Сказка про то, как семён-молодец цельную страну от

СКАЗКА ПРО ТО, КАК СЕМЁН-МОЛОДЕЦ ЦЕЛЬНУЮ СТРАНУ ОТ БЕДЫ УБЕРЁГ.

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жили-были простые люди. Неплохие люди, работящие, да только жизнь у них в последнее время что-то не заладилась. Только посеют рожь или овёс, или репу, или пшеничку, или картоху какую – так либо мороз ударит, либо засуха, либо всё напрочь градом побьёт. А если и вырастет что, так ещё хуже – рожь не рожь, просо не просо – всё дрянь какая-то несъедобная. И со скотинкой не лучше – заготовят сено, а оно сопреет ещё до зимы, хоть и сухое. Корова отелится, глядь, а у телёнка либо две головы, либо две ноги. Вот и поди разберись, что лучше. И мрёт вся живность – прямо страсть какая-то. Уж и знахарей приглашали, и врачей, даже экстрасенсов, а толку никакого. Вот и призадумался тамошний народец, что же ему делать? Либо сразу всем ложиться, да помирать, либо ещё чего хуже. Решили, однако, для начала проголосовать.
Собрались все на площади, да и проголосовали. И тайным всеобщим голосованием выбрали трёх старичков старых, чтобы они выход из данной безвыходной ситуации нашли. Так прямо тем старичкам и сказали. Либо они выход находят, для всех приемлемый, либо голова с плеч. Мы, говорят, дня два-три ещё потерпим, а уж дальше – извини-подвинься. Край пришёл. Жданки кончились. Того и гляди, иол, друг дружку жрать начнём. А чего? Деваться уже некуда. Край.
Ну вот, сели те старички старые на завалинку, морды в бороды упрятали, бороды кулаками подпёрли, глаза шапками прикрыли. Сидят, думу думают. А вокруг невесть чего творится. Прямо по улицам деревенским лисы шныгают, да всё разные – то голубые, то красные, а то и вовсе черно-бурые. Шалые какие-то лисы, морды у всех в пене, носятся по деревне, тявкают. Бабы, как их завидели, заголосили. « Бешеные, - орут, - лисы-то, все как есть бешеные!». Да давай детей с улицы хватать, да по избам растаскивать. Собаки деревенские, как прослышали, что лисы-то бешеные, так и разбежались, кто куда. Кто под крылечко забился и визжит там со страху, кто в поля маханул, а один цепняк у будки рвался-рвался – ему ж спрятаться-то некуда, на привязи же он, да так и удавился на цепи.
Один старый старичок глаза из-под шапки показал, посмотрел на лис и говорит:
- То не лисы, однако, то оборотни. Шайтан их на нас насылает. А Аллах от нас отвернулся.
Он, старичок-то энтот, татарин был, Абдулкой звали. И в таких делах он толк знал. Прослышали его другие старые старички, глаза на минутку открыли, посмотрели вокруг, вздохнули.
- Да-а-а…
- Точно, Абдулка…
И опять шапками закрылись. Думают сидят.
А на дворе уж ночь наступила. И такая страшная ночь – не приведи Господи такую увидать. Темно вокруг, хоть глаз коли, а в темноте всё какие-то твари летают, пищат, скрипят, крыльями хлопают, чуть только по морде не задевают. А у околицы волки воют. Красиво так воют, распевно, только страшно уж очень. Но старичкам-то старым всё по фиг, сидят себе на завалинке, думают. Один только, Николой звать, один глаз приоткрыл, да со страху чуть не обмер. Видит он, на небе две луны горят, будто два глаза, злобные да страховидные, светом багровым налитые. А на земле-то тьма тьмущая, ничего всё равно не видно.
- Эхе-хеееееееее… - вздохнул Никола, а говорить ничего не стал.
Ну, а чего тут скажешь-то? Вот и Никола зажмурил обратно свой глаз, и опять сидит, думу думает.
За думами теми великими и ночь прошла. Рассвело. Потеплело чуток. Тут уж и старички вроде бы ожили, зашевелились, зашуршали на завалинке-то. Они, старички то есть, тёплышко любят. Вот открыли они глаза свои, кости старые растянули, суставы расхрустели, да так и замерли, с руками во все стороны разведёнными. Глаза выпучили, рты беззубые пораскрывали – на небо таращатся. А на небушке-то, Матерь Божья, три солнца стоят, землю пекут. Ровно в ряд стоят, как солдаты на параде. Есть чего испугаться, а? Вот и старички струхнули, врать не буду. Замерли, ждут, что за сим явлением воспоследует. Хорошего-то, ясный день, ничего не ждут. Старички старые, мудрые, добра за жизнь свою долгую ни разу не видали.
- Ну, теперича держись, братцы, - сказал самый старый старичок, самый мудрый, Прокопием его звали. – Теперича оно всё покажет.
И точно, долго ждать не пришлось. Все три солнца на небеси сдвинулись, соединились, да как пыхнут жаром, всё небушко-то от края и до края светом ярким, палящим залило, прям горит всё. По деревне стон пронёсся.
- Вот оно! – крякнули старые старички, и с завалинки-то слезли, посохами в землю ткнули. Бороды у них торчком, глаза огнём неугасимым горят. Порешили, видать, что-то важное.
