роман Папачупс

Роман «Папачупс»
Часть первая  « Метис - М.А.Г.»            

«Душа в огнях потерялась, видимо празднует пост, трамваи в ушах громыхали, как в преисподней черт, страшно стало и пусто, пред выбором новым судьбы, где же ты смелое чувство? Чайки тебя унесли!?»






                1.


           Осторожные лучи словно пальцами ложились на холодные серые стены,  прозрачным мелом проводя границы света и тени,средь улиц, дворов, комнат, переулков,  навстречу сумеркам, что то освещая, а затем и вовсе прекращая. Если взглянуть то здесь не хватало живности вроде птиц, собак, кошек, а красной рыбы, крабов, икры,хоть вёдрами. Наступал вечер, и у северного лайнера как себе представил зажигалась иллюминация. Следующее утро всё вдруг повторялось, и это  казалось удачей, два дня, гладкое как бильярдный шар,только не белое а голубое небо. И снова лучи гнулись, но не ломались,текли по стеклам, глазам, фарам,иногда вдруг искрясь бенгальским огнем. И сколько не радуйся, а  после обеда  пошел  снег, сначала так словно щадя, мягко оседая на головы и плечи, а затем повалил. В такую погоду она обычно не гуляла, предпочитая ждать, чтоб  ребенок не капризничал,но в тот раз попала как раз в смену погоды. Наблюдая из окна, жалел ее, видя, что ребенок плачет. Верно проголодался или хотел спать, а может ветрено, снег в лицо или надоело в санках сидеть.Мало ли что. Не мой  ребенок, а думаю зачем то.Из за неё. Что то, не так?Что то!
          И чудно, что  встретил ее здесь, на Колыме. Чуднее уж некуда на краю земли. Как и разочарование знать, что есть муж,семья. При встрече она так и сказала – Извини чувак, я замужем.- чувак, сам добавил, от того что как опущенный в воду стал.  Молчал,хандрил, а  что  еще оставалось.Казалось конец надеждам. Ведь  знал, что нужна, пусть и банально, для тепла, для сердца, для души, короче для главного, и поэтому не хотел знать, что будет дальше, да и не знал какую цену надо платить. Одно её присутствие, делало  появление здесь, не просто осмысленным, а даже, счастливым. Бывают же совпадения.
           Незадача, из уважения,  не мог даже намекнуть ей на близость. И это мучило. Снилась. Ведь мне только 23, а у меня уже фальшстарт случился. А что хотел!?  Столько времени прошло. Почти пять лет, уже и надежды нет, а она, есть! И сейчас под жесткий скрип,хмыкнув, хотел сказать кровати,а нет морозного снега,  родилось что то неуловимое, вроде объятий, и понимания, что  не спроста нашел.
          Точно,она скрывает, что несчастлива? Муж не оставляет выбора!? Ей требуется поддержка. И вот появляюсь, и,она в изумлении озаряется улыбкой радости, но быстро берет себя в руки. Сильная!  Лик блекнет, оглядывается. Муж ревнив?  Но откуда то знал, что  думает и теперь, будет думать, и радовался, глядя в окно на  усиливающееся снежное падение,  идущее сплошной стеной,  и засыпающее ребенка, прохожих,  машины, корабли в порту, все, все, весь мир бессчетным количеством пуха, но только не ее,она перед глазами.
           С мужем, видел  ее редко. Муж как муж, крепкий, такой. И скорее вышла за него, по любви. Так что ж теперь,  оставить надежду? Тогда надо на материк, а не улетаю.  На что то надеюсь. Что то держит!? Оставлять надежду не хотел, как собственно и жить здесь, словно и не жить. Время  остановилось меж бухт. Забрать бы ее и  на большую землю.
           А то, сколько травить душу, мутью отраженной в заливах и скудностью похожей на шлак земли. И  к тому же случившемся здесь, с сотнями тысяч людей горю, бесстрастно запечатленных в статистике Н.К.В.Д. и бесстрастных рассказах чудом выжившего  Варлаама Шаламова. И сейчас даже вареные крабы и пиво с водкой не в силах снять налет, непроницаемого смога,и душевной печали. Да как снять если  отскоблить не по силам, не человеческого масштаба задача вырисовалась в странный узор. Оказывается народ расплатился за содеянное в 17-м и дальше!Кто сказал!? Ты это сказал? Нет!Так что ж мараешь сомнениями!Не гневил бы Господа!И молчу потому что сказать в ответ тому кто наперед знает за что Бог прогневает, это такая,битва с ветряками, которая на самом деле есть демагогия, и кто ей овладеет тот  то от имени народа, а потом и именем Бога рты пулей прикрывал. И поэтому молчу до поры.
             Иногда бухал хотя в девяностом здесь на Колыме  с этим  проблемы. Отголоски Горбачевского закона. А на севере без спирта, тем более с работягами, нежелательные пертурбации  происходят, и вспоминаешь, как водка превращается в масло. Аж слюни, текут. Корабля со спиртом ждут все, и местечковая мафия одним из скрытых членов, которой  и был Анин муж, хотя возможно их коммерсант, который и занимался розливом. Это только предположение, и само собой ждали,все остальные. А мафия, чтоб взять свою долю и разлить водку, а народ, чтоб пить ее, для настроения, или для лечения, а также для преодоления, северной ночи. Тогда ж в местном обороте появилась ядреная, прожигающая желудок, китайская водка. 
           Считаю,  сам на сам выпить и то лучше, чем с бригадой, мастера которой, в основном  бывшие зэки.  Такие матерые, запойные, жиляги, и урки. Дружить с ними невозможно, но все ж старался,  по интуиции  понимая,  что сдадут в любое время. Им никого не жалко, в том числе и себя. Так, собственно и вышло, они то знали, что бригадир меня по зарплате накалывает, но молчали, предпочитая не вмешиваться. Да  собственно их  и не виню, от того что они сами еще сильнее зависели, и им  плевать не то что как я  там вкалываю за троих, им пожалуй вообще на все в мире плевать, кроме выпивки и даже на себя. А бригадир еще к тому ж,  по их же просьбе хранил их  бабки, так как обычное дело по бухне,  мастеров не раз грабили свои же бродяги.
             И вот после пяти месяцев, снегопады и морозы, сковали  душу заклепками, похожими на самолетные. И дальше казалось, юный месяц,  кувалдой  плющит их стальные головки, разрезая  автогеном северного сияния, ночной воздух и разрубая кайлом, на куски, льды облаков. От  этого пятиэтажного кубизма, все наполнялось гулом, и особенно  звездное небо, грозящее от  непомерно громкого желания, томления и любовной болтанки,  оторваться и  улететь в бездонную трубу  космоса. Да и бошки чертыхались, перед всеядными космическими челюстями.




                2.


                После армии искал ее,но не находил, хотя везде мерещилась. А где искать? Если даже мать не знает! Вот  смотрю на фото в журнале. Две  особо понравились. На одной девушка, кормит птицу, и вокруг их много, а чуть в стороне  парень стоит и смотрит. На второй прислонилась к изгороди из двух жердей. И  смотрит так. Небо затянуло, ветер, гнет, треплет и несет провисшие обрывки. Несмотря  на то, что погода пасмурная, на лице девушки радость. Еще б! Вот ее парень, стоит и смотрит с  восхищением. Что еще!? Хотя много чего, но то уже вторично. Вот также на фотографии, светлая влюбленность наполняет  и согревает.
                Хотелось так, но ее,  тогда  нигде не было, а дружок Богдан, не подумайте, что Богом данный, изредка подгонял, крупногабаритных, замасленных официанток,и продавщиц винных и мясных отделов и других  представительниц сферы обслуживания. Упитанные тети!
               Спасибо что хоть так.  Правда, наш  опыт резко контрастировал, особо с моим желанием  пообщаться, потом проникнуться чувством, а уж затем. Все что то выдумывал. С ними приходилось начинать быстро и сразу, а если не так, если тянул, то выпив они сами разрывали дистанцию, и затем им надо было подольше и сильнее, но у меня не получалось, а они казалось нервничали, что оставляло неприятный осадок от общения. Мало того что от них часто пахло пищей, едой, кухней, и они  всегда хотели чего то еще большего чем я мог, они  к тому же часто хамили, и я никак не понимал, что это они так шутят.
 – Молодой - кивали они Богдану, на меня, - Не делает вещи.- Да, я еще не был изощрен в тонкостях плотских утех, но что делать, возраст, еще давал шансы на исправление- думал я.
         Сам Богдан пользовался среди общепита, повышенным спросом, вероятно за рост и нездешнюю гуцульскую смуглость, и еще за природный дар. Поэтому легко  догадаться, почему у него каждые два дня появлялась  новая дева, а у меня годами одна. Догадывался, что просто разные люди. Совсем разные, а такие, как известно, притягиваются.
              Склонность к зазнайству и звездной болезни проявилась у него сразу, когда  в конце восьмидесятых, с началом ларечной торгово - закупочной эпопеи  появились  деньги.  Зазнавался Богдан и раньше, когда недолго по отцовскому знакомству, работал таксистом, и затем по той же линии, водителем на мясокомбинате. Тогда он тоже становился вдруг жутко деловой и  недосягаемый, особенно в такси, ну такой бобрище неприступный, а потом на мясокомбинате, ладно бы на колбасе, так на обычных котлетах сидел, но так закрахоборился, что не дал пацанам, на закусь с лотка, этих самых котлет. Да ладно бы без денег, так ему сверху  давали, а он зажался, или зажрался, я уж не знаю, а вот не дал и все. Мне отчитываться надо говорит, то да се, так что ярмарочные  хотели уже его тут же возле пошарпаного газона, уронить, и попинать, но повезло от того, что стал возить продукцию в другие магазины и на ярмарке в тот период, больше не появился. Нормальным я его помню, только когда он болевшей маме, работавшей почтальоном, помогал с разноской. Тогда он был чистый помыслами и весь в трудовом мыле. Глаза сверкали праведным огнем. Потаскаешь  по подъездам полную газет почтальонскую сумку. А тогда с ярмарочными, он, конечно, что то почувствовал, и вовремя поменял маршрут. Интуиция надо заметить у него имелась, звериная. Опасность чувствовал, как травоядный в буше.
            Так вот тогда он, тоже чуть хапнув деньжат, мгновенно задрал нос. Говорил с окружающими, в число которых как не странно вошли и родители, как бы нехотя, снисходительно, с трудом терпя и выкраивая время для общения. Занятый зазнайка! При этом старался не смотреть в сторону собеседника, словно опасался, что тот примет  это за благорасположение и  попросит денег или услугу. Таков он был трезвый. Пьяного же не остановить.
           Выражение – Гуляют все! - это о нем. По пьяне, бабки улетали, без счета. А  по трезвому, жадничал, жилил. Обычно  выговаривал, что ему сильно некогда, а тут  еще  я мешаюсь. Находясь под грузом воспоминаний, о прежней дружбе, пока еще терпел его гнусавое недовольство – Ну ладно. – говорил он в нос. – Что у тебя?-  Отвечал, что ничего. Просто зашел! И тут, наконец, он недоуменно поднимал глаза, и возмущенно тянул. – Ничеегооо, проооосто!?- - Да ничего! Просто зашел. -  - Просто он зашел! Тогда извини дружок, мне еще за товаром надо, потом еще в одно место! Просто он зашел! - Во мне сразу так из-за его «дружка», что то гасло, а затем  вспыхивало бешенством. - Дружок!?- возмутился я, вслух. – Да пошел ты на хе-ер! Со своим дружком! Сам ты дру-жо-к!- и уже разворачивался, чтоб уйти, как он, мгновенно задумывался, словно вспоминал, кто для него и с кем прошло его, сопливое детство, потому что в начальных классах сопля у него реально висела  до губы, а тем более кто его привел в спорт и поэтому он быстро извинялся. – Ладно, Санек! Запарился совсем.- А  про себя думал. – Что же это за такое, пока  не пошлешь подальше стервеца,  даже  разговаривать не желает. И молчал. – Не серчай! Приходи сегодня к семи сюда же, поедем, посидим, отметим. -  - Ладно, только. - выскочило у меня. - Что денег  нет? Ничего!  Угощаю. - на этом жали руки и расходились. Он гордо сел в 24- ку и снова куда - то ехал по делам, шурша по сырому асфальту.
         - Вот везучий – смотря, вслед думал я. – И в почте и в такси, и на мясокомбинате работал,  и вот сейчас ларек на вокзале, в самом лучшем месте, у остановки. И чем только они там не торгуют, начиная от лифчиков и тазепама и заканчивая хурмой и мимозой. Денег завались. – Лишь бы не вышло как в прошлый раз – думая про сегодняшний вспоминал недельной давности, вечер.
          А тогда, Богдан весь вечер кормил и поил двух дородных официанток, а потом  уже хорошо выпившие, поехали этим же составом, к нему на съемную хату. И вот он, что то начал меня подкалывать, перед ними. Терпел, терпел, да и не вытерпел. Кинул в него с переднего сидения двадцати килограммовый брикет сливочного масла, который он дал держать. Он поймал, проявив вратарскую реакцию. После того как кинул, сразу попросил водилу тормознуть.  Притормозил  у обочины. Богдан выскочил, за мной. Нет, не драться, от него этого не дождешься. Как всегда успокаивать стал, и уговаривать ехать дальше, но я заупрямился и  послал  подальше, для себя объясняя, что ну не понравились мне его официантки, ну не мое это и все.
          Тогда он уже напыщенный, но еще не напуганный, а вот после полугода ларечной торговли и кайфуши, у парней которые их и поставили  торговать, возникли  вопросы по поводу нехватки приличной суммы. Деньги  братвы, и их по любому придется отдать. А их уже нет. Прогуляны и пропиты. Вот и пришлось Богдану под отцовским диваном прятаться и не дышать, когда спортсмены входную дверь выламывали.
            Тогда спасся. Не нашли под диваном, но видимо понял, что дело пахнет кровью и никто с ним церемонится не будет. Отец срочно продал не новую вазовскую шестерку  и расплатился за горемыку бизнесмена, пока братва, его на счетчик не поставила.







                3.

               


              При встрече с ней,  испытал,  головокружение  почти спазм на  долю секунды потеряв пространство. Не мог поверить, что в далеком Магаданском переулке произойдет наша встреча. Как бывало в детстве, сталкивался в безлюдном месте, с  человеком, похожим на сказочного злодея, вроде людоеда. А с ней  конечно  по другому, хотя бы без страха,  а так что от неожиданного счастья  перехватило дыхание,  и душу  переполнила радостная немота. Сравнить почти не с чем, разве что с детской любовью родителей.
          А раньше  когда  в темном подъезде,видишь злодея, или скорее только показавшегося им, обычного жильца с верхних этажей,  и  с замиранием ждешь, что же дальше, и не дышишь. И еще поллоктя до входа, а шагов, не слышно, утонули в  биение. И  кажется, что оборотень,  стоит за спиной и протягивает  мохнатые, когтистые лапы.  Слабнут ноги, мутнеет рассудок, пока не коснусь ручки, и дальше рывок к спасению и лишь бы ребенка не сбить. И с Аней,  почти то же, но только в обратном направлении, да и содержание не то. Радостно, прекрасно, а как точнее сказать, словно получил награду!
           А душа все стерпит. Хотя вот говорят скажишь так и будешь всю жизнь терпеть.Предрассудки!? Она и душа и я в тонусе и поэтому с ней  светло и  забываешь о мрачном периоде, а тем более, что по сути своей душа, это что-то еще более легкое чем даже газообразное и  еще невидимее, даже супер новому микроскопу, новая сверх малая частица. А на самом деле старая как сам мир!  И в ее отсутствие вслед за тонкорунным голоском тоски вдруг, ощутишь, что  ею внутри окрашено всеми, цветами  вплоть до розового,  небесного, а случается и  черного, и  накачено под завязку, особенно сейчас, когда встретились, аж лопается. Пусть и грубо, но почти, как камера  лишними атмосферами. А стоит чуть спустить или перекачать  и уже плохо управляешься. Также когда жарко, воздух расширяется, и на  скорости колесо может лопнуть, так и душевные переживания, норовят вырваться, как воздух из колеса, на полной скорости  разрывая скаты.  И если вовремя не ослабить напряжение, может и в правду, рвануть, до потери управления, просто на разрыв Солнца в груди. Боюсь, японцы не переживут такого, а с ними и мы.
            В суете, душу не замечаешь. Кажется она даже мешает! И нет никакого желания, да и повода отделять ее от тела. Отделяться же она и сама не хочет даже, когда  сильные  переживания и испытания, даже когда тело изранено, все равно, держится родная крепко.  В такие моменты, бывает лучше не подходить, опасно, словно все 6000 вольт подвели, и идет борьба, не за жизнь, а за вечность.
            И конечно лучше не доводить, но это от нас не зависит, и без переживаний оно спокойней, и безопасней, но не факт что интересней. Мне вот как то показалось, что по настоящему любить могут только очень крепкие люди, просто атлеты, потому что нелегкая это задача так выкладываться. Не каждому по плечу! Да и чтоб получить надо сначала что то вложить. И вложить не хило, не по детски! А тоска и тревога быстро, почти реактивно заполняет пустоты! Природа не терпит никакой пустоты, кроме пожалуй вакуумной. Без переживаний легче конечно на первый взгляд, жить,  пить, есть, спать. Но все равно сразу крутит, и подначивает, что пресно и слабо. И уже по- другому, ждешь предъявы, что  как то все, без волнений, а это же само по себе волнение. Поэтому то если переживаний нет со стороны, то сам себе, их придумаю, выдумаю для профилактики. Сам не знаю как, а порой  и на ровном месте! Так, что, кажется присказка - Ничего не знаю, моя хата с краю – это не мое. А попадешь в не однозначную ситуацию, и получается вдруг мое, еще как мое, и думаешь уж лучше пусть с краю, как сейчас, чем в  эпицентре, совсем в пыль разотрут, а еще ничего и не видел. А это малодушие.
             А то, случается, душа,  словно атрофировалась  и докричаться сложно. Но  все равно можно,  как не крути, она есть, а все ж общепризнано, что  к тому ж Божественная консистенция. Кто то, усомнится, и скажет спорно. И я один из них, наверно пока рядом кто- то не проутюжит так что пар не выйдет, и все равно  большую часть времени, сам реально сомневаюсь, есть Бог на земле или  нет. Особенно когда где -то творится  зло и преступление, а преступникам никакого возмездия как не было так и нет. Потом глядишь, все хорошие которые протестовали умерли, а душегуб и тиран до сих пор здравствует как не бывало.  Отличный пример для того кто хочет стать антихристом и деспотом. Хоть малое зло, еще не вызывает таких глобальных сомнений в Божественном, но зарождает, и тихо, час за часом, сочится, застывает и снова мучительным скрипом режет стекло новостей, мембраны чуткого слуха. Нет Бога! Бога нет! Если б он был то такого бы не допустил!
           Вот когда много зла, то я уже, не в чем не уверен, и слова о промысле Божьем начинают иметь поверхностное значения, вроде отговорки, но даже тогда если необходимо, сделать выбор, то  стараюсь делать так, будто Он есть, и  я боюсь его гнева. Честно боюсь, по-настоящему, убеждая себя в сотый раз, что опять убедил и рад. С похмелья сразу не так жутко, когда у него прощения просишь.
          Словно активирую Бога хорошим поступком, чтоб радоваться, но когда случаются срывы и делаю заведомо плохо, то оживляю уже страхом перед ним. Понимая, что просто нет  другого выхода. И собственно не было никогда!  Такое поведение заложено и поэтому физически необходимо, чувствовать хорошим, добрым, хотя чувствую что если надо и свое зло, смогу объяснить  и уговорить, что совершил во имя добра. Вот как. Смогу ведь! С некоторыми постулатами морали  не согласен, потому что они не кажутся божественными, а  скорее придуманными, чтоб легче закабалять и управлять.
           Еще иногда,  кажется, что кто во что верит, тот за то и получает. Обращая  внимание, мы словно кликаем «мышкой», а на самом деле мыслью, движением, взглядом. И оно откликается! А как ответят это уже вопрос к глобальному, к Богу и есть. В этом и вера и магия и здравый смысл с нездравым вперемежку.
            Вот сейчас кликну и вспомню детство. Вызову в себе. И пойму, что бывало по - разному, и так и сяк. Случалось, папу ждали с работы допоздна.  Мама переживала, что придет, выпивший, а он приходил трезвый как стеклышко, но уставший. С аврала или аварии. Лицо и руки  обветренные, грубые в ржавчине, пропахшие куревом. Мама кормила его картошкой с луком. А  когда готовила, вся квартира наполнялась запахом  жареного лука. И сама плакала, когда резала, и я любил эти слезы. Приходил со школы, и бывало, так взгрустнется без нее, что на середине забрасывал домашнее задание, запирал дверь и убегал к ней на работу, через овраг, по разобранным серым деревянным мосткам, через речку – срачку и дальше, взбираясь по полуразрушенной  скрипучей лестнице, к скотобойне.
            Сразу после подъема, резко усиливался  запах гниющих потрохов, доносящийся из под  деревянных заборов, куда их сваливали, к обрыву, и это уже ало- зеленые цвета распада. Часто, в жару там рыбаки набирали беленьких шебаршащихся апарышей. 
           Высокие заборы бойни, увенчанные  рядами колючей проволоки, создавали ощущение каземата, концлагеря, коридора, в котором из прижавшихся, кузовов выглядывали, и мычали добрые коровы и хрюкали слеповатые свинки. За самим  забором стояла тишина и это смягчало мысли о их трагической участи. Кто-то говорил, что животных убивают током и это почему то казалось не так жутко как огромными острым прорезающими жилы ножом. И все это не мог сравнить с фашизмом. Пока шел мимо прислушивался, но ничего не слышал кроме ветра или гула заводских моторов, а от этого успокаивался. За забором царила смерть и ужас, но пока этого не видишь, кажется, что они, где то далеко, и намного дальше, чем кусок вареной говядины в тарелке щей. Мамина фабрика соседствовала с бойней. Позвонив с проходной в цех,  ждал ее,  облокотившись на железную вертушку.
          На проходную она выходила  почти всегда с гостинцем. Иногда если попадал  в обед, то под  ворчание пожилой вахтерши, мама вела меня, кушать в пропахшую пищей фабричную столовую. Она работала на вязальной фабрике и поэтому как говорила, мы с папой были обвязаны, да и с мясом проблем не было, бойня то рядом мужики несли. Папа часто выпивал и  также часто завязывал. Выпивший если его не задевать веселый и улыбчивый, часто шутил и что- то шептал маме, на что она только отмахивалась и говорила- Ребенок услышит! - 
           Хотя мама давно семейная, ее изредка, когда кто то, из молодых болел, ставили во вторую, и поэтому  в такие дни она шла на работу вечером и  возвращалась затемно.
           Когда папа дома, мы ходили ее встречать, к оврагу. Когда же папа уезжал в командировку, то я не ложился и ждал ее  у окна. Однажды на маму в подъезде напал пьяный.  И она с ним так без шума, без крика боролась, таща до нашего этажа. Приставучий оказался. А когда, открыл  дверь, то увидел спину убегающего и на пороге всю растрепанную и бледную маму. По взъерошенному сырому воротнику стекала вода, шапка в руках, а из-за непрокрашенных волос словно только заметил пробивалась седина. Вот такая она, сильная и смелая, моя мама!




                4.


                В 12 лет мы с Богданом побратались. Как полагается по индейски. Сделали порезы на тыльной стороне руки и приложились, ранка к ранке, чтобы кровь Чингачгука, смешалась с кровью Виниту. Богдан перестарался и порезал  сильнее, от чего его через несколько лет за этот шрам и направили на обследование в психушку, на Июльские дни. Он сильно возмутился и наорал на военкоматовского психиатра, что послужило, еще большим основанием для проверки.
                В 14- ть, мы заманили к нему одноклассницу и под сто децибел группы «Зодиак» я сидел на кухне и смотрел в окно, за шухером, а он ее соблазнял. Это происходило примерно так.  Он  приближался как кот Базилио, а она истошно визжала как лиса Алиса при дележе золотых, после чего он отступал. После нескольких  попыток разбудить в ней бессознательное, он с оттопыренными штанами вышел в коридор и сообщил, что она хочет меня. Надо заметить, что от ее крика люди, проходящие под окнами, притормаживали и прислушиваясь, делали тревожные лица и  всерьез переживал что нас заметут с этим придурком. От ее крика Богдан уже нервно умолял - Да не ори ты, никто тебя не трогает, вот ты его хотела, вот и давай, хоти!-
            У меня тоже ничего не получилось, кроме как любоваться ее  юной грудью, но лично для меня и это было достижением. Неожиданно с работы вернулась мать Богдана и мы, под заливистый лай соседской дворняжки, спешно ретировались через заднюю, проходную дверь их квартиры, ведущую в соседний  двор.
         Дальше пока я пропадал на тренировках, Богдан примкнул к более старшим ребятам и сильно обогнал меня в сексуальном развитие. Его наставником стал главный ловелас нашей улицы Ромка З. Тот не долго думая принялся просвещать Богдана и настоятельно присоветовал, вставить «шар». У самого Ромки их уже стояло два. Для пущей убедительности, он показывал, какой силой обладают шары, и как то раз на наших глазах, со всего маху толкнул в сугроб свою давнюю блондинистую подругу. И  чтобы усилить впечатление в добавок несколько раз подряд послал ее на хер! Другая  бы ушла, а эта, по словам Ромки, привыкшая к его шариковым прелестям, если даже он ее отпинает, все равно ползет обратно. - Ударь меня еще!-просит она.- Ну, ударь!- а я весь в растерянности, в непонятках, мозахистка что ль  думаю нахер, попалась!? И давай ее пи-дить, а она тащится !-  И вот чтобы подтвердить сказанное он снова и снова, бьет ее перед нами по щекам и оскорбляет, а она лезет, как какая то, оглашенная, обратно. Жмется и виснет у него на шее – А все они, шары родимые! – хитро улыбаясь, замечает он и вторя ему мы тоже делаем  окончательный вывод. Так как мы все, а особенно Богдан, в шоке, от такого стопроцентного эффекта. И телка такая видная, что не подступишься если где встретишь, а несмотря на  унижения  лезет и лезет, к такому неказистому Ромке. – Сила!- говорит Ромка, - Сила! - вторим мы.
              В довершение в один из дней, он спрятал Богдана у себя дома за шторами межкомнатной ниши и  на его глазах соблазнил ту самую неприступную одноклассницу, которая визжала как резанная под «Зодиак». Богдан остался в недоумении от умения Ромки забалтывать  красавиц, а мне так задумчиво с сожалением в голосе заметил, что у одноклассницы, не только буфера, но и пи-да  красивая. После такого, несмотря на страх перед экзекуцией Богдан согласился вставить  шар. Сам шар делался из обрезка зубной щетки. Его шкурили и полировали до шарообразного состояния. Затем выбрали время, чтоб никто не помешал и Ромка вооруженный отверткой, молотком, одеколоном, бинтом ватой и йодом, начал экзекуцию. Богдан с опаской выложил свое достоинство на табурет. Бледность его смуглого лица настораживала, но только не Ромку.
                Я и еще один чудак по прозвищу «лысый» стояли в коридоре в ожидании, с двумя бутылками портвейна взятого по заданию Ромки в шинке,  на Богданские деньги. Такова была плата за шар. А внутри квартиры Ромка заговаривал, зубы испуганному Богдану и потом как заштатный гипнотизер, резко приказал.- Отвернись и не дергайся, сейчас тебя в х-й комар укусит!- Богдан так и сделал, а Ромка в тот же момент, оттянул кожу, поставил в нужное место отвертку и  ударил молотком. Отвертка пробила кожу. Богдан дернулся, айкнул, но стерпел. Увидев, что закровило, его бледность стала еще бледней. Затем Ромка умелым движением взял, заранее приготовленный пластмассовый шарик и засунув под кожу, сразу все обильно смазал йодом и мазью, и заматывая напутствовал.- Две недели будет болеть. Нужно смотреть чтоб не гнило, смазывать стрептоциткой. Может  гноится, но ты не бзди. Понял!- - Да-а-а – морщился от боли Богдан. – Ну тогда с тебя бутылка зема!- бодро убирая реквизит заметил Ромка. – Без базара, хоть две, лишь бы.- опасливо согласился Богдан.- Я те сказал не бзди! Значит не бзди! Прорвемся! Ничего с твоим х—м не будет. Проверено!-
            – Теперь я тебе обещаю, вот зуб даю! Теперь зема, все бабы твои бл-ть будут!- уже пьяненький с двух стаканов бормоты, увещевал  Ромка.
            Впервые в жизни бухнул так же с подачи кровного брата. Как то, в спортлагере, после интенсивных  тренировок, Богдан вдруг  сорвался и ближе к вечеру пробежал  пять км по Керженской тайге в деревенский магазин. И вот после ужина и перед дискотекой недалеко от лагеря в прибрежных кустах мы и употребили, ноль пять сорокоградусного кофейного ликера. С нами был еще Костик Е.
            И надо отметить на здоровое тело, оно оказало приятное действие. И поэтому или еще, из каких  глубинных генетических процессов, без выпивки дальше уже редко проходило хоть одно культурное мероприятие. Пили перед дискотекой, перед дракой, после драки, на праздники, после экзаменов, от нечего делать, ради того, что просто хотелось и деньги есть, на спор, или без спора, не говоря уж про дни рождения, похороны, свадьбы, да и просто на опохмел души. Вот так и жили на стакане. Про юношеское ясное не туманное восприятие мира, на долгое время веселых угарных попоек и совсем не веселых отходняков, пришлось забыть.





                5.

                Все говорило о том, что  родился в этот мир, неугомонным непоседой. То, что  не давал маме не есть, не спать, это еще ничего по сравнению с тем, что  все время залезал, куда не надо, падал в лужи, плавал в них, соскальзывал с полированных поверхностей, столов, шкафов, сервантов, даже как то с пианино навернулся, получал за это по попке, жутко кричал требуя в людном месте гэ-гэ, так  называл грудь и утолив аппетит, снова убегал и делал то же самое и раз за разом, только еще хуже, разбивая лоб, руки ноги, голову уже в кровь. Мама с ужасом вспоминала, как  я любил  балакаться в унитазе и десятки раз на дню, переворачивать для досмотра помойное ведро. Естественно несмотря даже на то, что периодически кусал мамин сосок, раскидывал землю из цветов по подоконнику, разливал сладкий чай и сок по полу и никак не хотел ночью засыпать, а утром просыпаться, в общем портил ей кровь и был порядочной сволочью, но все равно проявляя материнский инстинкт она меня любила.
            Когда немного подрос, то продолжал огорчать маму. Как -то раз, в детсаде в присутствии одно группников ударил промеж ног, огромного хромого парня из соседней группы. Тот так взвыл, что дело дошло до заведующей и меня недолго думая поставили в угол в ее кабинете. Заведующая даже не представляла, какую радость доставила, так как  давно стремился заглянуть в ее кабинет, влекомый огромными яблоками и грушами. Выглядели они аппетитно, но когда попробовал на зуб, оказались не съедобны.
           Дальше больше, как то в деревне  уговорил двоюродного брата Юрку, полезть по крыше к бабушке на чердак, где по всем прогнозам бабушка прятала, что то вкусненькое. В результате Юрка, оступился и повис в самом высоком месте, а я перепугавшись и видя такое, убежал, не говоря уж о том что в городе специально пробегал мимо спящих в колясках грудничков и орал как резанный. Те от испуга просыпались и начинали плакать, а их мамаши гнались за мной и зная маму выговаривали ей потом, чтоб она держала такого психа при себе.
          Мама  в ответ говорила, что хоть и отморозок, но это с лихвой перекрывает то, что честный и заботливый, потому что бывало, пойду и на все свои скопленные карманные деньги, куплю маме и папе подарки. Или куплю батон и кормлю птиц. Мой острый язык многих удивлял. А в школе он развился до такого уровня, что честно скажу иногда даже не мог его контролировать и поэтому на уроках вопреки желанию, он сам начинал эдакие философско – жизненные  размышления, противоречащие не только теме урока, но и здравому смыслу. И естественно, после нескольких таких, его, языка выступлений, у меня вызывали родителей. В тот раз пришел папа. Он как назло приехал из командировки. И вот что ему заявила престарелая классная руководительница. Видите ли за всю свою  долгую учительскую карьеру, она не встречала большего идиота.
         Ну и папа расстроился, и решил меня отправить, в деревню к  маминым старикам. Его то, старики жили далеко на Кавказе. А дед вообще воевал на войне и сидел в Сталинском лагере, но я тогда еще этого не знал. Так вот чтоб там учился и вроде как им помогал. Мама с папой даже ругалась, но он остался непреклонен. У стариков я пробыл, где то с месяц, потом папа под влиянием мамы и бабушки,  сжалился и забрал в город. А там сами понимаете я как рыба в воде.
          А так еще в садике пошли непонятки с моим именем. Воспитатели звали Алишка, а дома звали Сашка, вот и разберись и поэтому  на свое имя вообще не обращал внимания. К тому же в детстве на улицах гораздо большее значение играют прозвища. Они то и отражают, кто ты есть, и кем прощупав как рентгеном тебя видят  уличные. Меня, почему то звали в честь древнегреческого героя золотого руна, Ясона. Может быть, надеялся,что  на него похож. Хотя может и в насмешку над фамилией, кто ж его знает. И согласитесь не самое плохое прозвище. По крайней мере, лучше, чем  прыщ, гуталин, дохлый, или жиртрест, а уж тем более пончик.





                6.

                Когда подрос, оказалось что  метис, и этим все сказано. Правда - же, какое то собачье название, но не злился, а принимал как данность. Чуть позже узнал, что метис это ребенок белого и индианки, а мулат наоборот. Мама русская, а отец иностранец как его называла бабушка, кавказец. Но какой -то светлый, голубоглазый, один к одному русский мужик, мама и то темнее. В общем смесь бульдога с носорогом как бывало, ворчал  дед. Не обижаюсь, когда так называют, хотя есть в этом,  что то обидное, нечистое что ли. Иногда жалеешь, что не к тем не к другим на сто процентов не относишься. Поэтому и те и другие принимают с натяжкой, в общем есть на что свалить, какие то непонятки. Когда другого человека называют метисом, обычно мне, режет слух, и хочется заступиться, а про себя слышу и как то нормально. Что ж так  получилось, что не к тем не к другим полностью не принадлежу, поэтому надо смирится и жить.
         Отцовские родственники спрашивают, кого больше люблю, папу или маму, для них отвечаю  папу! Спрашивают,  в горах больше нравится или в Горьком, отвечаю да, у вас, у вас больше! Взгреваются, а мне спокойно и даже приятно, что им приятно! Мамины, слава Богу,  не задают подобных вопросов, они вроде как более покладистые и принимают таким, какой есть, разношерстным и с кучей имен.
            Отдельная история с именем. По документам я Али Гаджиевич, а мамины все называют Санькой или Сашкой. Я уже привык к Сашке, так как и в школе меня  так называли. Отец называет Алишкой. И еще бабушка по секрету сообщила что крещеный как Александр! Так я и живу с двумя именами. И их как будто не слышу! Словно меня вообще зовут ветер, за быстрый бег, или друг, за надежность, или тот же Ясон за смелость или тот же баран за упорство. В детстве и юности как говорил, с именами вообще проблем  не знал. В союзе вроде как интернационал и дружбу проповедовали. Вот только в техникуме почувствовал первую некоторую напряженность, с одним из молодых преподавателей-мастеров. Он все придирался без причины, а я не понимал, что ему надо!?
             А так раньше при союзе вообще  без проблем. Интернациональное воспитание, приносило плоды. Люди, особо, на расу,  вероисповедание, не обращали, разве что помню шутливые песенки про евреев, а так, или мне казалось, но не мне одному,  как и то, что это сейчас в новой России разобщение пошло в массовом порядке, по классовому признаку,по денежному, а раньше так редко, единичные случаи.
                Сейчас многие, слыша или видя в документах мое имя, настораживаются. Чиновники начинают юлить и  усложнять процедуры, а знакомые даже не верят своим ушам и местному диалекту, что я какой то там Али,  тем более что уже прошел с ними много, много раз одну и ту же процедуру, чтобы подтвердить свою русскость. Да, да иногда  напивался и  с удовольствием, ел  свинину. Не думайте, что  кто то заставлял. Самому, тоже нравилось, особо по началу. И  делал это с  желанием,  уже и не особо замечая, все более крепнущее доверие и подтверждение,  с их стороны, что я все же их Сашка, а не какой то там Али. Иногда уставал от этого ритуала и загрустив, думал, что так и спиться недолго! Но отдохнув несколько дней, все повторялось, вновь и с новой силой.  Люди немного расслабляются, и только тогда честно признаются, что если б не мое нерусское имя, они никогда бы не подумали, что я нерусский. Так что видимо лицом я в маму, хотя кто видел папу, скажет, что в обоих. Несколько десятилетий Кавказской войны, наверно не прошли даром, хотя и это очень спорное утверждение. Могут и не понять, хотя что там- На войне как на войне.- Сегодня многие только и ждут повода, чтобы поругаться, но не дам им такого повода.
            Так кто же ты?- почти никогда не задаю себе этот вопрос. Потому что, знаю, что человек, хоть и смесь, хоть и  метис, в котором  течет  бурная как  Сулак отцовская, и размеренная как Волга материнская кровь. Кем себя ощущаю? Вот это, еще, куда не шло вопрос. И обычно зависит от того кто и где задает, тем и ощущаю.
             Когда русские мелочатся, разводят склоки, жадничают, завидуют, неделями не моются и от них плохо пахнет перегаром, пьяно буянят, бросают детей и не уважают старших и как то без причинно ненавидят «чурок», мне кажется, что нерусский. Когда же нерусские, презирают кяфиров, врут, клевещут, не держат слов, обманывают в деньгах, не интересуются культурой, не читают книг, проявляют агрессию, и не имеют жалости к падшим, обзывают русских  свиньями то мне кажется, что  русский.
          Еще так к слову замечу, что русский довольно часто является больше восточным человеком, чем западным, а кавказец случается и ярый западник. Это я к тому, что западная цивилизация относится к человеческому телу как то запросто, потребительски, что ли как к инструменту жизнедеятельности. Восточная  же, как то более трепетно. В этом отношении много разного, но чего значительно меньше в западной, так это напряжения по этому поводу, а все почему. Сильно ослаб, присутствующий ранее, культ чести, непорочной красоты и болезненной гордости. Когда человек обеспечен, сыт и свободен, он перестает на все реагировать как недозревший чирий. Западный же человек, вряд ли покончит жизнь, из-за поруганной чести, а уж тем более уничтожит обидчика. И его никто не подтолкнет это делать. Хотя, конечно же это  индивидуально, и зависит от психического здоровья, но согласитесь в массовом порядке, то что мы видим по телевизору, как волнуются возбужденные толпы, сторонников джихада, и с другой стороны те же парады геев и лесбиянок в Европе совсем другое. Вот даже за такое сравнение восточные, мне уже поставят на вид. Как можно так сравнивать? Так и те, и те люди! И вот мы видим, слышим, и понимаем, что восточный человек может, стать и становится ходячей бомбой, и может кровно мстить, тем более, если о оскорблении узнают окружающие. В Турции на свадьбе расстреляли сорок пять человек, в основном женщин и детей! Что это! Вот, вот, кровнику, или еще какому мстителю, деваться некуда. Когда общество несвободно, оно как будто сжато и готово перемолоть отщепенца, в своих плотных рядах. И иногда создается впечатление, что восточный человек, носится со своим бренным телом как с писаной торбой, хотя с другой стороны он вовсе и не с ним носится, а в России все чаще по пьяне люди в таких монстров превращаются, подвергая не только себя, но и других уничтожению. А на западе все больше сходя с ума от кровавых компьютерных игр и одиночества. И как? И что лучше? В этом русский, восточный и западный даже чем то схожи, и поэтому не только свое, но и чужое тело  в грош не ставят. Словно говоря – Вот мое тело это кусок мяса, это ничто по сравнению с моей правдой и  чистой душой! А уж за правду и за душу я себя и других не пощажу! И это правильно!-  это скорее восточный человек говорит. А русский, часто просто тупо буянит и посылает всех на три буквы. Силы у него на исходе, и остается разве что пырнуть собутыльника кухонным ножом или протаранить автобусную остановку на полном ходу или повесится! А  рядом еще и пепелище дымит, от того что курил в постели и заснул. Или машина в смятку и куча трупов, сбитые  пешеходы, мертвый сын, брат, сват, кто угодно, которого, порешил, с горяча за обидный упрек. Сколько всего этого льется на нас с телевизора каждый день и огромным напором. Как нам уберечься от себя же. И мы русские, к которым я тоже отношусь, только пожимаем плечами и не понимаем, что же с нами  происходит. Куда мы катимся? А журнал «Русская жизнь» увидишь, так вообще уже с обложки начинает подташнивать, а уж если читать так, рвотные позывы не отпускают до конца. Ну всех парни переплюнули! Сами маленькие и злобные, а назвались то как громко.
        А ведь правда, не с телом восточный человек носится, и даже не с душой, а со своим статусом, будь он не ладен. Общество обязывает его реагировать и он реагирует. Это у них в жаркой крови. А у нас все чаще водка регулирует. На западе путаница в головах, где реальность перепутана с вымыслом и оружие под рукой. А вот у нас водка злющая сила. Думаю, позиция частично ясна. Особенно тем у кого затесался степной ген!А он у половины России затесался! А совсем без водки, я лично не могу. Наверное я начинающий алкоголик.
           От того что как дурак защищаю перед кавказцами русских, а перед русскими кавказцев, не те,  не другие,  в итоге не считают за своего. Вроде как негде! Космополит! Перед пьяными кавказцами защищать русских не опаснее, чем перед пьяным русским. Хотя перед пьяными  ОМОНовцами еще труднее, даже за себя сказать, дурные же жуть, когда выпьют, все оторвать от земли норовят. А так, и те, и те случается, просто забывают о моем существовании. И это порой даже не плохо. В этом и есть их месть и мой крест, а может наоборот спасение. Кто ж знает! А так все пока хорошо, прекрасная маркиза! И нюансов мать их так, до фига и больше, что все и не упомнишь. Ну что то вспомнил кажется!? И вот про магнитные линии, что то показалось, а конкретно что они опаясывают нас как то уж очень граммотно, чтоб быть случайностью. А вообще водки надо меньше с пивом мешать.





                7.
                Детство словно  меняющаяся, территория, как например Гондвана в своем миллионолетнем расколе. И кроме того где то рядом за дверью, за шторой, за окном, во дворе,  и происходят  необратимые изменения. Происходит  магия, как например, с отцовским фонариком, который он мне несмышленому то незаметно включал, то выключал. А мне казалось чудо, и я ликовал, пока сам не научился включать и выключать. Вот тогда наверно впервые  захотел стать волшебником. Ну чтоб например конфетку из земли завернутую в фантик превратить в настоящую! Или также торт из песка, в съедобный превратить, а попробуешь, песок! А тогда в детстве, со всеми и со мной, что то происходило!? Робинзонада начиналась в старых затхлых ничейных сараях, в которых лежали отсыревшие журналы, накрытые брезентовым плащом, на гвоздях висела  рама от велосипеда, бамбуковые удилища, лески, ржавые  крючки, сношенные тапки и к сожалению ничего  опасного и запрещенного, вроде боеприпасов, ножей, оружия, пороха,яда.      
        Не найдя, нового вылезаешь на солнышко, греешься на лавке, волосы выгорают до пшеничного и разбуженная фантазия влечет домой за письменный стол, покрытый оргстеклом, под которым пестрят лица футболистов, молодой 18- летний Марадона, Пеле, Гаврилов, Лев Яшин, Сара Симеони, и прыгун Санаев. Таблица чемпионата. Олимпийский мишка, результаты чемпионата мира 82- года в Испании.
         Школа пролетела  незаметно. Чему научила? Знаниям, и тому, что человек почти всегда вынуждено, ведет двойную, а то и тройную и четверную жизнь. Особенно взрослый. Говорит одно, подразумевает второе, делает третье, отвечает за четвертое, планирует пятое. Так и я, будучи в школе еще вроде как один. Поступив в техникум, уже расщепляюсь на множество мелких частей. Раскол мучителен, но неизбежен. А если по- простому, без нюансов, то в техникуме я положительный герой, дома тоже, а вот на улицах, вечером, на дискотеке, в подворотне, скорее отрицательный. Непредсказуемый подросток, жаждущий любым, способом, утвердится. Собственно и вокруг происходит то же. Все самоутверждаются.
           Один, за одним умирают престарелые генсеки. В воздухе снова веет переменами. Обстановка меняется.  Ветер свободы кружит  головы и иногда нас заносит слишком круто и совсем не туда, куда учит партия и правительство. На смену застою, наступает, какое то торопливое время. После многолетней размеренности и запланированности,  что то начало убыстряться и рушить, графики и планы. Люди кажется, даже жевать быстрее стали.
             После 8-го класса встал вопрос куда идти. Отец настаивал, что надо получать профессию. Мама поддержала. По совету ее брата, который закончил В.П.Ш. и работал инструктором райкома и курировал  радиотехникум,  решил поступать туда. Хотя знаний по математике кот наплакал, но все же скрипя сердцем, пошел на экзамены.
             Техникум встретил,  сырыми скомканными половыми тряпками, похожими на серых спящих собак. На экзаменах так случилось, сел с  красивой девушкой и  хотя почти ничего не знал, просить не стал.    
          Вступительные экзамены сдавал на автопилоте  и слава Богу хоть на тройки сдал, но по баллам не прошел,  тут и вмешался дядин ресурс. Взяли кандидатом. Два моих одноклассника тоже поступали, но не поступили, хотя учились лучше. Вот было их удивление на мое поступление, но им честно сказал, что дядька помог. Не хотел, чтобы злились и считали себя неудачниками.  Не стал студентом, но получил право учиться вместе со всеми. И теперь твержу себе, что необходимо  оправдать доверие родственников и руководства техникума. И следующие полгода  пашу как вол. Бьюсь по пять, шесть часов над алгеброй, зубрю химию и физику. Забросил гулянки  и тренировки и даже не  смотрел на девушек, а  в результате закончил первый семестр с одной тройкой по химии, остальные сдал на четыре и пять. В противовес многие из группы после поступления расслабились, забросили учебу, и скатились на двойки, из- за чего пятерых  после первого семестра так и отчислили. А меня зачислили. Мне стало, их жаль, но я справедливо считал, что такова жизнь и моей вины в их отчислении нет, надо было учиться.
              Ходил  окрыленный мыслью, что если  что захочу, то обязательно добьюсь.  Хотя по прежнему сомневался в своих способностях,  но в противовес хотя бы, стал, уверен в волевых качествах. Теперь знал, что если надо то смогу себя заставить выучить даже то, что не интересно. Алгебру с химией, например. После зачисления в студенты,  уже не чувствовал себя  тупым изгоем. Теперь  то, уже мог как и другие ребята, на перемене, вместо подготовки к следующему уроку, пойти крутить солнце на турнике.
            А умел собственно, все, ну разве что, чуть больше и красивее выполнял элементы. Подъем переворотом, склепку, скрутку, выход на одну руку, на две руки, выход на турник задом, свечку ну и наконец, перевороты разные, крутил и солнышко, с ремнями. Без ремней в техникуме делали единицы, и в нашей группе таких не имелось. Турник прямо под директорскими окнами. И он часто подходил к окну и наблюдал, как мы с азартом занимаемся. Надо думать его, бывшего военного летчика, это забавляло.
            При выполнении солнышка мир вокруг кружился и раскручивался, словно и не был намертво приделан к своей оси. Мелькали, желтоватые стены техникума, белые кирпичи общежития, зеленая трава, а зимой снег, и блеск окна. Пролетали лиственные и снежные кроны, опоры турника, часы, дни, месяцы, годы, стены технаря, сгрудившиеся, и с нетерпением ждущие очереди крепкие парни из разных групп, птицы в небе, облака, сокурсники готовые в любую секунду подхватить  порыв. И вот где то на двадцатом повороте  заметил ее, и сразу остановился в верхней  точке,а через мгновение, руки согнулись, и повис.  Счастливый, от двадцати оборотов вокруг оси,  дающих стойкое ощущение не напрасно прожитого дня. Пока приходил в себя она ушла. Из девчонок  близко пока никого не знал, кроме той, с которой сдавал вступительные. Ее звали Света. Одевалась она модно. Джинсы «монтана», блузочка, туфельки, все импортное. У меня же все вязаное. Ну конечно кроме брюк и ботинок. Джинсы «авис», не катят перед монтаной или ранглерами, не то. Поэтому немного стеснялся. С ней здоровался, и рад бы был поговорить, но не знал о чем и поэтому только улыбался и кивал в ответ, может подсознательно не хотел ее серьезность множить на свою. А может, потому что Анька показалась проще в одежде и  обращении, но как говорят, первое впечатление обманчиво.






                8.

