Собиратель душ

СОБИРАТЕЛЬ ДУШ.

ПОСВЯЩАЕТСЯ Л. Л. В.

В этой старой, запущенной однокомнатной квартире весьма странная атмосфера. Давно не обновлявшиеся обои местами отошли от стен, местами порвались, кое-где засалились от частых прикосновений чьих-то рук. Потолки, когда-то покрашенные белой водоэмульсионной краской, пожелтели, даже покоричневели от времени и табачного дыма, которым пропиталась вся квартирка. Краска на полу уже потеряла всякий цвет, и не поймёшь толком – краска ли это, или просто грязь. Пахнет здесь терпким, чем-то похожим на запах мочи, запахом старого, опустившегося человека. Да это и неудивительно – в квартире и на самом деле живёт одинокий и очень старый человек, высохший старичок с огромными глазами на сморщенном, съёжившемся личике в венке из реденьких седых волос. Руки его, с длинными, тонкими пальцами очень беспокойны, пальцы его постоянно шевелятся и перебирают друг друга. Они живут своей, отдельной от хозяина, жизнью, и похожи на двух огромных, нервных пауков. В остальном старик медлителен, ходит он чуть согнувшись, осторожно передвигая свои шаркающие ревматические ноги. Он почти не выходит из дома – разве что в магазин, да иногда ещё по каким-то своим, странным и тайным делам. И никогда ни с кем не разговаривает. Да и с ним почти никто не заговаривает – кому нужен одинокий старый человек.
Но иногда, вечерами, при  слабом свете настольной лампы, старичок преображается. Он садится на старый, немного расшатавшийся и облезший венский стул из вишнёвого дерева возле такого же обшарпанного, побитого временем письменного стола с оклеенной потрескавшимся дерматином столешницей, открывает маленьким железным ключиком всегда запертую тумбу стола, и выдвигает верхний ящик. Пальцы его осторожно и бережно перебирают содержимое ящика. Вот они аккуратно разворачивают маленький пакетик из папиросной бумаги, в который завёрнута фотография симпатичного мальчика лет четырнадцати. Строгая причёска, костюм – наверное, эта фотография была сделана для комсомольского билета. Старик внимательно всматривается в его лицо. Что он видит в нём? Непонятно. Обычный мальчик… Но старик знает, что самое главное – не фотография. Он никогда не видел этого мальчика в жизни, он не знает, да и не хочет знать, кто он, как его зовут, что с ним было и что с ним стало. Ведь фотография очень старая, и мальчик этот давно уже вырос… Но старику он безразличен. Для старика наступает самый интересный момент – он переворачивает фотографию оборотной стороной и читает простую, незатейливую, но такую горькую фразу. «ЛЮБИМЫЙ МОЙ, ВЕРНИСЬ!» - написано на обороте угловатыми печатными буквами. Старик перечитывает эту надпись несколько раз, потом подносит фотографию поближе к своим бесцветным глазам и, кажется, впитывает её в себя. Он чувствует сильный поток энергии, исходящий от этой надписи, поток первой детской любви, первой горечи утраты, но и непоколебимой веры в будущее, в счастье и любовь. Старику кажется, что он уже видит, ощущает девочку, написавшую эту фразу, чувствует её аромат, аромат юности, на своих высохших, покрытых синими пятнышками, измождённых губах. Старик впитывает исходящую от надписи энергию, и плечи его расправляются, дыхание становится ровным и глубоким, он чувствует, как наливается свежей молодой кровью его тело, и