СОН

СОН.
Более странного сна Огнев в жизни своей не видел, по крайней мере, до сих пор. Как знать, вся жизнь впереди, и, возможно…хотя, едва ли…
   …
Олег шёл по Красной площади. Площадь - пуста. Огнев очень медленно, но верно продвигался в сторону Мавзолея. Возле Мавзолея - никого, ни почетного караула, ни туристов, ни милиции. Олегу почему-то не показалось это странным. Он пошел чуть побыстрее, словно чувствовал, что куда-то опаздывает, на какую-то очень важную встречу.
 
 Впереди замаячила высокая фигура в шинели очень старого покроя, похоже, ещё царских времён. Фигура приближалась не очень быстро, приближалась, чеканя строевой шаг; делалась чёткая отмашка; красавец-карабин не раскачивался из стороны в сторону, а прямо-таки плыл корабельной мачтой. Вот солдат почётного караула Мавзолея практически поравнялся с  Олегом. Огнев был крайне удивлён, точнее, сражён двумя обстоятельствами: во-первых, караульный почему-то маршировал один (вопреки всем правилам - каждый из нас знает с пелёнок, что караульных, которые идут на смену - двое, как, впрочем, парой стоит и караул, ожидающий смены), во-вторых, личность статного бородатого красавца в шинели покроя царских времён была ему, Огневу, чересчур знакома - караульную службу нёс … последний из династии Романовых - Николай Второй. Огнев шарахнулся в сторону. Как-то так получилось, что Олег бросил взгляд в сторону Мавзолея… На том месте, где должны застыв, словно восковые фигуры музея мадам Тюссо стоять часовые, у входа, а точнее, в проёме стоял бывший вождь мирового пролетариата (ныне покойный, как вы знаете) Владимир Ульянов-Ленин.
   
«Ну и чертовщина», - только и успел подумать Огнев.

- Вот именно, чертовщина, товарищ Огнев, - прокартавил тот, кто живее всех живых.
   В этом обстоятельстве Олег был теперь уверен гораздо больше, чем в сопливую октябрятскую бытность.

- Чер-тов-щи-на!- Раздельно произнёс Ильич. - Почётный караул шляется чёрт знает где, а службу несёт какой-то полупьяный белогвардеец или махновец - не понять сразу-то! Ба-ба-ба! Знакомые лица! Кока! Вот, право, не ожидал! Тебе-то что не лежится? Тебя хоть через восемьдесят лет по-человечески похоронили, в отличии от меня, разнесчастного. Решили из вождя мирового пролетариата сделать куклу, идола, фетиш! Ну, удружили, мать их! И ведь столько лет доказывали этим краснобрюхим остолопам, что не по-христиански это - нет, не понимают, нипочём не понимают! Заставь дурака богу молиться - так он себе лоб разобьёт, так и они, словно ослы. упёрлись - нельзя, нужно увековечить! А зачем, голубчик Огнев, зачем? Смысл? Вы как полагаете, батенька?
   
У Огнева язык присох к гортани. «Слишком высокий сахар!» - откуда-то сверху услышал он голос своего врача.

- Да я, собственно, согласен с вами, Владимир Ильич, - робея, словно школьник на ленинском уроке ответил Олег.

- Вот и ладненько! Приятно иметь единомышленников среди интеллигенции! -радостно  воскликнул Ленин. - А ведь Сталин, негодник, значительную часть данной прослойки выбил, остались одни идиоты. Я утрирую, конечно, голубчик, умных людей всегда в России было много. А я ведь говорил, предупреждал, в завещании даже написал - нельзя Сосо Джугашвили у руля нашего пролетарского государства ставить! Не послушали, мер соответствующих не приняли! Результат не заставил себя ждать! Кока! - Ленин обратился к государю, - батенька, чего вы в одиночестве по Красной площади слоняетесь? Где охрана-то? Вот бездельники! Это преступная халатность. Николаша, дружочек, вы не очень сердитесь, что я с вами тогда, Великой Октябрьской Социалистической не очень гуманно обошёлся? Ну, батенька, поставьте себя на моё место…

