Тропою Южного Креста. Глава 14

Я был там, где небо и земля сошлись в нити горизонта под Южным Крестом. Тропы, которыми я шёл, заводили меня в такие уголки нашей Вселенной, где мир держится не на законах придуманных нами, а на традициях тысячелетней давности, ибо традиция, суть предтеча всех законов, когда-либо созданных. Разрушающий традиции, должен знать, что вслед за этим последует хаос, и ему понадобится немало усилий, чтобы скрепить, вновь, разрозненное им. Общество не терпит пустоты там, где должен быть скрепляющий его раствор. И устанавливающий новые законы встретит сопротивление тысячелетий, ибо традиции - это рода, стоящие за теми, кто станет защитником доброй старины. Чтобы утвердился новый закон, необходима смена нескольких поколений, твёрдой рукою направляемых в русло законов, поправших традиции...
   Голова человека, закопанного в землю по самый подбородок посреди деревенской улицы, не была безжизненна. Всё ещё открывались глаза на пыльном лице, всё ещё шевелились, разбитые в кровь, губы, ещё были видны невыразимая мука и страх перед неизбежным. Мальчишки играли рядом с головой, гоняя, давно сдувшийся от изношенности, кожанный мяч. Пыль ещё больше оседала на голову несчастного, и волосы его, бывшие когда-то цвета чёрной смолы, стали совершенно седыми... Горы. Когда опускается ночь, становится очень холодно. До костей пробирает холод. Каково ему было ночью? Восход солнца не принёс облегчения, тело застыло обездвиженными мышцами всё ещё бьющейся в нём Жизни. Солнце вызвало страшную жажду. Никто не дал голове воды. Старый индеец сидел на корточках, прислонившись спиной к глиняной стене своего низкорослого дома, и немигающими тёмными колдовскими глазами смотрел на голову. Не было сожаления у старика-индейца, ни одного чувства не заметил я, отражённого на его, испещрённом бесчисленными морщинами, лице. Индейские женщины, не обращая внимания на закопанного, проходили мимо безмолвными тенями. Взрослые мужчины, в истёртых и видавших виды  шляпах, о чём-то изредка переговаривались между собой, облокотившись на изгородь загона для скота. Деревня продолжала жить своей жизнью. Голова доживала свою. Поздоровавшись, я спросил у старика-индейца, что сделал этот несчастный, и старик нисколько не изменившись в лице, тихо ответил: "Вор!" Я не стал спрашивать про полицию. Голова посреди улицы убеждала в том, что стражей закона в этой глухой деревне нет. Единственный верный защитник индейца-крестьянина, здесь - традиция. Мне ли было выступать поборником справедливости? И о какой справедливости я мог бы сказать индейцам, вскормленным справедливостью Анд? Какой закон я представлял? Каждый вор знает о силе традиций в глухих провинциях, и всё-таки, этот рискнул. Он был отчаянный вор, ибо через смертельный риск делал добываемый хлеб сытным. В этой деревне я перестал быть европейцем, подчинившись её традициям. Кто я, чтобы сказать старому индейцу, сидевшему на корточках подле своего дома, "раскопайте его"? Законны требования Закона, когда целые поколения твёрдой рукой направлялись им в его русло. Но, кто скажет, что там, где нет Закона, Традиция не есть Законный Судья?..
   Я был там, где небо и земля сошлись в нити горизонта под Южным Крестом. Я шёл неведомыми мне ещё тропами, оставляя в своей памяти то, что видел. Я видел смерть человека, который был отчаянным вором. Кто, теперь осудит его? Кто осудит индейцев, казнивших его жестокой казнью? Укорю ли себя когда-нибудь, за то, что там я перестал быть европейцем?..