Но тут, прямо как на грех, в деревню два волка вбежали. Здоровенные, толстые такие, только шерсть на них почему-то клоками висит, да во все стороны разлетается. И бегут те волки по улочке прямо на старичков старых. Но старички-то страху не показывают. Встали все прямо, Прокопий с Николой перекрестились, а Абдулка чего-то прошептал про себя, и через плечо сплюнул. Храбрые старички, всё на Бога надеются. И, видать, не зря. Выскочили тут со всех дворов деревенских собаки, да на волков и накинулись. Завязалась тут драка лютая. Хрип, визг, лай, пыль столбом. Беда волкам!
Да только видят старые старички – из кучи-малы, что собаки устроили, тихохонько выбираются на волю два волка. Выбрались, посмотрели друг на друга, вроде бы даже перемигнулись. Один, покрупнее, возле собак остался. Присматривает за ними, то одну, то другую чтоб пуще злились, за ляжку прикусит, а второй, поменьше, озирнулся пару раз и шасть во двор. Оттуда крик бабий раздался, а волчара-то уже на улице, и в зубах ребятёночка держит! Вот ведь зверюга дьявольская! Оба волка тут же за околицу кинулись. И поминай как звали. Как не было ничего, пусто на улице, только собаки грызутся, рвут друг друга на части.
Высыпали тут на улицу люди, собак кой-как разогнали, и к старичкам старым с допросом приступились. Так, мол, и так, не надумали ли чего умного, а то, мол, сами видите, совсем нам край пришёл, а вам срок думу думать вовсе вышел. Или давайте решение готовое, или всем вам головёнки с плеч. Вон, мол, и мишка-столяр уже готовый с топором стоит, да и чурбачок, подходящий под плаху, в шесть секунд подберём.
Но тут, будто он те слова услыхал, зашевелился, закряхтел, заскрипел старый-старый дуб, что спокон веку посередь деревни рос. Заскрипел он, зашумел листьями, хоть и ветра вовсе не было. И слетел с его веток старый-престарый Ворон, что на том самом дубе проживал чуть не сто лет с гаком, а может ещё и больше – никто того не помнит. Так вот, слетел энтот Ворон с ветвей дубовых, и прямо к Прокопию на плечо и уселся. Сел, перья клювом почистил, да на народ уставился. А глаза у него страшенные, огроменные, с золотым ободком. А уж умнющие! Хоть и тварь бессловесная, а быдто всё-всё понимает. Народ на всякий случай от него подальше отодвинулся. Безмолвствует, как всегда. Ждёт.
А Ворон посидел ещё чуток, на народ глядючи, а потом Прокопию-то на ушко и говорит человеческим голосом:
- Давай, дедуля, начинай бухтеть. Пора пришла.
Откашлялся Прокопий, приосанился, и говорит:
- Слушайте, люди добрые, что мы, старые старички, промеж себя порешили, всю вашу беду обдумавши, все знамения оглядев и осмыслив. Так вот… Подумали мы сообча и решил я так… Надыть выбрать нам трёх парней молодых, покрепче да поздоровее, и пускай они идут туда, не знаю куда, найдуть корень, так сказать, зла, да и извлекут тот корень, выжгут калёным железом семя зла, а без этого пускай обратно не возвращаются. А иначе, люди добрые, нам делать нечего, и ничего хорошего ждать не приходится, это уж по всему видать.
Сказал так Прокопий и замолчал. И люди молчат, народ, собственно, чего теперь делать – не знают. Тут-то Никола и подсуетился.
- Голосовать, - говорит, - надоть.
Оживился народ. Что-что, а голосовать – дело привычное, доброе. Самое главное – думать не надо.
Абдулка тоже влез
- Как, - говорит, - голосовать будем? Отдельно по кандидатурам, али списком? Отводы будем принимать, аль нету? Да и…эта…надыть ба секретариат тоже выбрать.
- Нету, - Прокопий говорит. – Нету времени у нас, братцы, ни отводы принимать, ни отдельно голосовать. Секретариат, конечно, выберем, без этого нельзя, а на остальное времени вовсе нету. Промедление, - говорит, - смерти подобно. Вчерась было рано, нонче может быть уже поздно. Щас надо выбирать.
Ну, выбрали, как водится, президиум – трёх старых старичков, выбрали секретариат – Дуньку Сиськину, выдвинули единогласно кандидатов, и как только выдвинули, так тут же и выбрали единогласно. Выпало идти туда, неведомо куда, Игнату-бойцу, Семёну-молодцу, да Ваньке-дураку. Вот как выбрали их люди добрые, так сразу же и разошлись по домам, жить-поживать, да горе-беду переживать. Пусто в деревне, как вымерли все, только три парня стоят на площади. Чего делать – не знают, с чего начать – не ведают.
Так бы они, наверное, и по сю пору там бы стояли, только пришла к ним помощь, откуда не ждали. Свесился с ветки древнего дуба говорящий Ворон, и говорит им человеческим, естественно, голосом:
- Ну что, братцы, пригорюнились, что носы повесили? Собираться вам нечего – шмотки все на себе, а жратвы у вас и дома нетути. Так что, руки в ноги и – вперёд, к победе, и с песней! Родина ждёт от вас подвига, ребятушки! Родина сказала – надо, молодёжь…что ответила?
- Есть! – обречённо выдохнули трое.
- Ну так давайте, давайте!
- А куды? – спросил Ванька. Он был дурак, так что ему и спросить было незазорно.
