Дама с единорогом - Глава 11

Вот уже несколько дней город, лежащий на берегах реки посреди аккуратных садов и плав-но повышающихся к северу холмов, жил только одним – предстоящим турниром. Все постоялые дворы были заполнены; из окон свешивались флаги участников. По улицам слонялись жонглеры, вместе с представителями всех сословий пьянствовали бродячие актеры, услаждали слух разно-шерстной веселящейся и буянещей толпы музыканты всех мастей. Словом, город бурлил, на не-сколько недель превратившись в место, где процветали все порицаемых церковью пороки и увесе-ления.
В понедельник, после большого праздника, толпа наполнила трибуны, затолкалась у внеш-ней ограды из кольев, повисла на деревьях, словно гроздья винограда. Она напирала на слуг и сол-дат, обеспечивших некое подобие правопорядка, теснила их к невысокой внутренней изгороди. 
Жанна, как и другие девушки, впервые попавшие на подобное мероприятие, с радостным трепетом жадно следила за происходящим. Позавчера она вместе с соседками по трибунам осмот-рела щиты с гербами участников, но из моря знакомых и незнакомых имён её интересовали только двое: Артур Леменор и Роланд Норинстан. 
В первый день, в преддверии главной схватки турнира, рыцари состязались в копейных по-единках. Соискатель выезжал на арену и трубили в рог, предлагая любому желающему сразиться с ним; обычно соперник не заставлял себя ждать. Разъехавшись по разным концам поля,  они пуска-ли коней навстречу друг другу, целясь тяжёлым копьём в центр щита противника (или в шлем, ес-ли отношения и темперамент соискателей оставляли желать лучшего). Тяжело дыша, за ними уст-ремлялся турнирный стражник, следя, чтобы поле поединка не стало полем для выяснения отно-шений. Победа присуждалась тому, кто выбивал противника из седла. Главный приз получал тот, кто, преломив наибольшее количество копий, мог похвастаться длинной шеренгой «безлошадных» рыцарей.
Норинстан чувствовал себя в своей стихии на этом утоптанном копытами поле. Под ним был великолепный конь, рука по-прежнему была крепка, а удар – точен – чего ему было бояться? Он с любопытством смотрел на своего очередного противника. Башелье?  Или он заложил по-следнее, чтобы попасть сюда? Но, несмотря на внешний вид, этот малый знает толк в копейных поединках – только что выбил из седла ещё одного фанфарона. Тем приятнее будет поставить его на место. В том, что он выйдет победителем из поединка, граф не сомневался.
Противники медленно заняли свои места; вытерев пот, турнирный стражник приготовился к очередному забегу. Под громкое улюлюканье толпы кони чуть не налетели друг на друга, завер-телись на задних ногах. Башелье сопротивлялся с завидным упорством: покачнувшись в седле, он не пожелал упасть. Роланд спокойно взял из рук оруженосца очередное копьё; он нащупал слаби-ну противника и знал, что следующий заезд будет последним. По сигналу судьи граф снова пустил коня галопом и, прицелившись, нанёс свой коронный удар. Его противник покачнулся и упал. Склонившийся над ним турнирный всадник покачал головой: ударившись о пластины «бриганди-ны»,  копьё сломалось, и отлетевший наконечник прошёл между решеткой забрала. К счастью, рана оказалась не смертельной, но лицо рыцаря было сильно изувечено.
Это было всего лишь прелюдией к настоящему турниру, но, тем не менее, без жертв не обошлось: в одном из поединков осколком копья был смертельно ранен один из соискателей. Со-стязания были прерваны, но, вопреки увещеваниям церкви, турнир не отменили. 
В среду, день отдыха перед групповой схваткой, когда формировались партии зачинщика и защитника, во время совместного вечернего праздника, Жанна увидела Артура. Вот уже четыре дня, как она не расставалась со скромным подарком, который хотела вручить его в знак своей любви. Но как к нему подойти, как вырваться из-под бдительного ока отца?
