Твист и судьба

     Это было летом 1980 года. Тогда (информация для совсем молодых) еще был СССР. Еще как был! Космические корабли, авианосцы, Афганистан, конечно… Куба. Поляков пугали, которые уже вовсю мутили в Гданьске. Высоцкий умер в Москве во время Олимпиады. Ну и сама Олимпиада.

     Но я не о столицах, конечно, а о провинции. В провинции театры и стадионы не те, и народ ищет простые развлечения. Как смотрели по телеку Олимпиаду! Джинсы с Мишкой на попе по 7 рублей с копейками – страшные такие! И никто их не носил, а они везде продавались. Жигули «Лада» – третья модель – предел мечтаний. Или уже «шестерка» была? Не, точно! Была шестерка!

     Жизнь – закачаешься. У всех ВЭФы – все ловят Голос Америки. Отдыхают на море за копейки, простаивают в очередях за каким-то съестным говном. Достают мебель, холодильники, ковры. А хрусталь! О, хрусталь – особая история. Пузатые вазы на кружевных салфеточках в центре полированного стола.
     - Наш?
     - Что вы! Чехословацкий! Это ж чехословаки делают в своей Чехословакии!

     Дни рождения – обильные. Дефицитный майонез, смешанный пополам с более доступной сметаной! Шпроты. И последние приглашенные соседи. Знаете, когда закончилась прежняя жизнь? Нет – не падение курса рубля! Нет, не смерть Брежнева. И не Андропов. И не очереди за водкой. Прежняя жизнь закончилась, когда на торжества перестали приглашать соседей. Крах коммуналок! Коммуналки еще долго были – да они и сейчас есть -  но соседей перестали приглашать где-то тогда. С соседями теперь - только ругаться! Раньше – ругаться и целоваться, теперь – нет.

     Ну, и, конечно, свадьбы. В ресторанах кто-то закатывал… Туда уже звали тамаду – такого мужчину с бабочкой, который проводил смешные игры и предварял тост родителей стихами - комок к горлу. Но большинство свадеб без тамады обходились. И без ресторанов. Ведомственные кафе и столовки. Или вообще дома. Во дворе под шатром, если есть двор. Если нет - на лестничной площадке танцевать, а в двух квартирах  кушать. Фотограф с «Зенитом», заправленным ГДР-овской пленкой «Orwo-color». И музыканты – четверо-пятеро ребят – своих парней, сидящих за столом среди гостей как равные. Они чуть устало отвечают на реплики старающихся им понравиться гостей: «А что «Песняры»?! С такой аппаратурой… А Маккартни, знаете, что про наших «Веселых ребят» сказал? Что такие веселые ребята у него под окнами играют…»

      Весь вид этих быстронапивающихся молодых мужчин говорил: «Ну разве ж здесь нам место? Нам, знаете, где место? Аппаратуру бы!». 

      С музыкантами расправлялись менты. Играть на левых свадьбах в маленьком городе – еще то преступление! Уже проходили первые фестивали. Уже «Машина времени» спела «Поворот» и «Марионетки». А эти красавцы врубали свои динамики, ожидая: когда придут и начнут разбираться. Расслабуха наступала где-то после третьего стола. Вот тогда-то их и накрывали. Из близлежащих домов звонили, что громко после одиннадцати или драка случалась. Или какому-то гостю плохо – сердце. Драка, конечно, затухала, скорая увозила бедолагу-сердечника, а приехавшие менты выплескивали радость позднего вызова на музыкантов. Где разрешение? Где утвержденный репертуар? Кто пел «Синдерела, Синдерела, я твое целую тело?». В лучшем случае – прощай заработок, в худшем – письмо в комсомольскую организацию по месту работы…

      Оттого такое счастье – свадьба в селе! Во-первых, участковый обязательно приглашен как гость. Во-вторых, для аборигенов, после магнитофона «Нота» на танцах в клубе и баяниста, городские музыканты – небожители: у них на усилителе написано «Scorpions»! В-третьих, девчонки! Они ж хотят танцевать! Местные парни тоже хотят, но всем своим видом показывают, что для них это не событие, что у них дела поважней. Например, смотреть на мотоцикл «Ява», и плевать под ноги.  А девчонки не хотят смотреть на мотоцикл. Они смотрят на музыкантов и, танцуя, как бы входят в заговор против своих парней. И то, что происходит потом – тоже часть заговора. В перерыве барабанщика или бас-гитариста манят куда-то в темную часть двора, и там… А как там, толком никто не узнает! Есть, как говориться, взаимная заинтересованность сторон не получить по морде от суровых водителей расшатанного мотоцикла. 

