Цитадель

…Всё началось с Гоголя. Вернее, с девяти-томного собрания его сочинений, которое мне непременно захотелось приобрести. Однако, так как книжные полки мои не резиновые, а финансовые средства ограничены, я решил прибегнуть к нехитрой комбинации – продать шеститомник Майн Рида, рассчитывая таким образом и деньги на покупку выручить и место для новых книжек освободить.
Покупатель на этот раритет (1958 год издания, отличное состояние и скромная цена) нашелся в Интернете сразу, и мы сошлись на том, что я отправлю ему посылку наложенным платежом в Челябинск.
После полутора часов, проведенных на почте (очередь, упаковка, заполнение нужных бумаг и прочее), я вернулся домой усталый, но довольный. Трудный день позади, муторное дело окончено, теперь остались только одни приятные предвкушения…
Восторг от собственной сообразительности скрасил первую неделю ожидания. На исходе второй мною овладело легкое беспокойство. Челябинский адресат был терпеливее и, как он уверял, опытнее.
-- Видите ли, Шура, -- наставлял он меня в письме. – В наш сверхскоростной век остался все же ряд учреждений, следующих старинному принципу "торопись медленно", и почта, увы, принадлежит к их числу.
Его примеры о "снайперах-почтальонах", которые регулярно кладут корреспонденцию в чужие ящики, и веселили и тревожили меня.
В таких вот разговорах пролетел месяц, но посылка так и не объявилась. Наконец, даже твердокаменный челябинец устал ждать, и мы начали поиски с обоих концов.
Справились в Интернете, обратились в свои почтовые отделения и выяснили, что посылка давным-давно в Челябинске, но где именно?
Темно-зеленый с золотом Гоголь отдалялся от меня все далее и далее, а на полке немым укором сияла зловещая черная дыра – всё, что осталось от ярко-оранжевого Майн Рида.
Как отправитель и главное заинтересованное лицо, заплатившее за отправку посылки 250 "с копейками", я подал на розыск.
Надо отдать должное почте – искать она умеет. Хотя и медленно.
Ровно через три с половиной месяца посылка была возвращена мне по причине "истечения срока хранения". Стало быть, адресат и не думал ее получать?
Не торопитесь с выводами! Дело в том, что все эти месяцы многострадальная моя посылка пролежала вовсе не в 48 почтовом отделении Челябинска, куда я ее отправил, а в почтовом отделении № 92.
Ох, уж эти почтовые снайперы! Неужели они работают с закрытыми глазами? 
Однако ж, такая профессиональная "слепота" не помешала им взять с меня еще раз ту же сумму – 250 "с копейками" – за возврат посылки.
-- За что? – ошарашено спросил я. – Это же ваши коллеги отправили ее не по тому адресу, и заварили весь сыр-бор …
-- За почтовский бензин, -- игриво ответила почтовая барышня сквозь стекло.
Узнав о возвращении блудной посылки на круги своя, несостоявшийся ее получатель из Челябинска очередной раз вспомнил про гениальный образ почтальона Печкина.
-- У почтовых служащих, Шура, один бог – Инструкция. Они молятся ей, не рассуждая, и следуют ее букве, не усомнившись. Их не беспокоит ни здравый смысл, ни логика, ни даже собственная репутация. Правой-то все равно останется солидное государственное учреждение ФГУП "Почта России", а не частное лицо Шура Балаганов. …Полноте, Шура! Вы же поклонник Гоголя: должны знать, что маленькому человеку бесполезно спорить с большим государством. У Акакия Акакиевича украли целую шинель, а у вас только полтыщи рублей!
Прочитав это мудрое письмо, я вдруг понял, что почти не помню сюжет знаменитой гоголевской "Шинели", из которой мы все вышли, начисто забыл фамилию Акакия и вообще мне страшно интересно прочитать об истории создания этой самой "Шинели". Точно ли великий Гоголь был таким пессимистом? Быть может, найду у него рецепт взаимодействия человека с государством? 
Эх, подумал я, а ведь за выброшенные мною на ветер 500 с лишним рублей вполне бы мог приобрести как минимум два-три тома из собрания сочинений.
Да и вообще здорово озлился на такую систему, при которой отдельный человек ровно ничего не значит. Должна же быть справедливость на белом свете, -- решил я, и написал официальное письмо некоему руководителю нашего местного почтамта.
На этот раз ответа пришлось ждать около четырех месяцев. В результате мне пришел почтовый перевод из того самого Челябинска-92 на сумму 191 рубль и 30 копеек.
Восприняв такое "пожертвование" как чистой воды издевательство, я решил обратиться в суд. Решению этому отчасти способствовало прочитанная мною статья в газете о том, что ныне мы живем в гражданском обществе.
Ну, тогда сам Бог велел отправить иск в мировой суд. Потому ведь, как я понял, мировые суды возродились в России, когда мы начали построение гражданского общества, то есть такого, в котором самую высшую ценность представляет человек. Мировой суд происходит от слова "мир", иначе говоря -- "общество", "община" – а, значит, и дела должен рассматривать с точки зрения членов этой "общины", то есть людей. 
Воодушевленный этой философией, я самостоятельно составил иск и отправил его по почте в суд с заказным уведомлением. Уведомление мне так и не пришло (Ох, уж эта почта! В какой населенный пункт попала бумага на этот раз?), но зато позвонила секретарь мирового суда и попросила забрать свое заявление обратно.
Когда я пришел в судейскую канцелярию, мое проштампованное заявление лежало наготове с определением судьи о возврате его по причине отсутствия рукописной закорючки заявителя в виде подписи.
-- Но я ведь могу его подписать прямо сейчас! – воскликнул я.
-- Видите ли, Шура, -- был ответ судьи. – Подписать вы, конечно, можете, но суд все равно вернет вам документ обратно. Потому что предприниматели не являются потребителями, и закон о неоказании услуг, на который вы здесь ссылаетесь, на них не распространяется.
-- А кто у нас предприниматель? – не понял я.
-- Вы, разумеется, потому что посылку отправляли с целью извлечения прибыли.
Столь головокружительный поворот событий совершенно выбил меня из колеи:
-- Здравствуйте! – воскликнул я в сердцах. – Почему же я вдруг стал предпринимателем? И неужели же несчастные предприниматели не являются по совместительству еще и потребителями, как все простые смертные? Не люди они что ли?
-- Здравствуйте! Здравствуйте! – внезапно взъярилась судья и повторила это приветствие еще раза три.
Право же, я устыдился своего порыва, и грешным делом подумал, что бедная женщина просто иначе понимает слово "мировой": исключительно в смысле -- "мирный". Худой мир, дескать, лучше доброй ссоры, и должно всеми силами не допускать каких-либо официальных трений между единицей (то бишь, мною) и коллективом (государством в лице почты).
А что? Чем не глубокомысленный вывод из мелкого факта моей личной жизни?
Против законов не попрешь. Тут я молчу, конечно. Но не соглашаться-то с юридическими умозаключениями право имею? И штурмовать заоблачную цитадель, чтобы доказать, что я не букашка какая-нибудь, а все-таки человек?
 

Продолжение -- в репортаже о "Судном дне".