На хрупких переправах и мостах...

Трудно объяснить, что я на самом деле думаю по этому поводу. Это не передать словами, потому, что когда я думаю об этом, я не использую слова. Нет, не так. Мысли не складываются в слова. Это даже и не мысли в строгом смысле слова…
В умной передачке слышала, что Тесла думал не так, как большинство людей - мыслями. Скорость обработки информации была такова, что ассоциации сменяли одна другую, не успевая оформиться в речевые обороты. Удивили ежа голым задом! Так думают многие дети, это потом им приходится вгонять мышление в рамки языковых условностей. Чтобы не слишком выделяться в этом мире. Впрочем, сегодня дети не утруждают себя подобной чепухой. Поэтому многие кажутся косноязычными. Не думайте, что они глупые или неразвитые. Напротив, их мозг быстрее, эффективнее, мощнее: недаром им легче с компьютерами, чем с нами – динозаврами. Мы подавляли себя в угоду традиции, подгоняли мысли под язык; для них традиции – звук пустой, поэтому они выдумывают слова и путаются в мыслях. И мы, и они в конечном счёте не правы. Думаю, оформить мысль в слова –  важный этап в понимании самой мысли. Это значит не только понять, до чего же ты додумался, но и то, к чему это может и должно привести. Ещё это возможность при необходимости «получить распечатку» той логической цепи, которая в итоге и привела к финальной идее.  Ведь часто бывает, что на каком-то этапе, особенно на больших скоростях, мы сворачиваем не туда, и хорошая посылка приводит к безобразным следствиям. Умение возвращать и продумывать мимолётные движения нервного импульса позволяет оценить каждую ассоциативную связь, подобно тому, как тестируется электрический импульс на каждом этапе схемы. А значит, есть шанс найти разрыв, ошибку в логических построениях, и исправить её.
Мне повезло. Впрочем, повезло ли? Большую часть жизни - всё детство, юность и хороший кусок зрелости - у меня были проблемы с коммуникацией. Я отвечала не на те вопросы, которые мне задавали, понимая их либо слишком буквально, либо слишком отвлечённо. Не паря мозгов понапрасну, все (в том числе и я) считали меня заторможенной. В то же время случайно брошенные мной фразы часто оказывались пророческими, что не добавляло мне популярности. Мои поступки казались окружающим дикими и глупыми, да и сама я часто не могла сформулировать, почему считаю необходимым поступить так нелепо. Но по прошествии некоторого времени становилось очевидным, что мой неожиданный ход явился самым оптимальным решением, и окружающие доводили меня до отчаяния в попытках выяснить, откуда я знала, что события будут развиваться так, а не иначе. Я честно объясняла им, что ни сном, ни духом, но мне не верили, и ко всему прочему я получила репутацию человека «себе на уме». Не мудрствуя лукаво, я списывала всё на интуицию. Но однажды у Блаватской я натолкнулась на рассуждения об интуиции, свойственной женщинам, и логике, что больше присуща мужчинам, и задумалась. 
Интуиция – знание «ниоткуда». Вот идёте вы, к примеру, по киевской улице, лопаете мороженное. И вдруг ни с того ни с сего останавливаетесь и выпаливаете: «Сейчас где-то землетрясение». А вечером у телевизора узнаёте: было, в этот самый момент, в Иране. Тому случаю была я свидетелем: есть у меня такая подруга. Весьма приземлённая и практичная, замечу, дама. Никаких признаков юродивости или замороченности на какой-либо мумбе-юмбе.  А вот нет-нет, да и выдаёт такое.
