Сказка. ч5. гл. 48. Хомяк и другие. Эпилог

РАЗДЕЛ 5. ХОМЯК И ДРУГИЕ.

    До сих пор не умолкают споры на тему: “Может ли турецкий султан стать папой Римским”. И, хотя нет уже такого понятия, как Османская Империя, и давно канул в Лету почетный титул Повелителя всех правоверных, тем не менее до сих  пор не ясно, мог ли состояться подобный переход. Так что история преображения  нашего имама-папы крайне поучительна и могла бы порадовать старика Гегеля, доживи он до наших дней.
   Аятоле Хомейни  на роду были написаны великие подвиги и невероятные свершения во имя Всевышнего и во славу  Ислама. Так уж получилось, что правящий тогда Ираном шахен-шах  Реза Пехлеви  был чужд религиозному фанатизму. Мало того,  он всерьез увлекся изучением истории Великой Персии и пришел к выводу, что при царях Кире, Ксерксах, Дариях и прочих Ахеменидах  было это государство куда могущественнее, чем ныне, так что есть чему поучиться у великих предков. Это его и погубило. Добро бы  любознательность монарха способствовала улучшению быта подданных – тогда бы, вероятно, простила бы страна правителю чудачества; но надо же было так случиться, что старина Пехлеви влез в долги, допустил фактическую оккупацию  Ирана американскими войсками и не привел государство к экономическому взлету, невзирая на богатейшие месторождения нефти, разрабатываемые на юге. Народ глухо ворчал – и проворчал бы, наверное, еще не одно поколение, если бы не появился на исторической сцене наш герой. А надо знать, что старик смолоду отличался крайним  фанатизмом, бескомпромиссностью и религиозной нетерпимостью; так, он всенародно осудил увлечение шаха  персидскими древними традициями, зороастризмом и прочими атрибутами  далекой старины. Последнему это не могло понравиться; несколько раз он стерпел вызывающее поведение священнослужителя (дослужившегося, кстати, до ранга Великого Аятолы, что обеспечивало ему личную неприкосновенность), а затем его терпение истощилось, и старина Хомейни был выслан из страны. Почему-то, вопреки традиции, шах не воспользовался  услугами наемных убийц и милостиво позволил  старому имаму дожить остаток дней в эмиграции, другой бы на месте нашего героя, вероятно, сказал бы “спасибо”, да и успокоился! Но не таков был наш Хомяк. Проявив в Париже бурную деятельность по созданию  за рубежом  оппозиции, старик активно готовился к перехвату власти у шаха при первом же удобном случае. И случай представился. В один прекрасный день забурлили персидские базары; веками копившаяся  в иранском народе ненависть к иноземцам  сконцентрировалась на проклятых “гяурах”-янки (в Латинской Америке их почему-то называют “гринго”). И начали люди громить американские военные базы, посольство США… тут и наш герой подал свой голос из эмиграции. Не буду утомлять  читателей долгим и нудным пересказом хода событий 1978-79 годов, а только позволю себе заметить: теократическая диктатура Хомейни счастья  иранскому народу не принесла, но, тем не менее, в каком-то смысле пошла  ему на пользу. Нельзя не восхищаться гениальностью и простотой решения проблемы наркомании, найденного нашим аятолой: старик попросту переловил всех наркоторговцев и наркоманов заодно; первых он отправил на виселицу, вторых -  концлагеря – до полного выветривания из безмозглых головок дури. Он с честью вышел из многих ниспосланных Всевышним испытаний, отразил ряд наскоков США и агрессию Ирака, предпринятую с ведома и молчаливого одобрения дядюшки Сэма, но не сумел привести страну к процветанию, или, хотя бы, сытости. И, когда подошло время предстать ему пред суровые очи Аллаха, понял старик, что не миновать ему командировки к Иблису. Вот тогда и стали приходить в эту удивительную голову  мрачные мысли о необходимости все начать сначала – в частности, поменять религию… тут-то и подвернулся старику  заблудившийся в пустыне перегрин Парамон. Остальное вы уже знаете.
   Рассказать вам, откуда взялись старина Люцифер, Вурдалак, Маргарет, и все те, прочие, с которыми судьба свела нас  по ходу наших странствий? Не стоит, я думаю: все черти и дьяволы, как известно – бывшие небожители, то есть создания, последовательно повторившие путь Азазелла; при этом, как мы уже убедились, двери в Рай и Ад всегда открыты. Добро пожаловать! Ну, а что касается Джахангира, Пиан Рашида и разного рода Хитромырдиных, Жирномырдиных да Ржавомырдиных со товарищи – так  вот что вам скажу: читайте прессу, смотрите телевизор или слушайте радио; возможно, кто-то из главных действующих лиц нашей затянувшейся мелодрамы и глянет на вас воровским или затуманенным оком со страниц журналов и газет, а то и вовсе с телеэкрана. Впрочем, повторяем, что лично никого оскорбить перегрин  Парамон не собирался, и все возможные совпадения имен, дат и событий представляют собой чистейшую случайность. Тем не менее, если кто-то из политиков или господ бандитов, паче чаяния, вдруг узнал себя в каком-нибудь, к примеру, Пиан Рашиде – что ж, это говорит о его прозорливости и проницаемости, что вообще присуще политическому деятелю. Следовательно, высокоуважаемый читатель, сумевший возвысить свое воображение до самоузнавания в образе литературного персонажа:
- не страдает ложной скромностью;
- обладает достаточным воображением, что сулит ему блестящее будущее… если раньше не подстрелят… на взлете;
- отличается узнаваемостью в толпе, то есть характером и типажностью (а разве плохо оставить свой растиражированный звериный облик на скрижалях Истории?);
- вообще  заслуживает некоей высшей награды как объект, сумевший подарить нам  хороший персонаж или сюжет!
  На этом можно было бы поставить жирную точку в конце нашего повествования. Но что-то удерживает от  такого императивного решения: внутренний голос шепчет: “ставь многоточие, все еще впереди!”. Возможно, что это – так, а, возможно, и не совсем так; во всяком случае, мы исполнили свой долг и наша совесть чиста.  Впрочем, как известно, пусть даже и истощится сюжет нашего рассказа… но кто посмеет утверждать, что он последний?! Вот я, например, будучи в здравом рассудке  и трезвой памяти, никогда бы не позволил себе подобных высказываний. Будущее скрыто во мраке – так и слава Богу! Нет ничего скучнее, чем серая  наезженная дорога, где известны все расстоянии и остановки, и конец которой отчетливо виден в самом начале пути. Ну, уж нет, господа-товарищи: будем действовать так, будто путь наш бесконечен, и бесчисленное множество приключений таится за каждым поворотом. А пока запасемся терпением, ибо оно еще очень и очень нам пригодится;   неизвестно, сколько раз  придется проявить стойкость и упорство, изобретательность и отчаянный оптимизм. Незачем умирать раньше надежды, а она, как известно, умирает  все-таки последней.
   Вот на этой оптимистической ноте мы и расстанемся – и, смею надеяться, что не навсегда.

19.02.2001.