                В конце первого курса руководитель группы Сергей Сергеич во всю  хвалил и ставил  в пример, да и математичка не отставала. Бывало, стоял у доски, ну совсем дуб, дубарем, а она помогала, на троечку вытягивала, дай Бог ей. А  учитель по физкультуре намекал, что на фига мне сдался этот техникум, когда меня с моим к.м.с-ом по акробатике любой цирк возьмет. Но я тогда не понимал, что сам хочу, а родственники твердили, что нужна настоящая профессия, а не то, что акробат, это не профессия, только позвонки травмировать.
               Группа подобралась разномастная. Была даже русская девчонка Оксана, из Уч-ку-ду-ка, да, где три колодца. Поначалу вся правильная, в очках. В первом полугодии особенно, но как потом выяснилось, только играла роль и нормально двух слов связать, от волнения не могла, но затем вроде приноровилась, расслабилась. И понеслось, куда что делось. На контрольных, часто сказывалась больной, бледнела и заикалась.  Ссылаясь на  головную боль, просилась остаться в аудитории. Почти без чувств обхватив голову, лежала на парте. Разжалобит любого.  И только за преподом защелкивалась дверь, осторожно, словно слабое животное, ждавшее ухода хищника, оживала и  доставала, из учительского портфеля  контрольные.  Отыскав свою, остальные  просовывала под  дверью. По моему мнению, группа была недостойна ее криминального таланта, но она же щедрая, даже изгоя Пестикова выручала. Группа быстро исправляла, и в результате  получалось, почти 80 процентов отличных результатов. При том учителя никто, не жалел. Во мне что то щемило, но так уж сложилось, что учителя были нашими противниками, а не сторонниками, и поэтому в бою все средства хороши , оправдывался я. Группу хвалили, а Оксанку  уважали, даже трусы и серости, а за приличные женские габариты многие из ребят и симпатизировали, но она точно была кошкой, которая  гуляет  сама по себе, но с кем попало, ни ни.
          Как часто бывает за внешностью скромницы в очках, скрывается темперамент. На перемене Оксана любила поприжать к  своей массивной груди моего соседа по парте, второгодника  Пестикова. У того от такой  атаки аж дух захватывало и он терял всякую волю к сопротивлению. Надо заметить, что он не сильно то и старался, освободится.  К тому же Оксанка выделялась явным артистизмом и когда ее неподготовленную вызывали к доске, часто разыгрывала одну и туже отработанную  сцену, падения в обморок. Причем каждый раз  падала так правдоподобно, что все вновь и вновь верили, что вот сейчас то, ей точно сплохеет. Из-за ее крупных габаритов, в медпункт ее нес единственный кто из наших мог донести, Андрей, по кличке слон. Она же в последствии,  рассказывала, про особое усердие того, особо как он, пыхтя, расстегивал ей блузку.
            Жила она в общаге и поэтому была в полной мере подвержена общажным нравам. В группе  шуткой, терлась к Пестикову и уже более  серьезно к Гоше У.,  надо думать из- за его квартиры в центре города и состоятельных родителей, но Гоша, только как говорится поматросил и бросил. И она после такого, совсем сбросила непорочный имидж и уже ближе к концу второго курса никого не стыдясь, крутила романы  по очереди со всеми, заметными ребятами общаги. Теперь ее видели и ловили в выпивающих компаниях и уже несколько раз предупреждали об отчислении. Но каждый раз благодаря стараниям Сергей Сергеича, и под его неизменное - Девочка приехала  учиться с самого Уч-ку-ду-ка! - ее прощали. Она на время затихала, но потом все начиналось вновь. К концу второго курса из ребят ей никто так и не дал надежду. Что бы про нее не говорили, она  была личность, а метания и залеты только усиливали  восхищение ее бесшабашностью. А ведь поначалу казалась такая продуманная. В итоге даже Пестиков не позарился.  На нашем курсе не было криминальной личности равной ей по масштабам. По сравнению с ней многие казались просто мелочью. Вероятно, все боялись и уважали ее талант, опасаясь, стать очередной  жертвой.
            Что то необузданное уже влекло ее в пучину жизни, и она перестала учиться, хотя то, чем она два года занималась  трудно назвать учебой, скорее это были актерские этюды. В один момент ей стало неинтересно и она просто, перестала хитрить, изворачиваться, падать в обморок, и прикидываться нездоровой, у нее накопилась задолженность по зачетам, и лабораторным работам. Ее не допускали к экзаменам. И в конце второго курса вероятно окончательно отчаявшись, она в своем фирменном стиле поставила жирную точку.
         Распустила  шерстяной свитер, одной из знакомых, по общаге, и как не в чем не бывало, начала вязать себе. Свитер был красивый, импортный, и поэтому хозяйка его искала и глядя на крупную вязку  и расцветку, соседки, быстро догадалась из чего она вяжет. Оксану выгнали, несмотря на очередные старания Сергей Сергеича. Стало скучно. Хотя Пестиков и некоторые преподаватели, включая Сергей Сергеича, и дальше не за что никому не давали скучать.
               Летом поехал к отцу на родину. Вернее полетел, на  АН- 24. Летел, восемь часов с посадками в Пензе и Волгограде. Взрослые мужики впереди меня, предусмотрительно заправились коньяком, женщин было пять шесть, за все время полета и они тоже, мучились от жуткого шума двигателей. Прилетели затемно. Отцовская родина как какое- то невидимое существо или даже излучение пронзило, приластилось, как кошка у ног, пронизав все поры, сразу как только открылась дверь самолета и сошел на трап. И чуть позже уже по дороге в село, окончательно сразила и очаровала огромными зелеными  перевалами, спешащей куда- то и блестящей серебром, бурной рекой, которую преодолевал в кузове открытого бортового газона. Со мной целых шесть часов тряслось еще несколько человек, включая невесту водителя. Молодой водитель, приходящийся  дядькой, рулил. И  в прямом смысле перекатывал как матрешек, нас по кузову. Но,  несмотря на неудобство и риск взлететь над пропастью, все были счастливы, и улыбались друг другу, открыто и искренне.
            И тогда по прилету всех объял совсем другой воздух, чем в  Горьком, более мягкий, влажный перемешанный с бескрайним степным простором и, запахом сухих трав и  пересушенных почв.  А как только вышел из самолета то мгновенно наполнился, влажным дыханием Каспия, и был ослеплен блеском  и жаром раскаленного солнца, хотя была ночь, все равно вокруг все парило и поэтому небо озарялось, отсветом более ярких и крупных звезд, чем дома, а также вспышками метеоров, Луной на более темном наглухо зашторенном горами, небе и еще чем то совсем неуловимым но таким родным. Познакомился с близкими родственниками, и успокоился, что, все же похож на них, как собственно и они на меня, ну хотя бы немного, но где моя настоящая родина запутался окончательно.   
               Затем чудом избежал обрезания, которое по партизански, хотел устроить  дед. Но перед этим меня смотрел сельский спец. по сунату,  и оказалось  что от природы, обрезание мне не нужно. А так уже, собирался бежать. Нет не из страха, а из -за протеста, что вот химичат за моей спиной не спрося, согласия, а мне то уже 16-й год пошел. Запомнился и полюбился отцовский народ. Хоть  внешне на вид серьезный, даже где то хмурый, в тоже время по детски открытый, веселый и жизнерадостный, склонный к розыгрышам и  самоиронии. А сколько они баек друг про друга знают, что если собраться вместе и налить  для настроения, то всех баек и за год, не перетравить. Подружился с двоюродными братьями, налазился по крутым горам, накупался в бурном море. Обратно летел отдохнувший,  полный надежд и новых ощущений. Но уже знал, что они там очень остры на язык и любят партизанить, а особенно деды.
             







                9.
                Второй курс начался с картошки. Так ничего особо интересного, кроме более близкого знакомства с Аней. Утренние заморозки не по чем, так только бодрят и будят. Построение и развод на работы. Моя группа в чистом поле и с нами картофеле ройка и похмельный водила на газоне, по имени Вовчик. Живем в сельском клубе. Мы всей гурьбой в одном помещении, девчонки в соседнем. После отбоя бывает, перекрикиваемся с девчонками, через картонную стену. Иногда кто- то кидается подушками, а я лично устаю и сразу засыпаю. Выдергивать и кидать целыми днями турнебс или собирать картошку, проползая на корточках по несколько километров в день, занятие не для слабых. А мы и не слабые, в общем- то, упираемся как можем.
      В субботу одна радость, дискотека. Танцуем, резвимся, через не могу.  Сбегаю с  новой знакомой из старшей группы, Аней. Прогуляться предложила она, значит я ей тоже нравлюсь,- думаю я. И вот мы ходим под ручку по единственной освещенной и асфальтированной, центральной совхозной улице. Конец сентября, и по ночам прохладно. Звезды романтично сверкают  вдалеке. Фонари расплываются кругами в туманной дымке. Где то гудит коровник, и в темном месте, и вот ее обнимаю, целую, но это все равно не сближает. Почему то? Робко задаюсь вопросом. На всякий случай запоминаю, как в лунном свете пульсирует ее сонная артерия и таят губы. И всего только раз целовал это место, а сразу проскользнула мысль о человеческой хрупкости, и о ее прекрасной коже. Кончик ее носа и пальцы как ледышки, а я весь горю. Мне жарко и волнительно.
        Молча возвращаемся на дискотеку, а там пьяный тракторист. И не задирается, но своей неуклюжестью все портит. Сергей Сергеич попросил его покинуть помещение, и сразу стало ясно, что тракторист вообще никакой. Пьянущий и поэтому даже не понимает что от него требуют, а только уперся в подоконник  и не в какую. Тогда С. С. хотел его вывести силой, но тот еще больше уперся как бык, хотя сам худощавый, но жилистый и слов уже не понимает. А С.С. и так его, и эдак, ломает своими бицепсами и трапецией, но тот не поддается. Где то минут тридцать боролись.  С.С. уже вымотался, тяжело дышит, а трактористу хоть бы хны. Тогда С.С. напрягся, и вытолкал упрямца за дверь, а он обратно ломится. Пришлось музыку выключить и танцы прекратить. Все с молчаливым сожалением разошлись по спальным местам. Пьяный тракторист без музыки  интерес потерял и ушел, куда- то, в зябкую мглистость ночи. Видно музыку он все же слышал. Не пропал бы с пьяну. Не замерз бы. Нет, утром видели целехонького. Как штык!
           С Аней мы еще пару раз целовались. Так  на нее и запал. А она веселая,  все  смеялась. И несмотря на тяжелый физический труд, месяц пролетел быстро. Все, включая меня, работали без халтуры, до болей в спине, но в итоге Ане и еще нескольким девчонкам работавшим на кухне дали по 115 рублей, а мне и большинству ребят, всего по 35. Предвзятость удивила и расстроила. Стал на С.С. и других руководителей, смотреть по- другому. Как до расплаты дошло, их честность, куда- то потерялась. Думал ну как им не стыдно так поступать с пацанами.
         Первый курс прошел в кошмаре. Даже беляш некогда съесть, на большой перемене. Сейчас трудно представить, как тогда все получалось. Черно- белый сон, никаких красок. Каждый день заходил в техникум как на последний бой. Через не могу. Гонка на выживание. Девчонок в группе всего пятеро и двадцать два чувака. Основной костяк ничего так, дружелюбный. Головастиков хватает. Основные, Илюха, Пузо, и Волков. Пузо  от фамилии Пузанков, а сам дохлый такой, но умный. На первом курсе никаких романтических историй, так сплошные, приглядки и притерки. Впереди еще ждали нестыковки  вроде, того что она любит меня, а я люблю другую, которая в свою очередь торчит от моего дружка, и начались они после картошки.
           Из внутри технарских сообществ усматриваю два основных. Любители рока и качки. Мой класс. Рук. Сергей Сергеич, глава качей. А одногруппник  Леня Р. основной по пластам, толкучкам, Би-Би-Си, Севе Новгородцеву, короче андеграунд и всегда вместо учебников с магнитолой и бодрым подпевом на английском. По воскресеньям на толчке под трамплином, или еще где то вдоль реки, собираются для обмена и перепродажи виниловых пластинок, куча народу, а там их ждут облавы. Шухерят менты, и дальше бег по пересеченной местности и потом еще на неделю приключенческих рассказов, кто как уходил от погони, или попался, но чудом отмазался. Попадаться нельзя, потому что из технаря попрут. Сам я сначала примкнул к качам. К тому же стучал по лапам. В то время кто ходил на дискачи, особенно в Кулибина, и не хотел получить по бороде, почти все баловались железом и стучали по лапам. Тоже не отставал. Раскачал бицепс до сорока трех. Но в Кулибина или в Швейцарии, если не кого не знаешь, все равно по голове получишь, не зависимо от размера бицепса, это хоть к гадалке не ходи.
           Меломаны в основном собираются и курят на лавках перед технарем. Качки тоже  не отстают, опасливо глядя на входную дверь, лишь бы С.С. не увидел, а иначе из зала вон. Я дымлю много, но здоровья еще полная кадушка, а у некоторых, таких как Пуза или Волков нет не фига, а все туда же курят до погибели. У Волкова, из- за порога сердца, шрам от лопатки до груди. Он мне как то на физре от которой его в последствии освободили, показал. У Пузы тоже не лучше, сердечко моросит. Замечаю, что умники все какие то больные. А еще сквозь сизые кольца дыма, в прокуренный мозг особо цепко впиваются, темно желтые стены технаря и заразы такие, никак не хотят отпускать. Такие темы, Лондон, Лондон, би-би-си и жим с груди 160 кг, рекорд зала. И как их объединить!?






            
                10.
                В технаре несколько жутких преподов. Один сильно похож на Андропова, но он в основном по залетчикам и двоечникам. Но больше всего меня невзлюбила химичка. Я виноват у нее  во всем. Жаль, что она не гнусавит, как это положено бабе яге. И выглядит довольно прилично. Совсем не понимаю, что ей надо. На втором курсе, на лабораторной по химии, мой сосед по парте тот самый Пестиков, во всю пробует на вкус реактивы, и ничего, пока живой. – Они слабые!- со знанием дела объясняет он и зажигая спиртовку  бросает непотушенную спичку в парту. Мои замечания на него не действуют. Наши отношения строятся по принципу, ты иди, я догоню. То есть на уроке он всячески на меня борзеет и даже обзывает, на перемене же по полной  получает. Так мы и существуем, поэтому я не встреваю в его действия, только иногда легкими тумаками протестуя  против его ковыряний в носу и пожираний его содержимого. Этого как не крути, я перенести не могу. А тогда на уроке в парте, оказывается, лежал, чей то  забытый носовой платок, он то и загорелся.  Дымило мощно, и естественно химичка почему то решила, что, хочу сорвать урок. – Юнусов!- заголосила она. – Вон из класса!- расстроился потому что уж хоть бы тогда так и было, так нет же и близко. Выгнала обоих, а  меня обязала прийти с родителями.
          Пришлось вести дядю. А по- другому не пускала. После дядиного прихода успокоилась и больше не приставала, к тому же свою тройку по химии я получил, заслуженно списывая у более продвинутых товарищей. Зато физику, теорию электрических цепей, я знал отменно. Их преподавал Сергей Сергеич, а он то, ежедневными пятиминутными контрами и короткими задачами, свою теорию  в наши головы вколотил. Знаете, ежедневность сильно дисциплинирует, и приходится готовиться не смотря не на что.
            Учителя тоже  разные и по возрасту и по полу и по манере преподавания. Некоторые впрямую соответствуют своей фамилии. Например, основы электроники преподает немолодой худощавый человек по фамилии Коньков. Вот он и скачет как конь. Гонит материал беспощадно, не обращая внимание на просительные, а часто и протестующие против такой гонки возгласы. Скакал исключительно галопом, лишь иногда сбиваясь на аллюр, а то, что говорил, а по общему мнению чаще бубнил, никогда не утруждался повторять. Предмет довольно сложный и поэтому никто толком в него не врубался. Движение катодных и анодных зарядов, токов, осталось для меня не более чем картинкой из учебника или журнала наука и жизнь. Преподаватели женщины казались  намного интереснее и справедливее. Они почти не ругали, а даже наоборот поддерживали, видя  старания на грани возможностей. Запомнилась красивейшая женщина преподававшая телевидение, Жильцова, по автоматике Дягтерева, а особенно запомнились ее триггеры, по черчению пожилая Дашкова, предсказывала глядя на нас, наши судьбы. Мне не предсказала, а как то загадочно глядела, а так и не решилась, опустила взгляд. Может что увидела, многоопытная женщина.
         



                11.
                В техникуме  вел спокойно и не к кому особо не приставал, никого не обижал. Все конфликты в техникумовской биографии произошли из-за кого то, а по сути, из- за одного человека, соседа по парте Пестикова. Личность он надо сказать странная, отягощенная кучей комплексов и довольно отталкивающей внешностью. Широкое прыщавое лицо, низкий рост, огромные ноздри, большой красный рот и чрезвычайно задиристое поведение, при какой то рабской забитости. По началу его не пинал только ленивый, еще и потому что лицо его имело свойство не оставлять следов, даже после тяжелых ударов. Особенно это проявилось на второй картошке.
           Помня, как с нами расплатились, на первой, на второй мы особо не выкладывались. Полностью отказаться от работы не могли, но и бить рекорды не собирались. На этой почве сразу возник конфликт между руководством и активистами  группы. Пестяк тогда записался в подхалимы, и всячески помогал на кухне, за что и получал в спальном корпусе перед сном от пацанов по физиономии. И так ему доставалось, что казалось, ребята всю злость предназначенную начальству вымещали на нем. И с ним как всегда ничего, только легкие покраснения лица. А как он потом бегал, и унизительно клянчил, чтобы ему подняли зарплату. Это надо было видеть.
              А тем временем конфликт на картошке  зрел. И среди наших, а если точнее со стороны Лени Р. были уже  предложения подсыпать в бензобак, начальственного москвича сахара, для неправильной детонации. Почти уже решились, но вовремя одумались, посчитав, что это уж очень крутая расправа и пахнет уголовщиной. Если на первой картошке мы не могли протестовать против классного руководителя С.С., то тут руководство состояло из заведующего физкультурной подготовкой техникума и его подчиненных, который любил приговаривать, что из за физкультуры из техникума вылетело больше народа, чем из- за любого профильного предмета. Это конечно же было жлобством, так заявлять и поэтому мы понимали с кем имеем дело. Справедливости от таких руководителей не жди. А мы и не ждали.
                К тому времени после крупномасштабной драки с автозаводскими, начавшейся как всегда из за пустяка, кто то кому то японскую балоньевую куртку порезал. И тогда же после драки, ко мне как специально из города  приехали корефаны, Богдан и Лысый с полной сумкой бормотухи. Но стукачество и слишком шумная встреча не дали нам как положено красиво отметить их приезд. Их два раза за несколько часов, вытаскивали из под наших пыльных кроватей, и выгоняли за территорию лагеря. Но немного переждав, чуть позже около часа ночи, они все же проникли с бухлом и тут мы оттянулись. Вино текло рекой. Пестяка два раза посылали за закуской в столовку. Он приносил только хлеб и соль, за что и был снова нещадно бит. И все бы было хорошо, если б пьяный Серега Ж. не поперся к своей подруге в соседний корпус. И там его не подловил помощник руководителя из техникумовских мастерских. Над Серегой нависла реальная угроза вылета из технаря. В ту ночь поднялся туман. Так как днем было тепло, а  ночью приморозило.
               В ту же ночь выпив лишнего, тоже куда то потерялся. Помню, пошел в туалет, а дальше вместо того чтоб вернуться и спокойно лечь спать, пошел на расплывчатый дальний свет как оказалось коровника. Там пристал к молодой доярке. А она, не поняв  искреннего стремления, когда провожал, толкнула с моста. Упал не в воду, а через перила на прибрежный песок. Оказалось не высоко. Какое то время лежал. Потом встал и снова побрел в тумане. Откуда -то из белой пелены, вышла еще одна доярка. На мой вопрос сколько время, она сказала что уже утро, а на вопрос не подскажет ли  где студенческий городок,  протянула руку в пелену и указала на слабый фонарик находящийся метрах в ста левее. Обрадовался такой близости, не понимая, что из- за тумана и выпитого вина, полночи  кружил вокруг лагеря.
         Так благополучно вернулся. Незаметно, прошел в корпус, и лег. Утром был разбор полетов. Физруки не скупились на хулу. Серегу Ж. вывели из строя и при всех подвергли жуткой обструкции. Ему предложили в обмен на неразглашение о его залете, заложить всех кто вчера бухал. Хотя будь они поумней, могли бы пройтись вдоль строя, и попросить каждого дыхнуть и тогда все бы стало ясно, но им хотелось сделать из него стукача. Естественно он отказался. Серега переживал, а мы его поддерживали. В итоге мы во главе с Леней Р. написали петицию директору, в защиту Сереги, где во всех грехах обвинили руководителей работ и объяснили свое и Серегино поведение протестом на предвзятое отношение руководителей. В результате долгих препирательств, директор простил Серегу и тот продолжил учебу. После этой картошки Аньке с девчонками заплатили по 160 рублей, а лично мне всего 6, после чего,  вспылив, заметил, чтоб мастер засунул их себе в одно место. Он обиделся и еще долго вылавливал меня, чтобы вручить под роспись мои шесть рублей, но я все время сбегал с места поимки.
 






                12.
                Если продолжить про Пестяка, то к концу второго курса мы с ним как то притерлись. Ксюхи прижимавшей его к нехилой выглядывающей сквозь две расстегнутые, верхние пуговицы, груди, уже не было, ее отчислили. Заставкиной любившей рвать его конспекты тоже след простыл, перевелась на заочный, так что основные возмутительницы его психического здоровья отсутствовали. Остался только Илюха который любил его попинать от скуки, на что Пестиков как то раз все же ответил и разбил Илюхе нос. Илюха утерся, хотя при случае норовил отомстить Пестяку. Илюха был из интеллигентной семьи, увлекался астрономией, но в то же время была в нем какая то  сверх ожесточенность. Однажды на картошке мы с ним как бы на спор, били ножами раненого ворона. Удивительно, но ворон оказался весь, какой то пустой и гнилой изнутри. Кровь отсутствовала! Ну нечисть, она и есть нечисть, или для ворона мы явились жуткой жутким кошмаром, кто ж его теперь разберет. Как  влюбился в Аню? Как не странно увидел ее впервые не в техникуме. Она была старше на год, и их группа находилась на практике. А когда увидел и подумать не мог, что она из нашего технаря.
             А было это так. Закончились занятия, и мы с Илюхой  шли на остановку. А третьей парой в тот день  было черчение, и поэтому две другие тетрадки положил в папку для чертежей.  Болтали, что то про космос и ощущение себя в пространстве и обществе, и так незаметно пришли на остановку. Да, да, любили мы с Илюхой загнуть  о глобальном и пофантазировать, на темы астрономии. Трамвай никак не шел. Вернее он шел, но все время приходил другого маршрута. Поэтому  присели на остановке и закурили. Так болтали, и тут подошла она. Казалось бы, в ней не наблюдалось ничего особенного, но эти горящие и излучающие доброжелательность глаза,  как- то сразу приковали.  Как будто случайно ее улыбка коснулась, глаз и стала центром притяжения.  Краем  увидел подходящий  трамвай, и услышал уверенный зовущий на посадку голос. Улыбаясь ей в ответ, как будто и не ей, а всему миру и пораженный ее воздушно- капельным каким то легким светом,   впопыхах бросил мимо урны недокуренную сигарету и полез в набитый трамвай. Двери в натяг закрылись. Трамвай тронулся, а я все  вытягивал шею, чтобы еще раз в толпе увидеть ее чистое и такое желанное свечение. Еще тогда не знал, но уже догадывался, что от этого свечения жизнь кажется другой, нереальной что ли, и поэтому к нему все стремятся. Толпа пассажиров, покачиваясь, продвигалась то на выход, то вглубь. Илья стоял рядом, и  молчал. Где то рядом покрикивала кондуктор. И вот  покачивание, словно течение, вынесло меня  и поставило рядом с ней, так близко что мог слышать ее ровное дыхание, и чувствовать запах  духов. Как то притих, и заговорить,  не решился. – Молодой человек, оплатим за проезд - услышал рядом голос кондуктора. – Да,сейчас! - опомнился  и тут же ахнул и начал энергично пробираться к выходу. – Ты куда? – крикнул Илья. – Да черт! Папку с чертежами, на остановке забыл!- В следующий момент двери  захлопнулись. А она  так и улыбалась вслед, или мне только  показалось!?
      






                13.
                Пестиков  жуткий изобретатель. В сарае под домом у него  целая лаборатория доктора Моро, где он паял и перепаивал не только цветомузыку, телевизоры и радиоприемники, но и как -то раз даже, изготовил взрывчатое вещество перакселин, который на одной из перемен,  и продемонстрировал. Похожее на медицинскую вату, оно взорвалось бесследно. Ну, какой- то гиперболоид и инженер в одном лице этот Пестиков. К тому же  увлекался музыкой и находился в постоянном поиске и процессе обмена бабинами,  пластами, кассетами, с другими технарскими любителями рока и новой электро, техно волны, да и не только с нашей группы. Как уже говорил из девчонок,  Пестикова больше всего не переносила, одна истеричная особа по фамилии Заставкина. Что ей от него было, надо никто не понимал, скорее и она тоже, а просто вымещала на нем злобу как на козле отпущения, за собственную плохую учебу. И самый сильный мой конфликт в технаре произошел тоже из -за нее и Пестикова, и это тем удивительнее, что к тому времени она уже не училась в  группе.
      Произошло следующее. В один из дней она в коридоре встретила Пестикова и по старой памяти решила нахамить. Но замечу, что это был уже конец второго курса и Пестиков  изменился, а она думала, что он все такой же чухан и не посмеет ответить, а тем более дать сдачи. А он взял и сдал, вроде как пендаля по мягкому месту. Она пожаловалась парню с нашего потока, а тот послал двоюродного брата. Такая мафия. И вот перемена, мы сидим отдыхаем, болтаем о том о сем, как вдруг заходят чужаки и начинают Пестикова колошматить. Не выдержал и начал заступаться, а они словно не слышат моего возмущения и продолжают. В итоге я взбесился ненашутку и вытолкал вон их в зашеи.
         Теперь уж на следующей перемене, не Пестикову, а мне назначили встречу, после уроков в дальнем, и от этого еще более ржавом умывальнике первого этажа. Туда редко захаживали преподы, и в итоге мы душевно помахались. Народу в умывальник набилось, словно на бой Роки Марчиано. Не хочу хвалиться, но нас разняли когда загнал того самого братца под умывальник и поставил фингал. Он в ответ, тоже мне смазал по подбородку. Не успокоившись, и давя на то, что у нас была не сила, они назначили еще одну встречу, на после каникул, вероятно считая, что за то время одумаюсь и пойду на попятную. Пошли разговоры, что  якобы намного сильнее  противника, на что ответил, что сам его не вызывал и не выбирал, он сам вызвался, в общем за что боролся.
           После каникул встретились на третьем этаже, в умывальнике, что в пристрое. Там было еще тише для таких дел. Но на удивление, те кто  вызывали,  а конкретно те же Заставкинские братья, не один не другой, драться не стали, а предложили подождать. Что ждать!? Кого ждать!? От их хитрости чувствовал себя не очень уверенно, но со мной пошел одногруппник, Сашка Абрамов, боксер и вообще неплохой чувак. Я ему доверял. Самое главное смелый, и к тому же его все в техноре знали. Поэтому я особо не дрожал, за беспредел, но ожидание утомляло. Ждал молча. Неожиданно в умывальник, завалился  толстяк по кличке «бизон», со всей своей толпой. Как взглянул, так и удивился от его габаритов. Ну, натуральный племенной бычара. Глаза красные от злости. Тогда еще не знал, что большие шкафы громко падают, но на всякий случай сжал кулаки и приготовился к бою. Впоследствии тот самый бизон, сказал мне, что если б не те самые сжатые кулаки, он бы меня ударил, но видя их, передумал и решил бороться. Вот как мелочи влияют. Большинство чуваков кричали бизону, чтобы он не церемонился  и грохнул меня, но знал, что за моей спиной стоит Сашка Абрамов и по беспределу  со мной  не пройдет. Так и вышло. Боролись, толкались и разошлись. Никто не победил. Через неделю бизон назначил  встречу без Сашки. Сашка подбодрил сказав, чтобы я не боялся и не на что не соглашался. Почти не боялся и «бизон» это почувствовал, но на всякий случай пробовал запугать автозаводской братвой и тем, что он якобы один из них, а поэтому  чтобы загладить косяк я должен проставиться ящиком водки. На что собравшись духом, ответил, что не ящика, не  пол ящика, не даже бутылки они от меня не получат. Кажется, бизон  сильно удивился моей несговорчивости.
         







                14.
                Шло время,  я так и продолжал спокойно никого не задевая ходить по техникуму. Природное спокойствие не давало  задрать голову, или воспользоваться в свою пользу, той победой, ну хотя бы приблизить к себе Аньку. А к тому времени с ней у меня начались конкретные проблемы, так как в нее уже втюрился и в прямом смысле сох. А она такая сякая, предпочла Рафика. И  ее  даже оправдывал, потому, что будучи по натуре веселой  она органически не принимала мою серьезность. Можно сказать тогда на картошке она во мне обозналась.
         Рафик тем временем, по дружбе давал советы, и намеки, чтобы я не загружался, не западал на нее так сильно. - Пустое все это, она не такая как ты думаешь! – откровенно рассказывал Рафик. Просил его не говорить о ней плохо.  Умом  же понимал, что зря так влюбился, но сердцу то не прикажешь, болело. Но Анька как специально совсем перестала обращать  внимание. Страдал, так что даже через какое то время, чтоб обратить на себя  внимание, поставил сам себе фингал.  Да, вот так взял, и совсем с ума сошел. Встал перед зеркалом и бил себя кулаком под  глаз и потом представил, что подрался. Почти как Ван Гог, только он ухо отрезал, а я вот. Еще бычок об руку тушил, странные ощущения, словно рука не твоя. После первых секунд боль притупляется! Хотел ею страдания заглушить, или чтоб пожалела, хотя бы глазами. Но тогда б лучше руку порезал, а то че там бычком тушил, так каждый может, и к тому же не видно под рубашкой, а хотел чтоб пожалела. Вот до чего.  На следующий день, она обратила внимание, но не надолго, да и жалости в ее глазах  не заметил, и даже показалось, что раскусила и еще больше презирает, за то что сам это сделал. Вот такая история. В то же время по мне сохла Светка, с которой я сдавал вступительные, а я такой сякой, хоть знал, но всячески игнорировал ее чувства и продолжал сохнуть по Анне. Ну сердцу не прикажешь.
         Жила она далеко. Ездил к ней долго, а порой она не то что на порог не выходила, а вообще претворялась, что ее нет дома, а сама за мной из окна из за шторы, подглядывала. Так получилось что, ее видел. А все от того, что оказывается после меня, к ней должен был приехать Рафик. И приезжал. А мне после той картошки, она даже  целовать в щеку не разрешила. Вот так. Диагноз на лицо. А непонятливый, никак не въезжал, что насильно мил не будешь. Тем временем Рафик продолжал по дружбе раскрывать глаза, а они как специально не раскрывались. Рафик уже почти в открытую называл ее шлюхой и обещал в доказательство, своих слов поднять ей подол, и вроде как она ничего не скажет. Его тоже по -хорошему просил ее так не называть и уж тем более не подымать подол. На что Рафик смеялся и снова просил не брать всерьез ее в голову, а я дурак такой, брал и верил, что все не так как он говорит. И что интересно, Светка была по всем параметрам лучше Аньки, и одевалась моднее  и  выглядела, вот только и вся разница, что Светка такая же серьезная как сам, а Анька веселушка- хохотушка. Возможно,  только я ее так себе и представлял, а в итоге оказался в глупом положении. Парадокс. Тех кого любим не любят нас, а тех кто любит нас, не любим мы. Но это еще не конец истории.
 





                15.
                В технаре как и в школе любимый предмет  история. Историю как то так сложилось, даже не уча всегда знал на отлично. Но вот на гос. экзамене чуть не завалила одна вроде как яростная коммунистка. Видите ли сказал, что народное восстание в Будапеште, против фашистов, произошло не само по себе, а в связи с приближением наших войск. – Вы думаете вообще, что  говорите! – возмутилась она.- Да вы открыто вторите  заокеанским голосам. Да за такой ответ, даже двойки много! – подытожила она. Все это время я  как то глупо улыбался. А моя учительница, заметила, что я у нее круглый отличник и она не даст, так со мной поступить, и просит задать дополнительные вопросы, на которые я благополучно ответил, но больше четверки мне так и не поставили. Было обидно, досадно, но как говорится ладно.
         В технаре было еще много казусов и случаев, всех то и не упомнишь, и один из них случился на 4-м курсе. Справляя мой день рождения, и прогуляв большую часть ночи, а с утра встав и похмелившись холодным шампанским, мы пошли на занятия. Пока шли еще выпили сухого и таким образом пришли только на третью пару уже в хорошем подпитии. И на третью пару в итоге  опоздали, но препод. все же пустил, как будто не заметив, наших неуверенных походок и что вместо конспектов в наших пакетах, что то позвякивает. Все парты кроме двух были заняты. Димка, тот, что с потными ладонями и Илья, прошли на последнюю, а мне как специально досталась первая. Дальше я не помнил, как писал конспект, но оказалось, что все же писал,  только ну очень размашистым подчерком. Когда на следующий день взглянул в тетрадь, то сильно удивился, тому, что на одной строке,  убиралось не более трех букв.
         Илья же с Димоном весь урок позвякивали посудой, и как только преподаватель отворачивался, сразу же пригубляли. Когда же в конце урока препод  поинтересовался, что они писали, то увидел  чистые страницы и под партой пустую бутылку сухонького. Естественно он не понял юмора и захотел поставить им по неуду. Илья же стал всячески отпираться от бутылки, а Димка несмотря на свои потеющие от волнения ладони и вдобавок лоб,  неожиданно предложил усугубить, так сказать, решительно словно гранату, вынув из пакета непочатый пузырь, -А не выпить ли нам! - От такого предложения препод застыл. И Димка извиняясь добавил. – Раз уж так случилось!? - Реакция препода оказалась неожиданной и мгновенной, он пошел запирать дверь.
         Дальше были госы и диплом. Преподы  относились уже как к белым людям, и мы многое  могли позволить, вот даже то о чем я только что рассказал. А так  все ребята находились в ожидании нового испытания в судьбе. Этим испытаниям была армия. И мы готовились, кто как мог. Кто- то бухал до потери сознания. Кто то гулял. Кто то качался. А я помогал родителям на даче и не знал, что пока  буду служить, папа с мамой разойдутся навсегда.





                16.
                Призвали нас по спецпризыву. Так сказать после институтов и техникумов. Июльский призыв. Мы так и уходили плотным потоком, через день. Всех тяжелей пришлось последним, так как от выпитого уже как говорится не только по усам, но и по бровям текло. Уже даже собаки на нас боялись лаять, а закусывали уже в обще чем попало вплоть до куриных попок и соуса чили, от которого потом все горело. Меня же призвали седьмого июля, прохладным июльским утром. Все происходило, уж как то слишком медленно.  Я все, куда –то спешил. Навстречу неизведанному, словно надоело на гражданке, дальше некуда и от этого что то искал на свою голову. В итоге, наспех обнял и поцеловал маму, бабушку, отца, деда. Они что- то говорили, напутствовали, я кивал головой, а сам уже в мыслях был далеко, от них, правда, пока сам не знал где.  Запомнились только бабушкины слова, что она не за что не умрет, а дождется сыночка, то есть меня. Ну слава Богу успокоила! Живи дольше бабуля!Хоть кто то ждет! 
           Недосып и волнение, а также в отличие от многих отсутствие провожающей девчонки, вызывало желание быстрей, проститься, так сказать, чтобы не мучится, и уже ехать служить, раз собрались, но большинство не разделяло такого мнения и поэтому томные лобызания призывников со своими девушками продолжались и грозили перерасти в нечто большее. Наверно в новую пьянку. Бабушка с мамой  уже по третьему разу, норовили обмуслякать и испачкать  щеку помадой, но  как мог, уворачивался. И вот, наконец, по решительной команде прапорщика, призывники неохотно начали заходить в автобус. Зашел одним из первых. Почти все мамы плакали. Я же недопонимая серьезности момента спокойно смотрел в окошко. Мама с бабушкой тоже плакали, но до меня опять не дошло, куда меня провожают. -Что они, не на войну же! Не на смерть же!-
         Еще этого не хватало, думал, быстрее бы уж отъехали, чем смотреть на их слезы. Ух, и твердолобый же я! И вот отъезжаем. Кто то, бежит за автобусом и гулко лупит ладонью по корпусу. Водитель ускоряет ход, и вот уже человек сто родственников и близких остаются за поворотом, но никто еще так не думает, кажется все понарошку и вечером все вернутся домой.
              В руках прапора наши личные дела. Он раздает, и  сообщает куда призовут. Нет не конкретно куда, а в какие войска. Дух захватывает и вот Юнусов тороплю я, нет еще не я, ю последняя буква в алфавите. На я, тогда еще не встречал фамилий. Рядом слышу, внутренние войска, кремлевский полк, все разглядывают счастливца. Морфлот,  недовольное, гудение, и вот Юнусов, ВДВ! Не ослышался вдв! Все уважительно оглядываются ВДВ! Дай -ка , дай прочитаю, и вот действительно ВДВ! Вся  душа воспарила от гордости в небеса и ликует, благодарностью судьбе. Читаю в деле характеристику Сергей Сергеича и понимаю, что он столько здесь понаписал, не поскупился, и разрядник  по боксу, и по штанге, и кмс по акробатике, половина выдумка, да конечно куда еще с таким багажом как не в ВДВ. Здорово! Продолжает парить моя душа, два года не зря пропадут, как например, у Богдана в стройбате. Сам думаю, не поверю, пока уже окончательно не утвержусь. А едем на призывной областной пункт, в г.Дзержинск и там еще одна комиссия и только потом. Что ждет впереди?
           Но как Богдан беспредельничать,  не стану. А что он натворил, так это в обще, никакой логике не поддается. Мы, как положено, проводили его, приехал он в Дзержинск и по пьяне начал перед своими Канавинцами, деревенских  запугивать и деньги с них лупить на дальнейшую бухню. По первому разу видно прокатило. Так их, еще там задержали  на несколько дней, покупатель видно не приехал. И он начал, по новому кутить. А деньги на пропой кончились.  И давай, шкурить тех же, а они уже зажались, а он давай их по новой лупить, ну они не выдержали и в крик. Прибежал дежурный, Богдана скрутили и не долго думая, на тюрьму. А там, его так напугали. Там с его слов убийцы и зэки,  чуть его не прирезали, а так вообще и трахнуть хотели. В первый же раз у него были хорошие войска, а вот  во второй по просьбе отца, чтобы парень совсем  не пропал на гражданке, послали в стройбат, но и там Богдану не повезло. Отправили, в какую- то уральскую глухую степь и там всего пять русских и человек пятьсот азиатов и кавказцев. Короче два года провел в  рабстве, на своей шкуре проверив как это издеваться над другими.
            








                17.
                На областной сборный пункт приехали первыми. Это в конечном счете  сыграло решающую роль в приписке к войскам. Здесь проходим последнюю перед войсками врачебную комиссию. Как положено, ходим в трусах из одного отсека в другой, от одного специалиста к другому.   Быстро без заминок прошли, подтвердив распределения. Только вышли с медкомиссии и встали покурить, как в ворота  начали заезжать автобусы с призывниками со всех концов области. Где то через час, новобранцы начали кучковаться. Пошли истории и новости, кто что слышал по поводу службы. Кто -то сказал, что в десант на сегодня возьмут только тринадцать человек. Я насторожился, так как у меня в отличие от всех не было прыжков. Один высокий парень объяснял, почему бы он не хотел в десант. – Там виллы братцы, беготня, жопа в мыле причем постоянно. Мой корефан оттрубил, в десантуре, такие ужасы порассказывал. Дибелизм короче, особенно если в учебку, так там не жрать, не спать не дают. На фиг, на фиг, я бы куда поспокойней!- - Так и шел бы! Уступил бы другим место, кто хочет!- заметил ему один из рядом стоящих, по имени Иван. – Да я бы с удовольствием, но сегодня вместе с нами, набирают двести на Балтийский и четыреста на Северный флот. А там три года! Так что я уж лучше здесь!-
         В это время подошел наш покупатель, молодой невысокого роста старлей, с такой дерзкой в нашем понимании, и по настоящему десантной манерой поведения и хохляцким выговором. Вот только ростом он почему то был невысокого. Построил нас и объявил, что поедем только завтра, но зато в Литву, в учебку. Позже выяснилось, что старлей кубанский казак,  любящий петь. Пересчитав, осмотрев и предупредив нас чтоб никаких там спиртных и прочего, а то он не посмотрит, он распустил строй. Оказалось, что на  13 мест претендовало человек тридцать пацанов. Не попавшие ребята с тремя прыжками и более, готовы были, рыдать и на коленях вымаливать у старлея, пересмотра  участи. Но судьба в его лице сказала им – Нет, не могу, извините я уже набрал!- - Но мы не сами опоздали, нас задержали!- слезно просили они. – Рад бы, но ничего не могу сделать дорогие! - отвечал старлей. – Но, ну, ну!- поникшие и не находя поддержки не в ком, беспомощно слонялись они, и как сумасшедшие твердили одно и тоже. Мы мечтали! Вот так подумал я рушаться чьи то мечты! А чьи то исполняются! А мы, тринадцать счастливчиков и особенно я, который без прыжков, все больше сторонились их,как прокаженных.
            Через несколько часов немного успокоилось, и я уже не так переживал, что старлей  поменяет меня без прыжков на кого -то с прыжками. Ему, судя по всему было все равно. Вокруг собирались поистине гигантские команды на Балтфлот и на Северный флот.  А я стоял и слушал своих будущих десантников. Их лица были напряжены и не выражали особой готовности дружить. Больше всего, в них читалась готовность соревноваться и конкурировать, а также уже прослеживался недосып. Кроме одного высокого худощавого парня закончившего медучилище, по имени Степа, все были хмурые. В отличие от других он как то весело, и как то духовито улыбался.- Говорят, медбратьев в Афган готовят - то ли с ужасом, то ли с гордостью заметил он. – Да - поддакнул самый самоуверенный новобранец по имени Иван- Раз медик, то загремишь в Афган, будешь по горам за духами лазить, или они за тобой. А я тоже напишу прошение, чтоб отправили. А то че там после учебки, в этих войсках гнить - вещал всезнающий Иван.
            Сашка подумал – Что этому Ивану не хватает, он бы к нам на улицу пришел, ему бы не отходя от кассы, устроили б войнушку, побили и ограбили. И убегать бы пришлось, к мамочке под юбку- Общее волнение чувствовалось, хотя каждый как мог, скрывал это, но ершистые и острые колючки слов, кололи то тут, то там, вызывая словесные перепалки, но до драк не доходило. Будущие десантники, хоть и спорили, но держались пока вместе, своей хоть и маленькой, перед морфлотом, но могучей кучкой. На удивление вместе со мной попал  одногруппник по техникуму из г.Павлова, Андрюха П. По техникуму он был умником, но слабоват характером и поэтому я если что на него не надеялся. – Хорошо бы попасть все вместе, в один взвод – мечтал паренек по имени Василий.
         Все кроме меня и Андрея были высокого роста. Ближе к вечеру все как то успокоилось, сидели на невысокой изгороди и курили. Никакие мысли не лезли. После волнений, на меня напало какое то успокоение и аморфность. От курения и недосыпа  болела голова. Пацаны продолжали рассказывать свои похождения перед призывом, кто то хвалился сломаным целяком, кто то дракой, кто то бухней до дрожи… У каждого была своя причина для гордости, только у меня  таковой не оказалось, и поэтому все больше курил и молчал.
         Иван периодически вставлял свои критические замечания в адрес рассказчиков, чем  казалось, успел перепортить отношения  со всеми. Он словно прощупывал колкими выпадами их на зуб. Некоторые огрызались - Да ты гляжу все знаешь! Знаток!- подначивал Иван. - Знаю, знаю потому что с отслужившими парнями дружил!- - Дружил!? Шестерил небось им!- нарывался Иван. Сашка до сих пор не понимал, зачем Иван лезет, но приглядевшись к его выправке и крепкому телосложению, понял, что Ивану есть, что показать если, что, вот он и лезет. И вскоре так и случилось. Один из новобранцев по имени Вася не выдержал  комментариев и вспылил - Слышь, брат не нарывайся, я же конкретно тебя ничем не задеваю. Но если ты что то против имеешь то - и сжав кулаки показал готовность. – А что может и имею -  угрожающе прошипел  Иван. – Ты это слышь, не шипи! И не таких шипунов, на жопу сажали – спокойно произнес Вася. Все ждали, а Сашка видя, что силы равны, твердо решил, после первых ударов, разнять. Но подумав, чем им это грозит решил вмешаться. – Слышь, парни, хорош быковать, силы берегите, в учебке точно несладко придется.-  Сашка шагнул и встал между противниками. А они прижались к нему, стараясь для начала выиграть поединок взглядов. Оба казались на высоте,и никто не отвел взгляд. Через минуту Вася со словами - Так бы и давно!- отошел. Иван же выкрикнул в ответ. – Живи пока! –
          После скудного обеда время текло медленнее. На призывном  надоело, а предстояло пережить еще ночь.
          Но на наше счастье, старлей оказался  шустряк  и поменял билеты. Со словами - Эх не успел я ваших девчонок отведать,- словно об устрицах, заметил он, - Ну да ладно, в будущем! А сейчас стройся! Уезжаем сегодня, после ужина!- чуть не закричал ура. Вася был недоволен, так как на ночь собирался свалить через забор, повидать подругу. Но большинство обрадовалось, что не придется ночевать, на кушетках. Я брезговал на них сидеть, а не то, что ложиться, заметив кое где на коричневом фоне, следы засохшей рвотины. А через два с половиной часа мы уже сидели в плацкартном вагоне и представляли службу, в разных цветах.





                18.
                По дороге продолжали выяснять отношения. И теперь сам  чуть не схватился с Иваном. Разговоры шли разные и в том числе о Афгане или например останется ли  нашим взводным веселый старлей, к которому мы уже как то привыкли, и еще тихо радовались, что нам повезло, что нас так поздно призвали, потому что уже середина лета, а призыв начинается в апреле. Но мы еще не знали, что в армии тоже не дураки сидят, и нас потом подведут так точно, день в день к двум годам службы. Спиртного не было, да и рисковать никому не хотелось, В.Д.В. все-таки! Через сутки под утро, нас высадили в  легкий  Ионавский туман. Через пелену, накрывшую утренний лес, мы выглядели как сонные мухи. Рядом откуда то, вероятно за ночь подцепились другие вагоны,  и в результате к утру, вместе с нами на платформе появилось еще человек сто. Послышалось, непривычное - Построились, и пересчитались, равняйсь, смирно!- еще не догадывались, что эти четыре команды и есть основа обороноспособности нашей армии, и на ближайшие два года, их мы будем слышать гораздо чаще, чем собственное имя.- Построились, пересчитались!- а дальше шли по сырой от росы траве, по влажному укатанному песку. Думалось, что хорошо в обще -то, что лето, и как бы в подтверждение, по верхушкам, скользили теплые солнечные лучи. Хорошо все- таки, что солнце! С ним как то всегда веселей.
             В роте сразу понравилось. Окна большие, светло, сухо, не то, что в утреннем лесу. Есть еще сильно не хотели. Из дома, еще сытые. Двух  ребят сразу отделили. Один из них медбрат Степа, его как и предполагали, отправили в санбат, а еще одного парня, в командирскую роту. Ваня сразу возмутился, почему его в командирскую не взяли, а как  и всех нас в наводчики операторы. Вася под ухмылку сержанта заметил ему,  что командиров в три раза больше,  дрючат чем всех остальных вместе взятых. В последствии, так и оказалось. Мы только Богу молились, что нас в командирскую роту или в медсанбат не забрили, потому что когда мы отдыхали, ребята бегали, бегали и бегали и не как мы, а в брониках, в касках с автоматами, а это где то еще плюс пятнадцать кило к нашему. У многих из съестного, оставалось еще кое, с дома. Думали пригодится, но прежде чем войти в роту все заставили выкинуть. Дальше помывка, кому требуется подстрижка под машинку и выдача формы. Гиммор конечно тот, но ладно, деваться некуда. Терпимо, хотя только и гляди, чтобы на два размера больше не выдали, а особенно сапоги, а то тогда смерть, ноги сотрешь до костей.
        Дальше по быстрому в течении недели, учимся заматывать портянки, подшиваться, набивать кантики на одеяле, от этого здесь многое зависит, если не все. Ноги это главное средство передвижения десантника. Плохая кормежка в вонючей столовой и суета сразу же засели где то в печенке. Курево кончилось мгновенно и поэтому, даже за сержантскими бычками выстраивалась очередь из двух, трех человек.
           Времени свободного нет! Только присядешь в курилке, как тут же  крик сержанта, на построение. Нехватка сна и пищи, а также постоянная беготня делают свое дело. Мы измождены и таем на глазах. В роте все же есть счастливчики. Например, тяжеловес Петухов. В отличие от него я свои накаченные в зале у Сергей Сергеича банки потерял за месяц здешней дрессировки. За первый месяц похудел на 20 килограмм, от 87 кг, осталось 67. Почти по кило в день. Хитрости то еще никакой, и поэтому выкладываюсь как раньше, на тренировках, полностью и с душой. Только вот и вся разница, в еде и сне, а оказалось восстанавливаться  не успеваю. Да и не дают. Такое ощущение, что им дана команда измотать напрочь, чтобы света белого не видели. Недаром выходит нашу  учебку,  с Освенцимом сравнили.
         День курсанта расписан поминутно. Все передвижения по полку и за полком, только бегом и быстрым шагом, либо как в столовую маршем и с песней, но ее выучить и петь тоже отдельная история.
         Начали разучивать песню. А это часы маршировки. Подъем в шесть утра. На улице  не светло, и перед трибуной уже как буд- то и не спал, стоит оркестр и наяривает собачий вальс. В полутьме все это движение по пояс голых исхудавших курсантов и их теней в свете прожектора, грешным делом, напоминает концентрационный лагерь, из художественных фильмов. Дальше умывка, подшивка и при помощи табуретки и крепко скрученного ремня, набив кантиков на одеяле. Это очень серьезно. У кого то хуже, у кого- то лучше, а так почти ювелирная работа и в конце как восклицательный знак,умение ставить подушку, чтобы как парус, это так сказать последний штрих мастера- кантика. Дальше завтрак. Первые несколько дней в столовой почти не едим, привередничаем, а я так просто никак не успеваю поесть. Только открываю рот, как сержант  командует закончить прием пищи. Происходящее удивляет и шокирует. Как можно командовать закончить, если пятнадцать секунд назад только скомандовал приступить. Поэтому после недели такой еды, все как стервятники набрасываются на любую еду. Да хоть на разваренное сало и быстрее запихивают за щеки, чтобы потом уже на ходу дожевать.
         Солдатское кафе по прозвищу «булдырь» нам пока не достижим. Оно в ста метрах, за штабом, а от нас в трехстах и там всегда очередь, а пока добежишь только до штаба, пора уже бежать обратно, чтобы успеть на очередное построение. А сержанты как на зло словно ждут как кого то пошлем. Словно у них там наблюдательный пункт где то спрятан. С вечера подшиваемся, затем раз тридцать «отбиваемся», так называется счастливая возможность раздеться и лечь спать. Сон от усталости, просто убийственный и до обидного короткий, так что только положил голову на подушку, сразу слышишь ненавистную команду «Рота подъем!» Думаешь что таким противным голосом как у дежурного по роте и у сержантов, могут кричать только адские создания, вроде чертей и кикимор. И закрутилось по новой. Ребята  держатся, как могут. А тем временем член, от брома, превратился в жалкую тряпочку, но это наверно даже лучше, чем наоборот, а не с кем.