      Эти играли вчетвером. Твист, Змей, Сашка и Цветков. Цветков тоже был Сашка, но ему было за тридцать и две дочки, похожие на обезьянок, потому что были копия отец! У него это не первый коллектив, но это был уже его коллектив! Это в его голове созрела схема. Он – молодой коммунист, рабочий поднял на собрании вопрос о том, что нужно организовать в цехе ансамбль. Вон, в малярном давно уже есть. Сказали: «Инициативный? Тебе и поручим!» Он занялся покупкой аппаратуры и подбором кадров.

      Первым попался Твист. Серега. Сварщик, 23 года, железные фиксы во рту, два года «малолетки», на кисти левой руки – три волны, чайка и надпись «Николаев» (там отбывал?). Умеет брать большое и малое баре, поет. При выступлении на отчетных концертах смотрится, конечно, неблагополучно: песня про комсомол, а тут такая рожа. Зато сильный нагловатый голос. Отличное исполнение «блатняка».

      Сашка. Этот электрик. Жил когда-то в Москве, и там при «консе» ходил в музыкальную школу на ударные. Ловкий барабанщик. Пьет в меру. Красавчик с длинной гривой. Не поет. Стучит, отворачивая голову в сторону: делает вид, что телки ему - скукота одна. Именно поэтому с телками у него лучше всех получается.

      Змей прибился последним. Игорь.17-летний пацан, клавишник, троечник в музыкальной школе: бахов и генделей играть не хотел. Этот всегда подчеркивает, что он временно. И на завод попал, и в ансамбль, потому что в институт не поступил. На следующий год поступит - и до свидания! Почему Змей? Потому что за столом шипит. Особенно на Твиста. «Тебе хватит!» Нудноватый, но деньги любит. Пытается петь. Получается плохо. Зато хорошо подбирает. У него свои собственные клавиши с загадочным названием «ФАЭМИ». Поэтично, правда? На самом деле это «фабрика электромузыкальных инструментов».

     Цветков все рассчитал верно. Всякие шефские концерты проводить удобно в пятницу. Через проходную вывозится аппаратура и вперед – на свадьбу. Дальше суббота и воскресенье – аппаратура не возвращается: на заводе выходной. А в понедельник все на месте. И письмо-благодарность начальнику цеха от директора подшефной школы или дома престарелых.

     Знало цеховое начальство, что они по свадьбам шастают? Догадывалось. Но это была такая мелочь по сравнению со всем остальным, что никто ничего и никогда. И чем отблагодарить ребят, которые вместо того, чтоб в обеденный перерыв постучать в настольный теннис или покемарить прямо на верстаке, завернувшись в телогрейку, бегут в ленинскую комнату репетировать?

     Знали о халтурах и все остальные. Приходили – договаривались. Проводы на пенсию (малооплачиваемое мероприятие, но происходит в цеховом буфете – никуда ехать не надо). Проводы в армию. Это посложней: среди недели, в суете, при большом скоплении народа на малой площади. Ну, и свадьбы.
   