- Куды глаза глядят! – уверенно ответил Ворон.
Но, глядя на совсем растерявшихся парней, видать, сжалился.
- Ладно, если вы меня на плече понесёте, стар я уж стал крыльями попусту хлопать, так я провожу вас немного…
- Идёт! – тут же ухватился за его идею Семён-молодец. – Давай-ка, Ванька, подставляй дедуле плечо.
- А чего это я должен подставлять? – попробовал отпереться Иван, да только слушать его никто не схотел.
- Потому как дурак, - ясно и чётко ответил Игнат-боец. – А нам силы беречь надо. Случись битва со злом окаянным – ты, что ль, биться будешь?
- А чего, - опять возразил Иван. – Я вон, летось, тебе морду разбил, да и Сёмке тоже, так что и я ничем вас не хуже…
- Дурак ты, всё-таки, Ванька, - не обиделся на него Игнат-боец. – То драка, а то – бой. В бою-то ты, небось, подкачаешь.
- А может быть и нет, - опять завыступал Иван.
- Всё, хорош, базары кончаем. – Отрезал Семён-молодец. – Командование беру на себя. Иван – птицу на плечо. Игнат – вперёд, и песню запевай!
- А чего это ты берёшь на себя командование? – опять вылез Ванька.
- Потому что никому другому не дам. – сказал, как отрезал, Семён.
А супротив такого аргумента – куды попрёшь? Хочешь – не хочешь, а взял Ванька Ворона на плечо. Игнат вперёд пошёл, да песню запел:
РАЗЛУКА, ТЫ РАЗЛУКА,
ЧУЖАЯ СТОРОНА,
НИКТО НАС НЕ РАЗЛУЧИТ,
ЛИШЬ МАТЬ СЫРА-ЗЕМЛЯ.
Долго ли, коротко ли шли они – то никому не ведомо. Да только зашли они глубоко-глубоко в дремучий лес. Кругом коряги, бурелом, сверху всё время что-то капает, да так противно, особенно потому, что всё время норовит капнуть за шиворот. Лезут ребята через поваленные деревья, чертыхаются тихонько. Ваньке-дураку как всегда хуже всех приходится – у него ж ещё Ворон на плече сидит, чуть что не так – клюёт его, бестолкового, прямо в маковку. Больно , блин! А терпеть всё одно приходится.
- О, гляньте-ка, ребята, - шёпотом вдруг сказал Игнат. – Вот они где, падлы, обретаются, куды дитя християнское утащили. Сытые, видать, пока не тронули. Ща мы им небо с овчинку сделаем!
Посмотрели, куда Игнат показывал и Семен с Вороном. Ваньке велели не высовываться. Глядят, а под корягой нора огромная волчья вырыта, возле норы лежат два волка здоровые, что перед тем в деревню забегали, а вокруг них волчатки махонькие играют, а среди волчат и ребетёнок краденый. Живой. Весёлый. Не понимает же ничего. Тоже играется.
-_ Ты, Игнат, слева заходи, я – справа, а ты, Ванька, давай прямо по центру. Пасуй мне, я – тебе. Сыграемся, братцы, - скомандовал Семён. – Отмстим неразумным, и чтоб не было нам мучительно больно!
- Да вы чего, ребята? – удивился Ворон. – Да на хрена вам к волку в пасть-то лезть? За вами – Родина, народ! На вас возложена ответственная миссия, а вы хотите её из-за какого-то щенка подвергнуть опасности невыполнения? А если вас сожрут? Если не вы, то кто же?
- Отвали! – Раздувая ноздри ответил Игнат. – К бою, товарищи! Пленных не брать!
- Стоять! – резко шикнул на него Семён. – Обдумать надыть. Комиссар правду говорит. Нельзя нам себя опасности подвергать, особенно из-за какой-то ерунды.
- Ну, командир, не знаю, - Удивлённо протянул Игнат. – Хотя ты начальник, тебе виднее…
- Да ну вас, - Вдруг влез, как всегда не по делу, Иван.
Он весьма невежливо снял со своего плеча Ворона, и посадил его на колючий куст можжевельника, а сам ужом пополз к волчьему логову, не обращая внимания на злобное шипение Семёна ему вслед.
- Да ладно тебе, чего ты надрываешься, - с ухмылкой проговорил Ворон. – Баба с возу – кобыле легче. Пускай сожрут этого дурака, если он даже пожилую птицу нормально нести не может, спотыкается вечно. Он мне давно уж надоел.
- Ладно, посмотрим, как дело обернётся, - согласился Семён. – Но если он, сука, живым вернётся, всыплю я ему по первое число за неподчинение командованию.
- Точно, лейтенант, - поддержал его Игнат, - влепи ему три наряда по кухне вне очереди, а то уж больно жрать хочется. Пусть он нам жратву добудет.
- Это – правильно, - поддержал его и Ворон.
Между тем Иван, подобрав где-то по пути здоровенную дубину, подполз к самой норе, и с диким воплем «УРА!» бросился на волков. Волчата вместе с ребёнком, испуганно визжа, кинулись к норе, где и спрятались. Волки же почти не среагировали на нападающего. Правда, волчица, (она была немного поменьше ростом), на всякий случай отбежала, и встала перед норой. Волк же, не вставая с места, медленно повернул голову к дико орущему и вертящему над головой суковатой дубиной Ивану, и спросил его:
- Чего орём?
