Сказка Прошлого Века. гл. 20

Глава 19. О ТОМ, КАК ДОМОВОЙ ПОЛУДНИЦЕ ДОМ РЕМОНТИРОВАЛ    http://www.proza.ru/2009/06/29/423


Глава 20.      В    К О Т О Р О Й     О Б Ъ Я В И Л И С Ь    "Ч Е Р Н О П Я Т Ы Й"    И    "Т О Т,    К О Т О Р Ы Й    В    Ш Л Я П Е"



"Ну что за день - бездельный и бесцельный", - вздыхал Домовой, лежа в теньке под кустом смородины.

Полудницы не переносят жары, Девы Полуденные боятся холода. А Домовые страдают, если им делать нечего. Сегодня у Домового выдался как раз такой день - очень невезучий. Вот уже и полдень кукушка на бабушкиных часах прокуковала, но ни работы, ни заботы Домовой себе так и не нашел.

А утро начиналось так замечательно! Проснувшись, и выслушав благодарности Полудницы,  Домовой сообразил, что положенного первого «ку-ка-ре-ку» не слышал.

«Проспал Петруха, пропустил первый луч!» - заволновался он, - «Надо бежать, будить, не то этот лежебока и краешек солнца не прокукарекает».

Петруха, как ни в чем не бывало, сидел на заборе, и смотрел на восток, в ту сторону, где небо окрашивалось в голубые и розовые тона.

- Как же так, Петруха, - говорит ему Домовой, - почему же ты свои петушиные обязанности не выполняешь, первый солнечный лучик пением не встречаешь?

Петруха, который было повернулся, чтобы поприветствовать Хозяина, от удивления только клюв открыл и глазками-бусинками заморгал. А потом сбил на глаза гребень и вовсе отвернулся. Зато набежали куры и давай возмущаться:

- Как-кудах-так! Куд-кудах-так! Кукаре-хтал Петух! Кукаре-хтал Петрух!

Поросенок Васька к ним присоединился:

- Хрю, - кивает головой, - хрю-пел, хрю-пел.

И появившийся из чердака кот Васька спину выгнул и когти выпустил:

- Мяу, обижаешь Петруху. Пел он-мяу, не проспал-мау.

Домовому неловко стало: «Ах ты, голова моя садовая, не репейная - кленовая! Никак я сам первый лучик проглядел, Петрухино «ку-ка-ре-ку» не расслышал!»

Что делать, пришлось ему извиняться перед Петрухой. И все бы ничего, не держал обиды петух. Только день у Домового с того самого случая навыворот пошел. Куда ни придет – все и без него ладится и спорится, кому совет ни даст – все не вовремя, да невпопад.
Пчелы сами знают, как мед собирать, морковь знает, как наливаться, трава - как зеленеть. Бабочки-капустницы бабушкину капусту за версту облетают - Домовой сам давным-давно в нее скорлупы яичной набросал, ее белыми  вкрапинами бабочек с толку сбил. Колорадских жуков уже переловили. Гряды вечером бабушка сама полила. И всех животных сама накормила. А Полудницу он еще вчера спас, теперь сидит она довольная-предовольная в колодце, ждет, когда две растаявшие наледи снова нарастут.

А когда выяснилось, что напуганные Полудённицами внучки и сегодня из дому выходить не собираются, а сели за стол и мирно карандашами по бумаге водят, совсем приуныл: «Да что же за напасть, словно сговорились все! как будто и не нужен я никому!»

Грустно было Домовому. «Еще один такой денек, и, как пить дать, заболею», – думал он, лежа под смородиновым кустом. Под куст он прилег, когда устал по усадьбе бесцельно ходить – дело искать.

Думал свои тяжкие думы Домовой, думал, пока не уснул. Разбудил его топот. «Знать, девчонки из дома выскочили, знать, надоело им в избе отсиживаться», - сквозь дрему подумал Домовой. Но на всякий случай открыл один глаз и выглянул из-под куста.

Мелькнувшие за садовой калиткой пятки были совсем черными! Как уголь!

«Ах ты, голова моя садовая, не луковая – чесноковая! Незваный гость пожаловал!», - встревожился Домовой. Выскочил из-под смородины и пустился за тем, кому черные пятки принадлежат.

