На вернисаже как-то раз...

   Вернисаж в маленьком провинциальном городке. В фойе старого ДК на кричащих облупленной штукатуркой и трещинами стенах расположилась экспозиция, частично закрыв собой эти самые трещины. «Искусство против разрухи». Хочется взвизгнуть в радостном щенячьем экстазе и засучить ногами в приступе нахлынувшего энтузиазма. Ан нет. Устроители выставки – люди солидные, название, что называется, звучит – «Романтические сновидения в призме диалектического импрессионизма». Так-то вот. Это вам не заборы разрисовывать.
Картина великолепны. Они надолго приковывают к себе внимание, завораживают и поражают воображением невообразимым переплетением ярко желтого здравия с ядовито фиолетовым упокоем. Вот, например, на этом шедевре под интригующим названием «Кессонная клаустрофобия» изображено…
Впрочем, я слабо разбираюсь в живописи...
 
 По залу, среди немногочисленных посетителей важно прогуливаются мэтры. Прежде всего, это небезызвестный всем ценителям искусства Парамон Аркадьевич Заливай-Свингерский, для своих просто Маэстро, и его ближайшие последователи Сеня Брут и Вася Глюк. Грузное тело Маэстро с вальяжностью и неторопливостью стопушечного фрегата скользит по фойе, отравляя нижние слои атмосферы сизым табачным дымом. Последователи, деликатно отмахиваясь, держатся, как и полагается, на полкорпуса позади. Триумфальное шествие время от времени прерывает сочный баритон Парамона Аркадьевича, важно излагающий мнение о той или иной картине. Маэстро доволен собой. Не так давно, страдая от катастрофической нехватки спонсорской любви, он все же попал под крыло к известному олигарху и меценату Казимиру Тредьяковскому. Да-да, к тому самому Тредьяковскому – керосинно-мандариновому магнату, владельцу заводов, газет, а также фабрик по производству ритуальных кроссовок знаменитой марки «В добрый путь». Олигарх крут и принадлежит к той категории людей, с которыми, несомненно, гораздо выгоднее дружить, чем ссориться. Выгоднее для здоровья, прежде всего… Высокого гостя ожидали на выставке уже второй день. Он обещал заехать и отобрать несколько картин для демонстрации в Цюрихе, но почему-то запаздывал. Ну, что ж, подождем. Ведь помимо, собственно, картин в фойе много интересного…
 
 Например, из гардероба порой раздается энергичный продолжительный хруст. Но это не мыши. Там живет полуинтеллигентная старая дева, которая, с угрозой для фигуры увлеченно грызет прошлогоднее печенье и роман Донцовой, запивая все это безобразие обезжиренным кефиром.
   В правом углу зала, в небольшой нише, непригодной для экспозиции, расположились «халявщики» - здешний литературствующий бомонд, гиганты большой и малой прозы местного розлива. За небольшую плату им позволено заниматься откровенно грязным делом – рекламой и продажей собственных бессмертных творений. Гении, тем не менее, горды и полны достоинства. Среди них особенно выделяется могучий львоподобный дядька с невероятно пышной шевелюрой, жиденькой козлиной бородкой и огромным глобусообразным чревом. Время от времени он, прокашлявшись, зычно пугает редких посетителей, неосмотрительно близко подошедших к его лотку: «Покупаем книги, молодые люди. Книги с автографами Авторов». При этом по его чеканному королевскому профилю пробегают дряблые ассиметричные судороги, а козлиная бородка резко вздергивается в положение «подвысь» и замирает строго параллельно куполу живота. И у вас не остается сомнений в том, кто же на самом деле Автор…
   По странной случайности, по соседству с книжными лотками прочно обосновалась неопределенного возраста особа, торгующая пирожками. Ее низкий трубный клич «Пирожки горячие, покупаем пирожки» причудливо и непостижимо реалистично вплетается в общий оркестр. В результате создается удивительная атмосфера всеобщего единения и гармонии: картины, книги, пирожки.… Ну, что еще нужно для полного счастья…

   - Подожди, я мигом. Ты пока осмотрись здесь. – неуловимо тряхнув копной рыжих волос, Вика пропала в одной из многочисленных дверей зала. С любопытством посмотрев по сторонам, Лариса аккуратно обошла симбиотический дуэт литературы и гастрономии и подошла к картинам.
- Какие прекрасные девушки посещают нас сегодня – раздался рядом медовый голос Маэстро – Кто Вы,  милая незнакомка? О, нет, не говорите! Пусть это будет маленьким секретом. Вы само совершенство! Не правда ли, господа, она божественна! Мадемуазель, Вам говорил кто-нибудь, что Вы безумно прекрасны? Как Вас зовут, чудная фея?
 - Лариса…
 - Прелестное имя! Честь имею, Парамон Аркадьевич…для Вас просто – Маэстро. Лариса – Вы восхитительны! Вы настоящая Девочка с персиками! Старик Серов кусал бы локти, если б смог Вас увидеть…
Мэтр забился в счастливой соловьиной истерике, с удовлетворением отмечая произведенный им эффект. Лариса смущенно улыбалась, краснела от удовольствия и выжидала паузу в его речи, чтобы поблагодарить за любезность. И вот эта пауза возникла, она уже открыла рот, но… Но в следующий миг произошло непоправимое! В животе Ларисы что-то глухо и некомфортно булькнуло, и она неожиданно для себя и достаточно громко испортила воздух. «Какой ужас» - мелькнуло в голове – Провалиться бы на месте сейчас! Черт бы побрал эту капустную диету. А все Вика-сучка, насоветовала. Подруга детства, называется! Так подставила!
Ситуация действительно была пикантнейшей. Будь Лариса мужчиной, она, возможно, попыталась бы сыграть в развязного гусарского подпоручика. То есть, направить на кого-то из посетителей указательный палец, сымитировать выстрел и сдув с пальца воображаемый дым хрипло заметить что-то вроде: «Он не любил синематограф». Можно было перевести стрелку на другого негодующим возгласом « Ну, что же Вы, молодой человек! Нельзя же столь откровенно мыслить!». В конце концов можно было просто сделать морду тяпкой, словно ничего и не произошло. Но Лариса была девушкой, и девушкой очень ранимой. Поэтому, все, на что ей хватило сил, так это на то, чтобы жалко улыбнуться и тихо пробормотать «извините».
   Вообще, в отличие от представителей сильного пола, которые с легкостью могут позволить себе некоторые вольности, истинная женщина портит воздух всего лишь в двух случаях. В первом – если она крайне недовольна своей фигурой, и во втором – когда на званном ужине напротив нее сажают отвратительную крашеную блондинку в точно таком же как и у нее нежно сиреневом вечернем платье…Во всех остальных случаях она (женщина) портит жизнь.