- Вольдемар,- Его Величество Государь Император опершись на карабин обратился к Ленину. - Мне бы нужно вас не по Разливам и Шушенским ссылать, а повесить, как мне тогда советовали - я имею в виду время, когда всё это только начиналось, а ваши революционные игры никем всерьёз не воспринимались - повесить на фонаре вниз головой, да и вся недолга… где-нибудь на людном месте в назидание другим поколениям «товарищей». Что поделаешь, - царь вздохнул, - мне всегда не хватало твёрдости в решениях и поступках - уж теперь-то я могу признать это… Семью жаль, детей - особенно, супругу-то не очень, если быть до конца откровенным…

- Да, Кока, - согласился Владимир Ильич, - здесь вы совершенно правы. Вы супругу свою приструнить не смогли; да и с Распутиным следовало разобраться сразу и всерьёз. Совершенно не понимаю, отчего этого человека все так боялись?

- Полноте, Вольдемар, Гришка действительно имел вес в обществе, а боялись его за некоторые мистические качества, боялись страшно… А что касается супруги, Вольдемар, так вспомните, где вы свою Надин подобрали? Если не ошибаюсь, в заведении под красным фонарём? - Государь говорил об этом не только без злорадства, но и почти без эмоций.

- Ну-с, батенька, и на старуху бывает проруха, - совершенно не смутился вождь мирового пролетариата. - К тому же вы знаете, вернее, потом уже, в наших кругах, - Ленин окинул взглядом Красную площадь и Кремлёвскую стену, - узнали. что Надежда Константиновна была мне другом и соратником до конца дней моих и даже после кончины… так что…
   
Внезапно тучи затянули небо; все задрали кверху головы, но вместо ожидаемого дождя, рядом с ними материализовалась неказистая фигура вождя всех народов. Бурки на ногах, френч военного покроя, неизменная трубка…

- Я думаю так, товарищи. - Сталин покосился в сторону последнего российского императора и добавил ехидно, - и господа, конечно… Весь этот абсурдный спор не имеет никакого смысла, тем более теперь. В мире полно других проблем, особенно в нашей стране, и мы могли бы объединить наши усилия, совместно с нашими товарищами, - Сталин махнул рукой в сторону Кремлёвской стены, которая пестрела табличками с фамилиями всевозможных выдающихся личностей (хотя, вопрос, конечно спорный. - примеч. автора) - мы могли бы нашу колоссальную энергию, - Великий Грузин примиряющее-хитро улыбнулся, - использовать в мирных целях, как говориться. Люди, - продолжал Сосо, - при всём при том, что наш строй сохранился, победил в нужный момент, несколько отошли от идей марксизма (Иосиф Виссарионович презрительно хмыкнул) -ленинизма. Именно так, да… Судите сами - частично введён частный капитал; резко уменьшилось число колхозов и совхозов; похоже, об обещанном социализме во всём мире все давным-давно забыли, а уж об обещанном этим хитрым и наглым хохлом Хрущёвым, коммунизме,  - тем более…

- Да я бы показал им всем Кузькину мать, но сами понимаете, обо мне теперь только тогда вспоминают, когда сеют или убирают кукурузу… Я-то, в своё время дал понять, что это продукт очень полезный и нужный, а мои шестёрки, педерасы, принялись эту культуру чуть не под автоматом по всей стране сеять. Слава богу, что хоть до станции «Мирный» не добрались.

- Да, батенька, дров вы наломали немало, хотя, в принципе, мне лично ваша политика импонирует. - вставил Ульянов.

- Засранцем ты, Никита, оказался, трубя на весь мир о моём «культе личности». Да и с Берией ты явно погорячился. Он хоть и бабником был (у каждого свои недостатки, слушай!) отъявленным, да дело знал своё. Ум у него, правда, больше европейский - экономику он по их меркам видел, например; да ведь поумнее тебя, Сергеич. – Сталин прищурил глаз.

