Первая весточка о Павле

После ужина Протасов удобно расположился в кресле и взял в руки газету. Новости были неутешительными. На КВЖД царил беспорядок, и почему-то особенно участились крушения поездов. Дойдя до последней страницы, он по привычке заинтересовался рубрикой объявлений и побежал по ней глазами. Вдруг несколько слов «разыскивает родителей, был похищен хунхузами» заставили его насторожиться. Перечитав объявление заново, Игорь Николаевич вскочил на ноги.
– Лида, ты где? Лидочка? – закричал он, но жены не оказалось дома. Протасов нашел ее у Степановых и, потрясая над своей головой газетой, закричал:
– Лидочка, родная моя, нашелся Павлик! Вот, читай!
Но Лидия Сергеевна не всплеснула руками от радости, как он ожидал; она побледнела как полотно и, покачнувшись на ногах, упала на стул…
*  *  *
Иван уверенно шел по грунтовой дороге и думал… Вспомнилось детство, отрочество, юность. Он в то время много работал, когда его русские сверстники ходили в школу. Он, русский плоть от плоти и кровь от крови, с детства стыдился того, что не похож на китайца. Бывало, сверстники дразнили его «Большим Носом», но в семье его никогда не обижали. Старый дед называл его внуком и часто говорил, что из него вырастет хороший китаец. Цин относилась к нему ровно, не хвалила, не ругала. Но совсем по-иному относилась к нему сестра. Она с детства обожала «брата», а когда после замужества вернулась домой, то, увидев в нем мужчину, сразу влюбилась.
В знакомой до боли обветшалой фанзе его встретили с радостью. Мэй заметалась с места на место, а потом сбегала в лавку, чтобы приготовить вкусный ужин. Женщины и вовсе пришли в восторг, когда узнали, что он останется ночевать. После ужина Ван рассказал им о том, как он живет в городе, и их беседа затянулась до глубокой ночи. Цин одобрила намерения пасынка окончательно порвать с хунхузами: «Ты русский, и тебе нечего делать у Ли Фу…»
Утром Иван откопал маузер и засунул его в мешок, где уже лежал сверток с пампушками и тямбинами*, которые собрали ему в дорогу женщины. После этого он завязал мешок и сделал на веревке петлю, через которую просунул палку.
Мэй с грустью наблюдала за его сборами и, когда ее мать вышла на улицу, спросила:
– Ван, а если ты не найдешь родителей, то тогда вернешься в деревню?
– Нет, Мэй, не вернусь, – ответил он.
– Жаль… Теперь, когда нам обоим открылось, что я тебе не сестра, ты смог бы на мне жениться. Все говорят, что я красивая. Разве не так? – продолжала Мэй.
– Это правда, сестричка, ты очень красивая!
– Ван, на всякий случай я буду ждать тебя!
– Нет, Мэй, не жди… Если тебя посватает хороший человек, выходи замуж. В доме должен быть мужчина!
Вскоре же Иван попрощался с женщинами и, закинув на плечо палку с узелком, покинул свою деревню.
Иван мог добраться до Ашихе, оставив город на западе. По прямой до Ашихе было не так уж и далеко. Но в том-то и дело, что прямой дороги туда не было. Нужно было идти зигзагами, от деревни к деревне – словом, плутать. Поэтому он еще накануне решил вернуться в город и оттуда направиться в Ашихе по полотну железной дороги. Этот путь был длинный и нерациональный, но он был верный. При этом Ивану хотелось заглянуть по пути к Лизе и сказать ей, чтобы она его не теряла.
Он шел по хорошо знакомой ему дороге и размышлял о том, как получше объясниться с главарем банды при встрече, которая должна была состояться этим вечером.