Маэстро тонко ухмыльнулся себе в усы, то же самое, глядя на него, попытались сделать Сеня и Вася.
- А Вы оригинальны, мадемуазель. Браво. Не ожидал. Очень тонко и в тему.
- Простите. Я не специально…Вообще меня интересует… -  в следующий момент она поняла, что пропала, ибо капуста, съеденная с утра рвалась на волю как граф Монте-Кристо. Лариса в ужасе зажмурилась, но чуда не произошло и раскатистый звук вторично явился на свет.
- Однако.. – Маэстро ухмыльнулся еще тоньше, последователи не удержались и синхронно фыркнули, а глобусовидный писатель презрительно задвинулся в свою нишу и гордо умолк. – Вы, моя милая, - подмигнув ученикам, покровительственно продолжил мэтр – несомненно, смешали не те краски. Такие нюансы нужно понимать. Подумайте только, что бы было, если бы все цвета в природе перемешивались как попало. Это не просто отсутствие гармонии. Это полный хаос, что Вы собственно сейчас и продемонстрировали…
«Надо валить быстрее» - подумала Лариса, мысленно прикидывая в уме пути отступления. Громадным усилием воли она заставила себя успокоиться. К ее удивлению, торнадо в животе утих также неожиданно, как и начался.
Маэстро, между тем, поймал хороший ветер и не мог остановиться.
 - Вы не можете представить, как я рад беседе с Вами, хотя мы и говорим на разных языках. Поверьте, я чувствую конфуз не меньше Вашего. И, кроме того, я скорблю и рыдаю. Мой сказочный сон разбился на тысячи осколков и дурно пахнущий вихрь стремительно унес их. – Мэтр декламировал мечтательно полузакрыв веки, словно читая стихи, без тени иронии. Но по его искрящимся глазам и по лицам учеников, отчаянно пытающихся привести в порядок мимику, Лариса поняла, что здесь разыгрывается акт какого-то изящного хамства, плавно переходящий в невероятно злой и изощренный фарс. – Ведь, как я уже говорил, я представлял Вас в своем воображении непорочной богиней, девочкой с персиками, наконец…
- Девочка с несвежими персиками – подхихикнул Вася Глюк.
- Да-да, именно так…девочкой с персиками, знаете ли…А Вы всего навсего обыкновенная засранка!
- Ну, знаете, это уж слишком – вспыхнула Лариса – Я же объяснила Вам, что это произошло непроизвольно. А Вы…Вы…Как Вы смеете…
- Но самое главное – невозмутимо продолжал Парамон Аркадьевич – Вы нарушили бесценную внутреннюю гармонию этого зала. Эту чистую  и неуловимую ауру. Эти полотна созданы для очищения души…И для них крайне вредны душевные порывы подобные Вашему! – Хотя… - Мэтр хитро подмигнул – все относительно. В конце концов любое творение рук человеческих вызывает определенный интерес. И я хотел бы применить это правило и на…кхе-кхе…нерукотворно созданное. Возможно, для вас – это действительно представляется главным шедевром в жизни. Так сказать, лебединой песней!
И все трое гнусно заржали…

Вся в слезах, кипя от невыносимой обиды и гнева, Лариса вылетела из зала. Вслед ей неслось громкое гоготание развеселившихся живописцев. В самый его разгар откуда-то вынырнула Вика, нагруженная буклетами и эскизами.
 - Парамон Аркадьевич – закричала она, не обращая внимания на смех – Я все подготовила для презентации. Все по высшему разряду. А где… - она быстро оглядела зал – тут девушка была. Где она?
 - Была… – хохотнул Сеня Брут
 - А где она? Это же Лариска. Тредьяковская дочка. Ему самому, видишь ли, некогда, вот и отправил ее. Да вы не волнуйтесь, у меня с ней классные отношения и полное взаимопонимание. Подруги же с детства. Она потом все в лучшем виде папаше выложит. А он в ней души не чает. Все для нее сделает…Что с Вами, Маэстро…На Вас лица нет…Вам плохо?...Эй, воды, кто-нибудь…
Из правой штанины Маэстро тихо и задумчиво потекло.
 Эх, вернисаж, эх, вернисаж…