Цена вечной жизни Лина Бендера продолжение

                Глава  4
                ЧЕРТОВЩИНА.

                Х                Х                Х

…  И очнулась в кресле, в кабинете доктора Катыгова.  Он и ассистентка суетились вокруг, суя под нос ее неподвижному телу ватку с нашатырным спиртом.  Увидев, что подопытная наконец открыла глаза, Катыгов вздохнул с плохо скрываемым облегчением.

- Ну, замечательно!  А мы уж думали, ты решила не возвращаться.

  И хотя говорил вроде бы слегка насмешливо, Серафина подметила в его глазах нешуточную тревогу.  Зато Тамара имела вид пуделя, невзначай раскусившего кислый лимон, и неизвестно, чему кривилась: что соперница едва не скончалась или тому, что та вообще не скончалась.

- Да, действительно, там было лучше.  Я бы и осталась, но прогнали.  Вот странно! - Неужели я отсутствовала так долго? – заторможенная увиденным, удивилась Серафина.

- Долго? _ Катыгов взглянул на часы. – Мы начали в половине седьмого, сейчас десять.  Ты прогуляла больше двух часов!

  Он говорил так, будто пациентка сама была в том виновата.

-  Получается, я побывала на том свете.  И не только…

- Ну, примерно так.  А еще-то где?  Ты посещала какие-то чужие места?

- Места, но не чужие, - оскорбилась Серафина. – Мне они показались очень даже родными.  Но почему тогда тетя… Она-то почему там гуляет? – девушка задумалась.

- Ну, это смотря где ты побывала, - осторожно заметил Катыгов. – Может, все-таки расскажешь?

 Это долго.  А тетя умерла, получается!  Ну конечно, если с музыкой отправилась!
  Серафина в панике вскочила с кресла.

- Простите, простите!  Мне срочно нужно идти!

- А не может подождать эта твоя тётя? – с заметным неудовольствием поинтересовался Катыгов. – В самом деле, если она уже все равно ушла…

- Нет, не могу подождать!  Я потом, потом вам расскажу, а сейчас, позвольте, пойду, - бессвязно бормотала Серафина, хватая и роняя то пальто, то шарф, то шапку.

- Ну, хорошо, - неохотно согласился Катыгов. – Тогда завтра здесь же в шесть, невзирая на обстоятельства. Обещаешь?  Заходи без очереди.  И подумай насчет дальнейших планов.  Подобные перспективы, знаешь ли, на дороге не валяются.

  Серафина согласно кивнула и опрометью выбежала из кабинета.  И только внизу к собственной досаде обнаружила отсутствие сумочки, а с ней ключей, постоянного пропуска в больницу и прочих документов, которые почти месяц носила с собой, собираясь оформлять тетушке инвалидность, но текущей работы постоянно оказывалось невпроворот, и дело безнадежно застопорилось.

- Растяпа! – выругала себя Серафина и помчалась назад.

  После приятного ощущения неземной легкости, недавно пережитом в занимательном потустороннем приключении тело казалось непомерно тяжелым и неповоротливым, ноги – ватными, и где-то в глубине души сохранилось подспудное сожаление о тех далеких Мирах с большой буквы, где не довелось остаться.

                «… Но не пройден рубикон,
                Не догонишь миража…»

  Подсознательно Серафина догадывалась, что, сумей она с удвоенным усилием устремиться выше, то назад могла не вернуться, и кто знает, как встречают там самовольно удирающих из жизни дезертиров?  И еще беспокоила судьба тетушки, оставленной больше шести часов назад в состоянии подозрительного возбуждения.  Это упрямо не давала назойливым мыслям оформиться в горькое, но естественное заключение, но ощущение непоправимости случившегося уже упорно вползало в тревожно ноющее сердце.

  Запыхавшись, Серафина подбежала к кабинету и остановилась, натолкнувшись на громкие, полные сдерживаемой ярости голоса докторов, отчетливо доносившиеся из-за неплотно прикрытой двери.  Катыгов сварился с Тамарой, и они успели перейти на личности. 

