Невероятная история

По небу плыли облака. Ветер качал верхушки деревьев. В палисаднике на спинке скамейки напротив выхода из арки сидел мальчишка. Глядя вверх на друга, стоящего на балконе и жмурясь от солнца, он, как дирижер, показывай знаками: идут, лей!

Две женщины, занятые разговором, не обратили на него никакого внимания. Проходя мимо, одна из них даже рассеянно улыбнулась ему. За их спиной раздался шумный всплеск.

– Мазила, – разочарованно протянул мальчишка. Вдруг он опять встрепенулся, как птица на ветке и махнул рукой: – Давай, идет!
И новая порция воды попала бы точно на старика в шляпе, если бы ее не принял на себя черный, невесть откуда взявшийся ворон, распластавший крылья, как зонтик, над головой старика.

Озорника как ветром сдуло. Спрятавшись за угол дома, он стал наблюдать за необычной парой. Ворон сел на ограду и принялся охорашиваться, поправляя клювом мокрые перья, а старик подошел к новому, недавно заселенному дому, и горестно покачал головой; вместо цветного витража во входной двери зияла дыра, и вокруг валялись разноцветные осколки.

Старик подобрал несколько стекляшек и сунул в карман. «Интересно, зачем они ему?» – подумал мальчишка. Вдруг кто-то дернул его сзади за рубашку, он оглянулся. Это была  младшая сестренка Люська.
 
– Гошка, ты от кого прячешься? – шепотом спросила она.
– Не приставай, – досадливо отмахнулся Гошка, но сестра не отставала:
– Пойдем домой, мама зовет, мы сейчас уезжаем.
– Ладно, пойдем.
 
Гошка взял сестру за руку и, позабыв про старика, побежал с ней домой. Проводив родителей, он допоздна гонял во дворе мяч. Вечером, ложась спать, он с наслаждением потянулся; завтра день полной свободы – делай, что хочешь.

Проснулся он оттого, что кто-то громко всхрапнул у него над ухом. Гошка неохотно раскрыл глаза и посмотрел вверх, но привычного потолка не было: вместо него синело небо. Гошка сел в постели и, протерев глаза, с испугом огляделся по сторонам.
 
Все вещи в комнате стояли на своих местах. Не было только стен, и кровать стояла прямо на лужайке. Вся она была заставлена вещами, и жильцы дома еще спали, не о чем не подозревая. А дом, их новый дом, куда они недавно переехали – исчез.

Гошка собрал свою одежду и, загородившись дверцей шкафа, стал торопливо одеваться. Пока он одевался, поднялся шум: – это проснулись другие обитатели дома. Гошка выглянул из своего укрытия. Прямо на него смотрел сосед по лестничной клетке. Тощий, как циркуль, он сидел в постели и внимательно разглядывал Гошку, держа очки перед глазами и близоруко щурясь.

Вытянутое его лицо было полно отчаянного недоумения. Гошка не удержался и показал ему язык. Сосед дернул головой и сказал деревянным голосом: – Сейчас проснусь, и все будет в порядке. А вокруг, стыдливо прячась от посторонних, одевались люди. Никто ничего не мог понять, и все метались в страшном беспокойстве, но вскоре все выяснилось.

На высоком тополе, что стоял у края лужайки, на ветку была наколота огромная записка, которую дом оставил жильцам: "Прощайте, – написал он, – никто не любил меня, вы испортили мои бока безобразными рисунками, перебили лампочки в подъезде, сожгли кнопки в лифте, поэтому я ухожу искать себе новых жильцов, которые будут меня любить!!!
 
Между ошеломленными жильцами бродил перепуганный управдом и все порывался рассказать, что он видел, как уходил дом:
– Он сначала, знаете,  прилег на бок, потом у него выросло много больших металлических рук, и ими он так бережно перенес все из дома, что никто даже не проснулся.
 
Управдом снял записку и попросил жильцов под ней подписаться, но желающих не нашлось. Все возмущались, что он отпустил дом, и требовали его вернуть. Управдом стал защищаться:
– Разве я виноват, что наш дом находится рядом со стадионом, и болельщики отводят на нем душу. Я ужу наизусть знаю, что может нарисовать любой из них. Мне эти Т Д С уже ночами снятся.
 