Её спасли танцы. Барон не препятствовал тому, чтобы его дочь веселилась вместе с други-ми девушками, и беспрепятственно отпустил её по первой же просьбе. Отдав должное танцам, ба-ронесса якобы вышла за водой. Но, остановив слугу, она спросила не воды: баронессу интересова-ло, где сейчас баннерет Леменор. Удовлетворив своё любопытство, баронесса перешла в другой зал, где песнями менестрелей, вкусными кушаньями и вином наслаждалось общество мужчин и замужних дам. Скользнув беспокойным взглядом по лицам пирующих, она заметила жениха и бы-стро отвела взгляд. К счастью, он был занят разговором и не заметил её.
Она встретила Артура Леменора у лестницы и, проходя мимо, не говоря ни слова, молча сунула ему в руку скромный знак своей привязанности.   
Вопреки увещеваниям церкви, турнир не отменили, и в назначенный день зрители были вознаграждены за долгие месяцы ожидания.
На следующий день вновь запели трубы, приковав сотни глаз к ристалищу. Судьи, гербо-вый король,  почётный рыцарь  в последний раз проверили, всё ли в порядке, не нарушили ли участники правила, взяв с собой боевое оружие. Почетный рыцарь въехал на поле между канатами и остановился. Судьи сняли с него шлем и передали его гербовому королю, тот в свою очередь с поклоном вверил его заботам дам.
Партии зачинщика и защитника выстроились перед барьерами по обеим сторонам риста-лища. Герольд сеньора-зачинщика обратился с просьбой открыть барьер – просьба была удовле-творена, и обе группы въехали на поле. Теперь их разделяла только узкая полоска земли, ограни-ченная канатами, та, на которой стоял почётный рыцарь.
Свидетельства нежной благосклонности дам трепетали поверх доспехов. Горели на солнце хитроумные переплетения колец, яркими красками переливались чепраки коней.
Снова были зачитаны правила; герольды по очереди назвали участников. Раздалось долго-жданное: «Рубите канаты! Да свершится бой!». Взлетели вверх и блеснули четыре топора, упали канаты; замерли слуги с палками в руках, готовые в любую минуту придти на помощь сеньорам. Две противоборствующие шеренги сомкнулись. И с боевыми кличами сошлись, тесня друг друга к барьерам.    
Зазвенели мечи. С треском ломались щиты, лошади грызли удила и, сталкиваясь, вставали на дыбы... Время от времени отчаянные слуги и оруженосцы, пробивая себе дорогу палками и об-ломками копий, спешили на выручку упавшим рыцарям, с громкой руганью требовавших подса-дить их на лошадь или вытащить их из этого пекла. Не всем им удавалось в целости и сохранности добраться до нужного места, но если они добирались, то всеми силами старались вынести господ с поля. Если вытащить рыцаря не удавалось, они группировались вокруг него и до конца схватки защищали тем, что подвернётся под руку. Конечно, не все сеньоры, поменявшие коней на пыль-ную землю, доживали до конца, некоторые всё же гибли под копытами коней.
Ристалище напоминало гигантский клокочущий муравейник. Кое-где земля была забрызга-на кровью; у деревянной ограды лежали две раненые лошади. Их бока тяжёло вздымались; над ок-ровавленной потной шкурой вились мухи. 
Так уж сложилось, что рыцари не могли прожить и дня без того, чтобы не доказать друг другу своё превосходство. Их не пугали ни церковные запреты, ни королевские эдикты. Так как войны не могли длиться вечно, они изобрели турниры. На этом празднике смерти можно было беспрепятственно свести счёты, причём на абсолютно законных основаниях. Обычным явлением было объединение трёх - четырёх (и так до бесконечности) рыцарей, которые спокойно, на глазах у всех, укорачивали жизнь вставшему им поперёк дороги человеку. Хотя на турнирах действовали строгие правила, участники научились обходить их.
Для другой категории участников возможность похвастаться своими «воинскими добле-стями» порой стоила дороже собственной жизни. К тем, кто по тем или иным причинам (в основ-ном, денежным) не мог принять участия в турнирах, относились с пренебрежением: если ты на-стоящий рыцарь, то должен это доказать. Деньги были действительно серьёзным препятствием: покупка необходимого вооружения требовала больших материальных затрат. Так что порой для того, чтобы подержать репутацию, приходилось полностью опустошить свои сундуки или, если они были пусты, у кого-нибудь их позаимствовать. 