эта кровь уже бурлит в его старческих жилах, накапливается где-то, накапливается, вызывая у него сильное желание, настолько сильное, что оно не хочет тесниться в одряхлевшем теле и выбрасывается наружу жаркой, мощной и неудержимой струёй. Тело старика содрогается от оргазма, оргазма долгого, сильного, такого, которого старик не испытывал даже в лучшие годы. Старик откидывается на стуле, по старым, давно нестиранным кальсонам растекается большое мокрое пятно. Некоторое время старик сидит спокойно, лишь ноги его изредка подёргиваются, да дыхание слегка частит.
Постепенно к старику приходят воспоминания. Картины его жизни проходят перед его глазами. Жёны, дети – всё это не оставило особого следа в памяти. Ушли в беспамятство былая молодость, любовь, нежность – да и были ли они на самом деле? Ничего этого старик не помнит. Он прожил слишком долгую жизнь. Настолько долгую, что он и не помнит, где, когда, в какое время и в какой стране он родился. Он не помнит ни материнского тепла, ни детских поцелуев. Смутно мелькают в его памяти дворцы и лачуги, рыцари и дикари, дамы и кавалеры в средневековых костюмах, он чувствует дым костров и смрад горящего человеческого мяса. Когда это было? Он не помнит. Да и с ним ли это было? Он знает, что где-то в плотно набитых нижних ящиках стола лежит, завёрнутая в обгорелую засаленную тряпицу, полуистлевшая страничка рукописной книги, сожженной на костре давным-давно, вместе с её автором. Тогда он подобрал её, отлетевшую от костра и втоптанную в грязь толпой зевак. Зачем? Он уже слишком стар, чтобы помнить. Наверное, когда-то она так же остро возбуждала его, вызывая чей-то яростный, острый и смелый дух. Но он был молод тогда. Теперь не то, его же не интересует всепоглощающая жажда знаний, бешеная энергия бойцов, идущих на смерть, всё ещё брызжущая из ржавого наконечника стрелы или деформированной старинной круглой пули, тоже где-то спрятанных в ящиках стола. Он стал уже слишком стар, чтобы ТАКАЯ энергетика оживляла, омолаживала его.
Но старик помнит, какой мощный выплеск молодой, искрящейся и сумасшедшей энергии он ощутил совсем недавно, проходя мимо бойлерной к магазину. Даже он на какое-то время потерял способность соображать. Его начало колотить в дивной пьянящей безумной лихорадке. Член его налился этой энергией, рвался, бился в тесноте брюк, старика шатало, несмотря на то, что он широко расставил ноги и тяжело опёрся на свою палку с резной деревянной рукояткой. Сначала он никак не мог понять чувство, охватившее его, разрывавшее его на части. И тут он увидел надпись, огромные чёрные буквы на белой стене. «Я ЛЮБЛЮ ВАС, ПРИДУРКИ». Старик чувствовал волны нежности, растерянности, смесь страха и любопытства, исходящие от неё. Эта смесь была настолько удивительной, пьянящей и странной, что старик, забыв обо всём, простоял перед надписью несколько часов. Подходили к нему какие-то люди, что-то спрашивали, дёргали его, но он уже давно привык к тому, что кроме него никто не видит и не чувствует в подобных вещах ничего необычного, тем более интересного. Старик знал, что он не похож на обычных людей, и давно привык к этой своей необычности. Он просто стоял и впитывал в себя душу этой девочки, настолько запутавшейся в своих чувствах и желаниях, что она вынуждена была выплеснуть часть переполнявших её молодое существо страстей в эту огромную, вызывающую, но в чём-то и очень горькую, надпись. В последующие дни старик часто приходил к стене бойлерной, но вскоре стену побелили, и надпись исчезла. Впрочем, даже и под толстым слоем краски старик чувствовал её.