Со мной другой случай. И насторожило меня, что по молодости часто слышала от мужчин довольно сомнительную себе характеристику. Как правило, в великой на меня досаде  весьма высокого о себе мнения самцы заявляли, что у меня мужские мозги. Признаться, я офигевала: уж больно странная фраза и для комплимента, и для оскорбления. А главное, ко мне совершенно не подходящая (помните, я слыла едва ли не юродивой). Но время шло, я вышла замуж, пошли уже семейные сцены. Лейтмотив известен: выслушай женщину, и сделай наоборот. Ан нет. Мне уже самой стало страшно. Чисто статистически, без учёта гормонов, объёма мозга, количества извилин и цвета волос я должна ошибаться хотя бы в 50 процентах случаев. Доведённый до отчаяния супруг (а кому понравится?) после очередного моего непредсказуемого заявления как-то завопил: «Я сделаю так, как ты сказала, только объясни ПОЧЕМУ?» И тут я впервые спросила себя: «А в самом деле, почему?»  Села и начала думать. И додумалась. Пошла от вывода назад, призвав на помощь логику и грамматику, потянула мысль за хвостик. Не спеша, осторожно вытягивая и бережно облекая в  слова каждый показавшийся из подсознания фрагмент,  я всё-таки вытащила на свет божий всю логическую цепочку, и жизнь моя перевернулась. Точно в паззле, все кусочки стали на место. И мои детские проблемы, и неожиданные предсказания, и сомнительные комплименты. Нет и никогда не было у меня интуиции. А была ненормально высокая (по моим временам) скорость мышления и жёсткая логика – чисто мужские, как принято было считать, свойства. Вот после этого откровения у меня и пошло как по маслу. Стереотипы на меня больше не давили, я знала чего от себя ждать. А когда с собой в мире, и с миром как-то легче.
Познакомились мы с этой дамой в дороге. Возраст, воспитание, социальная среда и некая взаимная расположенность обеспечили нам приятное времяпрепровождение в обществе друг друга на всё время совместного пребывания. Поначалу суета проводников, шум детей и умиротворяющие вопли мамаш, интерес соседей мужеского полу к двум одиноким дамам приятной наружности в полупустом купе несколько нам досаждали. Но потом, когда все стаканы были разнесены, точки над «и» расставлены, а за окном понеслись тёмные, исполненные тайнами леса под луной цвета горного мёда, мы вдруг оказались одни на необитаемом острове. И только наша память, не сегодняшняя, а древняя, дремлющая до поры, простёрла над нами крылья. Это память мира между мирами, вечной полосы прибоя между «там» и «здесь», несущая на гребне сны и сказки, откровения и прозрения, благословение и проклятие. « Мы не мёртвы, не живы – мы в пути…»
И вот что вынес на мой берег прибой в этот раз. Дама, моя попутчица, весьма опытный и преуспевающий нотариус. Дело было давно, лет, может пятнадцать, а то и все двадцать назад – не суть. К ней обратился за профессиональной помощью молодой мужчина. И нужно ему было составить завещание. Дело, конечно, хорошее, но по нашим, Мекленбургским меркам, не совсем обычное.  Наше гордое старичьё живёт так, точно у них вечность впереди. Ни о каких завещаниях и не думает, а с молодых–то что взять? А тут здоровый без малого сорокалетний мужик, косая сажень в плечах, пришёл оформлять последнюю волю. Здоровый-то здоровый, да не всё так просто, как казалось.
Сам мужик жил не в Мекленбурге, а в дальнем районе. Посёлок там солидный. Издавна зажиточный. Народ искушён в разведении лошадей и мелкого рогатого скота, тут же и сыроделие, и производство пряжи и шкур, и все сопутствующие промыслы. Да и овощи выращивали с умом и пониманием. Места наши южные. Всякие перцы-помидоры, редиска-баклажаны не раз в год успевают уродиться. Виноградиком тоже балуются на высоком уровне, вино давят не первые сто лет. Но всё это делалось частным порядком по приусадебным хозяйствам, ибо совхоз выращивал кукурузу и подсолнечник. И потом пришёл крах империи, а с ним и совхозного хозяйства. Образовавшийся вакуум заполнили поворотливые и предприимчивые люди, у которых хватило на это сил и ресурсов.
Семья у мужика большая: тётки, дядьки, братья и сёстры разноюродные - почитай весь посёлок. Только он в семье был один ребёнок. Но поворотливым оказался не в пример прочим. Может, потому, что осиротел рано. Родители были люди состоятельные, на первое время капитал у него был, а трудолюбием, упорством, волей и силушкой природа его не обделила. Работал мальчишка с четырнадцати лет как проклятый, начинал с горстки овец. А к восемнадцати уже собрал до купы и организовал родню с их кустарными промыслами и повёл дела немалые. Ферма, молочный и сырный заводик, свои магазинчики. Где стройка, там стройматериалы: кирпичный заводик старый купил, довёл до ума. Живность пасти надо: пастбища стал покупать, пахотные земли. Овощи стал выращивать. Подсолнух тот же. Масло давить, халву делать. Сам поднялся, дом отгрохал трёхэтажный. Родню тоже не забывал – каждому воздавал по делам его. Не без криминала, конечно, а кто тогда иначе жил? Святой в смутные времена хуже проказы: ни своих защитить, ни чужих в ум привести. В такие времена воины нужны. А воин – это от слова «война». Как ни крути. 