В беспорядочной свалке всех со всеми бок о бок с зачинщиком (между прочим, англичани-ном французского происхождения) бился тот, кого не ожидали здесь увидеть, «ублюдочный вал-лийский пёс», как назвал его один раненный барон из партии противника, прибавив пару крепких словечек про него и его мать. Обладатель этого «почётного титула» с чёрным леопардом на щите действительно попортил много крови тем, кого не устраивало его происхождение и всерьёз пре-тендовал на благосклонность маркграфини. Понукаемый шпорами конь бешено метался по полю, мощной грудью сметая более слабых (и дешёвых) собратьев. Специальный меч из китового уса то и дело блистал в воздухе, оставляя отметины на всём, до чего мог дотянуться. Досталось и остря-ку, так не любившему валлийцев, – отплевываясь кровью, он пытался добраться до своего оруже-носца, то и дело рискуя пополнить список жертв, в разных позах валявшихся на земле. Ему повез-ло: слуга, изловчившись, вытащил его к барьеру. 
Уложив своего обидчика, Норинстан заметил теснимого к барьеру рыцаря из своей партии и задумался, стоит ли вмешиваться в выяснения чужих отношений, когда ему самому предстояло организовать очередной «несчастный случай». Решив помочь бедняге позже (если, конечно, по-мощь ему будет ещё нужна), граф поискал глазами рыцаря в красном сюрко, с дубом на щите: тот отбивался сразу от двоих на левом фланге обороны защитников. Роланд, как ножом, наискось сре-зая передние ряды противника, медленно, но верно приближался к нему. Ещё один взмах – и меж-ду ним и Леменором на миг образовалось свободное пространство. Убедившись, что ему никто не помешает, а судьи и почетный рыцарь смотрят в другую сторону, граф решил действовать. У него было мало времени, и его нужно было использовать с пользой, с максимальной пользой и осто-рожностью. Артура спас случай: один из судей бросил взгляд в их сторону, так что Норинстану пришлось изменить траекторию клинка прямо во время удара.
Меч зазвенел, оставив на щите глубокую царапину. Граф чертыхнулся и поневоле вступил в поединок с баннеретом по всем правилам. Он знал, что сильнее и опытнее его, но на стороне Леменора были молодость, ловкость и ... кусочек белой материи, повязанный на запястье.
Вокруг по-прежнему кипел бой, рыцари сшибали друг друга с коней, забывая о правилах, зарабатывали штрафы и отрицательные очки, но эти двое, казалось, видели только друг друга. Раздавая удары направо и налево, они вновь и вновь стремились к встрече.
Почувствовав, что ими движет не просто жажда славы и наживы, другие предпочли не вмешиваться: в конце концов, никому не хотелось получить рану, предназначенную другому.
Вокруг Леменора и Норинстана сомкнулось кольцо верных графу людей; если бы он прика-зал, любой бы не задумываясь нанёс Артуру роковой удар сзади, взяв на себя все последствия. Но Норинстан медлил, полностью полагаясь на своё превосходство. И он оказался прав: Артур начал уставать, на мгновенье потерял бдительность, за что тут же поплатился –  граф нанёс ему мощный удар по шлему. Баннерет упал. Роланд поднял коня на дыбы, чтобы как бы случайно добить бес-помощного противника. Но тут судьи подали знак трубачам, и те объявили об окончании поедин-ка. Копыта коня Норинстана опустились на землю, а не на голову баннерета. Пришлось смириться с неудачей, хотя не такой уж и неудачей – шатаясь, Леменор поднялся на ноги уже без шлема. 
Трубы возвестили об окончании второго турнирного дня, и гербовый король объявил о том, что участники с честью исполнили свой долг и вправе покинуть поле, ибо приз уже назначен, и вечером будет вручён дамами самому достойному. Барьеры открылись, и на ристалище выехали знаменосцы. Участники медленно покидали поле; раскрасневшиеся от усердия герольды трубили до тех пор, пока последний их них не оказался за пределами ристалища. На поле остались только трое убитых; ещё семеро были ранены и лежали между канатами. Прибавив к числу жертв двоих задохнувшихся в своих доспехах, устроители пришли к выводу, что турнир выдался на редкость спокойным. 