                19.
                В течении недели  познакомились с сержантами, командиром роты, с сержантами других взводов и их офицерами. Наш командир взвода оказался, где то на учебе и поэтому за него рулил старший сержант Купчик. Наш капрал, как и командир взвода, для меня пока темные лошадки. Капрал русский паренек с Алтая, с блеском самодурства, в глазах, командир же задумчивый афганец, с неизменной просьбой не совать свои члены, куда собака свой не совала, потому что для нас запчастей нет! Для нас запчастей нет!Понятно выражаюсь!?- обычно заострял он. А капрал, зверек еще тот, но когда надо задний ход включал, но если почует жертву, пощады не жди, короче с шакальими замашками, чувак. Старший же сержант Купчик, на первый взгляд рубаха, но если что не так, то спросит как с понимающего. С его слов это он так только сейчас раздобрел, в связи с надвигающимся дембелем, а раньше с его же слов зверствовал и бесчинствовал, беспощадно, так что курсанты вешались и писали кипятком после его взъебтренажей. Охотно верим, особенно когда он не в духе и громко орет.
        А голос у него, нереальный, самый, что не наесть оперный и командирский. Мегабасс! Вечером в ротной курилке у открытого окна под гитару, как затянет  десантную, так до мурашек, кажется сейчас лампочки лопнут. И так проникаешься доверием к его голосу, что потом команда к бою, и одеть противогазы не так изуверски выглядит в его исполнении. Вот она великая сила внушения, а тело это так аппаратура какая- то, данная нам чтоб совершать действия по осуществлению этих самых внушений! Во как!
            Его заместитель, сержант Демидов, спокойный низкорослый боец. По-другому, его и характеризовать сложно. Рабочая лошадка, на которой,  лежит большая часть боевой и воздушно десантной подготовки. Спокойного нрава, он то в обще редко зверствовал и почти никуда не вмешивался, за что ребята его конечно уважали, не то что «алтайца», но все таки иногда рассчитывали на защиту перед сержантами других взводов, а он когда надо и не гугу. Еще Демид, любил позанудствовать, на полит часе, почитывал постановления съезда как пономарь, от чего мы под его гуление и  чуняли.
            Высший пилотаж конечно это чуня, с открытыми глазами. Так она и не каждому удавалась. Поэтому же он не разрешал подставлять руку под голову, подкрепляя это теорией, что мозги стекают по руке на парту и боец  предается безграничной и коварной чуне, которая не одного бойца сгубила, особенно во время караульной службы, и от которой некоторые так и не проснулись получив спицей через ухо прямо в мозг. Ну, ну кивали мы и спали себе дальше уже без рук, без ног и вообще без всего. Полит-информация это лучшее, что могли придумать коммунисты для нас, задерганных недосыпом и окриками сержантов. Мы так на ней и досыпали и благодарили партию и правительство. Спасибо политбюро за добротную послезавтрочную чуню! Просто огромнейшее!
           Взводный же так и не появлялся. Мы его ждем с нетерпением, хотя по поведению сержантов понимаем что зря. Наш интерес поддерживался тем, что он афганец. И  как то он появился и сразу начал строить, запугивать и так далее. Одного бойца по фамилии Боже, положил к бою и за то, что тот медленно это делал, резко наступил сапогом на шею, и так неудачно получилось, что тот рассек губу о прицел автомата. Вот то, что он так психанул на ровном месте, и наступил хохлу на шею и были последствия контузии. Его просто микро перемкнуло от нерасторопности курсанта, и он решил его поторопить, наступив сапогом на шею. Вот и поторопил  рассечением. Потом струхнул мальца, хоть и капитан,  извинялся как миленький. После этого мы его больше не ждали. - На фига бы он нам такой не сдался!- думал я. Да он и не появлялся. Всем рулил Купчик.
         В роте четыре взвода, в каждом по три отделения по 7-9 человек, вот и считайте. Народу целая куча! Хорошо еще то, что мы все ровесники. А наш взвод к тому же и умники как говорят сержанты. На этом основании иногда подкачиваем свои права, но это как говорит замкомвзвода сержант Демидов, палка о двух концах. Если они сержанты в ответ начнут качать свои и заставят нас жить по уставу, то уже давно проверено, становится вообще невмоготу. Шкала полная! По любому вопросу нужно спрашивать разрешение у старшего, по званию. Даже отлить! Поэтому уж лучше хоть и с перегибами, но жить по их понятиям, а там лазеек предостаточно, если б не их цель нас всему обучить. Свободного времени, пока, даже письмо домой написать нет. Первый месяц хлебаем по полной, десантную романтику просто хаваем. Бегаем за Демидовым по лесам, что вокруг полка и ловим летящие в лицо ветки, а также падаем под вспышку справа, слева, сзади, спереди и так по кругу, пока ноги ходят, а потом еще когда уже не ходят. Сразу же ощутили неприподьемную тяжесть кирзовых сапог и автомата калашникова наперевес. Прицел неудобно бьется о костяшки и  что то все время натирает в районе лопатки. Холодная сталь, до того совершенна, что даже в разряженном виде навивает мысли о предназначении. Убивать! И вообще в начале, все и вся, неудобно и набивает синяки, оставляет ссадины и  натирает кровавые мазоли. Про душу молчу. Она скукожена, напугана и сидит где то внутри забитая и не жужжит. Да еще, при ползках, хэбэшку жалко пачкать, а приходится.
          Сержанты особенно любят положить к бою.  Капрал так в обще ноги расставит и стоит как фашист и наслаждается нашими переползаниями у его ног. Плебей, что там!- ворчим мы. В нашем корпусе в левом крыле на всех трех этажах, все  роты наводчиков операторов. В правом крыле, какая то блатная публика вроде ремонтной роты. В соседнем корпусе слева, механики водители. Чуть дальше в корпусе справа. Командиры и разведчики. Если честно то действительно оказалось что лучше на них смотреть со стороны. Все как на подбор рослые, но бледные и всегда в мыле. И сержанты у них злющие гоняют их как собак.Еще большие ломы только в развед. роте. Там говорят вообще «шкала», жуть. Все человечное вытряхают напрочь.  Дальше по кругу вокруг плаца,  дурно пахнущая хлоркой медсанчасть, клуб, в котором пару раз индийское кино крутили, прямо напротив нас через плац, еще хуже пахнущая столовая, рядом с ней спортзал,  и дальше по центру штаб полка и дивизии. Прямо под окнами батальона стоит железная, в виде знамени трибуна, под ней каждое утро, обед и ужин играет полковой оркестр, а также происходят построения.
             Строевая,  для меня, как и для других, самое невыносимое занятие. Хуже, пожалуй, только наряд по столовой или караулить полковое знамя в штабе с четырех до шести утра. На строевой, стараюсь и отбиваю  ноги,  а голову на своей короткой шее выворачиваю так, чтобы видеть грудь четвертого человека, получается с трудом, а капрал все равно не доволен, хоть ее с корнем вырви – И-и-и, раз!- равняюсь, как учили на вздохе. Ценой неестественно вывернутой шеи держу строй и деру  глотку. Так мы разучиваем песню. Песня хорошая, про Россию. – Россия любимая моя, родные березки тополя, как дорога ты, для солдата, родная русская земля-я-я-я!- актуально особенно здесь в Литве, поэтому поем с удовольствием, но младшему сержанту опять все не нравится. Видно у него сегодня нет настроения. Встал не с той ноги? А у него почти никогда нет! Злой он.Когда не получается, запугивает нас бревном которое  будем держать, чтобы отработать равнение. С бревном, не хочется, поэтому  стараемся не доводить до него. На пятый проход, капрал с недовольством ведет  на обед. По его лицу можно понять, что будь его воля,  оставил бы  без обеда и без сна.






                20.
                Во взводе более, менее дружно. Дружные тамбовцы, не очень дружные наши и остальные так по крупицам. Постепенно во взводе выделились два неудачника. У одного капрал нашел два куска ржаного хлеба в тумбе. – О-о! Это залет солдат!- словно радуясь хищно сообщил он и построив взвод предложил на выбор, либо бежать на ближнее тактическое поле, хоронить хлеб в нами же вырытом, БМД-шном компонире( попросту, в яме, размерами  пять на восемь и глубиной два метра). Или второй вариант добыть в столовой буханку ржаного и в сухомятку накормить товарища. Взвод выбрал второе но боец по фамилии Ухов, смог съесть  в сухомятку только половину буханки. Больше как не давился,  не влезло. Но через месяц, когда начались стрельбы Ухов из изгоев превратился в героя, стреляя исключительно на отлично. И никто, даже сержанты не могли его перебить. Парень оказался с характером и самое главное с метким глазом.
          Наряд по столовой виллы. Запущенная столовая. Туалета нормального нет, поэтому все ходят сзади столовой. Вонь и антисанитария вызывают  отвращение. Самое чистое место корнечистка. Там хоть нет вездесущего жира. Овощи, вода, ну иногда гнилая картошка. В варочном зале еще более менее, потому что там рулят повара, а они грязи, не потерпят. После ужина иногда сержанты, если курсанты плохо помыли полы, издеваются над ними и заставляют ползать по засаленному полу. Самый мерзкий из сержантов, капрал второго взвода Клебанов. Он даже хуже нашего капрала! Он настоящий фашист! Никогда не упустит случая, чтобы к вышеуказанному наказанию добавить свое. Но настоящая разруха в столовой лучше всего видна, в мойке. Там бесплатный  жировой каток. Скользко от жира и грязи так, что пройти не держась, в обще невозможно, ноги разъезжаются. И воняет отбросами соответствующе. Качусь, держась за моечные баки заполненные мутной содовой водой, за шкафы с помытой посудой, еще за что то в полной прострации и сюрреальности.
        Кормят нас с завидным постоянством, разной пахучей ерундой. А чаще всего вареной, квашеной капустой с огромными кусками вареного сала. Мясо предусмотрительно срезано и унесено дедушкам и другим блатным. Самым желанным местом, остается хлеборезка. Так сказать предел мечтаний. Даже постоять возле нее всегда закрытой  двери, особо приятно, так как там почти волшебно пахнет только хлебом и маслом. Мечтаешь, что вот именно так сейчас должна пахнуть хорошая женщина. Рядом с хлеборезкой стоять и то в кайф, а не то что зайти. Но, снова проходишь мимо, с нереальными мечтами о лишнем куске масла и сахара. Обычно я в корнечистке вместе с ребятами чищу до утра картошку. Сидим мы на свежем воздухе, в хорошую погоду, прямо на улице у входа, так как в самой столовой  пропахло  квашеной капустой. Чистим картошку в свете фонаря о который бьются мотыльки, рядом висят полная луна, и звезды, а так же моргают спутники, а утром когда рассветет и выйдет солнышко, то с прод. склада вылезут греться, штук десять, величиной с маленькую кошку, упитанных крыс. А мы из протеста, обкидаем, их кто кирпичами, а кто гнилой картошкой, они взвизгнут и разбегутся по сырой земле, чтоб через пять минут снова лениво повылезать. - Короткая же у них память! -- От переедания - шутит Ваня. – Да мы же хуже крыс, парни!- прикалываются тамбовцы. Глядя на себя, и на своих замызганых, после ночной вахты, товарищей, я тоже думаю, что для наших сержантов, мы даже хуже этих крыс. Мы вообще не люди, и даже не духи, мы рабы, попавшие в руки рабов и поэтому они будут нас учить, как учили их и это к сожалению, как всегда все тот же замкнутый круг. И некому пока его разорвать, а ведь после такого опыта потом и обществом рулят также, безжалостно потому что  вот именно это для них нормально. Или я может, что то не понимаю? Точно так, скорее всего и есть, ничего не понимаю.
          Короткий крепыш Демидов, громогласный фанат, которого для себя же лучше не подводить, Купчик и крепко сложенный младший сержант по прозвищу «алтаец». И надо признать у него отвратительно тяжелые кулаки, просто пушечные ядра. Иногда он словно шуткой, а на самом деле зло улыбаясь, в каком то закоулке, неожиданно бьет меня по животу, а то и плечу. Ставлю блоки, напрягаю пресс, но иногда просто не ожидаю и пропускаю, но пока не отвечаю - Ведь он сержант!- крепко сидит в моем духовском сознании.  – Ну что ты Юнусов, крутой что ли? – почему то спрашивает он меня и снова атакует. Почему он так делает, я не понимаю, вроде я не давал ему никакого повода. Что ему сделал? Даю сдачи, но намного тише чем он. Наверно боюсь разозлить!?
          Успокаиваюсь словами Купчика, что мы все дети генерала Маргелова, создателя ВДВ. Это слегка успокаивает. Алтаец тоже четко чувствует, когда перебор и на следующий день не лезет, даже заискивает, улыбаясь, заглядывает в глаза, интересуется, почему я такой смурной перед стрельбами, шутит вроде не решил ли я случайно его пристрелить. Скалится и боится, но в обще то не понимаю таких шуток. Убить его!? За что? За то, что он иногда борзеет и распускает руки!? Ну, я же не до такой степени псих, тем более из хулиганского района, а там такого добра навалом ежедневно происходило! Бились просто так  не за что, постоянно. То, что он и в правду думает, что могу его пристрелить, до меня пока и в правду не доходит, но смотреть в его сторону не хочется, и  упрямо отворачиваюсь. Меня от него тошнит!
              Мне еще невдомек, что мои нерусские инициалы не дают ему, да и другим сержантам покоя. А проблема то оказывается в том, что до меня по духовству, их обижали мои соплеменники с Кавказа. И теперь, когда тех уже нет, а они здесь при званиях, и к тому же  окрепли, то хотят  отомстить и вот увидели во мне жертву, чтобы рассчитаться. Но я еще ничего такого не понимаю, и веду себя как  русский паренек из города Горького, и поэтому терплю, соблюдая дисциплину, как учили после левой, подставлял правую щеку, хотя уже замечал недобрые шакальи взгляды сержантов и из других взводов. И что характерно, как начинаешь вести себя по христиански, то сразу нечисти вокруг собирается и даже каждая мышь так и норовит над тобой надругаться. Чувствовал, что младше сержантская банда еще не готова, но рано или поздно соберется,  поживиться и отыграться за свои ранние унижения на мне. За весь Кавказ!
         Особенно, тот самый оголтелый красномордый капрал Клебанов, и с ним брянский ухарь, земляк старшего сержанта Петрова под опекой которого и продолжал жиреть, по мнению моего недовольного земляка Ивана,  липовый боксер с вазелиновыми кулаками, курсант Петухов. Да что там, мудрить, вот Петров легко сделал Петухова, каптером. А наш Ваня, да и все мы, ненавидели Петухова за это, да и вообще за какое то врожденное  жлобство.
          А пока я гадаю, о том, что такого они обо мне знают, чего я не знаю или может не замечаю. А то, что  из упитанного чувака  наподобие того же Петухова, я превратился в скелета с уставшим затравленным взглядом. Так мы все здесь такие, пожалуй, кроме того же Петухова. Обидно конечно что такой же неживой вышел  на фото, которое сделали сразу после 15 км. маршброска, что даже домой не хотелось посылать, но послал. Порой мне уже просто страшно как навязчиво хочется проучить липучего капрала и его кореша Клебанова, и они чувствуя это,  на какое то время затихают. Но я не знаю, как это сделать, в голову ничего не приходит. На стрельбище они даже прячутся и потом шутят, что от меня. Принимаю как шутку, но они, то видят, как  иногда на них смотрю. Страшно наверно смотрю, потому прячутся подальше, когда  нахожусь на рубеже огня. Видок у меня будь здоров зверский, это еще в технаре мне говорили.
          А здоровяк каптерщик Петухов, так удивился когда сравнил мою упитанную культуристскую морду в военнике, с тем,  что от меня осталось. Он так с брянским акцентом и сказал - Юнусов, шо с тобой стало!-  Ответил, что от беготни! Хотя, конечно же, и от нервов. Смотря в зеркало,  не узнавал себя. – Неужели это я!-  и вспоминал свои до армейские пивные жирки. Мне нравились такие изменения, а кому то, как  потом понял не очень. Но моему добродушию не было конца, и никакое злобство капрала, никакие удары сзади не могли надолго вывести меня из себя. Замыкался на несколько дней, но потом отходил и старался не замечать урода. Ведь он и в правду казался мне да и не только мне, да и всему взводу моральным уродом.
         







                21.
                Во взводе подобрались неплохие парни. Хотя по номеру у нас четвертый взвод, по боевой подготовке соревнуемся с первым, который возглавляет тот самый сержант Петров. По началу, конечно, мы пыль поглотали за всеми взводами, особо когда на стрельбище по пескам, пешкодралили, но затем ротный начал менять местами и уже первый взвод, глотал нашу пыль и становилось не так обидно. Наш ротный, крутой капитан Гаврилин. Улыбчивый мастер спорта по боксу. Когда рота показывала плохие результаты, он вызывал к себе старших сержантов и отрабатывал на них удары по корпусу. За что они потом беспощадно  качали нас. Ему нужен результат и сержанты его делают, выжимая из нас последние соки. Ротный как то спросил, на какой волге ездит мой отец, на черной или на белой. Я соврал, что на черной. После этого меня как то аккуратно освободили от взводного кача. Я вообще то не имел ничего против, покачаться вместе с ребятами, но меня сделали взводным писарем, хотя писал я как курица лапой.
         К дню ВДВ замучили строевой. Среди механов, что в соседнем здании, оказалось человек шесть аварцев. С первых дней они начали драться с сержантами. И замполит полка не долго думая освободил их от занятий и отправил в клуб, разучивать лезгинку ко второму августа. А что ее разучивать, если они с детства ее танцуют. Узнав про меня, они зовут с собой, но вежливо отказываюсь, в душе, жалея, что вот опять тоже самое, что и всегда на перепутье, а от этого и не туда и не сюда. Вот ведь и хотел бы дать в морду, капралу, а терплю, а был бы чистокровным дагом давно бы урыл!
          А еще хуже, что я дурак, и в отличии от окружающих считаю себя русским с нерусскими инициалами, а это так глупо!  Это почти как Маугли у Киплинга только наоборот. Если б волк вырос с людьми и на полном серьезе посчитал себя человеком. Не реально! В армии и дальше по жизни, я часто ловил на себе такие реакции окружающих, удивленных, почему я считаю себя русским с нерусскими инициалами, да что там и кровью. К тому же что и русских то сейчас типа за все их исторические и нынешние косяки, по большому счету и за людей никто не считает, кроме их самих, да если честно и сами себя и своих соплеменников в первую очередь и травят.  И от  самих же слышишь в свой же адрес, ругательства и недовольство, так что уж там про- других- то говорить. А я вот так, назвался груздем. Назвался русским! Да и бабушка уговаривала  взять в паспорт русское имя, Сашка, которым с ее слов меня и крестили, а  я не послушал. Трудно тебе будет! Убеждала она, а не слушал. Да и какие трудности в 16 лет! Экспериментатор! Русский Али Гаджиевич!Огонь по непонятливым тормозам!
         Как уже сказал, взвод дружный и подлецов вроде нет, кроме конечно младшего сержанта.   Купчик иногда самолично устраивает нам так называемый взъеб- тренажи. Если что не так, отстрелялись там, или дисциплина захромала, или просто у него плохое настроение, то бежим в неведомую даль, с рюкзаками полными песка и оружием. Марш- бросок. Десяточка. Бежим быстро. Но при такой  тяжести не каждый выдерживает. Один  белобрысый куряшник из второго отделения, отстает и чуть погодя естественно встает бледный, потный и с отдышкой. Мы же по инерции так и бежим, оставляя его сзади, но уже знаем, что придется вернуться. Так и есть.
          – Взво-о-о-од!- командует Купчик. Взвод останавливается, надеясь на передышку.- Взвооод!- повторяет Купчик.- Взвоод!-  третий раз неистово лесным эхом затягивает Купчик. Наконец все прислушиваются. - У- у нас раненый! Взяли раненого на плечи.- По строю прошел недовольный ропот. Тамбовцы зло ругаются, в адрес слабака, тем более что он не ихний. Со всех сторон слышится-  Ты чо, опупел! Все устали! Беги, давай!- А Купчик командует - Отставить разговоры! Взяли раненого!- Делать нечего скрипя сердцем, берем на плечи. Хотя психологически трудно, потому что, у него ранения, нет, никакой  крови, видите ли он просто устал и решил симульнуть.  Ну мы тоже не из тех на ком можно ездить! Берем, кто за ноги, кто за руки, кто за тело, и уже несем быстрым шагом. Купчик приказывает перейти на бег. Из строя доносится голос Вани - Пидарас, гребанный, беги сам!- Ему вторят тамбовцы. – Пидарас! Стиснув зубы, пока молчу, потому что у нас в принципе в обще на улице так не ругались, а то можно и словить, в темном переулке, но тоже бегу злой как собака. Первые пятьдесят метров, «раненого» не ударил  только, Купчик и изгой. Старший же сержант сделал вид, что не заметил нашего прессинга. От такой терапии, через сто метров, «раненый» вдруг ожил и попросил бежать. Взвод сыпя ругательствами, выдохнул и с облегчением, сбросил бедолагу с плеч, но через километр появился новый «раненый». Будь он не ладен!
           Время от времени Купчик, вытаскивал из заначки плакат с изображением американского рейнджера в роли А. Шварцнегера, и построив залетный взвод кричал - И вот с такими, вы должны встретится на поле боя, в рукопашной схватке! Хромов!- обращался он к одному из тамбовцев.- Как ты думаешь, кто победит! Есть ли у тебя, у всех вас шансы, выжить при таком отношении к боевой подготовке, против такой то машины! - И он с кислой миной на лице, оглядывал наши исхудавшие фигуры. Тогда Купчик был еще старшим сержантом и рвал на старшину. А мы были его мальчиками для битья. И мы не зная чем ему угодить, и чтобы поддержать, сознательно называли его старшиной. Ему было приятно, а нам не трудно. Мы его уважали, и он нас пока с его слов мы не стали хурмить перед выпускными экзаменами, а из- за этого первый взвод чуть выбился вперед и Петрову как назло, а мы считали и не заслуженно, дали старшину раньше Купчика. – Да, и откуда ротному знать какая редкая скотина, этот его новоиспеченный старшина Петров.- думали мы - А если взять его негативное аморальное влияние на роту со своим пухленьким протеже Петуховым, то боевые результаты вымученные  им из своих курсантов, то его в обще разжаловать надо. – ругал Иван, под  единодушное одобрение. Я был с ним полностью согласен. А  если смотреть на факты, то они упрямая вещь и взвод Петрова действительно хоть на немного, но нас перестрелял и перебегал. Пусть на чуть- чуть, но все же, победителю прощается все, как и проигравшему припоминается. - О, это залет!- как то подметил капрал, и это было правдой. И если взять лично мои наблюдения, то Купчик испортился даже не из- за старшины, а после того как узнал, что от него там на гражданке, ушла девчонка.
        Откуда я это знаю? А просто однажды после отбоя Купчик позвал меня и спросил, как бы я поступил, если б от меня ушла девчонка. Я не знаю, но он наверно,  как от кавказца, ждал от меня каких- то радикальных предложений, ну там зарезать, или сбросить со скалы, но так как к тому времени в душе я считал себя русским, то предложил просто забыть ее. Чего он делать явно не собирался, да и в силу темперамента не мог и разочарованно сказал - Ну ладно иди.- А сам взял гитару и снова пошел в умывальник сел на подоконник и начал, петь. Пением это трудно было назвать, скорее он выл как волк, на спрятавшуюся где то в облаках прибалтийскую луну.
   



                22.
                Время шло своим чередом. В курилке у батальона, между построениями разворачивались краткие как вспышки молний, разговоры по поводу как, с минимальным ущербом для здоровья, закосить и комиссоваться. По всему выходило, что с минимальным не получится. Основные рецепты давал бледный парень, который по его словам  в данный момент уже пил кристаллы марганцовки, с целью ускоренного получения язвы. - Если не выгорит - решительно добавлял он, - Тогда придется глотать иголку.- Кто то советовал на  ранку намазать зубной налет. –Хотя, что там мазать. – думал я - климат  влажный, раны от мозолей не заживают, а с налетом можно и гангрену схлопотать, но им видно уже все равно и они готовы на все-
           В дивизии гражданских увидеть за праздник, да даже собаку или кошку и то в радость. Вокруг только леса и перелески. Через полк проходят дивизионные пути на аэродром и стрельбище. Дорога одна, и поэтому часто видим, ребят с медсанбата, которые в отличие от нас как я уже говорил, бегают с полной выкладкой, в касках и брониках. На вид такие же, но уже вижу, что совсем другие. Они готовятся в Афган и это совсем другая подготовка и психология. Там кажется включаются не человеческие резервы. Иногда среди них встречаем Степку. Бедняга, еле бежит, похудел, осунулся, даже руку поднять поздороваться, нет сил. Афган уже не тот, что в начале 80-тых. Пыл и накал немного спал. Нас уже туда не готовят. Основную часть афганцев готовят в Фергане. А там жарища, в обще виллы и вода плохая, а от этого гепатит.  Мы  тоже не успокоились и написали заявления с просьбой направить нас, в Афган. Через неделю, грустный  старший сержант Демидов приносит наши письма из штаба, называя нас за наше искреннее стремление, придурками, и рвет заявления перед строем, предлагая нам больше не заниматься ерундой и не морочить командирам головы. Это звучит так - Хватит писать эти опусы! Никто вас туда не пошлет. Туда идет только медсанбат. Война подходит к концу и радуйтесь что живы придурки, а многие ребята с моего выпуска вернулись в цинке запаянные. Поняли!?-
          Так ожидаемая нами воздушно десантная подготовка, лично меня почти сразу, напрягла отбитыми ступнями. Огромный железный макет самолета, прозванный крокодилом, выплевывает нас, вроде как из ИЛ-76-го, и летишь на роликовых креплениях с ветерком, и в конце обрыв и плюхаешься с трех метровой высоты на жестчайшую почву. Хоть бы песочку сыпанули ироды, а то ступни, аж через  подошвы прошибает. Ну, наверно всем мужикам известное, 501,502,503, которое тренируем бесчисленное количество раз, так, что по словам сержантов мы должны, разбуди нас ночью, сгруппироваться и четко отсчитать, а затем выдернуть кольцо и проверить купол. Так как я почти единственный кто на гражданке не прыгал, то все узнавал впервые. В учебке от плохого питания и беготни так ослаб, что появилась, какая то йоговская безграничная выносливость, и понимание что  человеческие силы бесконечны, если уже другого выхода нет, бежишь через не могу!
          Но никакой выносливости, не хватит, караулить первый пост. Я то, догадываюсь что этот невыносимый капрал, специально удружил мне такую радость. Пост совершенно бессмысленный. Так как знамя в мирное время никому и даром не нужно, тем более оно находится в штабе рядом с вооруженным дежурным по полку,  к тому же закрытое на замок под стеклом, в этаком вертикальном саркофаге, а рядом еще мой ужасный первый пост. Пост надо заметить подлейший, так как два часа к ряду надо стоять на одном месте, сойти с тумбочки нельзя, так как у дежурного загорается лампочка. А с четырех до шести утра, стоять совсем туго. Усталость и дрема берут свое и сразу вспоминается косая улыбочка алтайца, разводящего караул и со своей фирменной  ухмылкой говорящего. - Запомните духи! Первый пост называется «Деревья умирают стоя! А ваша служба, сейчас «Без вины виноватые, или по тонкому льду, приказано выжить!» Поняли чертяги?- Мы обреченно молчали, зная, что так и есть, правда. – Поняли!?- переспрашивал он. Мы мотали сонными головами. А я завидовал ребятам, которые караулили, на свежем воздухе. А в помещении штаба, под утро, особенно зимой, когда батареи топят, вообще жуткая чуня нападает. Реально спишь стоя, прислонившись к стене, а вокруг на расстоянии метра, острые ограды, на которые как пугает алтаец, если упадешь, то точно череп и мозг, навылет прошибет и из затылка выйдет. Пугает, сволочь! Стоишь, пошатываешься. Так и подмывает сесть и спать, но стоишь уже не на своих ногах, а на чьих то, а алтаец  при смене издевательски скалится и заставляет по нескольку раз пересдавать пост. – Товарищ сержант, почему издеваетесь над курсантами?!- спрашивает дежурный офицер.- Никак нет!- отвечает капрал. – Оттачиваем, передачу поста, товарищ майор!- - Но не в четыре же утра!- замечает майор, потому что он не дурак и видит, что алтаец издевается и еще в добавок, нагло врет. А алтаец на выходе из штаба ругается и психуя плюет на ступеньки. – Надоело бл-ть! Заколебало! Бл-ть, сука! Все, ухожу в войска, задолбало все! Все!Все!- - Иди, иди! - злорадно думаю я. – Там тебя деды то зачморят, гнида сержантская!- Он все же чувствует мою ненависть и в ответ тоже смотрит также.
            




                23.

                Почти в середине учебки, меня сделали ротным писарем. -Какой писарь, если почерк  отвратительный!?-  и пока не понимая, что всему виной мое имя Али и фамилия Юнусов. А еще черная волга отца! Я же по- прежнему, считал себя Сашкой Юнусовым и прекрасно чувствовал с этим знанием. Когда взвод качают, после отбоя, то меня отправляют в Ленинскую комнату чертить таблицы для стрельб. Что такое!? Пацанов жалко, но самому лезть на вздрючку, еще глупее. И ребята все вроде понимают и не чураются. В остальном то, я всегда рядом. Лето заканчивается, но днем жара. После стрельб приходишь весь в мыле, внутри все горит от жажды и такая верблюжья охота до воды, что думаешь будешь пить до утра, но через двадцать секунд ребята уже ропщут и уступаешь им, потом снова пьешь, снова уступаешь и снова пьешь и так до построения. Заполняешь горбы «кемела», про запас, а толку никакого, все равно сохнешь. Сразу по приходу со стрельбища, чистка оружия. Это  обязаловка, всегда. Потом сдаешь в ружпарк.
           Как правило, на стрельбы выдвигаемся после завтрака, а приходим обратно к ужину. Пить на стрельбище негде, а полкружки плодово-ягодного киселя в обед, в жару сами понимаете. Ходим быстро, почти бежим. Иногда на стрельбище идем в разное время. Это хуже, потому что в отсутствие ротного, сержанты и устраивают самый лютый и злобный кач. Деваться некуда, а поэтому, бегаем и ползаем в противогазах. Кто не может бежать того тащат. Сержанты привязывают за руки ремнями и тянут за собой. Так пришлось насмотреться и на слезы и истерики, и как бы  не обессилил боец, сержанты все равно  не бросят и даже бесчувственного заставят бежать, пусть и на карачках, и ползком, в слезах и соплях, с громкими рыданиями и обращениями к маме. Будешь скулить и бежать, да хоть бы и на коленях и визжать как баба, под издевательский смех сержантов, все равно доползешь, потому что это Гайжунай, а мы Маргеловцы, крылатая пехота, через немогу, через мозг.
          В роте иногда, когда есть силы и желание, после отбоя алтайцем и Клебановым, конечно же под прикрытием ст. сержанта Петрова, устраиваются разные приколы. Знаю что Купчик это не одобряет.  Например, десантирование, со второго яруса кровати. Испытуемый должен закрыв глаза, прыгнуть вниз головой. В последний момент ему подставляется одеяло, но первый прыгающий об этом не знает, и уже простился с жизнью. Ужасный трюк, похож на самоубийство. Но храбрецов хватает, а куда деваться, тем более они видят, что пока всех ловили, только первому всех трудней, но предположение, а вдруг не поймают, гложет.  А Купчик снова поет. Кажется, ему вновь взгрустнулось и он бухой, а в таком состоянии ему как и Демидову лучше не попадаться. Они дембеля и поэтому достать спиртное для них не проблема. Они очень хотят домой. А мы их третий и последний выпуск. Поэтому они знают цену словам - Кто прошел маленький Гайжунай, тому не страшен, большой Освенцим.- - Вам повезло!- говорит Купчик. Вы вместо шести месяцев здесь  только три с половиной, и к тому же летом, а вот нам зимой выпало, а это в обще кидалово братцы, полное!-
            По утрам над нашими головами все больше и чаще низкое влажное небо, но к обеду разгоняет. Форма у нас обычная, полевая. Комуфляжа еще нет и в помине, разве что у разведчиков. Они всегда позже всех с учебы возвращаются. Они труженики еще те! Вместо берета у нас пилотка. Береты выдают только сфотографироваться и на строевой смотр. Если в увольнение, то парадка и фуражка. В каптерке у Петухова бардак. Его босс старший сержант Петров на прошлой неделе, за то, что нашел у одного из бойцов носки под матрасом, заставил выносить  все кровати на плац. А затем драить пол с мылом, несколько раз подряд. А его землячок Петухов, ухмыляется глядя на своих одновзводников. Он то, сам по себе. Нет вот на радость нашему взводу, Петров вспылил и заставил Петухова присоединиться к экзекуции. Купчик с нами такого не делал. Он по сравнению с Петровым, а уж тем более с опухшим Петуховым, человек с большой буквы. – А мы его сынки - как он иногда шутя называет.
            Наши ребята возмутились, почему это Петухов  в наряды и на стрельбы не ходит.- Он что какой то особенный!? Чем он лучше? -возмутились тамбовцы и мы с Иваном. Петухов только огрызнулся и сказал, что он еще нам ответит за наезд. Но до ротного дошли наши возмущения и он заставил Петухова ходить в наряды и на стрельбище. Даже авторитетный Петров не помог. Опухоль Петухова на радость нашего взвода, кончилась и он стремительно начал худеть, хотя по мне так пусть лучше б жирный был.
                Иногда после отбоя у нас устраивали бои. Так вот Ваня рукопашник, как то отпинал, Петухова, так что тому и закаченный в кулаки вазелин не помог. С тех пор Петухов относился к нему с опаской. Ваня смелый и принципиально задиристый. Его хлестких ответов и замечаний побаивались даже сержанты.- Алехин, ты опять выступаешь!? Смотри довыступаешься! – спокойно предупреждал Демидов.- А пугать нехорошо.- отступал Иван. Я по- хорошему, даже завидовал такой решительности Ивана, потому что даже подлый капрал обходил его стороной, но иногда и они спорили.- Вы что- то хотели сказать, товарищ солдат!? – багровея и перейдя на вы, начинал в своем духе алтаец.- Да вот хрен у вас, получится! Верите!?- - Я не обязан отвечать на некорректные высказывания. - парировал Иван. – Некорректные высказывания! Ишь ты! Умный такой, Алехин? Да! Наверно, наряд вне очереди захотел? Да!?- -А что, как что, так сразу наряд!- - Я сказал разговорчики в строю товарищ солдат! Или вы отжаться хотите, раз пятьсот!- - Я столько не смогу!- - Молчать  сказал! Рядовой Алехин, выйти из строя!- Иван нехотя делал один шаг вперед. Объявляю рядовому Алехину один наряд вне очереди, за разговоры в строю! Все понятно!?- - Так точно. – без настроения ответил Иван и вернулся в строй. Еще любимый подкол алтайца был такой же шизоидный как и он сам. Когда к нему за разрешением подходил кто то из курсантов взвода и обращался - Товарищ младший сержант, можно пойти в туалет?- Он отвечал - Солдат! Можно за х-й подержаться!- Солдат вспоминал как правильно обращаться и поправлялся- Ну тогда разрешите?- - Разрешаю, подержись!- И при этом дико хохотал.
 







                24.
                Воздушно-десантная подготовка и прыжки, это отдельная тема, но и ее сержанты умудрялись превратить в экзекуцию. Висеть на рампе в стропах это не самое утомительное, скорее даже отдых. Вот целый день укладывать парашют утомляет, хотя по сравнению со стрельбами или нарядом, отдыхаешь. Если повезло доехать до стрельбища на Урале с матбазой, то считай, повезло. Каждый курсант знает, что всегда  лучше плохо ехать, чем хорошо идти, это армейская аксиома.
            А в день прыжков, уже с подъемом за лесом слышны самолеты. У меня сегодня первый прыжок и наверно, поэтому я волнуюсь чуть больше остальных. Все, как положено, завтракаем и выдвигаемся. Получаем с машин сумки с парашютами и одев, ждем своей очереди. Так как всего пять Аннушек, то они друг за другом взлетают и приземляются, забирая и выбрасывая очередную партию десанта. Девять человек заходим в самолет. Я второй вслед за Купчиком. Пристегиваемся к тросу. Взлетаем, волнение  нарастает. Купчик кричит, что когда откроют дверь, кричим «банзай» и  выходим. Мне все ровно но сиганул вслед за Купчиком без проблем. Только перед землей метров за семьдесят, понял, что несет спиной вперед. А причина в том, что слабо дергал красные стропы управления, а чтоб развернуться надо было, натягивать аж до пяток. Ветер был не сильный, и в общем, плюхнулся  спиной, кувыркнулся по песку и благополучно встав, сделал, как учили забегание и погасил купол.
            Рядом друг за другом приземлялись счастливые бойцы. Один, вроде меня, летел спиной и со всего маху, приземлился  кирзачами  на голову укладывающему парашют сержанту и тот , обхватив на миг голову, бросился на духа. – Ты тело! Ты что, твою! -  и снова. – Ты блин, тело тупое! Недоносок, аббортив бли-ин! - А я сложил парашют в сумку и с чувством удовлетворения, не спеша пошел к лесу. И видно невооруженным глазом, несмотря не на что настроение у всех приподнятое.
            Это такое дефицитное в учебке чувство неспешности, и возможность хоть на короткий миг ощутить себя хозяином себе, бывает только сразу после прыжков, когда  безнадзорно мог идти по полю и любоваться, расцвеченными куполами и свободным от  «алтайца» Клебанова, Петрова, Петухова,и их команд, пространством. Вот так спокойно прошел первый прыжок. Через несколько недель второй тоже с Ан- 2, а  третий уже с ИЛ- 76. А так оказалось довольно весело и круто отрываться от  огромной железяки. Почти тоже,  что прыгать с моста, или с плывущего катера, в реку. С аннушки легко и непринужденно камнем вниз, с Ила труднее, почти как с высокого пирса в штормящее море, когда волна  вдруг закрутит как пылинку мироздания и понимаешь, что ну совсем ничего не можешь ей противопоставить, разве что только смириться потоку.
           Словно катапультой выстреливаешься  по горизонтали и потом на излете, ловишь вертикаль, а дальше, как и задумывалось паришь. После прыжков всегда приятная усталость и ощущение счастья. Как говорит Купчик - Десантник две минуты орел, а остальное  лошадь - а Демидов добавляет- Десантник должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь- и затем уже более реально, Купчик. – Орлом, в небе быть легко, вот остаться таким же орлом на земле, намного сложнее.-
           Как то Купчик уехал выступать с концертной программой на дивизионный конкурс. Демидов тоже по дембельски как то устранился от взвода. Вот тут «алтаец» и разошелся. Волна ненависти ко мне, к Ивану и некоторым Тамбовцам вдруг захватила и понесла его.  Как и раньше я по прежнему продолжал терпеть его  нападки. Вел себя безукоризненно, чтоб не создавать повода, но он все равно находил причину, чтобы докопаться. А я думал про себя, какой же я дурак, когда шел в армию как на праздник. Идеализировал ее, считал, что уж где, где, а в армии все правильно и честно, но в реальности оказалось, мягко говоря, не очень и вот такие недоразвитые типы как наш капрал, всегда и везде все портят, думал я.







                25.
                Один единственный западэнец, по фамилии Боже, набивался ко мне в друзья. А я и сейчас, а уж тем более тогда был  открыт к дружбе. Но в отличие от меня, так понял чуть позже, он то хотел дружить с выгодой. Видя, что меня не качают, и особо не достают, видимо ему так показалось, он посчитал, что через меня и его перестанут трогать, но просчитался. Как то ему прислали посылку, и он единственно кого угостил из взвода, так это меня. Я не насторожился, потому что считал, если б мне пришла, наверно сделал бы то же самое. А там было и вино и сало. Чтобы не почикали, он пока с почты нес, вино и сало так  прямо в упаковке на полковой помойке и зарыл. Представляете! А потом ночью в наряде отрыл и мы с ним вытащили это все из грязного помойного пакета, а руки ночью мыть негде, так и ели и пили и ничего. Даже не пронесло! И как специально столько проверок в ту ночь приходило, но нас так и не засекли. Видимо сало перебило винный дух. Но под таким нервным прессом удовольствия от вина считай не получили никакого. После того дежурства хохол сразу как то переменился ко мне. Видимо он не ожидал, что я сало буду есть, или еще что, например, надеялся, что я угощу его потом своей не менее богатой посылкой, но мне за время учебки, посылку так и не прислали. Хотя я у мамы просил, прислать, что нибудь вкусного.
        А тогда я так и не понял такой его перемены. А тамбовцы те сразу раскусили его гнилой нрав и не подпускали  к себе и чморили как могли. Иван тоже его невзлюбил, а это был верный сигнал и мне, но я как всегда верил как то в людей. Оказалось что он и вправду мелкий тип. Рассказал капралу, что я ел сало. Мне то было по барабану, а тому это на руку, после этого он, еще больше заподозрил неладное с моим происхождением.
           С Петуховым тоже как то в наряде по столовой вцепились. Он все ходил, симулировал в корнечистке, пока я не сделал замечание. Ну он вероятно считал себя таким блатным, и вскипел не на шутку. Схватил меня за рукав. Я его тоже. Но весовые категории разные, да и ростом он на голову выше. Как то все неожиданно произошло. Да и дело было уже под утро. Уставшие после ночной чистки картошки, мы почти все уже клевали носом, а тут этот  Петухов, что то вякает, в наш адрес и как будто мы его рабы и он нас хвалит за старание и одновременно насмехается за рвение. В общем, сцепились, и он мне как то незаметно апперкотом попал. Какой никакой, а все ж боксер полутяж. И я чувствую, что теряю сознание, и так схватился в его шею крепко, что он старался, но не мог вырваться. И только помню, что то говорил ему на ухо, а что не помню. И так видать пробрали его мои слова, что он больше не ударил и когда я очнулся он стоял бледный и на полную раскрыв глаза. Я ослабил хватку. – Все ясно с тобой Юнусов, ты псих!- только и сказал он и пошел чистить картошку, а я так и стоял испытывая унижение от того что не ответил ему.
             В моем мозгу моргал стыд и ужас от мысли, что я мог унизиться, перед таким как Петухов, а через него и перед «алтайцем» и Клебановым и Петровым. Ситуация угнетала и только все такое же уважение тамбовцев и Ивана говорило, что я пока еще не сделал в их глазах ничего унизительного, чтобы меня можно было презирать. Кроме того я не хотел быть писарем и всегда говорил об этом Купчику. Но тот не реагировал, но перед самыми экзаменами поставил писарем одного из тамбовцев, а я и не возражал. Мне если честно уже надоел весь этот фарс, а парень глядишь обрадовался.
          В учебке любой подтвердит, что здесь организму больше всего не хватает сладкого. В кафе нас не пускали. Хотелось пирожного, мороженного, да хотя бы конфету. Как часто стоя в конце очереди, когда вроде никто не видит, хотелось схватить со стола и доесть за сержантами, сдобное печенье, допить молоко, но терпел и когда подходила очередь и в руках оказывалась заветная бутылка молока и триста грамм творожных печений, после первого же съеденного печенья и глотка, наваждение пропадало. А уж как только все выпито и съедено, убеждение, что ради еды можно и  продешевить проходило без следа.
          Уже ближе к экзаменам, нас стали пускать в булдырь, и совсем не потому, что сержанты вдруг разом подобрели. Просто от ротного поступила команда подкормить нас, перед выпускными. Вот уж где мы оторвались.









                26.

                Вторая еще более неосуществимая мечта учебки, это свобода. Мысль, что в каких- то двухстах километрах, плещется о песчаный берег Балтийское море, не давала покоя. Свобода это ничем не заменимая потребность человека. Здесь понимаешь с особой ясностью и силой. И блеклые потухшие глаза на фото совсем не признак усталости, а скорее следствие тотальной несвободы, в то самое время, когда по требованию внутренней природы она всех больше и нужна. Конечно, физическая усталость тоже присутствует, но к ней примешана обида, разочарование, протест против несправедливости Петухова, капрала, Петрова, проницательного командира взвода, который как то в один из своих редких посещений, сказал мне, что я слишком сливочный, и как то уж слишком угождаю сержантам. Быть может ему стало обидно за меня, и он такими словами хотел пробудить во мне протестный горский характер. Но, к сожалению, в армию я призвался не с гор, а с города Горького, и в советчиках у меня не было, никого кто бы мог наставить на путь истинный как себя вести. Я шел в армию совершенно оболваненный пропагандой и передачей служу советскому союзу и  поэтому, наверно так болезненно переживал, за то что оказалось в реальности.
         А в реальности здесь рулят такие как Петухов, Клебанов, Алтаец, Петров, а такие как Купчик и Демидов вяло им оппонируют. Я еще не знаю, что ненавидя их, уже очень скоро, чтоб выжить, стану точно таким же, как они, а может даже хуже. И если б всего на пару часов выйти из казармы за территорию части и в одиночестве побродить по городским улицам может быть и отлегло б, но здесь в этих глухих лесах это невозможно в принципе, разве что если б родители приехали.
           Папа  приехал неожиданно. Приехал, какой- то совсем другой. Я почувствовал что, что то не так сразу, но виду не подал. Спросил как мама, как бабушка. Он отвечал  хорошо. А я все не мог, освободится от мысли, что мне это снится. Он так неожиданно приехал, что  даже не успел подготовиться и сбросить прилипшую к лицу  маску усталого отчаяния и хоть через силу, нацепить маску радости. Но как бы ни было, я не стал жаловаться. Просто сидел изможденный нарядами, и молчал.  Но он все равно, что то заметил и не стал брать меня в увольнение. Он куда- то, торопился. А я словно замерз и не узнавая собственного папу молчал, а должен был попросить, но не было сил. Папа, что то говорил про билеты на самолет и что ему надо успеть на посадку,  и я ему верил. Я ему всегда верил и оправдывал, особенно раньше, перед мамой. Глядя на его поведение не сразу понял, что он вовсе и не ко мне ехал, а так на прогулку, и там в городе его кто то ждет. Точно, там, в номере гостиницы его ждет дама.  А как же мама? Папа был весельчак. Да мне и не нужно чтоб он брал меня в гостиницу, мне всего то и нужен глоток свободы, погулять по улицам выпить без спешки бутылку молока и съесть свежий батон.
           Этого то я и не смог донести отцу, не осмелился, потому что от усталости и удивления, что вот он приехал в эту дыру и стоит передо мной, так и молчал. Как он вообще сюда добрался!?  Даже еще не осуждал его, за то, что несмотря на мое молчание, он сам не проявляет желания и не забирает меня в город. Он же главный он же ко мне приехал и должен взять инициативу на себя. А в результате получалось, что он как то некрасиво, торопился, отделаться. Тогда зачем пришел? Думал я. Как кавказский человек он наверняка должен  сделать магарыч командиру роты, купить, что то для Купчика, Демидова, вместо этого он появился, покрасовался как фон- барон и также быстро исчез. Может быть и зашел, чтобы потом прикрыться, перед мамой. Папа, папа, что же ты так. Лучше б  совсем не приходил, чем так. За тысячу километров прилетел, чтобы постоять со мной десять минут на К.П.П и уйти! Что это такое папа! Как это назвать? Как ты мог так меня подставить! Более сокрушительного удара по мне, за всю учебку трудно и представить! Ты увидел мои потухшие глаза и испугался, что начну просить защиты, начну проситься, домой. Но не начну же! Не тот у меня характер. Вот ведь даже в город не просился, ждал твоего приглашения, но наверное, ты с той незнакомкой, которая ждет  в гостинице. Поедешь с ней к морю, представлял я чуть не плача от обиды за себя и за маму, и пряча после отбоя в подушку свои скупые солдатские слезы.
           Днем не на кого не смотрел и ловил то ли жалостливые, то ли сочувствующие  взгляды сослуживцев. А уж о том, что заметил в глазах капрала и Клебанова лучше не думать. - Вот, видите, словно говорили они. С ним даже собственный отец не считается, а почему мы должны!- Всячески отгонял от себя эти мысли. Убеждая. – Что несмотря не на что  должен служить. Выполнять воинский долг перед родиной до конца. – Но снова сбивался на обиду и причитал.- Он даже не взял в город! И тем самым разочаровал всех. И ротного, и Купчика, и Алтайца, в общем, всех  командиров, и в результате меня вслед капралу  потихоньку стали прессовать все кому не лень. И правильно и поделом, подстегивал себя. – Ведь я беззащитная жертва! И сам Бог велел меня отлупить, как скотину!- И этого не пришлось долго ждать.
          




                27.
                Ближе к выпуску, после всех стрельб, забегов, подтягиваний, подъем переворотов, кроссов и прыжков с парашютом, алтаец на пару с Клебановым, воспользовавшись отсутствием Купчика, тот в последний раз  уехал за молодыми. И не испытывая более никаких обременений и страхов, что я их где то там на стрельбище постреляю, подвыпив с устатку, решили наконец выяснить со мной отношения. 
         Долго терпели, или может из- за отсутствия других развлечений и таланта к пению просто решили так  поразвлечься, не знаю.  А только вызвали меня после отбоя, сонного, в ротную курилку и приказали отжиматься. Пол был чистый и поэтому недолго думая, я десять раз отжался, на кулаках. Но им конечно же показалось этого мало и они как любые истязатели к тому же подвыпившие, войдя во вкус, решили растянуть процесс. От чего я отжавшись еще десять раз, встал и напрочь отказался продолжить,  заметив, что они к тому что пьяны еще и не имеют право мной командовать после отбоя. – Не понял товарищ солдат! – забасил Клебанов.- Я ска-азал, упал отжался!- заголосил вслед капрал. Я не стал, но и уйти еще не решался, думал одумаются. Началась махня. - Что этим придуркам, надо!?- отбиваясь от ударов, словно  у Купчика, спрашивал я вслух. На придурков они обиделись и завелись еще больше, но я уже вырвался из ограниченного пространства курилки, а в роту они за мной не погнались, а только трусливо прикрикивали из-за двери - - Юнус, ты что трус что ли, вернись тебе по хорошему сказали!- но я не вернулся, а пошел к себе, лег и постарался заснуть. Но какой тут сон после такого.
        Некоторые ребята еще не спали и спросили, что там им надо - Да качнули пидарасы!- отвечал я. А что мне скрывать думал я. С каждым может случится. После меня эти козлы позвали армяна, из второго Клебановского взвода и тоже заставили отжиматься, но кажется тот тоже не стал. Я не знал стыдится или нет, но и хвалиться то прямо сказать нечем, а к тому же на душе паскудно и все так же  непонятно от чего они черти так со мной.  Разве я дал им повод? Твари! За что!? Теперь  только жалел, что вообще отжался. Теперь они всем расскажут, чего и не было. И конечно же то что я никакой не крутой, но это же так и есть, я обычный парень из г. Горького и ничего из себя за всю службу не строил,  и поэтому рано или поздно их ненависть должна была проявиться.  Лежа в постели, я еще думал встать и пойти выхватить штык нож у дневального и пока они там, напугать их чтоб продристались. Трусы! Какие же они трусы! Набухались для смелости и мстят мне за всех кавказцев которые их так или иначе раньше пинали, а я то не сном не духом, наивняк да и только, вот так вдруг осенило, давнее подозрение. Я к ним с верой в воинское братство, а они в ответ, на, получи!
          Все сержанты твари- продажные!  Сделал  окончательный вывод. Где то через час, после того как вырвался из курилки, пришел алтаец и тихо как не в чем не бывало, завалился спать. За ним проследовал Клебанов. Притихли сразу же, и теперь наверно думают, сдам я их ротному или нет, черти трусливые! Утром же вели себя тише воды ниже травы. На меня не смотрели. В тот день приехал Купчик. На следующий день вероятно и до него дошли слухи, что меня качнули. Прежней расположенности ко мне как не бывало. К тому же Купчик злой на нас, за то, что мы отстрелялись хуже первого взвода и поэтому Петрову первому дали старшину, а он великий и ужасный певец и гордость полка, ст. сержант Купчик по прежнему старший сержант. От этого Купчик превратился в злого дембеля. Иногда по нему как будто было видно, что он хотел мне, что то сказать, за что- то отругать, научить, предупредить, но не решался. Я стал как прокаженный и до меня все боялись дотрагиваться, и от этого я  зажался, словно подтверждая все то, что произошло со мной в его отсутствие, не случайность. Было видно, что ему уже не до меня. Наверно жалеет теперь что делился со мной сокровенным про девчонку, а я оказался слабак, испугался какого- то алтайца и Клебанова. А он Купчик, такая глыба, не разу меня не то что не качнул, грубого слова не сказал, а тут такой залет, такое разочарование и перед кем, капралом!
          И мне так хотелось оправдаться, сказать, что совсем и не испугался, просто ну никак не понял и до того момента не понимал правил игры. А теперь понял что правило здесь одно. – Никаких правил!-  Тогда спросони не понял, что они просто злоупотребили властью. Чтобы опорочить мое доброе имя, и вместо отжиманий мне нужно было кинуться на них с кулаками, несмотря на их звания и приказы. Конечно, что то малодушное, в тот момент сработало во мне. Подумалось, так спать хочется, а поэтому что мне трудно, что ли, это же спорт, отожмусь, чтоб отстали. Но здесь так не бывает. И никого не волнует, что устал и хотел спать, а главное, что тебя качнули и ты больше ни какой не крутой и тебя можно добивать. А то, что на автопилоте без слов отжался, это словно выпрыгнул с парашютом, а когда опомнился, что делаю, то понял что на самом деле без парашюта, то сразу вскочил и кинулся прочь, но было уже поздно! Ребята со взвода вроде  поняли и поддержали, но это тоже знаете до поры.
          – Да козлы они! Давай их тоже отпинаем!- предложил Иван.- Да нельзя так оставлять - поддержали тамбовцы. Но я уже смирился. Да и не хотелось ребят подставлять, за две недели до отправки в войска - Да что толку, только службу испортим. Через неделю начнется отправка, а вы из- за меня подставитесь и в Магочу или в Магдагачу, загремите.- Ребята согласились. Никто в Литве оставаться не хотел. Всем надоела эта моросящая погода. Я тоже хотел  в тепло, подальше, в пьяную дивизию, а тамбовцы в Германию. Да куда угодно, только прочь из трясины. – Жаль что козлы останутся безнаказанными - злился Иван. – Ладно, пускай живут, земля круглая, даст Бог свидимся- подвел я. Алтаец же тоже в войска намылился.
 