В это время, смяв кусты, к ногам управдома стремительно подкатился клубок дерущихся тел. Когда их разняли, все с удивлением увидели, что это огромные буквы Т, Д и С. Торпедо, Динамо, Спартак; эмблемы этих команд почему-то особенно любили рисовать ребята на стенах домов. И теперь случилось чудо, – понял Гошка, – они неожиданно ожили.
 
– Я сильнее, – кричала буква Т.
– Нет, я, – пыталась перекричать ее С.

В ответ на это буква Д нагнула, как бык голову, и упрямо бросилась опять в драку. Когда их разняли, буквы стали озираться вокруг. Вдруг буква С вырвалась из рук управдома и с радостным воплем бросилась к Гошке, который стоял, разинув рот. Он уже давно узнал собственноручно им нарисованную буковку.
 
С подбежала к Гошке, бросилась на грудь и прилипла к его футболке, как эмблема. Она широко улыбнулась Гошке с футболки и сказала:

– Ты так любишь рисовать меня, теперь мы будем неразлучны. Я буду переходить с одной твоей вещи на другую. – Ты счастлив, правда? –  нахально улыбнулась она. «Ну, и уродина, – ужаснулся Гошка. Зачем я только ее нарисовал?»

Он бросился бежать от разъяренных жильцов. Вслед ему донесся голос управдома: "Пока не найдешь дом, не возвращайся! "Как будто я один виноват, другие тоже хороши, - бормотал Гошка. Он порадовался, что родители уехали и не видят его позора.

                - 2 -
Фонтан на площади был окружен плотной стеной колючего декоративного кустарника. Внутри стояло несколько скамеек. Фонтан был обычный. Женщина держала в руках кувшин и из него струилась вода в подставленные ладони малыша. Уже давно у малыша одна ладошка была отбита, и вода из кувшина обмывала бесформенный обломок вместо ручки.
 
Гошка присел и затаился у одной из массивных чугунных ножек скамейки. Осторожно выглянув, он увидел, как мимо с топотом улепетывают два знакомых пацана. На груди у них кривлялись буквы Т и Д. Значит, не только он попался.

Гошке стало жалко мальчишек. Он привстал, тихонько свистнул и призывно махнул рукой. Вадик и Митя, как по команде, повернули к нему. Теперь у них было надежное укрытие; с одной стороны плотная стена кустарника, с другой высокая изогнутая спинка скамейки.

Гошка хорошо знал Вадика и Митю. Они жили в одном доме, но болели за разные команды и часто спорили, чья команда лучше. Сколько раз Гошка приходил домой с разбитым носом, и прятал от глаз родителей свою бело-красную испачканную в драке шапочку. Но, вспоминая, как шли они после матча плотной стеной, как шарахались от них встречные, он опять чувствовал себя героем.

Когда Вадик с Митей отдышались, всей компанией стали думать, что делать дальше. Решили, что сначала надо смыть с футболок буквы. Немного переждав, они разделись и подошли к фонтану. Но только Вадик протянул руку с футболкой под струю воды, как женщина ожила, прижала руку с кувшином к себе и сказала:

– Такие же бездушные, как вы отшибли ладонь у моего малыша. У меня нет для вас воды.
– Нет воды, нет воды! – запрыгали и захихикали буквы, которые до этого испуганно затаились.

– У меня есть для вас вода – жалобно сказал кто-то густым басом.   Ребята оглянулись и увидели мужчину, который стоял, заложив руки за спину.

– Кваскин я, – сказал он заискивающе. – Только ребята, уговор, я отведу вас к себе домой, но прежде вы развяжите мне руки.               
– Почему они у вас связаны? – удивились ребята.               
– Да уж так вышло, – сконфуженно пробормотал мужчина.
               
Гошка впился зубами в узел веревки и с трудом развязал ее. Но когда он стал разматывать веревку, то заметил, что на ней написаны какие-то слова. Одно слово он даже успел разобрать. (Обещаю) Тут мужчина, свернув веревку, резко отшвырнул ее в сторону и бросился бежать прочь, даже забыв поблагодарить ребят.
– А как же мы? – удивились ребята.
– Он только обещает, обещает, но ничего не выполняет, – обрадовались буквы.
          
Мужчина уже, было, завернул за угол, но тут на глазах у изумленных ребят брошенная им веревка, извиваясь змейкой, ловко догнала, и снова опутала ему руки. С опущенной головой вернулся он назад и смущенно сказал:
– Простите меня, ребята, развяжите руки еще раз, теперь я вам обязательно помогу.
         
– Так вот оно что, невыполненное обещание связывает ему руки, – догадался Гошка.