Благодарные зрители не сомневались, что вечером прелестная маркграфиня Кетрин вручит приз Роланду Норинстану – никто, кроме него, не преломил столько копий, не вышиб из сёдел стольких противников. Жанна тоже знала это и с трепетом ожидала вечера, когда граф после це-ремонии награждения среди прочих девиц поцелует и её. 
Турнир длился неделю; в предпоследний день, накануне прощального пира, маркграф по просьбам дам возобновил копейные поединки. Для победителя был назначен новый, особый приз, что ещё больше подогрело интерес зрителей к «модной забаве».
Путь к победе был тернист, и ввиду отсутствия разделительного барьера нередко сопрово-ждался потерей лошади, поэтому у участников (если у них были на это деньги) всегда имелось на-готове несколько запасных коней, которые, в случае проигрыша, становились собственностью по-бедителя вместе с доспехами побеждённого (или побеждённых). Выбитый из седла считался пленником победившего и должен был заплатить выкуп. Но эта традиция медленно изживала се-бя, и великодушный победитель все чаще отказывался от выкупа, удовлетворившись денежным призом.
Привыкшая к роли турнирной королевы прекрасная ветреная маркграфиня Кетрин вместе с прочими зрителями наблюдала за интереснейшим поединком, который, судя по всему, должен был выявить претендента на обещанный приз: на изрытом копытами ристалище сошлись победи-тель меле  и его неудавшаяся жертва. Они съезжались уже не в первый раз, не в первый раз при-вычно наклонялись вперёд, прижимая подбородок к груди, поднимая щит и плотнее усаживаясь в ленчик  седла. Сквозь щель забрала каждый из противников видел только щит, шлем и коня про-тивника. И у каждого было всего несколько секунд, чтобы принять решение, выбрать, куда нанес-ти удар. По шлему или в голову? Удар в голову сулил заманчивую перспективу сорвать с против-ника шлем – но не соскочит ли копьё? Ударишь в центр щита – возможно, выбьешь противника из седла.
Но раз за разом копья безрезультатно ломались. 
Несомненно, граф Норинстан был намного опытнее и искуснее противника и поэтому дол-жен был победить, но не победил. Исход схватки предопределило одно незначительное обстоя-тельство, настолько ничтожное, что граф даже не обратил на него внимания – в копыто его лоша-ди попал крохотный камушек. Он причинял неудобства его коню, и, пытаясь избавиться от ино-родного тела, конь в самый ответственный момент сбился с ритма, притормозил, сильно ударив копытом о землю. Камушек выскочил, но Роланд поплатился за это победой – воспользовавшись удобным моментом, баннерет выбил его из седла.
С этого дня Роланд Норинстан возненавидел баннерета Артура Леменора. 
Опозоренный поражением, граф удалился. Маркграф несколько раз посылал к нему пажа с приглашением на пир, но он так и не появился. Маркграф рассчитывал увидеть его после утренней службы и ради этого добровольно лишил себя сна, совсем не лишнего после шумной попойки, но его надежды не оправдались. Не выдержав, он сам отправился к нему, но был встречен лишь бес-порядком, который остаётся после спешного отъезда. Заспанный часовой подтвердил, что Норин-стан уехал на рассвете. 
Тот вечер и та ночь были одними из ужаснейших в жизни Роланда. Его давило бремя позо-ра, глухой обиды и чёрной ненависти; граф, словно дикий зверь, в бешенстве расхаживал из угла в угол, круша всё, что попадалось ему под руку. Первым его порывом было убить своего турнирно-го коня, и он убил бы его, если бы не мужественное вмешательство конюха, спрятавшего живот-ное от хозяйского гнева. Но участь бедняги была предопределена: граф велел отдать его в качестве выкупа Леменору. Он больше не мог на нём ездить.
Под утро, немного успокоившись, Роланд послал к Артуру одного из пажей с приказом уз-нать, что он должен отдать победителю.
Баннерет заявил, что из уважения к его мастерству удовлетвориться конём и суммой в раз-мере тридцати фунтов. От доспехов Леменор отказался. Граф велел позаботиться, чтобы баннере-ту было выплачено вдвое больше, и немедленно уехал, нарушив неписанное правило, велевшее ему не менять места жительства до окончания расчётов с победителем. Но той ночью ему было плевать на все правила и законы на свете. 