     Вот, в начале лета 80-го года и началась эта история. Пришел на репетицию Димон. Везде есть такой Димон, который модный, который лучше других одет, знает, что происходит в мире музыки. Этот слушал «Dark Side of the Moon» Пинк Флойд, ходил в спецовке с поднятым воротником, носил низкие баки… На цеховых концертах музыкантам смотреть на Димона было стыдно. А он, как назло, попадался на глаза. «Малиновки заслыша голосок…» И это тогда, когда свои лучшие вещи уже сыграли «Deep Purple»! Кошмар! И вот он приходит в обеденный перерыв, и говорит, что у него тут свадьба наметилась… в июле. Что будет она в деревне – километров семь от города. И что они ему подходят. Пару вещей, конечно, не мешало бы разучить для жениха лично, а так… Так там деревня, деревне вполне пойдет.
У всех – серьезный вид. Пару вещей английских сделаем. Тем более, Змей уже там что-то «снимал». Димон оставляет 50 рублей задатка, оговариваются детали: транспорт его, привезти за два часа до начала, чтоб подключиться – настроиться, берет номера телефонов (на всякий случай –  в цехе каждый день видимся) и уходит.

     Банда чувствует, что вышла на новый качественный уровень. Димон их нанял! А у него знакомых куча – мог других найти. Несколько смущало, что такой «свинячий хвост» устраивает свою свадьбу в деревне. Но, мало ли, какие обстоятельства. Невеста, наверное, оттуда. Хотя представить, что Димон женится на какой-то сельской тоже как-то…

     Скоро все выясняется. Невеста ждет Диму на проходной: они хотят вдвоем поговорить с музыкантами. Ее зовут Люда, и совсем она не деревенская. Наоборот – отвязная городская девка. Матюкается. Яркая помада, пластмассовые серьги. Она говорит, что будут москвичи – ее дядя с семьей. Он, между прочим, работает в ресторане «Прага» официантом. То есть в музыке разбирается. Поэтому, без жлобства. И новую песню Ротару – не играть, потому что там слова про разлуку:
                Мы с тобой - смешные люди.
                Знаем, что костер гореть не будет....

     Тем более на первый танец жениха и невесты.
      
     Музыканты отвечают, что все понятно, что они и не собирались эту песню играть, и что не первый раз – людям до сих пор все нравилось. И у вас будет нормально. Еще Людка говорит, что не такая свадьба должна была быть, а в ресторане. Но они с Димой торопятся… (нахальный взгляд на Диму). Им надо торопиться. Поэтому и будет все у ее бабушки во дворе.

      Когда молодые уходят, Твист начинает беситься. Он уже знает эти дела: носом будут крутить, себе и нам кровь портить. Злость Твиста понятна: по сложившейся традиции, задаток забрал он. И, конечно, уже пропил. Любая халтура для него – место выпить-закусить. Не более. Расчет с музыкантами его уже не касается – свою часть он получил месяц тому назад. Цветков не раз ему советовал не забирать задаток. Твист соглашался, но, как только видел, что рука заказчика протягивает предварительные деньги, говорил, что «во как нужно».

     И вот он наступает – день свадьбы Димона. Пятница. Все заранее оговорено. Оформляются освобождение от работы в связи с шефским концертом, разрешение на вывоз аппаратуры с завода, записка на проходную с которой можно выйти в рабочее время за территорию. Змей, получив на руки свое право на свободу, едет домой за «ФАЭМИ». Остальные грузят динамики в заводскую машину, везут их к Сашке во двор (он живет в жилкоопе) и там ждут приезда частного транспорта. На этом транспорте они заедут за Змеем (это по пути), и вперед – на покорение деревенской публики.

     И тут – бац! Что-то не то. Машина не приезжает. Змей из дому названивает Сашке, там отвечают, что сами ничего не понимают. И только Твист на всех орет, мол, подождите, всё будет! Похоже, что-то он такое знает, чего другие не знают. Змей нервничает, Сашка нервничает и, главное, Цветков нервничает! Все подступаются к Твисту: ну, Серега, тянуть нечего. Говори! А тот: «Будет машина!».

     Уже подползает время, когда нужно настраиваться, уже полчаса до начала застолья, а они сидят. Эти трое у Сашки посреди двора, обложенные колонками, тот один – у себя дома. На него, на младшего, все уже успели по телефону наорать.

