Про проектировщиков

Есть в нашем университете, на нашей кафедре, такой преподаватель: Валуев Гафурджан Сергеевич. Почему вдруг его папаша, Сергей, решил дать своему чаду такое имя, меня всегда интересовало. То ли по пьяни что-то в голову пришло, то ли послушал кого не того, а, может, им с женой просто понравилась чарующая магия такого восточного имени. Благозвучие, так сказать. Но что-то в голове родителей явно замкнуло, ибо Гафурджан Сергеевич такой же татарин, как я бурят. Но не об этом речь. Суть в том, что этот названный сын монгольских степей вел наискучнейший предмет, просто самая настоящая «сушка мозгов», и вовсе даже не потому, что предмет сложный. Отнюдь. Предмет этот был гораздо легче, нежели те зверские дисциплины, которые беспощадно уничтожали, как известно, невосстанавливающиеся нервные клетки и до истощения загружали будущих инженеров тоннами всевозможной информации на протяжении ранних курсов. Вовсе нет. Предмет, который вел Валуев, был несложен для понимания, но почему-то голова болеть начинала уже через десять минут лекции. Странно, ведь в курсе обучения по специальности, которую я получал, сей предмет являлся профилирующим и, по определению, самым важным, но спать глубоким сном хотелось на каждой лекции, и все даже искренне сочувствовали заочникам, которые во время сессий были вынуждены слушать весь этот бред по восемь часов в день! Неудивительно, что этот низенький занудный, пунктуальный и все более лысеющий по мере приближения старости мужичок вызывал множество неприятных эмоций у каждого потока, неизбежно сталкивающегося с ним. В общем, вся сущность этого преподавателя олицетворяла собой собирательный образ инженера-проектировщика, которыми, по радостным заверениям самого Гафурджана Сергеевича, должны были стать все мы, студенты, практически без исключения.

Конечно же, когда я постигал сию науку, которая грозилась стать делом всей моей жизни, я мало придавал значения тому факту, что в перспективе стану проектировщиком. Тем более что им, вроде бы, неплохо платят и даже, по слухам, отстегивают проценты с каждого проекта. Но это было тогда. Когда я еще не знал, кто же такой инженер-проектировщик.
Узнал очень скоро.

Дай, думаю, пятый курс уже, надо бы начать по специальности работать, чтоб хоть опыту немного набраться. И тут, как нарочно, возле кафедры объявление висит: дескать, приглашаем на работу в проектный отдел, гарантируем то-сё, пятое-десятое. Я и пошел. Пришел на собеседование, а там какой-то начальник, набухший, будто за раз десять пирогов проглотил, веселым голосом мне и говорит, что, мол, в стране кризис, только не мировой финансовый, а проектировщиков кризис; и что, мол, с руками оторвем – возьмем, только поскорее приступай к работе.  Мол, жилища гражданам строить надо. Да и сами граждане, не будь дураки,  впроголодь жить  не хотят, хотя в стране кризис страшный бушует – денег не должно быть. А всякие торговые и развлекательные  центры, как грибы под дождем растут, все равно, что на дрожжах, и, заметить, отнюдь не пустуют. «Так что», - говорит он мне, - « приступай к работе, а мы тебе соответствующую оплату гарантируем». 

Я говорю, мол, хорошо. Ведите меня, так сказать, к моему станку. Повел он меня по чистеньким беленьким коридорам. Зашли в офис, скрывающийся за дверью с эдакой деловитой табличкой «Проектный отдел», а там красота, благодать. Чисто, аккуратно, цивильно. На улице жара, тридцать градусов, а тут прохладно и свежо, цветочки на подоконниках цветут, сотрудники сидят, и каждый второй кофе из чашки так и потягивает. Я думаю – отлично!
- Вот, - говорит начальник, - знакомьтесь, господа, наш новый сотрудник. Введите его в курс дела, да всему научите. Ну, я пойду.

И ушел. Я стою в дверях, как бедный родственник, и смотрю на моих назначенных коллег. А коллеги уткнулись в мониторы и будто и не слышали вовсе ничего. Словно ничего не произошло. Я почтительно кашлянул: мол, сколько можно ж ждать, граждане. Внимание на меня все-таки обратили. Какой-то сухой и жилистый мужичок, лет сорока пяти, обладатель пышных усов и не менее пышных волос, облаченный в накрахмаленную рубашку, с повязанным розовым галстуком, нехотя оторвал свой взгляд от компьютера и посмотрел на меня.

- Садись вот там.

И указывает мне рукой на пустой стол у окна. Да, надо сказать, место хорошее: просторный стол, собственный компьютер, мягкий стул. Пока я сидел и получал первые позитивные эмоции, этот мужичок подошел ко мне с кипой книг. Не знаю, но что-то в нем мне сразу не понравилось. Что-то есть в нем такое отталкивающее. Чем-то он напоминает мне эдакого бодренького надоедливого и занудного советского инженера; так и представляю его зимой улыбающегося в колготках и на лыжах, с дурацкой шапочкой «гребешком» на голове. Я даже улыбнулся во все лицо от привидевшейся мне картины, чем вызвал недоуменный и раздраженный взгляд моего теперешнего коллеги.
 
Кладет он, в общем, кипу книг мне на стол и говорит, чтоб я все подробно изучил, прочитал, так сказать, от корки до корки. Положил и ушел, вновь воткнувшись в свой монитор. Осмотрел я всех здесь присутствующих, надеясь, что хоть кто-нибудь еще обратит на меня внимание. Нет, ничего. Ни единой эмоции. Ни единой мимики не отобразилось на их лице, если не считать сведенных бровей и наморщенных лбов. Да, думаю, тяжелый тут случай. Решил углубиться в чтение специальной руководящей литературы, что принес мне усатый инженер.

