Прадед и правнук

СЦЕНАРНАЯ КОМПОЗИЦИЯ               
               
Лекция в университете. Заполненная студентами аудитория, на переднем плане кафедра с преподавателем   

Преподаватель 

На этом позвольте откланяться. На следующей лекции подытожим царствование Александра I и займемся его младшим братом Николаем Павловичем, унаследовавшим престол в виду отречения великого князя Константина. А теперь, вопросы.

Худой очкарик неуверенно тянет руку

Преподаватель

Пожалуйста, Фирсов!

Фирсов (нерешительно).

– Я вот… хотел про отречение, правда, это немного не по теме, я забегаю вперед...

Преподаватель

- Вы всегда у нас впереди планеты всей, Фирсов! Так что валяйте, не стесняйтесь!

Фирсов

- Николаю Павловичу грозил унизительный мир после поражения в Крыму, и он, чтобы его не подписывать и, в то же время, прекратить разорительную для страны войну, решил ценой своей жизни уступить место на троне своему сыну. Чтоб уже он заключил мир. Железная натура «Жандарма Европы» никогда бы не склонилась перед англо - французами, а наследник был иного склада, он мог уступить.   

Преподаватель

- Так куда вы клоните, Фирсов?

Фирсов

- Если бы Николай Первый отрекся от престола, он бы остался жив. Но отречься для него было немыслимо. Он не отделял себя от государства, а государство от России. Поэтому у него оставался лишь один выход – умереть. А вот его правнук Николай Второй, отрекся и ничего. Общеизвестно же свидетельство современника – "Отрекся, что эскадрон сдал!" – Благополучие семьи он ставил выше всего, а в данном событийном контексте, интересов России. Если для простого обывателя это было, в общем, нормально, то для всероссийского самодержца совершенно не приемлемо.

Николай Второй плыл по течению, пока не захлебнулся в его бурном, ускоряющемся потоке. Не ввяжись Россия в войну, не случилась бы революция, и он спокойно бы доцарствовал до конца своих дней к вящей радости верноподданных. Возможно, где-то он понимал, что своим отречением ввергает вверенную ему судьбою страну в хаос и беспредельщину, но..., как обычно, уступил давлению внешних сил...

Хотя, допускаю и то, что его нагло и неприкрыто шантажировали, пользуясь моментом, что он не в Петрограде. К тому же шантаж облегчался тем, что вся императорская семья находилась не с ним, а в Царском Селе…

Преподаватель

- Так по-вашему, Николаю Второму следовало не отрекаться, а срочно умереть, как поступил его августейший прадед, или же не покидать неспокойный Петроград ради поездки в Ставку? Я вас правильно понял?

Фирсов (в раздумьях).

- Наверное, да... Я думаю, Николай Первый отрекся от себя, а его правнук Николай Второй, во всяком случае, вольно или невольно, от России. Своим отречением он думал спасти семью и сделать благо России, а на самом деле погубил и семью и себя и Россию. Вместо того, чтобы задушить заговор, он уступил, доверился генералам и жаждущим власти думцам...

Преподаватель

- Во куда хватили!!! Семья, конечно, была исключительна важна для него, но благо России, её интересы… Государь любил свою Родину... Все это слишком субъективно, спорно и неоднозначно, Фирсов. Хотя в одном вы нащупали любопытную параллель. Загадочная, скоропостижная, более смахивающая на самоубийство, о чем нимало судачили тогда и судачат до сих пор, смерть Николая Павловича и…, на первый взгляд, правда, только на первый, «спокойное» отречение Николая Александровича. А знаете что! Сделайте-ка нам сообщение по этому поводу. Глядишь, и курсовая нарисуется! 

               
Февраль 1855 года. Петербург, Зимний дворец, рабочий кабинет Николая Первого - маленькая комнатка с камином на первом этаже северо-западного ризалита. Николай смотрит в припорошенное окно. Его лицо в сумрачной задумчивости. В глубине сцены панорама Севастополя. Его бастионы в огне. Слышится частая ружейная пальба, перемежающаяся с пушечной канонадой. Крики солдат и стоны раненых сливаются в единый безумный гул. Николай часто кашляет и, время от времени, хватается за правый бок.