Иван оторопел и остановился.
- А ты чего…это…тоже это…ну, как его…говорить, что ли, умеешь? – дубинка сама собой вывалилась из Ивановых рук.
- И получше некоторых,  - с достоинством ответил волк и встал. – Ну, так чего орём, куда бежим, чего хотим?
- Да я это…мы тут по делу идём...смотрим, вы тут…ну, мы к вам…
- Вот гад, - злобно сказал Игнат, притаившись в кустах. – Всё готов разболтать. А у нас ведь миссия секретная, правда, товарищ старший лейтенант? Я думаю, мы как разведчики в тылу врага, а? Правильно я говорю, капитан? – обратился он к Семёну.
- Точно, - подтвердил тот.
- Уходить надо, майор, - возбуждённо запыхтел ему в ухо Игнат. – Продаст он нас, чует моё сердце, продаст. А мы ведь и без него обойдёмся, а, товарищ подполковник?
- А меня кто понесёт? – вмешался в их разговор Ворон. – Я сам не полечу, так и знайте. Уговор, промежду прочим, дороже денег.
- Нужно проявить сознательность, товарищ замполит, - строго ответил Семён. – как там насчёт «Родина сказала надо?»
- Уууу, точно, товарищ полковник! Так его, старого уклониста! – поддержал командира Игнат.
- Да я на вашу Родину… - возмутился было Ворон.
- Ещё слово, и вы будете расстреляны на месте без суда и следствия, - предупредил его Семён. – Отступаем. Шаг влево, шаг вправо – считается побегом. За мной, товарищи! Игнат – замыкающий, прикроешь если что, да заодно присмотри за этим потенциальным предателем. По выполнении задания будешь награждён орденом Сутулова первой степени сколиоза.
- Слушаюсь, товарищ генерал! – радостно всхлипнул Игнат и, ткнув Ворона в спину, прошептал, - Ползи, гнида, а то загрызу.
Ворон обречённо посмотрел на него, после чего, привычно заложив крылья за спину, зашагал вслед за уже уползшим Семёном.
А возле волчьего логова продолжался разговор. Иван уже успел выяснить, что волки никоим образом не собирались покушаться на жизнь ребёнка, а просто решили взять его к себе на воспитание.
- Да и, чего уж греха таить, любопытство одолело. Понаслышаны мы тут об индийских экспериментах с Маугли, вот и решились. – вмешалась в разговор и волчица. – А то скушно, тоскливо, стало у нас в лесу, а тут человечек, приёмыш. Весёлый он, жизнерадостный, я его давно заприметила, ещё когда родители его на сенокос с собой брали. Забавный мальчик, любознательный, природу любит. А у вас, в деревне-то, кто ему воспитание хорошее даст? Всё на печках лежите, клопов давите. Да по нынешним временам, он у вас скорее всего с голоду бы помер.
- Это точно. – удручённо согласился с ней Иван. – Сейчас нам не до проблем подрастающего поколения. Беда ведь у нас, знаете, небось?
- Да уж наслышаны. – Ответил волк. – Ну, тут вы сами, честно сказать, во всём виноваты. Надо же до такого додуматься…
- До чего? – тут же вцепился в него Иван. – Ты что, знаешь в чём тут дело? А?
- Ну, знать не знаю… - сразу замялся волк. – догадываюсь, наверное. Но тебе не скажу, и не проси. Не моего ума это дело. Вы, люди, это сделали, вам и разбираться…
- Вольф, давай-ка заканчивай ты с разговорами, на охоту пора, - заторопилась вдруг волчица, - детям пища нужна, да и человечку ягодок набрать надо. Нечего тут попусту болтать!
- Вот видишь, - с облегчением вздохнул волк. – Недосуг мне тут с тобой разговоры разговаривать, на работу пора. Ты, Иван, своих не ищи, они уже тебя в предатели Родины и враги народа заочно записали, так что дальше ты один иди.
- А куда ж я теперь пойду, без командования? – с тоской оглянулся вокруг Иван. – Я и мест этих не знаю. Пропаду.
И он жалобно вздохнул.
Волк с сочувствием посмотрел на парня.
- Ну, ладно, помогу я тебе. Вот за тем ольшаником тропка есть, по ней дойдёшь до пещеры, там живёт дракон стоглавый, Тихоном зовут. Скажешь, что от меня пришёл. Если ты ему потрафишь, так он тебе и объяснит, что к чему, и дорогу дальнейшую покажет. Ты курящий?
- Да, а чего? – удивился Иван. – Закурить чтоль хочешь?
- Да нет, это я просто так интересуюсь. – усмехнулся волк и серой тенью шмыгнул в кусты, вслед за убежавшей уже волчицей.
Иван, брошенный на произвол судьбы своим командиром, побрёл к ольшанику, то и дело отклоняясь от прямого маршрута, чтобы сорвать то гроздь ягод, то орехов. Немного подзаправившись, он вышел на обещанную волком тропку гораздо более весёлым, чем был до этого.
- Голодное брюхо к работе глухо, - констатировал Иван и бодро потопал по тропке прямиком к драконовой пещере.
Остальная троица, вдоволь поплутав по дикому лесу, переругавшись в пух и прах, в результате чего Игнату были обещаны две медали и сто сорок суток ареста, а старому Ворону – кастрюля с кипящей водой, выползла наконец-то на опушку, где на перекрёстке дорог стоял указательный камень, старый, замшелый, на котором было написано:
НАПРАВО ПОЙДЁШЬ – СВОЮ ЦЕЛЬ НАЙДЁШЬ. А НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ – ЧЕСТЬ И СЛАВУ ОБРЕТЁШЬ.