Герой наш, ясное дело, был жених завидный. И по внешности, и по деньгам, и характер спокойный: слова громкого не услышишь, не то, что матерного. Да только этим всё и ограничивалось. Не в том смысле, что все нынче, по испорченности своей, подумать норовят. Был он, как положено, по бабам. Баньки-пьянки, всё как надо. Когда-никогда заведёт интрижку на полгода-год. Ведёт себя по понятиям, расстаётся щедро.  Но если у мадам какие мысли заведутся, про роман с продолжением, к примеру, может и за дверь вышвырнуть. В чём пришла. То есть холостяк убеждённый. Энергичные мамаши, конечно, погоревали, но и они в конце концов отстали. Зато возбудились кузены, что поближе. И не без причины.
Начала у мужика головушка пошаливать, в том смысле, что болит день и ночь – хоть топись. Мужик съездил в столицу на обследование, и нашли у него в мозгу опухоль. Опухоль небольшая, вполне операбельная. Но человек полагает, а располагает-то совсем другая персона. Про родню свою мужик (не дурак ведь) вполне догадывался, но планы на своё, нелегко нажитое, были у него совсем другие. Потому обратился не к родным-знакомым. Нотариусов-то нынче пруд пруди. На каждом углу по конторке. У солидного дяди своих юристов на подхвате как собак нерезаных. А он обратился к нам: матёрой и крупнейшей в княжестве конторе. Так и познакомились. А потом как в сказке – чем дальше, тем страшнее. То есть, когда мы с последней волей ознакомились – за голову схватились. Но клиент серьёзный, настроен решительно во всех смыслах, цену может и готов заплатить практически любую. Даже по любым меркам неразумную. Глаза боятся, а руки делают. Всё исполнили в лучшем виде, а поработать пришлось на совесть. Прецедент, знаете ли. А клиент хотел быть уверен, что после его смерти никакая жадная сволочь ни за любовь, ни за деньги ни буковки его последней воли оспорить не сможет. Медиков просто замордовали. Справками и освидетельствованиями в шесть рядов обложились. Вся контора прочувствовала, как мужик поднимался: лупил с нас по три шкурки. Понять его можно: с опухолями шутить нельзя. Чем раньше под нож ляжешь, тем дешевле отделаешься. А он наотрез отказывался. Пока бумаги не будут готовы. Наконец, этот дурдом закончился. Пошёл наш клиент на свою операцию. Всё прошло хорошо, вроде бы зря все перепонтовались.  Но кто-то там, наверху, рассудил иначе. Полгода жил мужик хорошо, а потом боли вернулись, начались проблемы со слухом. Повторное обследование показало, что опухоль вернулась и прогрессирует. Ему предлагали снова оперироваться, строили благоприятные прогнозы, но он отказался. Сказал только: «Значит, так должно быть». На момент смерти ему едва исполнилось сорок два года.
Жили были парень и девушка. Парень учился в школе милиции, девушка – в пединституте на учителя младших классов. После окончания вернулись в родной совхоз, поженились, зажили своим домом, родили дочку. Как-то, когда девочке было два года, мать завозилась по кухне и не заметила, как ребёнок ушёл со двора. Только на стук калитки и подняла голову. Во двор входил зажиточный сосед, с которым в соседних классах сидели, и вёл беглянку за руку. Поздоровались, объяснились, сказали друг другу пару слов за жизнь. На том всё и закончилось для молодой семьи. А для парня только началось…
И вот спустя шестнадцать лет сидит передо мной типичная сельская училка и муж её, здешний участковый. С ними ершистая такая тинэйджер. Созрела, как все местные девчонки, рано. Почти рубенсовские формы втиснуты в джинсовые бриджи, пацанскую футболку с черепами,  на шее тату – то ли роза на черепе, то ли змея на кинжале – не суть. И я сообщаю этим людям, что это вот несуразно разрисованное чудо и есть наследница «заводов, газет, пароходов», плюс огромного дома и шестизначного счётика в Швейцарии. При одном условии: если по достижении совершеннолетия наследница воспользуется вкладом, который завещатель оставил в мекленбургском банке спермы, и родит ребёнка. Вот так. Вот это была сцена. «Ревизор» отдыхает. Потом, конечно, много чего было сказано, в разных выражениях. Пересказывать