- Я хоть и крестьянин полуграмотный, - обиделся Никита Сергеевич, - да помыслы и дела мои от души, от сердца шли…

- Да ладно вам ссориться, товарищи, - чмокнул кто-то рядом вставной челюстью. - Тем более, что вряд ли мы здесь с вами придём к общему знаменателю…кх…гм…м-да… На всё у каждого своё мнение, изменить его никто из нас не в силах, хотя…кх…гм…пленум, конечно, собрать можно…

- Ты уже собрал один раз, когда я на даче отдыхал. Вероломно ты поступил, Лёня. Глаз бы тебе за это на жопу натянуть следовало бы… Да куда уж теперь…За пенсию спасибо, пенсия, можно сказать, профессорская. Только мог бы я пользы принести несравненно больше…А пенсия-то мне теперь до сраки… Вот так-то…

- Хватит тебе, - перебил Хрущёва, гневно сверкая очками, невесть откуда взявшийся Берия. - Кто бы о вероломности говорил, ишак ты паршивый. Кто бы мог подумать, что этот скоморох в шароварах, вечно под дурачка косящий, такую бяку замыслил…

- А ты, ты…- Хрущёв задыхался от гнева и обиды, - ты ещё хуже, чем москаль - ты чурка!

- Ну, голубчик. Это уж вы хватили. - Устыдил Ленин Хрущёва. - У нас, батенька, все равны - все народы дружат…

- У нас дружат только те шестнадцать  баб, которые вокруг Фонтана Дружбы Народов хороводят, - зло отрезал Никита Сергеевич.

- Послушайте мнение со стороны, - в спор внезапно вмешался до сих пор молча и внимательно наблюдавший за происходящим стихийным диспутом на высоких тонах, Огнев.- Я очень долго следил за ходом вашего диспута, и думаю, что тоже, невзирая на то, что выдающимся политиком никогда не был, и, надеюсь, что не буду, я всё-таки имею право голоса в этом грандиозном спектакле…

- Гм…кх…ммм…кто это?- Вскинул очки Брежнев (вместе с лицом, понятное дело)
- Это, товарищи, - вполголоса пояснил Ленин, - человек, который заслуживает всяческого внимания. Он с группой единомышленников однажды попытался изменить ход истории. Весьма оригинальным способом, заметьте…Оригинальным и очень эффективным, но…

- Что же ему помешало? - поинтересовался Леонид Ильич.

- Не «что», а «кто», - поправил своего тёзку по отцу Ленин. - Кока, со свойственной ему нерасторопностью. Даже я, ради того, что хотел и мог сделать этот человек, поступился бы своими идеалами и принципами. Сейчас мы были бы впереди всех. Вы даже не представляете, насколько! Мне Николя рассказывал.

- При всём моём уважении к присутствующим, я попросил бы перебивать меня пореже…

- Прошу простить меня, милейший Олег Васильевич, - склонил голову набок Ильич-старший, - хотя, скажу прямо - насчёт уважения к нашим персонам я сильно сомневаюсь…

- Благодарю за откровенность. Товарищи и господа!

- Это что ещё за обращение к коммунистам?- чей-то гневный фальцет возмущённо дрогнул.

- Если не ошибаюсь, товарищ Андропов? - насмешливо спросил Олег. - Э-э-э…Юрий Владимирович?

- Да, - подтвердил обладатель худой и невысокой фигуры. - Именно. А теперь, давайте разберёмся, кто вы такой, и, я думаю, призовём вас к порядку определёнными действиями, как-то:…

- Знаю, знаю. Не даром вас в народе прозвали Юрием Долгоруким. - Огнев засмеялся. - Только зря вы так волнуетесь и напрягаетесь - в вашем состоянии не грех поберечься…

- Молодой человек, не хамите Генеральному секретарю, - тяжело, с присвистом дыша, держась за Андропова, гневно сказал Константин Устинович Черненко.

- А-а-а! Последний из могикан! - Огнев затрясся в беззвучном смехе. - Я не хамлю, дорогой Константин Устинович. Знаете, за что я вас уважаю? Вы ведь не хотели идти на этот пост, принимая во внимание тогдашнее состояние вашего здоровья. Вас принудили…

- А что я мог сделать, молодой человек? Ваше счастье в том, что вы здоровы и молоды. Вы совершенно не представляете, что такое быть старой развалиной, когда тебе помогают ходить…А все эти поездки? А смена часовых поясов? Ох!...
            