Ворон, радостно каркнув, взлетел и сел на верхушку камня.
- Ну всё, ребята, - с облегчением сказал он. – тут-то моя миссия и закончилась. Теперь выбор за вами – и вперёд, к счастливым горизонтам!
- Ты куда, петух гамбургский, - вскинулся на него Игнат. – Друзей в беде бросить хочешь?
- Отставить, условно награждённый, заочно приговорённый. – устало остановил его Семён. – Тут он прав. Пускай летит на все четыре стороны. Всё равно с него навару никакого – слишком стар. Дальше действовать будем мы. Кстати, Игнат, пора и нам с тобою расставаться. Тебе направо, к цели, и смотри не подведи меня там, ну а мне теперь налево надо, к чести и славе добираться. Давай-ка , корешок, на прощанье почеломкаемся. Взыскания я с тебя теперь снимаю, к ордену Сутулова первой степени да двум отважным медалям, дадим тебе ещё и грамоту почётную. А по нечётным можешь бесплатно в бане мыться. А теперь – прощай.
- Прощайте, товарищ фельдмаршал, - сверкнув скупой мужской слезой, сказал Игнат, - Счастливого вам пути!
- И тебе того же, - не оборачиваясь, ответил Семён, и пошёл себе по левой дороге.
Игнат недолго постоял у камня, смотря вслед уходящему Семёну, а потом, вздохнув, пошёл по правой дороге.
Ворон же полетел домой, к родному дубу, размышляя по пути о превратностях судьбы. Чёрт его знает, этого Семёна, а вдруг и взаправду, как вернётся, в супе сварит? Впрочем, навару с меня действительно никакого, подумал Ворон, а на радостях авось и простит. А то и сгинет сам где-нибудь. Однако, паспорт заграничный оформить не помешает, решил он в конце концов.
Тем временем Иван, весело посвистывая, пришёл-таки к драконьей пещере, и вот тут-то всё его веселье как ветром сдуло. Вокруг пещеры, версты примерно за полторы, весь лес был выжжен начисто, а среди обгорелых пней там и сям валялись кости и черепа. В основном – лошадиные и человеческие. У Ивана со страху что-то весьма неблагозвучно булькнуло в желудке и засосало под ложечкой. Он уже почти решил по-тихому вернуться, но тут из пещеры показалась драконья голова. Не очень большая, чёрная, вся в каких-то бородавках и трещинах. Вроде бы и неживая, если бы не хитренькие голубые глазки, радостно блеснувшие при виде Ивана. Розовый язык, тонкий и гибкий, высунулся из обугленного рта и облизал шершавые губы.
- Иди с-с-сюда. – Тихонько прошипела голова.
Иван вздрогнул.
- Я, дяденька? – Решив прикинуться полным дурачком, переспросил он.
- Ага, - радостно заулыбалась голова.
Из глубины пещеры раздался какой-то шум, скрип, глухой сухой кашель, и рядом с первой головой показалось ещё несколько, чуть не вдвое больше первой. Все они внимательно уставились на Ивана.
- Я, дяденьки, невкусный, - залепетал Иван, потихоньку пятясь к лесу. – Голодуха у нас, дяденьки…
- С-с-сюда иди, козёл, - строго рявкнула другая голова.
- Стоять! – Добавила третья.
- Дрожать! – Завопила четвёртая.
- Заткнись! – Скомандовала пятая.
- Дрожу, дяденьки, - честно признался Иван. – Токо я, дяденьки, по делу к вам, меня волк прислал, по делу, значить.
- Не колышет, - как отрезала самая грубая голова. – Сказали – иди сюда, значит, иди без разговоров!
Из пещеры раздался совсем уж жуткий рёв, понесло дымом, и густой басовитый голос прорычал:
- РРРРРРазойдись, шестёрки, туз идёт!
И в проёме пещеры показалась огромная башка, величиной с паровоз. Впрочем, глаза у неё тоже были голубые. Более мелкие головы в панике попрятались обратно в пещеру. Осмотрев Ивана с ног до головы, драконья башка прищурилась, и неожиданно ласково спросила:
- Сссссслышь, мужичок, у тебя огоньку не найдётся?
- Найдётся, найдётся, дяденька, - радостно затараторил Иван. – А вот табачку, дяденька, нетути, дефицит, только листья дубовые с сушёным навозом, другого нетути ничего, уж извиняйте, дяденька.
- Говно не курю, - с усмешкой ответила голова, - и тебе не советую. Плохо на здоровье отражается. А вот от огоньку не откажусь. Погас тут у меня огонёк внутряной, значится. – Дракон заметно рассердился. – Любят тут некоторые сволочи с открытым ртом под дождём спать, вот и добаловались. А без огоньку жить скушновато. Иди-ка, паренёк, ко мне поближе, я сейчас потихоньку выдохну, одной ноздрёй, а ты огоньку поднеси. Да смотри, поаккуратнее там, а то сгоришь ещё, не ровён час. А как я раскочегарюсь, как следует, тогда ты мне про своё дело и расскажешь. Эх, надо бы за тебя Вольфу пару бычков жареных послать, в благодарность, значит. Умный он, за что и ценю.