                28.
                За несколько дней до выпуска, когда мы уже ждали покупателей и прикидывали в курилке как там в войсках, произошел еще один инцидент, который являлся прямым продолжением того ночного в курилке. А пока, нам присвоили позорные  звания ефрейторов, и мы под контролем уже, к тому времени  слава Богу, и командующему, старшины Купчика, нашили лычки на погоны, с одним желанием как только отправимся отсюда сразу же содрать  к чертовой матери. Дальше  мы уже слегка припухшие предавались неспешным походам в булдырь и размышлениям что даже в ЗабВО и то лучше чем в этом никудышном Гайжунае. Также удивлялись что дембель, старшина Петров оставляет вместо себя своего землячка опухшего Петухова, командовать отделением, а мы всем взводом без исключения будем рады больше никогда не видеть подлой рожи капрала, да вот только не подумайте, что он был азиат или еще какой нации. В том то и дело, что самый,  не наесть свой доморощенный, русский урод. Перед самым отъездом он у всего взвода попросил извинения за предоставленные неудобства.
            Узнав что его направят в войска, сразу переменился и вел себя тихо, и  начал оправдываться, что мол так зверел, потому что ему противопоказано заниматься воспитательной деятельностью. Нервов у него, видите ли, не хватает, молодежь учить, вроде как не его это призвание. Только передо мной не извинился, как будто мне его извинения были нужны!  Лишь перед самым отъездом подошел и как то исподлобья сказал - Я знаю, Юнусов, ты меня не простил, но все равно не держи зла, я ошибался и ты нормальный пацан - я ничего не ответил. Я не верил ему, ведь  из-за него я уже возненавидел всех сержантов, и распрощался с юношескими иллюзиями в отношении людей.
         В тот же день меня в каптерку позвал  значительно похудевший и уже в отличие от нас сирых, младший сержант Петухов. Лицо его не предвещало ничего хорошего, но увидев его босса, старшину Петрова я успокоился и не мог даже предположить, что тот опустится до такой низости, чтобы неожиданно ударить. Надо сказать, что уже тогда  начал понимать, что мало чувствителен, к ударам, и поэтому его удар в челюсть показался комариным укусом и красной тряпкой для быка одновременно и не то что  не сломил, а наоборот разбудил и разозлил меня. Кавказские гены взыграли, и пока я пробивался к выходу каптерки, то достал не только Петрова, но и Петухова. Ловко уворачиваясь от оплеух, в ответ раздавал свои, и вылетел из каптерки, пусть слегка помятый, но не побежденный. Но уже окончательно разочарованный в подлой сержантской породе. Петров, было выбежал за мной, но увидев большое скопление наших, только недовольно сплюнул в пол. А я  твердо пообещал себе, что по приезду в войска больше никогда не выполню не одного сержантского приказа и мало того при каждом удобном случае буду бить и унижать их направо и налево, как последнюю сволочь. Покупатель из пьяной дивизии  так и не приехал, и в результате всех оставшихся нас распределили по полкам Каунасской  дивизии.
        Учебку покидали без капли сожаления. Психологическая атмосфера в ней  оставляла желать лучшего. Ее неформальное название  «шкала» и «маленький Освенцим», а мы  как те загнанные лошади, которых почему то  не пристрелили и они хрипят и агонизируют, находясь в каком- то неземном, подвешенном состоянии. Сон по прежнему длился, чуть более  секунды. Мозоли, неправильно накрученными портянками, зажили. Подшиваемся быстро, а набиваем кантики еще быстрей. Есть понимание, что вот сейчас надо все это рабство забыть и начать сначала, потому что дальше терпеть, наглые сержантские выходки больше нет никаких сил. А «шкала» наверно потому что каждый шаг, каждое движение наших исхудавших тел, находилось во власти распорядка и устава  к тому же в их сержантской трактовке. А уж они, как вы поняли, изощрялись. Их командирское брезентово- хэбешно- кирзовое  действо действовало на нас удручающе и мы страстно мечтали вырваться из их натренированных бегом и держанием автомата, когтей и злобных команд, как наверно собственно и они из офицерских.






               
                29.
                Покупатель не приехал не только  за мной, но  и за другими. В итоге нас погрузили в два урала и извилистыми дорогами повезли по местным частям. Где то через час заехали в  ворота.  Выгрузились и, построились возле штаба. Сделали перекличку и нас быстро распределили по ротам. При виде старых полковых корпусов, стало не по себе. Вторая рота вместе с третьей находились на третьем этаже старинного здания, а на первом говорят до революции, находились гусарские конюшни. Сейчас там разместился батальонный дивизион. Лестницы широкие и мраморные, а поэтому скользкие, но в любом случае на третьем показалось, светлее, чем на первом. В роте встретил чеченец Анди. Он  завел нас в ленинскую комнату и недолго думая равняя и смирняя, начал знакомство. Узнав, что меня зовут Али, сразу подобрел и как то развеселился. Его расположение слегка приободрило. И поэтому я раньше времени расслабился, так как после того как он  нас отпустил, пришел какой то прапор с простонародным лицом, отвечающий за ротные  Б.М.Д.-шки и забрал своих механов в парк, готовить машины к стрельбам, а вместо них поставил меня и еще одного вновь прибывшего дневалить.
            Это событие было бы обычным, если б не мое решение теперь представляться не Сашкой, как я делал в учебке, а Али как записано в документах, но с другой стороны национальность  записана русский. Вот незадача. Хоть мне и было не по себе, за будущие вопросы, того же Анди, я все же крепился мыслью, что так решил и не могу теперь, отказаться от данного себе слова не подчиняться сержантам и другим агрессорам. Но дневалить меня поставил прапор, а он ближе к офицерам и все случилось так быстро, что не успел ничего сообразить, а тем более возразить. К тому же дежурным по роте стоял ефрейтор, а я сам после учебки был ефрейтором, но без лычки, так как опять же носить ее считалось неприлично. Ну вот так сложилось.
            И как то естественно ефрейтор из старослужащих вручил мне швабру и приказал подтереть пол перед ружпарком и входом в роту,  я  согласился, так как и в учебке это спокойно делал. - Вот оно усыпляющее бессилие и нежелание перечить установленным правилам- подумал я обреченно. Ну ладно последний раз! Спорить с ефрейтором вот так сразу, не хотелось. Хотелось все решить по-тихому, но с каждой секундой все сильнее понимал, что так не получится. Только начал подтирать, как на лестнице появился серьезный  парень кавказского вида и крепкого телосложения. Это был старшина роты Хамзат, но я этого не знал, но догадался, что зря я  со шваброй связался, а тем более перед ним. Какое впечатление у него сложится!? Ближе к вечеру в роту после нарядов,  начали стекаться бойцы. Кто то, в основном старослужащие, сдавал наряд раньше, кто то позже. Первыми явились  дембеля, дальше фазаны, черпаки, черепа, духи и уже последними изгои. Нас вновь прибывших молодых, семь человек. Трое наводчиков операторов, и все мы из учебки только с разных рот.
         Пошли курить в туалет, а там деды курят. Я сразу напрягся, почувствовав недобрый дедовский взгляд, а те, что зашли со мной гляжу как то уж очень спокойно себя чувствуют. А деды же, хищники. Только и смотрят, кого бы припахать. Они психологи, и слабого, чуют за версту. Ну, вот из нас троих и выбрали самого.
          Парнишка даже не успел спросить, почему он должен бежать за сигаретами, как получил для ускорения тяжелую затрещину. Его бледная щека  зардела и под вопрос - Ну что, теперь понял!- он взял деньги и побежал. -Вот так!- думал я-  Все зависит от настроя. Здесь каждый за себя. - твердил я, понимая, что не обладаю угрожающе отталкивающей внешностью и поэтому уже очень скоро наступит моя проверка на прочность. Обязательно наступит!
           Проверка моей клятвы данной в учебке против сержантов, необходимо было с корректировать в сторону любого агрессора, и к тому же проверка, не заставила долго ждать. Только перекурил и вышел из туалета, а паренька принесшего сигареты одобрительно похлопали по плечу и попросили не обижаться, меня  подозвал, чрезвычайно спокойного вида дембель. Внешне он даже вызывал симпатию, и от этого казался еще более подозрительным и не без основания, потому что сразу же  ненавязчиво попросил посидеть в центральном проходе, пока он спит в дальнем углу отсека, на кровати у батареи.- Если кто из офицеров появится, дай знать, хорошо! - не дожидаясь согласия, проинструктировал он и закрыл глаза. Я же как робот ответил – Нет, не хорошо. - Он удивленно переспросил - Что  не расслышал?- - Нет, не хорошо говорю!- повторил я чуть громче. Он встал с кровати и пристально посмотрел на меня, словно пытаясь понять, что я за фрукт. И тут он сделал опрометчивый шаг. Вероятно, желая напугать дернул плечом. На что я как зверек мгновенно отреагировал встречным ударом. Попал где то между носом и верхней губой. Он даже не шелохнулся, а я встал в стойку и приготовился драться. Из его носа скатилась темно красная капля. Напряжение поймало пик и повисло. Все зависело от его решения. Дембель еще секунду, что то соображал, потом потрогал пальцами кровь, посмотрел на нее и спокойно сказал. – Ладно, иди пока! Ночью поговорим!-
            Наслышанный о ночных налетах, в ту ночь я так и не заснул, ожидая, что поднимут, или что еще хуже сделают темную. Но никто так и не пришел. На следующий день и дальше тоже никого. На мое счастье дембель сделал вид, что меня в упор не видит. Через пару недель он уволился и я понял, что он просто не хотел связываться. Тем более, скорее всего, узнал мое имя, и то, что я земляк грозы всех дембелей, старшины роты Хамзата, и верно именно это подкрепило его уверенность в правильности, своего решения.  Я еще сам ничего не знал. Так слышал краем уха, про Хамзата, про других, но многие еще были в нарядах и толком кроме Анди и нескольких дембелей, да того прапора еще никого не знал. Тем более на родине предков  я был только один раз, с обычаями и повадками соплеменников  почти не знаком, а реальная моя родина г. Горький, но никто этого не знал, хотя перед тем же Анди я так и сказал- Родился и жил в Горьком.- он сделал вид что не расслышал. Короче Горьковчане здесь не котировались. К тому же лицом я был больше славянской внешности, ну в крайнем случае финно- угорской. Акцента у меня не имелось, разве что все тот же нижегородский.
         Волосы, глаза и кожа светлые. Тогда я еще сам точно не знал, что мой маленький, но очень гордый народ,  обладает почти такими же внешними характеристиками, как и я. Да и характер, в себе я чувствовал не слабый, хотя еще ничего особо не знал не про имама Шамиля, не про сороколетнюю войну горцев, но чувствовал силы к сопротивлению. Как и то что плененный Шамиль увидев на карте реальные размеры Российской империи в сравнении с Дагестаном, сильно удивился, и сказал, что если б знал раньше с чем имеет дело, никогда б не стал воевать. Стал бы,  еще как стал, просто за хороший прием и обращение, хотел царя взгреть!
          Так, начиналась  многомесячная притирка. Мне не везло. Все разборки проходили, в каких то, закоулках, где их никто не видел. И поэтому возникали все новые и новые стычки и казалось им нет конца и края. Если день прошел без стычки, то как буд- то и не жил. Первые три месяца, да и дальше, неуступчивый характер, проявившийся во мне, в связи с данной в учебке клятвой, держал меня в тонусе, не давая почивать на лаврах.
 







                30.

                Солдату в армии везде одинаково, потому что зимой в холод стоишь на плацу ждешь генералов, а они как всегда часов на пять задерживаются, и летом тоже. Спрятаться в тень, пойти погреться на плацу, нет никакой возможности, поэтому солдату в жару  жарко, и холодно в холод. Уж не говорю про беготню в противогазах по раскаленным пескам, где вместо воздуха соленый пот, а вместо тени собственная ладонь. Даже если ты стоишь по щиколотку в луже, это считается нормальным, не по колено же. Наверно все знают командирскую присказку- Не сахарный не растаешь! - Вот так и служу, стоя вместе еще с тысячей человек на ледяном бетоне, от которого горят ступни, а руки мерзнут до жжения, особенно если зимой прикоснешься к броне. А еще этот солидол повсюду. Во время обслуживания боевой техники, по настоянию летенанта, прячемся в боксах.
             Летеха несмотря на всю выполненную работу не разрешает, выйти на солнышко погреться. А Солнышко манит сквозь щели в воротах и уже во всю припекает. Видите ли, чтобы полковой замполит не почикал, и не припахал еще куда, дополнительно. В армии же все кому не лень, ищут халявные руки и летеха прошедший училище как никто это знает. А в боксе хоть и холодно, и темно как в саркофаге, зато спокойно, без шкалы. А если уж совсем не в моготу от холода, то и  потолкаться можно. А когда внутри брони сидишь так вообще жуть, как в консервной банке. Индевеешь, терпя только с одной мыслью - Одним днем, к дембелю ближе – вот и весь аргумент, и совсем не убойный.
            Еще ужасней бывает по осени на полевом выходе. Кругом сырость и слякоть. Дождь заряжает после обеда и идет всю ночь. Да еще если буржуйка плохая попалась и топиться не хочет, тогда вообще тоска. Все сырое, портянки до утра не успевают сохнуть, в общем мало приятного. Вот когда выбираешь, буржуйки, смотришь все вроде  одинаковые, конструкция, там, толщина железа, ну все одно, и тоже, а вот одна в итоге греет, а другая только дымит. Так что не все так просто в этом мире, если два одинаковых с виду куска железа, ведут себя совершенно по разному, прям, как живые. Вокруг грязь, так что даже деревянные мостки не спасают. Ладно, еще пули не свистят, но две недели в склизком поле тоже не подарок. Хорошо хоть днем постоянно лазаем по сырым осенним лесам. В лесу хоть нет этих отвратительных выхлопов техники.  Пусть и скользко и трудно пешкадралить двадцатку в день, а все лучше, чем задыхаться в сизой дымке, сменяющих к ночи выхлопы боевых машин. К сырости и холоду невозможно привыкнуть и поэтому  ждешь окончания маразма. Но как мы знаем, терпение русского солдата безгранично!  На таких полевых выходах, многое оголяется и проверяется, но это не кому не нужно.
           Анди, хозяин полевой кухни, и естественно офицерам и некоторым землякам присылает всю густоту, всем остальным жидкий бульон и подсоленный чай. На кухне пашут несколько черных от сажи солдат, и пару поваров и выглядят они не ахти. Сам то, он чистый и лощеный. Чечен безжалостен и хитер, потому что всегда знает с кем и как он может себя вести. Со мной, например он не наглеет, но и не дружит, от меня ему никакой выгоды.
         А вообще это мерзко воровать еду у пехоты, но дело в том, что так поступают все, рассуждая приблизительно с такой мерой цинизма, что если уж пахать на общий унитаз, так уж лучше сделать акцент на командирский, и через это, соответственно на свой ускоренный дембель. Каптерщики в полку в основном разная блатная шваль. Вот в нашей роте, командир хохол и каптерщика  своего, поставил. Дзюбу! По ночам он, ротный афганец, все не спит, смотрит видак. Дембеля и сержанты по особым дням, вроде выходных или удачных стрельб и других успехов, в качестве поощрения иногда  допускаются к просмотру фильмов. Фильмы так себе, в основном Брюс-ли , вин-чун и другая лабуда, но тогда же еще казалось самый высший класс. Ротный мало того что контуженный в Афгане,  и случается его замыкает, так еще с какого то рожна, живет в роте, и тогда  держись, при случае всех и каждого  норовит послать на х-й, а случается и еще дальше! П----лей огребешь, будь здоров! Только держи блоки на готове!
           Прапоров в роте двое. Один по боевым машинам, второй по материальному обеспечению. Первый Полипчук, редкий гость в роте, потому что большую часть времени с механниками в парке обслуживает технику, а вот второй по фамилии Печкис, постоянно в роте ошивается. Этакий местный слюнтяй. Стукач ротного. Каптерка напротив умывальника, а там как правило все разборки и происходят. А он тут как тут подглядывает и шмыг к ротному, доносить. А бывало как набухается, припрется после отбоя в роту и давай дневальных разносить. Визжит так будто ему Р.Г.Д. в задний проход всунули. А мы ржем и подстрекаем из тьмы казармы. Все же ночь на дворе, а он ходит беснуется, выискивая крамолу, и не догадываясь, что сам не кто иной как пьяный, трусливый клоун.
           А когда все же засыпаешь, то понимаешь что кровать это теплый бассейн сна, а белье, одеяло, подушка это теплые волны, в которых без страха и упрека ныряешь с головой и выныриваешь только от нетерпимого еще с учебки, крика дежурного или дневального - Рота подьем!- Дальше стремительно одеваешь штаны и портянки с сапогами и летишь вниз по мраморным лестницам, на обжигающую холодным ветром январскую улицу и бежишь все под тот же собачий вальс что и в учебке, как буд- то никуда и не уезжал, те же звуки и три километра, только на дворе уже зима, а дальше комплекс утренних упражнений с уклоном в карате и уже разгоряченный и довольный, что в сотый раз пересилил себя, и возвращаешься в казарму бодрячком. Подымаешься по тем же лестницам, берешь зубную пасту мыло щетку с полотенцем и ждешь очереди в умывальнике. И так здорово, хотя когда бежал, кололо в боку, а сейчас нет, рассосалось, и так доволен, что хочется петь. А так через полгода, если захочу влезть без очереди, меня пропустят, но мне не хочется. Сегодня я человечный! А в обще злой. Впереди всего два человека. Жду их. Умываюсь быстро, но без суеты, не задерживая стоящих, за собой. Чтобы до построения все успели умыться, подшиться. Ну а если ты гнида, то можешь, как некоторые бесконечно долго занимать кран и вообще никому не дать умыться. Все обойдут тебя, потому что знают, что ты не просто гнида, а гнида с тяжеленными кулаками и дурным характером, а таких боятся, и что обидно уважают. Так устроен не только человеческий, мир.









                31.
                А пока стычки с дембелями и другими крутыми обитателями роты, батальона, полка продолжались приблизительно с периодичностью не менее одного раза в сутки. На третий день приезда, после отбоя висел на турнике, что не понравилось проходящему мимо деду, по прозвищу черный Мамед, или большой Мамед, потому что был еще и маленький. – Ты что не спишь, оборзел!?- поинтересовался он. - Иди своей дорогой. - качаясь на перекладине ответил я. Он  вспылил и позвал в умывальник а когда зашел, то  неожиданно  с прыжка ударил ногой в грудь, но не сильно. В ответ схватил  его за шею. Напугать меня у него не получилось, а поэтому, после того как потаскал по умывальнику он не то что успокоился, а наоборот разорался пуще прежнего, часто упоминая неизвестное мне пока слово «сечим». Так же как встретились так же неожиданно и разошлись, и больше черный Мамед не подходил, а только изредка косо поглядывал в мою сторону.
               А накануне,  наконец прояснил свои отношения с зам.ком.взвода Хамзатом. Взвод отвечал за туалет. И вот, находясь на учебе, ротный забежал проверить порядок и зайдя в туалет нашел его в отвратительном состоянии. Не найдя порядка приказал «вылизать» его. Что по солдатски  называлось «отпидарасить». Большая часть взвода, как и положено добросовестно взялось за уборку. По наущению маленького Мамеда, а это повторюсь, совсем другой Мамед, чем тот который докопался до моих занятий на турнике, так вот он сказал мне, чтоб я под любым предлогом не мыл туалет.  Предчувствовал, что лучше этого не делать, но в душе хотелось быть полезным взводу. А так как остальная часть роты, мягко говоря, плевать хотела на наводимый порядок, и во время уборки с утроенной силой, плевалась, сморкала и гадила и ко всему этому еще бросала окурки прямо на только что вымытый пол, то глядеть на это не было никаких сил, и поэтому не выдержал и заделался в вышибалы, хотя ростом явно не дотягивал.
         Встал на входе в туалет и пока наши убирались, никого не пускал. Естественно никто, а особенно дембеля не собирались ждать окончания уборки и кто кучей а кто и по одиночке ломились, и надо же сам удивился,  что как то я уперся и прекратил этот селевой поток. Дошло до борьбы и короткого махача, но стоял на своем твердо. Уверенность в  правоте вдохновляла. И раньше чувствовал, что гонор во мне есть и он особенно силен, если есть моральное обоснование. Даже тогда еще в технаре, да даже раньше, всегда это знал. Теперь, наконец представилась возможность показать себя. Но оказалось во взводе недовольство моим поведением множилось и закипало даже сильнее чем среди тех которых я не пускал. Сейчас то понимаю, что ребята по простому смекнули, а на фига ли им еще один блатной нужен, обычный как то ближе, вот и. И чего я не ожидал, так это что один из черпаков пойдет и настучит Хамзату. Что там какой то дух не хочет «пидарасить очки». Я конечно понимал, что рано или поздно это должно произойти, так лучше раньше да и прикидывал что  Хамзат, не станет опускать земляка, когда уже через минуту смотрел в гневные глаза  Хамзата. Какой никакой а земляк! – Что за дела я не понял, солдат!- стандартно по -сержантски возмутился он- Что за новости!? На каком это основании!? Кому это тут не положено, мыть туалет, а!?- - А на таком!- говорю ему спокойно - Что зовут меня Али, и я не за что не буду мыть очки,  не при каких обстоятельствах!- Хамзат, застыл, словно впервые услышал мое имя, еще раз пригляделся и,уже спокойнее заметил - А что ж тогда, если ты такой, там у ружпарка полы мыл!?- Я знал и ждал, что он припомнит, ведь мы же тогда встретились лоб в лоб, и не удевился потому, что все эти дни только о том и думал, что ответить, когда кто- то задаст этот вопрос. – Полы меня вообще- то прапорщик  заставил мыть, а здесь и не пол, а туалет! Разница есть! И  если  разбираться, я вообще- то не шланговал, а реально сдерживал толпу, чтоб они убрались. Что еще им надо? Делать двойную работу хотят? Кто -то же должен за порядком следить! – Было видно, что Хамзат удовлетворился ответом. – Ладно, Али, вижу. Тогда держись рядом, и главное следи за внешним видом, брейся, подшивайся, стирайся, вовремя.-
             С Хамзатом все встало на места. Временно успокоился, что мы друг друга поняли, и стал более уверенно чувствовать. Меня даже не смутило замечание Анди. Что они мол, не собираются со мной дружить, но и не собираются на меня наезжать.  И  что я могу жить, так как хочу, если конечно смогу,  себя поставить в коллективе, но на их помощь, чтоб не рассчитывал. А мне только это и надо. Они с Хамзатом, были в моем тогдашнем понимании круче меня и я их опасался. А Хамзат и Анди, да и другие батальонные горцы, крепкие, словно сделанные из базальта, а я из мрамора. Да было  поначалу такое ощущение. Остальных же я вообще не чувствовал. Хотя и видел что в роте, да и в батальоне, есть азерская диаспора, но она не такая дружная, у них почти, как  у русских, каждый сам за себя. Также были таджики, узбеки и другие малые и большие народности. Русских и хохлов с дурным характером и большими кулаками в роте  не нашел,  а вообще в полку хватало, но почему то я их не опасался, потому что одиночки наверно. Выдающимися способностями к драке не обладал хотя и был к.м.с. по акробатике, а все решал мой, как говорил ротный, гонор. Хотя я так заметил и Анди не вот какой атлет, у него только кулаки большие, а так обычный, худорба и  на турнике плохо подтягивается, не то что Хамзат, семь раз  на одной руке. Недаром из  чабанов.
          До армии в технаре и на дискотеках, я конечно участвовал в  заварушках, но здесь далеко от дома с верой в собственные силы, все выглядело более жестко и реально. Дореволюционное происхождение казарм не прибавляло хорошего настроения. Рядом в двадцати метрах от батальона, за несколькими рядами заборов и колючей проволоки по которой тек ток высокого напряжения, по ночам словно свеча, мерцала зона строгого режима. Окна тюремных корпусов были  закрыты плотными щитами. К тому же над головой к концу осени тяжело свисало пасмурное небо похожее на мутный Неман и в такие моменты тоска по дому,  давила с утроенной силой. Хотя и не представлял, что реально мне там делать, дома, и уже подумывал о военном училище.
            Жажды власти над себе подобными  не испытывал и это мешало. В результате так и не прогнулся под ротного. Да  он и сам был излишне категоричен. Но тогда я хотел только свободы и за нее боролся как мог. Сержантов ненавидел по- прежнему. Я же не мог сказать ротному, что вот так то и так, за все мои старания в учебке, там меня несправедливо качнули, а потом еще налетели в каптерке и поэтому я всех их ненавижу. Глупо конечно в открытую перечить командиру, но случалось, особенно по началу, перечил, но до конца палку не перегибал, на боевой подготовке  затем наверстывал, старался сгладить, доказывал, что хороший солдат. Но им это не надо было, им плевать на твои воинские успехи, потому что и ротный и все остальные офицеры роты надо признать, любили подхалимов и всячески поощряли их. К тому же они устанавливали правила в роте и я в эти правила никак не вписывался, а поэтому с первых дней стал изгоем, хотя и привелигированным. Хамзат и Анди держали роту и особенно дембелей в строгости, строили  наравне с остальными, поэтому дембеля ждали, когда ротный вернется с учебы.
         Ротный поощрял мягкий дембелизм, считая его лучшим способом солдатской  иерархии. Никто кроме меня не знал, о моей клятве данной в учебке. Поэтому -то некоторые мои сослуживцы, и особенно офицеры удивлялись такой моей огалтелой  упертости, в отстаивании себя и своего места под солнцем.
               



                32.
                Прежде чем нарисоваться перед ротным я попал на полковую губу.  Это случилось на четвертый день  пребывания в войсках. На  счастье караул несла наша рота, а если конкретнее мой взвод. И поэтому  заключение в малоприятной камере продлилось недолго и нигде кроме мозгов моего взводного, лейтенанта Борового и моих собственных, не зафиксировалось. Правда позже оказалось, что многих мое заключение, также не оставило равнодушным. А взводный надо заметить сильно удивился такому внезапному залету. А залет надо отметить случился конкретный, для молодого солдата. А все из за того что моего терпения открывать шлагбаум в парке боевых машин, надолго не хватило, и с вечера надышавшись дизельных выхлопов, я почти ничего не соображая, что надо как- то динамить, а то уже невыносимо, дышать. От этого, с наступлением темноты, ходил целый час включать свет на боксах. Продышаться! Такое долгое отсутствие, конечно же, было замечено дежурным майором Панковым. Но после его замечания я не успокоился и уже ночью подрался с напарниками по наряду. Меня разбудили дежурить в четыре утра, а я лег в час но так до четырех и не заснул на неудобных нарах, а может и из- за того что надышался гари, и совсем разбитый немог встать. А они боятся меня вот так взять за шкирку и стащить, а только, гундят и гундят над ухом, а я злой тролль от того, что совсем не спал, ну и сцепились. Оба напарника были механики водители и поэтому сразу сплотились. Ну  надавал им пощечин. Они почему то не отвечали. А по- другому кулаками просто опасно, так как за синяки особый спрос, а что мне это не надо, я даже по духовству знал.
             Так и разбудили своей возней дежурного, он естественно занял их сторону и во второй раз, в пять утра, принялся меня вразумлять. Слушал и отвечал, а он спрашивал, про гражданку и мы даже разговорились по душам, наивный, но оказалось это педагогическая уловка,и  вовремя в его тоне уловил насмешку. И когда утром снова целый час  выключал свет на боксах, он  не выдержал и отвел меня на губу, благо, что она находилась через дорогу напротив парка. Поначалу смандражировал и попытался, как то отговорить его это делать, но понял, что мне не в коем случае не стоит так делать, если хочу остаться в рядах крутых.
           Тогда даже «дизеля» не боялся, потому что не знал, что там любители задних проходов налетают толпой и бьют до потери сознания, а потом хором опускают и дальше ты уже не человек и не крутой, а так опущенный. Так вот тогда еще ничего даже не слышал на эту тему, как и не понимал, что в дизель попадают не только за беспредел или поломанную челюсть, но и за невыполнение приказа командиров. Но стыд за то, что меня качнули, в учебке был сильнее страха оказаться в каком- то далеком гипотетическом дисбате.
          Стыд он уже здесь во мне, гложет изнутри, да и капрал служит где то рядом в соседнем полку, и при случае не упустит возможности рассказать как качал меня вместе с Клебановым, а дисбат где то далеко, далеко, в страшилках молодого замполита, а стыд то вот он весь, здесь,весь во мне.
           И продолжал упорствовать, не желая нормально как все мыть посуду, счищать с тарелок объедки, мыть жирные полы и так далее. Понимал, что мой козырь против бытовых залетов, отличная стрельба, быстрый бег, прыжки с парашютом, несение караула и другие боевые дисциплины, включая чистку оружия. А стреляли мы, слава богу, часто. Два  раза в неделю. А в наряд заступали раз в две недели, но и этого было за глаза.
          В то же время на профилактику закрыли столовую.  Рота снова  в нарядах. И вот опять как в первый день откуда то появился тот самый прапор  Полипчук и давай своих механов в наряд по полевой кухне припрягать. А там  Анди, бог и господин и никто к нему особо не рвется, так как тяжело у него. А молодые механы возьми да переведи стрелки на меня. Мол, вот они и так в наряде устали, а  я вроде как   отдыхал на  «губе», и поэтому если по справедливому разобраться, прапору нужно меня, а не их припахать. Прапор меня не знал, и растерялся от такого их протеста и озадаченно взглянул на меня. Разозлился  их стукаческой наглости и подумал.- Нет, сейчас им вот сразу спускать нельзя, а то возьмут привычку подставлять, потом легко не отучишь!- И прапор не долго думая, скомандовал нам, на подъем, а сам отбыл в неизвестном направлении. Механы да и я недовольно подчинились. Перечить не хотелось, а вот проучить их, еще как. Зудело, внутри! Когда уже шли, не выдержал и возмутился.- Вы что это дешевите черти! Вот обещаю вам, сегодня вы узнаете, что зря со мной так! И вам так не оставлю.- Они молчали. Дальше разозлился еще больше, на кухне уже от насмешки Анди, высокомерно глядя на меня он  посылает нас на «шишиге» газ-66, за продуктами.
              Молча слушаю его указания. От его радушия, первой встречи не осталось и следа. А там на прод.складе, какой то Гоча начальник. Про него слышал, что его пахан приехал с ним сюда и пробашлял командира полка, чтобы сыночка на хлебную должность поставил. А мне до того противна эта продажность, что уже не меньше наших стукачей -механов, мне заранее неприятен этот Гоча.- Ишь ты!- злюсь - Пригрелся!-
         Тем временем уже минуты две как приехали и ждем господина Гочу. А сам думаю – Что откладывать то, пора заняться предателями.- Их двое, я один, они здоровее, все по честному, но мне пофиг, пацанская правда на моей стороне. Бью одного из них по плечу и сразу пока не очухался, даю хлесткую, пощечину. – Ну чо, ты!- стонет он. И сразу накатил второму, так же двоечку. И еще пару подзатыльников по твердой бритой башке и они уже жмутся друг к другу, а сделать ничего не могут, хотя оба выше на голову. Так и говорят - Мы не отвечаем тебе, потому что из за тебя не хотим неприятностей - - Давайте козлы, отвечайте, деритесь если можете, я то не стукану, я ж не вы!- Так и стояли не сопротивляясь. Я тоже больше не стал. Так стоял и брезгливо смотрел на их приличный рост и вес, который им не помог. А если б  вдвоем навалились, то мне плохо бы пришлось. Единственно, что предавало силы это их подлый, ябедный поступок. А за правду любого порву! Так мне казалось.
          Тут появился  крутой Гоча. И все бы ничего, если б правильно взрезал мешок с сахаром. А так как я неправильно это сделал, то он на меня матерно выругался. Я спокойно заметил, чтоб он не матерился, а он до того «опухший», что плевать хотел на мои замечания и выругался еще грязнее, после чего мне уже ничего не оставалось, как несколькими сильными тычками, зажать его в углу склада. Он явно не ожидал такой прыти и когда помутузив, я его оставил, то сразу схватился за хлебный нож. Я почему то не испугался. Может быть, видел по его холеному лицу, что у него кишка тонка. Испуганные механы заголосили - Гоча, Гоча, не связывайся с ним, он бешенный!- - Заткнулись черти! Заглохли, быстро!_-заорал я и они замолчали. – Ну, давай, раз такой крутой!- - Кто ты я спрашиваю!?- орал он. И потом еще секунд двадцать махал хлебным ножом и обещал придти в роту разобраться со мной. Но не пришел. Вот такие они, эти Гочи.





                33.

                С ротным познакомился просто. Видно судьба такая у меня после учебки. Хорошеньким, или сливочным как говорил тот первый взводный, уже быть никак не получалось. Там то все по честному хотел, правильным быть, но ничего хорошего из этого не вышло, только получил, унижение. Здесь же больше никто, даже лукавый замполит не уговорит меня прогнуться и стать как все. Нет уж, хватит, знаем мы ваши сказки, про воинскую дисциплину и устав. Все это гнусная ложь. А в тот день меня и еще одного духа спровадили в окружении трех сержантов на полковую помойку. Вот я удивился, когда увидел, куда нас снарядили. И вот картина Репина. Полковой мусоросборник, и под ним скопилась гора отходов, которую мы вдвоем под чутким руководством трех сержантов должны убрать. Один из них самый высокий в роте, между травлей анекдотов, под улыбки двух других сержантов, приказал нам взять лопаты и начать уборку. Три лба сержанта и два худых духа.  Сразу вспомнил капрала"алтайца", а также Петрова с Петуховым и меня по- хорошему заклинило. Мой же напарник послушно взял лопату и без вопросов начал копать и кидать мусор на носилки, я же все стоял и делал вид, что меня это не касается. Естественно тот самый сержант -здоровяк, оказавшийся в последствии москвичом по имени Олег,сильно удивился.
          - Вас не понял солдат! Сказал быстро взял лопату и начал уборку!- Я же ответил Что не возьму! И не буду ничего убирать, пока они сами не возьмут и не займутся тем же.- Улыбки с их лиц слетели в тот же момент все трое, навалились, с твердейшим желанием сбить с меня спесь.
            Один хотел схватить сзади, другой сбоку, третий пытался бить, но ничего не получалось, потому что вырывался и норовил дать сдачи. – Ладно, стоп! Если ты такой крутой, то пойдем за сараи!- зло предложил Олег. Снова вспомнил сержантские унижения в учебке и с легким сердцем ответил – Пошли!- Тут надо заметить и выручил ротный. Он появился из- за угла батальона, когда мы, почти уже скрылись, за кирпичными сараями. - Товарищ сержант!- звонко крикнул он - Вы почему себе позволяете обижать молодого солдата!- И надо сказать в этот момент ротный был прекрасен в своем справедливом порыве. Его орлиный профиль и прозрачные зрачки сразу выдали в нем честного и справедливого офицера и в довершение воина афганца с непростой судьбой, к тому же контуженого орденоносца. И несмотря на все наши дальнейшие трения, всегда уважал его как воина, от части понимая почему он так любит подхалимов. С ними удобнее! Иногда меня так и подмывало спросить его об этом, но сдерживался,  и по той же причине не решался, объяснить  почему  стал такой гадкий и невыносимый отрицальщик, его  и других приказаний.
           Но что меня оправдывало, так это то, что  был честным и как на духу подтвердил слова Олега, что это не он меня, а я его обижаю, из -за того что не хочу убирать мусор. Ротный, не ожидал такого поворота, и нахмурился.
            А от недосыпа и нервов весь горел и особенно чесались глаза, как будто в тот момент слепли навсегда. В такие моменты уже даже не хотел как всегда стать магом и волшебником, чтобы облегчить свое положение. Во мне просто боролось желание всех послать, с желанием прекратить сопротивление и подчиниться. Наконец ротный сообразил, в чем дело и повысил тон уже на меня. Но повышенный тон с недавнего времени для меня как красная тряпка для быка. - Вы что товарищ солдат позволяете!- -Ничего, не позволяю, просто не хочу убирать мусор - ответил и улыбнулся, припомнив бравого солдата Швейка.- Но вы верите, что я вас заставлю!- - Нет, не верю. - искренне сказал я, чем еще больше обескуражил ротного. – Хорошо -  натужно выдохнул он и приказал идти с ним. Тут послушался, потому что не имел ничего против удаления от помойки. В роте мной занялся молодой старлей замполит, своей худобой и плоской заостренностью напоминающий  русскую борзую. Он что- то писал в журнал, из чего понял, что мне делают первое китайское предупреждение. И из его слов понял, что после третьего, меня направят к прокурору и уже он сделает предупреждение, после которого точно отправят в дисбат. Но в моем сознании это опять же все было так далеко и абстрактно, а поэтому и не страшно. Но тогда понял, что вот так противоречить в открытую, нельзя, потому что это глупо. Надо хитрить и постараться растянуть эти три предупреждения на всю службу. Но глядя на скорость, с которой набирал штрафные очки,  понимал, что с таким подходом не продержусь и нескольких месяцев.
          А после того случая с мусором, ротный не упускал случая, чтобы не вызвать из строя или не поднять на собрании и не отругать или как ему казалось опозорить, и тем самым дать негласное указание дембелям разобраться со мной. Он говорил, что вот, мол, у нас появился солдат, которому видите ли не положено убирать мусор. А перед этим он настойчиво убеждал меня у себя в кабинете, что я же русский, на что  совершенно справедливо посоветовал посмотреть документы, в которых у меня нерусские инициалы и что запись, что я русский сделана ошибочно. На что он мне совершенно четко дал понять, что если я сейчас не признаю себя русским, то теперь моя жизнь станет невыносимой. Так и вышло. Он сдержал свое слово и  теперь лично ставил в самые тяжелые наряды с самыми невыносимыми и темными личностями роты. Если в столовую, то обязательно с азерами в корнечистку, если в зал то с грузином или молдаванином, если в варочный цех то с узбеками, если в караул, то обязательно в штаб на первый пост. История с капралом повторялась, только на другом уровне!
             А ротный продолжал в открытую, поощрять  подхалимов. В роте у него было несколько таких рвачей и он их в открытую поощрял и отпусками и званиями и увольнительными, тем самым давая всем понять как нужно себя вести, чтобы быть в шоколаде. А меня  гноил. Что ж, такова плата за свободу, от холуйства, оправдывал себя, и терпел.
 





                34.
                Мой протест казалось не трогал  саму душу. А в душе  оставался таким же жалостливым, что и на гражданке. И редкие свои нападки на общепризнанных изгоев объяснял тем, что им все равно, не я их сделал изгоями, а я лишь иногда пользуюсь их трудом, потому что мне ставшему теперь общепризнанным залетчиком не пристало надраивать полы и тем более, больше других вкалывать на черных работах. За это я собственно и воюю, но не потому, что так хочу быть блатным, и как вы понимаете в учебке спокойно мыл полы и даже натирал до золотого блеска краники пастой гойя, а потому чтоб чувствовать себя человеком, вот конкретно здесь, только так и нужно себя вести. Здесь так принято, не я это придумал, а иначе получится как тот Денис, которого  дембеля сразу же загоняли, то за сигаретами то среди ночи за жареной картошкой, в столовую. Дениса  жалко, и я чем мог ему помог. Он такой мягкий, безотказный, человечный  паренек. К сожалению, здесь всякая неотесанная деревня, из разных уголков страны, объединившись в группы,  измывалась над такими, как он, да собственно и как я если дать им волю.
           А ротный и замполит будучи не в силах, что либо изменить, призывали нас, все это принять, и терпеть.   Денис был не в силах сопротивляться, и поэтому терпел, ну а я решил, раз дал себе клятву, побороться и к тому же представилась возможность использовать выгоды кавказского землячества, а почему бы не воспользоваться, хотя бы вывеской даг.
            О изощренности дембелей, еще совсем в недавнем прошлом ходило много слухов. Ну про проводы зимы, не слышал только глухой. И это еще просто забава. Самодуров  всегда хватало. Одного большеголового казаха, который при нас дослуживал, и поэтому его плоское и смешное лицо веселило еще и меня, так вот его дембеля из дивизиона, заставляли после отбоя, со свечкой искать мышку под кроватями. Но это тоже из разряда курьезов, а вот когда один мой земляк по имени Муса не одной батальонной посылки мимо себя не пропускал. И грабил с удовольствием, каким то образом узнавая, кому, что и когда пришло. Меня тоже поначалу звал отведать чужих деликатесов, но вот честно скажу хоть порой и хотелось пробовать, в итоге в горло не лезло. И он это чувствовал и поэтому больше не звал, да и отношения наши в один момент резко испортились из- за ерунды, но я думаю тоже не случайно. Что- то он меня попросил принести, а я ему сказал, иди и сам возьми. Он  взбесился, но стерпел и мы больше не разговаривали. Хотя воин он был неплохой, даже можно сказать отличный, но вот так из- за его мародерства, или еще из- за чего не сложилось, хотя по началу общались. Он служил в 1-й роте, а я во второй. Жили мы на разных этажах, они на втором, а мы на третьем.
          Еще не любил в бане процесс смены белья. Каждую неделю тельники, трусы, портянки менять. Это ж нервотрепка. Много белья с дырами, с браком, не по размеру. Прапор Печкис у нас нигде не котировался, а на вещевом складе рулил узбек  капитан Каримов, хозяин, а он Печкиса за человека не считал так и нас через него. Менял ему всегда на самое плохенькое бельишко, а от этого в бане нездоровая конкуренция зрела, случалось из рук вырывали хорошее белье, но не у меня конечно, а от этого стычки, и нервы, так как  Хамзат не может в рваном тельнике ходить, не положено. А таких, как он в роте хватает. Процентов сорок, не меньше, разных приблатненых.
          Еще становилось жалко ребят, которые попали в В.Д.В. случайно. Только в моей роте, таких было не меньше трех. Двое в моем взводе. Один постоянно гнил. Да прямо так и гнил заживо. Мозоли не зарастали, а превращались в  язвы. К тому он еще и не мылся, а в наряде по столовой его то супом обольют, то кашу на голову вывалят. Солдаты тоже разные, некоторым удовольствие доставляет добивать и чморить, таких. Я какое то время боролся за этого чувака, но он не в какую, оказался пропащий грязнуля. Безнадежный маменькин сынок. Вообще никак не приспособленный к службе. Всегда от него пахло, какой то тухлятиной. Заставлял его хотя бы мыться в умывальнике и стирать хэ.бэ., но оказалось и тело у него хоть и худое но какое то рыхлое, от маленькой мазоли чуть ли не полноги сгнило и конечно же его сразу в госпиталь. Так всю службу по госпиталям и кантовался.
         Второй тоже в моем взводе, с энурезом. Ну как здесь быть если, летом еще ладно, тепло, и редкое явление, примерно раз в месяц писался, а чуть похолодания пошли и началось санье. Что не ночь, утром под его кроватью лужа. А воняет же. Хамзат его и уговаривал и лупил, ну не в силах он проснуться и сходить в туалет. Будильник у него как говорится, не срабатывает. Тогда ротный приказал дежурному по роте, два раза за ночь подымать в туалет. Это помогло. На время вонь, во взводе прекратилась. К тому же он не разу за службу не прыгнул с парашютом. А когда к концу службы, замполиты его все же уговорили спрыгнуть на учениях, то он как не пыжился а всеж подвел  роту, но это уже другая история.
         У санчасти как то раз встретил грузина с первого батальона. После Гочи опротивели они как то мне, но этот уж больно демонстративно щурился и выглядел совсем жалко. Оказалось у него зрение минус шесть. На мой резонный вопрос как же он оказался в войсках, ответил, что скрыл от врачей, а с окулистом договорился за деньги. Вот так! Слепой десантник плюс писающийся мальчик и еще гниющий заживо, равняется конфуз в В.Д.В.. Трагикомедия одним словом.
         А так порой накатывало и жалко было даже ротного, несмотря на весь террор, который он мне устроил. Потом как то немного успокоилось, но с периодическими эмоциональными взрывами, а дальше больше, но на мою радость еще через полгода его комиссовали по здоровью. И он как командир, конечно же в чем то был прав. Я же ненавидел сам себя, когда приходилось изворачиваться из его стальной хватки. Выживаю, как могу, любым способом, а правильным как в учебке, все равно больше не стану, оправдывал себя. И шуткой клялся стать магом! Меня не оставлял вопрос почему ротный так ненавидит кавказцев. Нет, за наше поведение, нас любить конечно трудно, но также бывало наглели и другие народности. И  было в его неприязни, что то сугубо личное и глубинное, что я не мог объяснить себе никак, даже своим отвратительным неподчинением. Еще раз скажу, потому что рядом не лучше вели себя, азеры, армяне, узбеки, да и сами русские, но он почему то гноил только меня и еще пару моих же земляков. Неужели все из -за того, что я не захотел признать себя русским!
           Конечно, русскими легче управлять, а кавказцем попробуй помыкни, можешь получить в ответ, несмотря на ранг и заслуги! А потом все стало на свои места, а в чем дело мне опять же по секрету всему свету шепнул маленький Мамед, который часто хвалился, что командир рота его «лубит». Он и раскрыл мне глаза, что пока ротный воевал в Афгане, с его женой спал мой кавказский землячок. Ротный  как вернулся узнал об этом то сразу  развелся. У них осталась общая дочь, да и по всему видно,он еще любил жену, но ревность и гордость сжигала до костей. Не смог простить! В то время он и жил на мое удивление в роте. Оказывается причина была веская. Смотрел по ночам видак и как уже говорил, иногда разрешал присоедениться дембелям. Будь я позлее да поподлее, я б наверно даже гордился, что мой земляк  трахал его жинку, но я его как дурак, или наоборот как человек,  жалел. Жалел!
             А он меня нет, вот такая несправедливость. И даже предполагаю, что в условиях военного времени, он бы давно за мою прямоту, и духовскую тупоголовую  упертость, вывел бы перед строем и расстрелял. Ну как он не понимал, что перечил не ему, а всей этой загнившей несправедливой системе, которая сейчас наблюдается в моей отпечатанной как в проекции, любимой стране. То же самое, что и в армии, если ты живешь по закону, и не изворачиваешься, то ты в полном дерьме. В полном! Вот в чем ужас бытия!
            Уже после армии из передачи « забытый полк»  узнал, что в Афгане, мой ротный закрыл телом солдата и получил осколок под сердце. И этот осколок все время нашей совместной службы, был с ним. Вот такие дела! Мой ротный, яркий противоречивый герой нашего времени, в открытую подначивающий дембелей со мной разобраться.- Да посмотрите вы на него! - говорил он с укоризной- Он же не атлет, у него один гонор, а сил никаких!- но это он конечно погорячился. Поэтому то я вместе с дембелями спокойно улыбался в ответ и думал - И в правду, что ли в отличие от дембелей, он не знает не про бойцовский дух, не про волю, или только лукавит! Лукавит! Знает же! Кому как не ему закрывшему телом солдата, знать об этом, или это случайно получилось, и не закрывал вовсе и все пропаганда? - несмотря не на что все также  уважительно относился к нему. Но ему, конечно же на фиг не нужно было мое уважение. Только жесткий прогиб и ничего больше. Ничего личного! Жаль!





