Часы

 Когда мне по-настоящему плохо.
Когда даже Она, такая теплая, сияющая неярким, ровным светом, не может унять грызущую меня тоску и беспокойство, я выхожу из комнаты, и тихо, чтобы ни Она, и никто другой не услышал, я звоню тебе.  Я сбрасываю один гудок, в поднимающемся смутном волнении. Я очень давно о тебе не вспоминал. Затем,  натягиваю на лицо прежнюю маску тоскливой усталости, возвращаюсь к Ней, и говорю  – пойду, прогуляюсь. Подумаю.
Она смотрит на меня с сочувствием и кивает. Она редко задумывается обо мне и тебе. Смутные её подозрения рассеиваются быстро, тополиным пухом, клубом белесого дыма. Мы с тобой – славные конспираторы.
Я выхожу из дома, с трудом заставляю себя пройти ту часть пути, которую видно из окна, медленным, задумчивым шагом, который подобает человеку, загруженному тяжким весом личных катаклизмов. И только когда густая листва разросшихся кленов надежно скрывает меня, я почти перехожу на бег. Я спешу туда, где  ты будешь меня ждать.
Ты обязательно придешь первым, как бы я не спешил. Даже если я позову тебе, прямо от входа той маленькой кофейни -  когда я зайду, ты будешь там. Ты будешь сидеть за маленьким столиком и, не поднимая ни на кого глаз, рисовать на кофейной пене длинной деревянной палочкой.
Когда я подхожу и сажусь за столик, мое волнение не утихает. Я ловлю твой взгляд, который ты, будто нарочно не сводишь со сложных узоров на легкой сливочной пенке.
Тогда, трусливо уперев взгляд в стол, я начинаю говорить. Сначала тихо, сбивчиво, перескакивая со второго на пятое, а потом, набирая голос, вливая в него всю тоску, всю мольбу и отчаяние, я рассказываю. Я говорю о том, что все, почти все пропало, что шансов у меня нет, ну или почти нет, что я могу надеяться лишь на чудо или… и я прошу. Тихо, сбивчиво, «последний раз». И прости, что не звонил, прости, что не вспоминал. Но пожалуйста…
Потом я несмело поднимаю на тебя глаза. Ты смотришь на меня, и улыбаешься. Нежно, мягко, так ровно и спокойно. Я вдруг понимаю, что все будет хорошо. Даже лучше чем хорошо. Облегчение так велико, что я боюсь взлететь.
Я поднимаюсь с места, заполненный тихой непробиваемой уверенностью.
На пороге я оглядываюсь на тебя. Ты смотришь мне вслед и также невозмутимо  улыбаешься.
Пока я иду домой, я успеваю почувствовать легкий стыд. Я вспоминаю о тебе только когда мне плохо. В такие моменты, я на все готов для тебя, ради твоей благосклонности, ради единственного твоего  бесконечно любящего взгляда. Но как только все в порядке – я мгновенно о тебе забываю.
Я даже могу заявить, что тебя вовсе нет.
Я даже могу порицать тех, кто в тебя верит, втихую посмеиваться над их верой, и считать их слабыми, неустойчивыми головой людьми.
А получается так, что ты – ты любишь меня всегда. И будешь любить всегда одинаково – великодушно, нежно, искренне, что бы я ни делал, чего бы ни говорил. А я тебя – горячо, порывом, но только тогда, когда нуждаюсь в твоей поддержке. 
Потому что ты – Бог, а я - человек.