Дав дракону прикурить, Иван рассказал ему про свои дела. Немного помолчав, дракон ответил, пуская изо рта дым колечками.
- Беда у вас, человечки, простая. По вашей же тупости и гордыне приобретённая, вами же и накликанная. Давным- давно, тебя тогда ещё на свете не было, правил этой страной Царь Властимир. Добрый был Царь, он мне чуть не каждый день харчи присылал. Я у него тогда крематорием работал. Ну, так жил-жил Властимир, да вдруг и помер. А его опричные бояре – Филька Железной, да Ёська Рябой, да  Мишка, да присные их, положили его во гроб хрустальный, да на красной гранитной горе тот гроб и поставили. А с того дня обиделся на них Царь Властимир, что его по христианскому обычаю в землю не зарыли, а как куклу какую всем на обзор выставили. Стал Царь властимир вставать ночью из гроба хрустального, ходить по всей земле, и где он пройдёт – там сто лет ничего не растёт, куда он дохнёт – там всё вянет и мрёт, куда взглянет – там всё уродуется да корчится. И покуда не найдётся на вашей земле человек, который тот гроб хрустальный разобьёт, да труп Царя Властимира в землю зароет, дотоле будут на вашей земле беды несчётные, да напасти бесконечные…
- Твою мать… - Только и смог сказать Иван. – Ну я и влип.
- А ты-то тут при чём? – Удивился дракон.
- Так я…так меня…выборный я, - пожаловался ему Иван. – От населения. Чтоб беду-напасть искоренить.
- Да, не повезло, - посочувствовал дракон. – Ну, да твоему горю можно помочь. Знаю я, как всё это дело провернуть можно. Да и пора пришла, наверное, а то у вас там совсем дела ни к чёрту. Лыцари уж лет пятьдесят не приезжают. Скушно мне, да и с харчами беда.
- Ой, дяденька, - обрадовался Иван, - подскажите вы мне, сироте убогому, а я уж вам чем хотите отплачу. Только лыцарей мы, дяденька, извели всех давно.
- Не ной, - брезгливо поморщился дракон, - а заплатить, конечно, заплатишь, куда ж ты денешься…
- Это ж мы с радостью, дяденька, - засуетился Иван, - токо у меня, дяденька, нету ничего.
Дракон снова оглядел его с ног до головы и усмехнулся.
- Ладно, чего уж там, зажигалку свою мне оставишь – и ладно. Она у тебя хоть с пьезоэлементом?
- Ага, ага….- радостно закивал Иван, - и огниво пьездатое, и трут…
- Ну, хорошо, лет на четыреста мне хватит, а там посмотрим. Так вот, парень, слушай, что я тебе расскажу. Скала-то та, красного гранита, тут недалече, дойти до неё – раз плюнуть, но только охраняют её, да и с голыми руками ко гробу Царя Властимира соваться нечего. Заесть может. Лютый стал, озлобился вконец. Он и был-то крутоват, а сейчас и мне страшно было бы к нему подойти. Ну, да ежели ты храбрый, так оно ничего.
- Я, дяденька, не очень…храбрый-то, - признался Иван. – Вот когда мы из деревни пошли, был со мной Игнат-боец, так вот он храбрый, Семён-молодец – тот умный, а я, дяденька, дурак.
- Ну, дурак, так дурак, может оно и лучше, - немного поразмыслив, решил дракон. – И вот ещё, парень, запомни, я тебе не дяденька, а ты мне не племянничек. Зови меня просто – Тихон Ураныч. Лады?
- Лады, дя…Тихон Ураныч…
- И хорошо. Так вот слушай, что тебе нужно делать…
- Слушаю, дя…Тихон Ураныч…
- И не перебивай! – Рявкнул дракон. Иван сразу же присмирел. – Так вот…Сбил ты меня… О чём я уже сказал?
- Пока ни о чём, - с грустью подсказал Иван. – Токо что всё это где-то недалече.
- Ага, ну да, ну да… Дойти-то ты дойдёшь, правда, по пути будут тебя пугать призраки всякие, страшные, огромные, орущие… Они как охрана ко гробу приставлены. Злые, гады… Да не трусь ты, - увидев перепуганное выражение Иванова лица, продолжил дракон. – Призраки, они призраки и есть, не живые они…
- Я мертвяков тоже…не очень, - признался Иван.
- Да они и не мёртвые! – Разозлился дракон. – Они – призраки. Ну, это как туман, мыльные пузыри – дрянь, одним словом..
Иван повеселел.
- Но дрянь злобная. Могут и кусить. – Добавил дракон.
Иван опять скис.
- Да шутю я, шутю… Экий ты, право… Ну так вот, крест нательный, смотрю, на тебе, не пропил ещё, молитвы, небось, знаешь…
Иван утвердительно кивнул.
- Так это ж первейшее дело супротив призраков! Значится так, у каждого призрака есть в руке оружие одно, что тебе потом против Царя Властимира пригодится. Нужно будет тебе у них это оружие отобрать….
- Я, Тихон Ураныч, наверное, не смогу, - расстроился окончательно Иван. – Я призраков-то тоже…не очень.
- Сможешь-сможешь! – Подбодрил его дракон. – Первый призрак – туманный. Помолишься хорошенько, дунешь на него, как следует, он и рассеется. Выронит он из руки колышек осиновый, острый-преострый. Вот его и подберёшь. Сможешь?