*  *  *
Петр Ильич хорошо знал Протасова, весьма представительного господина, начальника одного из отделов Управления дороги, с которыми Перевалочная пристань работала в постоянном контакте.
И он был немало удивлен тем, что Игорь Николаевич не пригласил его к себе, а разыскал на Перевалке, да к тому же приехал вместе с женой и дочерью лет тринадцати-четырнадцати.
После взаимно учтивых приветствий Протасов сказал:
– Петр Ильич, это моя супруга Лидия Сергеевна и с нами дочь Елена.
– Смирков заметил им, что ему это очень приятно, но сказал, что не знает, чем заслужил такое внимание с их стороны, и пригласил их в свой кабинет.
Гости прошли, сели, и Протасов без предисловий приступил к делу:
– Петр Ильич, мы пришли по вашему объявлению, которое появилось во вчерашних газетах. Дело в том, что очень давно, еще в 1911 году, на нашу семью обрушилось несчастье – у нас похитили сына. Мы не уверены, что речь идет о нашем Павлике, но если вы будете так любезны и покажете нам нательный крестик, то все прояснится.
– О, конечно, сейчас вы это увидите! – сказал Смирков, затем поспешно открыл свой сейф и, подняв крестик за тонкую цепочку, положил его на протянутую ладонь женщины.
– Господи, это наше! – воскликнула Лидия Сергеевна, и ее глаза радостно заблестели. – Мы надели его Павлуше, когда крестили его в Покровской церкви!
Игорь Николаевич привстал со стула, тоже посмотрел на крестик и уверенно сказал:
– Нет никаких сомнений, это принадлежит нашему сыну!
Все Протасовы переменились в лице, и более всех Лидия Сергеевна. «Господи, хоть бы не случилось ошибки!» – воскликнула она и заплакала. Уже не один раз их посещала надежда, и им казалось, что они скоро обнимут сына. Но затем приходило горькое разочарование. Увидев ее слезы, громко крякнул в кулак Игорь Николаевич, и заерзала на стуле Лена.
– Петр Ильич, миленький, я поклонюсь вам в ножки, только покажите мне Павлушу! – взмолилась Лидия Сергеевна, и Смирков почувствовал спазм в горле.
Он многое отдал бы в эту минуту за то, чтобы эта женщина увидела и обняла своего сына, но он пока не мог ее порадовать.
– Лидия Сергеевна, сегодня его нет в городе. Ваня… простите, Павел, уехал в китайскую деревню, чтобы уладить кое-какие дела. Но вы не беспокойтесь. Завтра в восемь утра вы увидитесь с сыном здесь, на Перевалке; он придет сюда на работу.
– Ах, как жаль! Как жаль – сокрушалась Лидия Сергеевна.
– Лидочка, успокойся, пожалуйста. Слава Господу, теперь-то мы его определенно нашли, – уговаривал жену Протасов, но она продолжала горевать:
– Я успокоюсь только тогда, когда обниму своего сыночку!
Наконец Смирков счел возможным спросить у гостей, почему они не откликнулись на предыдущие объявления, и Протасов удивленно воскликнул:
– Позвольте, позвольте! Когда это было прежде?
Смирков ответил, что давал объявления в газетах в 1930 году; первое – в октябре, второе – в декабре. Но никто не откликнулся, и он подумал, что родители Ивана, то есть Павла, уехали из Китая.
– Подумать только! Именно в это время мы находились в Ленинграде, – подосадовал Протасов.
– Господи, да я уже третий год чувствую, что он рядом и ходит по улицам нашего города, – взволнованно заметила Лидия Сергеевна.
Игорь Николаевич снова посетовал на злодейку-судьбу, которая на два года отсрочила им встречу с сыном, и затем попросил Смиркова вкратце рассказать им о том, как он нашел Павла, и кто перекрестил его в Ивана. И Петр Ильич подробно отвечал:
– Видите ли, китайцы звали его Ваном, и, чтобы было привычно его слуху, мы выбрали ему созвучное имя. Его жизнь складывалась нелегко и сложно. Я познакомился с ним, будучи в плену у хунхузов. Он охранял меня, и я удивился, почему у китайца голубые глаза и совсем некитайское обличье?.. Знаете, эту деталь его биографии я пока тщательно скрываю, но вы его родители.
Смирков рассказывал долго, и за это время промокли от слез носовые платки как у Лидии Сергеевны, так и у Лены. Он рассказал им, как они всем миром учили Павла говорить по-русски, избавляли его от дурных привычек и прививали ему все из того, что есть в укладе русского быта…
– А полтора года назад он полюбил одну замечательную девушку – Лизу Минееву, – добавил Смирков.
– Дочь Александра Леонидовича? – удивился Протасов.
– Боже мой! Да я сколько раз видела Лизу с одним молодым брюнетом, правда, на расстоянии. Так значит, это был наш Павлуша? – радовалась и одновременно досадовала Лидия Сергеевна.
– Мамочка, а я видела их в трамвае, и мы разговаривали, – вмешалась Лена. – Он очень красивый, мой братик!
– Наш Павлуша не может быть некрасивым! – не без гордости заметила Протасова.
– О-о-о! Это была романтическая история, почти как у Ромео и Джульеты… Минеевы, узнав о некоторых подробностях его жизни, разлучили молодых людей. Они увезли девушку в Мукден, и она там заболела от тоски. Но потом родители, слава Богу, опомнились, и у них все наладилось. А осенью прошлого года на Павла напали хулиганы и ранили его ножом.
– Боже мой! Это было в середине сентября и вечером? – мгновенно переменившись в лице, спросила Лидия Сергеевна.
– А откуда вам это известно? – удивился Петр Ильич и прервал свой рассказ.
– Сердце матери не может не чувствовать, когда ее дитю угрожает опасность, – ответила она и задумчиво добавила: – Как вам сказать, наверное, существует еще одна, невидимая, пуповина, но мужчинам этого никогда не понять.
Протасов почему-то тут же смутился и перебил жену:
– Лидочка, я думаю, что по этому поводу нужно сегодня же собраться у нас, и Петр Ильич расскажет нам о сыне несколько подробнее. Можно пригласить Минеевых.
– Да-да, конечно, и даже обязательно! – тут же подхватила его мысль Лидия Сергеевна. – Дорогой Петр Ильич, приходите к нам на ужин. Ну, где-то часов в шесть… Бога ради, не откажите! А сейчас мы, наверное, не даем вам работать?
– Еще немного могу потерпеть. И спасибо за приглашение, непременно буду у вас, – пообещал Смирков.
– Петр Ильич, если бы вы знали, что вы для нас сделали. Теперь мы обязаны вам до конца жизни! – благодарил Игорь Николаевич.
Протасовы покинули Перевалку чуть ли не перед самым обедом…

