Как на Дрипку кот наплакал

   
   
      Глухой ночью дед проснулся от воя. Может, кто-то только что действительно выл, а может, померещилось. Спустив ноги на холодный, некрашеный пол, Дрипка протер глаза и прислушался. Тихо как в склепе. В окошке белеет полная луна, на полу белеют голые ноги.
      «Откуда взялись ноги?» - испугался Дрипка. «Ах, да! Это ж мои. Фу, приснится же такое!». Вой больше не повторялся и дед успокоился. Он забрался под одеяло, свернулся калачиком и захрапел – заливисто, витиевато.
      Не прошло и пяти минут, как Дрипка подскочил словно ужаленный.
      Снова этот вой: заунывный, потусторонний, наводящий тоску и нагоняющий страх. Словно кто-то хочет сожрать деда – подбирается, подбирается, а потом как... И сожрет.
      На сей раз вой не прекращался, и это уже был не сон. Это была явь, хоть Дрипка и возражал.
      – Чур меня, чур! – забормотал дед, закрестился на засиженную мухами икону, потом снял ее  со стены, сунул ноги в галоши и, держа икону перед собой, подкрался к двери. Свет он включать не стал, дабы не демаскировать себя.
      А что если за дверью ждет смерть?
      «На миру и смерть красна», – рассудил Дрипка. «Ежели что, я его иконой по лбу во имя отца и сына». Кого именно дед не уточнил, да и не смог бы, даже если бы его об этом попросили.
      Как был в одних кальсонах он вышел на крыльцо. На улице было зябко, но Дрипка вспотел. Полная луна заливала все вокруг мертвенным светом. Вой прекратился.
      «Заметило меня», – подумал Дрипка, – «наблюдает, затаившись».
      – Выходи, нечестная на чистый бой! То есть... э... нечистая на честный бой выходи! Рога то пообломаю! – проблеял дед и сам испугался собственной смелости.
      Нечистая молчала.
      Дрипка стал озираться, пытаясь определить, куда она спряталась. Он посмотрел вверх и обалдел.
      Чуть пониже луны сверкали два желтых глаза.
      
      Чуть пониже спины у деда возникло неприятное ощущение. Оно росло и росло, и неизвестно, во что бы выросло, но тут...
       – Мяу! – раздалось сверху и Дрипка догадался, что это всего лишь соседский кот забрался на березу, а слезть не может, вот и орет.
      – Фу-у! – сказал дед и вытер пот со лба. Икону за ненадобностью он прислонил к стенке. – Скотина проклятая! Орешь, воешь, спать не даешь. Из-за тебя я чуть в штаны не наложил. А ну, слезай!
      – Мяу? – вопросительным тоном проговорил кот, оставаясь на месте.
      – Чего, не понял? Ну я тебе сейчас! – рассердился Дрипка.
      Дед схватил полено, прицелился как городошник и запустил в кота свой снаряд. Полено ударилось о ствол, отскочило и едва не угодило деду по макушке. Кот выпучил глаза и снова завыл. Дрипка стал было его передразнивать но закашлялся и бросил это несолидное дело.
      – Воешь, плачешь, беду на меня накликаешь, – принялся он стыдить кота, присев на ступеньку крыльца. Тот вроде бы стал выть потише, словно прислушивался к словам деда.
      – А известно ли тебе, глупое животное, что по ночам люди спят, и шуметь после 11:00 запрещено законом? Ты почему закон не соблюдаешь? Вот скажу участковому, он оштрафует твою хозяйку, та тебя прутом отстегает, да еще неделю кормить не будет!
      Кот вдруг умолк, и Дрипка понял, что его слова произвели на кота впечатление.
      – Коты что должны делать? Мышей ловить, – продолжал он увещевать незадачливого верхолаза. – А ты чего на березу полез? Может летучую мышь хотел поймать? Вот и поймал. Сиди теперь там до утра.
      Кот снова завыл, и Дрипка понял, что если кот будет сидеть на дереве всю ночь и выть, то ему самому придется всю ночь сидеть на крыльце и заниматься воспитательной работой. Так не годиться. Не рационально как-то.
      Может, сманить его с дерева? Показать ему что-нибудь вкусненькое? Дед вернулся в дом, и через минуту вышел, держа в руке кусок лежалого сала.
      – Кис-кис-кис, ням, ням, ням! – начал он соблазнять кота. – Хорошее сало, свежее, сам бы съел, да для тебя берег, – Дрипка причмокивал языком.
      Кот уставился на сало, но интерес в его желтых глазах быстро угас. Он больше не выл, но и с дерева слезать не собирался.
      – Сволочь, – выругался дед, – зажрался! Ну и сиди голодный, все равно я бы тебе его не отдал.
      Дрипка развернулся и элегантным движением руки зашвырнул кусок сала в открытую дверь избы. Потом почесал затылок. Дело было не в том, что затылок зачесался, просто в голову деду пришла мысль. Одна, но неплохая. Так, по крайней мере, ему тогда казалось.
      Он вспомнил, что вроде бы видел между забором и сараем лестницу.
      
