Рожденные для труда

   Во избежание резкой критики сразу предупреждаю: писалось в школе на уроке.


   1

   Александр сидел в своем кабинете за столом, и нервно барабанил пальцами по лежавшему на столешнице стеклу.
   – Ну, так что будем делать с урожаем, а, Алексей?
   Прохоров, к которому обращались эти слова, сидел напротив, на стуле с зеленой обивкой, положив руки на другой длинный стол, торцом примыкавший к председательскому. В них он теребил свою кожаную кепку.
   – Я думаю, надо взять в соседнем колхозе десяток машин.
   – А ты уверен, что Косарев даст машины просто так?
   – А мы ему весной удобрениями отплатим,– оживился Прохоров, вынув из кармана смятый листок с математическими выкладками, и расправляя его на столе. – У них весной всегда «суперфосфата» не хватает.
   – Что ж,– хлопнул широкой мозолистой ладонью по столу Мирошниченко,– сегодня поедешь в центр, посуетишься там насчет новых косилок и автоматических доильных аппаратов. А, на обратном пути, заскочи в «Заветы Ильича», и поговори там с Косаревым.
   Если не согласится, пообещай горы золотые. Надо, во что бы то ни стало, раздобыть автотранспорт.
   Прохоров встал, и пошел к выходу.
   – Без машин не возвращайся!– напутствовал его Мирошниченко из-за закрывающейся двери кабинета.


   ***

   «Как прекрасна жизнь»– думал Прохоров, когда его УАЗик скакал по родным колдобинам сельской дороги, и ошметки грязи летели в стекла.
   Стояла пасмурная погода, слегка накрапывал дождь, серое небо нависло над полями, перемежавшимися лесополосами, но это нисколько не ухудшало его настроения.
   «Прекрасна жизнь, особенно, если она посвящена любимому, хоть и тяжкому труду, обогащающему, кроме всего прочего, еще и духовно!»
   Но тут мелькнуло воспоминание о Косареве, председателе соседнего колхоза «Заветы Ильича», о гибнущем урожае, о машинах, в которых сейчас так нуждался родной колхоз «Путем Октября»…
   И Прохоров прибавил газу.


   2

   А в это время…
   Саныч, только что скрутивший цигарку, и собиравшийся было уже прикурить, услышал рядом со сторожкой хруст ветки, сломавшейся под чьей-то ногой.
   Так как Дмитрий Александрович был сторожем колхозного склада, он снял с плеча свой верный карабин, который ласково называл карамультуком, и повел вокруг взглядом.
   В сузившихся зрачках сверкнул хищный огонек преследователя.
   Сторож осторожно приоткрыл дверь сторожки, грубо сбитую из горбылей, и выглянул сквозь образовавшуюся щель наружу.
   У ворот стоял нездешнего вида человек в камуфляже цвета хаки. На плече его висело незнакомое оружие.
   «Худое ружьишко-то,– не без гордости подумал Митрий Саныч.– У меня покрученее будет!»
   На спине человека висел компактный удобный рюкзак, из-под козырька пятнистой фуражки поблескивали зеркальные «вертолетные» очки. Обут он был в высокие кожаные ботинки с толстой шипастой подошвой.
   Человек проделывал руками какие-то манипуляции, видимо пытался открыть замок.
   Затем, отойдя на несколько шагов назад, он вынул из кармана какую-то коробочку, выдвинул из нее длинный блестящий прутик и нажал кнопку.
   Со стороны ворот послышался громкий хлопок, и части замка разлетелись в разные стороны. Появилось небольшое облачко дыма.
   Дверь сторожки с треском распахнулась. На пороге, с воинственным выражением на лице, стоял Митрий Саныч.
   Ушанка с развязанными ушами придавала его, и без того суровому лицу, еще более решительный и устрашающий вид.
   – Ах ты!– крикнул он, вне себя от гнева передернув затвор.– Народное имущество портить?!...
   Пули просвистели над самой его головой, отрывая щепки от дощатой стены сторожки. Но бравый Митрий Саныч быстрым прыжком переместился за бочку для дождевой воды, в которую кто-то когда-то высыпал зачем-то мешок цемента.
   Лежа за этим надежным прикрытием, он сказал сам себе:
   – Говорил же Ляксандру Анатольичу, не к добру вчера тут этот ероплан летал, да еще в самый разгар уборки!
   Новый поток пуль заставил его на время забыть о зерноуборочной кампании. Но, лишь на время.