               
В кабинет входит наследник, великий князь Александр Николаевич.

Великий князь

 – Ваше Величество, дурные вести из Вены. Наш посланник Александр Горчаков доносит, что Пруссия и Германский Союз могут выступить, ежели в войну вступит Австрия. Однако ж, Франц-Иосиф колеблется. Едва ли он забыл сорок восьмой год, когда наше вмешательство спасло ему трон. Однако ж Горчаков полагает, что без существенных уступок англо-французам и территориальных потерь в пользу турок обойтись не удастся. Надежды на почетный мир призрачны, государь!

Николай Первый

 – Ты желаешь, чтобы я капитулировал перед этим выскочкой Луи-Бонапартом, грязным шаркуном Пальмерстоном и прочими господами масонами, а опосля, подписал унижающий Православие и Россию мир?! 

Великий князь

- Даже и помыслить о подобном не смею!

Николай Первый

- Я тебе верю, Саша! Что-нибудь еще?    

Великий князь

- Две французские дивизии перебрасываются спешно в Крым. Полагаю, в марте должно ожидать нового штурма Севастополя. 

Николай Первый

- Есть ли донесения от Меньшикова?

Великий князь

- Курьера от князя ждем со дня на день, государь!

Николай Первый

- Вели заложить сани, Саша! Поеду в Манеж. Хочу проводить маршевые батальоны, уходящие в Крым.

Великий князь

- Но государь! Вы же не здоровы! На улице крепчайший мороз! Вам выезжать - чистое смертоубийство!

Николай Первый

- Вели закладывать сани! Я дышу Россией и умру за нее!

Не находясь с ответом, цесаревич выходит из кабинета. На его глазах слезы.

               
В летнем плаще и открытых санях Николай выезжает из дворца...

               
               
1 марта 1917 года. Железнодорожная станция Псков. К заснеженной платформе прибывает поезд.

               
Из вагона выходит Николай Второй. Навстречу ему спешит командующий Северным фронтом генерал Рузский. Вид у него старый и болезненный, глаза неприветливо смотрят на царя из-под круглых роговых очков. Рузский делает под козырек, Николай любезно здоровается и приглашает пройти в вагон для доклада.

Генерал Рузский (протирая запотевшие очки).

- Положение Петрограда критическое, государь! В городе нет хлеба, бастуют фабрики и заводы, бунтует чернь! Путиловский завод прекратил отгрузки для фронта. Войска переходят на сторону мятежников и стреляют в полицию. В столице анархия!

Николай Второй

- Войска?!

Генерал Рузский

- Да, войска, Ваше Величество! Гарнизон Петрограда не надежен. Солдатня братается с рабочими и переходит под знамена Советов, повсюду массовое дезертирство. В сложившейся обстановке правильным и единственным решением будет ваше согласие на создание ответственного министерства, сформированного Государственной Думой, а также, мне горько это говорить, государь, отречение в пользу наследника. 

Николай Второй

- Отречение?! Вы предлагаете мне отречься?!

Генерал Рузский

- Одно оно спасет династию. Так полагают Главковерх Алексеев и командующие фронтами. Вот телеграмма из Ставки. Командующий Кавказским фронтом его высочество великий князь Николай Николаевич того же мнения.

Протягивает царю телеграмму.

Николай Второй

- Стало быть, и дядя Николаша «за». Благодарю, генерал! Более вас не задерживаю!

Николай долго и неподвижно сидит в кресле, потом, будто опомнившись, открывает лежащую на столе Библию и погружается в чтение. Затем, поднимает глаза. Видение открывается ему:               
               
На фоне сельской церкви босая баба в рубище. Это знаменитая юродивая Паша Саровская.

Паша Саровская заклинает его:

– "Уйди с престола сам! Уйди с престола сам! Уйди с престола сам!"

Затем он видит супругу.
         