Серафина затаила дыхание и прислушалась.  Конечно, она прекрасно знала, что подслушивать нехорошо.  Тетя Клава, потомственная интеллигентка старой закалки, с детства целенаправленно вбивала в голову племянницы устойчивые понятия о нравственности.  К ее чести сказать, в любое другое время Серафина никогда не стала бы делать ничего подобного, и в тот момент хотела постучать и войти, но вдруг услышала громко произнесенное собственное имя.  И, отбросив ненужную щепетильность, поспешила приложить ухо к двери.  Высказывался Катыгов, продолжая недавно начатый разговор:
- Да ты просто дура, дорогая моя!  Ревность и амбиции затмили тебе остатки разума.  Не спорь, я тебя насквозь вижу!  Мало того, что  учуяла соперницу в Ремесле, но и понимаешь, каким уникальным даром она обладает.  Признаюсь, даже похожих встречать не приходилось.  Если ее немного подучить по нашей методике, возможностям не будет границ.  Она станет ходить за черту Астрала, как к себе домой и приносить ценные сведения, а это новые перспективы и большие деньги.  Неужели непонятно?!

  Невольно Катыгов повышал и повышал голос, и Серафина за дверью без напряжения слуха улавливала каждое слово.  Незаметно и ассистентка сорвалась на визг.

- Думаешь, не вижу, как ты носишься с ней, словно с писаной торбой?  Все глаза проглядел – и на кого?  На кошку драную в заштопанном платье.  Только не забывай, милый мой, чем ты мне обязан!

- Грош цена твоим деньгам без наших с Валерием способностей.  Торговала бы сейчас помидорами на базаре и отстегивала рэкету энную сумму – вот и весь твой капитал, - жестко отрезал Катыгов, презрительно щурясь на красную от гнева помощницу. – Научилась у нас по мелочам, нацепила тряпки для понтов и вообразила себя Джуной ясновидящей, а у самой мозгов как у вороны.  На прошлой неделе кто завалил сеанс с депутатом Шишигиным?  Это значит, что многих высокопоставленных клиентов мы уже не дождёмся.  Ну, кто тебя дернул вылезать с дурацкими прогнозами?  Не вздумай соваться снова, пока я буду в Геленджике.  Считаешь деньги, и считай себе спокойно, свою мзду имеешь.  А захочешь большего, отдам долю с процентами и прогоню на все четыре стороны.  И прямая дорога тебе на базар! – орал Катыгов.

- А вместо меня девчонку возьмешь? – ехидно сощурилась Тамара. – И думаешь, она станет глядеть тебе в рот и ловить каждое слово, как я, глупая, делала?  Да она подучится, как сам говоришь, твоими же методиками, и тебе голову откусит.  Я тут с ней пообщалась немного,  так едва уцелела.  Погляди, у меня все тело в синяках, будто взаправду ногами пинали.  Ее не учить надо, а немедленно изолировать от общества, пока не заматерела и добрых людей не передушила!

  Последние слова Тамара выкрикивала сквозь слезы.

- Изолировать тебя надо, подлечить у хорошего психиатра от мании величия.  Боюсь,  крыша твоя совсем съедет.  Зачем опять вырядилась в черное? – рассвирепел Катыгов.

  Ассистентка не успела ответить.   Серафина неловко навалилась плечом. Дверь скрипнула…

- Простите, я…  я у вас сумочку забыла…

  Последовала немая сцена.  Серафина на цыпочках прошла через кабинет, взяла сумку и также тихо удалилась, провожаемая ошеломленными взглядами доброхотов.

                Х                Х                Х

  Серафина разволновалась до состояния паники и забыла о существовании городского транспорта.  Пешая ходьба хорошо успокаивает, и всю дорогу она шла, почти бежала.  Мысли лихорадочно метались в голове, обрываясь бессвязными ахами и охами, изредка она мотала головой, отгоняя дурное наваждение.

  Зачем доктору Катыгову понадобилось бесполезное лицедейство с лечением обреченной, если сам рассказывал о маске смерти?  Он не глуп и должен знать про болезни, в которые нельзя вмешиваться.  Однако рискнул.  И что получилось?  Дикость, абсурд с примесью запаха Преисподней – вот что вышло!  Не исключено, он переоценил свои способности и хотел помочь тете Клаве, тем самым привязав ее племянницу долгом благодарности.   Хороший психолог, он быстро вычислил ахиллесову пяту новой знакомой.  Медсестра Валентина оказалась почти права, заподозрив с его стороны корыстный интерес, но ей никогда не догадаться, в чем этот интерес заключается.  А она, Серафина Хожиняк, умненькая и разумненькая, на деле осталась круглой дурой, вообразившей, будто смертельный инсульт можно вылечить, разводя руками над ложем.  Биополе?  Смешно!  Собственных усилий даже очень знающего человека не хватит, чтобы поднять мертвого и вдохнуть в него продолжение жизни.  Чем человек исцеляет себе подобного?  Либо традиционным лекарством, либо иной, привходящей силой, действующей через него как проводника и которую называют Божьей Благодатью.