                *  *  *

     Павел Протасов вошел в город в пятом часу дня и теперь пересекал Нагорный проспект напротив Английской Экспортной Компании. Оказавшись на Почтовой улице, он ускорил шаги и, когда миновал несколько кварталов, свернул на Гиринскую…
Поднявшись к Минеевым, Павел постучался, но ему никто не открыл. «Все-таки надо было предупредить перед уходом Лизу», – подумал он и уже собирался уходить, как вдруг приоткрылась дверь напротив, и соседка, которую все звали тетей Дорой, узнав его, вышла на площадку.
– Ваня, они только что ушли к Протасовым. Кажется, у тех нашелся сын, и они пригласили гостей. Тебе сказать адрес? Это на Садовой улице и совсем недалеко.
– Нет-нет, тетя Дора, спасибо! У меня такой вид, да и забежал я только на одну минуту, чтобы сказать, куда иду. А можно я оставлю у вас записку для Лизы?
– Как тебе будет угодно, но лучше бы сходил, – посоветовала она. – Вроде бы ихний Глебушка говорил, что тебя очень хотела видеть Лиза.
– Забегу к ней завтра, после нотариуса, а сегодня уже некогда! – сказал ей Павел и, попрощавшись с нею, ушел.
                *  *  *

      К особому ужину были приглашены не только Смирков и Минеевы, но и соседи Степановы. Протасовы очень постарались и отменно накрыли стол. Гостям предложили по стопочке, и Игорь Николаевич сказал несколько слов:
– Друзья мои, двадцать лет мы искали сына, и наконец Господь сжалился над нами. Давайте выпьем за Павлика, и пусть он почувствует в эту минуту, что папа и мама очень ждут его скорого возвращения из деревни. Протасов кашлянул, и у него повлажнели глаза.
За это все дружно выпили. Какое-то время были слышны только ножи и вилки…
– Петр Ильич, вы любите голубцы? – нарушила молчание Лидия Сергеевна.
– Обожаю и уже собираюсь до них дотянуться.
– Кира, положи Петру Ильичу голубчиков, – забеспокоилась хозяйка и обернулась к прислуге.
– Сию минуточку, – метнулась к гостю молодая женщина, но Смирков взмолился:
– Ради Бога, не беспокойтесь!
– Нет уж, позвольте поухаживать, – не отступалась Кира.
– А почему у нас ничего не ест и все время о чем-то думает Лиза? – поинтересовался Игорь Николаевич.
– Наша Лиза и Ваня, ох, простите, Павел, теперь думают только о свадьбе, – сказал Минеев, закончив приятное занятие с гусиным крылышком.
– Извините, какой свадьбе? – удивился Протасов и посмотрел на Смиркова. – А Петр Ильич нам ничего не сказал об этом!
– Этот сюрприз я приберег на вечер, но увы, меня успели опередить, – отвечал Смирков.
– Господи, неужели? Сколько радости, и все это на один день! – всплеснув руками, воскликнула Лидия Сергеевна; она немедленно подошла к девушке, и, когда та поднялась со стула, они обнялись.
– И уже назначена дата? – поинтересовался Игорь Николаевич.
– А как же? На четвертое июня, – опережая мужа, ответила Вера Николаевна, которая теперь пребывала наверху блаженства. Она уже давно смирилась с тем, что их дочь выходит замуж за «Ивана Непомнящего», и тут вдруг на нее свалилось такое родство! Протасовы слыли в городе весьма уважаемыми людьми.
Игорь Николаевич осмысливал приятное сообщение и при этом выразительно посмотрел на графинчик.
– Однако по этому поводу…
– Да, конечно! Игорь, наполни рюмочки! – поощрила его радостно возбужденная Лидия Сергеевна.