      Действительно, лестница оказалась на месте. Дрипка никогда ею не пользовался, но догадывался, что если поставить лестницу одним концом на землю, а другим прислонить к чему-то, то можно на это «что-то» залезть.
      Поднатужившись дед выволок лестницу на свет божий. Выглядела она, прямо скажем, не очень: старая, расшатанная, гвозди большие и ржавые, одной перекладины не хватает. Ну, ничего.
      Дрипка подтащил это сооружение к березе и, затратив массу усилий, придал ему нужное положение. То есть прислонил. Кот взирал на сии приготовления с заметной опаской.
      – С богом, – благословил себя дед, перекрестившись, почему-то, на удивленно взирающее животное.
      Он взобрался на лестницу, наступил одной рукой на сучок, а рукой ухватился за ветку. Кот зашипел на Дрипку, но он все-таки исхитрился и храбро схватил кота за шкирку. Но куда его девать? Бросить вниз жалко – вдруг разобьется. Да, и не по геройски это. А дед в этот момент ощущал себя именно героем-спасателем. Шутка ли, на такую высоту забраться! Метра четыре, не меньше!
      «В штаны!» – решил Дрипка, и недолго думая сунул орущего кота за пояс кальсон. Сначала все шло нормально, но потом кот провалился в штанину. Толи увидев свет в конце тоннеля, толи обезумев от запаха дедовых мозолей, хищник вцепился Дрипке в лодыжку.
      Взвыв от боли, дед попытался вытряхнуть зверя из штанины, резко взмахнул ногой. И тут случилось непоправимое.
      Кот благополучно вылетел наружу и благополучно приземлился на все четыре лапы. Но от всего остального благополучием и не пахло. Лестница накренилась и стала медленно падать, рассыпаясь на части. Потом она упала. Дрипка остался на березе. И тишина...
      
      – М-мяу-у-у, – сказал кот удовлетворенно. Еще бы, он теперь был на земле, и до бедного Дрипки ему не было ровно никакого дела.
      Кот лениво потянулся и не спеша, уверенно направился прямиком в дедову избу.
      – Ты куда?! – завопил Дрипка. – Не смей! Это мое сало!
      Никакой реакции. Жизнь деда окрасилась в черные тона.
      