- Смогу, Тихон Ураныч….наверное…
- Ну, вот и молодец! Слушай дальше. Второй призрак – кровавый, его…
- Неееееее, Тихон Ураныч, наверное, не смогу я… Я крови вообще…не очень…
- О, Господи, прости ты мою душу грешную, - взмолился дракон, - я смотрю ты, Иван, и вообще-то… не очень… Так что ли?
- Ага… - печально вздохнул Иван.
- Так за каким же ты рожном идёшь-то? Если ты вообще – не очень?
- Дык, выборный я, Тихон Ураныч, деваться мне некуда… Отводов-то не принимали…
- Эхе-хе… Ну так чего, дальше-то рассказывать, или как?
- Рассказывайте, Тихон Ураныч, чего уж там…Потреплю…
- Ну так вот, второй призрак…ну, ты помнишь, наверное, - продолжил дракон. – Его нужно тем колышком осиновым проткнуть, он и лопнет. У него в руке лопата штыковая. Её тоже подберёшь. Третий призрак самый простой, железный он, вроде как статуй. Его лопатой подкопаешь, а как он упадёт, возьмёшь у него из руки молот. Всё запомнил?
- Ага, - немного подбодрившись, ответил Иван.
- Вот и чудьненько, вот и ладненько… Самое главное – ничего не бойся, да молитвы читай, от них призраки силы теряют, да двигаться не могут. Дальше-то дело пойдёт попроще. Дойдёшь до горы красного гранита, влезешь на неё, найдёшь гроб хрустальный…
Иван тихонько вздохнул.
- Я говорю – гроб хрустальный, - напористо повторил дракон. – Молотком его разобьёшь, и в сердце Царя Властимира вобьёшь колышек осиновый…
Иван вздохнул ещё раз.
- Колышек, говорю, вобьёшь, - уже не обращая на него внимания, продолжал дракон, - Да только в глаза ему не смотри, неровён час, он тебя загипнотизирует и сожрёт.
- Я бы, Тихон Ураныч, вообще бы всё время там зажмурившись ходил… - со вздохом прошептал Иван.
- Это – нельзя, - строго сказал Ивану дракон. – Всё остальное – с открытыми глазами. А дальше и вовсе плёвое дело остаётся – копаешь могилу, кладёшь туда труп, закапываешь его и – всё о.кей.
- Чего? – Не понял Иван.
- Домой, говорю, можешь идти. Ну, вот и всё. Давай, Иван, дуй до горы. Семь футов тебе под килем…
- Чего? – опять переспросил Иван.
- Ни пуха, ни пера тебе, говорю…
- К чёрту! – Ответил Иван, и пошёл к гробу Царя Властимира.
Дракон долго смотрел ему вслед, а потом усмехнулся.
- Вот тебе, дураку старому, и благодарность. Ладно хоть огниво оставил. – И дракон убрался к себе в пещеру.
До красной гранитной скалы и в самом деле оказалось не очень далеко, одно только расстраивало Ивана – это то, что он дошёл до этой горы, действительно красного, почти кровавого в лучах заходящего солнца, цвета, аккурат к вечеру. «Днём бы получше было бы. – подумалось Ивану, - Не так хоть страшно». Но ждать утра он не стал, поняв, что ночёвки неподалёку от гроба Царя Властимира и охраняющих его призраков. Он не выдержит. Так и пошёл, как есть.
Дракон Тихон Ураныч был точен до педантичности, что немного облегчило муки Ивана. Единственное, с чем возникли затруднения, так это с подкопом железного призрака. Но, проковырявшись в земле часов шесть, Иван одолел и его, и вскоре добрался до гробницы Царя Властимира. Он заметил её ещё издалека – гробница светилась в ночи жутким зеленовато-голубым светом. Зажмурившись, и бормоча молитвы, Иван подошёл поближе и саданул по хрустальному куполу что было сил. Хрусталь со звоном раскололся, мелкие осколки разлетелись в разные стороны. Теперь нужно было вбить колышек в сердце трупа, но вот как это сделать, Иван не знал. Наощупь ему этого делать не хотелось, а открывать глаза ему запретил дракон. В растерянности Иван замер возле разбитого гроба, сжимая в одной руке деревянный колышек, а в другой – молоток. Лопата валялась рядом.
- Ты кто такой? – раздался вдруг леденящий душу хриплый шёпот.
Иван в ужасе взвизгнул.
- Я спрашиваю – кто ты такой??????? – Вдруг взревел труп.
Иван замер, затаил дыхание и молчал. Все члены его сковал страх.
- Ты зачем пришёл? – Гневно допытывался труп. – Поглазеть???? Полюбопытствовать?????? Да я тебя в пыль, в порошок, в дерьмо…
Угрозы, одна страшнее другой, сыпались из гроба сплошным потоком, и Иван, чтобы хоть как-то защититься, прикрыл голову руками. И вдруг интонации трупа сразу же изменились.
- Это у тебя что? – Вдруг заинтересовался труп. – Колышек…молоток…может, у тебя, парень, и лопата есть?
Иван молчал.
- Слушай, парень, можешь ничего не говорить, - неожиданно просящее заговорил труп. – ты меня чего, закопать пришёл, да? Ну, ты хоть кивни мне, не бойся. Я ж не против, я и сам уж устал.
