Наша биография. Старший брат

                Светлой памяти Лени. Посвящаю.

     Прошло еще пять с половиной лет.
     И вот, почти три года назад, раздался телефонный звонок из Ленинграда. Слышу плачущий, горестный голос Светланы: «Не стало нашего папочки". Леня умер 14-го октября 1990г., в воскресенье, на Покров.
     Не сразу как-то доходят слова Светланы. Боль от тяжкого удара появляется потом, спустя какое-то время. Так было после ранения. В горечах не ощущаешь боли, которая приходит, придет обязательно. Но это уже потом. Отвечаю Светлане:
        -Вот и сбылись слова Георгия, обращенные ко мне недели за три до его смерти: - "И останешься ты один".
        -Как один, отвечает Светлана, - а мы, Басовы на что?
     Поясняю, что остаюсь одним, последним из всех братьев, и, тяжело вздыхая, добавляю, что лишен возможности, не в состоянии приехать на похороны. Муторно стало на душе.
     Боль приходит потом. Так, чтобы увидеть картину художника, надо отойти от нее на какое-то расстояние, тогда увидишь всю полноту ее, все детали, все, что вблизи не рассмотришь.
     Давно хотел написать о Лёне, да все откладывал и откладывал, и спустя три года после его смерти, все отчетливее и отчетливее проступают его светлые черты. Давно, давно, как-то в один из приездов в отпуск к маме, я поинтересовался:
        -Был ли отец по настоящему верующим?
     Я наблюдал: он ходил в церковь по большим праздникам, а в обычные воскресенья - не ходил. Да и когда ему было ходить, если все праздники и Воскресенья надо было работать, чтобы кормить такую огромную семью.

     Мама рассказала:
        -"Мы поженились, когда отцу было 29 лет. Я на 6 лет моложе. Отец около 8 лет прослужил в армии и по демобилизации, за добросовестную службу, ему предложили государственную службу - продавцом в казенной винной лавке, так называемой монопольке. Отказавшись от причитающегося ему земельного надела, в пользу младшего своего брата Антона, отец согласился.
     Лавка эта находилась в 20-ти верстах от Фатежа, в деревне Свата (фактически Сергиевка, но называли ее все Свапой, по названий реки рядом).
     При лавке была казенная квартира в этом доме, где и стали мы жить. В доме же была и касса с казенными деньгами.
     И ват, однажды, в 1903 году, Лёня был маленький, ему не было и года, в деревне появился молодой мужчина, лет 30-40, какой-то "Святой". Ходил он зимой по снегу босиком.
Отец, будучи верующим, пригласил его пожить у нас. Когда он жил у нас, мы видели, что ноги он ничем не натирал, а просто мыл холодной водой.
     Дело было ранней весной, снег еще лежал, в ночь под Пасху, уже после 12-ти часов, отец пошел в церковь ко всенощной, святить Пасху (церковь находилась в 3-х верстах от деревни, называлось место, где стояла церковь "Кресты", в которой крестили всех наших детей).
     "Святой" в церковь не пошел, лежал на печи, а я пекла пироги. И что-то такое почувствовала, какую-то тревогу. Опершись на кочергу, я оглянулась и вижу, что "Святой" очень пристально смотрит на меня.
     Леня в люльке мирно спал. Потом "Святой" слез с печи, и медленно и тихо стал подходить. Я вся сжалась. Мурашки побежали по спине. И в это время Леня громко заплакал.
"Святой" остановился, подошел к Лёне и сказал: "Эх! Жалко мне тебя", повернулся и полез вновь на печь. Больше он не произнес ни одного слова. Пришел утром отец из церкви с пасхой. Я ему все рассказала. Не знаю, хотел, ли "Святой" меня убить и забрать кассу, или еще что - я не знаю.
     Разговелись. Потом отец выгнал этого "Святого", который еще некоторое время ходил по деревне. Потом куда-то исчез и больше о нем мы ничего не слышали. Спустя какой-то срок, наверное, что-то в отце надломилось. Он снял с шеи крест и больше его не носил. Перед смертью (а умер он 13 го мая 1939г.) я надела ему на шею крест, он посмотрел, ничего не сказал, но крест не снял".

