюю липкую прохладу. Глеб подошел и сразу спросил одного из них смотря в лицо:
- Глеба видел?
Тот удивился, его костлявое загоревшее лицо изменилось в недоумении:
- Нет.
- Это Я.
Парень молча оглянул всех стоящих вокруг замолкших ребят, а потом протянул худую руку:
- Очень приятно, меня зовут Ян. А это Тимур,  Лев и ...
- Да да. Взаимно. - перебил Глеб. - Что заставило вас покинуть дом в сей поздний час и посетить эти культурные края? - Глеб пристально смотрел в глаза и не думал ни о чем, а сам чувствовал как из штанин неудержимо сыпятся гвозди и болты. Парень посмотрел на ноги Глеба и его лицо вернулось в обычный вид:
- Так а вы что, здешний э... Лесоруб... то - есть я хотел сказать, вы это самое... надсмотрщик? - Он явно не мог сочинить предложение и вопрос нелепо завис в воздухе. Некоторое время стояло молчание и в это время у Глеба пронеслась в голове бесповоротная и наполненная смехом мысль. Он встал как вкопанный смотря сквозь Яна куда-то вдаль.
- Я, - Глеб поднял руки, его куртка была изорвана на куски, вместо кожаной плоти, его тело уже покрывала какая-то странная чешуйчатая материя, напоминавшая старую броню типа кольчуги, но с крупными пересечениями блестящих сквозь налет ржавчины тонких кусков металла.- Я... Свалка! - вдруг неожиданно радио голосом произнес Глеб, и медленно поднялся в воздух как какой-то мессия, пророк. - Я никто... Грудь глеба открылась источая свет сравнимый разве что со стадионным прожектором.
Парни закрывая глаза закопченными руками, побросали сигареты и молча бросились в разные стороны, как-будто договорившись об этом заранее, как летучие мыши. Глеб продолжал висеть но не мог пошевелиться, и его наполнило чувство продолжительного экстаза каждого уголка беспорядочного сознания. Но не обычного оргазма, или счастья, а чего-то большего, чего-то явно не человеческого. Он ощущал каждую клетку тела, и исходящее отовсюду теплое зеленое свечение. Все вокруг хаотично завертелось, быстро разгоняясь, и как магнитом начало притягиваться к нему. Ошметок трубы больно рассек затылок и продолжал летать вокруг головы.
- Я стал никем! - голос уже был настолько низок и пронзительно сдавливал воздух, что он сам не понял ничего из сказанного. Костер от крика немедленно потух.
- Наконец-то ты все увидел - сказала таким-же голосом женщина, облетевшая его вокруг и тотчас остановившая хаотичные верчения. Она поправила металлический блестящий воротник, так, чтобы он был несимметричным с головой.
- Отчего свалка? - произнес Глеб, пробуя совершить хоть одно осознанной движение руками.
- Потому что ты просто - человек.

Ноль.

Ира долго смотрела под одеялом на пластиковые концы красивой стекляшки наполненной песком, а потом одним простым движением кисти перевернула часы.


Лепит ветер на бумажные Решетки шелк листвы
У неба ложкой загребает Златокудрые снежинки
И так далее, Пещинки Разлетаются в балконы и
Парадные Подъезды открываются На скорость
Кто быстрее Кто Умнее в серый Дым
клубами Стелит на экране после
Завтра Ночь и теплый воздух
бредит Месяц в мгле сутулый
стол Поймал угасший дождик
Из Бинокля я увижу
Расставляя Запятые, И в ушах стелилось
Пледом одеяло. Ложной краски
И тоски печаль раздеть, ошибки маску в
Свалку. В каске дядька,Печь с гудроном,
Печь пирог с покатой крыши
красной Лыжи след не так уж
Просто,в Жизни,в горе,
Слышно Гул высоковольтных
проводов, усталый
Дворник, летом в пыль
Кидаться в кегли
Ведь нельзя,
убраться
в телек.
Нету денег,
Нету дел.
И даже
Просто
Размышляя
Выбираю
Ничего.