      Долго ли, коротко... Солнечное утро застало Дрипку все в том же положении. Во всю пели петухи, мычали коровы, начали раздаваться людские голоса. Вскоре из соседнего дома вышел заспанный тракторист Илюха.
      – Илья, – негромко позвал Дрипка с дерева.
      Тот ошалело уставился на деда и протер глаза.
      – О-о-о, черт! Неужели опять она?
      – Кто она? – удивился Дрипка.
      – Белая горячка, – пояснил Илюха.
      – Нет, это не она, это я.
      – Фу-у, напугал. Ладно, тогда я пошел.
      – Илюша, не уходи. Помоги мне, сними меня, – взмолился Дрипка.
      – Зачем? – удивился Илюха.
      – Как зачем? Надо. Что же мне тут век сидеть? Я уже устал и в уборную хочу.
      – Ладно, – согласился сосед, – обожди минуту, сейчас сниму.
      Он скрылся в своем доме и вскоре вышел, держа в руках фотоаппарат. Илья выбрал ракурс поинтереснее и нажал кнопку.
      – Готово, слезай.
      – О-о-о! – заголосил Дрипка. – Илюша, я же просил по человечески, как соседа, снять меня, а ты меня фотографируешь!
      – А какая разница? – не понял Илья.
      – Такая. Меня надо с дерева снять, а не фотоаппаратом снять.
      – С дерева? Так ты что, слезть не можешь? А я думал, хочешь сняться на память. А как же я тебя сниму? Высоко, не достать.
      Илюха подошел к березе и попытался стряхнуть деда. Получилось не очень. Береза была толстая, тряслась плохо, да и  Дрипка вцепился в ствол изо всех сил.
      – Не получается, – вздохнул Илья.
      – Да, что ты меня трясешь будто я майский жук! Это жуков майских на рассвете трясут с деревьев, пока они сонные.
      – А что делать?
      – Не знаю. Придумай что-нибудь.
      – Ладно. Пойду думать.
      Илюха отошел чуток в сторонку и стал мыслить, потирая лоб. Процесс этот, как подозревал дед, мог затянуться надолго. Дрипка тяжко вздохнул.
      
      А в это время по улице шел Мотей. Куда его несло в такую рань неизвестно, но принесло, однако ж, к Дрипкиному дому. Мотей увидел такую картину: на дереве сидит его лучший друг в расстроенных чувствах, а внизу стоит Илюха, чешет темя и глядит исподлобья. Видимо загнал Дрипку на березу и думает, какую бы еще пакость сделать. Тут дед Мотей счел своим долгом вмешаться.
      – Ты что ж, гад этакий, делаешь! – закричал он, с грозным видом подбегая к Илье. – Да я тебя сейчас на... накапутирую! – и встал в боксерскую стойку.
      – Чего?! – взревел Илюха.
      – А... Ты это самое... – проблеял Мотей, – а я думал...
      – Чего думал?
      – Это... обознался я. Да. Обознался.
      – А может, обосрался? – донесся с дерева голос Дрипки.
      – Я? Не-а. А почему ты на березе? Что опять натворил?
      – Он слезть не может, – пояснил Илюха.
      – А нафиг тогда залез? – недоумевал Мотей. – Дрип, а я чекушку принес! Гляди,  все равно не слезает! Значит, точно не может.
      – Значит, не может, – согласился Илья, – вот я и думаю, как его оттедова снять.
      – А чего на улице думаешь? Пошли к нему в хату, сядем за стол – за столом думать веселее.
      – И то верно, – кивнул Илья, – пошли.
      
      Они скрылись в избе. Дрипка подождал, подождал, потом издал рев раненого носорога. На крыльце нарисовался жующий Илюха.
      – Чего орешь? Не мешай нам думать. О тебе же беспокоимся.
      – Кота выгоните! Он мое сало сожрет!
      – Нет там никакого кота. А сало твое жесткое. Бражка, правда, ничего, ядреная. Да, ты не боись, мы много не выпьем. Так, для работы мысли, маленько.
      Илья снова исчез в доме.
      
      «Маленько» это, по Илюхиным понятиям, литра три-четыре, прикинул Дрипка, и на душе у него стало еще тоскливей.
      