Приятное известие пришло к Лизе от Петра Ильича, который позвонил ей перед самым обедом. Девушка очень обрадовалась, но тут же огорчилась, когда узнала, что Ваня, он же Павел, ушел в деревню.
В эту минуту ей – как никогда! – хотелось быть рядом с ним…
Лиза до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что ее Ваню теперь придется звать Павлом, или Павлушей. Ей, конечно, нравилось его настоящее имя, и оно звучало красиво, но прежнее ей было дороже.
Застолье продолжалось, и девушка исподтишка поглядывала на Протасова. Она не могла не отметить, что ее суженый очень похож на своего отца; глаза, нос, подбородок – все было его; даже прическа сложилась так же, только Игоря Николаевича изрядно посеребрила седина.
Наконец разговор пошел только о Павле, и более всех нахваливала его Вера Николаевна:
– Знаете, сначала я отвергла его, признаюсь сразу. Но потом поняла, какой это прекрасный молодой человек. А как он ухаживал за нашей девочкой, когда она болела! Каждый божий день приходил с цветами и все с разными; чего он только не дарил: алые розы, белые лилии, тюльпаны. А то принесет ландыши или фиалочки! А я гляжу на них обоих и плачу от радости…
– А мне мой сыночка еще не дарил цветов, – с грустью заметила Лидия Сергеевна и промокнула платочком глаза.
– Он у вас очень внимательный мальчик и обязательно наверстает упущенное, – утешала Вера Николаевна.
– А я не могу забыть тот день, когда Павел впервые появился в нашем городе, и мы пошли к Чурину покупать ему другую одежду, – рассказывал Смирков. – Честно вам говорю, в магазине ходили за ним, как за слоном. Ну, представляете сами, русский парень, на нем китайская блуза, неказистые деревенские штаны, на голове тюбетейка с шишечкой, на ногах чуни с загнутыми вверх носками. При этом мы разговариваем с ним исключительно на китайском. Ему не был знаком даже жаргон. Но, слава Богу, у парня оказались исключительные способности, и за два с половиной года он шагнул далеко! Карманов очень хвалит его и предлагает учить дальше в полном объеме.
Потом Лидия Сергеевна попросила Лизу рассказать, как она познакомилась с Павлом, и девушка поведала о блестящем поединке прохожего с двумя хулиганами.
– И я подумала о том, что не помешало бы временно походить с таким надежным телохранителем, – добавила Лиза.
– Походили, походили и дошли до свадьбы, – заметил Минеев.
– Но потом эти хулиганы отомстили ему! – сказала Лиза и тут же побледнела.
– Осенью тридцать первого года эти бандиты ранили его ножом, – пояснила Вера Николаевна. – Расскажи, доченька, как это случилось…
– Это было ужасно! – воскликнула Лиза и, закрыв лицо ладонями, заплакала.
Лидия Сергеевна, сидевшая теперь рядом с девушкой, тут же обняла ее за плечи и начала успокаивать:
– Доченька, если тебе больно вспоминать об этом, то не рассказывай. Зачем переживать все заново?
Они еще долго делились воспоминаниями и начали расходиться только в одиннадцатом часу. Большой компанией проводили Смиркова до Гоголевской и посадили на трамвай. При прощании Протасов предупредил о том, что утром они снова придут на Перевалку всей семьей.

*Тямбины (кит.) – большие блины из кукурузной муки.
*Пампушки – китайские булочки, приготовленные на пару.

                Продолжение следует…