Роланд возвращался в свой замок раздосадованным и подавленным; его никогда так не унижали. Мало того, что его победил заносчивый юнец  – так ещё и на глазах у невесты! Невесты, которая была не безразлична графу. Честь его была задета и требовала отмщения. 
- Ничего, - с усмешкой думал Норинстан, снова и снова воскрешая в памяти события зло-счастного турнира, - я ещё завоюю сердце баронессы! Не согласится выйти за меня по-хорошему – я силой заставлю её стать моей женой. Я не допущу, чтобы это ничтожество женилось на ней. Она глупая девчонка, наплети ей с три короба – она и поверит! А уж баннерет в этом поднаторел. Да пошли они оба ко всем чертям!
Граф задумался и бросил взгляд на дорогу: петляя, она взбиралась на холм, на самой вер-шине которого росло молодое деревце. Зелёное, хрупкое, тянувшееся к солнцу. Человек, как оно к вечному (или тоже конечному?) светилу, стремится к  счастью, порой, даже сам того не осознавая. Счастье... Тонкая эфемерная материя без цвета, запаха и определения, лишённая формы и объяс-нения. Или просто спокойствие и уверенность в завтрашнем дне
- Верно говорят, что нет на свете существа безмозглее женщины! Но если бы только без-мозглого! Будьте прокляты, орудия Дьявола, совращающие нас с истинного пути! Вам следует помнить своё место, а место Ваше – у ног хозяина. Я же позволил женщине повелевать собой, вторгаться в мои мысли, застилать пеленой мой разум. Да разве хоть одна женщина стоит бесчес-тия? Нет, видно, рассудок мой помутился, если любовь женщины что-то для меня значит. Слаб, слаб ты душой, если поддался искушению Дьявола! Но помешательство пройдет, я буду держать её в ежовых рукавицах и позабочусь о том, чтобы она была примерной женой.      
Роланд задумался, перебирая в памяти картины недавнего прошлого. Внезапно лицо его помрачнело, и граф пробормотал:
- Как я его ненавижу этого баннерета! Повстречай я его сейчас на дороге, то, клянусь все-ми святыми, убил бы безо всяких угрызений совести!

       *         *         *

Дома у Жанны состоялся неприятный разговор с отцом. Начался он, впрочем, вполне мир-но.
- Ты, должно быть, довольна, что я взял тебя с собой? – спросил барон, вечером на сле-дующий день по приезду зайдя к дочери.
- Спасибо, отец, очень.
- И как тебе жених?
- Граф Норинстан?  -  Она напряглась, словно натянутая струна.
- А у тебя есть другой? – усмехнулся Джеральд. – Что ты о нём думаешь?
- Его умение красноречивее любых моих слов.
- Так он тебе понравился?
- И да, и нет.
- Объясни!
- Понимаете, отец, как рыцарь он был хорош, лучше всех, и даже досадное поражение в по-следнем копейном поединке не умаляет его умения, но…
- Какое  ещё «но»? Чего тебе ещё?
- Он поступил дурно в меле. Там был один рыцарь… Граф хотел ударить его после того, как он упал.
- Почему ты так решила? Не потому ли, что на земле оказался твой баннерет?! – Барон сер-дито сдвинул брови. – Я ничего не заметил. Но, даже если и было что, граф заслужил свой приз. На твоём месте я бы радовался успехам жениха.
- Волею Вашей я его невеста, но сердцем своим – нет.
- Мне нет дела до твоего сердца! – рявкнул Джеральд, с трудом подавив желание дать ей затрещину, оттаскать за волосы. – Вы помолвлены, ты станешь его женой.
- Отец, Вы хотите, чтобы я умерла? – Она чуть не плакала. – Да, если Вы прикажите, я вый-ду замуж за графа, но быстро зачахну и умру.
- С чего тебе умирать? Будешь жить, как у Христа за пазухой, и меня каждый день в молит-вах благодарить! Пустоголовая дрянь, бестолочь, неужели прозябание в нищете с этим молокосо-сом прельщает тебя больше, чем беззаботная жизнь с графом?
- Но я ведь люблю его...
