Дружба

Я вытащила свою аморфную черную тушку из норы и приползла к тебе «на огонек». Мне было скучно и я была голодна. То, что попадалось мне на охоте, испытывало либо брезгливость, либо ужас, либо пренебрежение. Так что этого я уже не хотела. Хотела простого эмоционального общения.
Другие маги говорили, нескромно тыча в меня пальцем, что я пра-пра-вид пожирателей интеллекта, иллитид, эмоциональный вампир и полиморф. Умные слова. Я даже знаю, как некоторые из них расшифровываются… Во всяком случае, позавчера еще помнила, пока их говоривший маг не переварился во мне окончательно. Еще одного, что ли, съесть? Чтобы вспомнить?..
Впрочем, мозги у магов чересчур приторные. Как сера из их ушей. Вязкие, суховато-насыщенные противностью. Редко встретится сладкий несильный субъект. Хотелось бы попробовать сильного, но… Вот говорят, я подрасту лет через двести. Там и посмотрим.
А пока я похожа на гигантскую черно-прозрачную крысу, оставляющую за собой при переползании слизистый след.
Впрочем, я отвлеклась. Гораздо лучше думать на сытый желудок... В нем есть чужие мысли, интересно выдаваемые за свои. Иногда я бываю такой… образованной…
И так, сейчас я была немного голодна и мне хотелось общаться, обкатывая новый тип мышления и пробуя на вкус новые, усвоенные вчера с каким-то школяром слова, периодически всплываемые в моем пустом от природы мозгу. Убивать тебя было жалко. Ты был единственный, кто, опять, правда, с насмешкой, но все-таки нормально со мной разговаривал, ласково называя «сли» или «крыс». Но сейчас ты был чем-то занят, бегая по своей комнате и копаясь в бумагах.
Интересно, ты говорил, что в бумагах хранится то, что продуцирует (чего делает? Кого бы такого съесть, что бы понять? Тебя – жалко…) мозг очень умных. Я жевала тайком твои книжки, но они были безвкусны. А, значит, не съедобны. И, значит, не умны. Зачем ты тогда на них смотришь? Если это и мысли, то они уже давно умерли. Как черепная коробка раба-подметальщика, не дольше пары часов хранящая вкус простых идей, а потом становящаяся мусором или вещью. Впрочем, один некромант мне ответил, что существо с чуть более тонким вкусом распознает мысли вещи даже через века. Например он. А, может, и ты. Интересно, я такой когда-нибудь стану? И почему ты, например, на вкус не отличаешь ложь и истину? Страх и дружбу? Или ты тоже пока только растешь?
Хорошо быть полиморфой. Расплющилась, обогнула монументальную артефактную охранку (и сколько раз тебе говорить ее поправить? Убьют ведь, и не с кем мне будет разговаривать. Туда даже упырь протиснется, не говоря уже о сородичах…) и вползла к тебе.
Увидев меня, ты начал ругаться, говоря, чтобы я не подползала к кругу на полу и сказала богов ради где его дневник. Он нашел его обложку в моей слизи.
Ругаться – это хорошо. Это – эмоции и пища. Блаженно выставив вперед антенны я внимала каждому твоему слову, изредка находя в твоей речи даже понятные. Редко, правда.
Как-то ты говорил, что у тебя есть сокурсник (кто? Оно на тебя похоже? «со» - это «одинаково». Это я откуда-то помню…). И что он живет ближе к портовому району. Найти его, что ли, и съесть? Интересно, я тогда пойму то, что ты мне говоришь? Или «со» касается внешности, а не интеллекта?
Догадавшись, что я тебя не понимаю, ты стал еще злее, но разговаривать почему-то перестал. Зря. Раньше было вкуснее. Твоя ругань хрустящая и сытная на вкус…
Но вот ты достал из сундука какую-то склянку, открыл ее и бросил передо мной на пол что-то склизкое. – Ешь!
Съела. Мне-то что? Слизь была холодная и пряная. Она давала размышления о том, что всегда надо быть первым. И сильным. И знающим. Знающим? Это слизь правильно сделала. Пока жила. Усвоившись, она оставила от себя сладкое послевкусие существа, всю жизнь много и продуктивно думавшего и не нервничающего по пустякам.
- Теперь ты меня понимаешь? – не унимался ты.
Я кивнула. Интересно понимать слово «понимать»…
- Так где мой дневник?