Читал я ровно один день. На следующее утро я закинул всю эту литературу в ящик и говорю этому Сергею Михайловичу (да-да, в течение предыдущего дня я все-таки смог познакомиться со всем отделом), дескать, давай, показывай, чем мне заниматься. Он подошел, пошевелил своими могучими усами, почесал затылок, а затем открыл хранящиеся на компьютере какие-то чертежи.

- «Автокадом» пользоваться умеешь? – говорит мне таким раздраженным занудным голосом.

Я говорю, что, мол, да. Чертежи к курсовым приходилось выполнять. Сергей Михайлович, который, кстати, на тот момент являлся исполняющим обязанности начальника отдела, пока сам начальник отдавался прелестям двухнедельного отпуска, вкратце пояснил, что мне необходимо сделать в этом проекте. Я за голову так и схватился: «Ёшкин кот, да это ж весь предмет Валуева на практике!» Вся эта нескончаемая куча расчетных формул, табличных коэффициентов с миллиардами значений, предназначенных «на все случаи жизни», зависимостей одних величин от других и тому подобное. Почесал я затылок и ушел с головой в работу на неделю. И, что удивительно, я стал понимать всех этих людей. Я стал раздражаться, когда меня кто-то отвлекал от работы, а это имело место быть: мои коллеги иногда перекидывались короткими фразами, обсуждая какую-нибудь общественную новость.  К тому же эта барышня, что за соседним столом, так и норовила поговорить обо всем: и о своей жизни, и о жизни коллег, и о том, как ее все здесь достало. Нет, я, конечно, не против того, чтобы выслушать человека и даже поддержать его какими-то словами, но почему-то меня ее болтовня стала очень сильно раздражать, особенно в те моменты, когда мне приходилось усиленно морщить ум, чтобы придумать, как бы поудобнее подвести кабель к щитку.

Первый конфликт, не с барышней (как ее звали-то?) конечно, а с Сергеем Михайловичем разразился недели через две. В тот день послали меня на ксероксе откопировать здоровенный проект, в котором половина листов формата А1. Я и говорю, что, мол, как мне на вашем ксероксе формата А3 листы А1 откопировать? А мне этот гусар и говорит, что ты, мол, один лист на четыре части сложи и скопируй, а потом скотчем склеишь. Умный, блин. Копировал я часа три, пропотел насквозь, потому что ксерокс стоит в душном коридоре. Пришел, сел на свое место, а ощущение такое, будто не копии делал, а товарный вагон всю ночь разгружал. Сижу, значит, глаза закрыл, воздух прохладный вдыхаю, а Сергей Михайлович этот  мне и мычит, не отрываясь от монитора, что, мол, проект, который я делаю, надо бы поскорее закончить, мол, заказчик ждет. Я говорю, что переживать-то не надо, все будет отлично. А он начал ворчать, что, дескать, из-за таких, как я, он, проектировщик с двадцатью годами опыта, получает потом по шее. Я попросил его разъяснить, что именно во мне его смущает, а дальше понеслось. В общем, кончилось все тем, что красный от напряжения Сергей Михайлович, бросив что-то нечленораздельное, отправился курить, а я стал неистово рвать скотч, чтобы склеить отдельные части скопированных чертежей.

В общем, понял я, что что-то это не совсем то, чего я ожидал. А соседка, вроде ее звали Лиза, даже поведала историю о том, как весь отдел спорил о том, надо ли уступать трамваю дорогу при пересечении трамвайных путей. Ясно, что нужно, так даже и в соответствующей литературе указано. Но Сергей Михайлович и тут отличился, утверждая, что, мол, когда он едет в трамвае на работу, то этот вид общественного транспорта на каком-то там повороте уступает дорогу потоку машин. Оперируя лишь этим фактом, Сергей Михайлович активно противоборствовал даже обладателям личных авто и, соответственно, водительских прав. Исполняющий обязанности начальника отдела умудрился вскипятить целый отдел! Поэтому, по словам Лизы, сотрудники предпочитают избегать какой-либо конфронтации с Сергеем Михайловичем, дабы поберечь свои нервы. А нервы у граждан в этом отделе, действительно, не к черту. И, хотя все внутри недолюбливают самого опытного проектировщика в этой фирме, но все они почему-то становятся похожими на него. И чем больше я работал в этой организации, тем больше черт Сергея Михайловича я наблюдал в своих коллегах, возрастом чуть старше меня. Раздражительность и занудство, детская обида, когда кто-то задевал личные качества кого-то, - все это проявлялось у всех проектировщиков во время деловых разговоров, дружеских бесед и просто обмена фразами в течение рабочего дня. Я и за собой стал замечать перечисленные черты, также как стал замечать, что сидение за компьютером по восемь часов в день не только утомляет зрение, но и просто действует на нервы. Все эти проекты, ценой от нескольких тысяч до миллионов рублей, за которые я получал по двенадцать тысяч в месяц плюс премиальные, все эти графики, коэффициенты, расчеты нагрузок и токов короткого замыкания и сведение полученных данных в таблицы – всё это стало просто бесить. А осознание того, что эта профессия должна была бы стать смыслом и делом моей жизни, просто вызывало тошноту и отвращение. Именно поэтому я не стал ждать своего собственного превращения в Сергея Михайловича. И уже через два с небольшим месяца написал заявление и, к своей радости, свалил из этой конторы к чертовой бабушке.

Может быть, я не прав. Возможно, в других компаниях проектировщики – это совершенно другие люди. Возможно, я не был знаком с моими коллегами так близко, чтобы увидеть, что они веселые, открытые люди. Возможно. Но одно я знаю точно: мне хватило этого опыта, чтобы понять, что я не хочу быть похожим на этих людей. Проектировщиков.