Только забежав в огород, заметил он вприпрыжку несущегося вдоль малины незнакомца. Не только заметил, но и рассмотреть успел. Еще до того, как этот кто-то скрылся под свесившимися до земли ветвями раскидистой черемухи.

Рассмотрел и растерялся – такого он не то, чтобы не видел, о таком даже от дедушки своего, Старого Мудрого Домового, не слышал. На всякий случай присел наш Домовой за кусты малины, и, не сводя глаз с черемухи, стал обдумывать происходящее. 
 
Мысли у него в голове прыгали и кувыркались, перебивая одна другую:
 
"Кто бы это мог быть?"...

…"Вроде на человека похож, а вроде и не человек вовсе"…

…"И зачем к нам пожаловал, с какой такой целью?"..

…"Как бы беды не наделал, хозяйство не разорил!"

Ветви черемухи колыхались, там что-то шевелилось, но никто из-за ветвей не показывался.

...«Ах голова еловая, не черемуховая – кедровая!..

…Как же я не вовремя уснул!..

…Такое событие пропустил!», - корил себя Домовой.

В черемухе что-то зашуршало. Потом забренчало. Потом стихло.

«Побегу к Полуднице пока Чернопятый затих. Спрошу, может чего она видела или слышала, пока я под смородиной спал!», - сообразил Домовой и побежал к колодцу.   

Не успел он колодец оббежать, за обратной его стороной спрятаться, как Полудница голос подала:

- Никак ты, Хозяин, пожаловал?

- Я, - шепотом отвечал Домовой.  – Ты скажи-расскажи мне, соседушка, что приключилось, пока меня не было.

- Да ничего особенного и не было. Вот только пятница сегодня настала. А вчерась, как я помню, понедельник был», - спокойно булькает-журчит Полудница. 

- Какая пятница! - в сердцах оборвал ее Домовой громким шепотом. - Да и какая разница, понедельник, вторник или пятница, если по усадьбе страшный Чернопятый бегает!

- Надо же, и пятница сегодня настала, и Чернопятый прибежал, - удивляется Полудница».  – А кто он такой, откуда взялся?

- Думал, ты знаешь, - разочарованно махнул рукой Домовой. – Я его два раза только и видел. Первый раз пятки мимо протопали – черные-пречерные. А уж потом, когда за ним погнался, всего разглядел.

- И какой же он, этот Чернопятый?

- Весь с головы до ног черный, точно уголь! Волосищи косматые у него да длинные, и перьями птичьими утыканы. Ни рубахи на нем нет, ни штанов, ни обуви. Только лопухи ниже пояса на ленточку алую нанизал. А на шее – бусы бабушкины пестрые. И не как люди он их носит, не на груди. Они у него на спине болтаются», - поведал Домовой замершей от любопытства Полуднице.

- Ох ты, что деется – черный да косматый! Вот и я говорю, что не зря пятница поперек всей недели встала, - гнет свое Полудница.

Домовой осерчал, с досады опять рукой махнул:

- Ну заладила талдычить: пятница, пятница! Побегу к малине - за Чернопятым догляд надобен.       

Забрался Домовой поглубже в малину, прикрылся буйно разросшейся там крапивой, и стал наблюдать.

Ветви черемухи колыхались, оттуда слышался таинственный шепот. Приходившие же Домовому мысли были одна страшнее другой:

«И когда он снова покажется?»...

… «А покажется, так что делать будет? Гряды топтать? Деревья ломать?»...

… «А может он за Васькой поросенком пришел – схватит и съест. Вон он какой страшный»…

… «Или того хуже бабушку проглотит! А внучками закусит!»...

… «Ой-ёй-ёй, что-то будет?!»…

Ужасные мысли летали и кусались как рой рассерженных пчел. Домовому от них все страшнее и страшнее становилось.

Под черемухой тем временем снова затопало и забренчало, потом застучало. И опять стихло.

«Да чего же я здесь сижу! А если этот кто-то уже всех съел?», - потемнело в глазах у Домового. Что было сил стреканул он к крыльцу дома.