      А, между прочим, в уборную действительно хотелось. И хотелось с каждой минутой все сильнее. Эх, чему быть тому не миновать, решился Дрипка и рывком спустил кальсоны. Снизу донеслось многоголосое «ах». Дед мгновенно вернул кальсоны на место и обернулся.
      На улице собралась изрядная толпа народа. Здесь были мужики с косами и вилами, бабы с граблями, старики с клюшками и старухи с авоськами. Даже малые дети были здесь и, ковыряя в носах, с изумлением таращились на Дрипку.
      – Видали? – ехидно проговорил один из стариков. – Он, ведь, задницу нам всем только что показал, всему обчеству. Как это вам понравиться? Вот так, мол, я вас всех уважаю! А то некоторые говорят: безобидный, мол, старик. Смотрите, защитнички! Дай ему волю, он  на голову всем нагадит и вам, защитнички, первым.
      – Ни стыда ни совести, – согласилась Кузьминична, – ведь дети тут, а он при детях такое...
      – Папа, – сказала девочка лет четырех, – а дедушка что, на дереве живет? А давай ему скворечник построим.
      – Нажрется до беспамятства и вытворяет черти-что, – добавил какой-то мужик с бородой. – Слазь оттуда, охальник, хватит деревню позорить! И так уже на весь район ославил.
      – Да, уж, – подхватил ехидный старик, – он да его дружок Мотей – сладкая парочка, бродячая легенда. Эх, взять бы их обоих за шкирку и коленом под зад. Удивительно мне, что Мотей с ним вместе на березе не сидит.
      – А может и сидит, – снова встряла Кузьминична.
      – Как это?
      – Так он же от пьянки позеленел весь, вот его в листьях и не видать.
      
      – Уважаемая публика, – взмолился Дрипка, который ощущал сильнейшие позывы в кишечнике, – отошли бы вы подальше от забора, а то как бы вас того... осколками не задело.
      Толпа отшатнулась и загудела. Какой-то мальчиш-плохиш кинул в деда камнем и попал.
      
      – Что здесь происходит? – спросил подошедший участковый милиционер Петя Раков.
      – Вот, дед Дрипка опять хулиганит, – объяснили ему.
      – Дрипей Архипыч, немедленно спускайтесь вниз. Именем закона, – потребовал участковый.
      Дрипка не подчинился. Да, и как он мог подчиниться, если он терпел из последних сил?
      – Повторяю, немедленно спускайтесь, – настаивал Раков, – это мелкое хулиганство, административное правонарушение. А неподчинение властям – уголовно наказуемое деяние.
      – Как же, подчиниться он! – сказал давешний вредный старик. – Он только что всему обчеству задницу показал, а на тебя Петька ему вообще плевать вместе с твоим законом.
      – А еще у него граната, – добавила Кузьминична. – Грозился всех нас осколками порешить ежели не отойдем.
      – Да, да, – закивали окружающие.
      – Вот как? – посерьезнел участковый. – Ну, насчет гранаты он, положим, заливает. Где у него граната? В штанах что ли? Однако показ задницы в общественном месте это уже злостное хулиганство. А может даже и злостное хулиганство совершенное с особым цинизмом. Так-так, это уже серьезная статья. А если принять во внимание что при сем присутствовали дети... Так-так... Это что ж получается? Развратные действия в отношении несовершеннолетних? Ого, в нашей деревне и такое громкое дело! На весь район прогремит, на всю область! И кто раскрыл это преступление? Петр Раков! Приказываю немедленно слезть для составления протокола, который будет направлен в район для возбуждения уголовного дела. Вы арестованы. Руки вверх!
      Дрипка не реагировал. На его лице были написаны сосредоточенность и страдание. Если не знать истинную причину его сосредоточенности, можно было подумать что Дрипка медитирует в свете восходящего солнца.
      – Да, проблема, – почесал затылок участковый, – не стрелять же в него в самом деле. Тем более патронов нет. Как же его достать?
      – Это пожарную команду надо, чтобы его доставать, – пошутил кто-то.
      – А что, это мысль, – оживился Раков, – у них лестница длинная, должно хватить. – Пацан, – он взял за плечо мальчиша-плохиша, любителя кидаться камнями в несчастных, застрявших на дереве стариков, – сбегай, позвони в пожарную часть, пусть приедут.
      – А что сказать?
      – Ну, скажи: горит что-нибудь. Придумай сам.
      
