Лавочки

Говорят, что вещь запечатлевает своего хозяина, имитирует его сущность. Говорят, что пространство запоминает, и вещи, с которыми контактировали те или иные люди, несут на себе их отпечаток. Вода. Воздух. Все.

Трудно поверить. А вот я взяла и поверила!

Пожалуй, в нашем дворе мало кто не знает бабушку Катю. Это была моя бабушка. Увесистая, могучая, широкоплечая и большегрудая, она малость походила на боевой танк, и эта метафора прочно за ней закрепилась в  наших кругах. С учетом того, что она родилась в тридцатые и встретила величайшую из войн всех времен совсем девочкой… Да, она была танком.

Я ее любила. Я бы никогда не отдала ее в склизкие щупальца нашего бесплатного здравоохранения, тем более в хоспис или дом престарелых. Но мне было шестнадцать, моя мать запила после того, как погиб в Афганистане мой отец. Плюс ко всему, я уезжала учиться в Москву.

Я ее любила… Но иного выхода у нас не оставалось.

У нас были деньги, поэтому мы устроили ее  в наиболее респектабельное заведение в кругу прочих. Это был дом отдыха для людей, которые не желают быть в тягость своим близким. Для людей, у которых в жизни остаются только воспоминания…

Я ездила вместе  с мамой, но мама только недавно закодировалась и была не в состоянии даже полноценно разговаривать с людьми, уж не говоря о том, чтобы принимать решения. Она лишь подписала бумаги, всю остальную волокиту осуществляла я. Помню, как я шла с бабушкой и мамой, и мои щеки пунцовели от стыда. Мама еле шла, опиралась то на меня, то на бабушку. А последняя лишь подергивала плечами и изображала гримасу сожаления, когда я думала, что вот-вот расплачусь. Она была на редкость умной женщиной в свои семьдесят пять. И доброй. Она и не знала, каким еще образом сможет поддержать меня. Да и что ей еще оставалось?

Это заведение… Цвета, звуки, запахи… Антураж. Пастельного салатового цвета обои, мягкая мебель, притом сведенная к минимуму. Дух минимализма, запечатанный в этих стенах и декорированный изобилием завитушек, печатей, лепнины. Зелень. Зеленый дом, уютный, пахнущий персиками и немного… волосами стариков.

Единственный минус: с учетом того, сколько было внесено средств в оформление самого здания, дворик оказался постылым для стариков – ни лавочек, ни цветников, ничего. Только дом напротив – унылый, грозный, недружелюбный. Видимо, у инвесторов закончились деньги в тот момент, когда дело дошло до площадки со всеми прилагающимися удобствами.
Помимо моей бабули,  в доме жили еще пятьдесят три стрика. Я видела их… Они были подобны статуям в мятой кожи, с  характерным запахом. Они были дружелюбными, и не было среди них озлобленных, озабоченных брюзжащих типов – я сразу поняла это, когда взглянула на них, пока вела бабулю по узкому коридору в ее будущую комнату. Они были милашками. Ведь я психолог, как-никак…

Да, этот дом поблизости… Спросите: почему заведение не перенесли за городскую черту, в мир зелени и покоя? Видимо, это опять инвесторские штучки: кто-то недоплатил, кто-то недосмотрел.

Этот дом был ведьминым корнем в колыбели из розовых лепестков. Это была сброшенный улиткой панцирь, закостенелый и неживой. Удивительно, как там мог кто-то жить. А жили там алкоголики и иждивенцы, безработные и трудные подростки, которых уже планировали переселить: дом подлежал сносу. И достоинством этого дома были разве что удобные лавочки, на которых обычно резались в карты уличные мужики или… отдыхали старушки из дома престарелых.

Естественно, что пустое прозябание у телевизора или за чтением газеты, удовлетворяло далеко не всех стариков, а многим и далеко за семьдесят хотелось «свежих впечатлений», живого общения, притока новой информации. В противном случае поток сознания застаивался, как несвежий воздух и свертывался, как мертвая кровь.

Бабули и дедули частенько общались со старушками из соседнего дома и «перемывали кости» всем, кого только знали. Этот процесс естественен и, как и все закономерные процессы, свойственен всем людям, относящимся к той или иной категории. По всему миру бабули сплетничают и возмущаются современной молодежью, и так было всегда.

Все, что вы сейчас слышите, я знаю  из уст моей бабушки, и сначала тоже не поверила в случившееся, а моя пьяная мать, вероятно, и вовсе назвала бы это «бредятиной». Верить или нет – решать вам.

Скоро сформировался коллектив, который дробился и образовывал более мелкие группы. Окончательно «обжились» на этих лавочках человек десять, в том числе и моя бабушка. Началась новая жизнь, жизнь переродившаяся, жизнь-Феникс, и бабули были почти что счастливы.