- Я вам очень сочувствую, Константин Устинович, но что касается моего здоровья, так хочу вас разочаровать: в свои тридцать пять я заработал диабет.
-
 Надо же, такой молодой, - враз выдохнули Брежнев и Андропов, - коллеги, если так можно выразиться…

- Так вот, товарищи, была у меня реальная возможность круто изменить жизнь в Советском Союзе. В лучшую сторону, разумеется. Каким образом? Почему мы остановились именно на этом варианте? Да потому, что все беды наши пошли - основные беды - после революции одна тысяча девятьсот семнадцатого года! Конечно, в России дураков, воров и плохих дорог хватало всегда, но после прихода коммунистов…

- Иными словами, товарищ, - медленно начал Хрущёв, - мы все ваши заклятые враги, так прикажете понимать?

- Никита, захлопни пасть, - не очень вежливо попросил Лаврентий Берия, - не мешай слушать - прения в конце.

- Большое спасибо, Лаврентий Палыч, - поблагодарил Огнев. - Я продолжу. Я встретился с императором - что этому предшествовало и как это получилось - отдельная тема. Как только я его не убеждал, какие только доводы и доказательства не использовал! Я привёз с собой даже учебники истории, предметы современного обихода, лекарства, передовые технологии…Всё попусту, псу под хвост! А теперь…Мои товарищи - уже давно - настаивают на варианте номер два.

- Батенька, - вздохнул Ленин, - не подумайте, что я вас отговариваю нз-за того, что дело касается меня лично, хотя и это играет свою роль…Террор - последнее дело - риск для исполнителя огромен, а толку мало. Поверьте моему печальному опыту - так погиб мой родной брат - Александр. А что это изменило? Да и можно ли Коке что-либо втолковать?

- Знаете, что, голубчик, - сказал наконец Николай Второй, - я очень сожалею, что так вышло…Но даже сейчас, я не уверен, что после второго вашего посещения…Для меня это императорство, как кость в горле…Корона упала с неба на человека, который не может и не хочет управлять таким огромным государством, как Россия…Девяносто девять человек из ста повертели бы указательным пальцем правой руки возле виска - в мой адрес…Таков я есть, вернее, был…
   
Вдруг стало темнеть. Фигуры присутствующих расплывались и теряли форму…Исчезли вовсе. Остался только чей-то тягучий шёпот, интонацией своей напоминавший голоса всех мёртвых политиков одновременно:

- Его самого нужно устранить, да побыстрее. Кому мы это доверим?
   
Огневу стало тяжело дышать. Всё, что окружало его сейчас, стало как бы плотнее, и давило со всех сторон. Он понял - это энергия всех бывших «царей» - какая разница, как их называли при жизни - суть-то одна…


- Нет! - Огнев отмахнулся. - Этого нельзя делать! Я не принадлежу себе! Я не могу не оправдать доверия этих людей - на меня возложена великая, глобальная задача! Да и не можете вы этого сделать потому, что вы все - прах, тлен, труха! Вас давно нет!

- Время - вещь относительная, - философски подытожил Ульянов.
- Сейчас увидишь, гнида империалистическая! - вторили друг другу голоса - то громче, то тише. Фраза эта прозвучала раз сто, не меньше, на разные голоса. Фигуры давно умерших политиков вдруг вновь проявились, и, сомкнувшись плотным кольцом, подходили всё ближе и ближе к Олегу. Огнев почти ощущал их физически; ему стало дышать ещё труднее…А чуть поодаль, разведя руки в стороны, с виноватым лицом стоял последний из российских императоров, даже не пытаясь защитить Олега. Карабин л6ежал рядом с царём, на брусчатке…Огнев хотел было крикнуть Николаю Второму, что не помешало бы пальнуть из карабина, хотя бы для острастки, но его горло стиснула чья-то стальная рука…
«Всё. Конец. Как всё глупо…Ничего себе покойнички…» - Огнев проснулся.


       Глава из романа "Мы, Николай Вторый..."