     Эта история, рассказанная мамой, то забывалась, то вспоминалась, но всегда жила во мне. И теперь, спустя годы, анализируя ситуацию, я думаю, что этот "святой" хотел совершить преступление, может даже и убить маму, и забрать кассу с казенными деньгами. И Леня своим голосом спас маму. Очевидно, заговорила у "Святого" совесть, не решился. Видно, еще с детства, еще с пеленок у Лёни был заложен спасательский ген. Иначе свершилось бы непоправимое. Своим громким, неожиданным плачем Леня, возможно, предотвратил преступление. Иначе, зачем же были сказаны слова "Святого" - "Эх! Жалко мне тебя!" Вот и оказался маленький Леня Спасителем. Может, даже какими-то, неоткрытыми биотоками внушил преступнику: Остановись! Кто знает?
     Не знаю, рассказывала ли мама это взрослому Лёне, как-то об этом с ним у меня разговора не было. Прошли годы. Появились новые дети:

Лёня - 21 августа 1902г. (Умер 14 октября 1990г.) Тамара 23 октября 1904г. (Умерла 27 февраля 1980г.) Борис -6 августа 1906г. (Умер 23 марта 1986г.) Николай - 1908г. (Убит на войне в 1941 г.) Георгий -14 февраля 1910г. (Умер 29 августа 1987г.) Валентина - 23 февраля 1912г. (Умерла 26 февраля 1985г.) Елена - 1914 г. (Умерла в 1920г.) Семен - 7 сентября 1916г. Сергей -20 апреля 1920г. (Убит на войне в 1941г.) Зинаида и Анна - родились в 1901г. и 1903г. (Умерли во младенчестве.)
     Всего 11 детей.

     В начале первой мировой войны в 1914 г. закрыли винную лавку, где служил отец, и семья была вынуждена переехать в Фатеж.
     Перед Отечественной войной, мне пришлось работать на Автомагистрали Москва-Харьков, на участке между Орлом и Курском в должности старшего инженера. Дорога проходила через деревню Сергиевка (Свапу). Как-то, останавливаясь, я бродил по тем местом, где жили мои родители со всей семьей до Революции.

     Не было там уже дома» где жила семья. Не было и церкви "Кресты", - где крестились все мои старше братья и сестры. Все сметено ураган» Гражданской войны, Бродил я по погосту, возле когда-то стоявшей церкви» не мог найти могильных холмиков. где покоятся мои старше маленькие сестрички - Зина и Аня. Все заросло кустарниками сирени. Сирень цвела и благоухала и лепестки ее, крестики ее, как бы передавали от мертвых живым символ нежности и красоты.
     В 1920-21 г.г. вся семья болела тифом, за исключением бабушки Лукьянчиковой Агафьи Алексеевны и старшей сестры Тамары, которые ухаживали за больной семьей, как я уже писал, и выводили всех. Рассказывали, что Лёня очень остерегался» боялся заболеть. Но и он, последним из семьи, все же заболел. После выздоровления он уехал в Петербург. Когда приехал, сошел с - поезда и пошел по городу. «Увидел, как впереди шел, тяжело ступая и неся какие-то вещи, старичок".
     Транспорт, в то разрушенное время, работал плохо. Лёня решил подойти и помочь нести его вещи. Шли долго, далеко. Старичок жил где-то на Петроградской стороне. Разговорились. Этот старичок оказался профессором. Впоследствии он помог Лени поступить в Петроградский политехнический институт. Шло время. Леня учился и вечерами работая: ходил на станцию разгружать вагоны. Стипендии тогда не платили. Отец не в состоянии ничем помочь.
        -Помню, до новины не хватало хлеба. Питались огуречным рассолом» да кое-какой картошкой. Помню, Лёня как-то прислал фотографию снятую вместе с 3-мя студентами. Студенты эти все в форме политехников со значками на фуражках. Леня без формы в кепке, не было денег купить форму. Я, маленький, долго рассматривал фото. Мне показывали на Лёню и говорили:
        -Это твой братик.
     После 3-го курса Леня был вынужден бросить институт. Он рассказывал:
        -Читаешь книжку и не понимаешь. Читаешь и не запоминаешь"
     Обратился к врачу. Сказали: полное истощение организма. Рекомендовали бросить учебу, боросил и поступил работать на завод. Несколько лет, Леня не приезжал в Фатеж, не было денег на дорогу, и вот, как-то летом, лет через 5 или 6, он впервые приехал. Мы все дети, выстроились его встречать лесенкой
Очень  хорошо помню, он всех целовал, и, дойдя до меня, спросил у мамы:
        -А этого, как зовут?.
     Когда он в Петроград уезжал, я был еще совсем маленький, а Сергей вообще в люльке качался.
 