Бабушка, как ни в чем ни бывало, сидела на крылечке и чистила лук. Чистила, и обратной стороной ладони слезы утирала.

«Лук бабушке глаза есть или она из-за внучек Чернопятым проглоченных слезы льет?», - подумал Домовой, и осторожно проскользнул мимо бабушки в дом.

В сенях внучек не было. В горнице тоже. Только на столе остались лежать цветные карандаши и раскрытые альбомы.

Домовой стремглав пустился по усадьбе. На заднем дворе все были на местах – поросенок Васька в засадке, куры с Петрухой на навозной куче, кот Васька у мышиной норы за курятником.
 
Только внучек там не было!

Не нашел он девочек ни в саду, ни в огороде, ни в палисаднике. По улице бабушка одним им гулять запрещала. Но на всякий случай пробежался Домовой и по улице, вдоль соседних домов. Только все напрасно, даже следов внучкиных не увидел.

«Ох, голова моя бедовая, не садовая, не еловая - репейная да лопуховая! Пропали внучки! Съел их этот Чернопятый, не подавился! А я-то, а я то – под кустом в то время валялся, спал-почивал. Как будто не Хозяин я, как будто не Домовой, который все видеть и все слышать должен, что на усадьбе делается», - горевал Домовой, возвращаясь на усадьбу.

И так ему плохо было, и так горько, что ноги еле-еле переставлял. Доковылял до крыльца, сел рядом с бабушкой. Бабушка глаза трет, и Домовой слезинки смахивает. Слезинки в ручейки превращаются,  по щекам да по бороде скатываются.

Так сидел - слезы лил Домовой до тех пор, пока из огорода не то крик, не то визг не раздался - дикий-предикий:
«У-пву-У-пву-У-пву-У-пву-У-пву-У-пву!».

А потом еще громче:
«У-пву-У-пву-У-пву! У-пву-У-пву!»

«Разбушевался Чернопятый. Никак, на охоту собрался», - всполошился Домовой. И чуть не сбив миску с нарезанным бабушкой луком, пустился в огород. 

Сквозь забор пробежал, прямо в малину попал. Да вот незадача, так спешил, что запутался в крапиве, и растянулся во весь рост. Не успел головы поднять, как с огорода новый крик: 

- Пятница! Пятница, стой! Остановись!

А в ответ снова визг дикий-предикий:

- У-пву-У-пву-У-пву-У-пву-У-пву!

Глядит Домовой, по тропинке, которая на зеленую лужайку ведет, Чернопятый удирает. Руку над головой держит, в ней палка длинная-предлинная. А за чернопятым  еще один гонится. И второй этот ну чистое чучело! Роста, как и Чернопятый, невеликого, волосы длинные растрепанные по ветру развиваются, на уши соломенная шляпа натянута, рукава рубахи клетчатой по земле волокутся. Бежит, и штаны темные широкие, снизу подвернутые, руками обеими придерживает.

Приподнялся Домовой, встал на корточки, чтобы лучше странную парочку разглядеть. А в голове снова мысли запрыгали:

… «Двое их! Вдвоем они внучек слопали!»…

… «И откуда только они взялись, злодеи окаянные?»…

… «А может только один злодей, Чернопятый? Второй-то за ним гонится! Зачем бы ему гнаться за этим черным, если не заодно они?»…

… «И ведь не боится Этот, В Шляпе, того, Чернопятого. А почему не боится? И кто Этот, В Шляпе, такой?»…

… «Может и вправду чучело? Надоело ему ворон пугать, вот и ожило. А как Чернопятый объявился, чучело и принялось его пугать, по старой привычке»…

…«Да нет у бабушки никакого чучела! Было когда-то давным-давно, но совсем не такое. Нет, не чучело это – мал этот кто-то, да гибок для чучела».   

Смотрит Домовой, а Чернопятый и тот, который неизвестно кто, но не чучело, уже по лужайке бегают. Чернопятый вопит свое «У-пву-У-пву-У-пву!» и убегает, второй его догоняет.