     Вдруг на бордовой «копейке» во двор влетает худая тетка с высокой налакированной прической. Мама невесты. Она кудахчет, что в этой суете совсем забыли… Торопит, велит грузиться.
     - Да вы что, - говорит Цветков. Для вашей машины здесь три ходки! Ну, две минимум!
     - Давайте, давайте – подгоняет тетка. - Как-то втолкнем….

     Всё не помещается. Решают ехать второй раз. Сашка остается сторожить остатки. Через полчаса тетка возвращается за остальным. В суете забывают, конечно, про ждущего новостей Игорька и его «ФАЭМИ». Вспоминают, когда «копейка» приезжает в село с остатками аппаратуры. Все галдят: «А может втроем? Нормально!». Музыканты объясняют, что все инструменталки, все проигрыши на том, который остался! Надо ехать! А ехать некогда. Звонят Игорю из пустого сельсовета. Требуют схватить частника, и быстрее дуть сюда. Змей ловит «Запорожец». За рулем – инвалид. Сговариваются, но тут оказывается, что «ФАЭМИ» ни в багажник (он у «Запорожца » спереди), ни в салон не помещается. Едут с инструментом, торчащим из окна. Еще через 15 минут Змей в селе.. Вытаскивает инструмент, бежит, подключается, дает «ми». Завертелись колки… «Си», «соль», «ре», «ля», «ми»… Крики: «Приехали!», «Идут!». Марш Мендельсона. Молодые заходят.

     Громкая музыка, «молодят» обступают гости. Вот мелькнула голова Людки, вот еще раз… Наконец, гости расступаются, чтоб дать дорогу жениху и невесте. И Людку на руки подхватывает какой-то нарядно одетый парень. Жених? Димона рядом нигде не видно. «Жених другой!» - громко вырывается у молодого Игорька, и он тут же получает грифом гитары Твиста в живот. Музыканты доигрывают кое-как, лишь Твист уверенно берет аккорды. Сотня гостей вслед за брачующимися устремляется за стол. Растерянные члены ансамбля недоуменно смотрят на Твиста.
     - Объяснять было некогда, - говорит он. – Короче, два дня назад мне позвонил Димон, и сказал, что свадьбы не будет – «задаток можете оставить себе». Как это не будет? Тот ничего не объяснил – бросил трубку. Я звоню Людке. А там – истерика. «Пропал! Ничего не объяснил! Гости из Москвы едут! Я беременная! Повешусь!»

     Ну, что сказать? Твист жизнь видел. И ему эту Людку не жалко. Ему себя жалко. Денег у него нет, а троим по 12 рублей 50 копеек он должен! Он просит дать трубку мамаше, и ей говорит: «Как же так? Еще целых два дня до свадьбы, а вы ничего не делаете? Мы уже в цехе договорились, подбирали  новый репертуар, к вам гости из Москвы… Это ж позор!» Мамаша сначала с ним грубо, но он ей: «Вы подумайте, должен быть выход! Я своим ребятам ничего пока не говорю».

     На следующий день он опять звонит Людке домой. Та уже разговаривает спокойно. Говорит, что дело как-то решается, короче, ей некогда, она дает трубку маме. Мама сразу: - Наверное, вы завтра играете. Но точно сказать не могу.
- Что значит «не можете», вы решили что-то?

     И вот мама, которая этого Твиста ни разу в глаза не видела, выкладывает ему, как батюшке на исповеди, что у Димы свидетелем должен был быть Толик. Толик – совестливый. Он очень переживает, что этот ублюдок отказался жениться и пропал…. Я к этому Толику подъехала на машине к общежитию, и поговорила. Пусть побудет женихом на свадьбе. Почти никто из гостей Димку не видел. Кто видел – будет молчать. Он побудет, и всё! Расписать их все равно не распишут – так покатаются по городу, и приедут, как будто с росписи. Гости на свадьбе погуляют, и когда следующий раз про Людку вспомнят? А там придумается! Развелись. Не сошлись характерами…
     - Так Толик в общаге живет? - спрашивает Твист.
     - Ну да, а что?
     - Я просто знаю, как на казенной койке… У Людки ж квартира?
     - Двухкомнатная, отдельная.
     - Так вы скажите, пусть в натуре женится. Нормально жить будет.
     - Да он не согласится, - говорит мамаша с сомнением, - Не встречались, ничего… Она на третьем месяце от этой сволочи.
     - А вы машину ему подарите…

     Мамаша на прощание сказала уже увереннее: играете завтра.

