Вирши на Древние Темы

АБСТРАКТНАЯ ЗАРИСОВКА НА ТЕМЫ КАМЕННОГО ВЕКА

У мезозойской у тропы
(А дело было в мае)
Сидели питекантропы
С трудом соображая.

И удрученно пальцами
В носах копались потных.
Война с неандертальцами
Испортила охоту.

От питекантропов придя
К неандертальской двери,
Принц хочет с дочерью вождя
Съесть мамонта в пещере.

Три дня, отпущена вождем,
Падлюка пропадала.
На третью ночь уже с дитем
Без памяти вбежала.

Посол был парень из простых.
Он, потребимши пива,
Летел в пыли на почтовых,
Запарковал их криво,

И вдруг вождю он преподнес,
Ни капли не робея,
Не очень грамотный донос
На ихнего злодея.

Как только солнце жирное
Скорежилось за бором,
Те, что казались смирные,
Вдруг зарычали хором.

Поскольку жрали лишь блины
И чай из тухлой розы,
Как звери были голодны,
Смелы как паровозы.

Кто смеет женщин обижать!
Не тычь, отрежу палец!
Не десять раз вам повторять!
Сказал неандерталец.

Ну ты, орясина, однюдь!
В ответ ему сказали,
И, шибко почесамши грудь,
В атаку побежали.

Не знаю, кто был в правоте,
Нам издаля не видно.
Но вымерли и те, и те.
Вот это и обидно.

И, знаю точно - у тропы,
Один другого краше,
Сидели питекантропы
И ели простоквашу.

ПЛАЧ ДОИСТОРИЧЕСКОЙ НЕГОДЯЙКИ

Я сидела у закат-
ной реки,
И стирала я, обрат-
но, портки,

Подошел ко мне эрек-
тус, красив.
Предложил с ним выпить а-
перетив.

Я естественно соглас-
на была,
И эректусу неглас-
но дала.

А эректус меня бил,
Удалец,
И к другой все уходил.
Вот подлец.

У реки построил дом,
И живет.
Прихожу, он кулаком
Меня бьет.

Не желаю, дура, слышь,
Тебя знать.
Ты фигурою не выш-
ла, видать.

Я лежу, что твой матрац
В неглиже.
Мне не десять, а пятнад-
цать уже.

Думал он, что, мол, утрусь?
Никогда.
Но для чего такая грусть,
Господа?

Я сама себе на кам-
не сижу,
Кроманьонцу завтра дам
И рожу

Двух бандитов. Подрастут -
И к реке.
Пусть хоть раз ему дадут
По башке.


ИЗ РИМСКОЙ ЖИЗНИ

Бестрепетный Руфио, статный и знатный,
К вечерней прогулке оделся опрятно.
Стараясь в округе не встретить знакомых,
Шагнул он под арку публичного дома

И вот

Стоит он, согнулся, и страждет без меры.
Лежит перед ним, раскраснелась, гетера
И молвит злорадно, 'Патрицию тяжко!
Тосканская тога, афинская пряжка!

Грядет

Отмщения час, он же час пониманий
Вины и провинности. Долгих страданий
Конец настает. Не получишь отсрочку!
О Руфио! Любишь ли варвара дочку

Досель?

Жену свою тайно пристроив в борделе,
С дикаркой играешь в семейной постеле,
Но знай же, развратник, растлитель негодный,
Вернешься сегодня - найдешь ты холодной

Постель.

Кинжал я воткнула в живот ее влажный
Раз десять! За двадцать сестерций продажный
Слуга подождал, чтобы окоченело,
И в Тибр опустил бездыханное тело.

Иди!'

Патриций заходит в таверну. И пьяный,
Расстроен, в обнимку с колонной Траяна
Стоит. А на утро гонца принимает.
Сенатор по делу его приглашает

К восьми.

