Щекотка арматурой

                ЩЕКОТКА    АРМАТУРОЙ.
                ПОСВЯЩАЮ  ДРУГУ  Э.С.

           Болшево---это    симпатичный   унылый  городок  ,где   поселилась    липкая   холодная   осень,  кажется,   не   дойдя   до  самой  Москвы   каких-то  пару   шагов.Из    хорошего   в   нем   есть   железная   дорога  на  Москву,  по  которой   весело   бегают   электрички,  перекликаясь  с  придорожным   вороньем   усталыми   дремучими   гудками,   как    бы   кичась     своей   громогласной   удалью   и  говоря   этим   серым    курицам : " Вы   еще  ---   мутеньки,  как  ни  крути,  а   мы  уже---   монструозные   У--УУ--УУ-у."

         И   если  не  помнить   ,  что  в  паре  километрах   от  "железки"   вас   остановят     дачи-топтуны    кровавого   НКВД,  в  которых  отбывала    часть   своего   земного   срока     дерзкая   печальница   Марина   Цветаева,  то  можно  мечтательно  любоваться   пихтово-сосново-еловыми   стражами     укромных  ложбин   и  просек   русского   леса...

       Тот    давний    наш   болшевский   день   встал,  явно,  с   левой   ноги. Вскочив   за  почаса   до   электрички,   я   понеслась    на  кухню    сотворить    нечто   из  ничего   ,  а  ты,  как   всегда  ,  вместо   поиска   своих   желтых   носков   и  моего   черного   бюстгалтера,    по-срочному   занялся   починкой   барахлящего    транзистора.
        Наши    полусонные   реплики   пробиваются   сквозь   июньский   воробьиный   галдежь:
--- Ишшы,милай,  должон   быть  !..
---А  что,  ТАК  поехать   нельзя?
---С  ушами   спаниэля,  вместо  бюста?
---Мне --  нравится,  а  тебе  не  параллельно ?
---Ты   что,  дурной?  Это   тебе   дома,  что   ли?!
---Старррый   дурной   чвень,  а  что ?..
---Тебя   уже   щекотать   арматурой,или..?
---Матушки,я ж его всего раз-то и уронил,что ж он дохнет и дохнет...
---Брось его об стенку,новый купим.
---Это "соня",ему цены нет,а новый наеб..,словом,..ты б живей чухалась,а!
---Я и так,как курка: то ебусь--бегу,то несусь--лечу.
---Да ну тя...
      
      Под   занавес   обоюдных  нежностей   арматурой   мы   выбираемся   из  норы,   нашего   прибежища   для   контуженных   психов. Несясь    по   лестнице,  я  на   ходу   застегиваю   "постромки"  ,как   ты  говоришь,  а  ты   втискиваешь   батарейки,  одна  из   которых   вылетает  и скачет до  нижнего   этажа.  Ты   и  твое   радио  "Свобода"   из  Праги ---это     поистине   блаженство   для  идиотки.  А  из-за   поворота   уже   показывается     замызганный   нос   нашего   зеленого   змееподобного   чуда.  До   перрона   надо   промчаться  каких-то   четыреста   метров.   Как    только   мы   стартуем,   меня   пронзает    иглой   паника :
---Лё !
---Сердце ?..
      По   твоему   ужаленному    решимостью   лицу    я   читаю,  что   меня   можно   уже   реанимировать.  Колени   мои   готовы   поплыть.   Руки  ,безумно   дрожа,   похлопывают   по   моим   тощим   бокам,   ища   и  не   находя    мои    служебные   "аксессуары" :
---Рация,пистолет!..

      Ты   хватаешь  мои   холодеющие   вмиг   щеки   своими   клешнями   и  утешающе    шепчешь   на   ухо   три   заветных   слова :  "Россия, Москва,  электричка". ----Это   значит,   что   я  в  отпуске,  а  не  на  вахте.. ,и     на   мне   нет    кобуры. Все   еще   не    придя   в  себя,   я  догоняю   тебя    у   захлопывающихся   дверей   нашего   вагона.  В   тамбуре   ты   кормишь   меня   валидолом  и   навеваешь   актуалии :   "Мамочка,  ЭТО   ---  лечится,ЭТО    пройдет.  Ты   станешь   прежней.  Я  буду  с  тобой  до  конца."   Я   все   еще   слабо   верю   тебе,  мыча   вответ,   плавлюсь   в  твоих   руках.    Только    ты   знаешь,   как   вывести  меня    из   ступора   на   тропу,   ведущую   к  себе   самой.
 