     Леня поцеловал меня, я коснулся щекой моего лица.
         -Какой колючий».- подумал я, В дороге он не побрился. Отец всегда носил усы и бороду. Бритым его я не видел никогда. Ласкать нас у него не было времени, а когда, изредка обнимал, то я ощущал его усы и бороду.
     Потом Лёня стал приезжать в отпуск каждый год.
     Отец находил ему работу. Отбивал и оттачивал косу, и все шли косить в поле толи рожь, овес или вику. Особенно тяжело было косить рожь и вику. Придя с поля, Лёня тщательно мылся (аккуратист он был изумительный) Распрямлял плечи,  руки и говорил: "Да! Наработался, все гудит, без  привычки трудно".
     К концу отпуска он уже втягивался' в тяжелую сельскую работу. После отпуска, отец отвозил его на станцию "Возы" к поезду. И уезжал он всегда с каким-то сожалением. В конце 20-х и начале 30-х годов у Лёни - жили и доучивались в Ленинграде Николай и Георгий. Прошло еще несколько лет. Помню августовский очень мягкий и теплый солнечный день 1933 г. Я  приехал в Ленинград поступать в институт. Пошел на  квартиру к Лене. Он был на работе, работал на каникулах плотником и Георгий. Николай к тому времени уже окончил строительный техникум, работал на стройке техником и жил в общежитии. Квартира бала закрыта. Стон возле арки дома 29/28  по 6-й линии, смотрю - прошел, согнувшись, Георгий. Он меня не узнал.
     Я окликнул его. Мы обнялись и пошли в комнату Лени. 10 квадратик метров, посередине кухонный стол, справа железная солдатская кровать, покрыта серым, наверное, тоже солдатским одеялом, слева какая-то: толи кровать, толи еще что, перетянутое какими-то веревками. Там лежит разная всячина, именуемая кроватью. Стоит один стул у стола и, к стене, ближе к выходу – сундук. Вот и вся мебель. Я приехал с плетеной корзиной, в которой лежал, видавший виды, кожаный потертый пиджак, доставшийся по наследству от Николая, когда он жил еще в Фатеже. На этой корзине и сундуке я и спад в течение учебы. Пришел с работы Лёня. Он поцеловал меня. Посмотрел на него и подумал: какой же он старый. А ему было всего 31 год, мне- 17 лет, и с моей колокольни он выглядел пожилым. Тогда я еще не знал теорий относительности. Все относительно, по отношения ко мне он действительно пожилой. Все-таки разница 14 лет.
 