На стуле с высокой спинкой очень прямо сидит императрица Александра Федоровна. За ней явственно проглядывается фигура Распутина. Распутин отвратительно ухмыляется и грозит ему пальцем.

Александра Федоровна

– Будь тверд! Не отступай! Ты - русский самодержец!

Распутин не перестает грозить пальцем и сардонически смеется. В глазах Николая отражается неподдельный ужас…

               
               
Февраль 1855 года. Зимний дворец, кабинет императора. Николай сидит в кресле и разбирает бумаги. Его сотрясает сильнейший кашель, он то и дело хватается за правый бок. Возле царя лейб-медик Карелль.

               
Карелль

– Положение опасное, Ваше Величество! Процесс в легких продолжается. Нижайше прошу принять сии снадобья. Они помогут купировать процесс, и, смею надеяться, принесут облегчение.

Протягивает царю лежащие на подносе порошки.

Николай Первый

Выпивает лекарства и в нетерпении бросает все еще не ушедшему лейб-медику.

- Ступай же!

Карелль

- Государь, осмелюсь предупредить, ежели Ваше Величество изволит вновь покинуть дворец, я не ручаюсь, что исцеление наступит. Воспалительный процесс в легких может усилиться. Долг врача повелевает мне уведомить вас об том!

Николай Первый

- Благодарю тебя за честность, Карелль! Ты исполнил свой долг, теперь же я, государь и российский император, должен исполнить свой.

Резко встает и звонит в колокольчик. 

В кабинете появляется камер-лакей.

– Вели закладывать сани!

Карелль

– Майн Гот! (хватаясь за голову, уходит).

               
 
Вагон императорского поезда. В вагоне Николай и генерал-майор Свиты Его Величества, друг детства царя Кирилл Анатольевич Нарышкин

Николай Второй

- У меня был Рузский. По его разумению, мне следует отречься в пользу Алексея. А что ты скажешь, Кира? 

Нарышкин (стараясь избегать глаз царя, суетливо теребит пуговицу гвардейского мундира).

- Государь, даже не знаю, что и произнесть... Ежели… отречение пойдет на благо Отечеству и сохранит династию, когда нет иного, менее трагического решения. Тогда… Только...

Николай Второй (необычно эмоционально).

- Но кто тогда будет править Россией?! Ответственное министерство!? Корыстолюбцы и люди без государственного опыта! Наворотят дел, а потом сей ответственный кабинетик благополучно ретируется!

Нарышкин

- Однако ж, господа Родзянко, да и князь Львов люди решительные. Они не допустят анархии! Да и твои генералы, государь, люди опытные. Они преданы тебе и Алеше!

Николай Второй

- Преданы!? На вот, прочти телеграмму от Алексеева.

Дает Нарышкину телеграмму. Нарышкин читает.

Нарышкин (взволнованно).

- Стало быть, иного выхода, как отречение, нет! 

Николай тяжело вздыхает, внимательно смотрит на бегающие глаза Нарышкина и, обреченно машет рукой.   

- Бог с тобой, Кира! Ступай!

Опустив голову, Нарышкин уходит.

               
 
               
Зимний дворец, кабинет императора. Прикрытый солдатской шинелью Николай лежит на узкой походной кровати и заходится в кашле. Возле него в полупоклоне склонился лейб-медик Карелль

               

Николай Первый (сиплым голосом, сквозь непрекращающийся кашель).

– Есть ли надежда, Карелль?

Карелль

- Очень слабая, государь!

Николай Первый

- Позовите наследника!

               

Действие переносится в 1826 год. Только что закончилось "дело" декабристов

Николай со своим братом, великим князем Михаилом Павловичем прогуливаются по внутреннему двору Зимнего дворца.

Николай Первый

- Революция на пороге России, Мишель! Но я клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока, Божьей Милостью, я русский император! 

Великий князь Михаил Павлович (улавливая пафос минуты).

- Я в вас никогда не сомневался, Ваше Величество! Вешать их всех, подлецов и изменников!

