Июньское небо было вспорото шпилями...

Июньское небо было вспорото шпилями, крестами и антеннами города, напоминая своим видом подушку соседа-бобыля, – у каждого найдется такой знакомый, который смотрит на мир грустными глазами, часто курит и пьет много крепкого чая. И старится он очень долго. Незаметно. И уходит так же – буднично и бесследно.

И будто бы эта самая подушка зацепилась за крючок, выперстованный из проволочной сетки-матраца. Старой-старой советской железной кровати. А потом, когда кровать стали заправлять и хотели взбить подушку, дернули и порвали.
И серая вата потрохов выклубилась наружу из прорехи, поплевывая редкими каплями, медленно-медленно перекатывая бока по низкому небу.

Город на море, город и море, город и человек, человек и море.
СП – Северная Пальмира – Санкт-Петербург – СПб.
И лето – время для чего-то нового.
Для чего? Вчера в комнате соседа, что находится под самой крышей в доме на Васильевском, сделали ремонт. Теперь там живет молодая семья. Нет больше выжелтевших обоев, нет жестяной банки с сахаром, нет бездонных стаканов, нет стопки АиФа и потрепанного Чейза и грустной гитары. Вот и что-то новое.

Ветер чувствовался всюду, точнее ветра. Непослушные внуки Стрибога, искренне радуясь невидимости и безнаказанности, играли в салочки, прячась за колоннами, в снастях судов, особо ретивые гудели в утробах колоколов храмов и рынд. И не знали они границ и что такое "рубежи".

Отрывки вчерашних газет. Обрывки памяти. Тротуар. Бульвар. Проспект. Фарватер.
Кто он? Праздный пешеход? Капитан фрегата?
Несколько ветринок-бабочек путались в его волосах и слезили глаза.
«Это Ветер», - именно так, с большой буквы.
Тогда – семь футов тебе под килем.