     В 1933 году я поступил в Ленинградский Автодорожный Институт, который окончил с отличием в 1938 году. Поступал тяжело. Уже когда поступал и начал учиться, я жил на площади, а прописки не давали - не позволяла площадь. В общежитии мест не было.
     Милиция забирала меня, предлагала в 24 часа выехать из Ленинграда. Ходил в Областной отдел милиции, писал в газету "Ленинградская Правда».
     В общем, кое-как добился прописки, Леня меня поддерживал. И начали мы жить втроем в Фатежском гнезде города Ленинграда. Николай, как я писал, уже вылетел из этого гнезда, а мы с Георгием открывали рты и ожидали, когда Лёня нам что-либо принесет и положит в рот,
     Георгий получал мизерную стипендию, а я первый год вообще стипендии не получал. Леня приносил получку, всегда клал деньги в сундук, да и говорил нам:
        -Ребята, вот деньги; берите сколько надо.

      Никогда, на протяжении 5-ти лет, пока я учился, не слышал от него - "Вы много забрали!" или, "Что, уже израсходовали"? Никогда!   Такой был Лёня! Помню, после окончания 3-го курса института, после сдачи последнего экзамена, часа в 4 дня, сел я со студентами в общежитии играть в карты, в "очко"- под деньги. Получил я тогда стипендию за прошлый месяц и за 2 месяца предстоящего отпуска, получил проездные деньги к месту практики, которую должен был проходить перед отпуском. Играли мы сутки, до 4-х часов следующего дня, не вставая, только выходили попить воду.
     И я все деньги, до копейки, - проиграл. Вернулся домой через сутки, весь бледный. Леня уже вернулся с работы. Увидев меня в таком состоянии, спросил:   "Что с тобой". Я рассказал. Он покачал головой и произнес; "Ну и Ну!   Возьми деньги, они там, где всегда. Только не играй больше в карты". Меня следовало бы выпороть, мне надобно было надавать по шее, накостылять, как следует, Все-таки 20-ти летний балбес должен же соображать, что делаю! Он же ничего больше не сказал.
     Такой был Леня!   И я больше, на протяжении всей лизни, никогда в карты в "очко"- не играл. Никогда! Даже, если и приходилось играть в подкидного дурака, но только
не под деньги.