Домовой на ноги встал, ладошкой глаза от солнца заслонил, глаз с них не сводит. Вдруг догадка среди мыслей скачущих промелькнула:

… «А не Домовенок ли это какой-нибудь молоденький пожаловал? И впрямь, похож Тот Что В Шляпе на Домовенка! Смешной, щупленький, голосок звонкий, и бегает резво. Точно, Домовенок. Только вот откуда он здесь взялся?»...

Слышит, опять кричит Домовенок:

- Пятница, Пятница! Не бойся меня!

...«Так вот от кого про пятницу Полудница услыхала – от Домовенка! И гляди-ко, поверила ему! Невдомек ей, что маленький он, порядок дней недели еще путает», - умилился Домовой. И тут же спохватился: «С чего же это Домовенок «не бойся» пятнице кричит. Зачем ему пятницу бояться?»

Совсем запутался Домовой, от волнения даже затылок принялся чесать. И вдруг понял:

«Так ведь не с пятницей же Домовенок разговаривал! «Не бойся» - это он страшному Чернопятому кричал!»

Еще больше расстроился Домовой:

«Ох, что делается, эх, что делается! Попал Домовенок в дурную компанию, попадет и в скверную историю! Нашел с кем связаться – со злодеем-Чернопятым! А вот я этого Чернопятого сейчас!...»

В гневе ногой Домовой топнул, другой притопнул, свистом-посвистом ветер вызвал. Налетел ветер, траву на землю уложил, пыль поднял. Видит Домовой, Чернопятый палку свою на лужайке бросил, по тропинке через картофельное поле навстречу ему бежит. Домовенок в соломенной шляпе за ним.

Они уже к малине, где Домовой хоронился, подбежали, когда порыв ветра сдул с головы Домовенка соломенную шляпу. А тот ну давай шляпу ловить.

Смотрит старый Домовой, и глазам своим не верит. Не Домовенок то, а внучка старшенькая!
 
Тут он как следует глаза протер, и на Чернопятого, который вернулся, и тоже стал за шляпой гоняться, посмотрел.

«Тьфу ты нуты, голова моя сосновая, не картофельная – дубовая! Это ж она самая, вторая внучка, младшенькая!»

Ноги у Домового сами в пляс пошли: «Живы здоровы внучки! Никто их не съел!»

Выскочил он из малины, и пошел вприсядку, а потом и пошел колесом вокруг внучек. Плясал, пока девчонки шляпу не поймали, и домой от ветра прятаться не побежали.

Домовой, пританцовывая от радости, за ним подался. Видел, как бабушка, только взгляд на внучек бросив, руками всплеснула. Слышал, как они ей про свою новую интересную игру рассказывали. А потом на печке сидел, и наблюдал, как бабушка внучкам запутанные волосы расчесывает, и как младшенькую, с ног до головы сажей перепачканную, в ушате с водой теплой, солнцем нагретой, мочалкой трет.       

А ночью, когда усадьбу освещали только луна да ясные звезды, уставший но счастливый Домовой добрался до колодца. Сел на сруб, ноги свесил, и стал рассказывать Полуднице про то, как решил, что внучек Чернопятый проглотил, и про то, как все разрешилось.

- Внучки ведь чего удумали, - говорит, - в каких-то Робинзона и Пятницу играть. Младшенькая для того с ног до головы сажей выпачкалась и Пятницей назвалась. Старшенькая – она Робинзоном была -  в старье, что в дальнем сундуке бабушкином залежалось, вырядилась. И представили, будто они на острове оказались, и совсем одни. А за черемухой у Робинзона как будто хижина была…

До полуночи рассказывал Домовой Полуднице про чудную игру внучек, про свои страшные переживания, и про свою несказанную радость.

Ночевать он отправился в хижину Робинзона, под черемуху. Там, уютно расположившись на лежанке из сухой травы,  и глядя на поблескивающие сквозь листву звезды, подумал: «Все-таки хороший денек был сегодня – интересный. И цель была, и дело. И даже приключение!»


_____________________
Глава 21. В КОТОРОЙ ДОМОВОЙ ВСЕ ШИШКИ СОБРАЛ, А ПОРОСЕНОК ВАСЬКА ОШИБСЯ     http://www.proza.ru/2009/07/30/530