подробности смысла нет. Согласно воле завещателя. Я отвела совершенно деморализованную семью в дом, который теперь мог принадлежать их дочери. Хоромы по сравнению с их хибаркой. Посреди роскошно отделанного зала стоял круглый стол полированного дерева, а на столе лежала стопка исписанных простых школьных тетрадей в клетку, по девяносто шесть листов каждая. Его дневник. О НЕЙ. О каждой встрече на поселковой улице, о каждом взгляде, жесте, случайно оброненном слове. О бессонных ночах, о звёздах в небе, о планах, которые претворял в жизнь для НЕЁ. О платьях, которые хотел увидеть на НЕЙ… О чем ещё? Да не знаю я, о чём. Мне такого никогда не писали, и, правду сказать, я бы и не хотела. Одного взгляда (все мы люди) оказалось достаточно, чтобы понять: нет у меня сил вынести такое чувство, взять на себя такую ответственность и жить с этим. И я не завидовала девочке, которая стояла сейчас перед нами в этой роскошной комнате. В этом огромном осиротевшем доме, который так долго был населён мыслями о ней одной. Он узнал её, он сжался в ожидании и ужасе перед свалившимся на него одиночеством и пустотой, перед тем, что она побоится заполнить эту пустоту. Мы, люди, были здесь неодушевлёнными предметами. И только ребёнок, дом и стопка тетрадей говорили сейчас друг с другом, смотрели друг на друга и решались. Она протянула руку и взяла дневники.
Что остаётся сказать? Да, она воспользовалась возможностью унаследовать состояние. Несмотря на риски зачатия «в пробирке», у неё родился здоровый и крепкий мальчик. Контора осталась довольна, обманутые в надеждах родственники были усмирены и, в конце концов, занялись своими делами. Отец-мент сильно помог молодой матери, крепкой рукой ведя бизнес покойного зятя. Да и девочка не обманула ожиданий своего обожателя, Бог только знает каким чудом разглядевшего в двухлетней соплячке ту, что справится со всем, что он на неё взвалил. Время шло, история подзабылась, стала интересным случаем из практики: жизнь не стоит на месте. Новые лица, новые дела… Но однажды в конторе раздался звонок, и молодая дама попросила к телефону мою нынешнюю попутчицу. Представилась. Не сразу, но нотариус вспомнила необычное завещание и юную наследницу с тату на шее. Неужели, спустя столько лет снова возникли сложности? Нет, смутилась собеседница, всё в порядке. Родители здоровы, сынишка осенью идёт в школу, дела процветают. Стараясь не педалировать,  юридическая дама спросила, чем вызван звонок. И богатая наследница, со всех сторон свободная женщина, которая вполне могла заняться устройством собственной жизни, робко спросила, может ли она снова воспользоваться вкладом завещателя в мекленбургский банк спермы…
Сейчас их старшему сыну семнадцать. Младшему десять. Мальчишки похожи на отца и внешностью, и характером. Старший уже в курсе большинства дел и помогает матери, которая по-прежнему не жена и не вдова. И думайте об этом что хотите.
Мы с попутчицей долго молчали, глядя на выцветшую луну на бледнеющем небе. Потом, наверное, ненадолго вздремнули, а утром её уже не было. Через час закончилась и моя полоса прибоя. Мы обе вернулись в мир живых.
А в этом мире у каждого свои привычки и предпочтения. Я, например, тяжело переношу шансон с утра пораньше. Поэтому вставляю в уши плеер. И «Баллада о любви» Высоцкого живо напомнила мне эту историю. О любви, обошедшей смерть. Можно, конечно, придумать много разных объяснений. От самых романтических до самых меркантильных. Построить несколько логических цепочек, разобрав на составляющие характеры и цели каждого из персонажей. Можно… Но когда я вспоминаю эту историю, я не могу строить логические цепи, потому что не хочу облекать мысли в слова. Я даже не хочу думать мысли. Я просто смотрю в небо на облака или звёзды надо мной; на людей, деревья или здания вокруг; на асфальт, пыль или песок под ногами и ни о чём не думаю. Я чувствую. Ощущаю нечто, что живёт в «Балладе…» Высоцкого,  что ждёт нас за полосой прибоя, по ту сторону мира между мирами… Древнюю память в мгновенной вспышке. Вне логики и даже интуиции.