- Ах, так у тебя любовь! – За этим последовала увесистая затрещина. – Мне давно нужно было выпороть тебя, чтобы выбить всю дурь из твоей головы, а я всё чего-то ждал, старый дурак! Ничего, посидишь на хлебе и воде – вмиг протрезвеешь и на коленях приползёшь ко мне просить прощения. Упрямая девчонка, я хочу тебя осчастливить, а ты…
- Но я же люблю другого, как же я буду лгать пред лицом Бога, клясться в вечной любви к графу? - Жанна потерла ладонью горящую от удара щёку. 
- Безмозглая пигалица!  - Как же ему надоели её бесконечные капризы! – Запомни раз и на-всегда, что тебе нужно молить Господа не о какой-то там любви, а о выгодном замужестве. А твоя любовь… Много ты из неё денег добудешь? Любовь пройдёт сразу после свадьбы, а сделанного не воротишь.
- Ну и пусть! Я не могу солгать перед алтарем, я не могу обманывать мужа!
- А ты и не обманывай!
- Но ведь я должна буду поклясться любить его вечно!
- Не любить, а уважать, почитать и быть ему верной до конца своих дней. Не нужна ему твоя любовь! И тебе его не нужна. Любовь – только помеха браку.
- Я понимаю, но всё равно не могу. Я знаю, это противно Вашей воле. Видит Бог, я, как по-слушная дочь, никогда бы не пошла против Вас, но это сам Господь велит мне поступить так, ведь это он вселяет любовь в наши сердца.
- Не богохульствуй! Твоё упрямство происходит от Дьявола, а не от Всевышнего. Неблаго-дарная, так-то ты отплатила мне за заботу?! Я твой отец – моя воля – закон! – рявкнул Уоршел, вконец теряя терпение. – Норинстан – счастье всей твоей никчемной жизни!
- Да, отец. Но...
- Нет, вы только её послушайте! К ней сватается граф – а она нос воротит! Я до сих пор удивляюсь, с чего бы он к тебе посватался. Такой отец для твоих детей – а ты  привередничаешь! Дождёшься ведь, что я тебя в монастырь отдам!
- Вы так хотите выдать меня замуж, потому что сами женитесь? – тихо спросила девушка.
Отец не выдержал и ударил её. Жанна потеряла равновесие и упала, больно ударившись плечом о постель. 
- Не твоё дело, соплячка! – в бешенстве орал барон. Он ударил её снова, снял пояс и не-сколько раз от души вытянул её по спине. Она не кричала, она боялась кричать. – Ты выйдешь за графа, мерзавка, ты будешь делать всё, что я тебе прикажу! Поняла?
- Нет, не выйду! – крикнула девушка, закрыв лицо руками. По щекам градом катились слё-зы. Сжавшись в комок, она ожидала новых побоев. И они последовали.
- Не выйду, не выйду, не выйду! – верещала Жанна, увертываясь от ударов.
- Выйдешь, чёртова кукла! – Отец пару раз энергично тряхнул её за волосы.
- Нет! – уже не так уверенно возразила баронесса. На неё обрушился громкий поток отцов-ской брани, закончившийся очередными побоями. Правда, после этого барон ушёл.   
Плечи Жанны сотрясались от рыданий. Скрючившись, она лежала на постели, плотно при-жав локти к телу. Губа кровоточила. Ссадины, оставшиеся от тяжёлой отцовской пряжки, ныли; всё тело было в синяках. Её никогда вот так не били. Не избивали.
Из-за загородки крадучись вышла Джуди, заохала и заахала при виде госпожи. Баронесса подняла голову и посмотрела на неё сквозь пелену спутавшихся, растрепавшихся волос, слипших-ся от слёз. Она велела принести какую-нибудь плошку с водой и долго тупо смотрела на разбитую губу, огромный густо-фиолетовый синяк на плече и оплывшую красную отметину на лице. Ниче-го, это пройдёт, только вот спине очень больно. Поставив кувшин с водой на место, Жанна снова заплакала, сетуя на горькую судьбу. Джуди, как могла, пыталась её успокоить.
- Не плачьте, - говорила она. – Всё переменится к лучшему, уж поверьте!
- Да, да, - всхлипывала баронесса, – но будет слишком поздно!
- Поздно? Для чего? Никогда не бывает слишком поздно. Утрите слёзы, вспомните о своём возлюбленном.
