Снайпер

      Он лежал и смотрел на небо. Оно было нежно-голубым, прекрасным, успокаивающим, заставляло забыться, тянуло и манило вверх. Он думал, почему у людей нет крыльев? Почему же Бог не дал возможность мчаться, наперегонки с ветром к умирающему закату? Наверное, оттого что люди этого не достойны. Потому что они убивают, рушат, уничтожают. Они слишком грязные.
     Люди начинают войны из-за материальных ценностей. Из-за проклятых металлов. Из-за земли, которая стонет под тяжестью костей павших солдат. Земли пропитанной кровью.
     Он улыбнулся. Губы и рот пересохли. Хотелось воды. Холодной, чистой, свежей. Однако в этом аду живительной влаги не осталось.  Ее выпарили могильные костры, темными руками тянущиеся к выси, полыхающие по всему городу. Горели дома, техника и люди. В воздухе витал смрад горящих тел. И чистое небо. Этот маленький клочок невинного небосвода на сером полотне мира. Он простер руку, худую и изнеможенную, как будто хотел схватить его. Смотрел сквозь пальцы и улыбался. А на зубах хрустели песок и пыль. К горлу подкатил комок. Он сглотнул слюну, которой не было.
     Рука бессильно упала, на приклад винтовки. Все эти месяцы, что он шел через ад, теряя товарищей и сослуживцев, она была ему верным другом. Когда не оставалось никого, она была единственной опорой. Порой – спасением. Он нежно стер с приклада пыль.
«Ли-Энфилд» №4 – специально изготовленная и тщательно проверенная перед поставкой в войска. В этой модели облегчили и укоротили ложу, прицел перенесли на перемычку ствольной коробки и заменили с секторного на диоптрический, ствол утяжелили, укоротили боевую личинку, на смену клинковому штыку пришел упрощенный игольчатый.
     Десять патронов. Десять смертей. Но у него остался один. Их учили, что снайперское искусство – это хладнокровное лишение жизни. Им говорили, что неважно кого ты видишь в  прицел, немца, англичанина, француза или русского, в данный момент он твой враг. Ты недолжен испытывать ничего к нему. Ни ненависти, ни сожаления. Те, кто за эти месяцы потерял свои семьи, родных и близких не стали хорошими снайперами. И многих уже нет. Снайпер должен быть холодным и уравновешенным. Рассудок всегда впереди сердца. Когда он смотрит в прицел, он ни чувствует ничего. Пустота. Поэтому он дошел так далеко. Пробирался там, где другие не смогли. Выстоял там, где другие сломались. Он охотник. А настоящий охотник никогда не станет «мясником».
     В правой ноге больно кольнуло. Он допустил ошибку пробираясь на крышу бывшего госпиталя, ставшего теперь могильником. Маленькую ошибку, которая, скорее всего, станет роковой. Позволил себя заметить. Пуля застряла в бедренной кости. Потуже затянув промокшую от крови повязку, он вновь поднял глаза к небу. И закурил. Последнюю, помятую французскую сигарету. Медики утверждают, что курение убивает. Но если курящему человеку не дать сигареты в течение семи часов, это убьет его быстрее.
     Внизу послышался шум двигателя. По дороге к дому в конце улицы двигался новенький хорхь, отливающий чистотой.  Темная краска блестела на солнце. С крыльев спрыгивали лучики.
Снайпер поднялся, и затушил окурок о бордюрчик, за которым прятался. Вскинул винтовку.  Упер приклад в плечо. Прислонился к прицелу.
     Дверь машины отворилась, и показался человек в черном плаще и фуражке. Три дубовых листа и две звезды на петлице. Обергруппенфюрер.  На шее, на ленте Рыцарский крест. Несомненно, это он. Его цель. Его добыча. Тот же надменный взгляд холодных, бесчувственных глаз. Та же уверенная походка. Жесты. Движения. То же высокомерное выражения лица.
     Два ефрейтора стоявших возле входа приветствовали его, подняв правые руки под сорок пять градусов с распрямленной ладонью и возгласом  «Sieg Heil!». Генерал скривил тонкие губы. Сложив руки за спиной, как стервятник, он стал отдавать приказы.
Снайпер понял, что медлить больше нельзя. Кончиком языка облизал засохшие губы. Передернул затвор. Щелчок, приводящий ум и сердце в состояние необычного воодушевления. Шестьсот метров отделяли его от цели. Одна пуля. Один шанс.
     Знакомый холод. Напряжен каждый нерв. Натянут подобно струне. Медленно меняется ритм дыхания. Слух обостряется.  Нарастает волнение, усиливающее концентрацию и спокойствие. Сейчас жизнь немца здесь, на пересечение двух линий.
Снайпер никогда себе этого не позволял. Никогда. Но сегодня не смог удержатся. Знал, что может потом себе этого не простить. Он улыбнулся. И нажал на курок.
      Выстрел взбудоражил сидевших на крыше ворон. Падальщики, хлопая крыльями и каркая, взметнулись к небу. Немца развернуло на месте. Кровь, алой волной обдала стоявших рядом ефрейторов. Тело «Рейхского волка» упало, подняв столб пыли.
      Поднялась тревога. Завыли серены. Слышались крики. Его заметили. Над головой прошла очередь. Он сел, облокотившись спиной о бордюр. Бежать некуда, да и уже не было сил. Он устал. Устал от войны. Устал бегать и прятаться. Поднял окурок французской сигареты и закурил, смотря на небо.
      Он слышал на лестнице приближающиеся шаги. Но он не сдастся в руки ГЕСТАПО. Он уйдет из этой жизни сам, без чьей либо помощи. Туда ввысь. Вынул из-за пазухи трофейную, ручную гранату. И засмеялся. Сначала тихо. Потом все громче и громче. Вдел безымянный палец левой руки в чеку. Получилось навроде обручального кольца. Кольца, которого никогда у него не будет. А он так мечтал вернуться с войны и завести семью. Так сильно любил детей. Опустив голову на грудь, снайпер выдернул чеку…
      По лестнице поднимались трое солдат. Поднимались быстро, через две ступеньки. Они знали, что снайпер бил с крыши госпиталя. Первым шел штурмфюрер. В отличие от следующих за ним, он был опытным бойцом. Попасть в цель с почти что шестисот метров. Стрелял профессионал. Жаль, что такой талант пропадет зря. Жаль, что он не на их стороне. Один такой человек, принес бы много пользы Рейху. Лейтенант уважал смелых солдат. Даже если они были врагами.
      Подойдя к двери, ведущей на крышу, немец  дал знак остановиться. За ней слышался смех. Штурмфюрер передернул затвор автомата, и  потянулся к ручке. Аккуратно, будто боясь обжечься, он обхватил ее, и почувствовал, как по спине пробежала холодная капелька пота.
      Внезапно дверь загудела. С другой стороны послышался звон осколков о металл. Рядовые переглянулись. Лейтенант с минуту стоял неподвижно. Потом хмыкнул, кивнув головой.
- Er ist gestorben, – проговорил фриц отпуская ручку, - aber nicht kapitulierte.
     Развернувшись на каблуках, он быстро пошел вниз.