      Водку Леня не пил совершенно. Он и не курил.
     Он мне рассказывал:   
        -Дедушка по отцу - Александр Никифорович - сильно выпивал. Часто пьяным лежал под забором. Мне было лет 6 или 7 отец рассказывал, как с бабушкой Прасковьей Тимофеевной забирали они пьяного отца, как бабушка ругалась, кричала, била его каким-то рядном, а он с пьяными слезами просил:
        -Паша не бей, я больше не буду.
     Бабушка прощала его (добрая душа!), конечно, потом все повторялось. При этом рассказе я плакал, мне было очень жаль дедушку. Увидев пьяного под забором или
в канаве, отец говорил: смотри, только свиньи так валяются в
грязи.
     Толи эта картина, ярко нарисованная отцом, навсегда врезалась в
детскую душу Лени, толи еще какая причина, только Леня водку
совершенно не пил. Почти не пил водку и наш отец Басов Емельян Александрович. Никогда, ни разу я не видел его пьяным.
     Лёня был человеком, который способен все сопереживать. Как-то мы были с ним в кинотеатре "Форум", что на 7 линии Васильевского острова. Смотрели, не помню какую картину, но показывали журнал, где была атака кавалерии с рубкой лозы направо и налево.
     Сидя со мной, Леня подпрыгивал, а я удивлялся - ну, что тут такого? Ох, мне и говорит: Ты не представляешь, что это такое. Леня раньше служил в кавалерии и в таких атаках участвовал.
     Тогда я не понимал, как может человек переживать такое. Теперь я задумываюсь:
Может ли режиссер, даже самый талантливый, в картине передать всю правду об ужасах войны? Нет, не может! Он может передать взрывы, огонь, грохот, плачь, смерть, расширенные глаза, но всего он не может передать никогда.
     Как можно передать запах гари раскаленного металла, рядом разорвавшегося снаряда?   Запах! Как?   Этот запах меня преследует и сейчас, 50 лет спустя, когда 15 июля 1943г. я был ранен на Курской дуге. Как передать тот момент, когда 20 сентября 1941г., мы последними отступали из окруженного Киева (я служил тогда в саперном батальоне) и проходили мимо лошади, которая стоит на растопыренных ногах, из разорванного
осколком бока фонтаном бьет кровь, а изо рта пузырится кровавая пена и лошадь вся дрожит. Как передать дрожь лошади? Как? Как передать можно чувства и мысли, когда, проходя мимо дерева, под которым, прислонившись к нему, сидит, поджав корточки медицинская сестра, она дожит в руке медицинскую сумку, не выпускает же рук. Она убита, а кто-то ее же, длинными каштановыми волосами, прикрывал ей лицо? Как передать мои мысли?   Как? Эти мысли и чувства, эти картины и сейчас, спустя более 52-х лет, стоят перед моими глазами, как живые, как будто это было вчера. Поэтому я не удивляюсь, когда молодым рассказывая обо всех ужасах войны, чувствуешь; не все до них доходит. Не удивляюсь и не осуждаю. Чтобы все почувствовать. Надо самому пережить. Вспоминаю, как хоронили отца, умер он 13 мая 1939г. Опуская гроб в могилу, он уперся одним концом, где были ноги. Могила оказалась коротка. Тогда Леня произнес:
        -Вот и сбылись слова отца.
     Несколько лет назад, отвозя Леню из очередного отпуска на станцию, разговорившись, отец сказал: "Вы меня будете в могилу опускать, а я ногами упрусь". Вот и уперся, вот же сбылись его слова. Прошла война. Много горя ж бед причинила все! натай семье. Всей! Много бед и горя причинила она нашим женщинам. Очень много.
     Я считаю, что мама моя и меня, и других ребят, оставшихся в живых, вымелила у войны. Я считаю, что Лидия Николаевна - жена Лени, также его, всего израненного, вымолила у войны.
     Как подумаешь и представишь все о Ленинградской блокаде - оторопь берет! Во время Ленинградской блокады, когда железные клещи Германии схватили мертвой хваткой за горло живой, трепещущий Ленинград, бросив все, решительно все, на руках с 2-мя малолетними детьми, одному из которых - Леве, не было и:3-хлет ж о смертельно больной матерью, Лидия Николаевна эвакуировалась в 1942 году, по единственной ниточке, через Ладожское озеро, по дороге жизни*', непрерывно обстреливаемой и бомбардируемой с воздуха. Эвакуировалась в Сибирь, в Барабинские степи, неизвестно куда. По дороге, на одной из станций похоронила умершую маму.
     И сохранила, в тех смертельно-тяжелых условиях, детей. Разве это не подвиг матери?
А Леня?   Леня тогда стоял на смерть на защите Ленинграда все 914 дней блокада!   Все 914 дай!
     В тех ужасающих условиях, весь израненный и покалеченный, но выстоял. Это тоже подвиг!

     Прошла война. Стали залечивать раны. Леня, на лето с семьей, стал приезжать в отпуск в Фатеж к маме. Последняя его встреча с мамой состоялась в мае 1961г. Мама услышала первый вдох Лени 21 августа 1902г., когда он родился. Леня услышал последний вздох мамы 6 мая 1961т, когда маме умерла у него на руках. Перед смертью мама всем долго жить приказала. Перед смертью она просила ребят: не бросать Валентину.
     Мы выполнили ее просьбу, как могли. Когда Валя тяжело заболела, когда более года, почти без движения, лежала, не обслуживая себя, мы ее не бросили, не отправили в дом престарелых, ухаживали, как могли. Валентина умерла 26 февраля 1985 года. Удивительное предвидение было у Лени. В письме, датированном 16 апреля 1988т, он писал две, что определил себе срок жизни 2 года - сбылось. Б телефонном разговоре, в коше марта 1989г. просил приехать: "А то не успеешь".
     Прошли годы, Вспоминаю последнее посещение Ленинграда в марте 1989Г., после первого инфаркта Лени. Пробыл я там 10 дней, 6-го апреля я уезжал домой в Харьков. Помню его прощальный поцелуй на площадке квартиры. Посмотрели, в последний раз, друг на друга. Я тогда подумал:   может это последнее свидание, но ничего не сказал. Почему-то уверен, и, что у него возникла такая» же мысль, но и он промолчал.
     Он стоял на площадке, пока я спускался по лестнице вниз, стоял и смотрел. Таким он и запомнился уже навсегда. I вот раздался телефонный звонок Светланы:   повторный инфаркт, мгновенный удар, смертельный удар!
     Он умер на двойной праздник: на Покров и в Воскресенье. Если правда, как говорят, на праздники умирают святые, то к Лёне это относится полностью. Если правда, говорят, что на том свете есть Царство Небесное, есть рай, то место ему в Раю и Царство ему Небесное.
     Всю свою жизнь он делал людям только добро. Только добро! даже больным никому не был в тягость. Никогда я не видел его рассерженным, а тем более злым. Никогда!