Дядя Кваскин жил рядом с фонтаном, но ничего стирать ребятам не пришлось. Как только зашли они в подъезд, буквы, поняв, что сейчас им придет конец, спрыгнули на землю и стремительно удрали. С напоследок оглянулась и погрозила Гошке кулаком:
– И не мечтай, мы не простим, мы вам ужасно отомстим, – сверкнула она глазами.      
– Как это они отомстить могут? – озадаченно спросил Гошка.
    
– Ловить их, и давить надо было, – мрачно ответил Митя.      
– Ы-гы, задавишь, ведь они нарисованные – нервно хохотнул Вадик.
– Раньше думать надо было, – назидательно сказал Кваскин и посоветовал им найти дедушку Прокофьича. – Очень умный человек, – сказал он, и выразительно потер еще не совсем отошедшие руки. – Должен помочь, а заодно и веревочку ему передайте с приветом от меня.

Ребята охотно согласились. Кваскин подробно объяснил как найти Прокофьича.
Аллея вывела их к старинному парку, в центре которого белел дворец. По широкой, мощенной серым булыжником дороге, они прошли к парадному крыльцу.
– Тройки, наверно, прямо сюда подъезжали, – восхищенно сказал Гошка.  У входа поблескивала вывеска «Музей архитектуры».

Гошка тронул рукой холодный бок колонны. Первозданная ее белизна была испорчена безобразными рисунками. У Гошки привычно зачесались руки, и он достал было фломастер, с которым никогда не расставался, оставляя везде заветную эмблему любимой команды, но, вспомнив: как кривлялась нарисованная им буква, раздумал.
 
В это время из-за угла выбежал пес. Каштановая, волнистая шерсть его была тщательно расчесана, а уши, болтаясь на бегу, свисали почти до земли. За собакой шел мужчина в спецовке. В одной руке у него была банка с краской, в другой кисти.
– Вы к кому, ребята, – спросил он. Сегодня наш музей не работает, санитарный день.      
– А дедушка Прокофьевич?
      
Гошка сморщил нос-кнопку и с надеждой посмотрел на дворника.
– Ну, если вы к нему лично, тогда надо с черного хода, – объяснил он и сделал плавное движение рукой, как бы огибая здание.

 В светлых комнатах было прохладно, и ребята быстро продрогли, но не обращали на это внимания, так их поразило убранство дворца. В зеркальной мозаике паркета отражались мраморные скульптуры со светильниками в руках, стоящие в ряд по стенам. С потолка свисали хрустальные люстры с подвесками в виде листьев. В конце зала был огромный камин. Черный его свод был загорожен узорной решеткой.

Дальше находилась длинная анфилада комнат. В приоткрытую дверь Гошка увидел в одной из них макет деревянной избушки. Сложенная из маленьких бревнышек красовалась она посреди стола сделанная по всем правилам; ладно подогнано было бревнышко к бревнышку. Избушку даже проконопатили; из щелей кое-где торчал мох, а у окна мигала крохотная настольная лампа. В полумраке комнаты свет ее маняще притягивал к себе.

Рядом с избушкой высилось современное здание, которое показалось Гошке знакомым. Он обошел вокруг стола, присматриваясь, и готов был поклясться, что это макет их дома. Митя дернул его за рукав.

– Пойдем, мы это посмотрим в другой раз. Давай поищем лучше Прокофьича, надо свой дом выручать, что толку на чужие любоваться.
По узкой винтовой лестнице они поднялись на второй этаж, откуда раздавались неясные звуки.

– Ой, что это? – озадачено прошептал Вадик. 
Навстречу им по коридору шла старушка и заливалась кудахчущим смехом. Следом за ней громыхал по полу, как живой, пластмассовый футлярчик для яиц разделенный на ячейки. Футляр был пуст; это ребята видели ясно. Но когда старушка кудахтнула в очередной раз в ячейке футляра появилось яйцо.

– Снеслась! – восторженно заорал Гошка.      
Старушка глянула на ребят ненавидящим взглядом и сказала:   
– Идите, голубчики, идите, он вас как меня наградит!
 
– Кузьма Прокофьевич! – ахнул Гошка, за что он вас так?            
Вместо ответа старушка опять засмеялась, лицо ее страдальчески сморщилось, морщинки собрались к носу, и ребята невольно покосились на футляр. Заметив это, старушка быстро, быстро засеменила дальше.

