Грех

Грех
...Ошибка — порой жуткая по своим последствиям? Заблуждение? Дурной путь к доброй цели? Или, быть может, грех — это синоним вины, которая гложет душу и не дает покоя? А может... само понятие греха — не более чем человеческая условность, которой можно пренебречь?

...«Женщина умирала в больнице, в коридоре, и все никак не могла умереть... Родных не было, никого не было. Наконец, ночью позвала одну няню, которая ее жалела, и велела слушать...»


                «...Но объясни, что значит грех,
                И смерть, и ад, и пламень серный»[1]...

            

С этих строк Бориса Пастернака и хочется начать наши размышления о грехе, одном из ключевых понятий религии — и в то же время, одном из наиболее сложных.

Что такое грех? Ошибка — порой жуткая по своим последствиям? Заблуждение? Дурной путь к доброй цели? Или, быть может, грех — это синоним вины, которая гложет душу и не дает покоя? А может, все гораздо проще: каждому времени и каждому народу свойственны свои грехи, точнее, поступки, которые считаются грехом, и поэтому само понятие греха — не более чем человеческая условность, которой можно пренебречь? Да и можно ли вообще найти какой-то однозначный критерий, по которому можно судить — что есть грех, а что — нет?

«Если Бога нет — все позволено». Если Бога нет — то нет и греха. Потому что относительность добра и зла становится абсолютной. Но откуда тогда у поэта — вполне далекого от благонравия —  вдруг из глубины души вырывается:

            

                «Я хочу при последней минуте
                Попросить тех, кто будет со мной, —
                Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
                За неверие в благодать
                Положили меня в русской рубашке
                Под иконами умирать»... (С.Есенин)

            

Перед лицом смерти наши размышления об относительности греха становятся не просто нелепыми. Они оказываются подлыми. С.И.Фудель в своих воспоминаниях пишет: «Женщина умирала в больнице, в коридоре, и все никак не могла умереть, заживо разлагалась. Родных не было, никого не было. Наконец, ночью позвала одну няню, которая ее жалела, и велела слушать ее исповедь. Исповедь была страшная, за всю жизнь, а священника нельзя было позвать. Няня исповедь записала и утром отнесла в церковь, а к вечеру женщина умерла». Этот случай — свидетельство тому, что грех — не мысленная фикция или общественный предрассудок, а нечто, что может существенно влиять и на жизнь, и на саму смерть.

В предыдущей передаче мы говорили о том, что летопись истории человечества начинается с греха Адама и Евы. Этот грех заключался в противопоставлении своей воли воле Творца. С тех давних пор и по сей день есть только два вида людей — те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет воля твоя». В итоге каждый получает то, что хочет на самом деле. По своей глубинной сути, грех есть утверждение себя самого по отношению к Богу и другим людям. Настоящая любовь — это всегда память и забота о другом. Грех же, наоборот, есть "память о себе" и забвение других. Грех прародителей поселил в человеческих сердцах сладкий яд самолюбия, который занял место Бога. Источник человеческой жизни оказался отравленным в самом истоке — и последующие поколения лишь примешивали к нему собственную нечистоту. Муть греха настолько срослась с человеческой природой, что стала считаться естественной и неотъемлемой. Поэтому и потребовалось обновить источник особым, сверхъестественным образом. Этим источником стал второй Адам, Иисус Христос, Который Своим Рождением, Крестной смертью и Воскресением победил то, что прежде всегда приводило человека ко греху: страх страдания и страх смерти. Христос стал новым источником, приобщаясь Которому, верующие обретают силу не только противостоять греху, но и окончательно побеждать его в себе.

В повести-притче английского писателя Клайва Льюиса «Расторжение брака» есть такой эпизод. Ученик не может понять участи женщины, оказавшейся в аду. И он говорит своему учителю:

«- Мне кажется, ей не за что гибнуть. Она неплохая, просто глупая, говорливая, старая и привыкла ворчать. Ей бы заботы и покоя, она бы и стала лучше.

- Да, она была такой, как ты говоришь. Может, она и сейчас такая. Тогда она вылечится, не бойся. Тут все дело в том, сварливый ли она человек.

- А какой же еще?

- Ты не понял. Дело в том, сварливый она человек или одна сварливость. Если остался хоть кусочек человека, мы его оживим. Если осталась хоть одна искра под всем этим пеплом, мы раздуем ее в светлое пламя. Но если остался один пепел, дуть бесполезно, он только запорошит нам глаза.

- Как же может быть сварливость без человека?

- Потому и трудно понять ад, что понимать почти нечего, в прямом смысле слова. Но и на Земле так бывает. Давай вспомним: сперва ты злишься, и знаешь об этом, и жалеешь. Потом, в один ужасный час, ты начинаешь упиваться злобой. Хорошо, если ты снова жалеешь. Но может прийти время, когда некому жалеть, некому даже упиваться. Сварливость идет сама собой как заведенная...»[2] Именно в этом и состоит весь ужас греха: отрывая человека от Бога, источника жизни, грех становится как бы второй природой — на самом же деле — паразитом, высасывающим жизнь, и взамен дающим только иллюзию счастья...

Как же устоять перед грехом? Есть ли способ избежать его коварных сетей, расстеленных повсюду?  Ответом для нас пусть станут строки Владислава Ходасевича:

            

                Порок и смерть! Какой соблазн горит
                И сколько нег вздыхает в слове малом!
                Порок и смерть язвят единым жалом.
                И только тот их язвы убежит,
                Кто тайное хранит на сердце слово —
                Утешный ключ от бытия иного.

            

__________________________________________________________
[1] Б.Пастернак

[2] К.С.Льюис. Расторжение брака, с. 102.