     Короче говоря, не устоял Толик перед аргументами. В день свадьбы с утра костюм ему купили, кольца (те остались у Димона), букет заказали. До трех часов Людкина родня на всех парах рысачила! Вот и забыли за музыкантами заехать. Стол был! Не хуже чем у людей! Среди гостей крутилась какая-то сорокапятилетняя тетка, которая рассказывала (хоть никто и не спрашивал), какая она дура! Что ей поручили написать пригласительные, и там надо было подписать «Люда, Толя», а она, дура, откуда-то взяла «Диму», ну и понаписывала, дура….

     Музыканты веселили вовсю. Они были в числе немногих «посвященных», и своим весельем старались тайну соблюсти. Хотя, похоже, историю «по секрету» знали все. Дальше – свадьба, как свадьба: тосты, танцы, пьяненькие обиды. «Мозолевич» в обязательном порядке. Так лабухи называют «клиента», который, давя штекеры, пробирается к пианисту или барабанщику, и просит сыграть «Караван» Элингтона или еще какую-нибудь хрень.
Этот хотел «Леньку Королева». Он считал, что это веселая блатная песня. Слов не знал, но очень просил, и говорил, что, если надо – заплатит. Ему сказали: «Надо».Он заплатил, и по деревне на жиганский манер зазвучали строки Окуджавы:


     Но однажды, когда "мессеpшмитты", как воpоны,
     Разоpвали на pассвете тишину,
     Наш коpоль, как коpоль, он кепчонку, как коpону -
     Набекpень, и пошел на войну.

     Вновь игpает pадиола, снова солнце в зените,
     Да некому оплакать его жизнь,
     Потому что тот коpоль был один (уж извините),
     Коpолевой не успел обзавестись.

     Был танец зятя и тещи. Теща отплясывала. Когда грохнул последний аккорд, мамаша подскочила к микрофону, артистично подняла над головой маленькие ключи с брелочком и торжественно произнесла: «Дарю зятю машину!» Ну, по-царски! Тут даже дядя – официант ресторана «Прага» - аплодировал, улюлюкал.

     Рассчитались с музыкантами «как договаривались». То есть, не обидели, но и сверху за нервы и боевые условия не накинули. Таким образом, Твисту досталась бутылка самогонки, стянутая им со стола… Он, как всегда был «хорошенький», и под шипение Змея «отдыхал» в стороне, когда его друзья сворачивали шнуры.

     Людка через два дня сделала аборт. Через месяц они с Толиком без торжественной регистрации просто расписались. Через год у них родился мальчик. А «Жигуль», кстати, тещенька так и не переоформила. Правильно, в общем-то. Они Толика и так одели-обули, в готовенькую квартиру ввели, деньжат подкинули. Повезло ему! Если б Димон не сбежал, снилась бы Толику такая жизнь!

     Цветков сейчас совсем старый. Сашка барабанщик потерялся, перебрался куда-то, в другой город. Змей поступил в университет, стал потом учителем, даже директором школы, про музыку забыл. А Твист так и работает на заводе. Пьет, конечно, и поет под гитару для дружков.

     Но для чего вся эта история, датируемая летом 1980-го года? Вот говорят, человек свободен в своих поступках, но судьбу его определяет Бог. Наверное. Не оставляет только вопрос: Толик, он свободен был в своих поступках? И, прости Господи, но кажется, что его судьбу определил Серега Твист! Тремя фразами в разговоре с Людкиной мамашей!
   
     Представляете, вашу судьбу определяет хулиганистый гитарист с железными зубами и татуировкой «Николаев» на левой кисти! А вы об этом ничего не знаете. Поди после этого пойми, кто в каких отношениях с Господом Богом!