Мозг подсказал, что надо выдать виноватость и раскаянье. Но сам имел только лесть с последующим ударом в спину, высокомерную фразу, рабскую покорность и  неторопливую жажду жизни. Странный набор. Что же мне тебе показать? Может, от школяра что осталось? О! Пожимание плечами с кратковременным наклонением головы. Делается при получении неудобоваримых вопросов, которые нельзя просто усвоить а надо дать ответ.
- Не знаешь?
Нашлось и название этому жесту. Запомнить, что ли, пока мозги есть…
- Ты пойми – скатился он на сочный умоляющий тон – мне без дневника не сделать этой работы. (Он кивнул на круг). А если я ее не сделаю, меня выгонят. И я умру от голода. Или пойду в подметальщики. Или рыбу чистить. Бр-р-р!
- Фосфорные соединения рыбьего мяса полезны для деятельности головного мозга. – нашла я единственный подходящий ответ, оставшийся от школяра. Сказала и выставила вперед антеннки, пытаясь понять, угадала я или нет. Ты пришел в ярость. Да, промашка…
- Если ты не ответишь, глупое животное, я буду вынужден вскрыть тебя, вынуть твой мозг и найти ответ сам.
- Ты есть свою Крыс? У Крыс нет мозг.- школяр отдал эмоцию растерянности. К сожалению, последнюю из его чувств. Хороший был мальчик. Вкусный. Если бы не кинул камень, так бы вчера и не поела…
Ты выхватил какую-то палочку и помахал передо мной. С рабской покорностью от скормленной мне слизи я следила за твоими действиями, когда вдруг все мое существо пронизала боль. Последний раз мне было так плохо, когда в море мы схлестнулись с «медузой электро» - змеевидной серебристой тварью, разрушающей прикосновением мозг. Я вся – нервные клетки. Поэтому мне больно.
- Не ешь свою Крыс. Крыс считает тебя вкус… то есть умным. Очень умным. И (как там оно! Вспоминай срочно, а то сожрет) Другом. Ты Друг своей Крыс?
- Опять чужие слова? – досадливо поморщился ты.
Лесть заканчивалась. Оставался удар в спину. Что бы такое сказать, пока только с высокомерием не осталась? Высокомерие он не любил. Я это хорошо помнила, когда вспоминала.
- Друг – это тот, кто заботится. Крыс тебе друг. Хочешь, я возьму тебя жить в свою нору? Там, правда, темно, но ты захватишь свет. Ты могучий, ты умеешь его делать… Хочешь – возьму? Только ты мне этот поцарапал. Который путь домой. Наладишь?
- Не может быть, я тебя даже не тронул.- Чуть виновато пробурчал ты.
Я молчала. Полезные эмоции закончились, а с ними и понимание слов, хранящихся у меня в голове. Я могла понять пафосные слова, слова высокомерные. Но понимала так же, что это стоящее передо мной ничтожество никогда их не оценит…
- Дай посмотрю…
Недоумок… Главное сейчас – молчать.
Вот он протянул сначала палочку и ткнул меня ей. И я перестала двигаться, покрывшись равномерной сухой корочкой. А потом повернул меня рукой. Глупый…
Как там меня учила моя несъедобная мать? Пульс – их жизнь. Он – энергия, питающая мозг. Нет пульса, нет еды, следовательно – труп. Если успеть, можно даже полакомиться остатками мыслей.
Концентрация (блин, опять хочу есть … безумно хочу есть… есть…) на пульс, подстройка, синхронизация (вот съем его и узнаю, что мать имела ввиду. Простые действия – сложные названия. Что я делаю? Впрочем, процесс идет, и я помню, что он правильный)… Его пульс – мой пульс. Мой пульс – его пульс. Соединение. Так. Хорошо. А теперь - стоп! Мне пульс не нужен. А тебе?
Бессмысленным взглядом я смотрела на то, как ты пытаешься хватать губами что-то мне непостижимое. Ругаешься, проклинаешь… себя? А мне? Я есть хочу! Моя обездвиженность потихоньку проходит. По моим подсчетам снимется часов через шесть. Жаль, что к этому времени его мозги оставят только простые мысли. Он не уборщик. Должны оставить… А пока я могу подождать. Как там эмоция называется? «Неторопливая жажда жизни»? Подожду. Ее должно хватить.
Оттаю, спущусь вниз, поем и запасусь пониманием и словами. Буду сыта  хотя бы до завтра. И надо перестать разговаривать с магами. Тратишь, тратишь на них ресурсы, а они тебя есть… Если бы не этот разговор, мне бы дней на шесть хватило бы школяра… Вкусный был мальчик…
Хотя, жаль мага. Если у него останется дружба, съем и пойду искать нового собеседника. С ним все-таки интереснее… хоть и опасно.