                35.
                Проблема с ротным,  перешла в вяло текущую и хроническую форму. Еще изредка всплывала проблема со званием. Как уже говорил, после учебки всем наводчикам- операторам, дали ефрейторов, а как известно носить одну лычку считалось неприлично среди нормальных пацанов. Вот тут то и возникал конфликт с командирами. Когда офицерам хотелось приструнить, и не к чему было придраться, они вспоминали про лычку, которой у меня со времен учебки отродясь на погонах не водилось. Ну про дочь проститутку и сына ефрейтора,  думаю все слышали, так вот офицеры заставляли лычку пришить и носить, а кто противился того в наряд или на губу. Так что пару раз перед строевым смотром все же пришивал эту соплю, как ее презрительно называли, но по окончании почти сразу срывал. А уставшие от шкалы командиры тоже делали вид, что забыли на время про отсутствие лычки. До очередного плохого настроения.
        Были и другие проблемы личного характера, как например окрепшее тело, уже успевшее забыть после учебки лошадиные дозы брома. А если нет брома, начинается эрекция, а она как выяснилось, почти не зависит от физической усталости. Местные девчонки тоже не хотели смотреть в мою сторону, а предпочитали все больше чернооких красавцев. – Даже азеров!- завистливо думал я - А меня отвергают - и расстраивался, когда снова ни с чем возвращался с самоволки. – Не с военным билетом же ходить и показывать, что я нерусский! Хотя там- то написано что русский! Али, русский, вот смех! И морда, лица, в придачу тоже русская, мамина.-
         А организм уже начинает играть с мозгом злую шутку. Организм молод и силен. В голове шумит река энергии. Ее много и она  переполняет мозги. А ежедневный спорт плюс хорошее питание и вот уже замечаю, что сослуживец очень похож на девушку. Началось бл-ть!  Кожа гладкая, губы алые, и почти женская кокетливость в поведении. И это напоминает, фильм Чарли Чаплина. «Золотая лихорадка», когда голодному здоровяку, вместо бродяги мерещился большой цыпленок. Там был реальный голод, а здесь тоже реальный только сексуальный. Как скажите это выдержать, двухлетнее воздержание в девятнадцать то лет. С ума можно сойти. Вот и представьте, когда уже впустил эту мысль в голову, и она постепенно начинает тобой владеть. А дьявол он хитрец и уже все выстраивает под тебя. И уже кажется, что как в песне Курта Кобейна, «RAPE ME» твой сослуживец, всем своим видом только и  просит, и почти уже кричит и стонет - Изнасилуй меня, изнасилуй!-  И вот как назло и ситуации подходящие. То дневалить вместе поставят, то в столовую, а там ночь длинная, и жуть как себя сдерживаешь, чтобы не напасть как голодный зверь на жертву. Останавливает только брезгливость, когда представишь, как это будет выглядеть. Страх и брезгливость, зажигают стопы! А  страха что попробуешь разок и  понравится, нет, потому что женщину же хочу, а ее нет, а как представлю сослуживца, так и понимаю, что противно будет сильнее, чем приятно. Хотя блин, откуда я это знаю. И что ж он так на бабу похож, что прям один к одному. Гад! И эти местные не фига, не дают! Блин фашистки недобитые, не русских им подавай! А русские у них оккупанты бл-ть! Нашли рабов оккупантов, лесбиянки, сука!А они говорят что от этого еще обиднее! Гордые они!
         Как то через неделю после приезда в войска, ушлые таджики решили забрать мою новую духовскую шапку ушанку. А так как в открытую  боялись, то и решили замутить комбинацию. Один из них утром в субботу как то жалостливо попросил ее в увольнительную. Я посмотрел на него и на его «убитую» шапку и как то сжалился и дал, но его засаленную надеть отказался. Построений  было мало, и поэтому так без головного убора не кем незамеченный,   и прокантовался до вечера. А вечером этот тип сделал вид, что ничего  не брал. Может он рассчитывал, что не захочу связываться и побоюсь спросить, или до него еще не дошли слухи о моей борзости. Но  ничего не забыл и плевать хотел на их узкоглазые прогоны и намеревался спросить и поэтому задал  хитрецу прямой вопрос – Где шапка!?- на что получил удивленный ответ - Какой шапка?- От его хитрого почти безглазого лица меня бросило в бешенство, но я справился. И  сказал. – Слушай! Даю тебе пять минут, чтоб найти мой шапка! А если не найдешь то тогда твой тупой башка расшибу! Понял!- Он выслушал и ушел, но шапку так и не нашел, а привел с собой еще двух земляков.- На мой повторный вопрос к хитрецу - Где шапка?- вместо него ответил один из моего призыва по имени Алишер, впрочем тогда еще не знал его имени, и он смастерив на лице гримасу, заметил - Что ты плачешься из за какой то шапки! – на что отметив его правильное окончание, и уже повышая тон ответил  что - Если через минуту у меня не будет моей  шапки, тогда уж точно кто- то заплачет из них!- и дико улыбнулся в их наглые, но все же трусоватые лица. Алишер, что то дернулся в мою сторону, но был предусмотрительно остановлен одним из своих более продуманных земляков.
          Я  был взбешен таким неблагодарным коварством и полностью готов к драке, и  они, почувствовав настрой, вовремя включили задний. Через минуту тот, кто взял, принес шапку, а я с отвращением держа двумя палцами вернул назад его потрепанную. Таджикская разводка не прокатила, а тот самый Алишер, через день при всей роте сцепился с Хамзатом и Хамзат хорошенько потрепал наглеца и залепил увесистый фингал, на что Алишер не стуканул  и тем самым заслужил уважение. – Вот хитрый чучмек! - думал я.- И сцепился то с самым центровым парнем роты, да к тому же при всей роте! Так теперь к нему вряд ли кто, докапается. А потом вот еще отсидел трое суток на губе за укрывательство, но не сдал Хамзата. Теперь, пожалуй, Хамзат ему еще и обязан. – Вот счастье привалило!- злился я на Алишера за его вмешательство в те непонятки  с моей шапкой, и еще потому что вот так при всех оторвать кого то  весящего в батальоне или в полку мне как ему, никак не удавалось. У меня все, по каким- то углам и закоулкам случалось. Столько нервов трачу, а результат нулевой. Обязательно найдется тот, кто еще меня не знает и лезет в драку.- А Алишер слишком приторный и показной чтобы не иметь приличную гнильцу- прикидывал я, глядя на него - Хитрый азиат короче- поставил я ему  диагноз.
          





                36.
                В один из дней какие то бродяги с дальнего батальона набрались наглости и зажали меня на выходе из булдыря. Денег чертяги хотели! И застигнутый врасплох, собрался и  заявил, что они не на того нарвались, и я не из тех кто что то отдает, а наоборот тот кто забирает. Они очень удивились объяснению и когда врубились мы вместе дружно посмеялись, затем  блеснув шакальими улыбочками как то с сомнением пропустили на выход. А парни надо заметить нехилые, и вряд ли с ними справился бы, но ничего у них не вышло и вместо гоп- стопа разошлись миром. А ротный, как и обещал, от предупреждений перешел к делам, и поставил в наряд в корнечистку, вместе с тремя азерами. Те сразу  забили, и бродили где попало, по округе. Время 12 ночи, а у нас  конь не валялся. А полк не хилый 1500тысячи человек надо кормить завтраком, обедом и ужином, но вижу, что в этот раз по нашей вине не удастся. А тем более, надо начистить несколько ванн картошки, морковки, лука, свеклы, к тому же картофелечистка сломалась, все надо в ручную скрести, и к тому же со мной три разгильдяя. Продукты привезли полпервого ночи, сейчас уже начало второго, а воз и ныне там.
          Как то случайно все же собрал азеров и говорю - Раз вы крутые и сами чистить не желаете, тогда тащите духов, фазанов, кого хотите, а Хамзата подводить не советую!- закольцевал я. Смотрю при имени Хамзат, задумались и через час, в корнечистке кипела работа. К утру двадцать добрых молодцов, начистили все что нужно и даже больше. Ну а дальше, к ужину и картофелечистку починили,  осталось только глазки выковыривать, но это тоже знаете, если учесть, что на одной картошке,  их к весне по многу бывает. Одна радость в корнечистке нет жира и сдавать наряд не так сложно, как например в мойке, в обеденных залах или в варочном цехе.
           В карауле же, особенно на ружейных складах жуть как в сон тянет. Зимой в тулупе тепло, и неповоротливо, а если воротник поднять, то совсем не видно. Поэтому воротник то опускаю, то поднимаю. А с 4-х утра до шести чуня пробивает, что уж и жизнь не жаль отдать, ради часа сна. А чтоб не застукали прячешься, и ищешь укрытие в неположенных местах. А, ловиться спящим нельзя, а то ротный только и ждет,  чтобы развенчать мою крутизну. А так бы  упал в тулупе прямо на снег и спал. Как то несколько раз подряд внутри охраняемой зоны, в кабине незапертого урала с боеприпасами чунял. А перед самой сменой как штык просыпался и выходил на пост, удивляясь что снова повезло ловкачу. Но более трех раз в одном месте, спать нельзя, поймает проверяющий. У них это как спорт по ночам с проверками. Хотя меня редко проверяли. А вообще со сном залетать, это духовской залет и поэтому совсем не к лицу дрыхнуть на посту и еще хуже разоруженным просыпаться, поэтому терплю, а если и сплю то чутко. А так хожу по периметру и вглядываюсь в освещенный прожектором ночной лес, вслушиваюсь в шорохи, в крики птиц и рыки животных. Часовой по сути своей смертник. Возле леса ночью ходить совсем стремно. Жуть пробирает и поэтому ночью не хожу, а случается наоборот проверяю себя и взяв автомат на изготовку крадусь по тропинке, прикидывая за каким бы кустом спрятался сам если б был диверсантом.
             А так случается просто стою и короедов колупаю из под коры. А они такие сильные упираются и лапками шевелят, а также  черными клешнями, а если положишь на ладонь, то сразу и взлетают и летят и гудят как бомбардировщики, но далеко не летят, тяжелые и падают в траву.







                37.
                Дембеля после отбоя смотрели телевизор и прикрывали окна одеялами. Но дежурный по полку,  подходил к телеку и трогал крышку. Если горячая или теплая, значит дембелям, залет а дежурный по роте скорее всего отдежурит сутки заново.
         Воздушно десантную подготовку еще с учебки посчитал  халявой. А что там сложного, бегать и ползать не надо, ничего такого разве что болтаться в стропах, и прыгать с двухметровой тумбы с зажатой в коленях и  щиколотках палочкой. Вот так чтобы приучиться сжимать ноги при приземлении. Считается, что это уменьшит риск переломов. Так вот и прыгаешь, чтоб не выпала. С вышки прыгать прикольно и от чего- то не страшно. Чтоб кто- то в дивизии разбился на прыжках, случалось сверх редко. За всю службу кажется  пару раз было и то не в нашей дивизии, а в целом по войскам. Бились в основном офицеры, из- за своего же разгильдяйства, а небо как не прощает. Солдат боится и хочет домой, а офицер на сто каком- то прыжке выходит в рампу, как на прогулку.
           Укладка парашютов,  регламентированная процедура. И почти всегда продолжается с утра до вечера, если только роте не в наряд. Где офицер или старослужащий солдат собрал бы парашют за час, а так приходится вместе с батальоном укладывать  с 9-ти утра до 9-ти вечера. В жару и в холод, ждешь, пока каждый этап проверят. А если учесть что всего за службу  сделал 20 прыжков то считай, потратил  20 дней на укладку, но с другой стороны это тоже своеобразная халява. Стропы гладкие, купола белые, а небо ясное. Летом так в обще лежи на брезентовых столах, и загорай. Но самое тяжелое это подготовка боевой техники к выброске. Там  много разных веревочек- контровок, узелков, и других тонкостей и каждая шелковая нитка на определенную силу разрыва. Есть, которая сто кило выдержит, а есть и пять кило не держит. И вот так стоишь, целый день и вяжешь, летом еще хорошо, а зимой негнущимися пальцами, да и опять же этот солидол повсюду.
         Каптерщики в роте менялись периодически, до очередной недосдачи. Очередным стал, любимец и земляк ротного Дзюба. Прикольный чувак, главное не злой и вроде как не подходит про пословицу о том « что хохол без лычки как ...», тем более моего призыва. Как- то раз, к нему посылка пришла, ну естественно с сальцом. Так пока он перед нами, разложив  на столе  нахваливал, каптерщик  второй роты Хасавюртовский чечен  Ханпаша, взял да спер и закрылся в своей коптерке. Дзюба взбесился не на шутку и бросился в погоню. Но не тут- то было, потому что Ханпаша закрылся на все щиколды. Мы же кто там присутствовал перед дверью,  покатывались со смеха, от мысли, где ж это видано, что чечен у хохла спер шматок сала и спрятался в нору,  поедать. В то время как Дзюба негодовал, Ханпаша у него на глазах, ровными кусочками резал сало и клал на черный хлеб. Мы это наблюдали, так как в  каптерках маленькие обзорные окошки, которые запрещалось закрывать. Охая и причитая Дзюба, пока еще с надеждой дружелюбно выкрикивал что то вроде - Ханпаш! Дорогой, опомнись! Ты что! Ты же не хохол, ты же чечен! Тебе нельзя сало! – на что Ханпаша деловито и безжалостно поглощая кусочек за кусочком, довел ситуацию до абсурдной, приговаривал - Отдыхай да! Хохол тупой! Будешь вякать, сала не получишь! - Дзюба красный как помидор продолжал, но уже чуть мягче - Ну земляки твои узнают, ой позору то буде! Ой шо скажуть. Ханпаш свинью ел!- а Ханпаша как не в чем не бывало, заглушая аппетит,  вдруг как заорет.- Иди на хер, сказал, хохол Д-зю-ба! Нашел чем пугать. Мне по хрену, что про меня скажут!- - Ага, так и скажу твоим землякам, что тебе на них по хрену!- - Уе---ай сказал по хорошему! Не получишь сала! Не мешай обедать!- - Ай-я-яй, что же это делается, конец света! Чечен сало ист! Видано ли такое позорище, теперь вся дивизия узнает. – продолжал Дзюба.- Иди на хер, сказал. Если не угомонишься, вообще ничего не получишь!- с серьезным видом прожевывая сальцо,  пугал Ханпаша.
           А я припомнил с учебки, что там одного чечена звали Салаутдин, а такие подлые как мл. сержант Клебанов специально звали его сало. Чечен благоразумно не возмущался, а может не понимал подвоха и поэтому молчал. Спокойный такой чечен был, по русски вообще плохо говорил, или прикидывался. Клебанов часто выставлял Сало на после отбойные бои, вроде как тот каратист. Часто  попадал в спаринг с Петуховым, который хоть и был намного  тяжелее, вступать в жесткий обмен ударами  с сало не решался. Дрались они всегда с опаской, боясь травмировать соперника, скорее больше прыгали и изображали, чем реально бились. Закаченные вазелином Петуховские кулаки, в такие моменты, казались особенно огромными. А тогда к тому же уже многие посмотрели Брюса –ли  и подражали ему.
        Дзюба наконец успокоился и казалось даже смирился. И его выкрики уже не звучали так громко. – Слушай, имей совесть! Это мое сало! Мне его с дома прислали, а ты! Оставь хоть немного, а то объешься, тебе ж плохо будет!- умолял Дзюба видя как убывает шмать. Наконец после того как Дзюба уже смирился, а Ханпаша отъел где то одну треть. Тот открыл дверь каптерки и пренебрежительно вернул похищенное завернутое в газету, со словами- На забери свою хрюшу! Не вкусная!- - Дзюба взял и с обидой заметил- То, то, оно и видно, что невкусная, а чуть ли не половину уел! Усы то так и лоснятся от жира!- и уже уходя  более зло добавил - Вот фиг, я еще тебя пущу к себе в каптерку- - Иди, иди отсюда хохол тупой, пока я тебя не отпинал! Это я тебя, если захочу в твою каптерку не пущу! Понял!- заорал ему вслед, сытый, но все такой же психованный Ханпаша.







                38.
                Не забыть эти постоянные, бесконечные построения, всегда и везде и в любую погоду и в любое время суток, для проверки личного состава, и для подтверждения управляемости личного состава. Не построились, не захотели, и сразу  ясно, бунт. К построениям прилагаются, зарядка, чистка оружия, строевая песня по дороге в столовую, самым длинным путем,шагом-арш, вокруг полка, и еще изучение устава. Устав же учится  только в карауле. Потому что за два часа бодрствования себя надо куда то деть. Спать не дают. Хотя устав еще с учебки надоел, но в три ночи придет проверяющий и задаст вопросы, а ты ответишь, если конечно выучишь. А там такая нудь, но говорят кровью писанная, не отмахнешься. Там же в карауле случалось, происходили и разные курьезы.
          Как -то раз  хитрый москвич Владик заманил проходящего мимо подвыпившего лабуса на свой Г.С.М.- ный пост. Попросил у того прикурить, а тот не сном не духом и не ожидая подвоха, вытащил спички и с открытой душой несет Владику. А наш караульный еще тот хитрец, когда тот приблизился, недолго думая, командует,  как учили – Стой, кто идет! Стой стрелять буду!- и следом ба-бах, очередь в воздух. Ну лабус  от страха на земь. Прибежал караул. Лабуса скрутили и в штаб. И тут его показания с Владиком разошлись. Тот говорит, что Владик попросил прикурить, а Владик утверждает, что пьяный лабус сам докопался. Поверили естественно своему. Потому, что не может наш караульный, на посту горюче-смазочных материалов, спросить прикурить. Ну никак! В общем, лабусу впаяли пятнадцать суток, а Владику отпуск 2 недели. На построении лично командир полка объявил.
          С отпусками в роте более менее только для сержантов и командир ротных угодников. Таких, как я, ротный даже в увольнение не пускал не то, что отпуск. Сходить в город на телеграф не разрешал- Пишите письма! – говорил и мне добавлял- Как в тюрьме!- Одному моему дружку из Воркуты, еле, отпуск дал в связи с рождением ребенка. А он через Москву с пересадкой ехал, и так вышло, что там заночевать пришлось. Ну, ему мужик, какой то предложил ночлег по сносным расценкам. Он пошел без страха, десантник же, тем более на радостях слегка под газом, дочка родилась! Рассказывает.- Лег спать и вот засыпаю, как чувствую, что кто -то ко мне подлег и трусы снимает. Ну и как подскочил и давай к двери ломиться, хотел в ванной забарикадироваться, открываю, а там!  Один у другого наяривает! Ух блин думаю, попал в гомосекскую западню. Ну, встал в стойку у входной двери и кричу, не подходи падлы , завалю! А сам в трусах и тельнике. Тут один из них так объяснил, что ничего мол не угрожает, а если мне все это не по кайфу то типа могу одеться и тихо уйти. Ну прям там у двери штаны натянул, ботинки  и остальное в охапку и деру от туда среди ночи. Вот такая западня, сука, пидорская!- Перетрухал я парни конкретно, что меня целки  лишат. Вот такие дела творятся.
          А так самым опасным противником, в роте как то само собой стал азер Джафар, сын кузнеца, как две капли воды похожий на джина из волшебной лампы Алладина. Мало того что он был ужасный на лицо и любимым его словом было « сечим», и он плохо говорил и постоянно с кем то где то дрался, так он еще и здоровый был как бык. Такой не типичный азер, который даже подрался с непобедимым полковым чеченом и старшиной рем. роты Бесланом. Его желтые лошадиные зубы, кровяные глаза и крючковатый нос навивал нехорошие сравнения с киношными пиратами и турецкими янычарами.Злое лицо.
         С ним у меня и произошла ожесточенная драчка. Дело было в спорт-уголке. Джафару не понравилось, что я какой- то молодой тогда еще, наравне с ним занимаюсь в спорт уголке когда вся рота где то на работах. – Иды, работа!- скомандовал он мне. – Иди сам!- ответил я и дальше уже пошло, слово за слово он вспыхнул как спичка и пошла кутерьма. В результате он сломал две доски двадцатки о мою голову, и уже хотел рубануть пилой, откуда то взявшейся под рукой, но промахнулся. От огромного темпа боя, я быстро выдохся, и уже темнело в глазах, но пришлось напрячся, чтобы не сдастся сыну кузнеца. В итоге мы оба  выдохлись. Потные и краснолицые с ненавистью смотрели друг на друга. По его лицу было видно, что он недоумевал от такой моей наглости и вместе со слюной выплескивал какие то смешанные ругательства - Я командир рота, сечим башим, я командир палка говорил, что его е--л, мне все по х-ю. Ты кто такой! Сечим башим! –ревел он.- А я тебе, что не показал еще кто я такой!? Тогда давай покажу!- задыхаясь,и сжимая кулаки шипел я. Тогда еще какое то время стояли пока не разошлись.Все зависело от него. Джафар по своим каналам пробил кто я и что и на время притих, затаив обиду.
          Где то через полгода, когда в батальоне делали ремонт, и мы спали в одной большой палатке, установленной на улице в спортгородке. Там Джафар, когда рота отбилась, во всеуслышание выкрикнул плохие слова в адрес моей мамы. Скорее он был пьян. Но тогда  честно, мне хотелось убить его. Взять камень и треснуть по тупой башке, чтобы она раскололась. Но было темно, хоть глаз выколи и найти его в череде спящих не представлялось возможным, и я сделал вид что сплю. Лежал и гадал что делать. Вот оказался не готов к такому повороту! Почти как тогда в учебке! Снова расслабился. Джафар же на следующий день нагло подкалывал, что я все слышал, но не среагировал. На что я его резко спросил - Что, я должен был слышать? Повтори, если мужчина! Давай, скажи сейчас, при всех!- Джафар не сказал, видно протрезвел. А тогда ночью,  что мне стоило сдержаться, и претвориться спящим. Это страшная мука!  А надо было бы, драться, ночью, сонному, расслабленному, во тьме!? За маму! Скорее это был бы проигрыш! Хамзат, как раз только что уволился в запас и Джафар нечеловеческим нюхом чувствовал мой спад и нанес свой подлый удар! Или все же я правильно поступил, не ответив ему? Не знаю. Кажется что правильно, а может и нет.Выдержка и внутренняя дисциплина, это то что побеждает.







                39.
                Выявленных нарушений дисциплины в полку хватает. Еще больше скрытых, как говорят в милиции латентных, не зарегистрированных, их наверное тысячи. Конечно времена, махрового дембелизма прошли, но в более мягких формах оно никуда  не делось. Например  парцайку дедушке с яичком из столовой на завтрак захватить. Ведь дедушка поздно лег, не выспался и досыпает где то в шинелях, в каптерке, либо под самой дальней кроватью у батареи. Взводный не говоря уж о ротном, всегда выводил дедов на зарядку, но когда его не было, то прокатывало и дембеля дрыхли до после завтрака, и построения на развод. Самым крутым считался командир 2-го взвода Паша Молчагин. Он считался специалист, по десантным показухам. Ну а на второе августа, сам Бог велел, драки ставить, бутылки о голову бить, кирпичи крушить. Через колючую проволоку сальто  делать, примерно как Волонтир, в фильме «Зона особого внимания». Ну и все такое, об этом чуть позже, а пока про залеты.
             Вот какой- то скажем так очень загорелый тип, хотел ограбить у почты, духа с посылкой, а тот взбрыкнулся, не захотел делиться и получил кирзачом в живот. В результате разрыв селезенки, а смуглец в дисбат, прямой наводкой. Или один смешливый клоун по имени Мамед. Это уже третий, не те наши двое, а этот из 1-й роты. Сбежал, в самоволку погулял и когда возвращался под утро, украл у таксиста бутылку водки из бардачка. Ночью толком не разобрался прозрачная, взболтнул пару раз и давай пить из горла.  Оказалась тормозная жидкость. Еле, еле откачали чудака, чуть почки не встали.
        Такой смешливый тот Мамед, жизнерадостный, все за местными плечовками ухлестывал, а при виде их так истерично трясся и смеялся, что потом обычно весь полк строили, и искали кто их вздрючил, но как найти среди 1500 человек. А нас тогда за отравившегося тормозухой Мамеда, командир полка  к марш броску приговорил. Представляете, весь полк двинулся на двадцатку. Десантники же, ядрена копоть! Бей беги!
          Еще курьезный случай произошел, слава Богу не в нашей роте. Командир седьмой роты нашел у себя дома голого солдата. Солдат оказался всем известным половым гигантом Арменом. Так вот тогда рота вернулась со стрельб, и уставший капитан шел домой. Зашел, а дома бардак, жена раздетая, и он, что то заподозрил даже несмотря на усталость и ну давай по квартире. Открывает дверь в туалет, а там Армен в  трусах, ну и тот недолго думая дал командиру в глаз, и пока тот приходил в себя,  ноги в брюки и бежать, а капитан с тех пор, прежде чем после стрельб, учений, прыжков или еще какого отсутствия идти домой, посылал посыльного.- Передай! Пусть она своих хахалей выпроводит! Я устал и хочу спать!- грустно наказывал он посыльному.  Думал, что вот он почему то не ненавидит всех армян, за то что один из них спал с его женой, а мой ротный по той же причине почему то возненавидел  моих земляков и меня в том числе. Или это только повод, чтобы закрутить гайки. Нет, это серьезно! Люди то все разные!
         В общем вся служба  одно большое ч.п. особенно повседневная ее составляющая, но так как ее почти не оставалось, то боевую часть  старался выполнять на отлично. В нашей роте обстановка стабильная, да и в полку тоже, разве что в разных там рем. ротах или тех. взводах наблюдался жесткий дембелизм, но им то понятно там делать особо нечего, вот и изощрялись, а наши  роты боевые и поэтому ерундой заниматься просто нет времени, все по распорядку, не одной свободной секунды.
         Погода в Литве приемлемая. Большую часть года, мягкая и влажная. Литовцы люди спокойные, уравновешенные, если только не пьяные. Леса в Литве много, городское хозяйство аккуратное, улицы чистые. Это я к тому, что к тяжестям и лишениям, местную приправленную Балтикой погоду, не припишешь. Это не в Заб. В.О. где в метель можешь до туалета не дойти, потеряться. Хотя солдату всегда не то. Наверно это от командира зависит, а он жуть какой выборочно строгий. Прихвостням, как уже говорил можно все, а таким как я ничего. Шаг влево, шаг вправо, наряд или губа. Почва в Литве все больше песчаная, наверно из за хвойных лесов или наоборот. И дышится в таком лесу легче, вот только циклоны не оставляют. Бывает, давят неделями, а человек, как известно ко всему привыкает, если захочет, но что -то незаметно как бы исподволь всегда и везде, все же сводит с ума. Постоянный шум, например! Или тишина!
         Одной стороной окна нашей роты выходят на зону строгого режима. Прямо на ее огромные заборы. Оттуда через несколько таких же заборов случается записки перелетают, с просьбами кинуть пачку чая, печенья, или сигареты. Так и кидаем кто сжалится. Я лично кидал пару раз. К тому же наши дембеля, скупают у В.В-шников на дембель зэковские ножи, кинжалы, столовые принадлежности и другую приблуду. Вот тот самый Муса, который как соловей разбойник грабил батальонных получателей посылок, как то взял посмотреть такой огромный тисак,  величиной с  кинжал у их караульного через дыру в заборе, а обратно не отдал и не расплатился. Просто послал подальше. И после этого В.В-шники стали осторожнее и ножи больше в руки не давали, да и цену подняли. А Муса через две недели уволился и по пьяне темным вечером на кого- то напал с этим ножом, за что и попал в полицию, но каким то образом, а я подозреваю с помощью награбленных с посылок денег, так же и сбежал из под стражи. Соловей- разбойник одним словом. После армии я на удивление встретил его в своем городе, где он тихо, мирно, торговал на рынке шапками. Но при встрече мы так и не поздоровались. Совсем разные люди. Хотя столько времени прошло, а он несколько внешне не изменился.
          А тогда раньше он заявился к нам в роту во время чистки оружия с патронами в кармане, и взяв у кого то из бойцов автомат, несколько раз стрелял из окна туалета по кирпичным стенам тюрьмы. Странно, но никто не среагировал, на выстрелы, наверно такое и раньше бывало. А тюрьма навивала  мрачные мысли. Особенно по ночам, когда куришь и смотришь на ее мрачно освещенное спящее каменное туловище. Туда конечно никак не хотелось, но молодой замполит, вслед за ротным намекал, что  хожу по лезвию бритвы и мои шансы загреметь в дизель, с каждым неповиновением увеличиваются. А это как говорили по круче любой тюрьмы.







                40.
                Несколько сапог стерто от ходьбы и беготни. А особенно козырные фраера, типа большого Мамеда,  следили за обувью и подбивали и ремонтировали, и даже каблуки наращивали, и чуть ли не колокольчики подвешивали.  Покупали, новые х.б., особый шик офицерские, уж и про кожаные офицерские ремни и подрезанные сапоги гармошкой,  молчу. Считалось, что они должны быть у каждого уважающего себя чувака. В этом смысле я отличался от большинства. Ничего не ремонтировал и не покупал, а просто носил аккуратно и вовремя стирал и гладил вот и весь секрет, а также конечно брился, мылся и подшивался. Потому, что еще Хамзат сразу  предупредил, что тот, кто много на себя берет, должен быть аккуратен и опрятен. Так как окружающие только и смотрят, не случилось ли с ним чего по внешнему виду, чтобы если что порадоваться, и утверждать, а то и просто злорадствовать, что вот и крутые могут ходить как чмошники.
          Ротный продолжал  гноить, но слава Богу в роте не один я выделялся, поэтому случалось он на несколько дней или даже недель забывал о моем существовании, переключившись например на Джафара или еще на кого. Однажды по весне в парке, перед боксами, он строил роту, а я что- то там пока курил, не услышал команды и опоздал в строй. Так он как бы в наказание посреди такой жижи, смеси глины и снега вызвал меня из строя и скомандовал – К бою!- и я естественно такое воспринял как оскорбление и унижение, и  отказался выполнять, тем более перед ротой, и под ухмылку того же Джафара, просто стоял и ждал. Вот честно стоял с легкой душой даже в тот момент у меня не было никакой злости против  ротного. А он стоял передо мной и кричал и  вдруг ударил по лицу. Вот честно мне и тогда было смешно. И я даже не среагировал, как будто ничего не случилось, тем более не мог дать сдачи ведь он командир! И только слушал, истерику. - Сказал к бою, солдат! – в ответ, стоял как столб. В этот момент я был чем то похож на Махатму Ганди, так я себе льстил, конечно, но чем то схоже. Он не выдержал и сделал  подсечку, я упал, но, быстро встал. Он снова дал подсечку,а я снова как Ванька- встанька, он в третий раз сделал и тут не сдержался и прыгнул на мою спину и начал заламывать  руки, в приступе бешенства брызгая слюной, и в очередной раз обещая посадить.
         А мне и тогда было смешно и грустно одновременно, от того что я не понял, что  он так взъелся из- за пустяка. И как ему непонятно, что даже под угрозой расстрела, я не поползу перед ротой по  такой грязи. По крайней мере, я тогда так думал. К тому же  понимал, что ротный выглядит жалко, потому что вся рота и весь батальон, и даже полк и дивизия знает, что мой земляк трахал его жинку, а особенно насмехаются и всем рассказывают  те зверьки, которых он сам  и пригрел рядом с собой. Тот самый его любимчик маленький Мамед и рассказал мне об этом и еще много кому.  И рассказал, потому что в душе презирает рогоносца. И он Мамед вообще то далеко не дурак как старается казаться, и глядя на него, становится понятно, что он очень непростой и очень живучий. Даже живучее русского, даже я б сказал гораздо живучее. Ну еще бы сколько по их территории захватчиков проутюжило и я не помнил из истории чтоб они кого то остановили.
         Вот маленький Мамед в отличие от большого, ничего не делал совсем, ну вообще, только дневалил - Командир рота, меня лубит. - в сотый раз сообщал он мне мягким голосом. – А я лублу Рупека- говорил он про толстопопого бульбаша, с голосом женщины. Тот только краснел и отмахивался от навязчивого Мамеда. И действительно ротный никогда не брал Мамеда не на прыжки, не на стрельбы, не в наряды, а почему так толком никто и не знал. Сам Мамед говорил, о каком то залете в карантине, где  на стрельбах он чуть не разрядил магазин в своего командира. После этого якобы у офицеров как отрезало с ним связываться. Хотя мне кажется, что за Мамеда ротному просто проплатили  родственники, по другой причине он вряд ли бы его оставил, не такой он человек, чтоб просто так кого- то оставить в покое.
           Случаи со стрельбой происходили не часто, но  были. Вот один боец из десятой роты, решил пошутить. Высыпал порох из патрона а пулю обратно запихнул. Зарядил и приставив к спине, желая пугнуть, спустил курок, а пуля взяла и пробила  друга. Оказалось не весь порох высыпал, и оставшегося, хватило, чтоб ей гульнуть в теле. Друг не умер, но остался  инвалидом. Вот такая дружба, бывает.
           А если говорить о стоптанных сапогах, то больше чем на дивизионных учениях мы нигде не ходили. Вот когда делали марш бросок из Лиды в Алитус, мои ноги, не то, что сгорели, они пылали в кирзовом аду. Сразу скажу, что большие расстояния лучше по асфальту не ходить, ноги оставишь на первых десяти км. Если идти, то только по обочине, по траве, или по земле, а  сцепка с асфальтом чревата жутко кровавыми мозолями.







                41.
                Как уже  упоминал, что  самый мрачный наряд из всех, как не странно,  по столовой.  По духовству, конечно еще терпимо, так как есть возможность  подкормиться сахаром, мясом и маслом, но уже дальше после года службы, идти туда на сутки, полный облом. Особенно  невыносимо, в залах и  мойке нюхать застарелые запахи отбросов. Сдача и приемка дежурства это особый ритуал и к нему  подключались самые авторитетные бойцы роты, которые обычно и продавливали результат. Почти всегда это был Хамзат. Хотя недостача порой случалась нехилая. Куда- то в огромных количествах пропадали ложки и вилки. Куда они девались, никто не знал, и все грешили на самих ответственных по столовой. Что это они, будучи допущенные во время наряда в столовую, забирают, и куда-то девают, а потом списывают.
        А в мойке вот представьте, мало того надо отмыть огромную гору посуды, так еще следи в оба глаза чтоб она куда то не запропастилась. К тому же мойка отвечает за ужасно загаженный и единственный в столовой туалет. В общем мойка это высший пилотаж маневрирования и момент истины. Ротный по началу, сам ходил смотреть как я там пашу. Если ему, что то не нравилось, делал замечание, а делал он это почти всегда только в мой адрес. Легче стало, когда в мойке появилась моечная машина. Стало более человечно, хотя бы стаканы, ложки, вилки, да и часть мелких тарелок, мылось не в ручную. А так обычно две ванны с содовой водой,  третья и четвертая для ополаскивания. Мойка это как кишечник столовой. Через нее выводятся все отбросы и происходит чистка. Как ротный не старался, а и здесь я был лидером и в основном организовывал процесс, а это тоже непросто, сдавать и принимать наряд, да выдавать чистую посуду, под счет, многим просто, не под силу, легче стой у ванны и полощи тарелки.
            Лучше всего было на стрельбах. Стрельбище не далеко, всего то несколько километров. Свежий воздух, ну если не считать выхлопов боевых машин и пороховых газов. И еще сами стрельбы, несмотря на шкалу и дисциплину, как то смягчали, нрав офицеров и от этого все  становилось спокойно и даже в удовольствие. Осенние стрельбы, почему то самые запоминающиеся. Я думаю, может в том числе из- за Пушкина - Ну там осенняя пора очей очарованье.- Воздух прохладный, а ты уже тепло одет, и тебе в каком это веке,  комфортно. Надо же! Но вот незадача. Трава сухая. Тут и там происходят возгорания, и стрельбы пока ее тушат, замирают. В  Литве резких перепадов  не припомню, чтобы там как  дома за сутки с нуля сразу на минус двадцать шарахнуло. К тому же на стрельбах есть реальный шанс отличиться как перед ротным, так и перед выше стоящими, командирами, комбатом например.
        Случалось и отличался. Стрелял как Робин гуд на пятерки. Вдохновение порой находило. И особенно приятно, когда комбат во всеуслышание на все стрельбище по микрофону спросил фамилию стрелявшего. Ротный с неохотой сказал – Юнусов - И дальше комбат опять же во всеуслышание объявил за отличную стрельбу, два увольнения вне очереди, но ротный как всегда взяв под козырек и сказав – Есть товарищ майор - для меня и роты заметил - Пока я здесь, ты Юнусов, увольнений не получишь!-  А я, другого и не ждал и  не собирался спорить. Ротный продолжал наказывать и надо сказать вполне заслуженно, и на его месте я наверно поступал бы точно также. Это его рота, и я ее солдат. Так я платил за свое право быть свободным и даже немного крутым.
            На стрельбище также случались трагикомические истории. Вот например  Шамиль как и многие ротные залетчики, был гранатометчиком. Представьте, как с гранатометом прыгать с парашютом. С одного плеча гранатомет торчит, с другого автомат, да и таскать такую бандуру тяжело, плюс еще выстрелы. А когда гранатометчики стреляли, особенно по осени, то горела трава. Стрельбы останавливали и тушили, но после выстрела она снова загоралась, и так продолжалось иногда весь день.  А Шамиль отстрелялся и решил перекурить в сторонке, и гранатомет оставил, кому то. А там как назло загорелось. В тот день был ветер и огонь разносился стремительно и поэтому пока Шамиль ходил перекурить, его гранатомет пострадал. У него сгорел ремень и обгорела деревянная обкладка. А Шамиль не знал, что произошло, и ротный из- за этого еще больше нервничал, ведь за мат базу он отвечает, рублем.
         И как раз обед привезли и все взвода потянулись в лесополосу где обычно и происходил прием пищи. Я решил предупредить Шамиля, что вот так и так у него сгорел гранатомет. А ротный шел чуть сзади и всю дорогу матюкался, в адрес Шамиля. В березняке уже раздают еду и некоторые  благополучно кушают, а я прежде чем за миской идти  подошел к Шамилю и говорю, что его ротный ищет, а он мне кивает, что уже знает. А ротный оказывается следом шел. В результате  вместо  Шамиля начинает орать на меня, что я вроде как Шамилю про него ротного по матери высказался и чуть ли не на х-й послал. Мне  удивительно, потому что и не было такого, а он кричит, что не глухой и что я в конец оборзел и меня надо мочить.  Пока еще спокойно парирую, что мол уши надо чистить по утрам и в этот момент он замахивается и снова бьет меня по вовремя  выставленной руке. Тут уже срываюсь и  кричу ему, что типа, заколебал он и такой ли он смелый раз любит при свидетелях руки подымать. Ишь ты взял моду, чуть что по лицу хлестать! В ответ он зовет меня один на один, в лес. В горячах, соглашаюсь.  Но почти сразу понимаю, что это подстава и вижу, как один из ротных летех спрятался в кустах, видимо на всякий случай если я ротного побеждать буду или, чтоб потом свидетельствовать против меня.
           Немного постояв, в стойке  и покумекав, предложил ротному драться в спортзале на перчатках, на что он обвинил меня в трусости. Дальше построил роту и давай  прикладывать, что я видите ли испугался с ним драться. Я ухмыльнулся, от того что тогда уже знал все провокации и хитрости ротного, как собственно и остальные. Честно я бы наверно не удивился, если б он сам себя ударил и на меня свалил, до того казалось он меня ненавидел. За себя был уверен, так как уже много раз дрался и ротный попросту этого не знал, даже через своих стукачей до него не доходило. Вообще- то я так понимаю, он многого чего не знал или прикидывался.








                42.
                В войсках никаких особых межнациональных конфликтов не прослеживалось. Армяне с азербайджанцами и так не очень общались и поэтому никакая резня армян в Баку не могла ничего изменить. Или возьмем погром турок-месхетинцев в Фергане, который никак не повлиял на дружбу турков- месхетинцев и узбеков в полку. Они только ходили и в ответ пожимали плечами, не понимая, как такое могло произойти, что так много месхетинцев убили, а остальных под страхом смерти  выгнали из Ферганы. Тогда же уже начались волнения в Карабахе и мы несколько раз сидели как говорится на вещах, готовые к вылету, но каждый раз посылали какой то другой полк. Видно наш полк нужен был здесь. Так  и оказалось. Мне  повезло, а вот, ребятам  пришлось разгонять демонстрации. У одного даже шрам остался на лице от арматуры.
          Также не характерен инцидент, произошедший в каптерке второй роты. Где мы как обычно сидели и слушали музыку, что то  из Туто Кутуньо, или Челентано. Бравый старшина второй роты,  неплохой пацан, сидел  и спокойно клеил дембельский альбом. Остальные прикалывались над танцующим Ханпашой, да-да тем самым, что стащил сало у Дзюбы. Кто то входил, выходил, я же просто сидел и слушал музыку. И в этот момент, в каптерку зашел не без известный, худой туркмен, отличавшийся довольно мрачным нравом. Зашел и встал в дверном проеме с калашниковым наперевес. Все замерли и почувствовав недоброе начали как то расползаться. Старшина полез под стол, Муса тот что грабил батальонные посылки, и который сейчас  сидел рядом со мной зачем то, полез за сейф, и моя улыбка после того как соприкоснулась с мертвенной бледностью туркмена тоже как то начала сходить. На мой немой вопрос зачем и почему все так серьезно, если это лишь шутка, Туркмен ответил словами – Ну что потанцуем! – и передернул затвор. И даже тогда я не дернулся с места, а как сидел у стены так и сидел, в отличие от всех остальных, я так и думал что шутка. И только когда  туркмен выстрелил, и послышался звон стекла, а пули ушли на улицу, я понял, что это никакой не розыгрыш. После выстрела туркмен впал в  ступор, вероятно не зная, что дальше, убивать по настоящему, или отступить, сомнение так и застыло на его лице. Еще через секунду стало ясно что он хотел припугнуть, и теперь не знает что делать, а Ханпаша воспользовался моментом и схватив за ствол начал вырывать  у туркмена, автомат. К нему присоединился смертельно бледный, Муса.
           Он то знал, что туркмен, пришел по его душу, так как не далее как часом ранее, между ними произошла перепалка и Муса его побил. Мы этого не знали. Ханпаша с Мусой оттащили туркмена в умывальник и там, еще раз побили. А старшина не захотел вынести инцидент и сказал офицерам, что произошел самострел во время чистки оружия.  Он понимал, что скажи он по- другому, туркмена могли посадить, и его ранний и почетный старшинский дембель накрылся б медным тазом. Также наверно подумало и батальонное начальство,  все спустили на тормозах.
             Очень много времени в солдатской жизни занимает ночное бодрствование. Тот же караул, наряд по столовой, ночные стрельбы, прыжки, наряд по роте, учения. На прыжки вставали в два ночи. Быстрый десятиминутный сбор потому что комбезы, шлемы, ножи для строп, чехлы для автоматов, выдали еще до отбоя и вот уже весь полк, рота за ротой идет через город к железнодорожной станции. Там грузимся в дизель поезд. Места не хватает, и поэтому все спят кто где, даже некоторые не боясь упасть,умещаются на узких вещевых полках. Офицеры молчат. Вагон вместил в себя целый батальон и поэтому под завязку завален сонными бойцами. Едем около двух часов, и только пригрелись и заснули, как будят на выход,послушно встаем и выходим в самораздвигающуюся морозную дверь. Время четыре утра, и мы знаем, что до аэродрома еще  8-10 км. Пешком. Завидуем тем, кого повезли на уралах. Взводный говорит нам, что чем сидеть мерзнуть там, у аэродрома, лучше это время идти и согреваться. Идем по заснеженной лесной дороге. Когда приходим, уже светает. Прилетают самолеты. Сегодня прыгаем с АН-нушки. Никаких проблем, только наслаждение свободой и парением. Где то внизу как всегда разбегаются упитанные секачи, а мы приземляемся в их ямы, на их территорию, на время ставшую зоной десантирования. Погода совсем развеялась и от  ходьбы даже жарко.
         Глядя на ротного, я иногда думаю, а вдруг он в стропах запутается и полетит камнем вниз, буду ли я злорадствовать. Нет, конечно, хотя так он меня достал если честно. Я же не виноват, что мой земляк спал с его женой. Ну, никак я здесь, не причем! Так вообще- то довольно часто случается в жизни. Я же вот не желаю ему смерти, и не хочу, чтоб он умер, даже за то, что он меня мучает. Хотя иногда лезут мысли, и я представляю, как бы он лежал в гробу с наградной планкой на груди, орден Красной звезды за пролитую кровь под Кандагаром, там не убили, а здесь запутался в стропах, что за вздор! Я не желаю его смерти! Не желаю!Пусть живет, а это потрудней будет!
         







                43.
                Случаются и якобы не запланированные накладки, но мне то кажется, что специальные. Так  произошло на следующих прыжках. Все как всегда, маленький Мамед с зассыхой остались в наряде по роте. А у нас подъем в два ночи и полковое выдвижение. Мне оно всегда напоминало кадры из кинофильмов. Впечатляющее зрелище, когда тысяча человек в серых комбезах и шлемах, идет по ночному городу. Дальше снова на дизеле в Козла – руду. Одеты тепло, но все равно в начале пробирает, но уже через пятьсот метров, разогреваешься. Когда светает, видим низкую облачность и слышим непривычную тишину. Самолеты не прилетели. Размещаемся в лесу и еще с надеждой ждем самолетов, но их нет, и поэтому закрадывается сомнение, что нас специально привели для ночлега в лесу. Заморозить хотят, отцы командиры! Поступила команда располагаться. Уже понятно что будем ночевать в зимнем лесу, при минус 20-ти. Круто! Чтобы не мерзнуть, готовим костер. А вокруг чистим место под вигвам. В лесу снег по колено. Рубим небольшие деревья, складывем их в коническую конструкцию и обкладываем еловыми лапами. Чечен Анди со своим взводом как всегда в своем урале готовит пищу для батальона, но кормят они надо сказать как всегда плохо. Наш ротный предупреждает Анди, чтоб тот не забывал в какой роте они живут, но чечену все по фигу и он кормит нашу роту точно таким же пустым бульоном как и все остальные. Ротный грозится  и пугает, что по возвращению потребует у комбата чтоб его взвод строился, вместе с ротой на вечернюю поверку, после чего чечен поразмыслив, смягчается и присылает лично ротному дополнительно три банки тушенки и банку сгущенки. Вопрос заметан, Анди откупился, от нашего коршуна.
             День прошел в подготовке к ночевке на снегу. Мы готовимся ко сну, и пока еще после ужина, не очень замерзли. Десантура греет, костер согревает, но как спать еще не решили. Стелим на снег еловые ветки, которых уже  тоже дефицит в ближайшей округе, и приходится углубляться в лес. Духи засыпают первыми и спят крепко, а во сне инстинктивно прячась от холода заползают в костер. Поэтому в ночи то тут, то там, из вигвамов выскакивают духи с демонически горящими головами. Горит, как правило, макушка и духи в ужасе, не имея возможности с просони развязать шапки, ныряют головой в сугроб. За первую ночь в  роте погорело два духа и один фазан, по одному в каждом вигваме. А ротный нещадно позорил фазана, того же своего любимчика бульбаша.- А-яй Рупека, душара, так дрыхнуть. Позор!-
            С утра подшиваемся прямо на морозе, Хамзат даже бреется. С надеждой ждем самолетов, блин чтоб их… Опять нет и снова тишина. Все ясно, продолжаем зимовать в лесу. Сугробы многое упрощают и усложняют. Днем, приходят местные лесничие и выписывают  штраф за срубленные деревья. А нам по фигу, мы же В.Д.В. и министерство обороны платит. К тому же  офицеры тоже все на нервах, к нам кукурузники мать их уже второй день не летят.  Второй день, чтоб не мерзнуть, полдня бегали по лесу тактику отрабатывали. Все ж теплее, чем стоять. Мы то что,  разведроте вообще спать не дали. Только они расположились на покой, как поступила вводная, что их обнаружили и  срочно надо менять место дислокации, а для этого придется пол ночи бежать двадцать километров, а то и все пятьдесят до нового места. Еще ходили разные слухи, что например, у них провинившийся  рыл себе яму и там сидел, пока его не выпустят, соответственно и в туалет ходил там же и спал и ел. После таких рассказов, я  понимал, что  не хочу стать разведчиком, даже несмотря на их сплоченность и привилегированность. Как то, раз, перед столовой хотел прошмыгнуть сквозь их строй, так меня с кулаками вытолкнули, пришлось обойти.
            Вторая ночь прошла почти также как и первая, неспокойно одним словом, пришлось  дневалить, но тоже клевал носом. В эту ночь шапка полыхнула только у одного духа из третьего взвода. Утром наконец прилетели кукурузники. Не терпелось отпрыгать и идти домой в теплую казарму. Пошли на прыжки, от того что намерзлись и устали, хотелось в тепло, снять с себя тяжелые десантуры, одеть легкие шинельки,  поесть нормальной пищи в столовой или  булдыре и в обще расслабиться. Отпрыгали как всегда без проблем. Дрессировка давала отличные результаты, и  двинулись в обратный путь, с хорошим настроением зная, что путь домой всегда легче и короче.
           Через день в полку, уже надоедает и понимаешь что на учениях или на прыжках,  интересней и веселей, чем в полку, правда, по койке своей скучаешь. А в полку по любому одно и тоже, шкала и дурдом, и кроме собственной койки, там вроде как тоже ничто не держит. Особо загрузились, когда нового замполита прислали. Видите ли среди ВДВ, у нас двойка по дисциплине, а он в своей пьяной дивизии ( так называли молдавскую дивизию) довел ситуацию до отличной. С его приходом начались нововведения. Повесили два почтовых ящика, для стукачей. Так же он ввел так называемый «ночной бомбардировщик» это когда кто то днем залетит, ну там честь офицеру не отдаст, или еще что, то тогда  жди «ночной бомбардировщик» т.е. часа в два ночи роту построят перед зданием штаба полка на проверку личного состава. О нем мы уже слышали от других рот но сами еще не испытывали и поэтому своих духов предупреждали, что не дай им Бог, залететь. В общем всетаки кто -то из наших влетел, и ночью нас подняли по тревоге. В два часа ночи, как раз когда самый сон. Вот в роте стоял дембельский семиэтажный мат. Все проклинали того кто залетел и обещали сделать с ним разные непотребности, но тот кто влетел так и не признался. После проверки личного состава нас отпустили спать. Говорят если рота, не укладывалась на построение в 10 минут, то подъем повторяли уже в 4- утра.
          К тому же новый замполит отменил утреннюю почту в воскресенье, назначив на это время полковой десятикилометровый кросс. Напрягает, знаете в единственный выходной, вместо любимой передачи, беги  десятку.  Дембеля ясное дело бежали в кедах или кроссовках. Керзачи через плечо и за двести метров до пятикилометрового разворота переобувались, кеды же преспокойно дожидались в придорожной траве, а кирзачи для того чтобы показаться перед замполитом, а на обратном пути снова обувались и в путь, прочь от хитрого замполита.