       В   то   утро   я  таки   "доигралась",  сорвавшись    прямо   в  одежде   с  "тарзанки"    в   Клязьму.  Какая   я   сволочь.  Как   я   люблю   тебя ! Ты   вырвал   меня   из   лап   водяного ,   тут   же,  на   берегу,   развел   костер  ,  потому   что   при   летней   жаре   меня    бил   озноб   утопленницы.   Как   я   ненавижу   воду.   И   люблю   тебя.

       Вечером   два   полумертвых   лунатика   вваливаются    в  гостеприимную    прихожую   на  Кутузовском   проспекте.  Люсик    кормит   нас   своим    фирменным    соусом   " Апофигей"   и    джемом    из   фейхоа,   которым   он   исцеляет   все    на  свете    хвори,  включая    ленность    и    вредность.   Через    десять   минут     он    начнет    извергать   на   нас    потоки   своих    аэродинамических    конструкций   вперемежку    с   социальными    приоритетами   Гумилева,  цитатами   из   Данте   в   оригинале ,  музицированием    на   рояле   и   рецептом     варенья    из    одуванчиков.   
   
        Люсик ----гений.  Он   знает   и  умеет   все,   что   не   снилось   Академиии   наук.   Женщины     табунами   сходят   от   него  сума.  Только    в   связи   с  двумя    инфарктами     удается     хотя   бы   на   пять    минут    прервать     его   вербальную   экспансию  ,   а   смолоду   его    и  танками    было   не   унять. Спит   он   3-4    часа   в   сутки.  Всю   жизнь.   Люсик    любит    меня   за   то,   что     я  ,как     собачка---хозяина,   пожираю    его   взглядом    ,   несмотря   на   твой   предупредительный    шепот : " Мы   сдохнем    быстрее,    чем    он    заткнется". Предчувствуя   неблизкую   развязку,   на   третьем   часу   "лекции"  ,   мы ,   как    приговоренные    к   десяти    годам    лагерей,    уставляемся   тупо    друг   на   друга    и    так   замираем   .   Придурковатая    улыбка    ползет   по   нашим    губам.  Ты    никнешь   лбом   к  моей   грудной   клетке.   Кажется,  Люсик... засоображал.  Кинувшись   к    спасительному   холодильнику,   он    извлекает   из   дверцы    ледяной   "пузырь"    с   козьим   молоком :

----Ребята,---цимес !---Оглашает    он   очередной   свой   выход   на  "подмостки".
 " Пристрели    меня,  мамма   мия,"--- шепчешь    ты ,   не   поднимая   головы.
     На   часах     половина   двенадцатого   ночи.  Люсика    хватит   еще   часа   на  три,  а   мы    вольны   будем   уснуть   мордами   в   тарелках,    под   столом  и ,о,Господи,--  на   рельсах...Господи,  как   бы   доползти   до   спальни,   где    мы   упали   бы   просто   на   паркет   и  ---   улетели. И   тут.   Ты   ухватываешь   нить   Ариадны :
---Люсик,  у  Наташеньки   аллергия   на  молоко  !
---Какой   ужас!  А  я  так   хотел   ...
---Люсь,   мы...упадем ?..
---Ой,   конечно,  ребята,  я  вас   умотал   совсем,  вы,кажется   ,  устали...

        Мы    синхронно   срываемся   с   насеста   и   ползем   к   кровати.  Кажется,  только   здесь   нас   не   достанет   бородато-лохмато-голиафное    чудо---наш   Люсик   Кац.   Падая    мордой   вниз ,  я,  закусив   губу,  сдавленно   стону   от     надвигающегося   приступа   ржачки.  Я   уже   начала   истероидно   всхлипывть,   но   ты   хватаешь   меня   за   космы   и   прячешь   на   сердце ,   потому   что,   заслышав     малейший   звук,  Люсик     непременно   ворвется   и   сюда.  И   нам   придется    до   четырех   утра   выслушивать    гневные   филиппики   родному   правительству,  наряду   со  сводом   законом   Римской  церкви,   описанием   экспонатов   международной   выставки  " Евротекстиль",   критические    замечания ,   относительно     сопрано    непревзойденной   Элизабет   Шварцкопф  с бесподобнейшим  описанием   архитектурных    красот   аквапарка   в  Тропарево...

        Но    сегодня    пусть    Люсик   нас   простит. Мы   задрыхнем    сегодня,   как   от   димедрола.  Глухо   и   беспечно.   И   даже    без    щекотки    арматурой.