– Может, не пойдем? – Гошка прислонился к стене спиной.      
– А куда тогда? - вопросом на вопрос ответил Митя.    
– Да, будь, что будет! – Гошка боязливо просунул голову в дверь. – Ой, ребята, как интересно, здесь какой-то робот"
 
Они вошли. В огромном зале было тихо. Лучи солнца, пробиваясь сквозь стеклянную крышу, высвечивали на паркете яркие желтые квадраты. Справа на подставках стояло множество горшочков с цветами, и вся стена до потолка была увита комнатными лианами. Слева в глубокой нише стоял робот, поблескивая разноцветными лампочками. Ребята стали с интересом его рассматривать.

Блестящее квадратное тело робота прочно стояло на ногах обутых в ролики. Весь он был на шарнирах. На голове на трех тонких антеннах светились крохотные лампочки.
– Три волосинки в четыре ряда – хохотнул Вадик.            
Как будто в ответ на эти слова робот подмигнул ребятам ярким глазом- лампочкой.   
– Интересно, зачем он здесь? – спросил Митя.  – Может это уборщик? – предположил Вадик.
      
– Тогда зачем ему этот баллон? – возразил Гошка.         
В руке робот держал цилиндр ярко-алого цвета.
– Чего гадать, давайте лучше у Кузьмы Прокофьевича спросим, – сказал Вадик.

В комнате похожей на кабинет никого не было, только наверху, высоко на жердочке сидел черный ворон. Увидев ребят, он втянул голову и грозно сверкнул глазами. Гошка узнал ворона,  – это он защитил старика, когда они хотели его облить. Так значит тот старик, что приходил к их дому, и есть Кузьма Прокофьевич. Ему стало не по себе.
У входа на журнальном столике лежала записка: Скоро буду.

– Как же он прошел? – удивились ребята, – у него же только что была бабушка.
         
Они сели под веерной пальмой в уютном уголке зала недалеко от робота. От нечего делать Гошка достал из кармана маленькую линзу и, взяв из кучки в углу паркетную плашку, которую еще не убрали после ремонта, принялся выжигать на ней свое имя. Митя и Вадик, скучая, смотрели, как поднимается вверх сизоватый дымок.
 
Вдруг раздалось тихое жужжание, и одна из антенн  на голове робота повернулась в сторону Гошки. Робот как будто принюхивался к запаху. Гошка бросил выжигать, и ребята стали ждать, что будет дальше. Робот резко задвинул антенну внутрь и медленно выехал из ниши. Лампочки на его голове приняли угрожающе фиолетовый оттенок.

Робот остановился, не доехав до ребят, и замер как будто в нерешительности. Ребята обошли его вокруг. «Автоматический тушитель пожаров» было написано у него на спине.
Робот постоял немного под палящими лучами солнца, падающими сквозь стеклянный потолок  и вдруг начал медленно поднимать вверх руку с баллоном.

– Кати его назад – испуганно закричал Митя, – сейчас он солнце тушить начнет.
Но было уже поздно; стеклянный колпачок на конце баллона с треском лопнул, и мощная струя пены забила вверх. Гошка попытался вырвать баллон у робота, но получилось еще хуже: теперь пена заливала зимний сад у стены.
 
Ребята в панике бегали вокруг робота и, пытаясь что-то сделать, нажимали кнопки на его корпусе. Робот от напряжения весь дрожал, и баллон в его руках трясся как живой. Наконец, запасы у него иссякли, баллон вздрогнул в последний раз и затих.

Ошеломленно оглядывались ребята вокруг. Покатый стеклянный потолок был заляпан пеной, и белые ее хлопья медленно сползали вниз, оставляя за собой мутные полосы. На полу валялись разбитые горшки с цветами, и земля ярко чернела на паркете.

– Вот это да! – выдохнул Вадик.  Бежим отсюда скорее, нам этого в жизни не простят!
Стремительно скатились они вниз по винтовой лестнице и пулей пронеслись мимо дворника, который, стоя на специальном помосте, красил колонну. Рядом с ним, поджав задние лапы, примостилась собака. Дворник проводил ребят удивленным взглядом и, махая кистью, продолжил прерванную беседу с собакой.
 
– Десять лет мы с тобой здесь работаем, хоть один год ты помнишь, чтобы я колонн не красил?

Собака, как будто понимая его, почесала лапой за ухом и отрицательно мотнула головой.
       