                44.
                Еще по духовству запало недоверие к хлеборезам, маслодавам и другой халявной публике. Ну в учебке понятно, еще глупый, зеленый, а от этого и не въезжающий как туда в маслодавку пробираются. А так и пробиваются кто наглостью, а кто  знакомством, а если не того не другого то и не мечтай. А вот в войсках когда уже немного забурел, как то в наряде по столовой решил посетить хлеборезку, тем более гляжу, разная публика заходит внутрь и выходят с хлебом. А еще тогда, что то так кушать, захотелось, а мясо еще не сварилось, а от  свежей морковки только сильнее аппетит разыгрался. И тут запах свежего ароматного хлеба. Не выдержал. И  как раз здоровяк  хлеборез куда то вышел и дверь не закрыл на ключ. Он же уверенный что никто не посмеет. Курить, наверное, подумал я и зашел. А там такое раздолье. Хлебное царство! Взял буханочку помягче и уже  лыжи навострил, как хлеборез вернулся. Ну и пошел - Ты что!- кричит - Куда руки тянешь!- И еще для острастки хлебный нож  почти как тот Гоча с прод. складов, схватил и давай замахиваться. – А я ему пытаюсь донести, что я вовсе не душара, а очень даже крутой пацан, а он знай свое гнет- Положи, а то руки отрублю!-
          Не унимается. Я тоже не кладу буханку и упрекаю его, что он одним дает хлеб, видимо потому что, боится их, а другим нет. Он же отвечает, что меня не волнует кому и сколько он дает хлеба, а вот конкретно мне он и куска не даст, а вот п-----ей пожалуйста. Я буханку держу и пробираюсь на выход, а там он. В общем махач, хлеб выпал, он мне в лоб кулаком, я ему в ухо и он кричит мне вслед, что найдет меня по любому и накажет. Ну и нашел же в этот же день, но ему видать заранее порассказали, что я за зверек. Земля то слухами полнится. И вот вместо обещанных  пиз---ей, он меня уже как земляка приветствует. Он с г. Бор, а я с Горького. Вот думаю, перед зверьками, рвет, а со мной из- за куска хлеба, драку устроил. И еще  в роту пришел разбираться, а вот я вдруг оказался с кавказскими корнями, и не по зубам ему. Облом землячок! Гнида  ты хлеборезная!
              Скажу, что в числе прочих в войсках, да и в учебке меня сохраняла в равновесии, только мысль о моей девушке. Сам по себе глубинно, я добрый и отходчивый, а поэтому склонный идти на компромисы. А вот вспомню про Аню и представляю, что она ждет  из армии не каким -то чудаком на побегушках у кого то, а крепким, крутым бескомпромиссным парнем. Ну, ждет это конечно сильно сказано.  Скажем, это я так думаю, и мечтаю, что ждет. Ну,а если не она, то любая другая девчонка. Хотя если б не конкретно Анька, я бы может и зачморился, не стал бы биться за место под солнцем, но как подумаю о ней, и сразу же находятся силы держаться, хотя бы ради ее светлого имени. Эх, и что они понимают эти замполиты. Они в таких, как я только и видят порочные наклонности, с которыми  должны бороться, а саму жизнь в роте не видят и не понимают, или просто не хотят понять, потому что  не выгодно.  Не хотят признать, что эти жесткие конкурентные порядки выживания, установились не при мне, не я их  выдумал, чтобы  вот так на мне взять и резко прекратить. А ротный  сам и поддерживает дембелизм, а я всего лишь, открыто воспротивился  и бьюсь с этим. Землячество тоже не фонтан, но  и оно объективная реальность, против которой не попрешь.
           Хотелось бы быть хитрее, но не все сразу. Вот как то по первости, замполит увидел в центральном проходе бумажку. Нас рядом несколько бойцов стояло, но почему то именно мне говорит, чтоб  поднял. Я не спорю, и беру под козырек, и жду, когда он уйдет, чтобы заставить духа или самому  отфутболять  к мусорному ведру. Но он стоит и просит поднять при нем. Я намекаю, что это невозможно, потому что сильно похоже на унижение, и лучше всего, если он уйдет, а когда пойдет обратно ее уже не будет. Но он упорствует, а зря думаю. Потому что никогда при нем не подыму. Он разочарован, но моя хитрость тоже не проходит. И что он уперся, с досадой думаю, глядя  на его фигуру и лицо русской борзой. Все равно  не уберу!
          





                45.
                К дню В.Д.В. рота готовила показуху. Ну все как положено, драки, нападение на караул, разбивание кирпичей и бутылок. С кирпичами там химичили, варили за гаражами почти как баранину или плов, чтоб легче бились, а вот с бутылками никаких фокусов, о голову били реально, ну конечно через берет, чтобы осколками не порезаться. Я тоже, несмотря на протесты ротного готовился и был в числе первых, но как специально перед самыми праздниками меня перевели в 1-ю роту, как будто в качестве наказания и перевоспитания и получилось что праздник я вообще не смотрел.  Тот самый таджик Алишер во время показухи сломал себе кисть о кирпич и ему отпуск дали. Плохо сваренный кирпич достался! Тогда мы даже несмотря на инцидент с моей шапкой, еще общались. То, что меня перевели в 1-ю роту, я знал, точно была инициатива  ротного.
         Он продолжал меня ломать, а молодой замполит, не без злорадства, заметил, что меня посылают на перевоспитание. Им не терпелось устроить мне очередную проверку и наверное они думали что в другой роте без устоявшихся связей и без Хамзатовской поддержки я дрогну. Они просто не знали, что в 1-й роте меня давно уже знали, потому что еще  когда только пришел в войска, почти сразу  там нарисовался, так что не сотрешь.
            Да кстати вы, наверное, не знаете чем сильны дембеля и деды, да и фазаны. Правильно, они сильны духами. Чем больше в роте духов тем лучше всем. Есть, кем рулить. Так вот еще по духовству, я стоял ночью на тумбочке. Вместе со мной  на входе в третью роту стоял здоровяк по имени Адил. Этажом ниже как раз на тумбочке первой роты стоял такой молчаливый дневальный. И вот вздумалось мне тогда перед Адилом показать свою дурь и для этого стал я доставать дневального первой роты. Думаю все равно ночью делать нечего, дай покажу Адилу какой я дурак, тире крутой. Ну и начал разные подлости в адрес дневального первой роты выдумывать. А что выдумывать, покурю и бычок вниз бросаю,  на его площадку и еще приказываю, чтоб быстро убрал, но тот молчит и не реагирует. Держится и бледнеет, а бычки тлеют и только потом тухнут. А я продолжаю наглеть, замечая про себя, что Адил уже удивлен, а что будет дальше. Мы все трое молодые, одного призыва, но я самый из них, желающий прославиться своей дурью, и конечно с дальним прицелом, чтоб в их ротах обо мне тоже знали, что я дурак и лишний раз, обходили стороной. 
         Увлеченный нападками на молчаливого дневального 1-й роты, я уже почти подошел к нему в плотную и чуть ли не дышу  в бледное скуластое лицо. Он зажался в своем углу, но держится, бычки не торопится подбирать. А я все давлю, и давлю, а самому смешно и злюсь одновременно, потому что вижу, что парень не из робкого десятка и не спешит звать на помощь дежурного сержанта. А я продолжаю перед Адилом еще больше наседаю и уже чуть ли не бью по щекам этого упрямого дневального 1-й роты, а сам прикидываю на сколько, того хватит. Тому отступать уже некуда, тумбочка его последний рубеж и я уже чувствую,  что  готов броситься, и перегрызть мне горло.
          Ну и бросился же, я еле отпрыгнул, так он резво взмахнул штык ножом. И замахал,  только успевал отпрыгивать. – Довел человека!- думал я отступая на свою территорию. Было одновременно смешно и жутко. Опомнившись, с некоторой передышкой снова продолжил наглеть, помня про Адила который расскажет в своей роте, что со мной лучше не связываться, потому что я самый настоящий дебил и в подтверждение докурив, бросил еще один дымящийся бычок на площадку первой роты и как буд- то  ничего и не произошло, продолжил домогательства, только теперь уже делая нажим на крутизну того же  дневального. – Ну что рембо, доволен, да! Крутой, да, с ножом! Да я тебе этот нож в одно место запихаю, черт полосатый! Быстро убирай бычки, кому сказал! Быстро!- Тот снова не реагировал. И когда снова  начал приближаться он не выдержал и позвал  дежурного по роте, высокого такого старослужащего сержанта. Тот заметил мне, чтоб я не наглел. Я же движимый непонятно чем, решил переместить действие в их расположение, где  около двух часов назад, отбилась ко сну, их рота.  Не шумел, а просто нагло прогуливался в темноте по центральному проходу и пошел в сторону туалета - Поссать!- вызывающе объяснил я цель прогулки. Это, конечно же оскорбило сержанта и он со словами – Иди ссы к себе! – попытался преградить мне дорогу. Я что- то там съязвил вроде как – Забыл тебя спросить!- Как тут же получил в лицо. Шапка моя улетела, куда- то в тьму отсека, а я возмущенный таким коварством со стороны сержанта ринулся на него. Но он верткий оказался, и мне никак не удавалось его достать. Ситуация накалилась и  уже не замечал, что вокруг меня собралось человек пять противников. Я давил и требовал, чтобы сержант быстро нашел мою шапку. Бегом! Кричал я,  не боясь, что их стало больше, и они как то сгрудились вокруг меня. Кто- то из них уже уговаривал меня, не подымать кипишь, и спокойно идти к себе в роту, но я упорствовал и сказал им, что без сдачи и без шапки не уйду, правда, насчет сдачи  только подумал. Но так как было уже поздно, и они очень хотели замять базар, а я всем видом продолжал показывать, что мне все по фигу и если что у меня в их роте есть защита, а был это тот самый грабитель посылок Муса, но его почему то в роте не было или он спал и  я  даже был рад, что его нет. Но в общем, его гипотетическое присутствие предало мне уверенности. Если сравнить, то в тот момент я был не чем не лучше Мусы. Через несколько минут мне все же представилась возможность расквитаться, так как сержант нашел шапку и когда передавал, оказался в зоне  досягания.  Тут  пружина разжалась и, я влепил сержанту, в челюсть. Он сжался и сделал вид, что ему больно, хотя всем стало понятно, что это симуляция с его стороны, чтоб как то задобрить и спровадить меня. И после этого, отмщенный  я спокойно удалился, и никакой погони за мной не последовало.







                46.
                Поэтому  перевод в любую роту  батальона, да и других был не страшен. В той же 1-й роте после увольнения в запас  Мусы, самым, самым, считался боксер, моего же призыва из Ростова. Остальных там в обще не чувствовал. При переводе объяснили, что первая рота готовится к дивизионным стрельбам и поэтому в данный момент  живут на стрельбище, в неотапливаемом временном строении, но так как электричество там все таки было, то отапливались каминами. И все было бы идеально, если б прямо передо мной в 1-ю роту из дивизионной разведки не перевели, двух метрового гиганта Гогу. Гога надо заметить оказался приличным баломутом и благодаря ему в роте стало неспокойно. Тогда я и не думал, что может быть в него, вселился бес. И поэтому он такой неугомонный и злобный выдумщик. Таких как он в округе хватало поэтому я не парился от чего он например роту подымает на зарядку, боевой очередью в потолок. Представляете, над головами дембелей, боевыми! Такое слышал впервые! Вот и ротные дембеля, до Гоги такого не видели и поэтому во время его дежурства, как положено от греха подальше, в 6-05 строились на зарядку. Ну, это понятно, Гога так скорее не крепил дисциплину, а показывал свою дурь, что было самым верным способом, утвердится. Это мы уже проходили. Но когда он ставил духа к дереву и начинал метать над его головой карабинный штык-нож, тут уже бедный дух, да и другие свидетели вроде меня даже забывали дышать, но перечить двухметровому разведчику из Каунаса, не решались. Все в ужасе ждали, когда у того дрогнет рука, но рука Гоги не дрожала и на данный момент все духи оставались живы.
          Среди пацанов ходили слухи, что из разведки Гогу поперли, из-за неуживчивого характера. Оно и не удивительно!- соглашался я. И нашим стало известно, что его там прижали дембеля и из-за этого он сбежал, что считалось несмываемым позором в любом случае. Гога же утверждал обратное, что это он их пинал, а сбежал потому что надоело. - Наверно из за этого Гога так по дурному и утверждался – думал я находя сходство в его поведении, со своим тогда, сразу после учебки. А Гога продолжал, маяться и как- то раз вечером, со скуки подбросил в костер патронов, и это вообще за гранью разумного. В тот момент у костра сидело человек пятнадцать. И вдруг начали свистеть пули. Хорошо никого не задело, а мы еще и не сразу поняли, что они из костра свистят, а он как не в чем не бывало, продолжал сидеть и подбрасывать сухие ветки. – Смерти ищет, или играет с ней!- гадал я - Или так в разведке напугали, что никак не успокоится геноцвале!-
           Как вы поняли,  вероятность нашего конфликта была высокой и сама стычка оставалась вопросом времени. Так несколько дней и делали вид, что не замечаем друг друга. А сцепились, как дикие голодные звери во время обеда. Я всего то третий день в роте и смотрю на все спокойно, приглядываюсь, нигде не лезу и не выставляюсь, просто жду. А на обед привезли наваристый борщ и разливают, как всегда. Некоторые еще не получили по первому разу, а старослужащая бригада мало того, что без очереди, так уже и за добавкой. Ну пока стою в очереди, хотя в своей роте конечно же тоже в очереди никогда не стоял, но вот обжорствовать когда другие еще не поели, никогда не позволял не себе не другим. И чувствую уже гнев по- тихому подкатывает и вот, вот выплеснется. Тем более что сам голодный. А очередь застопорилась, потому что деловые, продолжают лезть. В общем, сорвался я на гиганте Гоге. И он в ответ тоже, когда услышал мое пожелание к нему, встать в очередь, не сдержался.- Да ты что хочешь? Я тебя сейчас разотру!-  Ну я как всегда за правое дело готов биться - Давай попробуй!- - Давай отойдем!- - Ну пойдем. -  Далеко не ушли, а как всегда слово за слово и помахались. Я между его длинных рук как меж бушующих в ураган дубовых ветвей, наношу разящие уколы. Наверно тоже не приятно. В итоге никто не победил и ничья и новые словесные перепалки. Он растерялся от такого моего низкорослого нахальства и смотрит удивленно сверху вниз, с высоты своих двух метров.
           Неожиданно зовет делать сальто со стога, словно так и хочет выявить победителя, а может и чтоб я шею поломал. Я отказываюсь, хотя могу сделать сальто даже на ровном месте. – Боишься!- спрашивает он. Меня клинит и делаю сальто прямо на месте. Он удивлен. – Да ты пойми, что ты не прав со своим бычьим прогоном!-  объясняю  ему. – Ты здесь не один такой!- кричу я. – Что за детские базары, боишься, не боишься. Здесь никто тебя не боится! Здесь до тебя такие парни, беспредельничали, что твои фокусы уже никого не удивят! - Гога зло, и учащенно дыша, молчал. К тому же парень боксер из Ростова сказал - Ну ты неправ Гога!- и так встал на мою сторону, и завершил спор. Гога на время притих и призадумался, видно у него никак не укладывалось, от чего я так тихо себя вел предыдущие дни, не бросал патронов в костер, не закидывал духов штык ножами, не будил дембелей очередью из автомата и вдруг так громко воспрепятствовал ему.
           Через несколько дней Гога снова начал дурить, но это как то меня уже не касалось, тем более я не нанимался предотвращать его выходки, к тому же для этого в роте существовали  сержанты и офицеры. И вот как то ночью Гоге как всегда не спалось и выпив с дембелями вина он не успокоился и подговорил их натянуть поперек  дороги, нитки, которые, как известно ночью в свете фар кажутся канатами. Так и случилось. Люди с визгом тормозили, под громкий хохот из кустов,  Гоги и компании. Пару раз реально создалась аварийная ситуация. Потом приехали литовские милиционеры и сорвали все нитки. А наши убежали. Жители городка написали жалобу. Начали разбираться, и в результате все выяснилось и Гогу еще куда то перевели, но точно не в дизбат, а кажется в Псков. А тогда мы еще целый месяц стреляли и жили на стрельбище. Погода стояла безветренная. В итоге отстрелялся хорошо и вскоре меня перевели обратно в свою роту. Надо сказать, все же что то скребло, наверно скучал по роте.

         




                47.
                Обстановка в роте обычная. Некоторые по мне тоже скучали, пока я в первой роте стрелял, но уж точно не ротный с замполитом. Таджик Алишер тоже не обрадовался, да и азеры не в восторге, оно и понятно, я же им всем мешаю по- тихому угнетать слабаков. Алишер метит в старшины вместо Хамзата, ротному и замполиту я как кость в горле, на фоне их прихлебателей и прислужников, как бельмо, а азеры после ухода Хамзата вроде как намеревались под себя роту подмять, да тут им тоже я да Шамиль мешаю, в какой- то степени неформальные лидеры. А я вроде и нерусский, а вроде как и со своими справедливыми замашками и русский, не изощряюсь как они, а они же азиаты, беспощадные издеватели, а сами обычно если капнуть поглубже и выловить поодиночке, обычно бывают трусливыми наглецами, даже в глаза не смотрят, не то что базар держать, наверно поэтому от страха и давят человека так чтоб он в раба превратился, потому что они баями хотят себя чувствовать, а мы то, все таки,  другие, в нас хоть какая никакая жалость есть. Вот как я  охарактеризовал, ну да Бог с ними, в армии кто как может, тот так и выживает, как говорится у каждого Абрама своя программа. Еще ходят упорные слухи, что ротного скоро комиссуют по здоровью. Я так слегка задумываюсь, что же у него там может быть со здоровьем, вроде руки ноги целы, но то, что он псих, это бесспорно. Тогда еще не знал. Оказалось конкретно контуженый чувак! Так мы с ним продолжаем друг друга презирать и игнорировать.
          Я же говорил, что в роте есть бойцы с женским тембром голоса и такими же мягкими формами, словно природа поиздевалась приделав им морковку, вместо пирожка. Вот ротный и обожает таких, нет я не на что не намекаю, просто он прикалывается что ли с  них, полуженщин, полумужчин, как какой -нибудь  китайский вельможа времен династии Цинь.
           Да собственно и духи после учебки или карантина, тоже отжираются будь здоров. Башню у них после голодухи сносит. И вот в войсках после месяца на кашах, хлебе, картошке они становятся похожи на упитанных поросят и при ходьбе, тело у них трясется как студень. Дембеля уже совсем не такие. Дембеля подтянутые, если не сказать поджарые, от того что «парашку», как  называют кашу, картошку и макароны не едят в принципе. У дедушек строго мясо, яички, масло, сахар, иногда жареная картошка, да булдырь, в чередовании с гостинцами из посылок приходящих в роту. Пока Хамзат не уволился, то всячески пресекал, аппетиты дедушек. Так вот про тех сержантов с женскими визгливыми голосами, надо сказать и повадки у них бабские, и азеры к ним приставали, как бы в шутку, за попы щупали, но те брыкались. Один из них любимчик ротного бульбаш Рупека, ну  очень мягонький с писклявым бабским голоском. Как то раз один нахчванский азик его за попу пощупал, так Рупека не выдержал, и запустил в него,  деревянный угольник для набивания кантиков на одеяле. И  рассек  щеку, так что четыре шва наложили. Вот тебе и Рупека, вот тебе и лапочка, проявил же  характер, взял и ранил нахчванского азика. А тот удивленный, только бубнил - Ведь ничего не делал, толко поштил!- А щека рассечена. Больше Рупеку никто не щупал.
              А еще о том Мамеде, из первой роты который тогда еще полгода назад, напился тормозухи. Жалко его дурака! Тогда командир полка, так разозлился, что отправил весь полк, на целый день в укреп. район, за 10- ть км. В леса, капониры  под боевые машины рыть. Он думал, нас наказал, а мы радовались. Спасение в том, что почва песчаная, а лес хвойный. Рыли в охотку как экскаваторы. Тем более помимо саперных прихватили и пару совковых лопат. Б.М.Д. тоже подъехали. Так что быстро все вырыли, спрятали машины в капониры и целый день провели в лесу на свежем воздухе, правда машины своими выхлопами воздух подпортили, ну да ничего не в первой, уж привыкли, да и рассосалось быстро. В общем, так иногда случается в армии, что  наказание оказывается наградой.
         Ротного вскоре комиссовали по здоровью. Мне стало  спокойней. Новый ротный так не докапывался и конкретно лично против меня ничего не имел, хотя старый конечно его просветил, что и как в нашей ротной иерархии. Каждую субботу в полк привозили кино. Иногда приезжали с концертами музыкальные группы, как их тогда называли В.И.А.. Особенно  нравились «Голубые береты» когда пели, слезы наворачивались. « Расплескалась синева, расплескалась, по погонам растеклась, по петлицам. Я хочу, чтоб наша жизнь продолжалась, по суровым по десантным законам». Так задушевно пели, что перед глазами вставала романтика десанта. Герои Афганцы погибшие и живые, глядя на портреты которых   представлял себя героем Маргеловцем. Все думал, смог бы себя взорвать гранатой, чтоб врагу не сдаться и понимал что скорее смог бы, чем нет. Да что говорить, если почти каждый офицер  в батальоне являлся орденоносцем Афгана. Многие раненые и контуженные такие как мой старый ротный.
            Надо отметить, что с новым с нами в батальоне уже не так считались. Комбат бывший афганец и все ротные и начальник штаба батальона  другие ротные тоже прошли войну, а наш еще молодой и  не афганец. Комбата уважал за принципиальность и какую- то непредвзятую мужественность. Справедливый, жуть, боевой, а случалось и за солдата вступится. Как то раз перед показухой случайно попался в полку с наунчаками, которые мне дал командир второго взвода старший лейтенант Молчагин, который делал показухи, и дал наунчаки, чтоб тренироваться.  Стоял у батальона и спокойно изображая Брюса-ли крутил, а мимо проходящий капитан захотел конфисковать. Я не отдал, хотя тот требовал в приказном порядке. В итоге как ему не объяснял происхождение и принадлежность наунчак, он так вцепился в них и уперся, что я не выдержал рванув из рук еще и послал на три буквы. После чего он начал пугать дисбатом. – Много тебе не дадут! - кричал он- но месяцев шесть я тебе гарантирую!- и еще более взбешенно орал. А через час меня у входа в батальон встретил комбат и так спокойно спросил - Что Юнусов, уже капитанов на хер посылаем!- Я промолчал, а молчание, как известно знак согласия. Ну не хотелось перед ним отпираться. И тогда комбат также спокойно добавил – Трое суток ареста!- - Есть трое суток – подтвердил я. В душе, что то кувыркнулось от неожиданности, но уже не пугало как когда то в первый раз. – Тем более завтра рота заступает в караул - подумал я- Вот ротному не понравится, что я вместо пахоты и первого поста, буду отдыхать на губе-







                48.
                В армии много чудного но еще больше нудного, но самое  нуднейшее это строевые смотры, потому что начинаются  со взводного, далее ротный, еще дальше батальонный, и уже только затем полковой. Командиры смотрят, как экипированы их войска. И начинаются «роды». Одни « про-бывают» другие «рожают». Ночные налеты на каптерки, договорные обязательства, натуральный обмен. Короче экшен и дикий рынок! У кого то простыней больше, а у кого то наволочек, у кого то сапог не хватает, у кого- то фуражек и так далее. А если что каптеры не простые, а можно даже сказать крученные, перекрученные хитрые, тогда то и становится ясно почему основные пехотинцы в роте русские, правда еще и гранатометчики- залетчики.
           Изредка выбираюсь в самоволку. Новый ротный по-видимому получив указания от старого, по-прежнему не пускает в увольнение. К тому же замполит все тот же с лицом русской борзой. И к 1989 году офицеры украинцы уже начали по-тихому, к себе переводится, видимо, что то узнали, или уже чувствовали ветер перемен. А мы солдаты тогда еще без понятия, хотя уже видим, и на себе чувствуем,  что тут и там в вспыхивают конфликты и образуются горячие точки. По телеку уже давно и песенки поют «неправильные» и перестройка уже переродилась. И что -то необратимое и огромное происходит повсюду, бескрайней тенью накрывая страну. Мы несмотря не на что продолжаем нести службу. Мы В.Д.В!
             К концу службы смягчаюсь и чтобы выслужиться перед новым ротным иду с каптером Дзюбой в самоход за розами. Потому что ротный видите ли, на лево собрался. Цветочные теплицы недалеко от полка. Подбираемся, выжидаем, думаю, мы же профессиональные налетчики и воры! Все как учили, десантники, не спешим, внимательно изучаем обстановку, высматриваем и вынюхиваем. Наконец из- за бруствера подбираемся к самой теплице. Негромко тявкает собака. Дзюба вынимает стекло и залезает внутрь. Я на стреме. Нарвав букет, он вылезает  оставив стекло как есть, мы смываемся. Услышав, что я тоже был с Дзюбой, ротный удивился, потому что за мной вообще  не замечено, чтобы я кому то из начальства угождал. Так и есть, единственно кому бы, угодил без слов, был комбат, потому что им я в тайне восхищался, особенно когда он перед всем батальоном отчитывал  первого ротного, второго то он полоскал как хотел.    
        Замполиты и другие командиры всегда, а особенно перед караулом пугали зелеными братьями, обитавшими в здешних лесах еще задолго после Отечественной войны, но если в учебке это по первости еще как то действовало, то в войсках скорее вызывало улыбку. Народ в Литве  спокойный, мастеровитый, скрытный и скорее даже кляузный, чем склонный к правонарушениям. Кто- то говорит что западные славяне. Интересно они сами об этом знают, мне так кажется они себя с немцами и с поляками ассоциируют. В самом Алитусе просматривается покой и порядок. Местные девчонки как я уже говорил больше любят южан, чем славян, а от этого я злюсь и замечаю излишнюю мужеподобность в их чертах. Как то с другом черкесом пошли в самовол. И что делать, все девчонки к нему приклеелись, а я одну пробовал целовать, так она заявила, что каратистка. Намек понял, сказал я ей  и провел бросок через бедро на траву, но она шутки не поняла и мы расстались. И пришлось среди  ночи, совершать марш бросок через спящий город и постараться не нарваться на офицеров.
           Под Новый год, Дзюба, Эльман и я решили подзаработать. Собрали с роты деньги на продукты для Новогоднего стола, а сами вместо того чтоб идти в магазин и  затарится, решили сделать налет на мясокомбинат и лимонадный цех. Так сказать по десантному лихо, в ночи вышли в город и короткими перебежками добрались до мясокомбината, и перемахнув через заборы, вошли через запасной вход в длинный и широкий коридор из которого можно было зайти в любые цеха, ночью как не странно все нараспашку. А там нас поджидали и окорока и колбасы и холодцы, в общем, все то что солдату только снится.
             Налет был так стремителен, что редкие работники даже не успевали не то, что сказать, даже сообразить, кто мы и откуда, как уже скрывались с полными сумками реквизированных мясных изделий, тем же путем которым пришли, через забор.  Сразу после колбасы чтоб не откладывать, по такой же схеме налетали на завод шампанских вин, а именно на ту часть завода где находился цех по розливу лимонада. Там была своя тонкость. Чтоб все прошло хорошо, надо было зайти в цех в боковую дверь, только в тот момент, когда конвейер на несколько секунд встает. А вставал он часто, по каким- то там технологическим причинам. Дзюба все это знал от дембелей с которыми  раньше уже навещал данные объекты. Поэтому дорожка была протоптана. И как только конвейер встал, мы открыли дверь, и мгновенно набили парашютную сумку, а вторую до середины. На том конце конвейера  работницы кричали, что то вроде – Не надо воровать! Лучше спросите!- на что мы как только конвейер двинулся, исчезли.
         Поставленную задачу, достать мяса и лимонада выполнили, а деньги собранные с роты поделили меж собой, я, Дзюба и Эльман. А что делать? Приходится изощряться, так как скоро дембель, а денег из дома просить, не хотелось. А отнимать у духов чревато, да и не хочется. Зарплата у солдата 6 рублей, у сержанта пятнадцать, плюс три рубля за прыжок. А чтоб купить, что то модное, надо, где то 150- 250 рублей. Вот я например уложился в сто сорок. Купил на толчке саламандры белые, за 80 рублей и ничего что они чуть маловаты, разносились потом. А Эльман как увидел их и так раззавидовался, что как только не примерял, не натягивал , а они ему малы. Еще я купил джинсы и рубашку. Вот вам и сто сорок. Хорошо хоть летом увольняемся, а так если зимой как Хамзат, еще и куртку надо.
            Парадку и альбом  не делал. Какой смысл, если ротный как психанет, так находит и рвет в клочья, а это несколько месячный труд. Да и топорно все как то выглядело, в итоге выряжались наши дембеля как попугаи и думали красиво. А то бывало и воровали друг у друга, готовые парадки и гражданки. Тот кто раньше увольнялся, зная где лежат просто забирал и уезжал домой, а хозяин сидел и проклинал бывшего дружка и сослуживца, за подлость и коварство. – Надо же друг называется! Украл и сбежал, сволочь такая. Убил бы! Поэтому многие, прятали, а то и  отдавали замполиту или еще кому из офицеров на хранение и тогда становились как бы заложниками этих офицеров, да фактически их шестерками.
         




                49.
                Преодоление себя, это то, чем приходится заниматься постоянно. Думаете, мне нравится, то чем я здесь занимаюсь, как веду себя. Уже догадывался, какая у меня будет характеристика. Честно сказать порой сам себя ненавидел. Вот честно, я не против вместе со всеми мыть полы, посуду в столовой, в общем все то что делает большинство, но так получилось что сказав А, пришлось сказать и Б. Мой бунт, не против чего то конкретного, против «алтайца» или против ротного, а вообще, против тупой армейской системы, которая подхалимов выводит на центральные позиции, а того кто хоть в чем то принципиален, без разбора зажимают и мучают. К тому же во мне присутствовало недовольство подчиненным статусом хотя я уже давно являюсь неформальным лидером роты, а звания дают другим.
             Можно конечно удивляться, как из тихого спокойного парня  я переродился в некого монструозного, если не сказать мафиозного типа. Стал серьезным чуваком. Вот так и стал, жизнь заставила, скалиться как зверь.
         Пришлось разбудить звериное, как бы противно от этого не чувствовал, но одно понял точно, что герой – отрицальщик это не я настоящий. Это маска, которую  одел для самозащиты. И в ней дискомфортно, плохо и хочется все время снять, сбросить, скинуть, и растоптать.
           В летнее межсезонье в июле, роту направили в Каунас, на дивизионные продовольственные склады. Я лично обрадовался, все подальше от полковой шкалы. А физической нагрузкой нас не напугаешь. Привезли в Каунасский полк. В столовой сразу же столкнулись с дивизионной развед. ротой. Их дисциплина показалась через чур строгой. Чуть ли не Чингис- хановская дисциплина. И сержанты вели себя как- то остервенело, без эмоций, что сразу напомнило учебку и похожее обращение с курсантами.- Ничего себе- думал я- Теперь понятно почему Гога сбежал! Здесь правят, шкала, и дурдом!- Утром повезли на склады. Работа оказалась тяжелой. Ежедневная норма разгрузки и погрузки 120-180тонн крупы сахара, мука, соль, сыпучие продукты. Мешки величиной с человека, по семьдесят килограмм. Хватаешь с транспортера и несешь до стопы. Муку таскать труднее всего. Она мелкая и пыль проникает. Она вездесуща! Все белое, включая брови и волосы на лобке. Изредка нас посещала халява и вагонов не было, но тогда крикливый нач.прод., угрозами загонял нас на уборку, а там не разгрести, не иначе авгиевы конюшни.
           Один раз доверили грузить летные сухие пайки. А в них соки, шоколад «Аленка»  вся такая умничка, на картинке. Не то, что наши солдатские, завидовали мы и давай налегать на соки и шоколад. Сладостей  в армии не достает, а солдат, как известно редкостный сладкоежка. В общем, не знаю, что  нашло, а только хоть и стыдно признаться, а крысанул часть шоколадок. Вот так взял и спрятал, от ребят. Бес попутал что ли, не знаю. А они такие маленькие красивенькие, спрятать легко, одно слово «Аленка». Штук сто утаил! Короче минутный голодный порыв, наподобие как в учебке, а потом не мог уже перед парнями вытащить. А как, в тихаря их жрать, под подушкой что ли!? Вот облом придумал. Так и оставил их там, где спрятал, у дальнего забора, может кто найдет. Да туда и идти за ними уже палево. Авторитет дороже, чем шоколад и поэтому решил оставить там, где спрятал и забыть. Сразу стало легче. Не мое, и все.
          После еще было много вагонов. Сильно окреп от мешков. Жилы и мышцы прямо выпирали, а жили мы на складах, в какой то пропахшей сыростью, пристройке. Через дорогу от складов, тек мутный и спокойно величавый, Неман. Каунас почти не видели, но понимали и чувствовали по энергетике, что нехилый городок. Кроме того, так как любил историю, я раньше слышал что то и про Гедемина и его княжество, и про художника Чюрлениса, а также обожал огромного центрового Каунаского «Жальгириса» и сборной СССР, Арвидаса Сабониса, а также Хомичюса ну и конечно же прекрасного артиста из «Соляриса» и многих других фильмов, Донатоса Бониониса, и еще Р. Адамайтиса. В общем, кое- что знал. Еще на слуху  лежало, название замка Друскининкай. На картинках он выглядел впечатляюще мощно, поэтому хотелось на него взглянуть. А кто то из парней сказал что там все углы пропахли мочой. Обратно в роту, мы вернулись этакими здоровяками. Я до того накидался мешков, что только от не сильного толчка бойцы уже отлетали на несколько метров. Вот и хорошо никого бить не надо, достаточно только толкнуть и сразу все ясно, иронизировал  я.
            Этой же осенью Шамиль готовился к дембелю. А меня удивили духи последнего призыва. Один по началу, так борзанул, конкретно. Так планку  задрал, а когда его уже хотели принять как человека, взял и закосил. Вот как его закос понять, начал как говорится за здравие, а закончил за упокой. Ногти у него, видите ли в пальцы врастают. У кого они не врастают то, у всех также, просто стричь надо правильно и вовремя. Короче перевели его по его же просьбе в свинарник. Вот ч.м.о., единодушно согласились мы, так низко пасть, твердили наши каждый раз, когда задерживая дыхание, проходили  мимо свинарника на стрельбище. А было это часто. Другой прямой дороги не было, поэтому крутого в кавычках свинаря мы тоже видели довольно часто. А Эльман даже кричал ему - Свиноеб!-
          Следом, уже за- другого борзого духа, комбат, определил нас с Шамилем на трое суток губы. А что делать, по- другому никак, хорошо не в дизель. Дух на зарядке вместо занятий сел на лавку и сидит. Устал, видите ли! Вот так прямо с утра, или по жизни уставший, не знаю. Молодой капрал подымает, а он его посылает, чертяга, такой. Гляжу, капрал, не может духом зарулить. Ну, вмешиваюсь,а он и мне грубит, мол не мое это дело,  впрягаться. Я конечно не сдержался, схватился с ним, а он реально сильный гад. В общем, уперлись не на шутку. Ну, пока шли с зарядки до батальона препирались. Я ему обещал показать, где раки зимуют. Тут и до Шамиля дошло, что душара борзанул не по детски и вот уже Шамиль начал с ним. А дух такую чушь понес, и базар совсем не фильтрует, а это же для Шамиля совсем как озверин, и вот я вижу он мрачнеет  и что то там,  про маму сморозил, а это у любого уважающего себя парня, больная тема. Шамиля переклинило, и он как зарядил духу, прямой наводкой. В результате губа, насквозь. Дух как в кино медленно падает назад, а  из ранки фонтанчик крови. Его в санчасть. Ну а мы на губу.
         А еще, перед дембелем, Шамиль приняв на грудь, начал чудить. А пить то не умеет, и вот после отбоя поднял духа и ну  давай учить боксу. Да так учит, что тот не успевает уворачиваться от  хлестких и сильных ударов. Я мог бы и не вмешиваться. Но жалко стало и духа и Шамиля, который вот сейчас поставит духу синяк или не дай Бог что поломает, и тогда, прощай дембель до после Нового года, а то и упекут, сколько таких случаев по глупости. А напились тогда по случаю того что Алишеровский земляк, цистерну с вином пригнал, вот и отлил пару чайников, а мог бы и канистрочку наполнить, но на наше счастье пожадничал. Шамиль тогда захмелел и никто, а тем более я не знал как его угомонить.  На слова не реагировал. Хамзат тогда уже полгода как уволился и повлиять на Шамиля никто не мог, он всех посылал, ну в результате послал и меня. Я не среагировал. Но он как то со злостью, ругался, что после третьего посыла, я не выдержал и схватил его за голову и так держал, пока он брыкался. А он легковес  рвется и бесится, а не может вырваться. В общем дальше больше, чуть до штык ножей. А на утро замполит уже знал, что два друга подрались и к тому же все подробности происшествия. Хотя если честно больше шума было чем драки. Зато через неделю Шамиль понял, что к чему, и что я прав и сам же первый извинился, а еще через несколько дней дембельнулся, а так бы еще неизвестно что.
         В ту осень с нами провели еще один глобальный эксперимент. Мы должны были в установленные сроки получить со складов все ротное оружие и раздать на руки. И в связи с этим замечу, что рюкзак десантника оказался мал для таких экспериментов и действительно на него без слез не взглянешь, такой недоносок словно для смертников.  Своими размерами  словно подтверждает, слухи о том, что наши войска рассчитаны всего на несколько часов боя в тылу. А потом что? А потом все, поэтому и рюкзак большой не нужен! Вот и во время  смотра, всю огромную кучу вооружении держали в руках, под мышками, между ног, и даже что то в зубах. С таким запасом стоять трудно, а не то, что идти или бежать. Но нескольким пузатым генералам, наша оперативность понравилась. С задачей справились. Надвигались времена этнических конфликтов. Н. Карабах и Фергана уже пылали. Маленький Мамед переживал, как там его Чировобат поживает, так он называл г.Кировобад. Так что довольство генералов становилось понятно. Вот только лететь никуда под дембель не хотелось. И в итоге, повезло, не полетели.





                50.
                Перед учениями, проводится 500 км-ый марш бросок, боевой техники. А перед ним 100 километровый, простой по сравнению с первым. Роту назначили разведдозором. И вот мчимся. Всю дорогу удивлялся, как это нам доверили. И на радостях вдохновленные даем и даем газу. Передовая группа, а в военное время почти, смертники номер один. В военное время первые обнаруживаем противника ну и соответственно он нас.
         Весна, люки,  мы на броне. Вокруг только дорога и лес. И летеха изредка останавливает головную б.м.д.шку и сверяется по карте, правильность направления. А что там, если прем по шоссе с ветерком, а комдив оказался не простой, из лесочка наблюдал за нашим передвижением. Нас никто не предупредил. И в итоге сказал, что за такое разгильдяйство как езда на броне,  мы все убиты и поставил двойку. Мы расстроились. Так старались, так шпарили, ну хотя бы троечку мог.
          Второй раз с комдивом  встретился на стрельбах. Построили,  после того как отстрелялись и он идет. Все под козырек. Рядом с ним кобмат. Ну и начал генерал-майор  расспрашивать, как надо стрелять. Самые бойкие  давай ему рассказывать, а он все доводы отвергает как неверные. Тут и я озадачился, что ему надо нашему генералу, доказать что мы  дураки что ли, а ведь только что поразили на практике все мишени и выходит неправильно!? Непонятно все это и он как раз на меня посмотрел и спрашивает - Ну товарищ солдат, расскажите, как  стреляли из пушки по движущемуся танку и из пулеметов по встающим целям.  Как положено, представился и начал объяснять, что по танку обычно навожу по переднему краю брони, с запасом на ветер, смотря в какую сторону  дует, если по ходу движения танка то чуть позже если против движения раньше. Генерал выслушал и затем начал свое - Ну хорошо тов. солдат, вот вы снаряд, а я танк, стреляйте!- И  я как  снаряд, пошел на него, а он вдруг ускорился, и мне пришлось, чтоб попасть в него, искривить траекторию полета.- Вот видите! - сказал он- Так снаряды не летают!И ваша теория стрельбы не верна. – Как же не верна! - хотел возразить я, только что с ее помощью я поразил цель, и не верна, но видя поучительно назидательный настрой генерала только подумал - Что он хочет доказать, если мы в неделю по два раза стреляем и попадаем и прицельную сетку с закрытыми глазами знаем - А генерал спросил- Ну может кто из офицеров знает формулу расчета траектории полета снаряда?- Никто не знал.
          Генерал взял мелок и написал ее  на доске и больше ничего не сказав развернулся и в сопровождении комбата пошел на наблюдательный пункт. А мы сразу поняли, что за заумь такая нами руководит.
        Говорили еще, что нашего заслуженного орденоносца, афганца комбата, комдив недолюбливает. Вроде как еще в Рязанке, будучи однокурсниками, они стали соперниками,  и каждый из них пообещал другому, в случае успеха по службе, сгноить соперника. Вот так и получилось, что наш многоопытный орденоносец афганец комбат до сих пор парится в майорах и руководит всего лишь батальоном, а тот, что только что нас потчевал какими- то тупыми формулами, по которым пока в уме сосчитаешь, танковый выстрел уже всмятку разнесет,  стал комдивом и генерал- майором. Не понимая что нет никакого времени применять формулы, от того что у нас все и преимущество то в скорости, непредсказуемости и меткости. У Б.М.Д и  нормальной брони то нет, одно слово броня, поэтому надо шевелиться. Вот только кумулятивный прожигающий танковую броню и есть, и то я   сомневался, что он прожжет броню танка. Так вот говорили, что комдив.  женился на дочке командующего и поэтому он комдив и генерал майор, а наш комбат всего лишь майор. Вот тебе и В.Д.В., а как везде обычная жизнь чаще всего и определяет. Человеческий фактор на первом месте, а он не на высоте. У командующего есть свой родственничек. А профессионализм и доблесть это уже извините дело третье. У командующего то  свой зять есть!






                51.
                Приготовления к  дивизионным учениям начинаются задолго до учений. Стрельбы, рассредоточение пехотинцев в цепь, погрузка в боевые машины, выгрузка из машин, стрельба из бойниц, на ходу, выброска с парашютом и сбор в условном месте, настройка радиосвязи,  марш броски и физическая выносливость, все это отрабатывается заранее, а сами учения это как итоговый смотр войск в действии. У каждой роты есть свои сильные и слабые стороны, и как не отрабатывай, а на учениях всегда происходят  казусы. Наш полк находится в Литве, а дивизионные учения  проходят в Белоруссии, недалеко от Гродно на «Русском поле». Поле длинной 25 км., а шириной 5км. как нельзя лучше подходит для выброски. На «Русское поле» в первый раз, привезли на полковые учения, в товарных вагонах, с деревянными полками и плохо греющими буржуйками. Да что  греть, если на ходу через щели, все выдувало, даже быстрее чем грело. Поздняя осень, холодные ночи и еще теплые дни не способствовали  расслабухе. Учения длились недолго, так сплошные тактические маневры, без стрельбы и других элементов. Но ночью все же кто- то устроил пристрелку трассерами в небо. Говорят это был Алишер с Эльманом, но так как не поймали, а только подозревали и так- как на проверке личного состава они отсутствовали, то и перед комбатом решительно пошли в отказ, объясняя отсутствие тем, что засиделись у товарища в урале.
         Спали на мху, а кто покруче в протопленных боевых машинах, но я хоть и мог тоже пристроится ближе к «атомке» как ее называли, но все же  предпочел свежий воздух. Под конец пехоту направили на станцию Поречъе, где и погрузили в дизель электро поезд, на котором доехали до станции Лида. Там вышли и пешком пошли в Алитус. Поначалу шли быстро и весело, дембеля травили байки как они прошлым летом готовили учения в Поречье и какие прекрасные уступчивые девчонки там и как они оппились брагой из бульбашского подпольного лесного заводика. Тогда сухой закон в разгаре был. А мы слушали и завидовали, вот бы сейчас сладкой бражки, а наш строй по ходу движения постепенно превращался в растянувшуюся и разбредщуюся  будто хмельную субстанцию. Такая разрубленная на много частей гигантская змея. Через 20 км пути начали срывать яблоки свисающие  на улицу. Еще через пять км. внешне превратились в банду. Форма одежды не соблюдалась, а командиры не могли за  рулить уставшими бойцами.
         От усталости и растянутости строя, команды не доходили из начала в конец. Сержанты перестали дублировать и тем пустили все на самотек. Роты растянулись на километры. Солнце припекало. Подошвы горели,  ноги не чувствовались, а само тело медленно кипело и теряло влагу, поэтому все больше хотелось пить и спать. Знакомые места все не появлялись. Наконец еще через пять км, когда терпение уже час как кончилось и все шли как всегда через, не могу, появились, знакомые очертания нашей местности.
          Само полномасштабное учение проходило ранней весной и поэтому также как осенью ночи были холодные, а днем припекало. На солнце в десантуре уже не то, но зато ночью милое дело согревает. Погрузка в Илы должна была произойти на аэродроме в  Гайжунае. Не скрою когда увидел знакомую местность, стрельбище, тренировочный городок, по которому сержанты когда то расстреливали оставшиеся после стрельб патроны. И там же рядом  учились взрывать тротиловые шашки, фитиль зажег и отбегаешь, вот так подкатило, а обкатка танками отдельная история, как и хроническая нехватка воды и песок на зубах, и от этого всего сейчас накатили воспоминания. И только когда думал, что наверно на этом самом месте в древности было море, раз так много песка. Ехали до Гайжуная на перекладных. Пересаживались на дизель. В день приезда самолеты еще не прилетели. И все вновь прибывшие и прибывающие располагались в лесочках кто дальше, кто ближе, вокруг взлетки. В таких естественных нишах поросших небольшими деревцами и укрывающих  костры от глаз начальства. Комбат перед отбоем прошел и, запретил разводить костры, но мы все равно жгли, потому что к вечеру похолодало. Только  согревшись, и уснули. В какой-то момент, уже под утро, из за тумана, я замерз  и проснулся  с намерением  разворошить угли. Взгляд скользнул в соседнюю яму. А там как есть, стоит прапорщик Печкис,  его трудно не узнать даже в сильном тумане и как какое то языческое божество  полыхает синим пламенем.
          Я только хотел открыть рот, как кто- то опередил и крикнул- Прапорщик Печкис горит! - И в тот же момент еще сонный, но уже что то понимающий прапорщик начинает молотить себя по плечам. А угли летят и сверкают!  Руки до спины не достают и она, переливается очистительным огнем, а  он судорожно расстегивает  десантуру, а она не расстегивается, тогда чуть ли не визжа, он срывает ее через голову и сбросив  на землю, начинает прыгать ногами. Со всех сторон слышится смех, словно на дворе, не четыре утра, а самый разгар дня. Печкис сгорел! И утром все шутили, что такое не горит!
          И вот утром  на построении Печкис стоит в, нетронутой огнем десантуре! А  сгоревшая,  подозрительным образом, оказывается на «зассыхе», которого замполитам все таки, удалось уговорить перед дембелем, прыгать.  Дотошный Эльман, на построении во всеуслышание поинтересовался у Печкиса, почему тот свою сгоревшую десантуру надел на зассыху, а его взял себе. С ухмылочкой ротный попросил Эльмана, не выдавать перед комбатом военную тайну, хотя какая там тайна если все, включая комбата знали, что Печкис  настоящий душара и заснуть, а потом свалиться в костер, еще не самое страшное, что от него можно ждать. Печкис отвратительно снабжал роту, но все знали, что он жуткий стукач, и именно за это и первый и второй ротный его и держат.
            На утро, прилетели Илы и все зашевелилось и приобрело смысл.  Тысячи бойцов двинулись на посадку, предварительно получая и одевая парашюты. Через полчаса уже сидели в одном из сорока  а может и больше Илов и шутя посмеивались над предстоящей выброской. «Зассыха»  готовился прыгать по правому краю, а я сел первым по левому. За «зассыхой» сел Алишер и офицеры включая зам. командира полка по воздушно десантной подготовке. А также, почему то все дембеля. Когда взлетели, все как бывает причуняли. Летели где то минут 45, наконец, раздался  знаменитый психоделический рев, способный разбудить и мифического чудища спящего в глубинах небес, а не только рядового ВДВ. Бойцы очнулись. Открылась рампа, затем двери, и самолет затрясся. В такой момент на первое место выступают мысли о том, чтобы не подскользнуться на железном полу и спокойно оторваться от многотонной махины. Ротный смотрит и с ухмылкой спрашивает - Ну что боишься Юнусов! -и честно на своем двадцатом прыжке, отвечаю - Нет!- И вот ротный подымает маленький шлагбаум и говорит, пошел. – Отталкиваюсь, сжимаюсь в комок, и лечу - Несколько секунд кувыркает.
          Затем стабилизирует маленький купол, за ним выходит основной и  дергает вверх, но если ремни подогнаны, тогда ничего не прищемит. Сразу смотрю вверх и замечаю, что с правого борта вышло только несколько человек. Вокруг, все летят спокойно. – Зассыха не выпрыгнул и все улетели! - кричит Денис. - Мы летим и смеемся. Так прыгнул первый, приземляюсь всех дальше от места сбора, собираю парашют, сдаю в спец. машину, расчехляю автомат и затем уже налегке, бегу к месту сбора.
         В километре от приземления нахожу роту и залезаю в свою машину. Дальше маршбросок. Отдыхаю в машине. Едем минут сорок, маневрируем. Теперь пахота у механиков  и командиров, видимо поэтому они так друг к другу хорошо относятся, что на учениях в одной связке пашут, зато от наводчиков зависит их жизнь думал я, но они еще этого не знают. Движение идет по картам. Ближе к вечеру добираемся до нужного места согласно дислокации, на окраине поля. Вокруг еловый лес, прохлада, и фантастически звездное небо. Весна. Завтра будет тепло и солнечно, с этой мыслью поев сух. пайка, засыпаю под деревом на мху.  С рассветом подьем, и выдвижение  к месту стрельб. Разворачиваемся фронтально, пехота вылезает из машин и разворачивается в цепь. Стоп машина. Только двинулись, как между машинами пропала связь, а вылезать из люков нельзя. Командиры пробуют настроиться, но не получается. Через десять минут мучений, становится ясно, что это не просто поломка, а конкретно ком. дивская задумка глушануть частоты. Видя как мечутся офицеры, а особенно замполит, злорадно думаю - Вот она комдивская заумь собственной персоной и поймала наших офицеров, за яйца!- Офицеры в шоке, и не фига не помнят, как настроить частоту, а тем временем все нормативы перенастройки и настройки  уже превышены и пройдены. Стоп машины, и за это задание нам, а вернее им два балла. Дальше по заданию стрельбы из движущейся Б.М.Д. Здесь главное чтоб во время стрельб, на кочках, ствол из бойниц, не впрыгнул внутрь машины. Такое говорят, случалось.  Не кому не хочется, чтобы пули погуляли внутри. В машине тесно и в случае мины или прямого попадания из гранатомета, трудно предугадать что случится, но в любом случае мало приятного, от бойцов может остаться кровавое месиво, нафаршированное свинцом.
            Глядя в триплекс с ужасом думаю о встрече с вражеским танком. Но ничего подобного, слава Богу в мирных условиях не ожидает и отстрелявшись, занимаем позицию и начинаем окапываться, и в первую очередь копаем капонир для машины. Спрятать машину, это святое. Здесь земля тоже как в Литве, песчаная и поэтому копать легко. Работаем и наслаждаемся весенним солнышком. Что может быть лучше! Но тут, подъезжает химический взвод на своей Б.М.П. бросают к нам в капонир  дымовую шашку и  уезжают, и тем портят  все. Никто из наших не успевает одеть противогаз и задыхаясь и плача, проклинают химиков и их адскую смесь. Я тоже думал шуточки, но когда начало выжигать глаза и глотку, стало не до смеха. Уже в одетом противогазе, испытал сильнейшее удушье,  залился слезами и слюнями, так что резина хлюпала и чмокала, словно в резиновые сапоги попала вода. Этот кошмар длился минут тридцать, потом постепенно  поражающее действо ослабло. Стыдно было вылезти и снять противогаз, от того что так проревелся и прохрипелся, как никогда. Оказалось, что адская смесь цинично названа «Березка» и им собираются разгонять  толпу, а на нас ее отрабатывают.  Ну, нам долго насладится свободой и покоем не дадут, и через час после экзекуции мы уже строимся в колонну и дальше до вечера  ездим средь мелких деревцев, по бескрайнему русскому полю. Потом кушаем, и ближе к ночи в обратную дорогу. Ночь самое время для военных перемещений, враг со спутников ничего не видит, думал я. Говорят так и есть.   
         Горячих обедов  нет уже третий день, едим подогретые в костре каши из сух. пайков. Из жидкого, чай, одно название. Учения закончились, и я  иногда про себя сожалею, почему мои земляки из Горького такие недружные. И к тому же считают меня чужим, может им не нравится мой гонор, но ведь я на них то, не утверждаюсь, наоборот, по возможности защищаю, а вот Даги тоже с натяжкой, в общем та же фигня только в профиль. Странно устроена жизнь, непонятно, свой среди чужих, чужой среди своих и так во всем, нае----во, сплошное. Как найти своих!? В этом бардаке, а это и есть смысл! Или просто хапать и хапать, а они потом сами найдутся, потянуться на сладенькое!