Но был тот, кто не входил в систему, выбивался из общего строя: бабу Клару все остальные считали ведьмой, так как одевалась она во все черное и ни на секунду не расставалась с Пискуном – своей любимой крысой. Та постоянно сидела у нее на плече, постоянно издавая неприятные на слух звуки, которые лишь отдаленно напоминали крысиный писк. Тем не менее, баба Клара живо интересовалась окрестными новостями и пыталась влиться в коллектив.
Конечно же, ее не пускали и находили «вежливые» отговорки, лишь бы не пустить ее к себе. Особенно ее не любила Виолета Петровна, местная аристократка, одевающаяся в атлас и бархат – уроженка влиятельной семьи. Она не умела скрывать свои чувства – невинная, казалось бы, особенность! – и иногда шла вразрез с аристократическими принципами и умывала бабу Клару ушатом оскорблений. Та молчала.

Но всему рано или поздно приходит конец, простите меня за такую тривиальность. И он наступил.

В один теплый июньский вечер бабушкам покою не было от нечеловеческой жары, комаров и тополиного пуха. Все это наслаивалось, как пирог, вырождалось в кулебяку и быстро набивало оскомину.   

«Вот она идет, где метлу потеряла? Неужто не поймешь, что не нужна ты нам? Иди, разговаривай со свей крысятиной. Видимо, человечий язык ты не понимаешь», - напевала Виолета Петровна.

«Что молчишь», - добавила ее близкая подруга, Наталия, бывшая блюз-певица, – «Али язык проглотила?»

Моя бабушка тоже молчала.

«Ну давай, скажи нам, как ты нас любишь» - каркнула Виолета и расхохоталась. Премерзкий был у нее смех.

«Дура!», - вдруг закричала она. Все поразились, даже ее подруги. – «Бери свою метлу и катись к своему дьяволу! Пшшшла!»

На мгновение все увидели Мильтоновский ад – ад в глазах человека. Что-то кошмарное промелькнуло где-то между зрачком и роговицей бабы Клары…

«Будьте вы прокляты!» - завопила она нечеловеческим голосом и всплеснула руками. – «Вы все подохните! Блохи! Как же я… БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ!» - взвизгнула она на прощанье и убежала.

«Что это с ней?» - хмыкнула Виолета и снова рассмеялась.

Через минуту все забыли о происшедшем. Снова разговоры о булках, невестках и прокисшем киселе на завтрак…

Они еще не знали, что этот июньский вечер станет для многих из них последним. Тополиный пух может быть таким жестким от мести.

Вечером, перед сном Виолета Петровна прочитала «Отче Наш», перекинулась парой слов с соседкой Наталией, и закрыла глаза с полной уверенностью, что завтра будет так же болтать о пустых вещах, уютно устроившись на лавочке. Но ее чаяниям не суждено было осуществиться.

Газ… Крайне непостоянная штука. Взрыв обычно бывает сильным, а смерть – быстрой. Но только не  в этом случае. Перед смертью на девяносто процентов обгоревшая Наталия промычала, что Виолета по-волчьи выла от боли, когда ее внутренности вываливались из живота…

Техническая неисправность, или невнимательность какой-то бабули, забывшей выключить газ перед сном… Может быть множество возможных причин. Вердикт: несчастный случай.
Погибло одиннадцать человек. Никто, конечно же, и представления о том, что именно столько человек было тем вечером на лавочках. Вернее…двенадцать. Моя бабушка осталась в живых.

Потом, еще годы спустя, она поведала мне перед смертью, что каждую ночь видела во сне бабу Клару и ее несчастную писклявую крысу, извивающихся в жуткой агонии от одного только Отчаяния. Это было наказанием пуще смерти, напрочь лишающем рассудка.

Всех остальных жителей переселили в новых дом – теперь-то уж в лесном массиве, вдалеке от остальных построек. На этот раз инвесторы постарались: площадка для отдыха во дворе выдалась на славу. Были там и лавочки, и качели, и веранда, на которой можно сидеть летним вечером и, попивая чай, смотреть, как над опушкой леса мерно садится Солнце…

А баба Клара исчезла, и никто не знал, что случилось с ней и ее писклявым питомцем. Ее исчезновение не осталось незамеченным, однако доказать ее причастность к взрыву не удалось.

Старый дом все-таки  снесли, а его жителей переселили. Однако, еще  задолго до сноса, некоторые из них  впадали в ужас, проходя мимо лавочек: там слышался шепот, странные напевы, а порой – и крики. Но все же чаще всего лавочки шептались.

Их оставили. По неизвестной причине не снесли, скорее всего потому, что были они уже слишком милыми и гостеприимными. Об их особенностях сотрудники жилищного отдела, конечно же, не знали.

Ну что, вы мне все еще не верите? И моей бабушке тоже? Как хотите.  Однако точно я знаю одно: этот урок, преподанный ею, был самым сложным и полезным для меня уроком Человечности…

29.06.09.