– То-то и оно" – заключил дворник. А все они - физкультурники-бескультурники! Главное, никого мы ни разу не видели, и когда успевают; то ли плохо мы смотрим, а? Он вопросительно глянул на собаку. Та, словно устыдившись, что недоглядела, конфузливо пустила голову.

                - 3 -
А ребята в это время были уже далеко от музея. У полуразрушенной сторожки в самом углу парка, они умылись в металлической бочке, где вода скапливалась после дождя. Ребята решили вернуться к своему дому, посмотреть, что там.

Осторожно прокрались они к знакомой лужайке и затаились в кустах. Совсем близко от них весело потрескивал костерок, и бабушка Мити деловито помешивало в кастрюле ложкой. Время от времени она прикладывала ко лбу руку козырьком и сердито звала: Митя, а Митя, обедать пора!

Митя хотел  было выйти на зов бабушки, как вдруг глаза его округлились, и он молча указал ребятам на что-то вдали. Приглядевшись, они испугано  замерли.  Все шкафы, серванты, стенки были разрисованы знакомыми рисунками. От прежних они отличались только тем, что везде стояли имена.  С – Гоша, Т – Митя, Д – Вадик. Так вот она страшная месть, которой грозили обиженные буквы.

– Вон они, – шепотом сказал Гоша, – пошли сдаваться на милость победителя. Сотрем это безобразие, пока все не вернулись с работы.

И они вылезли из кустов навстречу буквам, которые с радостными криками побежали к ним.
Теперь ребята разговаривали с буквами серьезно.
 
– Что вы от нас хотите? – спросили они.         
– Уважения и высокого положения, – хором ответили те.       
У них этот вопрос был видно давно решен.
    
– А как это? – заинтересовались ребята.          
– Где-то же есть наше законное место, где на нас никто не будет коситься, а будут даже любить,  застенчиво сказала буква С.
    
– Конечно, есть такое место, – радостно крикнул Гошка. – На стадионе! Я знаю огромный, преогромный стенд, где всем вам место хватит.
И они побежали на стадион, который был рядом с их домом. Помогая С взобраться на стенд, Гошка спросил у нее:
 
– А где же наш дом?
– Мы от него сбежали со стола в белом дворце, где нас пытались смыть, – возмущенно закричали разом все буквы.
      
– Объясните толком, какой стол? – заволновались ребята.
         
Гошка попытался удержать букву С, но она ловко увернулась от него, быстро протопала по полю, влезла в нарисованную ранее, потолкалась там плечами, устраиваясь поудобнее, махнула Гошке рукой и пропала.

Пришлось ребятам вернуться в парк. Но к дворцу они идти побоялись и побрели бесцельно, куда глаза глядят.

Так они опять наткнулись на сторожку. Только теперь дверь ее была открыта, и ребята увидели старушку. Она мыла пол.  Бабка обернулась на шум, и ребята узнали в ней бабушку, которую видели во дворце. Та тоже узнала их, и хитро прищурившись, спросила:
– Что вас ко мне привело молодцы-красавцы?
   
– Хотим мы узнать, бабушка, – ответил ей Гошка, – чем вы так провинились перед Кузьмой Прокофьевичем, что он вас кудахтать заставил?
 
– Да вы хоть знаете, кто такой Кузьма Прокофьевич? – спросила их бабушка. – Он сразу и разговаривать не будет, пока не поймет, что за человек перед ним. Я много про него знаю, а все равно на эту удочку попалась. Я с детства болтлива была без меры. Вот он и указал мне: мол, курица кудахчет, когда яйцо снесет, а ты раскудахталась без дела, так пусть хоть яйца будут – все не обидно пустую болтовню слушать. Да я сама виновата; видела же, что у него плохое настроение, а сунулась под горячую руку.

В это время из кармана у Гошки выскочила веревка и как гусеница быстро, быстро поползла по дорожке, потом замерла на миг, скрутилась в кольцо и в таком виде закатилась опять Гошке в карман.

– Что это? – побледнев, спросила бабушка.   
– Да, дядя Кваскин просил отдать веревочку Кузьме Прокофьевичу, а сам чуть опять кого-то не обманул, – засмеялся Гошка.
   
– Хитер Кваскин, да от нее видно так просто не отделаешься, – заметил Вадик.       
– Ой, заболталась я с вами, – испугалась бабушка и посмотрела на футляр, лежащий на подоконнике.
    
Она хотела уйти, но ребята стали просить рассказать им про Кузьму Прокофьевича.
      
