Болел и мучился словом

БОЛЕЛ И МУЧИЛСЯ СЛОВОМ
На открытие Астафьевских дней в Красноярске наша творческая группа из Нижнего Ингаша и города Иланского опоздала буквально на считанные минуты. Путь неблизкий - 300 километров. Но на главные мероприятия успели.
Впечатляющие моменты: встреча с супругой писателя Марией Семёновичи, с литературным критиком Валентином Курбатовым. Мария Семёновна сильно сдала, но держалась молодцом, отвечая на все вопросы неугомонных, наглых журналистов, облепивших, как осы, старушку со всех сторон, чуть ли не в лицо, тыча ей объективами телекамер и фотоаппаратов.
Выступление Курбатова было потрясающим. Я попросил Л.И.Шаповалову - преподавателя кафедры мировой художественной культуры - раздобыть копию речи выдающегося литературного критика для своего журнала. А вскоре удалось и обмолвиться с ним словом. Мы, встретив его в зале выставочного центра, попросили сфотографироваться на память. А потом представили ему свой журнал.
- Ну, хитрецы,- улыбнулся Валентин Яковлевич. - Попросили только сфотографироваться, а сами с журналом. «Истоки»? Читал, читал. Статью Антонины Пантелеевой об Астафьеве. Интересна и ценна.
Курбатов торопился на очередную встречу, и мы не стали его задерживать. Да и самим не терпелось познакомиться со всем, что происходило в этот день на всех трёх этажах делрвого выставочного центра МихМаха. Кстати, место проведения Астафьевских дней многим пришлось не по душе. Об этом первым высказал своё мнение Валентин Курбатов. Почему? На этот вопрос красноречивее всего отвечали вывески вдоль здания, напоминавшие о далеко не , литературных делах и проблемах, которые происходят здесь ежедневно и вновь оживут через два дня, как ни в чём не бывало. И все эти многочисленные стенды о жизни и творчестве выдающегося сибирского писателя, подготовленные с любовью работниками Литературного музея, опять будут упакованы и отправлены восвояси.
Но пока труд людей, принявших самое активное участие в подготовке празднования 85-летия Виктора Петровича, волновал, радовал взоры пришедших. Каждая площадка, где выступали литературные, театральные, народные коллективы, несла в себе определённый период, интерес, смысл жизни писателя. От удочки с картофелиной - до многоярусной полки с наградами, от первой тоненькой с пожелтевшими корочками книжки - до толстенной объёми¬стой, выполненной по последнему слову современной книжной печати книги стоимостью до тысячи рублей. Не знаю, порадовался бы он, увидев такую печатную роскошь, или огорчился его ценой, недоступной безденежному читателю.
Свой первый день на астафьевском празднике мы завершили или, вернее, закрепили, побывав на выставке художника Константина Воинова. Работы интересны. Несколько картин сфотографировали для журнала. Там встретились с народным художником Валерьяном Алексеевичем Сергиным. В 2007-м году журнал «Истоки» знакомил своих читателей с его творчеством. Художник пригласил нас посетить его мастерскую.
30 апреля состоялся поэтический слэм нашей творческой группы. Не будем хвалиться, но, как потом услышали из разговоров, это было самое впечатляющее поэтическое выступление на молодежной площадке. И по мастерству, и по численности авторов. Выступили со своим творчеством авторы журнала Николай Ерёмин, Марина Маликова, Виктор Псарёв, Варвара Якушева, литературовед Антонина Пантелеева; руководитель группы Николай Иващенко, главный редактор газеты "Победа" Лилия Енцова, руководитель объединения "Родничок" Татьяна Лысикова, редактор журнала Сергей Прохоров (то есть я) и организатор нашей творческой площадки Лариса Кочубей. Не удержались и некоторые, возбуждённые выступлением слушатели и тоже стали читать стихи. Отведённое время уже давно закончилось, у площадки с нетерпением суетилась новая творческая группа.
Завершила наш творческий марафон в Астафьевских днях поездка в Овсянку - на малую родину писателя.
По пути сделали остановку на смотровой площадке. Я был здесь впервые в 1989 году, и поэтому меня приятно поразили изменения, Красота та же - захватывающая, необъятная, волнующая, но с удобствами. И «Царь-рыба» величественна, с настороженным хищным взглядом, как хранительница бесценной и любимой миллионами читателей книги.
До Овсянки уже было рукой подать. Наш транспорт, предоставленный главным врачом Иланской больницы Лучкив, быстро катил по гладкой асфальтированной дороге. Мимо проплывала сибирская красота, которую хорошо понимал и любил своим щедрым всеобъемлющим сердцем великий классик. Мелькали берёзы, сосны, проплывали долы, отроги Саян. И мне почему-то вдруг вспомнились слова Виктора Петровича из рассказа «Тельняшка с тихого океана». Вспомнились дословно. Я потом, уже дома отыскал это место:
«Я не изведал того пламени, какой сжигал Лермонтова, Пушкина, Толстого, не узнал, каким восторгом захлебывались они, какой дальний свет разверзался пред ними и какие истины открывались им. Но мне тоже светил вдали огонек, звал, обещал удачу. Я тоже знавал, пусть и краткое, вдохновение, болел и мучился словом, и мои муки никому не ведомы, и моя радость сочиненной строкой, сотворением собственного чуда останутся со мною. Пускай не пламень, только огонь, даже отсвет его согрел и осветил мою жизнь, спасибо судьбе и за это. Спасибо и тебе, многотерпеливая бумага, и прости меня, лес живой - это из тебя, из живого, сотворили мёртвую бумагу, на которой, мучимый природным даром, я пытался оживить и лес, и дол, и горы, очиститься душою и чаял, всегда чаял, хоть немножко, хоть чуть-чуть помочь сделаться людям добрее...»
В заново построенном доме-музее бабушки писателя я был впервые. Всё здесь сделано тоже с любовью и памятью к прошлому Виктора Петровича, его предков. И основательно, где всё до мелочи продумано и воплощено. А в доме-музее, где жил и работал Виктор Петрович, все по-прежнему. Вот только нет в ограде поленницы дров, а на месте летнего круглого стола, за которым иногда отдыхал и, может, даже пивал чаи писатель, возвышается памятник - отдыхающая чета Астафьевых: Виктора Петровича и Марии Семёновны. Когда я посмотрел на памятник из окна веранды через объектив своего фотоаппарата, на мгновение почудилось, что сидит живая отдыхающая пара, грея на солнце усталые босые ноги.
Два Астафьевских дня пролетели, как два часа.