  Тут Серафина горько рассмеялась.  От Катыгова и компании благодатью и за версту не разило.

  В поздний час на улицах было малолюдно, изредка встречались редкие прохожие, да проносились полупустые автобусы, которыми Серафине в голову не приходило воспользоваться.  Чтобы продуктивно мыслить, ей необходимо двигаться, и она выбирала улицы потемнее, пряча от запоздавших гуляк заплаканное и замерзшее лицо.  И не сразу сообразила, отчего рукав пальто больно трет закоченевшую без перчатки руку.  Недоумевая, Серафина остановилась и посмотрела.  Браслет, подарок далекого друга из Белого Города, исчез, сорванный чьей-то варварской лапой.  Не расстегивая, украшение грубо, с применением силы стянули через исхудавшую до прозрачности кожи на косточках ладонь, до крови и синяков изодрав тыльную сторону и запястье.  Кто польстился – Катыгов или Тамара?

  Серафина с уверенностью подозревала последнюю.  Мужчина сдернул бы тонкую и гибкую вещицу быстрее, не причинив столько ран и не царапая жертву ногтями…  да у него и ногтей-то нет!  А на запястье отчетливо нарисовались три бороздки от длинных и наманикюренных, принадлежащих, несомненно, женщине.  Серафина ковырнула царапину и сняла кусочек черного лака с блесткой.  Улика налицо, но с ведома ли Катыгова произошёл грабеж, пока беспомощное тело лежало у них в кабинете, бесплотная субстанция естества которого беспечно путешествовало по красивым местам, наслаждаясь свободой полета?

  И что делать?  Вернуться назад и обвинить докторов в покраже?  А кто поверит?  Браслет настолько тонок, что никто кроме Катыгова не обратил внимания.  Нет, еще Тамара, вообразившая, будто в талисмане заключена магическая сила соперницы.  Последнее Серафину мало волновало, но боялась, блондин из Белого Города отвернется от нее, дурищи, с презрением, узнав, как глупо она проворонила подарок.   О том, что неведомый друг переменит мнение и начнет опекать Тамару она и подумать без смеха не могла, очень уж они несоответственны друг другу, разве только с Катыговым два сапога  - пара.  А она?

  Другой вопрос: чем она заслужила покровительство…  Ах, да как же его зовут?  Едва у Серафины выдавалась свободная для трезвых размышлений минутка, она вспоминала, вспоминала…  И с помощью браслета, не раз посетив проторенной дорогой так понравившиеся ей миры, несомненно, вспомнила бы.  А может, они опять бы встретились, и тогда…  А теперь все, все кончено!

  В размышлениях она незаметно скоротала дорогу.  Бегом поднялась на этаж, распахнула дверь в палату…  И остановилась.  Койка у окна сиротливо скалилась продавленным посередине, не слишком чистым полосатым матрацем…

                Х                Х                Х

  Шатаясь от изнеможения, Серафина едва попала ключом в замочную скважину.  Трое суток она провела в больнице, занимаясь похоронами.  У нее не осталось никого из близких,  а с украинскими родственниками связь давно оборвалась.   Поэтому  не пришлось везти покойную домой.  Вначале возникла заминка с деньгами, но заведующий отделением Танталов куда-то позвонил, на кого-то нажал авторитетом, и положенную ссуду выдали вовремя.

  Удручающие хлопоты окончательно сломили давно и хронически обессиленную Серафину, и в голове у нее сонно шевелилась одна мысль: добраться до постели, уснуть и подольше не просыпаться.  Потом, когда выспится, подумает,  как жить дальше.  Вне всяких сомнений, из больницы убежит моментально.  Нет слов, как опротивели утки, ведра и непреходящее зловоние – специфический запах стационара для лежачих, насквозь пропитавший ее существо.  Брезгуя ложиться в постель грязной и вонючей, Серафина залезла под душ и старательно смыла последние воспоминания о Катыгове  с компанией.   Об обещанном визите к нему намеренно постаралась забыть.