– Ладно, слушайте, – сдалась на их уговоры старушка. – Кузьма Прокофьевич давно живет в нашем городе и работает архитектором. Я то его тогда не знала, а он в молодости, говорят, веселым был и очень строить любил. Была у него привычка: построит дом, и первое время все ходит на него любоваться, пока глаз не привыкнет. Да только стали замечать, что год от года он все мрачнее становится.

А не мог он пережить, что люди не любят дома, в которых живут. Нет, свою то квартиру каждый любит, но в лифтах, на лестницах, что творят, не мне вам  рассказывать. И решил он бороться с этим. А как? Вот и пошел на выучку к Добрознаю. Чудак есть один, так все думают, а он и не чудак вовсе, а владеет тайной предметов: – все большое может сделать маленьким и наоборот. Многому у него можно научиться. Видно сильно вы рассердили Кузьму, коль он забрал от вас дом.

Только теперь понял Гошка, о каком столе в белом дворце говорили ему буквы, и чем так поразило его здание в музее; это был вовсе не макет, а настоящий их дом, только в уменьшенном виде.

– Да мы всех жильцов соберем и заставим его вернуть наш дом, – возмутился Митя.
          
Бабушка засмеялась и всплеснула руками:      
– А кто вам поверит? Вас же сумасшедшими объявят. Вы Кузьмы терпение испытывали, над его творением издевались, так теперь добром да умом действовать надо. Вы просить, да виниться не привыкли, а на поклон идти придется. А теперь прощайте, да поторопитесь, главное то я забыла  сказать: до захода солнца может вам Кузьма дом вернуть, а потом и он уже не поможет.
 
– Все рассказала, а как сделать не научила, – сердито сказал Вадик.      
– Она бы научила, да ты же видел, как футляр на полке стал подскакивать, вот бабушка и испугалась, – заступился за старушку Гошка.
      
– Чего она его не выбросит, – пожал плечами Вадик.      
– Кваскин отдал веревку, а что толку? Видел, как она из кармана у меня хотела удрать, – сказал Гошка.

И тут случилось самое неожиданное: Митя остановился и тихо сказал:
– Что хотите со мной делайте, я к Прокофьевичу не пойду, это я разбил цветной витраж у входа. Я нечаянно, но он этого не поймет и не простит. Приставит ко мне какую-нибудь веревочку, или футляр, как у бабки. Меня тогда мальчишки со света сживут!
      
– Думаешь мне лучше, я робота сломал, – возразил Гоша.       
– Давайте не будем считаться, – сказал Вадик. – А мы деревянную скульптуру, что стояла перед детской  площадкой, увезли на дачу, а вместо него положили в шутку большое кривое дерево. Из него потом вырезали трехглавого дракона. Папа его тоже хотел забрать, да потом испугался, что во второй раз тихо не получится.
 
Гошка рассердился: 
– Так это из-за тебя моя сестренка плакала, никак не могла понять, куда подевалась Варвара-краса. Он сжал кулаки, и Вадик, увидев в его глазах недобрый свет, отпрыгнул от него.

– Что нам больше всех надо, сам иди к этому Прокофьичу! – закричал он.  Потом начал осторожно пятиться спиной, не сводя настороженных глаз с Гошки, спрятался за деревом, и скоро пятки его засверкали вдали.

– Пожалуй, он прав, – солидно сказал Митя, – я тоже пойду. Устал я целый день по жаре мотаться, да и бабка обедать ждет. И Митя быстро зашагал прочь по аллее.
Гошка хотел было догнать его, но потом передумал. Волоча, как будто налитые свинцом ноги, побрел он к дворцу, думая, что втроем было бы намного легче, и проклиная ребят за трусость.
 
Было послеобеденное время, и тени, медленно увеличиваясь,  накрыли всю площадку перед дворцом. Ни дворника, ни собаки уже не было, и только табличка – «окрашено», поставленная между колонн, напоминала о них.
 
Гошка обошел вокруг дворца; все двери были закрыты. Тогда он принялся колотить в ту, через которую они прошли в первый раз. К его радости, вскоре  послышался шум шагов, дверь распахнулась, и он увидел невысокого старичка в черном халате и светлых летних брюках, который, близоруко щурясь, вопросительно смотрел на него поверх очков.