     Инфаркт - какое странное слово!
     Прошли еще года. И я думаю, что гены доброты и спасательские гены передаются от родителей к детям, И мы в этом убедились. Когда повеяла буря нашей жизни, когда начался разыгрываться шторм, тогда и подтвердились слова Светланы, имеющие очень глубокий смысл, сказанные по телефону 15 октября 1990г.: "А мы, Басовы, на что?" Горестный звонок из Ленинграда! И не стало Лени.

                Дорогой Лёня!

     Более 30 лет вел ты тяжело нагруженный невзгодами, переживаниями, болезнями, потерей родных и близких наш корабль, с очень малыми радостями, да и то опоясанными болью. Вел, в это тяжелое время, в бурю и свирепые штормы, которые ох, как часто выпадала на нашу долю, грозя в щепки разнести все. Эх, и досталось нам!
     Посадили, в то время, нашего двоюродного брата Басова Андрея Стефановича - председателя колхоза, члена партии с 1919г. Посадили на 10 лет, в тюрьме, в войну он умер. Реабилитирован посмертно. Исключили из колхоза отца за связь с "врагом народа". Исключили из Партии и выгнали из Армии Бориса и посадили в тюрьму. После выхода из тюрьмы пошел работать на шахту шахтером.
     Исключили из техникума Георгия, как сына "Кулака", выгнанного из колхоза. Ища справедливости, поехал в Москву, пытаясь попасть на прием к Калинину. Не приняли. Попал на прием к Крупской Н.К.. и Ульяновой М.И. - сестре Ленина.
     Выслушали его, покачали головами, сказали!
        -Езжайте в Ленинград - восстановят. Восстановили. И колокол вечевой звучал тогда не в дни Побед, а бед народных! И все же, несмотря ни на что, ты вывел ваш корабль на широкую дорогу. И мы, твои младшие братья, как могли, следовали проложенным тобою курсу доброты и честности, как могли, равнялись на тебя, старались подражать тебе!
Спасибо тебе за то, что ты был такой! И остался таким в нашей памяти навсегда.
 
     В письмах ТВОИХ 1987 - 1988гг звучало, как приказ – пожелание: - «После ухода всех старших, жить мне и заботиться о памяти нашей фамилии, о могилах родных» Ты писал, что твое благое намерение - написать биографию, кончается ничем - иссякают силы, что надеешься на меня, как на младшего, которому надо много еще сделать, сделать совместно "Нашу биографию». Постараюсь выполнить твой приказ - пожелание. Ты последним прощался с мамой и папой, последним закрывал им лицо. Я последним прощался и закрывал, лицо, перед тем, как закроется крышка сосновая: Андрею Денисовичу, Тамаре, Валентине, Борису, Георгию, а вот тебя не смог проводить в последний твой путь.
     Прости меня за это!
     Прощай мой Первый брат, мой брат - Последний!   Ярости!
     Прости и Прощай!

                Семен Басов  Харьков, 15 сентября 1993г