Но сейчас он сидел возле своего стола и перебирал цепкими, тонкими, осторожными пальцами свои новые сокровища. В маленькой круглой металлической коробочке из-под леденцов таилось детское любопытство, жажда жизни, полной тайн и красоты. Впрочем, другой человек не увидел бы ничего интересного в этих кусочках цветного стекла, черепке разбитой чашки, с нарисованным на нём цветочком, обломке простенькой серёжки и нескольких бусинках. Своим шестым чувством старик нашёл этот детский секретик, зарытый в кустах возле дома, и перенёс его к себе. В его странной коллекции почти ничто не могло сравниться с ним в чистоте и наивности чувств и эмоций. Разве что несколько детских рисунков, подобранных стариком на мусорке. Впрочем, сейчас его не интересовали чистота и наивность. Старик жаждал любви, полноценной, бурной, но не запачканной каким-либо расчётом, каким-либо предыдущим опытом. Первой и потому по-настоящему единственной. Но ему не хотелось насытиться ею сразу, и поэтому его пальцы перебирали знакомые, но оттого не менее интересные экспонаты – альманах стихов абсолютно бездарных поэтов, заложенный давно высохшей веточкой тысячелистника на написанном простым карандашом на пустом листе стихотворении
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ…НО ТЫ МЕНЯ НЕ СЛУШАЙ
Я ЖДУ ТЕБЯ… НО ТЫ НЕ ПРИХОДИ
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ… И РВУ НАПРАСНО ДУШУ
Я ЖДУ ТЕБЯ… НО СЧАСТЬЕ – ПОЗАДИ
Здесь был и девичий рукописный песенник с цитатами великих людей, источающий восторг юной души перед раскрывающимися перед ней безграничными просторами взрослой, пока ещё неизвестной, но манящей, хотя и пугающей жизни.
Был среди экспонатов стариковской коллекции и очень пугающий, непонятный даже ему самому, листочек, который он уже несколько раз пытался взять в руки, но он бил его по пальцам резким, неприятным разрядом, подобным электрическому. Исходила от этого листочка странная, запутанная, отталкивающая сила несчастья, бреда, человеческой беды. Чья-то запутавшаяся в потёмках сознания, сильная, но обезумевшая душа писала:
22 МИЛЛИОНА
КОНЕЦ ВАХТЫ 31. 03. 93.
КОНЕЦ СЛЕДСТВИЯ ? 04. 93.
СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО ? 05. 93.
ПРИГОВОР ОГЛАШЁН ? 06. 93.
СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ
ОБЩЕНИЕ С КОСМОСОМ
ОТПРАВКА ИНФОРМАЦИИ
В КОСМИЧЕСКУЮ ЛАБОРАТОРИЮ
ОТЧЁТ ОТЦУ ВСЕЛЕННОЙ
БЛАГОСЛОВЕНИЕ У МАТЕРИ
КОСМИЧЕСКИХ ЗВЁЗД
МАТЕРИАЛЬНОЕ И ДУХОВНОЕ
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ДЕТЕЙ НА
ВРЕМЯ МОЕГО ОТСУТСТВИЯ
ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ЛЮБВИ ЗЕМНОЙ
СОХРАНЕНИЕ БЛАГОРОДСТВА
ДОБРОТЫ И МЕД. ПОЗНАНИЙ К
ЗЕМЛЯНАМ
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОТДЕЛЕНИЯ
ДУШИ ОТ ТЕЛА
ОБРАБОТКА В ЛАБОРАТОРНЫХ
УСЛОВИЯХ ДЛЯ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
ПЕРЕХОД НА ПЛАНЕТУ
«ТРОН» ЧЕРЕЗ МУСОРОПРОВОД
ВЫХОД НА 88 ПЛАНЕТЕ
И КОНЕЦ МОИМ ИСПЫТАНИЯ(М)
ЭКСПЕРИМЕНТ ОКОНЧЕН
Я ДОСТИГАЮ СОВЕРШЕНСТВА
ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО. ВОЗВРАЩАЮСЬ
НА ЗЕМЛЮ.

ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК
А ЖИТЬ ОСТАЛОСЬ СОВСЕМ
МАЛО. ОТЕЦ ВСЕЛЕННОЙ
НА СВЯЗЬ НЕ ВЫХОДИТ ЖДЁТ
МЕНЯ У СЕБЯ С ОТЧЁТОМ.

 И старику, несмотря на все сопутствующие этому листочку неприятные ощущения, было весьма любопытно пусть осторожно, с опаской, но заглянуть хоть краешком глаза в этот запутанный, но в то же время бесконечный и незнакомый ему ещё мир безумия. Он решил для себя уйти в этот мир, когда все остальные средства для поднятия интереса к жизни и его энергетики в реальном мире будут им исчерпаны.
Но до этого было ещё далеко. Сейчас старик добрался до самого главного для него на сегодняшний день экспоната. Это была новинка, неизвестная и манящая. Он нашёл её в мусорном бункере среди пачек макулатуры. Движимый своим необычным чутьём, старик почти сразу же нашёл среди никому уже ненужных газет маленький белый самодельный конвертик без надписи. Старик схватил его жадными пальцами и тут же, словно опасаясь, что кто-то отнимет у него эту добычу, спрятал его в карман своего старого, потрёпанного пальто. Теперь белый конвертик лежал перед ним на столе, но старик всё ещё не решался вскрыть его. Он встал из-за стола, прошаркал на кухню, и приготовил себе чайку. Однако чем дольше старик оттягивал своё знакомство с этим конвертиком, тем более нестерпимым становилось желание вскрыть его
Вернувшись, старик достал из ящика старинный нож для бумаг с вычурной костяной рукояткой. Этот нож тоже был частью его коллекции. И едва старик обхватил его рукоятку своими сухими тонкими пальцами, он почувствовал и безумное горе обманутой и брошенной женщины, и жестокую боль и муку умирающего от этого ножа мужчины, холодком пробежавшие по его жилам, но всё это было уже давно знакомо, и не вызвало у старика почти никаких эмоций. Взяв в левую руку конверт, он точным, резким движением вскрыл его, отбросил в сторону уже ненужный нож, и запустил свои любопытные пальцы в разрез конверта, раскрывшийся перед ним, словно кровоточащая рана. Он сразу же нащупал тонкую книжечку, блокнотик, лежавшую в конверте, но какое-то время ещё не доставал её, поглаживая, ощупывая, будто лаская. Он уже знал, чья душа сокрыта в этой тетрадочке. Он уже чувствовал её – девочку, девушку, женщину, чувствовал её молодое, трепещущее под его алчными пальцами тонкое тело, её сильную, чувственную личность, её помыслы и надежды, её безграничную жажду любви, её боль и её счастье, глубину страданий и парящий полёт мечты. Наслаждение, охватившее старика было безгранично. Голова его свесилась чуть набок, глаза томно прикрылись в экстазе, и он уже не дышал, а вздыхал нежно, сладострастно, со стонами. Потрескавшиеся старческие губы приоткрылись, словно в ожидании поцелуя. Старик вдруг осознал, что сейчас он не сможет выдержать той силы чувств, которая таится в этом блокнотике со стихами. Однако, он вытащил его из конвертика и внимательно осмотрел. Простая серенькая записная книжечка, которые так любили когда-то школьники, перетянутая высохшей чёрной резинкой. На ней было написано:
СТРОГО СЕКРЕТНО
НЕ ЧИТАТЬ!
Старик вздохнул и спрятал книжечку обратно в конверт. Её время ещё не пришло. Впрочем, подумал старик, может быть, это моё время ушло безвозвратно? Но нет, он надеялся, что это не так. Старый собиратель разбросанных и потерянных душ аккуратно убрал свою коллекцию обратно в ящик стола, закрыл дверцу на замок, и повесил ключик на на грязной тесёмке себе на шею. На дворе наступила ночь. Ночь чьих-то надежд…

***

Дочитав рассказ, женщина медленно положила книгу на прикроватный столик. Полежав ещё с минуту, она встала с кровати и подошла к окну. За окном было темно, в соседних домах лишь кое-где светились окна. Она приникла лбом к холодному стеклу и потерянно смотрела в чёрную пустоту города. Одна мысль билась в её голове – откуда, откуда он мог узнать? Ведь все её дневники, песенники, и особенно этот конвертик погибли, их нет, нет больше. Но посвящение?... Ведь это её инициалы… Девичьи ещё инициалы… Откуда он узнал? Неужели где-то там, в темноте бессердечного города и в самом деле копается в чужих душах противный старик? И в вое ветра стонет и рыдает пепел давно сгоревшего человека, прах его, потревоженный чьими-то липкими, бесстыдными руками?

24. 11. 95.