Гошка даже рот не успел открыть, чтобы объяснить, что ему надо, как откуда-то сверху на плечо старика спикировал огромный черный ворон и, уютно примостившись там, потерся клювом о щеку незнакомца и  неожиданно представился: – Кар, Карлуша.
 
– Добрый день! А я Гоша, а вы Кузьма Прокофьевич? – тихо спросил Гошка.
– Что вы там говорите? – старик приложил руку к уху, и Гошка повторил сказанное. Ворон недовольно крутанул головой.

– День добрый, – задумчиво ответил старик, а потом ворчливо добавил: – добрый, да не очень, что-то сегодня одни неприятности: где-то я испачкался краской и вдобавок ко всему сломался робот.

– Это тот, что тушит пожары? – уточнил Гошка.      
– Да тот, – кивнул головой старик, и с удивлением взглянул на него, – а ты откуда знаешь?
У Гошки пересохло во рту от волнения, и он сходу, будто прыгая с кручи, бухнул: – Это я виноват, я выманил его из ниши, и он сломался.

Старик поднял очки на лоб и принялся рассматривать Гошку, как чудо, потом, пожевав задумчиво губами, сказал:
– Честность и смелость это конечно хорошо, если уж ты виноват, то помоги убрать это безобразие.

Ползая по залу и протирая пол, Гошка мучительно думал: как сказать Кузьме Прокофьевичу про дом. Задумавшись, он споткнулся в коридоре о швабру и с грохотом растянулся на полу. Прибежавший на шум Кузьма Прокофьевич помог ему подняться, и Гошка, доковыляв до места, где стояли макеты, оперся о стол.

– Какая красивая избушка, – сказал он фальшивым голосом.      
У Кузьмы Прокофьевича загорелись глаза, и он спросил:   
– А хочешь посмотреть, что у нее внутри?
 
Старик снял крышу и объяснил, что такие избушки рубятся без единого гвоздя. Из любопытства Гошка глянул; в переднем углу под иконой божьей матери слабым светом горела лампадка, почти половину избы занимала русская печь с широкой лежанкой наверху. Железная заслонка закрывала ее широкий зев. В углу стояли круглые рогатые ухваты.
 
– Смотри: старик осторожно подхватил ухватом маленький круглый чугунок. Отодвинул заслонку, ловко вставил чугунок  в светящуюся ровным светом печь. Вот в таком чугунке в старину щи, да кашу варили, – объяснил он.

В центре избушки стоял широкий некрашеный стол с лавками по бокам. Под самым потолком было что-то похожее на антресоли.
 
– А это палати, – объяснил Кузьма Прокофьевич, по-своему истолковав  его взгляд. Теплый воздух легче холодного, поэтому он поднимается вверх и на палатях всегда теплее, чем внизу.

В другое время Гошка с удовольствием бы все это слушал, но сейчас он с тоской смотрел мимо избушки на свой дом. И, перехватив его взгляд, Кузьма Прокофьевич сразу все понял.
– Ты живешь в этом доме? – спросил он.
       
Гошка кивнул головой. Старик поднял и покрутил в руках макет дома. Он был тщательно отремонтирован.      
– Кто тебе рассказал обо мне? – сердито спросил он. Гошка вместо ответа вытащил из кармана веревку.

– Ах, сердечному другу Кваскину не терпелось избавиться от веревочки! Вот я пошлю ее назад.
– Не надо, – взмолился Гошка. Простите нас и бабушку простите! Ее то вы за что обидели? Из нее хоть и сыплются слова, как горох, но плохого она никому не сделала.
   
– Заступник, мне лучше знать, кто что сделал, – проворчал Кузьма Прокофьевич.      
Но Гошка заметил, что при упоминании о бабушке, на его лице появилось виноватое выражение.
    
– Попалась она мне под горячую руку, – добавил он, словно оправдываясь, и щелкнул пальцами.

Гошка услышал, как откуда-то словно издалека донеслись к ним странные звуки, словно барабанщик выбил тревожную дробь. И минуту спустя кто-то настойчиво застучал в дверь. Открыв ее, Гошка едва успел увернуться от стремительно влетевшего футляра. Тот, гася скорость, сделал плавный круг по комнате и плюхнулся у ног Кузьмы Прокофьевича. Старик протянул к нему руку, и футляр, взмыв вверх, исчез, как будто растворился в воздухе.

– Ты думаешь, я всегда таким был, бросался на людей без разбора, – грустно спросил он.   
– У меня уже сил нет. Я строю, вы ломаете. Я ремонтирую, вы опять ломаете. Устал я, вот и сорвался:  стал дома забирать; и ваш забрал.