   3

   А в это время…
   Алексей Николаевич, крутя баранку своего УАЗика, вспоминал вчерашнюю встречу с любимой. Ею была передовая доярка животноводческой фермы их колхоза Маня.
   В нее было влюблено пол колхоза, но сегодня вечером Алексей назначил ей свидание, где хотел признаться в любви, и предложить ей стать его женой, чего никак не решался сделать раньше. Мешала природная скромность…

   – Завтра я поеду в центр,– говорил он, когда они сидели вечером, после танцев, на лавочке, лузгая семечки, и смущая друг друга.– Выбью, наконец, автоматический доильный аппарат. Работая с ним, вы сможете получать по две тонны молока с коровы за год! И еще я выбью новые косилки, с помощью которых можно будет получать до пятнадцати центнеров сена с гектара…
   Он замолчал. Чистый ночной воздух был наполнен родными запахами преющих листьев и навоза. Трещали во тьме насекомые.
   Ночная свежесть заставила Маню содрогнуться.
   – Да ты, наверное, озябла!– догадался Алексей.
   Он снял свой пиджак и, придвинувшись к Мане поближе, накинул его ей на плечи.
При этом его левая рука невольно приобняла полную спину девушки.
   Маня ойкнула и, подскочив, немного отодвинулась от него.
   Она быстро заговорила, указывая рукой:
   – Правда, вон та красная звездочка напоминает звезды на шпилях нашего кремля?
   Свет далекого прожектора на крыше деревенского клуба освещал стыдливый румянец, заливший ее полные щеки.
   – Да, Маня…– тихо и проникновенно проговорил Алексей, и потянулся к ней.
   – Ой, да мне ж домой пора!– подскочила Маня…

   УАЗик засел в лужу и буксовал.
   – Да что же это такое,– проговорил Прохоров, выходя под дождь.– Ведь урожай гибнет! Да, кроме того, как он покажет себя перед Александром Анатольевичем! Все-таки будущий тесть.
   Да. Александр Мирошниченко, являясь председателем колхоза, был, по совместительству, еще и отцом Мани.
   Алексей стал срывать растущие вдоль дороги кусты и траву, и бросать их под колеса машины.



   4

   На избитое лицо лежавшего без сознания Митрия Саныча выплеснули ведро воды. Он с трудом разлепил веки.
   Зверское лицо Стива склонилось над ним.
   На ломаном русском он произнес:
   – А, очнулса, damn! Последный раз пофторяю, мы ест омериканские диверсанты. Пришли, што бы взорват склад, и помешат вашей зерноуборотшной кампании. И ми это сделаем, ты нам не сможеш помешат. От тьебя требуетса только одно. По какой дороге, и когда поедут десят грузовикоф, которые мистер Прохорофф возьмёт у господина Косареффа?
   – Я старый коммунист, и ничего вам, собачьи дети, не скажу, сволочи империалистические!
   Он плюнул кровавым сгустком в лицо изуверу.
   – Джьон, прикончи его,– сказал тот, вытирая лицо платком.
   – Yes sir!– ответил Джон, и взялся за автомат.
   – Мистер Майнер!– в сторожку влетел один из солдат.– К складу приближается еще один русский!

   Местный молодой человек, Григорий Тучкин, шел по грунтовой дороге, обходя лужи, и что-то насвистывал.
   Это был крайне распущенный молодой человек. Он никак не хотел вступать в комсомол, носил длинные волосы и рваные джинсы. Сидя дома, он постоянно глушил соседей западной пропагандистской музыкой. Верующая половина местных бабок при встрече с ним крестилась, а неверующая говорила ему вслед: «Наркоман проклятый! И когда тебя милиция заберет!»
   И в самом деле. Здешний участковый, дядя Рома Шматов, уже изъял у него две пластинки, неизвестно, каким образом попавших в страну, и неимоверное количество бобин с записями этой гнусной буржуазной пропаганды.
   И еще. Бабки меж собой шептались, но это уж совсем ужас, что он по ночам, да-да, по ночам, слушал ВВС и «Голос Америки»!
   Итак, Григорий Тучкин шел по дороге, вдоль складского забора из колючей проволоки, спокойно направляясь к своим пятакам, что возделаны были им на широких просторах полей.
   Вдруг, будто из-под земли, впереди возник человек в камуфляже, направил на него автомат и заорал:
   – Hands up!
   Так как вышеописанный молодой человек был, благодаря пропаганде, немного знаком с языком империалистов, он не заставил себя ждать, и поднял руки. Он был очень удивлен, услышав английскую речь среди родных просторов.