Задумчивый Руфио медлит мгновенье,
Но вскоре идет принимать омовенье
И свежую тогу надев, выступает
На улицу. Быстро к Сенату шагает

И там

Доставить ему предписали депешу
В Афины. Обратно он шествует пеший,
Прислуга ему колесницу подводит.
Он едет на пристань. На палубу всходит

И сам

Проверил гребцов. Задремал на досуге,
И в Грецию следует. Парус упругий
Вздувается. Весла работают дружно.
Депешу доставил. Есть время, и нужно

Ему

Зайти к Архимеду, в театр, и на рынок.
В читальне надежности мудрых афинок
Доверил записку надменный Антоний
О статусе бывших афинских колоний

В Крыму.

Тут Руфио бегло записку читает,
А к ночи, поел, в гордый Рим отплывает.
Сидит он, задумался, рядом с гребцами.
'Гребите, ребята. Да будет же с нами

В пути

Нептуна с трезубцем приятность и воля.
Республики нашей счастливая доля,
Где каждый уважен хоть самую малость,
И даже плебеям чего-то досталось -

Свети!'


ДРЕВНЕСЕЯ И ДРЕВНЕАДА

Там, где теперь протекает уныло противная речка,
А вдоль болота по грязному тракту десять ползет самосвалов
Может быть там динозавры степенно на выпасе грелись,
Вдесятером, морды свои положив на отвесные камни,
А непокорный повстанец десятник Урильо Свободный
Где-то по близости тихо ласкал первобытную даму
Десять динариев взявши на время у потного скифа.

Там, где теперь провисает проводка и мрачных
Десять ремонтников с матом долбят трансформатор десятый,
Может быть войско стояло когда-то, победно вздыхая,
Слушая пение птиц, воспевавших победу,
А непокорный повстанец десятник Урильо Прекрасный
Страстно ласкал за палаткой сестру командира
Пивом разжившись в соседней деревне на десять сестерций.

Там, где теперь два десятка облезлых дубов застят вид безобразно,
Громко скрежещет коррупции слава, сверкая червонцами, ноздри топыря,
Может быть там, возвышаясь, стоял триумфатор,
Громко крича с возвышения на побежденных.
А непокорный повстанец десятник Урильо Беспечный
Пылко ласкал триумфатора дочери формы
Браги купивши в соседней палатке на десять копеек.

Там, где теперь грязный пруд и нещадно собаки наср...ли,
А на скамейке, где в шахматы утром сражаются десять евреев,
Десять матрон восседают, тела многотонные выгнув,
Может быть славные воины там иногда пировали,
А непокорный повстанец десятник Урильо Десятый
Самого главного воина дочку брюхатил, и десять
Дочек других за углом с нетерпением в очередь встали.

***

А как жили бронтозявры,
Эх, в тропическом лесу,
И была у динозавров
Бородавка на носу.

И от ентой бородавки
Не деваться никуда,
Так что даже это вовсе
Несолидно, господа.

А садился звездоплаватель экстренно,
Приземлялся путешественник космический,
Аварийно атмосферу пробуравил он,
И в сибирскую природу зап(непеч.)здячился.
Повалил он древесины там гектаров шесть,
Вкипятил Тунгуску хоть ты чай заваривай,
И, открывши люк, махнул отражателем,
Чтобы, значит, все кругом отражалося,
А его бы по башке бы не задело бы.
Не совпал тот отражатель с биением,
С пульсом, стало быть, планеты - не совпал совсем,
Отразил он все кругом, что любо-дорого,
И бабахнуло через века достаточно,
Прокатилось эхо по пространству-времени,
И накрыло динозавров в юрской гадости,
Разобрало их на кости отдельные,
И башки поотрывало чешуйчатые,
И хвосты им всем в узлы позавязывало,
И садистким лапы стягивало бантиком,
А который звездолетчкик с отражателем
Превратился сам в пятнадцать осов роющих,
Драндулет же его местные жители
Растащили по частям, и запираются -
Ничего мол мы такого не видели,
А живем мы очень бедно, да в скромности,
И сидим по деревнЯм мы безвыездно,
Все безвыходно сидим, и безвыползно,
А вчера один мужик из соседнего
Очень скромного поселка взял и кость нашел,
Говорили - кость, должно быть, динозаврова,
Опосля же окозалось, что куриная.