               

               
Железнодорожная станция Псков. В вагон к Николаю поднимается генерал Рузский.

Генерал Рузский

- Телеграмма из Государственной Думы, государь. Из Петербурга в Псков выехали ее делегаты - господа Гучков и Шульгин. Все ждут вашего отречения!

Николай Второй (вполголоса).

- Досадно, что не успел распустить сию Думу! Хотя… (враз понурившись, неопределенно машет рукой). Ответственного министерства теперь им уж мало! Они желают, дабы я отрекся!

Генерал Рузский

- Одно ваше отречение может остановить расползающуюся гидру революции и спасти Россию. Ночью из Ставки пришел его текст. Главковерх Алексеев просит вас с ним ознакомиться. Промедление смертеподобно!

Протягивает телеграмму.

Николай Второй

- Отречься?! А армия, нижние чины!? Вы о них, подумали?! Каковы настроения там?!

Генерал Рузский (безжалостным резким тоном)

- Армия за отречение, государь. Да, пришло еще одно прискорбное известие из Петрограда. Ваш Конвой, собственный Конвой Его Величества перешел на сторону восставших.

Николай Второй

- Мой Конвой принял сторону мятежников!?

Генерал Рузский

- Так точно, государь! Впрочем, подробности у господина Гучкова. Боюсь, что и охрана Царского Села не надежна!

Николай Второй

- Гвардейский экипаж несет охрану Царского и моей семьи!

Генерал Рузский

- Но он невелик числом. Ежели вождям городской черни вздумается идти на Царское,  не берусь утверждать, что хватит сил отразить их приступ…   

Николай с растерянностью на лице забирает бумагу с текстом отречения и переходит в другой вагон. 
               
               
               
Зимний дворец, рабочий кабинет императора. Николаю заметно лучше. Он меньше кашляет и лицо не такое бледное. Возле государевой постели хлопочут лейб-медики Мандт и Карелль.

               

Карелль слушает легкие царя, на его лице восторг и удивление.

               
Карелль
 
- Невероятно, коллега Мандт, но вопреки злому року, железное здоровье Его Величества сотворило чудо! Процесс в легких останавливается!

Мандт достает свой стетоскоп и, заступив место Карелля, слушает царя.

Мандт

- Вы правы, коллега! Благодарение Господу, процесс купировался. Воспаление есть, но оно очаговое!

Николай Первый

- Благодарю вас, господа! Я желаю побыть один.

Склонившись в поклоне, Карелль и Мандт торопливо покидают кабинет.

               

В дверях появляются наследник великий князь Александр Николаевич и фельдъегерь с пакетом в руке.

Великий князь

- Ваше Величество! Из Крыма прибыл курьер от князя Меньшикова!

Николай Первый

- Наконец-то! Читай сам!

Великий князь берет пакет из рук фельдъегеря, разрывает сургуч, вытаскивает донесение князя и с великой озабоченностью пробегает его глазами.

Великий князь

Под Евпаторией неудача. Генералу Хрулеву не удалось взломать оборону англо-французов и деблокировать Евпаторию. 

Николай Первый

– Отпиши князю Меньшикову, что он отставлен! Армию примет Михайло Горчаков. Я его назначаю командующим. А теперь, ступайте!

Поклонившись императору, фельдъегерь и цесаревич уходят.

Николай Первый (оставшись один).

– Стало быть, унижения не избежать и подписать мир вничью уже не удастся! Что ж, пусть оным делом займется наследник! Видать, на то воля Божья!

Звонит в колокольчик.

               
На пороге кабинета вырастает камер-лакей.

Николай Первый

- Позови-ка мне истопника Прошку!

               
Появляется Прохор. Он смущен и испуган, неловко переминается с ноги на ногу.

Николай Первый

- Отвори окно, Прохор!

Прохор

- Ваше Величество, я не смею!

Николай Первый

- Супротив монаршей воли прешь, сукин ты сын?!

Прохор

- Никак нет, государь!

Размазывая рукавом по лицу слезы, распахивает окно. 
 