  Улеглась, с головой накрывшись одеялом, и думала уснуть быстро, но в памяти принялись назойливо всплывать неприятные воспоминания последних дней.  И был эпизод, не укладывающийся в рамки разумных объяснений.  Когда умирала тетя Клава, ее племянница не присутствовала, прогуливаясь в местах очень отдаленных, но медсестры потом рассказали…

  В тот вечер Валентину сменила молоденькая студентка медицинского училища Наташа, летом собиравшаяся поступать в институт.  В ночные дежурства она постоянно зубрила или писала, но в один из моментов, подняв голову от конспекта, вдруг увидела мелькнувшую в конце коридора странную фигуру в мешковатой рубашке.  Этаж целиком принадлежал тяжелым и лежачим больным, которым за ненадобностью не выдавали халатов.  Если кто-то мог передвигаться, то с трудом и на костылях.  А фигура в белом пронеслась по коридору с неистовой обезьяньей прытью  и скрылась в уборной.  Студентка  отложила бумаги и отправилась следом, собираясь выяснить происходящее.  Из мужского туалета доносился подозрительный шум.  Кто-то грязно ругался басом, собирая подряд все нецензурные слова.  Заглянув внутрь, Наташка увидела растрепанную старуху, зачем-то пытавшуюся открыть забранное железной решеткой окно.

- Больная, что вы делаете? – возмущенно спросила девушка.

  Та не обратила на окрик ни малейшего внимания, продолжала трясти раму и неистово ругаться.  Тогда Наташа подошла к больной и с силой потащила ее от окна.  Старуха развернулась ежом и оказалась существом неопределенного пола с похожим на кукиш жидким пучком волос на голове, свободно болтающимися без лифчика грудями, но с густой окладистой бородой на лице.  Студентка взвизгнула от страха и бросилась удирать сама, но бородатое нечто настигло ее в коридоре, повалило и принялось душить.

  К счастью, кому-то из крайней палаты стало плохо, и мимо пробегали дежурный врач с другой сестрой, дебелой краснощекой девицей.  Бедную Наташу спасло чудо.  Пациентка отчаянно сопротивлялась, когда ее тащили обратно в палату, исторгая из глотки звериный рык и нечестивые ругательства, ухитрилась искусать и исцарапать врача, сестер и даже прибежавшего по вызову истопника, единственного не растерявшегося в критической ситуации дюжего дядьку.  Он и приласкал больную пудовым кулачищем по макушке.  Больная свалилась кулем и на одном издыхании скончалась.

  Размышляя сейчас над случившимся, Серафина вспоминала странный коридор с тенями и подозревала, что причиной буйства умирающей явилось одержание злым бесом (отсюда и борода), и виной тому подозрительное лечение, проведенное Катыговым и ассистенткой.  Бес не желал добровольно покидать  полученное в результате колдовских манипуляций тело и сопротивлялся изо всех сил.  А настоящая Клавдия Семеновна в это время уже отправлялась в дальний путь с вереницей уходящих под звон погребальных колокольцев.  Серафина внимательно сверила каждую минуту, и пришла к неутешительным выводам.  И кто знает, не умри несчастная от удара истопника, каких дел натворил бы бес в чужой шкуре.  Серафину не интересовало, как объясняла приключившиеся с больной метаморфозы официальная медицина.  Пребывая в твердой уверенности, что без чертовщины не обошлось, она задним числом испугалась до холодного пота и тошноты в желудке.   Трясясь в ознобе под теплым одеялом, проклинала глупую свою доверчивость.  Пугало даже отражение в висевшем напротив зеркале. Полагалось его закрыть, как всегда делается на похоронах, но покойницу давно унесли, и не отсюда, а ей не хотелось искать плед.  Помимо воли она стала присматриваться к движущимся внутри стекла живым картинкам.  Что там?  Привидения?  Нет, показалось!

  Серафина выпила аспирину, набросила на зеркало простыню и снова легла, но легкая материя свалилась, и девушка не стала вставать.  Чутко, на грани сна и бодрствования, она начала дремать, и во сне видела продолжавшееся в зеркале подозрительное шевеление.
  Там возникали необычные картины, быстро проникавшие в дремотно оцепеневшее сознание, и она медленно уплывала из реального мира современности в чью-то чужую жизнь, словно шагнула в распахнутый коридор и очутилась в  ином измерении, непохожем на реальное окружение.  В другой жизни, далекой, давно прошедшей, но тем не менее НАСТОЯЩЕЙ.  И во сне Серафина понимала, что начавшие бурно развиваться события некогда происходили с нею самой…