      Пацан умчался. Толпа на улице все густела. Похоже, вся деревня, наплевав на работу, собралась у Дрипкиного дома. Некоторые уже расселись на бревнышках как в цирке. Некоторые уже разливали по первой. А кое-кто даже и по второй. Дед наблюдал все это сверху, наблюдал машинально, ни о чем не думая. Ни о чем кроме того, как бы не опозориться окончательно.
      
      Мальчишка вернулся.
      – Ну, что? – спросил Раков. – Вызвал?
      – Вызвал.
      – А что сказал?
      – Сказал – склад горит.
      – Какой склад?
      – С вином.
      – А они?
      – Сказали – уже выезжают. Еще сказали, чтобы мы сами не тушили, их ждали, а то, говорят, взорваться может.
      – Молодец, – Раков потрепал пацана за вихры.
      Собравшийся народ заметно оживился. Действительно, представление намечалось прелюбопытнейшее.
      
      Пожарные примчались минут через пятнадцать. Удивительный рекорд, если принять во внимание состояние сельских дорог. Прибыло сразу восемь пожарных машин, они выстроились в очередь, готовые немедленно приступить к ликвидации пожара. Не обнаружив признаков последнего, старший первой машины недоуменно уставился на участкового:
      –  Пожарных вызывали? Где горит?
      – Спокойно, граждане, – сказал Раков, – пожар – ерунда, мы его уже потушили. Здесь дело посерьезнее. Надо опасного преступника обезвредить. Вон он на дереве сидит. Возможно, вооружен гранатой. За оказание помощи получите поощрение от начальства. Разрешаю приступать.
      
      Пожарные начали было выдвигать лестницу, но потом их старший покрутил ус и сказал:
      – Ребята, а чего мы жизнью-то рисковать будем? Преступник опасный. Давайте его из брандспойта собьем.
      Раскрутили рукав, прицелились. Дрипка открыл рот от изумления.
      – Давай! – скомандовал старший.
      Мощная водяная струя ударила в деда, оторвала его от ствола. Дрипка вцепился в ветку, распластавшись в горизонтальном положении. Через мгновение его кальсоны слетели и отправились в свободный полет. Еще через пару мгновений в полет отправился и вопящий дед. Кальсоны еще находились в воздухе, а Дрипка уже совершил посадку в зарослях крапивы, где и скрылся с головой.
      Впрочем, не надолго. Еще через секунду он выскочил и помчался в глубину огорода прихрамывая и подвывая. Участковый, выхватив из кобуры вместо пистолета почему-то штопор, ринулся за ним. Вся толпа бросилась следом.
      
      Дрипка несся с огромной скоростью, лавируя между гигантских лопухов. На своем огороде он знал каждую тропку, каждый звериный лаз в многолетнем буреломе. Это и позволило ему на какое-то время оторваться от преследователей. Задыхаясь, дед ухватился руками за полусгнивший пень и тут увидел злополучного кота. Кот сидел возле забора и издевательски улыбался Дрипке.
      – Вот ты где, гад! – зашипел дед. – Из-за тебя все. Ты на меня беду накликал своим воем да плачем! Ну, теперь-то тебе несдобровать!
      Дрипка, не разгибаясь, бросился на кота, но тот, не будь дурак, юркнул в дыру  забора. Дед не успел затормозить, его голова юркнула вслед за котом, но плечи, хоть и не особенно широкие, не пролезли. Дрипка потянул голову назад и понял, что застрял. Сзади нарастал шум погони.
      
      На душе у деда вдруг стало спокойно-спокойно. Сил бороться уже не было. В уборную тоже не хотелось. Прямо перед своим лицом он видел сладку-ягоду-малину, такую сочную, ароматную, соблазнительную. Дрипка вытянул губы и сорвал ягоду. По его языку растекся ни с чем не сравнимый вкус, и дед расплылся в счастливой улыбке, которая, впрочем, быстро исчезла с его лица. Вслед за ни с чем не сравнимым вкусом малины Дрипка ощутил ни с чем не сравнимый вкус лесного клопа, притаившегося на другой стороне ягоды.
      
      
       Апрель 2008г.