Иван кивнул, ожидая, что труп тут же разорвёт его на куски.
- Фуууууууууууу….наконец-то… - с облегчением вздохнул труп. – Давай, парень, неужто я тебя дождался…
Иван не двигался.
- Колышек у тебя здесь, вижу… - продолжал труп, - молоток тоже… Давай, парень, двигай руками, а я тебе подсказывать буду. Глаза-то не открывай, а то окаменеешь. Это уж не от меня зависит, извини.
Иван отрицательно замотал головой.
- Давай-давай, парень, не робей, слышишь же, сам тебя о том прошу. Задержался я на этом свете…
Иван дрожащей рукой приподнял кол, и подвинул его к гробу.
- Вперёд, вперёд….чуть левее…ещё чуть-чуть…вот так… - командовал из гроба труп. – Опускай, парень…ага, всё! Бей!
- Боюся, - прошептал Иван.
- Не бойся, никому от этого хуже не будет. Всем только легче. И вам, и мне. Устал я, парень. Да и ждут меня там давно, а я тут всё никак…Давай, парень, бей!
- Боюся, - опять прошептал Иван.
- Так твою… - разозлился труп. – Ты же сам за этим сюда пришёл!
- Выборный я, - чуть громче прошептал Иван. – Токо боюся я…
- Ну, раз выборный, так совсем другое дело, - успокоил его труп. – раз ты выборный, так тебе вовсе бояться нечего. Впрочем, если очень уж страшно, так ты ори, парень, погромче. Пугай свой страх, это ничего. Только бей, парень, бей! Прошу тебя!
Иван в ужасе закричал, и стал бить молотком по колышку. Дело было сделано. Однако, сам Иван вроде бы и не принимал во всём этом участия. Как он копал могилу, как поднимал из гроба тело, как клал его в могилу – ничего этого он не помнил. Очнулся он уже на рассвете, возле свежезакопанной могилки. Кое-как Иван взял себя в руки, и пошёл домой. Уже по дороге он заметил, что зелень в лесу стала гуще, небо – чище, и вокруг весело поют птицы. Проклятье было снято.
Где-то через пару часов, с разных сторон подошли к могиле Игнат и Семён. Недоумённо они уставились друг на друга.
- Здравствуйте, товарищ генералиссимус! – Поздоровался Игнат.
- Обоюдно, - ответил Семён. – я так понимаю, что мы с тобой пришли. А где ж тут честь и слава зарыты?
- Не могу знать, товарищ генералиссимус! – Отрапортовал Игнат.
- Обоюдно, - ответил Семён. – Ну, пошли тогда домой, что ли?
- Так точно, товарищ генералиссимус! – поддержал его Игнат.
И они пошли домой. Так как на их долю особо сложных испытаний не выпало, то они очень скоро догнали на дороге вяло бредущего Ивана.
- Ага, вот и дезертир попался, - злорадно просвистел Игнат, - Будем брать, товарищ генералиссимус?
- Взять, допросить, доложить. – Скомандовал Семён.
На допросе обессиленный Иван запираться не стал. Через пару минут Игнат, захлёбываясь от чувства выполненного долга, докладывал:
- Товарищ генералиссимус! На допросе дезертир Иван показал, что им захоронен труп бывшего Царя Властимира, насылавшего порчу на нашу, самую лучшую в мире страну. Так что наше задание выполнено полностью. Прикажете расстрелять?
- Ну, зачем же так, ефрейтор…Пущай уж поживёт. – Милостиво кивая, сказал Семён. – Тем более, что и расстрелять его не из чего.
Так они и пришли обратно в свою деревню. Впереди, расправив грудь, шагал Семён. Вторым, со связанными за спиной руками, шатаясь, шёл Иван, которого конвоировал замыкающий Игнат. В деревне уже всё было готово к приёму героев. На околице соорудили из бумажных цветов триумфальную арку, посреди площади, под древним дубом с сидящим на его ветке Вороном, были накрыты праздничные столы. И чего там только не было! И пиво, и вино, и брага хмельная, и чистый свекольный самогон, и спирт, и, естественно, водочка в огромных запотевших бутылях со слезой. С закуской, правда, была напряжёнка, но тут уж не до жиру – разруха же в стране. Долго говорились поздравительные речи. Семен отвечать никому не стал, счёл ниже своего достоинства. Хотя было видно, что и он растрогался. И уже сидя во главе праздничного стола, после пол-литра выпитой, он расстегнул верхнюю пуговку на рубашке, и изрёк всё-таки два слова.
- Реабилитирован, - сказал он, и показал пальцем на Ворона, всё ещё сидящего на ветке дуба
А посмотрев на связанного Ивана, тоже стоящего под дубом, вздохнул и добавил:
- Развязать.
Чем и вызвал бурю аплодисментов, переходящую в овацию. Оба амнистированных были даже приглашены к столу. Ворон, правда, пить не стал, так только, чуть пригубливал, а вот Иван повёл себя непотребно. Он изрядно выпил где-то на краешке торжественного стола, стал что-то бессвязно выкрикивать, буянить и хулиганить, вследствие чего и был выведен из-за стола, отведён за ближайший угол, где была ему набита хорошенько морда, и отпущен. Но по случаю праздника никто на него и не обиделся. На том пиру и я был, мёд-пиво пил, по усам моим текло, а по зубам, слава богу, не попало. На сём и прощаюсь.

15. 05. 1996.