   5

   Мане осталось подоить только двух коров – Буренку и Чернышку. Это были ее любимицы, так как они давали в неделю на тридцать литров молока больше, чем остальные. Когда-то их бабушку привезли из Австралии.
   В коровник вошел ее отец, Александр Анатольевич Мирошниченко. Как всегда, его появление сопровождалось веселыми шутками и прибаутками. Он был человеком, весьма уважаемым в колхозе. И молодые доярки уважали его не меньше других.
   Осмотрев все вокруг, и расспросив девушек о нуждах и проблемах, он подошел и к нашей передовичке.
   – Ну что, Маня, у тебя лицо такое кислое? Знаю, знаю. Алексей уехал!
   При этих словах Маша густо покраснела.
   – Но ничего,– продолжал председатель,– завтра утром приедет, да еще и машины привезет. Ну, что, Маня, свадьбу скоро играть будем, а?
   – Ой, папа!– вспрыснула руками девушка.– Ну что Вы такое говорите? Да еще и при всех!
   Маня смущенно подобрала ведро и, отвернувшись, чтобы никто не увидел стыдливого румянца, ушла в загон и принялась доить Буренку. Та почувствовала родные ласковые руки девушки, замычала приятным для уха басом.



   6

   – Расскажи нам все бес утайки,– говорил Стив.– А ми тьебя за это переправим в США, дадим тебье виллу, мащину и много денег.
   И тут Тучкин, который всегда в душе был предателем, выложил все: когда, и по какой дороге пойдут грузовики из колхоза «Заветы Ильича».
   – Так, значит, мащин будет десьять?– переспросил Майнер.
   – Да,– дрожащим от страха голосом проговорил Тучкин.– А в одиннадцатой поедет Прохоров. Это будет джип… А сколько вы мне заплатите?
   При этих словах связанный Саныч презрительно посмотрел на него, отвернулся, и тихо, сквозь зубы процедил:
   – Продажная душонка!
   – Двадцат тысьятш достаточно?– Спросил Стив.
   – Конечно!– выпалил Тучкин.
   – О’кей, ребята!– крикнул Майнер солдатам.– Взрываем склад и уходим. Нотшью, когда пойдут грузовики, уничтожим их! Потом – домой, где нас ждут дефотшки и прилитшная выпифка!



   7

   Косарев дал всего восемь машин. Когда Прохоров уже собирался отъезжать, его нашел некий Казанцев. Он представился корреспондентом журнала «Сельская новь», и попросил Алексея довезти его до колхоза.

   Фары освещали рытвины дороги и мрачный лес по сторонам от нее. УАЗик Прохорова шел во главе колонны, прокладывая путь по раскисшей колее.
   Вдруг перед самой машиной мелькнула вспышка, и раздался оглушительный взрыв. На Прохорова и Казанцева посыпались осколки лобового стекла.
   Псевдокорреспондент вынул из внутреннего кармана пистолет и проговорил:
   – Это американские диверсанты! Мы так и знали!
   Он повернулся к Прохорову и продолжил:
   – Извините за конспирацию, я – агент КГБ.
   В этот момент по машинам застучали пули.
   – Ложись!– крикнул Казанцев и выпрыгнул из машины с пистолетом наготове.

   Бой был долгим и кровавым, но ничто не сломит мужества сотрудника КГБ, защищающего социалистическую собственность, а, посредством этого, и гибнущий урожай!

   Звуки боя затихали вдали.
   Тучкин, съежившись и поскуливая от страха, лежал на траве.
   – Ты обманул нас, сволотш!!– шипел сквозь зубы окровавленный Майнер.– Мащин всего восем! Да еще и этот агент КГБ! Я тьебя сейчас убью!
   И он направил на Тучкина ствол автомата.
   – Нет, не надо! Пожалуйста! Please!– заскулил тот, малодушно умоляя вражеского диверсанта.– Я хочу жить! Я еще молодой!
   – Ха-ха! Вот тебе!– Майнер передернул затвор.
   – Руки вверх!– раздалось из кустов.– Оружие на землю!
   – Fuckin’ shit!– ругнулся Стив, бросил на землю автомат, и поднял руки.
   Тучкин облегченно вздохнул.
   И тут из высокой травы появился бравый полковник Казанцев и с ним два шофера с монтировками в руках.
   – Хотя его, так трясущегося за свою подлую шкуру, и стоило пристрелить,– говорил Казанцев, не сводя мушки пистолета с Майнера,– но его, как и тебя, будет судить наш советский, самый справедливый в мире, суд. Увести их!



   Эпилог

   А через неделю, когда убрали последний колос, сыграли свадьбу.
   Митрий Саныч, блестя на солнце новенькой медалью, лихо отплясывал камаринского, озорно подмигивая юным дояркам. Приглашенный, в качестве почетного гостя, Казанцев восседал за столом рядом с молодоженами, и произносил тосты за их здоровье, и за партию. Весело прошла свадьба, долго вспоминали ее работники колхоза «Путем октября»!
    И стали Алексей и Маня жить-поживать, да добра наживать. Было у них много детей, и стали они сначала октябрятами, потом пионерами, затем комсомольцами, а там и коммунистами.
   Затем наступила перестройка, они ушли из коммунистов и стали фермерами.
   А Тучкина и Майнера расстреляли.

   The END

   © 1989

   Писано на уроке химии.