Часть семнадцатая. Она как Соби

После того, как я недавно прочитала Сидни Шелдона, мне захотелось исправить написанное мною три года назад, чтобы не обвиняли знающие люди в плагиате.*Три года -именно столько исполнилось Лаэрену))))Но потом подумала - не Шелдон же придумал деперсонализацию и её причины. Так что пусть похоже, но на то она и жизнь.Я бы всё отдала, чтобы у нас не было таких примеров для написания.(про Лукрецию)
_____________________________________________
Она как Соби...

-Это что теперь? Мы играть больше не будем?- возмущалась Арис, нервно постукивая  мячом в обновленном мирике Котовски. – А как же аплодисменты и всё такое?
Котовски в ответ лишь качает головой.
-Жаль. Игры нет, прожекторов нет…Одно это вот, прям как…у Соби. – Протянула Арис и болезненно замолчала. Мирик Котовски теперь не залит тьмой, не заставлен рамами и театральными прожекторами. Он теперь совсем другой. Больше всего он напоминает дворцовую залу. С троном, огромными  пиршественными столами, уставленный рыцарскими доспехами и увешанный гобеленами.
Как в замке маркиза Карабаса…
Котовски пьёт вино из бокала тонкого стекла, печально улыбается, а Арис возмущённо поедает торт.
Через некоторое время она с набитым ртом смотрит на ушастого друга и боится что-то сказать. Котовски  понимающе гладит её по руке:
-Соби до сих пор не открылась?
Арис мотает головой – рот заполнен кремом, а Котовски тяжело вздыхает:
-Ничего, Арис…Скоро она и тебе поможет…Слиться с Лаэреном.


В огромном небе ни облачка. Ветер щекочет волосами лицо и не охота одевать маску. В последнее время Лукреция ненавидит их. И не режет больше кукол.
Последнее время она сидит на окне и смотрит вдаль. Она ждёт.
Ждёт, когда Арис, Котовски или Рум, а может, все они вместе влетят в её бархатный мирик и с радостью сообщат, что Соби открылась…
-Мы тебе больше не нужны? – спросил её тонкий голосок. Лукреция обернулась на зов. В тёмных креслах сидели две  девушки, разного возраста. Младшая весело болтала ногами, а  в руках сжимала плюшевого зайца, залатанного шрамами.
Обе они были одеты в красно-чёрные одежды, похожие на платье Лукреции.
У обоих были красного цвета глаза.
Лукреция улыбнулась им:
-Я не знаю, миньоны. Не знаю. Мне тяжело судить.
Та, что старше, улыбнулась, прижимая к груди не менее залатанного медведя:
-Мы были бы счастливы стать единым целым с тобой…Но мы так и не нашли третью…Она затерялась среди Лаэрена.
-Может быть, Соби поможет нам, дорогие…- Лу, веря в свои слова, с надеждой смотрела на миньон. Её единственные подруги, частицы её нетленной уши, разбитой прикосновениями отца…
-Я тоже его ненавидела. Но нам было легче стерпеть его жажду, поэтому ты и создала нас. – Улыбнулась старшая миньона. – Лу, мы найдём третью и навсегда станем едиными с Лаэреном.
-Вы не боитесь потерять свою личность?
Обе в ответ покачали головой:
-Нет, наше рождение – необходимость. Мы жаждем стать снова единым, как раньше.
Лу приобняла их. Впервые в ней жила надежда.
На слияние с Лаэреном.

Руминистэ только что покормила кроликов. Устало разогнулась и провела рукой по затекшей шее.
Теперь она полноценная. Никакой боли, никакой смерти.
Никакой игры под названием ЖИСТОКАСТЬ.
Там, в настоящем мире, она никогда не была такой. Никогда не чувствовала  всей полноты ощущений. ТАКОЙ глубины.
А теперь может.
Ведь на её шее пульсировала красная нить, единственное напоминание о прошлом. Мирик вокруг  больше не был искажением, кривым зеркалом её души. Он стал её домом.
И Руминистэ ждала, когда этот дом обретут остальные. Только Соби всё не выходила. Даже изменив Котовски, она не простила себя и посчитала произошедшее случайным везением…
Но Руминистэ ждала.