                52.
                Скоро дембель! Дослуживаю  с натугой. Альбома как уже говорил  нет, и не будет. Я так решил, назло всем офицерам любящим их рвать. Извращенно, напыщенной парадки с чмошными аксельбантами, которые только для деревни и сгодятся, тоже нет. И в обще то я городской. А воротят все это чудо только так и все кому не лень, даже вроде такие продвинутые как Дзюба и Эльман, тоже подсели на халтурку, ну про Алишера молчу, его таджикский совхоз отдыхает. Любит он эти побрякушки! С ним у меня недавно конфликт вышел. Построить он, видите ли, меня решил. Его вместо Хамзата, старшиной поставили. Большая шишка нарисовалась! Так видимо за громкий голос и внушительный внешний вид. Ну да есть в нем, что то устрашающее, но не для таких, как я, а так для вида. А душка то в нем не густо, сплошной понт и зычный голос, только духов пугать. В общем, ничего у него не вышло, а я как всех предыдущих, так и его по умывальнику таскал за перехваченную голову, ну и он как то изловчился и мне по ребрам саданул и кажется одно ребро задел. В медпункте ничего серьезного не нашли, а когда спросили что случилось, сказал, что на прыжках неправильно приземлился.
          А тогда то, я как обычно в умывальнике курил, а он как раз роту строил, ну и давай за мной капрала грузина слать, раз, два, три посылает, ну я не выдержал и сказал, чтоб он шел на хер, вместе со своим Алишером.
          Тот сам пришел, что то там начал, голос повышать, и я не понял, говорит, ну я ему и объяснил по свойски как умел. Больше не приставал, а я йодовой сеткой на ребрах отделался, но это того стоит.
             Ближе к дембелю плохо спится, лежишь, бывало после отбоя и смотришь, как за окном деревья шатаются и листья дребезжат. А еще честно получаю удовольствие, глядя как ротный альбомы и парадки кромсает.  Наблюдаю, за этим действом и про себя даже поддерживаю ротного, как он крушит всю эту попугайскую безвкусицу, когда эти их лживые альбомы, липовых крутых дембелей разлетаются по листам и кусочкам. Глупые, глупые дембеля! Даже зассыха с маленьким Мамедом наворотили себе и парадки и альбомы! Вот они десанты без прыжков и всего остального! Сколько пахали, служили, угождали этим офицерам, а они взяли и всего лишь за один незначительный косяк, весь труд и пафос разметали в клочья, не иначе как в благодарность за  лизоблюдство, за  холуйское перед ними поведение. Вот теперь терпите и собирайте обрывки, своего уже готового альбома и почти дошитой парадки и гармонистых сапогов с пулями на шнурках. А у меня ничего нет, и рвать командиру нечего. Что облом товарищ капитан, не на того напали. Ну хоть у зассыхи не рвите! Грех убогих обижать.
             Ближе к дембелю сдружился со мной один краснолицый аварец. Такой резкий, жизнерадостный, и так забавно на его рыжеватые кудри смотреть. Как увидит девчонок, так с ним что то невообразимое начинало творится, почти как с тем Мамедом который тормозухи напился, а если в руки попадет какая из них, так вместо нежности и объятий, начинает подкидывать  как циркачку, а девушка и не понимает что он от нее хочет. С таким огненным темпераментом Гаджи, так его звали, быстро освоился в своей роте и других местах. Я не знаю, дрался ли он или шел на компромиссы, но в результате перешел работать в столовую, техником- электриком, а там как раз ленточный транспортер часто ломался и он его ремонтировал. Когда я спросил,  не тяжело ли ему в войсках!? Он с неизменной улыбкой отвечал - Не-ет, клянусь нет, я здесь отдыхаю!- -Отдыхаешь!?- удивленно переспросил я – Да, отдыхаю! Ты бы знал, как меня дома пахан, работой замучил! Дома еле, живой ходил! А здесь цветочки, а там были ягодки, ва-ба-бай, какие ягодки пахан с работой, мне устраивал!-
           Перед дембелем прислали в роту пару гигантских ребят под два метра ростом, потому что видите ли в развед. роте им места не нашлось или они плохо подготовлены оказались, не знаю. Сами такие огромные, а душа то еще детская, добрая. Но дедушек, как положено, уважали, не строптивились понапрасну. Что попросишь, выполняли. Перед самым уходом сфоткался с ними на память. Я по середине такой дембель-карлик, а они по краям такие боевые слоны В.Д.В.. Но кто служил, тот знает, что десантник в основной своей массе худой и маленький, эдакий «засушенный Геракл». Избегался десантник, вот все лишнее с него и сошло, а рост, если честно вообще не знаю, зачем, он на войне. В большого легче попасть. Как известно Алишеру дали старшину, а мне ничего. А когда не ждешь и не так обидно. Кроме того взводный, накатал характеристику, что вроде как боец я ничего, но не хочу работать. Это конечно он покривил душой, потому что когда надо я и таскал и копал и перетаскивал! А то, что я в говне, ради их прихоти не хотел барахтаться, вот это в его понимании и значило, не хотел работать. 
            Пришлось за пять рублей у штабиста купить новую, где все отлично. А что он думал! Взводный летеха! Время шло, наступило лето, а меня  все не отпускали. Уже и Алишер с Дзюбой умотали, а я с Эльманом все грелся на июньском солнышке. Пришлось, чтоб ускорить процесс взять дембельский аккорд. Что -то там красили, в батальоне, короче за неделю покрасили. Красить я любил, это меня успокаивало, хотя запахом пропитался насквозь. Ради дембеля пришлось прогнуться, но  это того стоило.
         И вот он день свободы! Прощай солдатство! Оделся в гражданку, в свои модные белые саламандры, попрощался с Денисом и еще несколькими чуваками, вышел за К.П.П. и без сожаления пошел прочь. Ничто не дрогнуло. Даже не оглянулся. Забыл сразу как страшный сон. Вздохнул полной грудью, и радость охватила  от того, что опять могу быть самим собой и не строить из себя  крутого. Блин как же это напрягает, по-волчьи  выть. В Вильнюс добрался  на маршрутке где то за час. Даже удивился что он так близко. Сразу купил билеты на поезд. Со мной в вагоне еще человек пять дембелей. В Вильнюсе, пока красиво и спокойно, но как то все не то, чужое. Набрали шнапса. Вечером сели на поезд Вильнюс – Москва и начали пить. К ночи пошли калабродить по вагону. Уже глубокой ночью окончательно упившись водки с шампанским, я не нашел ничего лучше как предложить близость проводнице но, она, объяснила что замужем. Не желая уговаривать, пошел спать на свою вторую полку. Утром оказалось, облевал соседа снизу. Стыдоба! В Москве проводница грозит кулаком и обещает сдать в комендатуру, но это все слова. Я говорю то ли ей, то ли себе – Спокойно, все нормально!- и сгорая от стыда исчезаю в толпе!





                53.

                После приезда пошел по родственникам. Отца  не нашел, оказалось он уехал на заработки в Магадан. Вот его угораздило, подумал глядя на карту. Мама, бабушка  обрадовались, что я возмужал и повзрослел. В общем, все так как я себе  представлял. Лето на дворе и многие пацаны с технаря уже пришли и решили жениться. Все лето гулял на свадьбах. По пьяне многих красивых и не очень целовал, но вот запало мне, что Аньку должен сначала увидеть и потом уже все решить, как дальше и с кем. Если она откажет, тогда можно и на других. А ее в городе не нашел. Говорили, что вроде как замуж вышла и уехала. Не хотелось верить. Жаль, конечно, но делать нечего, надо дальше как то привыкать. Работу искать и желательно интересную, раз уж такие изменения в стране происходят. Кооперативы там, свобода, беспередел, Ласковый май. Смотрю, приглядываюсь по сторонам, вверх вниз, во все стороны. Иногда как будто скольжу взглядом по стальному шампуру времени, на который много чего нанизано и в основном кадры как мясо жизни. А текла она под запахи дымного, жареного мяса, сирени, сигарет, и часто по пьяне, в мелодиях  Ласкового мая, Миража, электро- клуба, Примуса, Лозы, Вилли Токарева и др. кружило по их галактикам. А на трезвую, и что посерьезней, вроде группы Кино, Аквариума, Пеплов, Снейков, и других. У многих появлялась хорошая аппаратура, на которой можно насладиться частотами и звучанием. Наступает новое время хорошего звучания, эпоха бабин,Маяка, триста шестого Романтика и Легенд, уходит в прошлое.
           После армии пришлось общаться с теми, кто на горизонте и кого не надо долго искать и навязываться. Из всех сошелся характером с Серегой К., бывшим одноклассником и бессменным вратарем нашей дворовой команды по хоккею. Он к тому времени уже работал на телевизионном заводе и на заработанные деньги купил приличную музыку фирмы радиотехника. Может быть, даже ради нее, я и заходил к Сереге, когда бывал в его районе. Недалеко жил и мой разбитной дружок Богдан. Как я сказал, что постоянной девушки  пока не появилось, потому что  до сих пор не мог забыть Аню. Поэтому сходился  с девушками, не очень тяжелого поведения и все чаще  выпивши. Тогда же  встретил девчонку из параллельного класса, по пьяне, затащил домой пока мама с бабушкой на даче. Она ну никак ничего не хотела, но под моим хмельным напором все же сдалась и в результате подарила лобковых вшей, а в простонародье «мандавошек», которых  в свою очередь уже разжиревших подарил другой подруге.
         Естественно она оказалась недовольна. – Блиин, ты мне животных подарил!- пискляво взвизгнула она.- Каких животных!?- искренне удивился я.- Таких, мандавошек, вот каких!- - Да ты что!- покраснел я. Для меня самого это была полнейшая неожиданность.
          Этих животных величиной с корову я и сам заколебался выковыривать, после того как в ванной обработался  ужасным экстрактом дихлофоса. А так она была неплохая подруга, этакая чернявенькая  акушерка, у которой в роддомовском холодильнике, рядом с ее едой лежали трупики не выживших новорожденных, а под окнами как она с отвращением замечала с наступлением темноты мелькали мастурбирующие, страдальцы. Встречались, на квартире у ее тети, с которой она жила, и которая время от времени уезжала в гости к сестре. Но только вот незадача, мои размеры не сошлись с ее. Так случается. В ней  я все как то бесполезно хлюпал и тонул, под ее же сожаления, что вот до меня у нее был друг, так вот у него подлиннее был, и ей тогда хватало. Хотелось ей посоветовать  встречаться с ним и дальше, но словно опередив, она жалела, что он женился. Я не обижался, на ее подслеповатую нимфоманию, понимая, что с ней скорее всего тоже временно, раз такие несхождения. Она изредка устраивала сеансы самобичевания, называя себя «слепой вороной» и в этом была ее проблема. У нее было очень плохое зрение. Я ее жалел, но от этого ей становилось, еще хуже и вскоре уже не в силах перебороть наши противоречия мы расстались. Она просто уехала к родителям в другой город, а тетя несколько раз презрительно высказывала мне, чтоб я больше  не приходил, а то она вызовет милицию.
            В то одинокое и смутное время,  часто шлялся один, не понимая, почему так одинок. Я же хочу дружить, и люблю этот мир, этих людей, а они меня нет. Они какие -то чуждые, каждый желает над тобой командовать, у всех свои проблемы и тараканы. И поэтому  часто цеплялся за некрасивых пьющих, с неустроенной личной жизнью, женщин, но как их любить, если у них рваные колготки, и трусы не лучше, они пьяны и у них там засуха как в пустыне. У них воспалены души и как у брошенных котят гноятся глаза, а от инфекций и беспорядочных связей воспалено нутро. Что они могли дать в ответ на мою двадцатилетнюю страсть. Ничего! Или так мало, что разочаровывало мгновенно и безвозвратно. Пьяные шатания с ними, могли  завести куда угодно, но стыд по трезвой, ломал и выворачивал и сразу начинал думать о другом, правильном, что ли пути. По кривому пойти не хотелось.
         Отца рядом не было, мама с бабушкой уже не влияли, так как раньше. И глядя на окружающий мир, все шло к тому, что мог оступиться и стать преступником. К тому же вокруг не было деятельных, здравомыслящих мужчин, с которых можно было взять пример, разве что дядя, который когда то устроил в техникум. Редкие встречи с ним отрезвляли, и я на время снова становился правильным. Он  по-прежнему работал инструктором райкома партии, и он же пока я не определился, устроил сторожем на фабрику.
         Там сразу было, как то все ржаво и пахло жженым деревом, едким рабочим потом, едой и еще более пронзительным ночным одиночеством, приправленным, кошками, опилками, и рыжей крысой, хозяйкой местных раздевалочных ящиков. Там она подъедала оставленные рабочими кусочки пищи. А я все боялся что засну, а она станет по мне лазить и укусит, и поэтому спал не на лавках, а на столе, что сами понимаете, не катит, так как становишься похож на покойника лежащего посреди комнаты. К тому же сзади над головой темное ночное окно и бьющиеся о стекло ветки американского клена, смотрящего, как  я мучаюсь. Вот так и начал писать стихи, под шум ветра, дождя и шуршание рыжей крысы в ночи.
          Какое то время охотился за ней с совковой лопатой, но ничего не вышло. Крыса оказалась умна, хитра, проворна и каждый раз вылезала в том месте, где, ее  не ждал. Закончилось все тем что она все таки по мне полазила, несмотря на то что я закрыл входную дверь, а после этого уже не мог заснуть на дежурстве и купив у грузчиков четыре куба закиданного мусором и вывезенного на МАЗу, пиломатериала, сразу же перепродал их другу.  После этого я не мог там работать по моральным соображениям. Не мог прямо смотреть в глаза начальнице цеха. Да и надоело. Мне было стыдно, что я обворовал свою фабрику, хотя тогда в начале девяностых, да и дальше так делали все, или почти все. Кто что охранял, тот то и имел! Было стыдно, но  я то купил доски, хотя и знал что они ворованные, и эта мысль немного успокаивала. Так я заработал свои первые сто рублей, в 1990 году. И стало немного веселее. Надо же, смог же! Хотя уже скоро Павловская реформа, все смела. Жаль толстяка Павлова, а особенно мою бабушку, которая потеряла похоронную тясячу рублей с копейками.







                54.

                С Серегой К. мы по-прежнему иногда где то раз в неделю пересекались и  слушали музыку. Разную, тихую, громкую, умную, и не очень. Также иногда пересекались с Богданом, Буряком, Адясом, брали вина и сидя у Оки болтали о том о сем, выдумывали всякие глупости. Богдана все тянуло на воровскую и аферистическую сторону, но все из присутствующих по школе знали, что он смелый только на словах и сдаст подчистую, коснись,  что и поэтому всерьез никто его заманчивых предложений не воспринимал.
          Буряк с Адясом уже были более чем серьезные пацаны и работали на ж.д. вокзале грузчиками в багажном отделении. Там начальницей была тетя Адяса. Туда после фабрики и устроился. А там очень даже ничего. Деньги по сравнению с фабрикой текли рекой. Но частые попойки сводили на нет их наличие. К тому же что плохо они проходили ночью, а это  как сообщал В. Похлебкин в своих книгах, знаток и энциклопедист еды и алкоголя, стремительно ведет к алкоголизму. Тогда я еще этого не знал, но по самочувствию уже понимал, что бухать по ночам это жесть. Какое то время  держался. Наш колым составляла плата за упаковку, и погрузку волговских авто-запчастей. Взрослые седые грузины отправляли к себе, буквально все, вплоть до винтиков. Кузова, мосты, движки, карданные валы, крылья, двери.  Казалось они у себя там и собирают эти волжанки. Грузины не скупились, а мы уже были рады стараться. Денег хватало всем, поэтому никто не ругался, не грызся, по мелочам, работы хватало. Встретить почтовые вагоны и успеть за время стоянки разгрузить и погрузить поклажу, являлось основной  обязанностью, багажного отделения.
           Мы справлялись, за что и получали неплохо, вот только если б не ночная бухня, я бы наверное так и работал, но  в 21 год все быстро надоедает и я ушел. Начальница удивленно смотрела на меня. Мне стало стыдно, но как ей объяснить, что неинтересно, я не знал, потому что видел, что ее огромный жизненный опыт, расходится с моей молодостью. Ведь я фактически уходил в никуда, а ей наверно казалось, что я нашел более сытное место, и вот ее как раз можно было понять.
          Тем временем Серега К. которого я давным- давно, за пропущенные голы в ответственном матче спас от кулаков своей же команды, подал услышанную от знакомых идею. Поехать в Литву за речным жемчугом и продать его здесь в «Малахите». Прикинув, что к чему, решили рискнуть. У меня было триста рублей и еще шестьдесят на дорогу. Билет на самолет до Вильнюса стоил 60 рублей и на поезд обратно до Москвы 20-ть и уже до дома еще 10-ть и еще плюс еда. На триста рублей я должен был купить десять ниток, это получалось по тридцать рублей за нитку, а продать в «Малахите» рассчитывал по 90 или 100 рублей, итого должен был заработать чистыми 500- 600 рублей.
          Первую поездку измучились, конечно, с Серегой. Я курил как паровоз. Дымил в основном натощак, от нервов и просто от скуки,  что даже поджелудочная заболела. Экономили на всем и опасались ограбления особенно в поезде, а Серега тоже смелостью не отличался. Откуда я это знал!? Да еще из подростков. Однажды меня старые недоброжелатели с Володарки подкараулили после тренировки. А я как раз с Серегой со стадиона выходил. Ну они напали, а он вместо того чтоб помочь, начал убегать и шапку свою меховую бросил, когда  ее сбили с головы. Я же не побежал, а начал отбиваться и пробиваться обратно на стадион. Вот тогда и понял что у Сереги жим сильный, но я на него не давил за это, потому что понимал, когда на тебя 13-летнего три пьяные шестнадцати летние рожи с кулаками нападают, не каждый выдержит. А я так его шапку даже поднял истоптанную, пока отбивался. В общем и в поездке Серега все чего то опасался. – Паникует зря.- думал я. И действительно, несмотря на приличную прибыль, Серега больше не поехал. – Не мое это!- сказал, как отрезал.
              А я так еще полгода в одиночку ездил, доведя свои деньги до 10 тысяч. Ну а потом уже только ленивый не стал этим заниматься. И в результате комиссионку «Малахит» завалили жемчугом. А через год ими уже во- всю торговали на барахолке, поштучно, и без всякой оценки и отбора. Цыгане вместе с варенками наладили и этот бизнес. Умеют же, думал я, глядя на толстые вязанки белого жемчуга в их смуглых руках. В Вильнюс летать стало не выгодно.
         До армии было забавно. Как -то раз на спор после дискотеки, мы с Богданом несли на руках девчонок. Никто в итоге не победил, потому что каждый хотел победить и во всю упирался до последнего. А девчонки не легкие надо сказать, даже упитанные. Чуть пупки не развязались! Тогда драка на дискотеке произошла и я случайно, конечно нельзя сказать,  в пылу борьбы заехал одному, а он племянник какого -то там синего уркагана оказался и тот пришел и ну давай нас стращать за него. А тот не видел кто его ударил, и от этого ему обидно с фингалом ходить. Ну я думаю что отсиживаться пока кто то со стороны не настучал,  подойду сам, тем более тот сказал, что все будет по честному и пойдем один на один. Синий сдержал слово и мы вышли недалеко от дискотеки в тополиную аллею. Его дружки меня знали по спорту и поэтому просили сильно не бить. Так и сделал, только разок приложился, он и упал и так лежал, пока я ушел. А потом как  ушел, он говорят по парку с ножом бегал, меня искал, а я в то время уже Богдановскую упитанную девушку на спор к рынку тащил. Вот так, а остался бы танцевать, может и получил бы в бок.
          Тогда все еще по- другому. Если спорт по телеку, то обязательно  Озеровское  – Говорит и показывает! Лужники, или Москва, не с чем не спутаешь, или Окуждаву с его « Надежды маленький оркестр»,Высоцкого на бабине про козла отпущения, про Шуру, или приемник Грюндик, или на мини пластинке – Если вы в своей квартире лягте на пол три четыре!- или позже в кинопанораме- Я не люблю холодного цинизма, беспомощности хилой и в обще, когда мои читают письма, заглядывая мне через плечо.- что это как не наше все. Горжусь ими, словно это я, а не они пел! Хотя  сейчас вот уже ложился и вставал вместе с Цоем и его – Группой крови на рукаве, порядковым номером на рукаве.- а в армейке и выколол на груди группу крови, словно предчувствовал его появление с этой песней, а сейчас подпеваю вместе с Серегой - Пожелай мне удачи в  бою, чтобы я не остался в этой траве! Пожелаааай, мне удааачи-и-и!- Вдохновляет понимаешь ли.
            Как все точно и просто и ведь уже чувствовали, что многие останутся в этой траве, лежать неживые, поэтому так близко приняли и подпевали как гимн. И Витя кажется даже круче чем Гребенщиков, Витя на половину кореец, а я наполовину русский, он кочегар и гений, а я бывший десантник и пока начинающий бизнесмен, коммерсант, неизвестно кто, но кто то же и группа крови у меня  на груди выколота подвыпившим Ханпашой.
          И вот Группа  «Кино» на гребне. Концерт в Лужниках, и так хочется поехать, пойти, услышать кумира живьем, - И пока твоя девочка больна - и – Будь осторожен - и – Мама анархия, папа стакан портвейна!- блин и как это точно, как все про нас, которые все чаще нажравшись портвейна творили анархию в своих микрорайонах. Витя вперед, ты герой и я уважаю в тебе все, все, вплоть до твоих  Брюс-лиевских понтов. Но я так не люблю толпу, а записи у меня здесь на «романтике», и ехать в Москву в лом!? Прости! Извини друг! И не поехал, хотя тянуло.
             И вот где -то через какое то  время после концерта в Лужниках, мама  сообщает что В. Цой погиб! Как погиб!? Так  в автокатастрофе. Как!? Не может быть!? Я не верю, смотрю  в одну точку, хожу как чумной, словно только что навсегда потерял лучшего друга. И самое страшное, что он больше никогда не споет новых песен. Никогда!  Болтают, что Витя был за рулем и под дозой! Но меня больше устраивает версия, что его как Элвиса украли инопланетяне, потому что вот только что на глазах у всей страны он собрал огромные Лужники, в которых, как пел Высоцкий, такой же гениальный Айзеншпис, мильон поменял по рублю. И вот теперь его нет, а скоро и того не будет. Но на самом деле есть, пока мы живы и пока поют их песни, они живы. Живы! С огромным пламенным приветом уважаемый Владимир Семенович, Юрий и дорогой Витя!






                55.
                А Богдан после очередного наезда местной братвы, уговорил подругу продать квартиру и уехать в деревню, в Рязанскую область, рядом с городом Скопин, где делали рессоры для Жигулей. Думал глубинка там отсидеться! Так вот как- то раз он приехал оттуда с рессорами, и с мыслью продать их и заодно наладить поставку вазовских стоек, на местном авто рынке. Но не вышло. Продать продал, а деньги пропил. А возвращаться в лапы тамошней мафии один не рискнул и поэтому уговаривал меня поехать с ним  разобраться  с тамошней братвой. Правда при этом заметил, что раз видел и испытал при этом дикий ужас когда те при нем, порезали  человека. Тогда я еще не знал, что там всем верховодит, влиятельная и беспредельная, слоновская бригада.  Зная  Богданскую ненадежность, я отказался. В результате он тоже возвращаться в руки «Слонов»  не рискнул, а просто бросил там подругу в заложники, а сам остался.
             Вот тогда мы и персеклись и решили как тогда было принято посидеть, пивка в баре на Маяковке выпить. А пока я добирался Богдан, уже успел познакомиться с новым другом. Из пивбара мы неплохие пошли по Маяковке, а потом в горку к гостинице Нижегородская, в которой имелся кабак, завсегдатаем которого еще со времен таксования и был Богдан. Я поднялся быстрей и пока они подымались, решил отлить. И только закончил как из – за подьема, выскочил Богдан и убегая прокричал – Делаем ноги на фиг! Этот  ненормальный, с ножом бросается.- И видя мое сомнение, еще быстрее побежал  во тьму близлежащих дворов. Я же не чувствуя вины и желания бежать, только удивился - Как с ножом!? Почему с ножом!?- Ответ не заставил себя долго ждать, так как следом появился новый друг  держа в руке нож, и запыхывшись прохрипел - Слышь! Твой дружок у меня дорогие часы спер и сбежал! Так что теперь тебе придется ответить.- - Ну ты даешь! Он не мог ничего взять, он не вор! Может ты их потерял!?- - Нет, я чувствовал, когда он снимал, он дернул мою руку. Думал я пьяный, сука! А я то нормальный!- - Но говорю же тебе он не мог!- - Ладно, короче, если ты за него впрягаешься, значит ты за него и отвечаешь!- -И не собираюсь за него отвечать!- - Тогда скажи где он живет, поедем к нему и спросим, брал он их или нет!- - Нет, сказать, где он живет тоже не могу, но и отвечать за него не собираюсь!- - Тогда пошли в кабак, там у серьезных парней спросим, как быть!- прорычал он козыряя ножом. – И пошли! Все равно туда шли!- поддержал я. Он с ножом сзади,  я впереди. Кабак был полон и задымлен под завязку. Он провел меня дальше в зал, вероятно чтобы не убежал, но я когда выпью жутко храбрый и поэтому даже не думал никуда бежать. Так и сидел, и ждал пока тот друг, совещался с какими- то рослыми парнями сидящими группой за дальним столиком. Наконец он вернулся и тоном палача скомандовал - Пошли!- И пошли в ночь. Кореша ему, что то посоветовали, но по тону  понял, что ничего хорошего для меня в их советах не светит. Я так понял, что советовали запугивать дальше.
           И вот он начал нервотрепку. То голос повышал, то требовал, как конвоир, чтоб  шел вперед, словно хотел в темном переулке садануть сзади. После кабака снова вытащил нож и уже не убирал, только иногда прятал в рукав, и словно намекая, чтоб я уже лучше бежал от него с криками помогите. Тогда у него появится повод хотя б за недостойное поведение избить меня, но я шел молча, не оборачиваясь и доказывая себе и ему, что я не из того же теста как дружок, не побегу. Лучше уж пусть режет, чем как трус, решил мой хмельной мозг.
            Так дошли до речного, сели на последний автобус и переехав через мост вышли на площади Ленина. Оттуда пошли в сторону вокзала. Он продолжал сверкать ножом и вяло требовать адрес Богдана.  Я уже начал трезветь и почувствовав усталость хотел только одного, быстрейшей развязки! – Слушай, давай уже или, или! Ты – говорю – уже достал! Хватит мучить. Адрес я все равно не скажу, так что или отпускай или решай по- другому!- - Ага!? Как это по- другому?- оживился он.- Если б у меня был нож, я б тебя давно уже за издевательство сделал!- заметил я.- На, бери, делай!- неожиданно сказал он и протянув нож добавил- Только предупреждаю, я к.м.с. по боксу!- Я взял нож и попытался показать, что  зол и нападаю. Но на самом деле в голове засвербело, что он к.м.с. по боксу, видно он знал, что говорить в таких случаях, и в добавок я был сильно утомлен и хотел спать, поэтому нападения давались с трудом. Он же, как настоящий боксер ловко уворачивался. – Ну что!?- - А ничего, не получается, на нож обратно!- Он взял, сложил и спрятал в карман брюк и мы ничего, не говоря пошли дальше в сторону вокзала. Улицы к тому времени совсем опустели и лишь изредка запоздалые автобусы с воем летели в парк.
          Дошли до вокзальной площади и свернули в переход. Так шли, пока перед одним из выходов он вдруг не оживился.- Слушай, раз ты не говоришь где живет твой дружок, который спер дорогие часы, то мне их надо как то компенсировать!- - Надо. Только как!-  поддержал я. Мы поднялись по ступенькам на верх. – Вот арбузный ларек, видишь!- и он как заправский громила, выбил локтем стекло и полез внутрь. – Я буду подавать, а ты складывай. А потом потащим к хлебзаводу в кусты. Там утром я их азерам продам. Таскали несколько раз, по пустому тоннелю. Нам везло. Вынесли около 15-ти больших, арбузов. Дальше у него губу разъело, и он предложил уже на Гордеевском пошерудить. – Я пойду отлить, а сам разведаю, что и как - - Давай иди, а я постою.- И только он скрылся, за ларьком,  из- за угла появились менты. – Блин!- подумал я - Только б не начал ломать двери ларька- - Ты что здесь выжидаешь?- обратился подвыпивший капитан. – Друга жду. Он в туалет пошел.- как можно громче произнес я. Тот услышал и сразу вышел. – Что ты там делал!? Ларек вскрывал?-грозно прикрикнул капитан.- Нет, отливал!- -Знаю я этот отлив. По лицу вижу, ворье. А ну как давай карманы выворачивай!- Боксер вывернул, а за ним и я. – О ножик! Ну как дай!- приказал капитан. Взял смотреть.- Подари! И тогда идите на все четыре стороны.- предложил он. Я надеялся, что боксер отдаст, и мы спокойно разойдемся по домам. Но он разочаровал- Нет не могу.- говорит. Этот нож брат подарил!- -Нет!- удивился мент.- Ну тогда вперед, в отделение, там все равно отнимут!- злорадно заметил он. И мы пошли с ментами. – Хорошо хоть с арбузами не попались.-  устало думал я.
              В отделении ножик разобрали и он оказался декоративным, хоть и выкидным. – Странно - думал я, а в темноте как настоящий. – Я же вам говорю что игрушечный. Я его в ларьке купил -объяснял боксер дежурному. – А теперь дайте мне бумагу, я на вас жалобу напишу!- неожиданно потребовал боксер.- Не пи-ди я тебе сказал!- вдруг взорвался дежурный и ударил  боксера. Тот даже не шелохнулся, и не на секунду не теряя присутствия духа отвечал - Давай бей, бей, у меня все равно синяков не будет. Давно все отбито- - Молчи, сказал!- - А вы не кричите! Теперь точно от вас не отстану! Дайте листок, я жалобу хочу написать! А завтра пацаны за мной подъедут, тогда посмотрим, как вы запоете - почти уже кричал боксер. Дальше зам. дежурного разговорами как то успокоил боксера. И прежде чем закрыть в камере у нас конфисковали шнурки, а у боксера еще толстенную золотую цепуру с огромным крестом, а у меня  ремень. Нас поместили в камеру. Там мы оказались вдвоем и спокойно разместились на двух лавках. Я устал, но спать не мог. Было неудобно. Он же как не в чем не бывало, достал из носка пакетик с травой и попросив у меня сигарету, быстренько смастерил косячок. Я не верил глазам. Он же спокойно заметил - Не поверишь, вчера снилось, что сегодня анашу в ментуре закурю. - - Да трудно поверить!- - Нет точно, точно!- И он подкурил. Дым растекся по камере и был каким то нелогичным завершением сегодняшней эпопеи.- Будешь?- предложил он после того как несколько раз затянулся. Я пыхнул  и когда выдыхал заметил. – Это не моя тема. Не кумарит, только траву переводить!-
            Но он словно не слышал и с особым смаком добил «пяточку». Утро наступило быстро. На жесткой лавке ворочался и так и не заснул. К утру, боксер окончательно протрезвел и при расставании даже извинился и пригласил на экскурсию к себе в бригаду. Они тогда возле «Детского мира» охраняли девчонок лохотронщиц, но я не пришел. Тогда для меня все острее вставал вопрос кем хочу стать. В бандиты, слишком жалостливый. В жулики, так как то с детства не переваривал их породу. Чтобы завести нормальную девушку нужно было определится с работой, кроме того сидеть на шее мамы и бабушки не хотелось. Надо было быстрее определяться, чем зарабатывать на жизнь. Впереди  в жизни страны маячили большие перемены. Их разномастные флюиды так и летали в воздухе, принимая разные формы, цвета и оттенки. Я был молод и с надеждой смотрел утром в окно. И  казалось, что день окрашен в оранжевые и розовые тона. И еще почему то замечал все оттенки синего. Остальные цвета, пока не ложились, не приставали к  зрению. Синяя вода, синее небо, синии глаза, одежды, тени, ночи, луны, лица. Оранжевое солнце, обложки книг, батик, тепло, апельсин, спелость, рай, хурма, лимон, орхидея, стрекозы, молодость, заря.




                56.
                Как пришли с армии стали собираться тут и там. И так вышло, что многие сошлись у одноклассника Айрата, в школе, где он вел Ушу. Айрат уже кое какие успехи имел и вел секцию. Ну и мы у него занимались. Постепенно у нас сформировалась группа и все в основном из бывшей школы, хотя я например девятый десятый класс провел в техникуме. Некоторые из ребят уже учились в институте, Айрат в строительном, кто то в политехе. В общем после полугода занятий решили как то объединится и срубить на наперстках, а так как в центре на всех модных точках, на рынках и вокзалах уже было занято другими спортсменскими бригадами, то решили пошерстить по областным городам. Там поднять денег не получалось и вскоре по этой причине группа начала распадаться. Остались только самые стойкие, в кавычках конечно. Ситуация менялась стремительно. Уже несколько раз нас задерживали и забирали паспорта. Слабый доход от наперстков и групповой азарт, дух и смелость, постепенно и довели до статьи.
          Решили взять на гоп-стоп спекулянтов торговавших адидасовскими костюмами, коих на толкучках и барахолках в то время уже расплодилось. На рынке договорились о приобретении более крупной партии костюмов. Назначили встречу, зашли в подъезд мерить. Там под угрозой ножа и пистолета отобрали костюмы. И может быть все бы так и прошло, если б Айрат не поперся в рай. отдел за паспортом и там в коридоре не встретил терпилу. Тот естественно руки в брюки и кричать. Взяли Айрата и Сашку афганца, а меня, Колю по кличке «морда» и еврея по кличке «Болик»  они отмазали, взяв все на себя.
            Айрату дали 6 лет, а Сашке год, как афганцу. Сашка скоро вышел и сказал мне, что там за решеткой делать совсем нечего. Сам он желудок испортил и теперь туда не ногой, и теперь станет заниматься бизнесом со старшим братом и ему теперь глубоко по фигу как его назовут кореша, коммерсантом или спекулянтом. Это их проблемы. Сашка как то стремительно прозрел и переболел блатной романтикой. Я же еще несколько раз ходил с карманниками, но там мне тоже не нравилось. Фигня какая то, старушек да теток прижимать да кошельки их полупустые тягать, стыдоба, решил я и карманников тоже забросил.
         А через десять лет Сашка афганец с братом и еще одним компаньоном станут самыми продвинутыми коммерсантами на оптовом продуктовом рынке. А тогда по -началу они возили конфеты, на тележках прямо в купе, из Пензы, а также уже прицеливались на торговлю колбасой. В общем у них есть огромное желание заработать. Вслед за Сашкой решаюсь и я, но пока он сидел я работал продавцом в торгово- закупочном кооперативе, директор которого знал отца.
           В кооперативе было весело. По утрам продавцы получали у кладовщика, слегка странного пузатого, меломана, всегда в маленьких наушниках, не брезгующего ничем и в первую очередь обвесом и обманом продавцов. Весы у него всегда  заряжены не менее чем на сто грамм. Подразумевалось, что мы его обвес должны компенсировать на обвесе покупателей. Так и выходило. Ходовым товаром для обвеса считались макароны и крекер, которого было много в пакете, и он был легкий, так сказать обман зрения, дальше по спросу шли американские окорочка, конфеты старт и школьные, говяжья печень, колбаса и индийский чай. Перед новым годом девчонки  торговали и мандаринами и хурмой и икрой и вообще всем чем можно, включая блестящий дождь и электрические гирлянды.
        Всего ежедневно выставлялось около девяти точек. Почти всегда на точке стояли по двое.  Вдвоем легче физически, морально, да и веселее, особенно зимой. Один деньги принимает, другой взвешивает товар. И конечно же обвешивает, без этого совсем никак и никуда. Ради этого все и затевалось. Ради обвеса  продавцы и держаться. «Заряжают» по- разному, где по 50грамм, а где как например на окороках, крекере и макаронах и по 200 с веса умудряются, но на следующий день на ту точку не ногой. Скандала боятся и укоряющих глаз старушек. Совесть то мучает, а поэтому ее чуть ли не ежедневно заливают водкой. Девчонки обвешивают, улыбаясь, с настроением, потому что это их хлеб, поэтому им все равно дедушки, бабушки, дети. А особенно «заряжают» молодым и хорошо одетым, мужчинам, которые уж вряд ли вернутся права качать, но всякое бывает.
            Кооператив базировался в подвале жилого дома. Наверх к машине товар доставлялся транспортером. Товар грузили два грузчика. Директор в шутку называл их коршунами, которые сидят на жердочке и ждут водки. Сдохните, скоро коршуны, говорил он. Печень нахер выплюнете от таких доз. Но они только скромно улыбались и после смены заливали снова и снова. Бывало транспортер ломался и тогда товар таскали в ручную. Вот где начинался их коршунов жалобный стон. Все выпитое выходило ото всюду, изо всех щелей. Зимой все продавцы в валенках и  тулупах. А вообще уличная торговля не терпит слабаков. Часто согревались водочкой, а когда зима заканчивалась и становилось теплее, директор как всегда в своем ироническом ключе просил девчонок не путать зимнюю дозу с летней, но девчонки путали и от этого быстро спивались. Я тоже иногда с тоски попивал. Директор не одобрял такого поведения - Тебе не идет пить!- коротко обрубал он. И я прислушивался, но иногда все же срывался и тогда доходило что зависал где то на хате у девчонок и там уже кто с кем и как, вспоминалось с трудом. Какие то диваны, а то и матрасы на полу у печки. Пьяные поползновения с кого то, что то снять, а потом оказывалось, что не в силах не то что снять, а просто найти точку опоры, чтобы, что то сделать, элементарное, заложенное природой. Разочарования сменялись жутким похмельем и стыдом, но через несколько дней благополучно забывались.
         У директора, был помощник, бывший чемпион по бадминтону Коля. Хороший мужик, но плотно севший на стакан, как говорил о нем директор, когда гневался. Еще упоминал, какую то мразь с которой связался Коля и из- за которой в итоге и пропадет. Когда же Серега был добр и у него было хорошее настроение, он всегда вспоминал свою супер хлебную работу еще при Союзе, весовщиком на центральном рынке. Его опыт и навыки и сформировали стиль поведения. Разговаривал он быстро и отрывисто, и через несколько фраз обязательно пытался шутить или вставлял острое словцо. Лицо его часто принимало заговорщицкий вид, и он смакуя вспоминал сколько хорошеньких продавщиц с рынка прошло через его мастерскую. Отказывал он тоже резко. Никогда не мялся, словно знал наперед истинный смысл любого  предложения. Опыт надо сказать в нем чувствовался богатый и разнообразный, за годы в его  мастерскую захаживало немало разного народа и блатные и приблатненные и толстосумы и менты, поэтому то хозяин кооператива и упросил его стать директором.
              Когда у Сереги было хорошее настроение он немного выпивал с Колей и коршунами, и травил средь них байки. Он знал всех и все знали его, но никогда после выпитого в подвале он не шел как все догоняться в бар лоция, потому что из лоции шли еще куда- то и все кончалось хламиной. Так что  подозреваю, что прозвище хламида. Алексей Максимыч взял себе по той причине, что приходилось попивать! Но это только предположение. К тому же наш директор  никогда не похмелялся и другим не советовал, а особенно мне, объясняя это прямейшим путем в алкаши. Раньше на рынке в его мастерской собирались картежники и играли на деньги. А деньги вокруг рынка водились. Если директор что то рассказывал, то  с явным приколом, козыряя словечками. Часто вспоминал добродушного толстяка и каталу по имени Стас, который к тому времени уже умер на операционном столе от прободной язвы, которая появилась в свою очередь от наездов братвы, нервов и большого веса.
            Говорят перед смертью, он встретил Серегу и пожаловался на самочувствие. Спокойно и как -то обреченно предположив, что скоро умрет. Так и случилось. И вот теперь директор под стопочку беленькой вспоминал Стасовское - Азохенвей и танки наши быстры!- или – Я б Крупскую вы-б, только за то, что с ней разговаривал Ленин!- и после этих слов он частенько зажимал на складе самую взрослую из продавщиц, убеждая ее, что не надо ломаться. Затем дверь на склад плотно претворялась и там средь коробок с крекером и конфетами, происходило нечто, но мы уже расходились по домам, а некоторые в близлежащие кафешки допивать.
             Спирт Рояль и другая отрава, появившаяся сразу после отмены Горбачевского закона, присутствовала по- прежнему повсюду и повсеместно и в огромных количествах. А у нас же во всем сплошные перегибы и то алкогольные психозы и давка в винных отделах, а то вдруг упейся до смерти. И упивались легко, в компании, а потом и в одиночестве. Сердца и печени не выдерживали перегрузок и некоторых бедолаг находили, умершими уже только по запаху. Трудно от таких перепадов, не свихнуться. А то бывает какого- то бедолагу после открытия винного, между косяками прижмут и тут уж ори не ори, на излом так возьмут, что и дух выпустят пока опомнятся, а с толпы то с нее что, взятки гладки, разорвет и дальше ползет, ей и невдомек, почему вдруг тихо.
         Иногда когда копченая колбаса покрывалась белым налетом и приходилось по утру перед выездом ее мыть водой и оттирать тряпкой, а потом еще протирать растительным маслом, чтоб блестела, ужасал только сам ржавый туалет с умывальником в котором это все делалось. Все конечно было примитивно. Масло сливочное резали гитарной струной намотанной на две деревяшки. И у каждого торговца своя любимая точка торговли. Я  любил стоять в Ленинском у « Океана».
           Для меня же работа в кооперативе после полугода улицы и отстоянной зимы чуть не закончилось в один день. Тот самый молодой и  пузатый кладовщик- меломан, пока я моргнул, взял и не взвесил, коробку крекера, и затем ее неучтенную утащил Коршун. Это у них оказывается отработано до автоматизма. Моргнул и порядок! Получилось так, что ее  и не было, словно я ее продал. А я еще как назло ее не пометил, ну не подписал  фамилию на коробке и в итоге не мог ничего доказать кроме своих слов, против его. А обидно стало от того что в этот день я хорошо заработал на окорочках, а в результате получилась так что еще остался должен. Сереги директора не было в тот день, а за процессом наблюдал его заместитель тот самый, опойный бывший спортсмен. Поэтому- то весовщик так себя нагло ведет, была моя последняя мысль после того как весовщик озвучил сумму моего долга и  назвав его свинным рылом и попросив снова озвучить, что он сделал, я бросился на него в рукопашную. Свинтус, отбивался и толкался, как мог, я же был доволен, что пару раз попал поросенку в табло и еще пару раз по пузу. Коля же бадминтонист разнимал нас и судя по крикам занимал сторону кладовщика.- Крыса позорная - кричал я, когда коршуны и Коля выводили меня под руки на воздух. Там я еще курил и на повышенных тонах удивлялся, как культурно он меня сделал, а когда кто- то из коршунов сказал, что я сам виноват, что не уследил за своим товаром, я чуть не набросился и на него.
             Так при молчаливом согласии Коли, а при директоре такого никогда не происходило, я стал должен. Долг был не большим, но очень обидным, но через несколько дней эмоции спали и хотя я не хотел видеть этого кладовщика и весовщика, директор Серега меня все же уговорил не уходить, обещав хорошие заработки на кондитерке. Да и уходить то некуда было. И действительно, мы хорошо подлатались на детских пряниках, а еще на ореховых, зефире, вечерних, но зубы  за несколько месяцев, торговли кондитеркой, и обедов ими же с чаем из пластиковых стаканчиков в прикуску, в конец испортились.
           Вскоре у крысы- весовщика  обнаружилась недостача и его предварительно предупредив и выгнав, после того как он не хотел выплачивать, поставили на счетчик. Я был рад, но вскоре и мне стало тошно смотреть на коршунов, на спивающихся девчонок, на пьяницу спортсмена, к тому же начиналась весна и новая жизнь, поэтому устав пить и обвешивать по взаимной договоренности с директором я стал поставлять в кооператив две хорошие позиции прибалтийского производства  «Гусиные лапки» и «Коровку». Директор сказал, что знает, где я их беру, но чтобы помочь не станет мне мешать. Так спасибо ему, через три месяца у меня снова появились кой- какие оборотные деньги. А еще через полгода кооператив перестал у меня брать конфеты и я решил действовать по- новому, а попросту поставить свои точки на центральном рынке у всех входов и выходов. Через какое то время путем проб и ошибок это получилось. А все остальные конфеты и кондитерку я брал у того самого Сашки – афганца, которые уже не на шутку раскрутились и  начинали заниматься колбасой, йогуртами, договорившись с одним крупным московским комбинатом. Я же так спокойно и работал, пока местная кондитерская фабрика не опомнилась, и не стала выставлять свою машину, рядом со мной. Моя кондитерка хоть и дешевле, но их была лучшего качества, поэтому мы какое то время еще бодались, но они постепенно победили и выжили меня с рынка. К тому же у меня не было совсем никаких документов кроме накладных на товар, а на дворе постепенно наступала эра регистраций и учета и уже начали проверять и даже конфисковать товар. Пока мои продавцы отделывались от проверяющих конфетами и пряниками,  дальше стало еще труднее и требования ужесточались.
 




                57.
            В стране все менялось, грудилось, разбегалось и сталкивалось, грозя улететь в пропасть. Ельцин спорил с Горбачевым, потом с Хасбулатовым и его парламентом.  В Москве и по стране усилилась чеченская мафия. Любера превратились в рэкетиров. Союз развалили в бане по пьяне. ГКЧП, стал позорищем, уже только от одного вида дрожащих рук  Янаева. Жалко конечно Пуго и Ахромеева. Людей чести и так хронически не хватало, а тут появилось множество проходимцев, которые и нашим и вашим, а такие Ельцину, Гайдару и Чубайсу были только на руку, манипулировать ими легко. Да и люди напуганные талонами и пустыми магазинами готовы были на все, лишь бы кто-то наполнил им эти полки. Эти ребята и наполнили. Те, кто хотел набить  карманы в итоге и набили, наделав большую кучку на голову приверженцев марксизма-ленинизма. Горбачев обласканный на Западе за развал Берлинской стены и вывод войск, читал лекции как он это делал и рекламировал пиццу- хат. Приблизительно в это время или чуть раньше и начались челночные поездки за товаром в Польшу и Турцию. Тот, кто по-богаче, ехал в Турцию за кожей и дубленками, а кто победней с товаром в Польшу, по бартеру за шифоном и другим тряпьем. Еще более крутые, летели в Малайзию за детскими вещами, или в Китай за фарфоровыми вазами и другой восточной колористикой и атрибутикой. В общем, все было вновь и поэтому хотелось жить, не тужить, несмотря на неустроенность и волнение от неустроенности, жизнь казалась интересной. Еще все так весело и приятно,  начинать. Еще нет безразличия и похмелья и других признаков нереализованности. Когда чем- то занят, все не так остро принимаешь, и почти не задаешь себе глупые вопросы в роде. Кто я? Что я? Зачем я?
           Еще не хочешь уйти в монастырь и не признаешься другу, что хочешь умереть, а он не уговаривает тебя беречь себя, потому что и так в этом мире  дышать нечем от ненасытного и якобы разумного. И вот уже не понятно кто кого просит успокоиться, он или я, а только от этого еще более непонятно и чем дальше, тем больше непонятно за что держаться, чтоб не упиться до смерти. Вот так и прощаемся раз десять, а он не хочет прощаться, ему одиноко, а снова заговаривает и заговаривает, а ситуация проста до безобразия. От него ушла любимая, а может и от меня и дети уже взрослые и он один сидит а на самом деле  мечется в пустой квартире и она эта квартира пожирает его без остатка. Но все это может быть только через 20 лет, а сейчас все еще молоды и сильны и гребем по волнам жизни как аргонавты на встречу «Золотому руну» или настраивают свои жучиные усики на прием чьих то волн.
         А пока я собираюсь в Польшу. С моей стороны это даже сборами трудно назвать. С мира по нитке, голому рубаха. Мамина фабрика почти закрылась. Ее здание приватизировали неведомые силы. А ей дали, какие то акции, с которых она ничего не получает. Она пока устроилась в охрану, и дежурит. Отец на севере, что то строит. А поэтому надеюсь только на себя. Ищу эл. чайники, утюги, наборы ложек и вилок. Пробую обнаружить адреса, каких то тайных складов, где можно это все найти дешевле, чем в магазине. О спиннингах, резиновых лодках, а уж тем более бензопилах только мечтать приходится, денег на них нет. Зачем еду? И сам не знаю, просто еду посмотреть и все! В поисках счастья. Ведь я молод и полон сил. Сорви голова и почти без товара, всего то с несколькими сумками и рюкзаком а там просто смех что, когда увидел реально огромные тюки величиной с телефонную будку, реальных торговок и коммерсантов, то обомлел и стало не по себе, но потом немного привык, хотя что там говорить, люди едут, чтоб заработать и у них это в итоге получается. А то, что я, молодой, зеленый и бесшабашный, хотя там большинство такие, и оправдывал  себя в предчувствии нового и неизведанного, так это мои проблемы.
           И в результате «пшеки», совсем другой народ оказались. Прикольные «пшеки» и с понтом и с гонором! А помимо гонора и другие выражения лиц, и никаких тебе бабушек у подъездов, никакого холуйства отягощенного бывшим крепостничеством. Здесь с особой силой понимаешь, что несколько столетий крепостничества не прошли даром, а пропечатались аж до печенки. Это особенно заметно при столкновении с другой цивилизацией, да тех же чехов или сербов возьмем, те же славяне. И в этом столкновении понимаешь, что сравнение явно не в нашу пользу, и там у них  каждая секунда в обороте, и с минутой они живут дружно, также как мы с месяцем и годом. Все у них почему то быстрей и раньше, словно у нас не один на всех генокод с 23-мя хромосомами существующий непонятно сколько уже лет. Или, мы  выходит, оставляем разные автографы на его стенах. А сроки  тоже нехилые, миллиарды лет, и что мы на таком фоне. Даже не мгновение, а его миллиардная часть. И сразу не так страшно жить, если об этом возрасте помнить. Все сразу же представляется чем то суетным и конкретно моя жизнь и смерть, а уж тем более одиночество, успех или провал, вообще все. Во мне и вокруг меня вплоть до клеточного уровня переданного предками и дальше уже как то и ничего в глобальном смысле совсем ничего не значат, пустяк и все. Повтор и перемотка, пустое место.
         И уже передам или не передам этот код своим детям, который усложнит или наоборот облегчит им жизнь, это дело сугубо личное и локальное и никак не затрагивающее какое-то просто супер огромное целое. Этого и знать то, не дано, потому что я формировался под одни вызовы, а при каких будут жить мои дети и будущие поколения, никто не знает, да и не кому нет до этого дела, кроме элит, а им только и надо чтоб и дальше сохранить лидерство. И поэтому никто особо не заботится о своем здоровье, да и кто особо о нем заботился на переломе эпох, когда империя зла стремительно превратилась в распавшуюся империю чуть меньшего зла. Будто остальные такие добряки!? Но у них хотя бы не так воруют из бюджета! Заканчивался 20- й век. Людей успокаивали, что будет как на Западе, но так в итоге не стало. Менталитет другой, говорят. И теперь уже никто не знал когда станет, потому что младо реформаторы никак не могли насытиться и уже что только не придумывали, чтобы сделать это насыщение бесконечно долгим. И объединял их все тот же великий и могучий  язык как собственно и разъединял, почти как хороший или плохой секс, любовников. Они заговаривали нам зубы с мастерством распространителей сетевого маркетинга, деятелей культуры или магистров спиритизма, а мы слушали и ели.
             Мы поддавались, потому что верили, что уж на своем- то языке мы распознаем любую засаду. Не распознали! Ну что ж дальше распознаем. Опять мимо! Выходит, что то он несет такое, наш язык, чего мы и не знаем. А мы не знали, что, ловкачам, язык и нужен, чтобы скрыть правду, а он то, до того красочный, что на нем можно развернуться во всю ширь и такого нагородить, что еще не одно поколение разбирать будет, поток их сознания, так сказать! Мать их так, за язык! А сами они математики. В свою сторону считают хорошо!
            