- Только мысли о нем и согревают мое сердце, - вздохнула девушка.
- Только не плачьте, госпожа! – взмолилась служанка. – Не начинайте сызнова!
- Ах, на свете нет человека прекраснее баннерета Леменора! Если бы ты только видела, как он был хорош! – Жанна утёрла слёзы и  улыбнулась. – Жаль, что его конь теперь немного хромает.
- Ничего, он купит себе другого, приедет к Вам, помирится с Вашим батюшкой...
- Не помирится: отец почему-то невзлюбил его. А если он кого-то невзлюбил, то ни за что не пойдет на попятную. Отец так несправедлив... Да и баннерет тоже хорош: я подарила ему залог своей любви, а он взглянул на меня только раз! – недовольно насупила губки Жанна. – Он смотрел на эту маркграфиню, прекрасную Кетрин, и как смотрел! И она улыбалась ему… А Леменор? Он улыбался всем, даже баронессе Гвуиллит, но не мне! Как он мог, как он мог?! Ведь он знал, что я там, что я смотрю на него, думаю только о нём…
- Вам показалось, госпожа. Сеньор так Вас любит, что других дам не замечает.
- Нет, он разлюбил меня! – упрямо настаивала девушка. – Я ему больше не нужна.
- Не мучайте себя понапрасну, госпожа, любит он Вас.
- Как же я несчастна! – всхлипнула баронесса. – Нет, я не вынесу этого! Я должна его уви-деть, должна! Иначе я не смогу, уступлю им, предам его, ведь я всего лишь слабая женщина…
- Ну, госпожа, всё ещё можно исправить, - заверила её Джуди. – Если хотите видеть своего рыцаря, мы это устроим. Пошлите к нему кого-нибудь, и он примчится к Вам на крыльях любви. А вместе с ним и Метью, - вздохнула она.
- Нет, Джуди, - грустно улыбнулась Жанна, – гонца перехватят.
- Ну, не беспокойтесь о таких мелочах.  Если хотите, я сама всё ему передам.
- Ты моя спасительница! Передай ему…
Пока баронесса с воодушевлением говорила о том, что следует сказать от её имени банне-рету, служанка сто раз успела пожалеть об опрометчивом обещании.
- В Леменор, положим, меня проведёт Метью, и то если мне повезёт его встретить. А вот как я здесь пройду? Меня ж не выпустят. Можно, конечно, разузнать у госпожи о подземном ходе – но что, если барон застанет меня за этим занятием? Да и лучше, коли застанешь – сколько людей рыщут по дорогам в поисках монеты… Нет уж, не собираюсь я своей шкурой рисковать! Но кого ж послать? Хамфри? Слишком неповоротлив. Джиби? Слишком туп. Лучше бы Джона послать –  этот и дорогу знает, и разумом Господь не обделил, да и госпоже услужить он захочет.
 Жанна, трепеща от волнения, заставила Джуди несколько раз повторить своё устное по-слание. Суть его сводилась к тому, что в ближайшем времени баронесса Уоршел отправлялась к двоюродной сестре по матери, Джоанне де М. Служанка обещала присовокупить к этому пламен-ные надежды госпожи на то, что баннерет некоторую часть пути проедет вместе с ней.
- А ты уверена, - вдруг засомневалась баронесса, - что об этом никто не узнает? Доберёшь-ся ли ты до Леменора?
- Уж как-нибудь, госпожа! Я часто бывала в тех краях – ягоды там много. Я каждую ветку знаю, - солгала служанка. – Но, если хотите, я пошлю вместо себя Джона.
- Да, ты права, лучше его! Беги и вели ему ехать немедленно. Ступай, ступай же!
Джуди отыскала Джона: вместе со старшими слугами и оруженосцами барона он обсуждал недавний турнир и перемывал кости окрестным рыцарям. Несмотря на всё своё обаяние, девушке не сразу удалось заставить его покинуть тёплую компанию и отправиться в путь на ночь глядя.
В тёмном коридоре служанка сунула Джону пару мелких монет и с трепетом поведала тай-ное поручение госпожи, заставив поклясться Девой Марией, что он никому не расскажет о том, куда и зачем послала его госпожа, кроме как Метью или его господину.