Велиар молча пил чай. Временами он смотрел то на свой сад, то на свою гостью.
-Ты любил её? – спросила она, поправляя ненароком волосы.
-Я сделал всё, что ты просила. Её больше нет. Тебе больше ничего не грозит.
-Ну что ж, теперь ты свободен. Ты никогда не вернешься в ТОТ мир. – подчёркнуто произнесла она.
Какое-то время царила тишина. Розовый сад благоухал, его любимые цветы становились всё красивее. Жаль, что этого не увидит Соби…
-Я всегда поражалась твоей честности, Велиар. Учитывая твоё прошлое, - усмехнулась гостья. – Ты умеешь держать слово. Ты же мог попросить Соби вернуть  тебе жизнь? Эти красные нити…такие наивные всегда.
-Ты просто ревнуешь. – Холодно заметил Велиар.-  Но радуйся же, второй Анубис больше нет. А я и в Лаэрене стал убийцей.
-Тебе не привыкать, мой дорогой. Скольких ты лишил жизни в том, реальном? – гостья весело рассмеялась, разливая чай на белой скатерти. – А что до Соби, то её мирик навсегда запечатан. Все будут думать, что она выбрала заточение.
-А потом?
-Мне остается Лу и Арис. – Прошептала она. – Я заберу их довольно скоро.
-Как всегда. Ты всех забираешь, мучаешь…
-Конечно, вместо умерших Анжелики и Виктора будут новые, но пока их пустые палаты меня нервируют. – Не слушая Велиара, продолжала она.
-Анубис, зачем ты возвращаешь их? Не даёшь оставить  ту, ужасную жизнь? – в глазах Велиара застыла грусть. Его гостья хищно улыбнулась, наматывая на палец красную нить.
-Это мой мир, Велиар. МОЙ. Я здесь и бог, и судья…Сколько времени я играю? Я люблю играть человеческими жизнями…
-Ты не даешь им посмертия. Когда-нибудь, они бросят тебя. Предадут…Котовски и Рум…
-Молчи! – гневно прокричала она, дергая носиком. – Они слишком трусливы, даже твоей Соби не помогли, хотя знали. Трусливые, ни на что ни годные твари!
Она размазала красную нить по скатерти, а та даже не пискнула, когда стеклянная оболочка треснула и красная пульсирующая жизнь разлилась.
-Видишь? И куда они денутся?
Она допила чай:
-И не называй меня Анубис. Мне не нравится…Я больше люблю Анна Васильевна. Как-то роднее звучит.
-Хорошо, Анна Вас…Васильевна. – Замялся Велиар.

Когда он ушла, Велиар направился к Соби. Она лежала на постели, усыпанная розами, и словно спала. В Лаэрене не было тлена, поэтому тело Соби не менялось ни капли.
 Он пригладил её рыжие волосы. И поцеловал в холодные губы.
Он…он свбоден теперь от всего – от той, страшной жизни в ТОМ мире. Свободен от обещания, свободен от Анубис.
И больше всего он хотел, чтобы таким его видела Соби.
Но он убил её – такова цена его свободы.
Он выбрал сторону Анны Васильевны, полагаться на смелость красных нитей было бы глупо. Он знал, что его жизнь принадлежит вовсе не Соби. Потому что у того, то был убийцей в обоих мирах, не было нити. Не имея собственной, он обрывал чужие. Но теперь он свободен. У него есть мирик, розы и мёртвая Соби. Которая никогда не откроет глаза и не улыбнётся ему.
Он сел около постели, прижавшись к кованной ножке, закрыл глаза в надежде отыскать покой.
И потому не увидел, как рядом с ним стояла другая Соби, в белых одеяниях и перевитая красными нитями, и качала головой.