Старик понянчил в ладони макет, поставил его на стол и любовно провел пальцем по карнизу.
– Защита от обледенения, – показал он Гошке тоненький кабель, натянутый по краю. – Нажимаем на кнопку – разряд, и сосульки колются в мелкую крошку и летят вниз. А это, смотри: он аккуратно одним пальцем приоткрыл окно и положил на лестничную клетку обычную металлическую кнопку.  Она вдруг зашевелилась, взлетела в воздух, как живая и исчезла в мусоропроводе.
 
– Так специальный магнит будет собирать все металлическое. Тебе нравится? – повернулся он к Гошке, желая, поделиться с ним своим восторгом, но тот с тревогой смотрел, как за окном медленно клонится к закату солнце.
       
– Здорово, – согласился он, и горестно вздохнул. 
– Что с тобой делать, придется отдать, – сжалился над ним Кузьма Прокофьевич и пододвинул макет к Гошке, но в последний момент вдруг загородил дом рукой и сурово добавил: если опять все повториться, я снова заберу его, но уже навсегда!

Бери, – он пододвинул макет дома к Гошке. – Может тебя проводить? – он проницательно взглянул на мальчика, и тот, представив себе всю дорогу себя под этим взглядом, замахал руками:
– Что вы, что вы, я сам дойду, здесь близко.
 
Прижимая дом к груди, он побежал самой короткой дорогой, которая проходила мимо стадиона. Футбол только что закончился, и толпы болельщиков заполонили аллею. Гошка даже не сразу заметил, как оказался в окружении компании незнакомых ребят.

– Мы болеем за «Динамо», а ты болеешь за «Спартак»? – вожак группы презрительно оттянул Гошкину футболку с красной полосой, и неожиданной подножкой сшиб его с ног.
Как Гошка не старался крепко держать макет, у него его вырвали, и он увидел, как заходящее солнце играет на блестящих стеклах дома. Он быстро вскочил и бросился вперед, пытаясь его отнять.
   
– Клевый домик, ребятишки, – растянул губы в ехидной улыбке вожак, и, забавляясь, кинул его одному из своих дружков, что стоял за спиной у Гошки. Гошка кинулся к тому, и так бестолково бегал по кругу от одного к другому с обмирающим сердцем, боясь, что кто-нибудь уронит дом. А они, забавляясь, играли его домом как мячиком. Он даже не обижался на ребят, и ему случалось вот также забавляться иногда, встретив чужака, болеющего за другую команду. Только теперь впервые ему пришлось все это испытать на себе.

Все пропало. Гошка сел на землю и закрыл лицо руками. Вдруг он услышал резкий свист рассекаемого воздуха. Он открыл лицо и увидел, как черный ворон резко взмыл вверх, держа в клюве макет его дома. Компания стояла, разинув рты. Гошка растолкал ребят и побежал за птицей.  Боясь ошибиться, он громко позвал:

– Карлуша!      
И ворон ответил ему:      
– Кар!      
И выронил макет.
 
Гошка видел, как дом летит на него, увеличиваясь в размерах. Он бросился вперед, протянул руки, стараясь поймать дом и… промахнулся. Дом со звоном ударился о землю. Гошка в ужасе закричал и… проснулся.

На полу валялся разбитый стакан. Махнув во сне рукой, он сшиб его с тумбочки, что стояла рядом с кроватью. Гошка вскочил с постели, недоверчиво провел рукой по стене и счастливо засмеялся; значит, это был только сон. Он забрался под одеяло, с наслаждением потянулся и опять уснул.

Когда проснулся, солнце было уже высоко. Гошка выглянул в окно и вдруг опять увидел старика с вороном на плече, который шел от их дома.

– Подождите, – крикнул ему Гошка и лихорадочно заметался по комнате, ища одежду. Но когда он выскочил из подъезда, старика у дома не было.

Гошка присел на скамейку у парадного и вдруг невольно обратил внимание на  нарисованную им недавно на стене свою любимую эмблему. Ему показалось, что С ехидно подмигнула ему.  Он обозлился, погрозил кулаком ей в ответ, и, опомнившись, сконфуженно оглянулся: не видал ли кто. Но в этот утренний час двор был пустым. Гошка быстро стер, вдруг ставшую ненавистной ему букву и, поразмыслив чем заняться, пошел в парк, в музей архитектуры.