На следующее утро Джон рысцой направился к Леменору; на душе у него было весело, и он напевал одну из своих любимых песенок про «милую Дженни». Решив, что грех торопиться куда бы то ни было в такой хороший день, Джон завернул в харчевню, где за кружкой эля разоткровен-ничался со слугой другого господина.
- Так ты в Леменор собрался? – удивился его собеседник. – Теперь туда немногие заезжают. А к кому тебя послали-то?
- К баннерету Леменору, - искренне признался слуга. – Мне Джуди за это дельце три пин-ты  эля обещала.
- Что за Джуди?
- Служанка дамы из Уорша.
- Дамы из Уорша? – В его голове промелькнуло, что он уже где-то слышал это название. Так и есть, это замок Джеральда Уоршела, с дочерью которого помолвлен его господин. Значит, это она послала этого недотёпу к баннерету; графу Норинстану это очень не понравится, и он вы-местит весь гнев на нём, Седрике. Но что, если он разведает тайну баронессы и поведает её графу? Тогда его, верно, похвалят, а об этом Седрик мог только мечтать.
- А тебе именно баннерет нужен? – поинтересовался хитрец. – Что, если тебя к нему не до-пустят, или он в отлучке?
- Баннерет или его оруженосец Метью. Но лучше, конечно, ему самому всё передать.
- Метью? Так я и есть Метью! Тебе повезло, дружище! Выкладывай-ка мне всё и возвра-щайся домой.
- Не, - вдруг заартачился Джон, – лучше я переговорю с баннеретом – мало ли что?
Несмотря на первую неудачу, Седрик не отчаивался:
- Видишь ли, дружище, мой господин сейчас гостит у приятеля, так что в Леменоре его нет. Но тебе жутко повезло: я как раз к нему еду. Хочешь, провожу?
Не заподозривший подвоха Джон согласился, тем более Седрик заплатил за эль. Спустя много дней изматывающей езды, натерпевшись по дороге немало страха и успев пожалеть о взя-том на себя обещании, он оказался в Норинском замке. Однако, даже несмотря на два кувшина за-бористого эля, откровенничать с мнимым Метью он не хотел. Тогда Седрик поспешил рассказать обо всём господину, справедливо предположив, что он умеет развязывать языки лучше эля. Толь-ко существовала одна маленькая загвоздка: гонец должен был вернуться живым и здоровым, в полной уверенности, что он до конца выполнил своё поручение. 
- Есть в этом графстве хоть один человек, кто мог бы  разговорить этого осла?! - в ярости кричал граф.
- Думаю, есть, - робко подал голос кто-то из слуг. – Священник.
- Веди его сюда, живо!
Старому капеллану велели отвести Джона в часовню и исповедовать его, разумеется, упи-рая на суть его поручения. Подвыпивший посланник Жанны с радостью согласился на исповедь и на одном дыхании выложил всё, что должен был передать баннерету Леменору.
После исповеди священник, повинуясь настойчивым требованиям графа, зашёл  к нему.
- Ну, что он сказал тебе? – Норинстан сгорал от нетерпения. – Язык проглотил? Или ты его не исповедовал?
- Тайна исповеди священна, - укоризненно заметил капеллан, – и Вы, Ваша милость, это знаете.  Разглашение тайн верующих -  смертный грех!
- Говори же! Я  беру на себя твои грехи. Я приказываю тебе!
Старик тяжело вздохнул и в полголоса пересказал суть исповеди Джона. Граф заставил его подробнее остановиться на сути поручения, данного баронессой. При упоминании имени баннере-та Леменора глаза Роланда недобро блеснули. Когда священник замолчал, граф улыбнулся и велел дать ему за труды три марки.
- Этого слугу послали мне небеса! И уж я-то этим сполна воспользуюсь, - подумал он.
Между тем, Седрик окончательно споил бедного Джона, а потом убедил в том, что он в точности выполнил поручение госпожи.
В Уорш слуга вернулся уже в следующем месяце и подробно поведал обеспокоенной  его долгим отсутствием Джуди о том, как встретил оруженосца баннерета и переговорил с его госпо-дином (в это он свято верил, хотя и не помнил, где и как это произошло), за что получил свои за-конные пинты эля.