Николай медленно поднимается с кресел, и, тяжело опираясь на каминную полку, шаркающей походкой бредёт к окну. Рванув на груди рубашку, жадно глотает колкий морозный воздух.

               

Железнодорожная станция Псков. Николай возвращается в вагон и вручает прибывшим делегатам Государственной Думы Гучкову и Шульгину (оба в весьма непотребном виде: грязных помятых пиджаках, несвежих сорочках и небриты) подписанный текст отречения. Шульгин берет от царя бумагу и читает…

Николай Второй

- Итак, господа я решил отречься в пользу брата нашего великого князя Михаила Александровича. Наследник слаб здоровьем, и я не желаю расставаться с ним.

Генерал Рузский (обрадованно).

- В таком случае, я немедля телеграфирую в Могилев генералу Алексееву, а уж он уведомит о состоявшимся решении командующих фронтами!

Николай Второй

- Как быть с обнародованием оного акта?

Шульгин (прочитав Манифест, передает его Гучкову).

- Мы тотчас свяжемся по прямому проводу с председателем Государственной Думы господином Родзянко. Он и князь Львов примут решение об обнародовании Манифеста.

Николай Второй

А что мой личный Конвой, господа?

Гучков

Перешел на сторону восставших в полном составе!

Николай Второй (очень спокойно)

Что ж, господа. Я вас более не задерживаю.

Гучков, Шульгин и Рузский выходят из вагона. Генерал Рузский бережно прижимает к груди заветный листок...    

               
Зимний дворец, кабинет императора. Николай лежит все на той же походной кровати, его глаза устремлены вдаль. Из прикрытой шинелью груди вырываются тяжкие сиплые хрипы. В глубине сцены в скорбных позах виднеются несколько фигур.
               
Дежуривший у постели Мандт обращается к сидящим возле умирающего Николая императрице Александре и великой княгине Елене Павловне.

Мандт

– Надежды уж нет, Ваше Величество! Государя надобно соборовать! Не опоздать бы, Ваше Величество!

Елена Павловна

- Доктор прав, Александрин! Пошлите за протоиереем!

Николай Первый

- Где наследник?

Великий князь подходит к постели умирающего отца и опускается на колени.

Николай Первый

- Сдаю тебе команду не в добром порядке.

Затем, приподнявшись на локтях, произносит.

- Держи все! Все держи, Саша! А теперь, позови внука моего, хочу видеть Никса!

Из глубины сцены неуверенной походкой к постели деда приближается мальчик-подросток, великий князь Николай, он же Никс, старший сын великого князя Александра Николаевича.

Николай Первый

- Учись умирать, учись умирать, Никс!

В изнеможении падает на подушку. Последние силы оставляют его.

               
На флагштоке Зимнего дворца взвивается черное знамя. Собравшаяся на Дворцовой площади толпа ахает и подается назад. Звучит похоронный звон.

               
            
Царскосельский вокзал. Поезд с отрекшимся Николаем медленно подходит к перрону. Его никто не встречает. Нет ни почетного караула, ни духового оркестра, ни ликующего народа, ни войск на площади у вокзала. Николай в полном одиночестве и непривычной тишине выходит из вагона и, сделав несколько шагов, в нерешительности останавливается. Он видит группу вооруженных матросов, приближающихся к нему. В это время из других вагонов, как горох, высыпают на платформу чины его поредевшей свиты и, стараясь не глядеть на бывшего сюзерена, разбегаются, кто куда.

А вот и Кира Нарышкин! Держа в руке чемодан, он воровато озирается, лихорадочно соображая, в какую сторону ему лучше податься. Взгляды Нарышкина и Николая на мгновение встречаются. Кира часто моргает и смотрит на отрекшегося царя как на пустое место, затем, перехватывает чемодан под мышку и бежит от своего благодетеля в прямо противоположную сторону. Подошедшие матросы окружают отрекшегося царя...   

                Наши дни

Фирсов подходит к памятнику Николаю Первому на Исаакиевской площади в Петербурге. Пристально и долго смотрит он на застывшего в бронзе всадника.