                58.
                В самой Польше по началу, ничего особо примечательного не заметил, кроме более высокого уровня развития что ли и продающихся повсюду в киосках секс- журналов. На границе наши, а тогда еще и белорусы и хохлы были тоже нашими, в качестве  таможенников, неожиданно и так откровенно зверствовали. Никакой жалости к нам, как к согражданам. Многое ценное отбирают, людей с электричек высаживают, с поездов снимают, с автобусов, а то и выводят силой. И кричат! Стращают. А это так мучительно с таким объемом товаров выгружаться и загружаться, зачем то переживал я за наших спекулянтов и ненавидел, таможню за них же из  солидарности, всей своей еще той комсомольской душой. У меня тоже как то в Бресте отобрали два новеньких «Зенита», но я не стал бросать группу из- за них, хотя так мне их было жаль, кто бы знал, как, невыносимо было жаль эти новые фотоаппараты. К тому же и товара кот наплакал. И это при том, что у людей огромные тюки прошли вообще без проблем, а мои два зенита отобрали и упаковали в камеру хранения. Опять мое происхождение думал я, но мои испепеляющие взгляды совсем не действовали на таможенника сухопарого бульбаша, а может его в армии тоже как и Рупеку не оставляли. А вот теперь все они в разных уголках страны окопались и мстят, мучают и сажают и отнимают с кровью  заработанное такая, скрытая война с их стороны.
            Еще угораздило меня перед  поездкой подстричься под спортивную и ну вылитый бандит с Варшавского рынка. Хотя Поляки пропускали без проблем и туда и обратно, а им только на руку если весь сов.пром. за бесценок на своем горбу к ним волокем, ради их тряпья, а то даже  не их, а турецого или еще какого. Как уже говорил, что и на Брестской и на Гродненской таможне все,  отбирают, не пропускают, и  в итоге деньги за проезд вымогают. Не лучше и через Литву. Братские в кавычках республики разошлись не на шутку. На поезде еще ладно, а вот на автобусе вообще нереально ехать. Есть специальные расценки, чтоб без проблем. Сколько-то с автобуса, с группы, а еще можно купить очередь в многокилометровом столпотворении, а от этого сама живая очередь почти не движется. Вот говорят, армянский автобус, который стоял сзади нас,  вдруг оказался по ту сторону границы. Как мы удивлены их оперативностью, умеют же люди.
              Мы же кто- то ночуем в автобусе, а кто- то в гостинице, но гостиницы переполнены. Это мучительное ожидание длится около двух суток. Мужики начинают бухать и закусывать экспортной икоркой. Сначала закусывали красной, а на 2-й день простоя и черная шла в ход, а потом играли в футбол пустыми банками вокруг автобуса. Ближе к трем ночи затихло. А в четыре оживление. Сопровождающий инструктор теребя афганский след в виде протеза кисти сообщил, что у него есть информация, что на границе произошло движение и есть возможность проскочить. Все обрадовались такой новости, все засобирались и автобус тронулся к границе. Но уже утром стало ясно, что без денег все равно не пустят. А дополнительно уже никто ничего не хотел, так как фирма, которая провожала, уже собрала деньги за пересечение границы, а пересечь ее мы уже третий день не могли. Наш инструктор, смуглый безрукий, афганец, только отплевывался от наездов группы, матюкался на жадных лабусов и бульбашей, и курил, курил, курил. Было видно, что он сам в шоке и уже совсем не знает что делать, кроме как напиться с ребятами, и забыться.
         После новых бесплодных попыток, кто то предложил остановиться на ночь в туристическом кемпинге. У кого были деньги, те обедали в ресторане неподалеку, у кого нет, питались, чем Бог пошлет купленным в местном магазине.  Все расслабились, а ближе к ночи кто то видел наших дев отъезжающих на машинах в неизвестном направлении и сразу же сделали предположение, что девчонки, чтоб хоть как то, оправдать поездку, пустились во все тяжкие и начали себя продавать. Компания, к которой  прибился, состояла из бывшего таксиста, бывшего борца, а ныне рэкетира и трех пухленьких барышень. Я не особо к ним рвался, но от чего то все же из- за их непьющего и достаточно серьезного характера предпочел с ними. Рэкетир привлекал основательностью, а в ответ думал, что тот не отказал в дружбе из- за какой то может моей порядочности. А может, и из -за реальной помощи, идущей от меня. От того что товара у тех трех пухляшек было чуть ли не больше чем у всей остальной группы вместе взятых. Их дружба пока устраивала. Таксист казался парень хоть куда и много к кому на словах примеривался, но дальше слов дело не заходило. К тем девчонкам, которые отъезжали на машинах он поутру так и обращался - Ну что валютные, много заработали!?- Те отмалчивались. Тогда он продолжал докапываться к самой крупной из них. – Свет! Вот скажи, тебе много надо!?- - Чего много? – переспрашивала она.- Ну сантиметров, сколько!? Пять хватит?-  - Бог с тобой Коля, очнись, ты о чем!?- - Ну я о том, что ты такая большая, а я с тобой хочу!- - И что!?- -Ну прикидываю, хватит тебе меня, или нет!?-  - Знаешь, это заблуждение считать, что женщине обязательно нужен большой!?- - Значит, у нас с тобой все получится!?- - Сомневаюсь Коленька!- - А что если литовцам то можно, а своим нет. Так нечестно.- - Давай Коля, только не будем о честности. В гостинице ты что то не горел желанием, уступить место рядом, а лег с Ольгой!- -Ну так это ты пойми, она сама меня позвала, а не я ее.- - Давай не будем дружок- - Не, правда!- -Да, да я так и поняла- - Нет Свет, ну правда, что почем!- - Так вот, для тебя Коленька,  очень дорого!- -Так я значит ночью, не обознался, и вы точно валютные! А как муж то отреагирует, если узнает!? А он, то я постараюсь, теперь точно узнает, если мне внимание не уделишь!- На что Света сделала обиженное лицо, и не стала больше отвечать и проследовала к своему корпусу.
               Пока жили в комплексе, рэкетир и таксист прикалывались, как могли. Я и сам чуть не повелся на их уловки, особенно когда рэкетир претворился пьяным и  стал наезжать. Но я не спасовал, остановил его, и он, увидев, что я не испугался сразу как то протрезвел, и перевел все в шутку, проверял. Дальше он загрузил парочку молодых, которые знали кто он, внушив тем, что в соседнем котедже остановились курьеры с бабками и у них есть 300 штук зелени.- Я захожу в маске, пшикаю им из балончика в лицо, затем забегаете вы, вяжете их, мы берем деньги и уходим. Те грузанулись на полном серьезе, предложив рэкетиру не палиться, мол, они сами все сделают, за равную доляну. – Только смотрите у них газовый пистолет – предупредил Коля – таксист.
          После того как все было решено, вдруг оказалось, что в том котэдже, нет никаких курьеров, а отдыхает семейная пара и на этом все как то успокоилось. А ведь я тоже чуть не поверил, настолько серьезно они говорили. Невысокий рост Кольки и рэкетира компенсировался крепостью их сложения, такие квадраты Малевича. Через день появилась еще одна попытка проехать в Польшу, на электричке. Их девчонки – спекулянтки всей душой рвались через границу, разговор дошел до того что уже хотели нанять рафик с литовцем контрабандистом, но что то пожадничали. В электричку тоже не вышло, так как все сидячие места, уже на подходе к станции были заняты, а стоячих пассажиров на границе высаживала таможня. Поэтому Колька и рэкетир вдруг переглянулись, и у них созрел план, зайти в вагон и ничего не говоря,  выкинуть  сидящих с мест, а если понадобится то и из вагона. – Прям берем, за шиворот, и выкидываем!  И садимся! - Я растерялся от такого предложения, тем более там сидели в основном женщины, хоть и спекулянтки, а все равно жалко. Ну, стратеги думал я. Им то, понятно, у них есть аргументы во чтобы то не стало перейти границу, у них куча товара и обратно его везти не с руки. У них даже козьи шубы из китайского центра, а мне то что, не за них же так переступать через себя. Да и предложение как всегда смахивало на разводку и нет никакой гарантии, что после того как  соглашусь, они не скажут что пошутили, поэтому я поднапрягся и сказал, что не могу выкидывать женщин. После моих слов они тоже как то успокоились, словно и рассчитывали в этом предприятии только на меня и на молодецкую удаль.
          В результате они остались прорываться, и кажется, в итоге прорвались, а я вместе с большей частью группы поехал домой.
          




                59.
                В следующую поездку  снова поехал за приключениями и в результате получил их по- полной. За чемодан товарища, в котором поляки нашли ружье для подводной охоты, меня посадили в  Польский   обезьянник. Так , ничего особенного, вот только ввозить его в Польшу без разрешения нельзя, а товарищ вез, но его в сопровождении нескольких тяжеленных чемоданов высадили в Гродно, а один самый тяжелый лежавший под лавками, он и просил провезти и погрузить в автобус  на той стороне границы. Никто ничего не ожидал, в том числе и я. В итоге провел ночь в Польской камере, а на следующий день, под пристальным взглядом строгой комиссии и под замечание комиссара, что из такого ружья можно, и полицейского убить, мне присудили штраф сто долларов. Ребята из группы собрали  эти деньги перед отъездом, и я их заплатил и поехал догонять группу. С непривычки разболелась голова. Сидел на вокзале как маньяк и тер пальцами виски, так как раньше где то слышал, что так помогает, часа два тер и как не странно помогло. Сильную боль сняло.
            На следующий день хозяин чемодана тоже добрался. Хорошо, что он оказался веселый пацан и особо своим потерям не удивился, только пожалел, что ружье отобрали. Как раз после той поездки его отца, криминального авторитета выстрелом из дробовика в упор, убил пьяный друг. А сам веселый парень через несколько лет  подсел на героин и стал совершенно другим. А польские обезьянники почище наших, будут. И к тому же  покрашенные, да и бобики у них в основном иномарки, достаточно комфортные и с хорошим обзором.
            После той поездки ездил в Польшу еще раз. В той поездке было еще веселей. Там с нами ехал переодетый поп с тремя высшими образованиями, который  хотел уехать на работу в заграничный приход. В нем присутствовало жуткое для меня тогдашнего сочетание карьериста на религиозной теме. Когда же Казанские рэкетиры на стадионе в Варшаве собирали дань, то как назло попросили меня им помочь. Я как то растерялся, и с вопросом будем платить или нет, первым подошел к попу.  Когда речь зашла о тридцати кронах, он как то весь сжался. И я понял, что не смогу, вот так для каких- то незнакомых мне хоть и спортсменов, но все же  урок, собирать с тех с кем ехал деньги. И в этом случае вроде как предателем становлюсь. А они вроде как во мне по спортивному костюму,  кроссовкам, и короткой стрижке, частично своего, узрели. И вроде как предложили, что с меня ничего не надо, если с остальных  соберу, но я так понял, что мне это противно, подошел к ним и сказал, что сам торговать не буду, и  собирать тоже. Они вроде как согласились с моим аргументом. Хорошо еще то, что за мою помощь по переноске  тяжестей сердобольная толстушка  из группы кормила меня кноровским бульоном из хохломской чашки. А я уже порядочно озверевший от неудачных поездок,  все больше заглядывался на огромные золотые цепи, которые тогда только входили в моду, не зная, что они только на вид большие, а на самом деле, легкие и пустые. Мне же наивному казалось, что тяжеленные, якорные. И как они их только носят на своих тоненьких шейках. Только чудом удержался, чтобы, где то в темном переулке не снять одну такую. Мне казалось, что сняв только одну можно было бы спокойно возвращаться. Но не стал. Бог уберег. Это была последняя моя поездка, и немного отдохнув, засобирался к отцу, в Магадан. Месяц ждал  разрешения на въезд. Так как там приграничная с Америкой зона.




                60.
                По прилету отец, на радостях сразу же накормил красной икрой. Смена часовых поясов, разница с Москвой 9 часов. Если в  Магадане 12 ночи, в Москве еще три дня, а если в Магадане 5 утра, то в Москве, еще только 8 вечера. Красную икру тогда ел второй раз в жизни и сразу отравился. А поэтому и невзлюбил ее, особенно как она лопается на зубах. Рыгал, почти всю ночь и потом еще пару дней температурил, но молодой организм взял свое. Оклемался, и на третий день уже гулял по городу. – Молодца - хвалил отец- Расслабляться нельзя! Сдаваться нельзя, оно ведь как в жизни, только уступи и все!-
         Город понравился. Небольшой такой компактный, предсказуемый. Жаль что из отцовских окон  моря не видно. Окружающая жизнь  пропитана, снегом, золотом, водкой, рыбой, икрой,  шпатлевкой, крабами. Много старых щитовых домов. После двух недельной акклиматизации, отец устроил в строительный кооператив разнорабочим. Работать начал сразу и без раскачки и пахал как вол. А бригадир раз в месяц под зарплату вывозил бригаду в тайгу на сопки, где спокойно можно было встретить и живого мишку. Там он выставлял на круг десятилитровую канистру с ворованной хлебзаводовской эссенцией. Мастера в основном бывшие зэки, и может поэтому бухали как то с остервенением, в захлеб и потом многие падали здесь же на мху и дрыхли. Я же не злоупотреблял. Да и какой резон пить этот пахнущий карамелью суррогат. Мастера же упивались, а хитрый бригадир только посмеивался. Ему то видно в радость было, что он так их ловко крячит по деньгам и по объемам, и поэтому сейчас по бухне он прям лучился от счастья, от своей власти над ними, Мазарини, хренов.
        Но надо заметить, что в 90-м году ОБХСС еще работало четко и нашим бригадиром заинтересовалось своевременно. Жадный бригадир, не с кем не делился, все себе и себе, но не вышло. А пока я вкалывал за троих, на заднем дворе хлебзавода, кто то  на самом деле только числился работающим и наслаждался жизнью. Сам хлебзавод был очень старый и напоминал пыльную, ржавую рухлядь. Работать в нем было одно мучение. Но иногда меня и мастера кладки, бывшего зэка по прозвищу хохол, худого и такого утконосого любителя чифирнуть, отправляли в тайгу, где на одной из сопок, уже на полметра от земли посреди  шлакоблоков,  стояла начатая коробка, чьей то дачи. Ну нам то там только в кайф. Потихоньку начали. Натянули уровень.  Я месил и подносил раствор и блоки, а он клал. Работать на свежем воздухе одно удовольствие. Хохол не спешил, потому, что хотел подольше приезжать на свежак. Бригадир же  каждый день ругался за медлительность и сроки, но хохол не как, не убыстрял темп. Три дня нас возили, но потом, что то изменилось и вот я уже снова пашу на хлебзаводе, крашу потолок над раскаленными печами, в которых круглосуточно без остановки и печется хлеб. Их никогда не отключают, даже когда мы красили над ними черный прокопченный потолок. Я же старался, потому что хотел заработать и поэтому не обращал внимания не на объемы, не на усталость не на трудности и намеки мастеров, что бригадир, что то темнит со мной,  а просто пахал, чтобы отец был доволен.
         И вот когда  отпахал два месяца, бригадира взяли и арестовали. Деньги на счету,  арестовали и в итоге я ничего не получил. Как мне хотелось встретить этого неказистого хитроумного бригадира и хорошенько проучить. А попросту отпиз—ть  как собаку! Еще бы, я же работал за троих, а деньги получал он, а  в итоге после всех надрывов и за одного не получил! Ему тогда с одной стороны повезло, а с другой нет, потому что он сидел в к.п.з., и в его домашних окнах всегда было темно. В довершение ко всему уже в начале октября окончательно наступила зима, а уже к Новому году, сугробы вдоль дорог стали выше человеческого роста. Весны здесь как таковой тоже не было, как и осени, после зимы сразу наступало короткое лето. В самом Магадане климат более мягкий, чем в окрестностях. Даже в аэропорту, что  всего в 50 км. Температура различается в два, три раза, если в Магадане минус десять, то там уже минус 25.
         А у бригадира говорят, конфисковали целый запас всего. Несколько холодильников,  тонну сахарного песка, дома, золотые украшения и японская бытовая техника. Я конечно же злорадствовал и считал поделом ему. Тогда- то я и встретил Аню, но как назло не на, что было даже ее в кафе пригласить. Отец, правда, вошел в положение и подкинул из своих, но я обещал вернуть, как только снимут арест со счетов.




                61.
                Магадан- запорошенный рай! Поет певица  Н.Ветлицкая. Возможно для нее и рай, а для меня  и В. Шаламова, скорее ад. Город между двух бухт, а по периметру сопки. Ощущение как шпрот в банке. Дали не видно, разве что свинец залива в лучах слабого летнего солнца. Вялое лето и бесперспективная, временность во всем, рассчитанная на активную фазу жизни. Одним словом холодный город- фантом, символ мерзлоты и загубленной юности. Что еще я скорее всего запомню!? Перпендикулярные покатые улицы, пешие походы через город за полчаса с окраины в центр. Хитрые глаза бригадира, впоследствии, как клоны, расплодившиеся по стране. И снова короткое хилое лето, в объятьях лютой зимы. Отец то кайфующий, а то работающий. Жаль его, от того что он тоже ничего не понимает что происходит. С мамой он как то собранней был, а здесь совсем стал  неухоженный.
           А вены на руках вздувались, от одних только воспоминаний про бесконечные ведра раствора и песка,  квадраты штукатурки, горы перекиданного кирпича, сотен литров краски- Ты так не надрывайся- говорил мне один из рабочих, который вот действительно только числился. Но я не понимал, и еще больше впахивал. Приходя вечером домой, я с тоской думал - Да что ж так тело болит! Почему устаю!?- Отец же когда рассказывал свой объем, только усмехался и говорил. – Давай, давай, трудись!- и было в его голосе какое то безразличие. Наверно хотел из меня несгибаемого рейнджера сделать, не думая, что может я раньше надорвусь.
           Тогда же или чуть позже встретил Аню.  Думал, эта встреча спасет от одиночества, а она наоборот еще больше усилила. – Ну, как ее можно не любить – думал я.- Это скромное обаяние роковой женщины, и это впечатление усиливалось полным отрицанием ее могущества. Она сильно изменилась. Стала какой то еще более настоящей. И даже сейчас, когда встречал, день ото дня была разная и становилась то непохожа на себя, а то напротив как тогда на картошке. Бывали дни, что и здоровалась как то резко, замкнуто, и у нее словно у бойцовой собаки шерсть вздыбливалась как  после схватки. А я, всегда оправдывал. Это наверно так моя любовь била из пор. Я просто терял контроль видя ее. Мне хотелось благодарить ее, что из-за нее я держался в армии, да и сейчас, когда хочется размозжить этого ушлого бригадира, но вспоминаю ее, и терплю. Странно, а ведь даже не пришло в голову сравнить бригадира с капралом «алтайцем». А ведь сильно похож, тот же типаж. А если б додумался сравнить, думаю бригадир уже давно получил бы. Наверно!?
         В общем, глаза, слепли, а во всех отражениях я видел только ее облик.  Слова любви к ней бились о стенки рта и так и никогда не попадали в уши, растворялись в слюне и исчезали через гортань обратно в тишину вселенных.- Она словно отвечала- Ну что ты пристал!? Что тебе надо!? Лезешь как зеленый юнец, а я замужем! Замужем и у меня есть ребенок, пойми же!- И я понимал и отставал, замыкался и терпел, в отчаянии бродя по запорошенному  Магадану.
        После ареста бригадира отец выручил меня  еще раз и помог устроиться на радиовышку, а точнее  техником на радиостанцию что под вышкой. И теперь уже там целый день думал о ней, сидя за изучением технической документации передатчиков « Тесла» и время от времени меня заставляли протирать от пыли огромные лампы, сидящие в чреве выключенных  передатчиков. В то время как другие передатчики гудели, эти молчали. В обеденные перерывы с остальными работники станции находил отдохновение в бильярде. Единственно кому проигрывал старому прокопченному курильщику, мастеру. И только в минуты азарта  забывал о ней. Все чаще, особенно по вечерам, во мне рождалось малодушие, и я уже хотел отступить и улететь на материк, но, звонил маме и бабушке. Они успокаивали и говорили, что время лечит и что я должен дождаться кооперативных денег. И я ждал, и задавался вопросом, сколько еще ждать?
           И что вспомню, улетев отсюда!? Наверно людей, которые окружали. Это как раз были те люди временщики, которые через несколько лет наполнят всю страну оголтелым, материализмом и дарвинизмом. У них, уже сейчас  отсутствовали душевные запросы.  Здесь они проявились раньше! Да и сама  душа скукожилась от морозов и растерянности. Что делать и как жить! Ведь большинство из них рвануло сюда, за совсем не  мифическими северными надбавками и двойным стажем, а оказалось, что взамен они оставляют здесь свою молодость, а многие и жизнь. Что еще теряли!? С наступлением нового времени все прошлые установки и блага потеряли свой вес и смысл. К тому же терялась скорость так необходимая, на старте в новый капиталистический мир. Да наверно, ощущали что и потеряли тоже  гораздо больше, чем нашли! Ощущение конца земли не оставляло не на секунду, хотя умом понимал,  что никакого географического конца земли нет, земля круглая и у нее не может быть края, как у обрыва, а любой конец он в голове.
         Что еще бы припомнил? Наверно про вечные слухи о воровстве на приисках. Об огромных золотых самородках. О каком- то большом количестве золотого песка, которое должен везти курьер, и что его будут задерживать. Да, да еще только будут, а уже весь Магадан знал, пожалуй, кроме самого курьера. Хотя может и он знал, что его хотят, но не посмеют задержать, потому что там и тут от кого он везет все очень круто и вряд ли кто из местных спецов захочет связываться. О крутых чеченах которые и до сюда добрались и о том почему их так все боятся, и  даже урки. Хотя вспоминая армию, не удивлялся, так как там два их человека Анди и Беслан, на полторы тысячи бойцов, выделялись  в первых рядах крутых, так что ж говорить здесь на воле. Еще о людях, которые раз уж приехали сюда как в ссылку, стараются выжать из нее все полезное для себя, чтобы хоть как то оправдать свое пребывание здесь, и  часто в этой гонке забывают про лица. А в них совсем другое, чем на словах.В них трезвый циничный расчет и похоть.
                О, эти лица! Морды, а не лица! Открытая книга познания. Сколько еще придется прочитать тайного, спрятанного в них. Берегитесь их обладатели, тренируйтесь перед зеркалом контролировать мимические мышцы, ибо они выдают вас и в первую очередь меня самого. Наверно не забуду слова отца, который как- то раз увидел меня пьяного в кафе с девчонкой в обнимку. – Ну, вот теперь ты хоть на человека похож! Щеки пылают, глаза горят!- заметил он.  А я думал, поругает, а он вот так, легко отнесся.  Наверно должен был поругать, это как то лучше, как будто знак его отцовской  заинтересованности во мне. Показатель  отцовской любви и озабоченности. Но он только пошутил, словно посторонний человек. Хотя он и сам тогда выпивал не меньше и что там судить, если даже бухал. А так считалось, что после армии вроде как уже взрослый.
        Вспомню, что как раз тогда вся страна махала руками и крутила головой, перед телевизором под пристальным взглядом Кашпировского! Потом рыхлого Чумака и других.
          Любил ходить пешком и ходил, по покатой плоскости, от отцовского жилища, к центру, в горку и потом с горки к автостанции. Стыдился что всегда один, но шел день за днем, думая, что совсем не один, а с отцом и с ней, а еще где то на материке мама и бабушка,  шалопай Богдан и другие парни и девчонки.  В свободные дни слонялся по Магадану в поисках внутренней музыки, словно прощался навсегда, протаптывал тропинки в свежевыпавшем снегу и понимал что вот почти уже терпение на исходе, хотя еще ничего и не начал, а его больше нет. Только, она и держит, но и она, холодна как зима.





                62.
                Что я мог!? Мог пройти Ферганскую учебку, попасть в Афган и под огнем не добежать до спасительного большого камня. Мог спастись за телом загородившего собой командира, но только вот не за что не смог бы, пока он в Афгане, трахать его жену. Хотя как сказать, как сказать. По дурости мог бы наверно в ответ ударить того же самого командира и попасть в дис.бат. Мог бы еще много чего, но Бог уберег. И вот уже даже тоскую по армии, хотя точно помню, что все  свое существование в ней в качестве  отрицальщика,  противоречило моей природе. - Надо же!- думал я. – И это результат всего одного моего поступка! То, что я вместо русского имени и отчества как советовала бабушка, взял в паспорт нерусское, как хотел отец. И вот как она и предвещала, вся моя жизнь складывается на преодолении,  предвзятого к себе отношения. А сколько бы я энергии и нервов сохранил, возьми я русское имя! С этими именами творится, какая то магия! Выбирая имя, я выбрал  судьбу! У меня был выбор, и я его сделал! Я маг! Я творю свою судьбу, сам! И только этим теперь успокаиваюсь!- Пленник обстоятельств это тоже я, а  еще жертва, чьих то мягких и коварных слов заманивающих в ласковые и не очень моральные сети.
        А  еще, зачем то помнил мельчайшую чепуху, номера домов друзей, номера телефонов куда когда то звонил, где когда то принимали и откуда провожали и это было сильной стороной. Иногда так засматривался в прошлое, что мог несколько секунд непонимающе тереть темное пятнышко на обоях, неделю назад убитого комара. Зачем я его убил!? Ну как же! Он пил мою кровь и  кроме этого все никак не хотел успокоиться и до утра жужжал! Иногда когда терпение  ждать Аню, казалось на исходе, вдруг внутри включался какой- то неведомый источник питания. И словно,  с гусиного шага,  снова переключался на быстрый, и даже на бег. Хотел быть рядом с ней. Хотел, чтоб она при мне примеряла купленные  на мои деньги обновки. Но об этом оставалось только мечтать. Оставалось только радоваться, что пока жива бабушка и мама и я могу хоть иногда слышать в трубке их родной голос, сотканный из чистейшего воздуха, а не из черного угля как в последнее время у отца.
          Наверно я ему здесь надоел, думал я и надо улетать. И улетел бы, но только снова, жду ее. В надежде, что ее жизнь,  возьмет вот так вдруг, да и пересечется с моей. Ведь я же ежедневно совершаю для этого постоянные магические действия, хотя бы и в своей голове. Ее муж уже ездил на огромном джипе. Она носила дорогие шубы и поэтому моя надежда выглядела все призрачнее. Где мне взять все это чтобы перекупить ее!? Ну почему же он вот так быстро богатеет, а я нет. Я все такой же! Ведь я же был крутой в армии!?
       Иногда проходя по вечерним улицам, и глядя в горящие окна их квартиры я вдруг осознавал, что сам не более чем кем то выдуманный персонаж. Выдуманный собой! Точно! А они все люди вокруг же, не знают и знать не хотят, что я там про себя выдумал. Они то смотрят и думают - Эх да чего там, мужик и мужик. Обычный!- А в том то и дело что не простой, а магический  человек! В душе волшебник, маг и многое хотел бы превратить по - своему. Чтобы человек не страдал понапрасну. Чтоб у него была квартира и чистый воздух под окном. Чтоб не умирали маленькие дети, и люди не убивали друг друга, а те кто попал в аварию не оставались калеками. Чтоб те, кто просит любви, получал ее точно такую, какую  представляет себе. Чтоб те, у кого не открылся парашют выжили, а те кому изменяют, не расстраивался и прощал бы, а те кто изменяет, раскаивались и еще больше любил простивших. Чтоб везде стало тепло и спокойно. Чтоб человек не предавал и не был преданным. Чтоб дети были сыты и одеты. Чтоб меньше было страха. Чтобы Бог, наконец, посетил нас и наши души, а зверь покинул навсегда! Чтоб богатый делился с бедным, сильный со слабым, а умный с не очень умным. Ой, сколько еще мог бы продолжать. Чтобы каждый нашел свою половинку и своих людей! Бесконечно! Чтоб люди могли понять друг друга. Хотя бы чтоб им было с кем говорить. И помечтав уже  стараюсь сделать шаг в разряд реально осязаемого и существующего. А попросту шепчу себе под нос то, что вижу, - Дом, дорога, автобус, мужчина, женщина, ребенок, весна, счастье, свет, тьма, друг, подруга.-
         В разное время слушал разную музыку. Бывало накатит и даже от безответной любви к Аньке, от Кузьмина и группы Мираж, реально ныл. Закрывался в своей комнате на защелку, чтоб не дай Бог кто не зашел, и твердил - Ну где же ты!? Где ? Куда  пропастилась, ведь я же тебя так люблю!- Вот тогда  впервые наверно, и захотел стать магом. Но ты не отвечала и не появлялась, как не просил. Оказывается мы и находились в тысячах километров друг от друга. Сигнал не доходил! Хеви –металл группы старой школы, уже не брали. Только голова трещала, от их треша! Эти одинокие вечера с их гибельным- сумрачным пением сжимали виски, и закрывал глаза ладонями, а раковины ушей  большими пальцами, чтобы не слышать пения сирен не дающих заснуть. Сон не шел. И снова вставал и шел на кухню встречать поздний рассвет и провожать ранний закат. Закрывал дверь на кухню и курил глядя в светлеющие небеса  с мольбой и просьбой только одного, желания, обнять ее вот прямо сейчас и держать в объятиях, долго и нежно, пока, не наступит спасительный сон, а за ним и новый день с запахом леса и высоких трав ее тела. И больше никогда никакого куриного жира с кухни, пыльного смога, а только свежий ветер и остужающая жар, речная вода, еще слабо прогретая в начале лета.

       


                63.
            Какое -то пугливое северное солнце выгнало на улицу. Тем более что под недовольное сожаление отца и директора радиостанции, снова уволился. Дома охранять пустую квартиру, и лежать в затемненной шторами комнате не хотелось. Отец на работе, а я должен ехать в авиакассы и купить обратный билет, но для этого надо выйти на улицу внушал я себе. Здесь нет леса! Наконец вспомнил  то, чего мне весь год не хватало. Здесь нет оттепелей! И похмелье здесь намного жестче, чем на материке! Только и есть что крабы и икра. Да  и после того как  увидел Аню с местным крутым хозяином ночного клуба, по имени Аслан, во мне зародилась какая то предпоследняя апокалиптическая стадия любви, когда пропадает все, и даже жалость к ближнему, в котором еще недавно души не чаял. – Блин, почему он, а не я! А где муж!? Выходит она гуляет!?- Вот тогда то и решил окончательно улететь, пока еще мог себя сдержать и не разрывать пальцами уголки ее губ и не ругать вроде – Пидараска гребанная, я бы тебя за все, за все в---ал!-
           Взял деньги и пошел в сторону остановки.  И вот  увидел ее. Она шла на встречу и когда увидела, заулыбалась.  Тысячу раз представлял нашу встречу. И вот она говорит - Ну что тогда запоминай или запиши мой адрес!- говорит мягко, так.  Спохватываюсь, ища ручку, потом вспоминаю, что и так знаю, где она живет, и только делаю вид, что запоминаю!
        А сейчас!? Как будет сейчас? Во мне сразу все оттаяло. Ну как, как же мог на нее злиться, ведь это ее право быть с Асланом или еще с кем, а мне хватает даже  того, что она улыбается. И все! Ее походка немного другая, чем всегда, да и лицо!? Она нетрезва! Бухая!-прострелило меня. – Привет! Ты куда!?- -Да так вышел.- ответил я. – А у меня знаешь сегодня день рождения. - - Да,  поздравляю!- - А может, отметим!? Вместе!- - С удовольствием только?- - Что?- - Подарка нет!- - Ничего! От тебя мне не нужен подарок! Идешь?- - Конечно, только куда!?- - Ко мне. – О таком я  не мог даже мечтать. Значит, у нее действительно, что то с мужем. И не спроста она, с Асланом по вечерам. Ну и гуляла бы, а от меня- то ей что надо! Наверно скоро узнаю.- - Сейчас сказал я и побежал в магазин купить цветов. Она сделала удивленный вид, но было видно, что ей приятно. И купив еще торт, мы пошли к ней. Я честно не помнил когда ее день рождение, но больше меня волновало, где ее ребенок, а спросить  не решался. Но вдруг она словно что то вспомнила и начала ругать себя - Дура, дура ! Забыла совсем Ванечку  из садика забрать! Послушай Сашка, давай так сделаем. Я заберу ребенка, все приготовлю, а ближе к вечеру часам к восьми приходи!- -Ну наконец подумал я и про ребенка вспомнила.  Ответил, что ничего, конечно, так и надо, так и правильно, в восемь так в восемь.
          Пока ждал вечера, сам на сам угомонил четверку. А когда пришло время быстро собрался, тем более, что идти было не далеко. Встретить мужа  не боялся, но так слегка скребло, если только слегка, думая, что раз уж приглашает, значит его там, и  близко нет. Но волнение все равно пробивало, даже сквозь выпитую бутылку, почему то вспоминал своего ротного и его жену.  Аня открыла дверь и приложила палец к губам. – Ребенок спит. Это даже лучше - решил я.
 Прошли на кухню, а там, на столе стояла бутылка  коньяка, мои цветы и уже начинающее остывать картофельное пюре, салат оливье и жареная  курица.- Будем водку? Или коньяк?- Я бы водку!- заметил я, ее то хоть компотом можно запить.- - Ну давай. - и она вытащила из холодильника водку. Дальше налили, я ее поздравил и даже поцеловал в щечку. Она не отпрянула. Вот и хорошо, оба бухие, и не так страшно. Только вот где муж!?- снова подумал я. И тут она словно слыша мой вопрос, сказала. – Муж улетел в Питер. С секретаршей.- и такое сожаление просквозило в ее голосе. А я молча пил и думал - Что вот так по бухне встретится с ней, после стольких лет обожания и надежды, это ли не смешно и трагично одновременно. И какой я после этого маг! Мог бы устроить встречу и поромантичней.  Да и встреча наша произошла только от того, что у нее произошел разлад с мужем. Но в тоже время злорадно думал, что уж сегодня то точно с ней все получится. И теперь я ее не буду ласкать, и беречь, а буду несгибаемо сильным.
                После выпитой бутылки,  сидя на кухне, уже во- всю целовались. За неимением водки открыли коньяк. Пили его. Каждый заливал свою горечь. Как кончился коньяк, начали раздевать друг друга. Получалось надо сказать гармонично и как во сне.  Уже был до того пьян что острота восприятия потерялась, и ее прекрасное гладкое тело, объяло и не отпускало вытаскивая из провалов и помогая не сгореть в алкогольном пекле. Происходящее с ними, в какой- то момент достигло такой мощи, что разбудило ребенка, и это было как холодный душ. Аня освободилась от объятий и так голая пошла, качать кроватку. Ребенок  не унимался, и она продолжала катать. Я же подошел  сзади и снова обнял. Она не сопротивлялась, а только от чего то начала рассказывать про мужа. Что как только его дела пошли в гору он сразу изменился.  Стал холоден и почти не уделял ей внимание. Так под его механические движения она продолжала рассказ про рыбу, крабов, водку, золото, про хитрую секретаршу – любовницу мужа. - Ее гложет обида! – И вдруг понял, что ее  рассказ это оправдание, почему она сейчас со мной! Вот оно что! Назло мужу значит, пока он там в Питере с секретаршей кувыркается, она ему тут  устраивает.- Ну что ж так даже лучше. Раз ноль для нее, значит и ноль, и больше никакой надежды и магии! Всему капут! Во все дыры! Наконец она укачала дитя. А я так и не закончив пошел в душ. Пока мылся, ребенок снова капризничал, и ей пришлось готовить смесь. А я оделся и попрощавшись ушел и она даже не предложила остаться. Она тоже, что то поняла.   А я  тем более ну, наконец, понял слепец! Нет в ней ничего особенного! Нет! Пелена спала, а он почему то вспомнил, идя по пустым ночным улицам, как когда то на картошке в технаре она послушно села к нему на колени.- Что ж такова жизнь. Возможно, будем встречаться, когда мужа не будет, но так обидно, аж до жути.




                64.
                Так продолжалось около полугода. Муж летал в командировки каждый месяц. Она звонила и мы встречались. Потом муж, что то  узнал и в один из дней подал на развод и в добавок, забрал у нее сына. Она держалась стойко и как будто не сильно расстраивалась. Только ее внутреннее напряжение перехлестывалось и чувствовалось не только в словах, но и в сексе появилось какое то остервенение. В глазах ее поселилась бессонница и грусть, периодически сменяющаяся яростью и истерикой.Она чесалась!
 Сань, ты же меня любишь! Я знаю!? Ты же хочешь, чтоб я осталась с тобой!- как то, стоя у окна, и нервно куря то ли спросила, то ли подтвердила она. Хотел ответить, что любил! Но промолчал и ответил – Ну да!- - Ну да!? Любишь, любишь, я знаю! А поэтому поймешь.- - Постараюсь!- -Понимаешь, мой муж, мало того, что предал. Теперь еще и забрал сына, а к тому же еще все, все, что мы вместе по закону нажили. Да ладно деньги, он хочет лишить меня покоя! Ты должен помочь мне! Как? - подумал он. Я хочу убрать его, слышишь! Чтоб его совсем не стало! А тогда все решится, правильно! Тогда  сын останется со мной! И он его наследник! А я его опекунша, а там будь оно не ладно, я тебе скажу, всем хватит!- Повисла пауза.
           Растерялся от такой тирады, но сразу, 100% знал, что ради нее не стану могильщиком мужа. Моя любовь к ней ослабла сразу, в то первое наше свидание, когда она впервые пожаловалась, что муж ей изменяет.- Ну что скажешь? Спросила она. Я молчал.- Ну что сможешь ради меня и себя!? Тогда мы сможем быть  вместе!- А я молчал и не знал что сказать.- Ну что скажешь!?- нетерпеливо повторилась она. - Надо подумать, ведь это не комара прихлопнуть.- ответил я. - Да не комара. Ладно, подумай только недолго!-  разочаровано заметила она. А я думал.- Если б она несколько лет назад это предложила, я б пошел. Пошел  без слов, но сейчас, когда  увидел ее в другом свете. Да еще с Асланом!  Как то незаметно и без слов я собрался и ушел. Но уже  знал что на совсем! Она же не знает, что несколько раз видел ее с Асланом. И он заходил к ней также как и я и не выходил допоздна, и это каждый раз бывало после наших с ней встреч. Шлюха!- всегда помнил техникум и Рафика.
        Дома решил.- Нет,  не готов  с такой же силой и яростью  как раньше, потакать своим желаниям. Это как цепная реакция, одни желания вызывают другие, и затем образуют целую цепь, которые в свою очередь  требуют от тебя чего -то существенного и необратимого. Требуют самопожертвования ради них, и уже неизвестно, призваны ли они служить тебе, или ты стал их рабом. Раб желаний! И живешь в постоянном страхе и гонке, что один день не сможешь выполнить их растущих запросов. Ты как запряженная лошадь, вместо того, чтобы резвиться на зеленых лугах, вынужден тянуть ярмо, если не своих, то чьих- то желаний, чтобы поддержать статус, свой вес и так дальше. И постепенно жадность, лживость, обвивают как вьюны и тебя уже за ними не видно, а виден всеядный и неуязвимый проходимец, умеющий правильно рассуждать на разные темы и умеющий жить в этом грязном болоте, как в чистейшем роднике. Ну что ж на зеркало пенять, какое есть общество, в таком и живем. И вот еще производная желаний, зависть, жжет внутри, стремлением обогнать, и даже сильнее заповеди - Не убий.- -Убью!- говорит, если потребуется и глазом не моргну. И убивает, сначала мысленно, но уже готов и по- настоящему. Вот только сидеть не хочет и ищет алиби. Считает себя санитаром леса и готов уже кой кого отстреливать и расчищать пространство среднерусской равнины или еще какой. И что это как не крах, ценностей. Что это как не крах всего! И произошло это незаметно, но уже неясно, должно было произойти, или была записана в генах их воинствующая нетерпимость. А скорее некомпетентность руководства! Вот почему все чаще происходят срывы то тут то там и некие спокойные люди вдруг начинают налево и направо убивать из винтовок или пистолетов себе подобных. Это срыв! Срыв и ничего более! А все потому что власть слабаков, объеденившихся в государство, т.е. большинства угандошила власть и силу отдельной личности. Свела на нет, своим конформизмом и глобализмом! А от этого то кажется и вся неразбериха, но только кажется.От этого только лучше должно было стать, но кто то проспекулировал.
         Здесь он встряхнулся и набрал ее домашний телефон.- Алло- Она взяла трубку и спросила – Ну что скажешь!?Боишься?- - Нет не боюсь, но знаешь, хочу предложить другое, единственно верное решение. Я помогу тебе забрать  у него ребенка и мы полетим домой и там начнем новую жизнь. Вот и весь план! А гасить его из -за денег я не буду. Глупости все это! Дурь! - - Ага! Понятно! А трахать меня сзади это нормально! -  истерично закричала она- Тогда прощай, амиго, пока, нам с тобой не по пути. Хотя какой ты амиго, ты трус !- - Но это может для тебя плохо закончится!- крикнул я, но в ответ только услышал - Это мои проблемы, прощай! Ты разочаровал!-
          А еще через неделю так и не дождавшись денег арестованных о.б.х.с.с., я улетел. Через несколько месяцев, когда звонил отцу узнать про деньги, он сказал что мою знакомую, нашли мертвой в туалете ночного клуба принадлежавшего Аслану, с диагнозом передозировка наркотиков. Оставалось только догадываться, что могло произойти. Возможно, Аслан подсадил ее на наркоту. А еще возможно, что после меня она обратилась с таким же предложением к нему, а тот мог о ее намерениях рассказать мужу, который был его знакомым. И возможно они переиграли по- своему. Ему стало, до слез ее жаль. Заблудившаяся овечка, среди  волков. – Дурочка, что же ты!? Куда же ты!? – причитал я. Слезы текли и текли.
        Дальше по всей вероятности моя жизнь должна была пойти, по бугристому дну девяностых, если б в один из дней  не встретил Аниного мужа, с секретаршей и с Асланом, в Питере. Вы скажете, так не бывает!? И я соглашусь с вами, но я же говорил что маг! И к тому же у меня был опыт В.Д.В. Правда маг я не профессиональный, и поэтому хорошо запомнил от Ани в какие дни и недели каждого месяца ее  муж летал в Питер. Так же знал, что он летал не пустой, а с золотым песком, а обратно забивался наркотой.  И поэтому как маг, решил не начинать сразу с работы строителем, которую уже почти освоил в Магадане, и не торговать всем, чем можно как пробовал раньше, а как требовал от меня долг, рассчитаться за Аню и заодно забрать у них, все что найду, но для этого я должен...








                65.
                Оказалось, что Аслан работал с мужем Ани в одной связке. Ох уж эти интернациональные бригады. После того как  в номере гостиницы Северная, выстрелил в Аслана и ранил ее мужа не желавшего расстаться с деньгами,после чего приказал секретарше отдать все что есть. Оказалось,  больше чем рассчитывал, и к десяти кило золотого песка получил еще около ста пятидесяти тысяч долларов. С таким уловом я мог, какое то время не парится о заработке и залечь на дно. Мужа добивать не стал. А Аслан кажется сразу, зажмурился и поэтому я должен был как можно резче делать ноги. Что и сделал, заранее продумав отход, но где то в глубине, понимал, что теперь спокойствию наступил конец. Хотя лицо мое никто не видел, так как был в маске, все равно терзали сомнения. Да я основательно подготовился. Но не стал добивать мужа, потому что Анькиного Ванечку, стало жаль. Не хотел, чтобы его в детский дом отдали. Хотя по- началу решил, что завалю мужа, а Аслана не трону, но тот сам дернулся, за что и получил. Единственно кто мог узнать, это была секретарша, которая могла запомнить глаза и голос, но это тоже было маловероятно, хотя и муж мог, откуда мне знать.
         И вот мечта посмотреть мир, поехать в теплые края исполнилась. Жаль что таким образом. После Магадана это стало особенно актуально. Совесть мучила но не сильно, так как поквитался за Аню. Только курить стал больше.  Прежде чем ехать  решил съездить на отцовскую родину. И вот оттуда по телефону  узнал от мамы, что мной интересовались, какие то люди. Кто эти люди, понял сразу и попросил маму быть осторожней и по возможности уехать жить к бабушке. Она так и сделала. Как они вышли на меня не знал, но понял что у них очень большие связи, и не менее большие, кровожадные мозги. И тогда,не желая рисковать, уехал из страны.
            Дальше они еще сильнее, наверно, искали, но меня там уже не было. Лежа на полу, и глядя в голубую стену небесного цвета, закиданную снежками облаков, я думал. – Зачем это сделал!? И сам же отчитывал. Потому что как в армии, в один момент, снова надоело быть терпилой! Надоело! И теперь, меня сразу воротит от таких приставаний и вопросов. Вот сделал и все! А они теперь ищут, а я прячусь. Игра в прятки! Иногда конечно снятся ножики в волосатых руках. В этот високосный год в обще многое не так сложилось, как загадывал. Было ощущение что кто то дышал и жил за меня. Но мне плевать! Я в шоколаде! Их сделал и не жалею об этом что бы не случилось. Кто то живет, а кто то умрет. Вот Ани и Аслана уже нет. И как будто никогда не было! Я  пока живой, но за мной погоня. И куда не глянь вокруг много красивых женщин. Можно конечно пробовать ухаживать за ними, но что то тормозит, страх наверно.
     Пир Ваалаала уныл и грустен. Непонятно кто кого хочет и за что!? Люди у нас если пьют, то напиваются, а здесь не так. Не интересно! Я же не умею пить и поэтому, пас. А порой так хочется нажраться в хлам! Но терплю и прячусь. Вечерами по влажной траве забавно скачут зеленые лягвы и всходит папирусная Луна. А человека нет!Был и весь вышел! Человек вроде, кажется что есть, но это только,  кажется, а на самом деле его нет, человека нет, а вот Бог есть, и он как огромный питбуль, каждый раз проглатывает продолжение, чего то стоящего, и, на самом интересном месте. Рядом женщины кудахчут вокруг нетрезвых мужчин. Кто то лечит, кто то любит, а кто - то хочет убить, и лишить  возможности видеть звезды, загадывать желания, тянуться за зеленым яблоком через ограду, да и просто сидеть на лавке и высматривать наготу. Эх женщины, хищницы!
          А красавицы все зазывают и зазывают в объятия, но держусь, представляя их перекаты и влажные низины, вспоминая, что уже так было и плохо кончилось. Хоть и уговариваю, что мне все равно, все же прислушиваюсь к звукам проезжающих машин. Это не моя погоня. И это не моя, последняя песня!? Хотя чувствую она все ближе. И уже иду. Иду к ней на свидание. Чтобы прижать к кухонному столику и задрать подол. А только страх свербит и не решившись ухожу, прихлопнув на ее плече зеленоглазого шершня. Назло всем, обгораю на солнце, но мне все не по чем, уж лучше пусть положат меня в гроб загорелого. Я сыт и грустен, но меня опять кормят. Снова ем! И молчу. Не с кем поговорить по душам. Кажется, что лопнет живот, а с ним и противная тишина одиночества. Ох уж эти красавицы и их отравленное вино. Здесь на юге все другое. И похоть многократна! У красавиц почему то охрипшие голоса, словно они болели за футбол. Где я? В Италии! Испании? Марокко!? На Кипре? От скуки иногда вою, и проклинаю кресло, которое засосало и не выпускает. Рядом болеют,выздоравливают, рождаются и умирают, а я сплю и купаюсь, и прожигаю глазами белую ткань неизвестности, за которой трудно представить что… грех, страх и сладость. Теперь я долго не забуду Аньку. Никогда! Отъезд всегда грустен и одинок. Собраны вещи но.
       И вот она подошла и улыбнулась. Вот эта улыбка может, наконец то любовь или страсть которую  жду, обрадовался, я ее улыбке. Дальше пока она вынимала пистолет,  успел подумать, что это почти как у самураев! Почему у самураев, они же не убивают по закону кровной мести! А она такая сладкая эта спелая алча, и так метко стреляет, в только что съеденный бульон, спрятанный в теле, а потом и в сам, мозг. Ну гаси же, гаси, свет, красавица, не тяни! Кричу я, умоляя! А она тянет. И чтобы не быть застигнутым с ней наедине, в костюме Адама,  вспархиваю как лесная птичка. И уже не на что не имею право, даже на ее лоно. Я мертвый голый маг, а поэтому во мне больше нет, не слов, не эмоций, ничего постороннего, только вечность!
      Но как наверно поняли, это снилось! А если даже нет, то я же метис и еще к тому же маг и поэтому сделать, то что захочу, только одной мыслью, которая по счастливому стечению обстоятельств свободна от предрассудков, для меня проще простого! Выходит я медиум! Маг умер, а медиум продолжает жить. Да здравствует живой медиум! А Аньку все же убили и я ищу оружие и собираюсь в Питер, пусть пока и в снах.